Текст книги "Миклуха-Маклай"

Автор книги: Николай Водовозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

ПО ОСТРОВАМ ИНДОНЕЗИИ

Оставив берега Новой Гвинеи, клипер «Изумруд» отправился к Филиппинским островам. По дороге он посетил два небольших острова Молуккского архипелага – Тидор и Тернате. Управление островами находилось в руках султанов тидорского и тернатского, но оба они признавали верховную власть Голландии. На островах еще сохранялось рабство. Султан Тидора, на которого сильное впечатление произвел Миклуха-Маклай, прибывший на военном корабле, подарил русскому ученому папуасского мальчика лет двенадцати. Путешественник не отказался от подарка, и Ахмат – так звали мальчика – отправился с ним на «Изумруд».

Пробыв около пяти месяцев среди русских матросов маленький папуас быстро выучился говорить по-русски и предпочитал говорить с Миклухой-Маклаем на этом языке, а не на своем родном. Хотя по своему характеру Ахмат мало был склонен к послушанию, но, сметливый и расторопный, он оказался полезным русскому ученому, и тот прощал ему многие проказы.

Костяные изделия папуасов (сверху вниз): ложка, вилка и нож.

Папуасские палицы с каменными набалдашниками и острога для ловли рыбы.

Бамбуковый футляр для хранения извести, употребляемой при жевании бетеля. Внизу – кость казуара, которой достают известь из футляра.

Миклуха-Маклай очень был доволен, что «Изумруд» не сразу направился к Маниле, столице Филиппинских островов, а зашел еще в Зондский архипелаг и побывал на северном конце Целебеса – одного из четырех, самых больших островов этого архипелага. Целебес, уступая по размерам соседней с ним Яве, соперничает с нею как по красоте, так и по разнообразию природы. По причудливости береговых очертаний с Целебесом могут сравняться только изрезанные фиордами (во всевозможных направлениях) архипелаги северных и южных холодных областей. Этот остров обладает, кроме того, необычайно плодородной почвой и изобилует естественными богатствами. Правда, по сравнению с Явой он почти пустынен. Морские разбойники, прятавшиеся за бесконечными мысами и островами берега, опустошали деревни, продавая в рабство захваченных в плен туземцев. Не меньшую роль в опустошении острова сыграло и завоевание его белыми. Вслед за португальцами в течение всей первой половины XIX века здесь вели непрерывные войны голландцы, пядь за пядью захватывая территорию острова.

Клипер «Изумруд» недолго оставался у берегов Целебеса, его дальнейший курс лежал на Манилу.

В Маниле «Изумруд» должен был простоять пять дней. Миклуха-Маклай решил воспользоваться этим временем, чтобы познакомиться с первобытными обитателями острова Лузоны – негритосами. Негритосы по-испански – «маленькие негры». Испанцы назвали так это племя из-за маленького роста туземцев. Негритосы находились тогда на еще более низком уровне культурного развития, чем папуасы Новой Гвинеи. Они вели бродячий образ жизни, занимались охотой, рыбной ловлей и собиранием съедобных корней и клубней. Только некоторым племенам, смешавшимся с малайцами, было известно земледелие. Охотились негритосы коллективно и добычу делили поровну между всеми участниками охоты. У них был такой обычай: когда негритос садится есть, он обязан несколько раз громко прокричать об этом. Кто бы ни услышал его, может притти и разделить с ним трапезу.

Миклуха-Маклай давно интересовался вопросом, являются ли негритосы Филиппин брахицефалами[15]15
   Брахицефалы – люди с круглой, короткой формой головы. Брахицефалы встречаются в различных областях земного шара.


[Закрыть], и если да, то принадлежат ли они все же к папуасам, относительно которых известно, что те долихоцефалы[16]16
   Долихоцефалы – люди, голова которых имеет продолговатую форму; также встречаются в различных областях земного шара.


