Текст книги "Миклуха-Маклай"

Автор книги: Николай Водовозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Приехав в Германию, Миклуха-Маклай поступил на философский факультет Гейдельбергского университета. Влечение к естественным наукам не только не исключало в нем интереса к философии, но, наоборот, тесно с ним связывалось.

В Гейдельберге Миклуха-Маклай слушал лекции известных физиков и натуралистов—Кирхгофа, Гельмгольца, Бунзена, а также историков, юристов, политико-экономов и философов—Гейсера, Целла, Миттермайера и других.

В Гейдельбергском университете Миклуха-Маклай пробыл около двух лет; затем он переехал в Лейпциг, поступил на медицинский факультет и вскоре перебрался в Иену – маленький университетский городок, где продолжал слушать лекции по медицине. Тогда же Миклуха-Маклай познакомился с эволюционной теорией Дарвина, осветившей ярким светом антропологические изыскания самого Миклухи-Маклая.

В середине XIX века в области естествознания происходили замечательные события. Учение Чарльза Дарвина об изменчивости видов, о постепенном развитии более простых форм растительного и животного мира в более сложные произвело настоящий переворот в биологии. Сущность теории Дарвина сводилась к учению о естественном отборе, согласно которому в борьбе за существование выживают организмы, наиболее приспособленные к условиям окружающей среды.

Эволюционная теория Дарвина явилась лучшим объяснением происхождения видов, но она не могла иметь универсального значения. Говоря о человеке, Дарвин включал его в ту же систему развития, что и остальной животный мир. Но это было принципиальной ошибкой, так как человеческое общество подчинено своим особым законам развития, совершенно отличным от законов развития животного или растительного царства. «Животное пользуется, – говорит Ф. Энгельс, – только внешней природой и производит в ней изменения просто в силу своего присутствия; человек же своими изменениями заставляет ее служить своим целям, господствует над ней».[9]9
   Ф. Энгельс, Диалектика природы, стр. 57. Партиздат, 1933 г.


[Закрыть]

Говоря о происхождении человека, Дарвин все черты, отличающие человека от его животных предков, приписывал только действию естественного отбора. Однако это отнюдь не соответствует истинному ходу эволюции, ибо если развитием животного мира руководит борьба за существование, то в развитии человека решающую роль сыграл труд. А «труд, – как его определяет К. Маркс, – есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой... Веществу природы он сам противостоит, как сила природы».[10]10
   К. Маркс. Капитал, т. I. стр. 119. Соцэкгиз. 1931 г.


[Закрыть] Поэтому только учение Маркса и Энгельса, показав «роль труда в процессе очеловечения обезьяны», превратило эволюционную теорию Дарвина в могущественное средство борьбы против суеверия и религиозных предрассудков и против порабощения человека человеком.

Находясь в Иене, Миклуха-Маклай с особенным интересом изучал сравнительную анатомию; ей он придавал исключительное значение в связи с общей эволюционной теорией Дарвина, сторонником которой он сделался. Сравнительная анатомия изучает сходство и различие животных форм и устанавливает родство между организмами различных видов. Дарвинизм поставил перед сравнительной анатомией задачу уяснения происхождения различных животных видов и путей их развития.

Миклуха-Маклай становится ассистентом известного в то время ученого Эрнста Геккеля, ревностного последователя теории Дарвина. И, когда в 1866 году профессор Геккель предпринял научную экспедицию на Канарские острова, Миклуха-Маклай отправился вместе с ним в первое свое путешествие.

Первая остановка экспедиции была на острове Мадейра. Это – наиболее значительный остров из архипелага носящего то же название. Остров Мадейра был открыт в 1418 году португальскими мореплавателями Гонсальвезом Зарко и Тристаном Ваз Тексейра. Колонизация остров; привела к полному преобразованию его животного и растительного царства. С первых же дней португальской оккупации началось уничтожение лесов на Мадейре. Гонсальвез Зарко, которому был пожалован в ленное владение весь Фунчальский округ, пустил огонь в лесную чащу, покрывавшую местность, намеченную для будущего города. Пожар распространился далеко внутрь острова, угрожая жизни самих поджигателей. Чтобы уйти от пламени поселенцы, по словам Зарко, принуждены были бежать на барки или бросаться в море, где они провели двое суток без пищи, стоя по горло в воде. Несколько лет огонь продолжал истреблять леса острова, перекидываясь с одного горного склона на другой. Только название острова – «Мадейра», что значит «лесистый остров», – напоминало о том, что было здесь до португальской оккупации.

