Текст книги "Перед прочтением — сжечь!"

Автор книги: Николай Переяслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

– Я – ничего – и ни у кого – не прошу, – сбросив со своего худого лица улыбку, подчёркнуто жёстко отчеканил слова Обалдян. – Никогда. Запомните это. Я просто говорю, что если к завтрашнему вечеру вы со своими друзьями не приготовите для меня в конверте тысячу баксов, то это несчастное строение вместе с этими красивыми яркими книжицами… Кстати, – он протянул руку и взял одну из положенных мною поверх стопки рассыпанных Лёхой книг, – дайте-ка я хоть почитаю, чего вы тут понапечатали. «Сезон дождя». Это чего-то про осень, что ли? Посмотрю на досуге… – и, не оборачиваясь, он передал книжку стоящему за его спиной жлобу и продолжил: – Так вот, если завтра вы не передадите моим людям десять стодолларовых бумажек, то этот домик со всем его содержимым может превратиться в груду обугленных головешек. И никакой такой Дружбайло этому не сможет помешать…

Мне надоело стоять перед ними, как будто я школьник, вызванный в учительскую для нагоняя, и я присел на стопку сложенных одна на другую книжных пачек.

– Я надеюсь, мы поняли друг друга? – сделал он шаг в мою сторону.

– Чего же тут непонятного? – вздохнул я. – Звериные законы капитализма. Всем хочется халявы. Но только тут есть одно небольшое «но».

– Чего-чего? Какие ещё звериные законы? – приблизились ко мне глановские мордовороты. – Какое ещё «но»? А ну-ка, поясни…

– А чего тут пояснять? – сделал я удивлённое лицо. – На данный момент мы ещё только сдаём книги в магазины на реализацию, и даже не представляем, насколько успешно она пойдёт. Так что разговор о каких-либо выплатах можно будет вести не раньше, чем после десятого июля, когда у нас появятся первые данные о продажах.

– После десятого июля? – хмыкнув, переспросил Обалдян. – Ну, после десятого, так после десятого. Но только вы ведь понимаете, что каждый день отсрочки чреват увеличением тарифа? И если уж я иду на перенос получения выплаты на более позднее время, то десятого числа вы обязаны будете приготовить для меня конверт уже не с одной тысячей долларов, а с двумя. Уяснили?

Я неуверенно пожал плечами и что-то хмыкнул – типа, мол, того, что мне ещё надо посоветоваться обо всём этом с друзьями.

– Советуйтесь. Но только не более, как о том, в конверт с каким рисунком вы мне положите деньги, – хохотнул щуплый, и за его спиной одобрительно заржали телохранители. – Если же вы надумаете крутить хвостом и пытаться обмануть Глана Обалдяна, то повторяю – на месте этого дома будет такой костёр, из которого вряд ли удастся вытащить целой хотя бы одну книгу… – и, словно бы скрепляя печатью состоявшееся между нами соглашение, он хлопнул меня ладонью по той самой коленке, что и Лёха, от чего я, как ужаленный, вскочил со своей импровизированной табуретки и резко толкнул его обеими руками в грудь.

Я не успел увидеть, далеко ли отлетел Глан и удалось ли ему устоять на ногах, так как сам я в ту же секунду был сшиблен кулаками сразу двух мордоворотов и полетел, зарываясь в рушащиеся штабеля книжных пачек, на некрашенный пол дачи Лёхиного свояка.

Через несколько минут это недоразумение было кое-как объяснено и инцидент улажен. Хотя Обалдян и не преминул навесить за это ещё пятьсот долларов «штрафных санкций».

– Вы, как я вижу, ребята шустрые, а поэтому я ещё раз предупреждаю, что я – шутить не люблю. Десятого июля две с половиной тысячи баксов должны быть вложены вами в конверт и ждать, когда за ними приду я сам или кто-нибудь из моих людей. Что будет в противном случае, я вам уже объяснил, и надеюсь, повторять этого не стоит…

Высказав всё это, незваные визитёры в конце концов удалились, а я собрал разваленные моим падением пачки книг и, приложив к скуле намоченный холодной водой платок, вышел из дома и сел на ступеньки крыльца.