[Закрыть]. Для выяснения этого вопроса он отправился на противоположный берег маленькой бухты и, переночевав в деревне Лимай, на следующий день нанял проводника и отправился с ним в горы Меривалес. Становище негритосов находилось в горном лесу. Негритосское жилище – «пондо» – представляло собой простой переносный шалаш, сделанный из пальмовых листьев. В таком «пондо» человек обычного роста может только сидеть и лежать, но не стоять.

Негритосы встретили Миклуху-Маклая гостеприимно, и он прожил с ними три дня, изучая это племя. Ему не стоило большого труда убедиться, что негритосы – те же папуасы, необычайно похожие на новогвинейцев. Манера общения с детьми и женами, пляски и песни у них были очень схожи. И все же негритосы оказались брахицефалами. Миклуха-Маклай пришел к безусловно правильному и ценному решению, которое отметил в своей записной книжке:

«Форма черепа ничего общего с психическими свойствами его обладателя не имеет».

Всякие попытки на основании формы черепа определять психические особенности есть антинаучные построения. Чем больше Миклуха-Маклай изучал черепные коробки папуасов, а позже и других народов Полинезии, тем все сильнее убеждался, что спор о «короткоголовии» и «длинноголовии» в поисках доказательств принадлежности к «низшей» или «высшей» расе есть пустой звук, никакого отношения к науке не имеющий. Личные наблюдения над цветными людьми и живая связь с ними дали Миклухе-Маклаю неопровержимые доказательства тому, что они такие же полноценные люди, как и белые, и только стоят на низшей ступени экономического, а значит и культурного развития, что нет ни «высших», ни «низших» рас, а существует единый человеческий род.

Всякие попытки теперешних фашистских мракобесов-расистов воскресить в том или ином виде лженаучные построения давно отброшенных подлинной наукой каннибальских идей преследуют лишь одну цель: замаскировать и оправдать проводимую ими систему подавления и удушения других национальностей, оправдать политику захвата и разбоя.

Из Манилы «Изумруд» направился в Гонконг. Этот остров англичане захватили у Китая в 1842 году. Тогда Гонконг был бесплодным островом, состоявшим почти сплошь из песка и камней. Но положение у ворот Китая делало Гонконг ключом к этой стране. Неудивительно поэтому, что англичане постарались укрепить остров, и Миклуха-Маклай увидел грозные батареи, под защитой которых молодой город мог развиваться в полной безопасности. На набережной города высились настоящие дворцы выстроенные крупными негоциантами и занятые правительственными учреждениями. Трудно было представить себе, что всего тридцать лет назад это побережье было пустынным. В европейском квартале города Миклуха-Маклай всюду видел торговые конторы, склады с товарами, около которых суетились китайские кули, перенося, распаковывая и упаковывая огромные тяжелые тюки. За их напряженной работой наблюдали бритые англичане в пробковых шлемах, изредка цедя сквозь зубы лаконические приказания.

Эта картина не доставила никакого удовольствия русскому путешественнику, и он был рад, когда вышел из европейской части города в китайский квартал. Этот район состоял из бесконечного ряда лавок с жильем вверху. Лавки – все небольшие – были переполнены множеством товаров: различными материями, посудой, чаем, фруктами и замечательными китайскими ручными изделиями. Тут же помещались ремесленники, портные, садовники, кузнецы и т. д. Необыкновенное трудолюбие, предприимчивость и энергия китайского народа изумляли Миклуху-Маклая. И ему еще отвратительнее стали высокомерие и жестокость европейцев в этой стране.

В Гонконге путешественник дружески расстался с экипажем «Изумруда» и пересел на пассажирский пароход, который должен был доставить его в Батавию – столицу голландской Индонезии. Слава русского путешественника уже гремела по океанийским островам, и местные власти спешили оказать ему гостеприимство, интересуясь личнос^тью молодого ученого и подозревая в нем эмиссара русского правительства. В своей автобиографии Миклуха-Маклай рассказывает, что во время странствований ему часто приходилось неделями и месяцами жить в домах и дворцах высокопоставленных лиц, даже при дворах королей. Так было в Амбойне, Батавии, Сингапуре и Сиднее.

