Текст книги "Перед прочтением — сжечь!"

Автор книги: Николай Переяслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

С трудом поднявшись на ноги и шатаясь, как пьяный, я побрёл, не замечая, что из-под разодранной гвоздём штанины на правой ноге обильным ручейком растекается кровь, а в контуженном доской ухе стоит непрекращающийся звон. Я видел только то, что лежащая передо мной улица пустынна, и спешил пересечь её, пока из-за угла не появилась какая-нибудь очередная из взбунтовавшихся машин. И я действительно успел перейти на другую сторону до того, как на ней показались сразу три легковых иномарки. Я, правда, уже нырнул между стоящими в глубине двора сарями и услышал только шум их моторов, не став при этом выглядывать, есть ли в них кто-нибудь за рулём или нет, а то бы, может быть, и увидел, что это были удирающие из гибнущего города сигаретный король Артём Браздовский, производитель местной водки Альберт Лохопудренко и мой бывший сосед по лестничной площадке Арон Гуронов. Эти ребята всегда раньше других ориентировались в происходящем, вот и теперь они смекнули, что события в городе не просто выходят из-под контроля, но обещают всем полный абзац, а потому быстренько поснимали со счетов свои доллары, погрузили в машины семьи и самое необходимое из барахла, и рванули по Московскому шоссе в столицу.

На самом выезде из города им рванулся наперерез таившийся за углом, как в засаде, обшарпанный хлебный фургон, но где уж ему было угнаться за иномарками! Два шестисотых «мерседеса» и «SAAB» просвистели в каком-нибудь десятке метров от его капота и, не сбавляя скорости, вылетели на окружённое полями созревающей кукурузы шоссе. Все реальные и воображаемые опасности остались позади, впереди лежали только спасение да новые перспективы (а у каждого из них было заранее приготовлено дело на случай возможного перемещения в белокаменную), и шедший в качестве ведущего во главе этой маленькой колонны Артём Браздовский с некоторым облегчением перевёл дыхание и, протянув руку, включил радиоприемник.

«Дети мои! – раздался в салоне довольно молодой проповеднический голос. – Знайте, этой ночью явился мне во сне Господь и открыл мне глаза. Во сне я увидел тень, обходившую ряды, это был Господь, и Он обратился ко мне со словами, с которыми когда-то обращался к нашим старшим братьям. И сказал Господь: „Разве я не дал вам место для закланий, что приносите жертвы в других местах? Или забыли, кто даровал вам радость искупления?..“»

Браздовский покрутил ручку настройки вправо, влево, но повсюду – и на AM, и на FM – были только треск и шипение, и он поневоле вернулся на частоту религиозной передачи.

«…И сказал мне Господь с обидой и любовью: „Вина ваша передо Мной велика, но милость Моя ещё больше, тем более, что искупительные жертвы уже сами движутся к вам навстречу. Следите за дорогой, которая пролегает среди рядов с Моими початками, и вы увидите три блестящих жертвенных повозки, несущихся на большой скорости. Я остановлю их для вас, и их пассажиры выйдут из них с намерением осквернить Мои ряды. Не дайте им этого совершить, возьмите их и отведите на то место, которое Я указал вам для совершения закланий, и будете прощены. Плодитесь и размножайтесь, как кукурузное семя, и да пребудет милость Моя с вами вовек!“»

Радио замолчало, и Браздовский, недоумённо пожав плечами, нажал на клавишу выключения.

– Чушь какая-то, – буркнул он вполголоса, поглядывая на дорогу. – И кто только разрешает нести эту сектантскую бредятину? Крутили бы лучше музыку, верно, Даня?..