Стояла великолепная июньская ночь, воздух был наполнен кружащими голову запахами скошенного где-то неподалеку сена, в траве вокруг крылечка, словно маленькие невидимые пейджеры, сигналили о чём-то друг другу ночные кузнечики, а над головой, точно по заказу какого-нибудь знаменитого Паши-Светомузыки или кого другого из нынешних крутых пацанов с коротко стрижеными затылками и золотыми цепями на бычьих шеях (а последнее время тон жизни в России задавали не власть, не культура и не политики, а именно они), были развешаны гирлянды умопомрачительно ярких, перемигивающихся между собой созвездий.

Я поднял голову к небу и, придерживая возле скулы быстро подсыхающий на тёплом ветерке платок, посмотрел в вышину. Если браки совершаются на небесах, то там же должно замышляться и всё остальное. То есть – и вызревание замысла с покупкой нами этого свалившегося на нас мини-издательства, и рождение идеи выпуска книг Стивена Кинга, и стремление каждой сволочи обложить нас грабительской данью, и даже неизбежность получения мною сегодня пиндюлей от обалдяновских мордоворотов… Короче, всё, что происходит с каждым из нас здесь, на земле, посылается нам свыше для того, чтобы, проходя через него, мы уяснили для себя какую-то крайне важную с трансцендентной точки зрения истину. И, как невозможно остановить уже запущенный однажды природой механизм смены времён года, а можно только проходить и проходить через его периоды, либо злясь и раздражаясь от невозможности постоянно загорать и купаться, либо же радуясь всему, что нам дарит судьба в своём разнообразии да смиряя свои запросы в соответствии с предлагаемыми ею обстоятельствами, так невозможно, наверное, было и нам избежать того страшного испытания, которое, как чёрт в табакерке, таилось в купленном нами за шесть с половиной тысяч долларов оборудовании с маркой «Pandemonium».

Несколько месяцев спустя (уже после того, как по Красногвардейску, точно асфальтовый каток по помидорным грядкам, прокатится волна смерти и ужаса), я где-то случайно прочитаю, что оттрафареченное на ящиках с приобретённым нами издательством слово означает имя города зла и греха, упрятанного Господом на дне глубочайшего огненного озера. Так что получается, что, нажимая тогда на кнопку пуска нашего «конвейера удачи», мы, сами того не ведая, опять помогли этому уже похороненному однажды под кипящими глубинами злу подняться на поверхность. Но разве же кто-нибудь из нас в те дни мог представить себе, что смерть может приходить в этот мир в таком благородно-гуманистическом одеянии как книжные обложки?..

Глава 4
КТО БЕЖИТ ЗА «КЛИНСКИМ»?

…Как я ни пытался уговорить её задержаться ещё хоть ненадолго в городе, Светка тем временем всё-таки побросала в дорожную сумку свои босоножки и купальники и, сев однажды утром в обшарпанный местный автобусик с табличкой «Красногвардейск – Семибратовка», укатила к своей стопроцентно современной бабушке, которая жила в одной из располагавшихся вдоль этого маршрута деревушек, называвшейся, кажется, то ли Загуляевка, то ли Закаляевка.

– Ты знаешь, где меня отыскать, когда соскучишься, – сказала она, прощаясь со мною на автостанции.

– Да, я помню – на сеновале, – кивнул я утвердительно. – Если, конечно, ты не окажешься на нём не одна.

– А это зависит от того, как быстро ты соберёшься приехать. Или, точнее, как быстро тебя отпустит от себя ваш Кинг. Ты всё ещё сторожишь его по ночам на даче?..

– Нет, – отрицательно покачал я головой. – Больше не сторожу…

И это была правда.