Он не походил на обыкновенных европейских путешественников, его интересовали вопросы, какие тем никогда и не приходили в голову. Защита туземцев, которую русский ученый поставил своей целью после первого пребывания в Новой Гвинее, обратила на него внимание как голландских так и английских колониальных властей. Капитан английского военного судна «Basilisk» Моресби при своем плавании вдоль северо-восточного берега Новой Гвинеи получил специальное предписание собирать сведения о русском путешественнике. Голландские и английские военные суда перевозили Миклуху-Маклая из одного пункта в другой, а туземные владетели, как, например, томонгон Иохора, сиамский король, оказывали ему помощь в странствиях по Малаккскому полуострову.

Конечно, меньше всего личное обаяние Миклухи-Маклая было тому причиной. В семидесятые годы прошлого века европейские державы лихорадочно стремились захватывать все новые и новые колонии. Немногие еще незанятые территории привлекали их жадное внимание. Появление в Океании русского ученого, доставленного туда на русском военном корабле, сразу же вызвало подозрения, не послан ли он русским правительством для изучения, а потом захвата океанийских островов для России? Не случайно австралийские газеты именовали молодого ученого бароном Маклаем, подчеркивая этим, что считают его официальным лицом, занимающим в своей стране высокое положение. Миклуха-Маклай не считал нужным рассеивать их подозрения и даже не отказывался от не принадлежащего ему титула, полагая, что таким образом он лучше сумеет вести свое дело защиты туземцев от колониальных эксплоататоров.

Направляясь из Гонконга в Батавию, Миклуха-Маклай предполагал пожить там некоторое время, чтобы обработать собранные материалы и подготовиться ко второму путешествию в Новую Гвинею. Он знал, что Батавия из-за дурных климатических условий долгое время слыла могилою европейцев, но в начале XIX века колонизаторы ста ли селиться к югу от старого города, в местности, значительно более здоровой, и там возник новый город с широкими улицами и домами, утопающими в садах. Кроме того, Батавия привлекала его своими культурными учреждениями. В частности, с 1864 года там действовала лучшая в тропиках магнитно-метеорологическая обсерватория. Все это было важно для научной обработки собранных им материалов.

Однако климат новой Батавии оказался для Миклухи-Маклая чрезвычайно неблагоприятным. Он заболел тяжелой формой тропической лихорадки, и жизнь его висела на волоске. Пришлось спешно покинуть Батавию и воспользоваться приглашением генерал-губернатора Нидерландских Индий Джемса Лаудона – пожить в его дворце, находящемся в горном городке Бейтензорге.

Семимесячное пребывание в Бейтензорге укрепило здоровье путешественника. От Джемса Лаудона он узнал, что одно голландское военное судно должно было в ближайшее время уйти к юго-западному берегу Новой Гвинеи, номинально принадлежавшему Голландии. Мысль отправиться на этом судне очень соблазняла русского путешественника, но когда Лаудон сказал ему, что судно предварительно зайдет на остров Суматру для подавления восстания туземцев в Ачине, он отказался от этой мысли. Присутствовать при избиении беззащитных туземцев, не желавших терпеть жестокого обращения белых, он не мог, так как все его симпатии были на стороне угнетенных. Миклуха-Маклай предпочел занять небольшую сумму денег у местных банкиров и снарядить скромную экспедицию на свои личные средства.

ВТОРАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В НОВУЮ ГВИНЕЮ

Целью второго путешествия Миклухи-Маклая в Новую Гвинею было посещение юго-западного берега ее, носящего туземное название Папуа-Ковиай. Берег Папуа-Ковиай имел дурную репутацию и очень редко посещался иноземцами, – там происходили частые войны между папуасскими племенами, сопровождавшиеся убийствами и грабежами мирных жителей.

Берег Папуа-Ковиай интересовал Миклуху-Маклая с антропологической точки зрения. Ему казалось необходимым произвести сравнение типа и быта западных папуасов, живших в голландской Новой Гвинее, с изученными восточными папуасами берега Маклая, не соприкасавшимися никогда с колонизаторами.