Вместе с туземной флорой острова погибла и его фауна. Все животные, которые населяют ныне остров Мадейра ввезены были колонистами, в том числе и грызуны: кролики и крысы, опустошающие сады и поля прекрасного острова.

Население Мадейры смешанного происхождения. Первыми поселенцами были португальцы, затем приходили искать убежища евреи и мавры; негров привозили в качестве невольников; англичане, владевшие Мадейрой в эпоху наполеоновских войн, оставили после себя многочисленные семейства. Когда же остров очутился на большой дороге океанского пароходства, там поселилось еще много европейцев. Тем не менее, господствующая раса – португальцы – постепенно поглощает эти разнородные элементы; почти все жители Мадейры имеют черные глаза, густые и темные волосы; у большинства из них цвет лица смуглый, что приписывают влиянию скрещивания с африканцами.

Это естественное смешение самых различных рас дало Миклухе-Маклаю возможность произвести интересные антропологические наблюдения. Уже тогда у него впервые появилась мысль о необходимости длительного изучения людей в первобытной обстановке, чтобы решить вопрос о сущности расовых особенностей.

На Мадейре Миклуха-Маклай мог также убедиться в том, какую огромную роль играют социально-экономические факторы в физиологическом развитии человека. Несмотря на прекрасный климат острова, бедственное материальное положение трудящегося населения является постоянным источником многочисленных болезней, которым подвержены жители Мадейры. Они питаются здоровой пищей, главным образом кукурузой, иньямом, сладкой бататой, картофелем с прибавкой съедобных корней, плодами и рыбой, но этой пищи никогда не бывает у них в достаточном количестве. Что же касается жилищ, то чаще всего – это темные и сырые пещеры с каменными стенами, пристроенными к скале. Немудрено, что женщины, проводящие большую часть дня в этих логовищах, почти поголовно страдают болезнями, вызываемыми недостатком воздуха и света.

Благодатная природа острова могла бы обеспечить население полностью продуктами питания, но порядок землевладения, установившийся на Мадейре, обрекал большинство населения на голод. Почва и источники орошения все еще принадлежали потомкам прежних феодалов. Именно по этой причине за время с 1835 по 1859 год, когда были большие неурожаи, более пятидесяти тысяч мадейрцев покинули родной край в поисках лучшей доли.

С острова Мадейра научная экспедиция отправилась на Канарский архипелаг. Это те самые «острова Блаженных», о которых говорят греческие поэты, острова, где герои наслаждались вечной жизнью, в восхитительном климате, где неведомы были ни холод, ни бури. Правда, ни один тогдашний географ не мог указать точно местоположения этих «счастливых островов». В сознании древних они смешивались со всеми атлантическими землями, лежащими в великой «реке Океане», по ту сторону «Ворот Геркулеса».

Достоверная история Канарских островов начинается с 1344 года, когда папа Климент VI подарил их инфанту Луису де-ла-Серра, дав при этом ему титул «принца Фортуны». Но «принц Фортуны» не обладал достаточными ресурсами, чтобы захватить силой подаренные ему щедрым Климентом VI острова. Все экспедиции Луиса де-ла-Серра, произведенные с целью вступить, наконец, во владение архипелагом, походили скорее на простые разбойничьи налеты, сопровождавшиеся грабежом мирных жителей. Положение изменилось только тогда, когда в дело вмешалось испанское правительство. Завоевание, продолжавшееся около ста лет, кончилось присоединением Канарских островов к испанской короне.

Канарские острова, лежащие южнее Мадейры и ближе к африканскому материку, имеют климат более теплый, хотя и менее ровный. Здесь нет зимы в европейском смысле слова: температура этого времени года здесь выше, чем средняя годовая температура в южной Италии. Зато лето часто бывает слишком жарким для европейцев, особенно на восточных островах. Ветер, дующий по временам со стороны пустыни Сахары, приносит сухой, насыщенный пылью воздух, растительность блекнет, земля трескается, люди и животные изнемогают. В летописях островов Ланцерота и Фуэртевентура приведены примеры, когда ветры из Сахары, особенно юго-восточные, приносили с собой страшный голод и обезлюдение островов.