Посовещавшись после той ночи, когда приходил Обалдян, как нам быть дальше, мы взяли калькулятор и впервые с начала нашего дела подсчитали, чего мы можем ожидать от осуществления всего этого проекта. Для начала мы было хотели выпустить нашего Кинга тиражом всего в тысячу экземпляров, что при двадцатитомном объёме его собрания сочинений должно было вылиться в двадцать тысяч экземпляров суммарного тиража. Если бы каждая из этих книга была продана хотя бы рублей по пятьдесят, то это принесло бы нам итоговую прибыль в один миллион рублей или, если считать по сегодняшнему курсу обмена валют, около тридцати трёх тысяч долларов. При сроках печатания тиража и его последующей реализации в пределах пяти-шести месяцев, мы к окончанию всей этой затеи будем вынуждены больше половины полученной суммы отдать Обалдяну и Дружбайло, а остальное выплатить в качестве возвратных ссуд нашим кредиторам, уплатить за аренду помещений, транспортные услуги, пользование электроэнергией да перечислить в казну в виде уплаты всевозможных государственных и муниципальных налогов.

(К слову сказать, на днях к нам в подвал уже заглядывал начальник нашего налогового управления Александр Вспученок и намекал на то, что предприятия такого рода, как наше, могут быть подвергнуты пяти последовательным степеням проверки, каждая из которых будет в два раза сложнее и длительнее предыдущей, так что все вместе они практически парализуют деятельность предприятия на срок около семи-восьми месяцев, а то и более. С учётом того, что счётчики как теневых выплат, так и всех законных аренд будут всё это время продолжать оставаться «включёнными», предприятие наше к окончанию проверок окажется стопроцентно разорённым, а то и посаженным в долговую яму. Во избежание всего этого глава налоговиков предложил нам выплачивать ежемесячный взнос в размере тысячи долларов ему лично, за что он гарантирует нашему издательству самый благоприятный режим деятельности на всё время его существования.)

Учитывая всё перечисленное, нам, для того, чтобы поиметь с этой затеи хотя бы какую-то персональную выгоду, нужно было печатать нашего Кинга тиражом не менее двух-трёх тысяч экземпляров, на реализацию которых, по нашим подсчётам, могло уйти месяцев восемь-десять, а то и поболее. Понятно, что сидеть столько ночей на даче, охраняя с одним только мобильником в руках лежащий там тираж, было бы и неэффективно, и просто глупо, так как нам всё это время надо было заниматься ещё и массой всяческих других дел, а значит, надо было не мудрить, а нанимать нормальную военизированную охрану, которая бы и взяла на себя надёжную защиту нашего товара.

Так в числе наших деловых партнёров (понятно, что по «подсказке» Обалдяна) появилась частная охранная фирма «Супер-КЛИН», которой руководил отставной майор Петруненко, четверо одетых в серую униформу и попарно чередующихся между собой сотрудников которой установили вскоре круглосуточное дежурство на превращённой в склад готовой продукции даче Лёхиного свояка Мишани. Это были молодые весёлые парни спортивного телосложения, которым мы, по заключённому с руководством «Супер-КЛИНА» контракту, обязаны были выдавать на каждое дежурство по три бутылки пива «Клинское». Окончательный расчёт Петруненко согласился получить с нас после того, как будет реализована вся продукция, выторговав себе при этом гонорар в размере восьми процентов от общей суммы полученной нами выручки и пять экземпляров собрания сочинений Кинга.

Судя по тому, что ребята сами указали нам магазин, в котором (и ни в каком другом!) мы должны были покупать для них их любимое «Клинское», пристрастие к этому сорту пива диктовалось им не только его вкусовыми качествами, но и какой-то другой, гораздо более весомой заинтересованностью. И как потом случайно выяснилось, ООО «Супер-КЛИН» и в самом деле являлся совладельцем сети городских продуктовых магазинов и киосков, через которые в Красногвардейске шла реализация пива «Клинское».