23 февраля 1874 года Миклуха-Маклай в сопровождении двух слуг и Ахмата отправился в путешествие на большом туземном урумбае. Через три дня плавания урумбай приблизился к берегам Новой Гвинеи. К вечеру налетел шквал, и вода начала хлестать с кормы, грозя затопить лодку. Стало так темно, что приходилось ежеминутно зажигать фонарь, чтобы смотреть на компас и поддерживать правильный курс урумбая. Рулевые совсем обезумели от страха; один из них, упав на колени, стал молиться, закрывая лицо руками. Схватив револьвер, Миклуха-Маклай с трудом пробрался к нему по ныряющей в волнах палубе и, приложив револьвер к его лбу, сказал: «Завтра можешь молиться сколько угодно, а теперь, если не будешь править как следует, я тебе всажу пулю в лоб!» Чтобы эти слова возымели лучшее действие, Миклуха-Маклай выстрелил в воздух. Рулевой понял, что револьвер в руках путешественника представляет для него более грозную опасность, чем буря и волны. Победив страх, он снова взялся за руль и принялся управлять с большой ловкостью и умением.

Несмотря на шквал, бушевавший всю ночь и изрядно потрепавший урумбай, наутро лодка была почти на прежнем расстоянии от берега. В поисках лучшего места для высадки Миклуха-Маклай приказал взять курс на маленький остров Наматоте, лежавший близ материка Новой Гвинеи. Группы скал, соединённые перешейками, и маленькая бухточка, вдававшаяся в каменистый берег, представляли удобное убежище для небольших судов.

Урумбай – морская лодка с каютой, на которой Миклуха-Маклай ездил на берег Папуа-Ковиай (рис. М.-Маклая).

Приближавшихся путешественников окликнули с небольшой пироги, выехавшей им навстречу. Экипаж урумбая состоял наполовину из серамцев, наполовину из папуасов с берега Папуа-Ковиай, что было очень удобно для Миклухи-Маклая. Старший матрос, папуасец Сангиг, откликнулся и назвал свое имя. Однако люди на пироге не сразу узнали его, и на подмогу им от берега поспешила другая большая пирога с просторной платформой, на которой сидело несколько вооруженных людей. Завязались переговоры. Признав, наконец, в матросах урумбая своих, туземцы с громкими криками полезли на палубу, оставив оружие в своих пирогах.

Деревушка, которую увидел Миклуха-Маклай на берегу была совсем жалкой. Там было всего два или три шалаша и две прау (пироги) с крышами, вытащенные на берег. Шалаши очень примитивной постройки походили на те, которые Миклуха-Маклай видел в горах Моривалес у негритосов Лузона. Это обстоятельство еще более убедило молодого ученого в близости негритосов к новогвинейским папуасам.

Пока Миклуха-Маклай разговаривал с туземцами, к нему приблизились два человека. Один, одетый в красные штаны и куртку, оказался местным владетелем, радьей, по имени Муда-Наматоте; другой – в желтом арабском жилете, с белым платком на голове, – был его приятель «капитан» Маварры с соседнего острова. Этот «капитан» имя крайне отталкивающую внешность: рослый, с большим приплюснутым носом, маленькими глазами и низким атавистическим лбом.

Оба владетеля осведомились о цели прибытия путешественника. Миклуха-Маклай объяснил им, что намеревается поселиться здесь месяца на три, хочет видеть горы, деревья, животных, людей и хижины и знать все, что здесь делается.