Для Миклухи-Маклая Канарские острова представляли особый интерес потому, что с точки зрения антропологии тогда еще не был решен вопрос о расовом происхождении канарийцев. Одни этнографы считали их ветвью берберской расы, другие видели в них басков, кельтов и даже вандалов. Изучение черепов и костяков канарийцев не внесло ясности, так как показало, что население архипелага принадлежало к различным расам. Миклуха-Маклай тогда уж усомнился в том, что изучение черепов может дать решающий признак для опознания расы. Впоследствии, после своих замечательных путешествий по Новой Гвинее, он блестяще доказал псевдонаучность формальных признаков, на которые теперь опирается «расистская теория».

На Канарских островах Миклуха-Маклай пробыл около полугода, занимаясь, кроме антропологических наблюдений, зоологическими исследованиями. В результате он написал интересную работу по анатомии мозга хрящевых рыб и морских губок.

В Европу Миклуха-Маклай возвращался из своего первого путешествия через Марокко. Он не мог отказать себе в удовольствии заглянуть в страну, о которой говорили, что ее «нельзя слишком превознести». Действительно, теплый климат, обилие вод, плодородие почвы, многоликость природы, счастливое положение страны между двумя морями на торговых путях – все это обещало ее народу прекрасную жизнь и процветание. А между тем страна была бедна и несчастна, и мало где люди были так порабощены, как в Марокко. Миклуха-Маклай видел многочисленные караваны невольников, которых приводили из Судана, чтобы распродать на рынках Феца или Марракеша. Самодержавная власть султана была номинально ограничена только кораном, но право истолкования текста корана было предоставлено также ему.

Миклуха-Маклай удивлялся жестокости, с которой наказывали неугодных султану лиц. В государственных тюрьмах томились несчастные, головы которых были продеты в железные ошейники, заставлявшие их все время оставаться в стоячем положении. Многие тюрьмы представляли собой вонючие клоаки, где забитые арестанты умирали голодной смертью. Наказания были ужасны: людям сжимали кулаки так, чтобы ногти впивались в живое мясо, предварительно разрезанное ножом; нарастающая свежая кожа сращивала пальцы с ладонью и делала людей навсегда калеками.

Миклуха-Маклай видел, что деятельность европейцев в Марокко была направлена не на то, чтобы внести культуру и цивилизацию в эту прекрасную страну, а только на порабощение туземцев, на их зверскую эксплоатацию в целях обогащения их завоевателей.

Наблюдая действия «цивилизаторов», Миклуха-Маклай много размышлял о судьбе народов колоний, задыхавшихся под железной пятой европейского империализма. И уже тогда созревали в нем идеи, осуществлению которых он отдал потом всю свою жизнь.

В 1868 году Миклуха-Маклай отправился для продолжения работы по сравнительной анатомии в Сицилию. Он поехал вместе с доктором Дорном, который был горячим пропагандистом идеи о необходимости устройства морских зоологических станций, где ученые могли бы наблюдать животных не в музейной или лабораторной обстановке, а в условиях окружающей их естественной среды.

Миклуха-Маклай горячо поддерживал эту мысль Дорна, не раз высказывая убеждение, что первым условием научно-исследовательской работы должно быть непосредственное ознакомление с материалом на месте и что только в результате накопления большого числа строго проверенных фактов можно делать окончательные выводы, не торопясь с преждевременными обобщениями и смелыми гипотезами.

Работа Миклухи-Маклая и доктора Дорна в Сицилии была очень плодотворна. Через несколько лет их мечта осуществилась: там была основана первая в мире морская зоологическая станция.

ТРУДНЫЙ ПУТЬ УЧЕНОГО

В 1869 году Миклуха-Маклай предпринял новое путешествие. На этот раз он отправился на восток, в бассейн Красного моря. Целью второго путешествия были проверка и пополнение некоторых данных, полученных им при зоологических изысканиях на Канарских островах.

Это путешествие требовало большой выдержки, бесстрашия, железной выносливости и огромной инициативы. Миклуха-Маклай показал, что он обладает всеми этими качествами в полной мере.

Красное, или Чермное, море, отделяющее Аравию от Абиссинии и Египта, тянется узкой полосой на протяжении 2200 километров от Суэцкого канала до пролива, который носит название Баб-эль-Мандебского, что в переводе означает «Ворота умирающих». Европейцев, путешествующих в летние месяцы по Красному морю, прежде всего пугает жара. Она томительна в штиль и нестерпима, когда дует ветер из пустыни. Между различными гипотезами, которые были предложены для объяснения происхождения названия «Красного» моря, наиболее правдоподобна та, которая придает ему смысл «жаркого». Багровое небо, отражающееся в море, ослепительный блеск господствующих над ним гор и скал, раскаленный воздух – таковы будто бы причины, заставившие назвать это море «жарким», «красным».