Но мы об этом узнали уже несколько позднее, а пока что, приобретая каждый день для наших секьюрити по несколько бутылок этой пенной продукции, и сами не заметили, как тоже сделались её ревностными поклонниками, что в скором времени обернулось для нас некоторыми дополнительными неприятностями. Оказывается, симпатии к тому или иному сорту пива – это не такое уж и невинное дело, как могло бы показаться на первый неискушенный взгляд, и, как показали дальнейшие события, между фанатами привозного «Клинского» и местного «Жигулёвского» кипела не менее непримиримая и жестокая война, чем, скажем, и между болельщиками футбольных клубов «Спартак» и «Динамо». Время от времени они даже сходились где-нибудь на загородном пустыре и устраивали там жестокие разборки друг с другом, после которых по несколько человек и с той, и другой стороны оказывались госпитализированными в хирургическом отделении местной больницы с диагнозами черепно-мозговых и иных травм различной степени тяжести.

Во время последнего из таких побоищ, произошедшего на этот раз не в удалённом от людских глаз месте, а прямо на центральной площади города, так как это случилось во время празднования Проводов Русской Зимы, в стане сторонников «Клинского» были замечены два сверкающих лысинами паренька, что дало основания газетчикам, а вслед за ними и представителям власти говорить о наличии в городе молодёжных скинхедских группировок. Запущенная версия подкреплялась ещё и тем фактом, что после этой драки на операционный стол местной клиники попали сразу трое «лиц кавказской национальности» (которые, правда, и Кавказа-то никогда не видели, поскольку и родились все, и выросли здесь же в Красногвардейске, да и их родители тоже были родом отсюда же). Но, тем не менее, опираясь на это обстоятельство, глава районной администрации Марсель Наумович Шлакоблочко выступил в ближайшем номере газеты «Маяк» с жёстким заявлением о недопустимости проявлений межнациональной розни, после чего сел в самолёт и в рамках собственноручно разработанной программы по превращению Красногвардейского района в зону, свободную от шовинистских вылазок, улетел на две недели в Лос-Анджелес для перенимания опыта борьбы с экстремизмом. Вторя ему, мэр Красногвардейска Сергей Миронович Киль дал местному радио обширное сорокаминутное интервью, заявив, что отдал городской милиции распоряжение принимать самые строгие меры против фашиствующих молодчиков, после чего перепоручил все текущие дела своему заместителю и срочно вылетал в Лондон для консультаций по методам противодействия распространению экстремизма.

Но мы в течение нескольких последних лет (во время которых в основном лишь и делали, что сновали с клетчатыми сумками в Польшу да обратно или же пытались наладить какой-либо другой собственный бизнес) напрочь утратили информацию о жизни своего города и даже не подозревали, что, заключая договор с ООО «Супер-КЛИН», оказываемся впутанными в тугой узел противоборствующих друг с другом сил и группировок, включая структуры городской и районной власти. Мне, правда, как-то попадался в руки номер газеты «Маяк» со статьей «Россия бреет голову», в которой с экскурсами в историю последних десятилетий Западной Европы рассказывалось, кто такие эти самые скинхеды и чего от них можно ждать жителям Красногвардейска, а потому, когда, привезя однажды на дачу Мишани очередную партию отпечатанных нами книг, я увидел на её крыльце молодого охранника с глянцево отсверкивающим на солнце черепом, то не удержался и тут же спросил его, не скинхед ли он.

– Скинхед, скинхед, – выпуская струйку сигаретного дыма, спокойно согласился тот. – Пойди, послужи пару лет в Североморске, и тоже таким станешь. Радиация – она бреет почище любого парикмахера.

– А-а, так ты бывший подводник! – сообразил я. – А то тут понаписали в газетах, что у нас появились какие-то скинхеды, которые бреют себе головы и бьют кавказцев, вот я и подумал, что ты из их числа. В «Маяке» рассказывалось, что двое бритоголовых были замечены в день Проводов Русской Зимы в драке любителей «Клинского» с фанатами «Жигулёвского» – тогда ещё трое то ли чеченцев, то ли азеров попали в больницу с переломами и сотрясением мозга.