Муда-Наматоте немедленно предложил русскому ученому осмотреть его дом и поселиться за умеренную плату. Но Миклухе-Маклаю там не понравилось. Кроме того, отсутствие воды (имелся только один плохой, полусоленый источник) и малая величина острова заставили русского ученого отказаться от мысли поселиться на острове Наматоте. Муда-Наматоте и «капитан» Маварры с подозрительной горячностью стали убеждать его не уезжать. Однако Миклуха-Маклай был непреклонен. Тогда Муда-Наматото переменил тон и жалобным голосом стал выпрашивать у путешественника хотя бы бутылку рома или джина, к которым туземцы успели уже пристраститься. Миклуха-Маклай строго ответил на это, что как для самого радьи Муды, так и для остальных жителей Наматоте будет гораздо лучше, если им никогда не придется больше иметь дела с этими напитками.

Горные папуасы берега Папуа-Ковиай (рис. М.-Маклая).

Покинув остров Наматоте, Миклуха-Маклай отправился дальше вдоль юго-западного берега Новой Гвинеи и вскоре встретил туземную пирогу. На пироге находился старик радья Айдума, который был вынужден бежать со своего острова Айдума, когда на него напало соседнее племя телок-камрау. Радью Айдуму сопровождала его семья, состоявшая из двух женщин и двоих детей. Видя их бедственное положение, Миклуха-Маклай приказал выдать им рис и саго. Это так обрадовало туземцев, что они решили не покидать больше путешественника.

В тот же день урумбай подъехал к тому месту берега, где в 1828 году голландцы построили форт Du Bus, покинутый впоследствии из-за страшной малярии, уничтожившей в короткий срок большую часть европейских поселенцев. Местоположение бывшего форта оказалось чрезвычайно живописным. Большой глубокий бассейн, замкнутый всех сторон горами, расстилался у подножия зеленой, очень красивой горы Ламанснеры. При сильных дождях с крутых возвышенностей стекало в море так много воды, что можно было черпать пресную воду прямо с морской поверхности. Все это обеспечивало надежное положение форта в смысле стоянки судов и в отношении защиты от нападения туземцев.

Но теперь берег, покрытый высоким тропическим лесом, казался еще нетронутым рукой человека. Нигде нельзя было заметить даже намека на существовавшую здесь полвека назад колонию. Только такие старики, как радья Айдума, еще помнили, где стояли «рума-бату-оран-Голланда» – каменные дома людей Голландии. Поэтому Миклуха-Маклай, желавший осмотреть остатки форта, взял с собой на берег старого Айдуму. Место, где они высадились заросло непроходимым тропическим лесом, и только при помощи дружного действия парангами (большие малайские ножи) им удалось проложить себе дорогу. Идя впереди, Миклуха-Маклай вскоре наткнулся на каменный пьедестал на котором стоял полусгнивший толстый столб. Путешественник почувствовал под ногами что-то твердое и гладкое, издававшее металлический звук при ударе каблуков, подбитых гвоздями. По приказанию ученого место вокруг пьедестала было расчищено от хвороста и сухих листьев и Миклуха-Маклай увидел массивную чугунную доску, на которой полностью сохранилось изображение нидерландского герба. Очевидно, она упала с полусгнившего столба много лет назад, скрыв от света символ могущества «оран-Голланда».

Дальше можно было различить несколько четырехугольных фундаментов из кораллового известняка, среди которых росли могучие деревья экваториального леса. Вот и все, что осталось от бывшей европейской колонии.

С чувством легкой грусти покинул Миклуха-Маклай руины форта. Он отправился дальше, в поисках более удобного места для своего временного поселения на берегу. Вскоре такое место нашлось. Оно носило туземное название Айва. По желанию Миклухи-Маклая матросы урумбая принялись строить для него хижину. Им помогали местные папуасы, почувствовавшие расположение к путешественнику, и через несколько дней хижина была готова.

8 марта 1874 года Миклуха-Маклай с удовлетворением записал в своем дневнике: «Наконец, могу сказать, что я снова житель Новой Гвинеи. Целый день я устраивался в хижине и нахожу, что помещение довольно комфортабельное. Пришедшие туземцы рассказали мне, что дней пять тому назад, именно в день, когда я выбрал эту местность для постройки моей хижины, жители Телок-Камрау убили одного человека острова Наматоте с женой и детьми. Необходимо здесь быть настороже».