Он повернул голову к заднему сидению, где находились его жена и сынишка, но в эту минуту из-под капота начали доноситься какие-то перебои, чихание, и он встревоженно посмотрел на приборы. Показатели уровня масла и горючего были в норме, но из-под капота опять послышался какой-то стук, потом раздалось жуткое скрежетание металла, в салоне запахло чем-то горелым, и мотор неожиданно заглох. Некоторое время машина ещё продолжала нестись вперёд по инерции, но, сколько Артём Муммутович ни надавливал на акселератор, мотор не отзывался, и он вынужден был нажать на тормоз. Остановились и ехавшие следом за ним спутники. Пооткрывав для проветривания дверцы, все повыходили из машин, чтобы размяться.

– Девочки направо, мальчики налево, далеко в кукурузу не заходить, – громко, под стать руководителю экскурсионной группы на привале, объявил всем Альберт Лохопудренко и подошёл к застывшему на обочине «мерседесу» Браздовского. – Ну, что тут у тебя? Серьёзное что-нибудь?

Они подошли к мотору и подняли капот.

– Н-да, – скептически произнёс Лохопудренко. – Тут без подъёмника ничего не сделаешь. Надо вытаскивать мотор и менять корпус цилиндров…

– Да мне бы только до Москвы добраться, а там я просто новую машину возьму, и все дела, – махнул рукой Браздовский.

– Ну, это мы как-нибудь решим. К примеру, ты пересядешь ко мне, а Наина с Данькой – к Арону, у него пассажиров нет. У тебя барахла много?

– Да так, мелочи…

– Значит, замётано. Пойдём, отольём в кукурузу, и в путь. Куда остальные-то все делись?

Они огляделись по сторонам и никого не увидели.

– Ишь ты, как всем сразу приспичило! Ладно, пойдём, авось не заблудятся между рядами…

Спустившись в невысокий кювет, Браздовский и Лохопудренко пересекли неширокую чистую полоску земли и углубились метров на пять в кукурузные заросли.

– Хорош, давай тут, – остановился Артём Маммутович и взялся рукой за брючную молнию. Но как взялся, так и остался стоять, держась за замочек и не двигаясь с места. Прямо перед ним – шагах, наверное, в двух или трёх, – сидела и смотрела на него зелёными глазами крупная чёрная пума. – Алик, – еле слышно позвал он товарища, глядя, как пума подняла морду и раскрыла пасть, обнажив при этом два ряда длинных белых зубов. – У тебя оружие далеко?

– Оружие вам не понадобится! – опережая ответ Альберта, произнёс у него за спиной кто-то другой, беззвучно подошедший к ним по кукурузным дебрям на расстояние удара палкой. Голос был почти детским, но прозвучал он настолько спокойно и уверенно, что Браздовский ему сразу же подчинился.

– Кто вы? – следя одним глазом за приготовившейся к прыжку пумой, спросил он, поворачивая голову к неизвестному.

– Я – Верховный Смотритель Кукурузных Рядов. Идите оба вперёд и не оглядывайтесь.

– А где наши жены и дети? – спросил Браздовский и всё-таки повернул голову настолько, что увидел стоящего в двух шагах от себя парня шестнадцати или семнадцати лет, длинные волосы которого рассыпались по плечам, а тело было обряжено в длинную сероватую рясу. Впрочем, в кукурузе становилось уже темновато, так что относительно цвета он мог и ошибаться.

– Все уже в сборе. Идите и будете все вместе.

– Но нам надо ехать! – подал голос Лохопудренко. – Зачем нам идти куда-то в кукурузу? Кто нас там ждёт?

– Тот, Кто Обходит Ряды, – ответил парень. – Идите. А то не увидите своих близких.

– Сука! – выругался Альберт и ещё раз повторил: – Сука! И на хера только я остановился? Сейчас бы уже был за сто километров отсюда!

– Вы бы всё равно не уехали, – объяснил парень. – Не здесь, так через двадцать или тридцать метров ваша машина остановилась бы тоже.

– С какого это хера? Что ты несёшь?

– Так мне поведал минувшей ночью во сне Господь, – ответил Верховный Смотритель и, услышав его слова, Артём Маммутович вздрогнул.