– Второй «бритоголовый» – это Мишка Зуб, он был ликвидатором в Чернобыле, после этого и облысел. А что касается тех чёрных, то чего им, спрашивается, и сотрясать-то? Ну, повалялись, правда, дня по четыре в больнице на дармовых харчах, приставая к медсёстрам, пока их оттуда не вытурили. Но много-то за счёт пары синяков да ушибов не профилонишь! Они уж давно и забыли про эти свои «травмы», попивают себе своё «Жигулёвское» да посмеиваются над всей этой газетной писаниной. Вот тебе и все красногвардейские скинхеды, – парень тщательно затушил о ступеньку крыльца окурок и, вынув откуда-то из-за спины откупоренную бутылку «Клинского», сделал несколько аппетитно булькающих глотков.

– Но кому-то же вся эта шумиха со скинхедами понадобилось, иначе бы её не раздували? – подумал я вслух.

– А это ты спроси у господ Шлакоблочко и Киля, – оторвался он от бутылки. – Когда те возвратятся из своей поездки по Америке. Или – у поклонников «Жигулёвского», я думаю, они в курсе дела…

Но ничего ни у кого спрашивать мне не пришлось, так как в этот же самый день нам позвонили сами.

– …Ну, шо, чуваки, тут люди говорят, шо вы подрядились кое для кого бегать за «Клинским»? – услышал я чей-то развязно-приблатнённый голос, поднеся к уху мобильник Лёхиного свояка Мишани. – Вы же ж понимаете, шо так патриоты своего города делать не должны?

– А как должны? – уточнил я.

– А должны делать так, штобы поддерживать своего местного производителя. У нас в городе, как вы знаете, есть свой собственный пивзавод, он выпускает классное «Жигулёвское», вот его-то вам, получается, и надо бы покупать. А не какое-то там привозное-завозное. Будь оно хоть «Клинское», хоть «Мудинское», хоть даже сама «Балтика» с «Баварией».

– Но тут дело вовсе не в нашем личном вкусе и тем более не в каких-то там патриотических или антипатриотических чувствах, – попытался я разъяснить ситуацию своему незримому собеседнику. – Сорт покупаемого нами пива, как и торговые точки, в которых нам его рекомендовано брать, определяются вообще не кем-то из нас персонально, а прописаны условиями заключенного нами с фирмой «Супер-КЛИН» договора. Дело в том, что обслуживающие наш склад охранники пьют пиво только этого сорта, а поэтому…

– Дело в том, что вы заключили договор не с той фирмой, – потеряв вдруг свой одесский акцент, перебил меня мой абонент. – А поэтому должны срочно исправить свою ошибку. Насколько я знаю, «Супер-КЛИН» у вас осуществляет охрану одного только загородного склада, а в самой типографии никакой охраны нет?

– Но она нам здесь и ни к чему, поскольку с этого месяца в подвале круглосуточно работают печатники, – попытался я объяснить ситуацию. – Да и к тому же… У нас уже есть «крыша».

– Что-что у вас есть?

– «Крыша». Ну, это… как вам сказать… Короче, безопасность работы типографии нам гарантировал сам Дружбайло. Мирон Трофимович.

– И вы что – платите ему деньги?

– Естественно.

– Кх-м, – на какое-то мгновение задумался говоривший. – Ну, ничего, это нисколько не меняет дела. Дружбайло оберегает вас от «наездов» мафии, а мы будем обеспечивать защиту от хулиганов и грабителей.

– Кто это – «мы»?

– Общество любителей «Жигулёвского». Сегодня же к вам придут наши ребята, и вы должны будете оформить их на должности охранников. На тех же самых условиях, что и представителей фирмы «Супер-КЛИН».

– Вплоть до обеспечивания их пивом «Клинское»?

– Нет, этот пункт договора следует изменить. Пиво будете покупать местное, в тех магазинах, которые вам укажут. В противном случае… Впрочем, я бы не хотел заканчивать наш разговор в тоне угроз. Вы меня понимаете?

– Я вас понимаю, – ответил я. – Но сперва я должен посоветоваться со своими товарищами. У нас ведь коллегиальное руководство. Так что позвоните завтра к вечеру. Тогда и договоримся, приходить ли вашим ребятам для заключения договора, и если да, то – когда…

Я пересказал состоявшийся разговор Лёхе и Витальке, и мы решили, что для начала нам надо встретиться с Дружбайло. Уж, коли он взялся за обеспечение безопасности нашего издательства, так пусть, в конце концов, и разбирается со всеми этими любителями «Жигулёвского», иначе, за что же ему тогда деньги платить?