В отношении безопасности юго-западный берег Новой Гвинеи резко отличался от берега Маклая. Там туземцы занимались мирным трудом и были настроены благожелательно друг к другу, здесь же они не раз оказывались жертвой хищничества белых и малайских авантюристов и жили в постоянном страхе быть ограбленными или убитыми, а потому и сами были непрочь заняться разбоем. Миклуха-Маклай узнал, например, что радья Айдума, так жаловавшийся на нападение людей Телок-Камрау, сам много раз участвовал в «хонгиях» – морских экспедициях, – предпринимавшихся султанами Тидора и Тернате для собирания по берегам Новой Гвинеи дани, которую эти султаны почему-то считали себя вправе взимать. «Хонгии» сопровождались насилиями и убийствами людей, сжиганием их хижин и уничтожением плантаций. Скромный на вид, радья Айдума, как только он чувствовал за собой силу и власть, оказывался одним из самых жестоких и кровавых насильников. Неудивительно, что его ненавидели, и люди Телок-Камрау хотели свести с ним давние счеты.

Прожив около полумесяца в своей хижине в Айве, Миклуха-Маклай задумал предпринять новую поездку на урумбае. К этому времени около его хижины образовалась целая колония. Помимо Айдумы с семьей, туда приехали и радья Наматоте и «капитан» Маварры со своими людьми. Все они надеялись извлечь выгоду от услуг путешественнику.

21 марта Миклуха-Маклай отправился на своем урумбае в дальнейший путь вдоль берегов Новой Гвинеи, оставив Айдуму, Муда-Наматоте и «капитана» Маварры с их людьми в Айве для защиты хижины.

Наблюдая жизнь страны, по которой он ехал, Миклуха-Маклай отметил в своей записной книжке: «Если взять всех жителей Наматоте, Айдумы, Лобо, даже с горными жителями Майрасис, Вуоусирау, то не думаю, чтобы набралось всего более ста человек. Кругом горы почти не населены. Там и сям встречается песчаный берег с кокосовыми пальмами – несомненный признак того, что здесь когда-то жили люди. Туземцы живут больше в своих пирогах, на платформах которых помещается их семья. Пироги эти имеют довольно основательные крыши из «кальян» (прочные цыновки из листьев пандануса). Когда подходят к песчаному берегу, пирога вытаскивается на берег и переоборудуется в шалаш, в котором туземцы живут по неделям, занимаясь «чари моканен», – ловят рыбу, собирают хлебный плод в лесу, ставят ловушки для птиц, иногда даже разводят скрытую в лесу небольшую плантацию сладкого картофеля, изредка заглядывая на нее, чтобы собрать плоды. На одном же месте они остаются недолго».

Безлюдье поражало Миклуху-Маклая. За несколько дней пути он встретил всего одну пирогу, в которой находилась папуасская семья, состоявшая из мужчины, трех женщин и ребенка. На вопрос ученого, куда они едут, папуас ответил кратко: «Чари моканен» («Ищу, что поесть»). До такой степени нищеты и одичания были доведены туземцы Папуа-Ковиай их «цивилизаторами».

Нищета папуасов и кочевой образ жизни были, как убедился Миклуха-Маклай, следствием неуверенности в завтрашнем дне из-за постоянного страха насилий и смерти. Щедрая тропическая природа, дававшая все условия для счастливой, изобильной жизни людей, не могла противостоять жестокости и алчности тунеядцев, предпочитавших грабить и убивать других, лишь бы не трудиться самим.

Экспедиция Миклухи-Маклая продолжалась около двух недель. За это время он проехал почти пятьдесят морских миль вдоль берега. В бухте Тритон ему удалось перейти горный хребет высотой в 1200 футов и открыть интересное горное озеро Камаки-Валлар на высоте около 500 футов над уровнем моря.