– Вы собираетесь принести нас в жертву Богу? – воскликнул он, вспомнив услышанную по радио проповедь. – Это ты полчаса назад выступал по радио, верно?

– Это не имеет значения, – ответил тот. – Идите.

Они шли по шелестящей кукурузе и Браздовский видел, как справа от него скользит между стеблями тёмное тело пумы, а слева, за идущим рядом с ним Лохопудренко, движутся мелькающей стаей какие-то серые тени поменьше – то ли собаки, то ли даже волки. Где-то впереди послышался чей-то противный, нагоняющий ужас, вой.

– Кто это? – спросил он у провожатого. – На волка не похоже.

– Койоты.

– Койоты? В наших местах? Откуда?

– Оттуда, – ответил парень. – Теперь тут появилось многое из того, чего вы не видели раньше.

В стремительно сгущающихся сумерках они прошагали ещё метров сто или чуть больше по густой высокой кукурузе и неожиданно оказались на краю довольно широкой поляны, в центре которой возвышались три грубо сколоченных деревянных креста с распятыми на двух из них телами. Крик застрял в горле у обоих бизнесменов, когда они увидели, кто висит на перекладинах, прикрученный к ним колючей проволокой за распятья и лодыжки.

– О, Боже, нет, нет! – выдохнул Браздовский, чувствуя, как у него подламываются колени.

На ближнем столбе, спиной к спине друг к другу, висели его жена Наина и сын Даниил. На поляне было немного светлее, чем в гуще кукурузы, и он увидел, что в их пустые глазницы натолканы пучки желтовато-коричневых кукурузных пестиков, которые он называл в дни своего детства «волосом», а кричащие рты заткнуты обёртками молодых початков. В метре от них висели на таком же кресте жена Альберта Лохопудренко Зинаида и спиной к ней – Арон Гуронов. Светлые брюки последнего были мокрыми, и над поляной стоял отчетливо различимый запах мочи.

«За что?!» – хотел спросить у парня Браздовский, но того рядом уже не оказалось. Только в гуще кукурузы завывали койоты да рядом тихо всхлипывал Лохопудренко. Да ещё… Артем Маммутович прислушался и понял, что это ему не почудилось. Сквозь заросли кукурузы к ним решительно продирался кто-то невероятно огромный, ему даже стало казаться, что он слышит не только его тяжелые недетские шаги, но и долетающее сюда могучее дыхание. Он хотел побежать, но тело сковал магический ужас – то, что надвигалось на него из кукурузы, было неотвратимым. Через какое-то мгновение его накрыла гигантская чёрная тень и он увидел перед собой Того, Кто Обходит Ряды – красные глаза-плошки… зелёный силуэт вполнеба… И почувствовал запах кукурузных обёрток…

И тогда он начал кричать. Пока было чем.

А немного погодя над полем взошла спелая молочная луна, напоминающая своим чуть отливающим желтизной цветом початок созревающей кукурузы.