Мы попробовали было прямо тут же связаться с ним по мобильнику, но телефон начальника милиции либо не отзывался, либо отвечал нам короткими гудками. Так до конца дня и не переговорив с ним, мы решили завтра с утра пойти прямо в УВД и уж там-то наверняка встретить нашего полковника и напомнить ему о взятых на себя обязательствах…

Глава 5
КОШМАР НАЧИНАЕТСЯ

…Но встречи с Дружбайло не получилось. Придя утром в Управление внутренних дел, мы узнали, что полковника сегодня не будет, так как он ещё вчера вечером уехал в областной центр на совещание. Подосадовав на невезение, мы уже хотели было убираться восвояси, как в эту самую минуту в коридоре – прямо за дверью приёмной – послышался чей-то достаточно громкий голос:

– Привет, Санёк! Ты куда это так разбежался?

– Да надо срочно ехать на озеро Круглое! Мне только что позвонил по сотовому Мирон Трофимович и сказал, что он поехал туда с утра порыбачить, да забыл у себя в кабинете баночку с червями.

– Это на какое Круглое? Что по дороге на 3–3 бис?

– Ну да! Я прямо туда сейчас и лечу, только вот заберу в его кабинете наживку, – и, не замечая нас, в приёмную вбежал паренёк в милицейской форме с бренчащими на зажатом в руках брелке ключами от машины.

– Маш! Я тут возьму на столе у Мирона Трофимовича… – начал он прямо на ходу объяснять секретарше цель своего столь поспешного вторжения в кабинет начальства, но, встретившись с её предостерегающим взглядом, оглянулся на нас и замолчал.

– Ладно, – подал голос Лёха, – мы придём к нему завтра. До свидания! – он кивнул головой секретарше, и мы торопливо покинули приёмную.

– Я знаю, где это озеро, – полушёпотом произнес он, когда мы оказались в коридоре. – И сейчас мы возьмём наш автобус и махнём прямо туда. О таких делах как раз лучше всего-то и говорить не в официальной обстановке…

Мы сели в нещадно эксплуатируемый нами «РАФик» Виталькиного брата Шурика и тот, вырулив за пределы города, повез нас по неширокой, но асфальтированной дороге в направлении шахты № 3–3 бис. По сторонам шоссейки, радуя уставшие от серых стен нашего подвала глаза, лежали размежёванные зелёными посадками акаций поля пшеницы с покачивающимися на лёгком ветерке колосьями, в которых сквозь миниатюрные рюкзачки пшеничных зерен уже просвечивала энергия накапливаемого в них за время созревания солнца.

Автобус сделал поворот на грунтовую дорогу, попетлял среди оврагов и небольших перелесков и вскоре остановился на широкой поляне, за окаймляющей которую полосой деревьев виднелась голубая вода озера. Мы выпрыгнули из «РАФика» на землю и направились к берегу.

– И где нам его тут искать? – проворчал я, раздвигая прибрежные заросли.

– Да вон они! – выглянув через моё плечо, воскликнул Лёха. – На той стороне, видишь? Вон Дружбайло, Вспученок, Киль… Он что, уже вернулся из Лондона? И Шлакоблочко здесь, уже прилетел из Америки… А это кто там рядом?

– Это Ракитный, председатель Общества любителей «Жигулёвского», я как-то ещё во время предвыборной кампании слышал на одном из митингов его выступление в поддержку Шлакоблочко, – подсказал Шурик.

– Смотри, смотри! – перешёл вдруг на шёпот Лёха. – Это там с ними не Глан Обалдян? Точно, он! Видишь?

Я тоже узнал своего ночного собеседника, приходившего тогда на Мишанину дачу с двумя мордоворотами, хотя сегодня он и был одет, как турист, в какую-то клетчатую ковбойку, старые джинсы и мятую панаму. Спустившись на пару с мэром к воде, они пристроились неподалёку от сидящего на берегу главы районной администрации и забросили удочки. Чуть поодаль, возле дымящегося на поляне костра, возились, варганя какую-то еду, два черноволосых носатых парня кавказского вида.