2 апреля Миклуха-Маклай вернулся в Айву и нашел хижину разграбленной. К своему негодованию, он узнал следующее. В одно дождливое утро, когда люди, оставленные им для защиты хижины, спокойно спали, явилось много папуасов с соседних гор, хорошо вооруженных и раскрашенных черной боевой краской. Они напали на спящих. Среди убитых оказались обе жены радьи Айдумы и его маленькая дочь. Убийцы изрубили на куски тело ребенка, а матери отрубили голову и, подняв на копье, с торжеством унесли в горы.

Несмотря на полную неожиданность случившегося, Миклуха-Маклай не растерялся. Ему сразу же бросилось в глаза, что при нападении никто из людей радьи Наматоте и «капитана» Маварры не пострадал. Из расспросов свидетелей он убедился, что горные жители, действительно, приходили отомстить радье Айдуме и убили его семью, а разграбление хижины Миклухи-Маклая оказалось делом людей радьи Наматоте и «капитана» Маварры, которые умышленно не мешали горным папуасам убивать женщин и ребенка, чтобы потом свалить на них вину за разграбленные хижины. Положение путешественника стало очень рискованным. Радья Наматото всячески ухаживал за ним, но Миклуха-Маклай теперь хорошо знал его коварство. Стороной ученому удалось узнать, что Муда-Наматоте уже успел переговорить с матросами урумби и что он гарантировал им полную безопасность, если они ни во что не будут вмешиваться. Это означало, что на Миклуху-Маклая готовится нападение. Матросы урумбая, полюбившие путешественника за время их совместного странствования уговаривали его немедленно уйти в море. Миклуха-Маклай твердо заявил им, что если они боятся, то могут ехать куда угодно, он их не задерживает. Но сам он останется здесь и построит новую хижину. Через несколько дней новая хижина была готова.

Радья Айдума.

Утром 23 апреля Миклуха-Маклай встал раньше обыкновенного. Он уже достоверно знал, что люди Наматоте и Маварры хотят напасть на него, убить, и потому был настороже. Все же внешне он оставался совершенно спокойным, и матросы видели его мирно распивающим кофе на веранде его новой хижины.

«Капитан» Маварры (фото М.-Маклая).

Мальчик Ахмат, преданный молодому ученому всем своим существом, оказался теперь очень полезным благодаря своей ловкости и находчивости. Ахмат разузнал, что с соседнего, острова Маварры только что пришла пирога, в которой находились вещи, украденные из хижины Миклухи-Маклая.

Прошел слух, что и сам «капитан» Маварры был в этой пироге. Не теряя прежнего спокойствия, Миклуха-Маклай напряженно обдумывал, что ему предпринять. Еще представляя себе точно, как развернутся события, он решил захватить «капитана» Маварры во что бы то стало, считая его главным виновником происшествия.

Допив кофе, Миклуха-Маклай позвал матросов и сказал, что «капитан» Маварры здесь и что он решил захватить его живым или мертвым. А так как люди радьи Наматоты и самого «капитана», очевидно, станут сопротивляться, то о необходимо зарядить и взять все ружья, которые есть в доме. Чувствуя серьезность положения, матросы молча повиновались.

Когда все было готово, Миклуха-Маклай обратился к одному из матросов-папуасов:

– А ты боишься со мною итти или нет?

– Нет, – отвечал тот, – если ты пойдешь первым.

Путешественник приказал матросу взять крепкую веревку, надеясь, что этого будет вполне достаточно для «капитана» Маварры.

С веранды был хорошо виден берег. Людей радьи Наматоте и «капитана» Маварры было раза в три больше матросов урумбая. Невольно в голове Миклухи-Маклая пронеслось: «А что, если они все кинутся защищать своего капитана?» Но он тотчас отогнал эту мысль – жестокость «капитана» Маварры была хорошо известна, его люди могли бы поспешить к нему на помощь только из страха перед ним. Поэтому надо действовать решительно, показать им, что «капитан» не страшен.

Хотя Миклуха-Маклай не сомневался в благополучном исходе дела, ему было трудно примириться с тем, что, возможно, произойдет резня, в которой он будет так или иначе повинен. Тем не менее он приказал своему слуге Давиду и матросу-папуасу следовать за ним и вышел из дома. Он слишком хорошо помнил вид своей разграбленной хижины и лужу крови изрубленного ребенка Айдумы на своем рабочем столе.