…Я увидел эту луну из окна старого грязного туалета типа «сортир», в который заскочил, прячась от начавшейся вдруг чуть ли не у меня над головой стрельбы. Сначала, правда, я долго шёл через весь город, таясь то от обезумевших грузовиков, жертвы которых были видны практически на всех перекрестках, то от стай неизвестно откуда появившихся на наших улицах противно подвывающих койотов, а ближе к вечеру, когда солнце опустилось за дома и по городу поползли сумерки, мне стали по одному, по два, а то и целыми группами попадаться выходящие на охоту вампиры – их невозможно было не узнать, так как многие из них представляли собой уже почти полностью разложившиеся трупы, гнилая плоть на которых не отпадала от костей только благодаря ещё остающейся на них ветхой одежде. Эти суки нюхом чуяли живого человека, и мне стоило превеликого труда не попасться в их вонючие лапы и не ощутить на своей шее укуса их мерзких зубов. Слава Богу, мне всё-таки удалось миновать этой жуткой участи и, то убегая, то пересиживая в укромных местечках, а потом тайком пробираясь за домами и сараями, я пересёк всю западную часть Красногвардейска и к наступлению полной темноты добрался до центра. И когда я проходил мимо входа в филиал московского «Ссуда-Банка», оттуда вдруг вывалили три мордоворота с пистолетами в руках и, отстреливаясь от наседавших на них охранников, бросились к поджидавшему на противоположной стороне улицы джипу «Lend rover». Над головой у меня опять засвистели пули и, не дожидаясь, пока одна из них опробует прочность моего черепа, я в очередной раз за бесконечный сегодняшний день бросился спасаться за близлежащие дома (если только о моём ковылянии можно было сказать слово «бросился», так как я уже не бежал, а лишь слабо волочился, припадая на левую ногу да натыкаясь на кусты и деревья), где не нашёл ничего лучшего, как заскочить в стоящую в глубине двора общественную уборную, несколько штук которых ещё оставались украшать собой старые кварталы Красногвардейска. Это было выбеленное известью снаружи и чёрное внутри шлакоблочное помещение с шестью круглыми отверстиями в полу, к которым невозможно было пробраться из-за окаменевших вокруг них куч испражнений да луж застоявшейся жёлто-зелёной мочи. Днем на стенах можно было разглядеть нацарапанные гвоздем похабные рисунки и матерные надписи, но сейчас в сортире царили только густая тьма да удушающий запах дерьма и хлорки, который не выветривался даже через два расположенных под потолком окошка с давным-давно выбитыми в них стёклами. В одно из них я и увидел восходящую над грешным миром луну, напоминающую своим цветом созревающие зёрна кукурузных початков. Где-то там, среди них, на большой жертвенной поляне, окружённой шелестящей на июльском ветерке кукурузой, стояли три самодельных деревянных креста, на которых висели прикрученные колючей проволокой пассажиры двух брошенных на шоссе с открытыми дверцами шестисотых «мерседесов» и одного «SAABa». Эти-то покинутые ими (как думалось, не более чем на пять минут) автомобили и привлекли собой внимание удирающей из города с мешками экспроприированных в «Ссуда-Банке» денег четвёрки бандитов, которые, уже проскочив стоящие на обочине иномарки, вдруг решили вернуться и посмотреть, почему это посреди трассы стоят бесхозными такие дорогие машины. То ли удачно прошедшее только что ограбление, как шампанское, ударило им в голову и затмило своей легкостью их разум, то ли его у них отродясь не было и сам факт удачи во время налета на «Ссуда-Банк» является чистой случайностью, но парни тормознули свой чёрный «Lend rover» и, сдав назад, возвратились к стоящей у дороге кавалькаде.

– Похоже, что ни души, – после минутного вглядывания в боковое окно произнёс один из них, сжимая в руке блестящую «беретту».

– Ну так что, выйдем?

– Давай… Чего это такие тачки будут тут пропадать?

Трое гангстеров вышли из машины, а четвёртый остался сидеть за рулём работающего на холостом ходу джипа, не снимая ноги с педали газа. Но это его не спасло. Он видел, как его подельники сделали несколько шагов по направлению к брошенным иномаркам и подошли к первому из стоящих на краю дороги «мерседесов», но не понял, когда и откуда вокруг них появились эти похожие на волков твари, среди которых выделялась своей чернотой и длинными белыми зубами большущая чёрная кошка – он забыл, как их называли: не то пантера, не то пума. Он уже хотел было подать машину назад, чтобы забрать ребят да поскорее сматываться с этого нечистого места, но увидел, что делать это уже поздно. Словно по полученному откуда-то сигналу, койоты (которых он принял за волков) и пума одновременно бросились на застывшую с пистолетами в руках троицу и, хоть кто-то из парней и успел по разу, а то даже и по два нажать на курок, это уже ничего не изменило. Секунда – и возле чёрного «мерседеса» уже катался рычащий клубок мельтешащих звериных тел, из которого сначала вылетали отчаянные человеческие вопли, но потом они смолкли, и осталось слышно только жадное чавканье, хруст костей да треск разрываемых одежд и сухожилий.