– А это кто? – кивнул я на них Шурику.

– Чёрные? Да это ребята Ракитного, Рустам и Гази, его помощники по обществу любителей «Жигулёвского». Из-за них как раз весь этот понт насчёт скинхедов и пошёл, им тогда в свалке по рожам досталось, вот Шлакоблочко с Килем и раздули эту историю…

Увидев появившегося на поляне отставного майора Петруненко с удочкой в одной руке и бутылкой «Клинского» в другой, я отпустил раздвинутые ветки и повернулся к автобусу.

– Поехали отсюда. Мы тут ни с кем ни о чем не договоримся. Это же одна компания.

– И что теперь? – уныло спросил Лёха.

– Ничего, – пожал я плечами. – Просто надо всем им платить…

В таком невесёлом расположении духа мы сели в автобус и возвратились в город. Хочешь – не хочешь, а начатое надо было доводить до конца, тем более что книги сплошным потоком уходила в магазины.

К концу рабочего дня состоялся ещё один телефонный разговор с Ракитным, и уже со следующего утра у нас в издательстве появились два облачённых в чёрную форму охранника с надписью «Security» на рукавах и пластиковыми дубинками у пояса, которые оборудовали себе пост у входа в подвал, установив там два крутящихся кожаных кресла и однотумбовый стол с тумбочкой, в которую мы и поставили обусловленные подписанным тут же договором шесть бутылок «Жигулёвского». Парни додежурили до вечера, а на ночь их сменила другая пара – те самые Рустам и Гази, которых мы видели вчера у костра на берегу озера Круглого.

– Ладно, – сказал я, видя, что запущенный процесс идёт уже почти без нашего участия. – Покуда есть небольшая пауза и нас никто не схватил за горло, я смотаюсь на недельку к Светке в деревню, а к началу платежей возвращусь обратно.

Лёха при этих словах недовольно скуксился, Виталька было тоже дёрнулся что-то возразить, но поскольку прямой необходимости в моём присутствии в подвале или на складе не было, то им не осталось ничего другого, как махнуть рукой и отпустить меня на побывку.

– Только не задерживайся там надолго, – проворчал Лёха. – После десятого должны начинаться расчёты, так что будет лучше, если мы будем в это время все вместе.

– Хорошо, – пообещал я и, побросав в дорожную сумку кое-какие личные вещи да накупленные в качестве гостинцев шоколадки, сел на семибратовский автобус и отправился разыскивать Светкину деревню и расхваленный ею сеновал.

Осуществить задуманное оказалось и в самом деле весьма несложно. Деревня с названием типа Загуляевка или Закаляевка была на трассе всего одна, и называлась она Заголянка, поскольку рядом с нею находились два хорошо видимых со стороны шоссе больших и голых от растительности холма округлой формы, окружённые с трёх сторон густым зелёным массивом, что очень походило на то, как если бы некая огромная бабища задрала по нужде свою широченную зелёную юбку и заголила на виду у всех ядрёные круглые ягодицы.

Этот малохудожественный образ усиливала протекающая между холмами небольшая – от силы по шею мне в самом глубоком месте, и оттого довольно хорошо прогреваемая – речка Хлязьма, в которой мы со Светкой целыми днями купались, забредая по узкому коридору между кувшинок метров на сто вверх по течению, а затем медленно сплавляясь вниз до оставленной на маленьком травяном пляжике одежды, доверив при этом свои тела силе одной только несущей нас воды да любуясь, как трепещут крыльями прямо возле наших лиц какие-то удивительные тёмно-тёмно-синие стрекозы.