Большинство людей на берегу занималось приготовлением пищи. Нарочито медленно проходя мимо них, Миклуха-Маклай приблизился к пироге.

– Где здесь капитан Маварры? – спросил он спокойно.

Ответа не последовало. В наступившей внезапной тишине десятки глаз с напряженным любопытством обратились на молодого ученого.

– Капитан Маварры, выходи!—повторил Миклуха-Маклай громче.

Опять общее молчание.

– Выходи же! – повелительно крикнул он в последний раз и сорвал цыновку, служившую крышей пироги. Под цыновкой сидел капитан.

– Сламот, туан[17]17
   Пощади, господин.


[Закрыть],– произнес он дрожащим от страха голосом.

– Так это ты грабил мои вещи вместе с людьми Телок-Камрау? Где теперь радья Наматоте?

– Не знаю, – еще более слабым голосом отвечал гигант, все сильнее дрожа.

Кругом на почтительном расстоянии стояли папуасы и матросы урумбая.

– Смотри за людьми, – шепнул Миклуха-Маклай Давиду, а сам схватил «капитана» за горло и, приставив револьвер к его рту, приказал не шевелиться, пока матрос связывал ему руки.

Все это продолжалось одно мгновенье.

– Я беру этого человека, – сказал Миклуха-Маклай.– Я его оставил в Айве стеречь мою хижину, а он расхитил все, что было в ней, и допустил, что в моих комнатах убили женщин и ребенка. Возьмите его сейчас же в урумбай.

Затем он обратился к своим матросам:

– Майберит и Сангиль, вы будете отвечать мне за него!

Чтобы не дать людям «капитана» Маварры опомниться, надо было действовать как можно скорее. Вслед за «капитаном» на урумбай были нагружены вещи из хижины, и Миклуха-Маклай распорядился отчалить от берега.

Когда урумбай вышел в открытое море, путешественник приказал развязать «капитана». Гигант казался послушным и тихим, как ребенок. Но Миклуха-Маклай, не упускавший его из виду, скоро заметил, что он пытается подкупить матросов и договориться с ними о своем побеге. Молодой ученый одним словом разрушил планы «капитана» – он приказал плыть до острова Кильвару и там сдать преступника голландским властям.

Шесть суток урумбай шел не останавливаясь. Матросы роптали, но Миклуха-Маклай был непоколебим. Наконец показался остров Кильвару. «Капитан» Маварры был временно сдан местному радье, так как голландское военное судно, регулярно посещавшее острова для поддержания порядка, еще не приходило.

Около месяца прожил Миклуха-Маклай на острове Кильвару, дожидаясь этого судна. Он опять заболел тропической лихорадкой, и его, уже больного, пришлось доставить в Амбойну. Там посетил его капитан Моресби, прибывший на английском военном корабле «Basilisk». Моресби нашел русского ученого в таком тяжелом состоянии что, как сам потом признавался, «сильно сомневался в том, чтобы он мог поправиться».

По счастью, в Амбойне находился превосходный доктор Хуземан, который окружил больного путешественника такой заботой и вниманием, что уже в скором времени тот смог встать на ноги.

Поправившись, Миклуха-Маклай через Тернате, Мельдо, Горонтало, Макассар на Целебесе добрался до Явы. Пробыв некоторое время в Тонпанасе, он переселился в Батавию. Это было в сентябре 1874 года.

В Батавии Миклуха-Маклай опубликовал в местном журнале статью о бедственном положении туземцев в Папуа-Ковиай. Не ограничиваясь только обращением к европейскому общественному мнению, он направил генерал-губернатору Голландской Индии официальное письмо, в котором указывал, что страх перед насилием заставляет на селение берега бросать свои хижины и огороды, а это обрекает туземцев Папуа-Ковиай на физическое уничтожение.