Опомнившись от охватившего его ужаса, водила что есть силы надавил на педаль газа и бросил машину вперед, но, с трудом отрывая взгляд от места гибели своих товарищей и переводя его на дорогу, вдруг увидел впереди себя огромную тёмно-зелёную фигуру с налитыми красным огнём глазами-плошками и, в панике крутанув руль в сторону, перелетел через кювет и вонзился радиатором в заросли высокой созревающей кукурузы. Мотор моментально заглох и, окутывая джип пугающей вязкой тишиной, вокруг него плотной стеной сомкнулись толстые, похожие на бамбуковые, стебли. И в этой тишине стало слышно, как сквозь ночь и кукурузу к нему с шумом продирается через зелёные ряды кто-то неразличимый во мраке, но явно огромный и страшный. И было его приближение неотвратимым, как сама судьба…

…Не скажу, что я в эту минуту находился в гораздо более выигрышной ситуации, чем загнавшие меня в туалет грабители, но по сравнению с ними у меня было одно несомненное преимущество. В отличие от тех, кто умчался от дверей филиала «Ссуда-Банка» в сторону Московского шоссе в набитом мешками денег «Lend rover’e», я пока ещё был живым. Правда, за то время, пока я добирался от укрывшего меня туалета до подвала на углу Коммунистической и Рыночной улиц, мне всё-таки не удалось избежать встречи с одним из койотов, но, к моему счастью, зверь был без стаи, и при помощи подвернувшегося под руку метрового обрезка трубы и нескольких увесистых булыжников я от него более-менее благополучно отбился. И хоть эта тварь и успела выдрать клок из моих джинсов на правой икре, но саму ногу повредила не очень сильно – кровь шла не более сорока минут.

Я так и шёл потом с этой дурацкой трубой в руке и потерял её только за квартал до нашего подвала, когда в нескольких десятках метров от меня неожиданно взлетела на воздух трансформаторная будка, и меня швырнуло взрывной волной на мусорные баки. Удар головой о стенку одного из них был не очень сильным, так что я почти сразу же – ну от силы минуты через две или три – смог подняться на ноги и продолжить шествие, однако труба отлетела куда-то в темноту, и я её так и не нашёл. Подобрав вместо неё в свете полыхающей подстанции какую-то толстую палку, я, опираясь на неё, как волхвы на посох, двинулся дальше. За спиной трепетало пламя разгорающегося пожара, несколько аналогичных огней колыхались также и в других частях города, да ещё одно большое зарево дрожало в небе где-то над посёлком шахты № 3–3 бис. Кроме того, то из одного, то из другого районов начинали вдруг доноситься выстрелы – может быть, там продолжали резвиться стрелки тех самых цветных фургонов, которые устроили нынче днём бойню перед зданием Администрации, а может, это просто не выдерживали нервы у кого-то из горожан, и они выходили с ружьями на улицу, чтобы отогнать от дома распоясавшиеся стаи койтов.

В воздухе ощутимо пахло гарью и копотью, где-то вдалеке прозвучал глуховатый раскат взрыва, после которого с удвоенной активностью завыли в темноте койоты да раздались чьи-то истеричные крики. Но сил на что-либо реагировать у меня уже не оставалось.

Опираясь на подобранную возле мусорных баков палку и хватаясь за стены домов, я кое-как дотащился до входа в нашу типографию и, провозившись минут десять с ключом, который мне почему-то еле-еле удалось провернуть, хотя обычно он открывался весьма легко, ввалился в спасительное чрево подвала. Не запирая за собой дверей и не зажигая света (да и был ли он после взрыва трансформаторной подстанции?), я на автопилоте, как пьяный, сделал несколько качающихся шагов вглубь помещения, но скоро запнулся о лежащие на моём пути пустые поддоны и уже совершенно без всяких сил повалился на их деревянную неструганную поверхность. И практически ещё на лету, не коснувшись телом своего импровизированного ложа, погрузился в наполненный тяжёлыми видениями сон…