Вывалив на стол перед бабушкой Зиной горку шоколадок «Сударушка» и батончиков «Баунти», я оплатил себе этим самым право бесконтрольной ночёвки на её душистом и шуршащем сеновале, куда ко мне каждую из этих десяти сказочных ночей забиралась по сбитой из круглых жердей лестнице неугомонная и безудержная в своих любовных фантазиях Светка, и устраивала там та-ако-о-о-е-е…

Впрочем, я не хочу уподобляться здесь тем, кто превращает страницы своих сочинений в замочные скважины для подглядывания в чужие спальни, а поэтому пусть эти сладостные минуты останутся достоянием лишь моей и Светкиной памяти. Они принадлежат только нам двоим и никому другому больше. Да, правду сказать, и не единственно же одним только кувырканием на сеновале была заполнена эта волшебная десятидневка в Заголянке – мы много купались в реке, загорали, гуляли по окрестным лесам и холмам, поливали указанные бабой Зиной грядки, пили на открытой веранде душистый крепкий чай, заваренный с добавлением молодых смородиновых листьев, а потом до самых звёзд сидели на скамейке перед воротами её дома, дурея от пения соловьёв, кислорода и растворяющего нас, точно сахар в кипятке, ощущения счастья.

Несмотря на свою традиционную для русских деревень ширину, улица была настолько густо обсажена тополями и вязами, что они образовывали почти полностью закрывающие собой небесную высь своды, и только над нашей скамейкой кроны образовывали большой прямоугольный просвет, в котором мы, как на экране кинотеатра, наблюдали за кружащимися над нашими головами лепестками созвездий да маневрирующими между ними огоньками спутников.

– Это наше с тобой секретное окно, – глядя однажды в этот прямоугольник, сказала мне Светка.

– Угу, – согласился я. – В секретный сад. В котором никогда не заканчивается пора цветения…

Так промелькнула неделя, пошла другая. Я и не заметил, как подкралось и потом вдруг осталось за спиной обусловленное десятое число, к которому я обещал ребятам возвратиться в город. По правде сказать, мне очень не хотелось прерывать эту деревенскую идиллию, но быть – пускай даже и в глазах такого мудака, как Лёха – дезертиром и сволочью мне не хотелось тоже.

Так что, как ни крути, а всему наступает конец.

И в один из особенно райских и беззаботно-счастливых вечеров я случайно услышал, что на следующее утро сосед бабы Зины Иван Иванович Перевершин собирается ехать на своей машине в город и готов прихватить с собой за компанию и кого-нибудь из попутчиков. Подумав, что это было бы мне намного лучше, чем тащиться пешком до трассы и торчать там неизвестно сколько времени в ожидании проходящего мимо заголянского поворота автобуса, а потом чуть ли не два часа трястись в нём, стоя в заложенном мешками и сумками проходе, поскольку занять свободные места можно, только отправляясь с одного из конечных пунктов, я постучал в оконце дома Ивана Ивановича и, вызвав его на крыльцо, договорился о времени нашего утреннего выезда.

– Ты всё-таки решил завтра ехать? – спросила Светка, когда, переговорив с Перевершиным, я возвратился к ней на скамейку возле ворот бабиного Зининого дома.

– Да, – вздохнул я, чувствуя, как мне и самому не хочется выпадать из этой соловьино-сеновальной идиллии и возвращаться в город, где меня не ждёт ничего, кроме одних только проблем и неприятностей. Ведь не думаю же я, что пока я тут балдел и нежился, народ набросился на наши книги, расхватывая их, как штаны на сезонной распродаже! Реализация печатной продукции на постсоветском пространстве – дело хотя и не бесперспективное, но все же довольно долгое, а наши кредиторы и рэкетиры – люди нетерпеливые и резкие, им подавай желаемые баксы прямо сегодня. Так что я даже не знаю, как мы будем выкручиваться, если из книжных магазинов вдруг сообщат, что собрание Стивена Кинга не расходится…

Однако ведь я обещал ребятам, что буду в эти дни вместе с ними, а значит, надо было отбрасывать все свои «хочу» и «не хочу» и возвращаться в город (где я должен был быть уже дня три-четыре назад), а потому я не стал ничего объяснять Светке, а просто сказал ей: «Так надо», – и на этом обсуждение данного вопроса было закрыто.