Глава 18
СОБАКИ, RU

…Никанор Стервовеликов уже давно слышал, что кто-то неотступно и настойчиво пытается разбудить его, дергая за руки, тряся за плечи, брызгая в лицо холодной водой и даже хлопая ладонями по щекам, но разлепить свои отяжелевшие, как свинец, веки был не в состоянии. Ему было крайне неприятно, когда на лицо попадали брызги холодной воды, и больно, когда по щекам хлестали чьи-то горячие ладони, но тело продолжало оставаться чужим и непослушным, и он только мычал что-то в ответ, прося оставить его в покое и дать выспаться.

Но от него не отставали и, хочешь – не хочешь, а пришлось произвести над собой невероятное волевое и физическое усилие и открыть глаза. С трудом обретая способность воспринимать окружающее, он увидел вокруг себя чью-то, вроде бы знакомую ему веранду с большими окнами, в которые скреблись ветви яблонь, и склонённую над собой женщину, в которой, хотя и не без труда, но всё же признал жену своего брата Ивана – Марью Безбулатову.

– Ты чё? Ты чё? – не мог сообразить он, чего она от него добивается.

– «Чё», «чё»! – передразнила невестка. – Вставай и иди домой! Сколько можно пьянствовать!

– Да мы чё? Мы всего-то и выпили… – он задумался, пытаясь вспомнить, сколько же они с Иваном выпили, но память была окутана клубящимся тёмным маревом, в самой глубине которого маячили какие-то смутно узнаваемые тени. Последнее, что ему удалось вспомнить, это, как он диктовал Ивану названия каких-то сайтов, а там опять и опять вылезали фамилии Сталина, Строева, Старовойтовой, а чаще всего этого грёбаного критика Антона Северского, но только не Никанора Стервовеликова.

– Это… давай посмотрим ещё вот такой вот сайт, – уже почти без всякой надежды на успех попросил он брата убитым унынием голосом и, порывшись в своём заляпанном винными пятнами блокноте, остановился на нужной ему странице. – Вот! Набирай давай. Сначала слова: «русская рифма» – английскими буквами и через чёрточку. Потом без всякого интервала цифры «двадцать один». Большими такими, римскими… Есть? Ну, а потом эта, как её?.. «Собака», далее «мту», через черточку – «нет», потом точка и «ру». Готово?

Иван в одно касание пробежал пальцами по клавиатуре, и на экране возникла цепочка замысловатых знаков: [email protected].

– Но это адрес чьей-то электронной почты, – пояснил он брату. – Так называемый e-mail. Ты хочешь отправить кому-то письмо?

– А стихов там быть не может, ты уверен?

– Ну почему же, не может? Вполне возможно, что кто-то прислал на этот адрес и стихи, ты тоже можешь послать туда свою подборку. Но ознакомиться с пришедшими на чужой e-mail посланиями может только непосредственно тот, кому этот адрес принадлежит. Так что давай, решай, посылаем мы туда что-нибудь или нет.

– Посылаем, – вздохнул Никанор.

– Что?

– Всё. И всех. Весь этот грёбаный Интернет и вместе с ним всю поэзию разом. Посылаем. Посылаем, брат! Как можно быстрее и как можно дальше. И тащи-ка ты сюда стаканы…

Нервы Никанора не могли больше выдерживать такого демонстративного оскорбления со стороны Мировой Паутины, и он принялся безоглядно и непоэтично пьянствовать. Сначала он вроде бы помнил, как они несколько раз ходили с братаном в ближайший магазин за водкой и один раз подрались там с какими-то парнями, заливавшими что-то про появившихся в городе вампиров.

– Это же даже не персонажи российской мифологии, как они могли к нам попасть? – недоумевал один из укладывавших в рюкзак бутылки «Клинского» парней.

– Да как угодно! – отвечал другой. – После того, как мы разрушили «железный занавес», мы сделались беззащитными перед любым проявлением зла. Не надо даже засылать к нам диверсантов, достаточно внедрить моду на компьютеры, а там… Сегодня уже не только любой вампир, сегодня даже смерть приходит по Интернету!

– Кому пир? – вскинулся, услышав обрывок разговора, Никанор. – Вам пир? А в лоб не хотите, козлы интернетовские? Я щас обеспечу…

Однако обеспечили всё-таки им с Иваном и, получив от молодёжи по хорошему, переливающемуся всеми оттенками лилового цвета фингалу, они взяли с горя в два раза больше водки, чем намеревались, и вернулись домой. Дальше шла абсолютно непросматриваемая зона сознания, в которой потерялся счёт не только выпитым бутылкам, но и прожитым дням, так что он вынужден был пойти на унижение и спросить у Марьи, сколько же времени длится этот их непредвиденный «забег в ширину».

– Да вторую неделю доканчиваете, ироды! – с раздражением выкрикнула она и, задрожав вдруг губами, слезливо добавила: – Иди, Никанор. Ну, пожалуйста… Не порть мне Ваньку.

– Да я чё? Мы больше не будем, честно тебе говорю.

– Вот и хорошо. Вот и иди, пока вы не начали опять похмеляться…

Она помогла ему слезть с кровати, отыскала и подала валявшиеся где-то босоножки, и Никанор и сам не успел заметить, как оказался за калиткой.

Отойдя от Иванова дома, он хотел было пойти самой прямой дорогой, выводящей к остановке рабочего автобуса, на котором можно бесплатно доехать до швейной фабрики, недалеко от которой он жил, но, сунувшись в нужный переулок, увидел, что тот запружен целой сворой хороводящихся собак («С чего это они? – подумал ещё Никанор. – Вроде бы, „собачьи свадьбы“ должны быть зимой, а сейчас ещё только август приближается…») и во избежание неприятностей развернулся и двинулся более длинной дорогой.

«Ладно, пусть так будет дольше идти, зато там, кажется, есть водопроводная колонка», – припомнил он, ощущая нестерпимую похмельную сушь в горле, как пил здесь когда-то по пути к Ивану ледяную прозрачную воду. Воспоминание настолько усилило чувство жажды, что Никанор аж застонал от муки, но улица оказалась длинной, как очередь на квартиру, и вскоре у него перед глазами поплыли тёмные круги, в голове загудело, желудок начали сжимать тошнотные спазмы, и он почувствовал, что ещё чуть-чуть, и он может потерять сознание.

«Хоть бы кого-нибудь во дворе увидеть да попросить напиться», – подумал он, заглядывая за заборы. Но посёлок ещё спал, над садами висела полупрозрачная пелена лёгкого предутреннего тумана, и нигде было видно ни души.

Совсем уже отчаявшись, Стервовеликов остановился, чтобы перевести дыхание и прислушаться к выскакивающему из груди сердцу, и вдруг увидел, как с крылечка одного из домов писает в высокую траву пяти– или шестилетний мальчуган с всклокоченными со сна вихрами и закрытыми глазами.

– Эй, пацан! – позвал он мальчишку. – Малый! Слышь, малый, вынеси-ка мне из дома воды попить!.. Эй?..

Но не желающий просыпаться мальчуган продолжал молча справлять своё дело и на слова Стервовеликова не реагировал. Весёлая жёлтенькая струйка тоненько отзвенела по плотным листьям лопухов, после чего пацанёнок, так и не разомкнув своих сомкнутых во сне глаз, убежал в дом.

– У-у, сучонок! – беззлобно ругнулся ему вослед Никанор и, поскольку никакого иного решения проблемы на ум не пришло, тяжело двинулся дальше, вспоминая, где именно он видел ранее водопроводную колонку.

Небосвод с каждой минутой становился все светлее и светлее, туман в садах окончательно рассеялся, и потому Никанора весьма-таки удивила представшая на одном из перекрестков картина. Он увидел некое странное белоснежное облако чуть ли не прямоугольной формы – как будто кто-то сгрёб весь висевший над посёлком туман и спрессовал его для транспортировки в какое-то другое место в удобный для перевозки брикет. Никанор мог бы запросто избежать встречи с ним, обогнув этот кусок посёлка по соседней улице, тем более, что подсознание словно кричало ему сквозь хмарь похмелья о какой-то поджидающей его здесь опасности, но воспалённый выпитым накануне алкоголем мозг зациклился на мысли том, что именно на этом углу находилась та самая водопроводная колонка, из которой он пил когда-то леденяще холодную воду. Выплывший из памяти вкус этой воды неудержимо потянул его вперед, к этому непонятному сгустку плотного белого газа, застывшего на пересечении улиц Колчака и Чапаева, и, подойдя почти вплотную к чуть колеблющейся белой массе, он неожиданно для самого себя вдруг выкрикнул:

– Э-э!.. Это кто тут?..

В ответ на его хриплый голос из глубины тумана приблизилась к границе облака какая-то смутная тень и попыталась дотронуться своей липкой конечностью до небритого и опухшего лица поэта.

– А ну, пошел на хер! – отмахнулся он, нанеся в туман вялый удар кулаком, и уже хотел было отойти прочь от этого облака, как вдруг почувствовал, что кто-то его крепко держит за ноги.

Опустив взгляд книзу, поэт с ужасом и отвращением увидел, что его ноги оплело какое-то высунувшееся из тумана длинное, точно бы осьминожье, щупальце. Толщина его составляла сантиметров двадцать в том месте, где оно обернулось вокруг ног Стервовеликова, и, наверное, не меньше полуметра там, где его скрывал туман. Было оно серое сверху и почти телесно-розового цвета на той своей внутренней стороне, где рядами располагались присоски – Никанор даже успел разглядеть, как они двигались и шевелились, словно сотни маленьких сморщенных ртов.

Поэт потряс головой, отгоняя это похмельное видение, но наваждение не исчезло. Более того, из тумана выползло ещё одно такое же щупальце и, дойдя до ног Никанора, начало подниматься вверх к его лицу. Глаза его расширились от ужаса, он ещё раз рванулся прочь, но крепко опутанные ноги остались стоять на месте, так что он было чуть не упал на землю.

– Уберите это от меня! – заорал Никанор в истерике. – Эй, снимите это! Уберите с меня эту чёртову штуку!

Но помочь ему было некому, посёлок вокруг ещё спал, и зов о помощи так и остался не услышанным. Зато из тумана появился чёрный лохматый паук величиной с крупную собаку, выступающие, точно у рака, глаза которого блестели красно-фиолетовым, гранатовым огнём. Он деловито приближался к поэту, переступая двенадцатью или четырнадцатью лапами со множеством сочленений – не обычный земной паук, увеличенный, словно для съёмок фильма ужасов, а что-то совершенно другое, может быть, и не паук вовсе. При этом он беспрерывно выстреливал перед собой белые верёвки паутины из отверстия внизу живота. Одна из таких верёвок вскоре зацепила за щеку Стервовеликова и он почувствовал, как его кожу обожгло, точно крапивой, и она сразу же онемела, как будто ему сделали анестезирующий укол у стоматолога.

«А ещё говорили, что после пьянки наркоз не срабатывает», – мелькнула в голове уже абсолютно бесполезная для него и ненужная мысль, и в то же самое мгновение щупальца вдруг мощно сжали вокруг его тела свои кольца, а затем резко дернулись в противоположные стороны, разорвав его на две почти идеально равные половины. Паук стремительно бросился вперед, но ему остались только вывалившиеся на землю внутренности, которые он тут же и подхватил расположенными ближе к голове короткими лапами, мгновенно запихав их себе в чёрную пасть, после чего развернулся и стремительно исчез во всё так же неподвижно стоящем посередине перекрёстка куске тумана…