Около трети бассейна Красного моря занято низменными островами, созданными трудом кораллов. Вдоль аравийского берега коралловые мели образуют почти сплошную цепь от Ходейдской бухты до входа в Акабский залив. На африканском берегу шеб – бахрома из коралловых рифов – не образует такой непрерывной линии, зато в некоторых местах она дальше выдвинута в открытое море. Против города Массауа коралловые банки занимают боле половины моря. Плавание очень опасно среди шеба – этого бесконечного лабиринта проливов и морских улиц. Арабские суда, следующие вдоль побережья, ночью должны бросать якорь: при всей своей опытности и осторожности лучшие кормчие могут сбиться с пути, так как рифы из года в год меняют свое местоположение.

Не на многих морях имеется возможность наблюдать зрелище, подобное тому, которое представляется путешественнику, созерцающему с корабля дно Красного моря.

Сквозь прозрачную, как хрусталь, воду, на глубине двадцати и более метров видны подводные «луга» зоофитов с миллиардами ветвей, почек и цветов. Этот бесконечный мир разнообразнейших форм сияет чудным блеском бриллиантов, рубинов и сапфиров.

Миклуха-Маклай отправился исследовать причудливы берега Красного моря один. Скудные средства, которыми он располагал, не позволяли ему нанять служителя или переводчика. Научную работу приходилось вести под тропическим солнцем, при постоянной температуре более 35° по Цельсию. Микроскоп и термометр он прятал в холщевый мешок, опасаясь возбудить подозрение у фанатичны туземцев незнакомыми для них инструментами. Страдая лихорадкой, скорбутом, подчас голодая, он упорно шел вперед. Чтобы сблизиться с туземцами и снискать их доверие, он изучил арабский язык, обрил голову, стал носить аравийский бурнус, научился подражать религиозны обрядам мусульман и даже выкрасил себе лицо коричневой краской. Миклуха-Маклай не имел ничего общего со «знатными» путешественниками, выглядывающими из окон комфортабельных кают парохода. Он окунулся в самую гущу жизни и личным опытом проверял сделанные им наблюдения.

Религиозно-фанатически настроенные арабы и множество кочующих любителей легкой наживы нередко угрожали жизни путешественника, но ни разу он не изменил своего благожелательного отношения к туземцам, понимая, что не они виноваты в окружающем их невежестве, упадке нравов, болезнях и нищете.

Миклуха-Маклай побывал в белых, сожженных солнцем городах Ямбо, Джедде и Массауа. Он изучал типы жителей побережья Красного моря и видел, что ни о какой «чистой» расе говорить не приходится. Мусульманские гаремы арабов исстари пополнялись негритянскими девушками, которые продавались на невольничьих рынках по цене от ста до двухсот рублей, и это давно уже создало смешанный тип приморского населения.

Недостаток в средствах у Миклухи-Маклая был настолько велик, что, когда настало время возвращения на родину, ему пришлось прибегнуть к помощи местных русских консулов и занять у них небольшие суммы. И все же, несмотря на все неблагоприятные условия, он собрал интереснейший материал по вопросам сравнительной анатомии и зоологии, на основании которого сделал доклад на заседании Русского географического общества в Петербурге.

В Россию Миклуха-Маклай возвращался через Турцию. В Константинополе русский консул выразил желание оказать ему какую-нибудь услугу. Непритязательный путешественник ограничился тем, что попросил отдать в стирку его белье. Консул, не представлявший себе условий, в каких приходилось существовать Миклухе-Маклаю, счел эту просьбу за насмешку.

Из Константинополя Миклуха-Маклай приехал в Одессу, а затем отправился на южный берег Крыма. Прожив там некоторое время и собрав необходимый научный материал, он выехал на Волгу, чтобы продолжать там работу по изучению мозга хрящевых рыб.

С Волги Миклуха-Маклай отправился в Москву, где в то время происходил второй съезд русских естествоиспытателей и врачей. На съезде он выступил с докладом, в котором доказывал необходимость организации зоологических морских станций на Белом, Балтийском, Черном и Каспийском морях, а если возможно, то и на берегах Тихого океана – во Владивостоке, на Сахалине и на Камчатке. Он указывал, какое огромное значение в народном хозяйстве может иметь такая сеть морских станций, не говоря уже об их научном интересе.

Это выступление Миклухи-Маклая не прошло бесследно. На съезде молодой ученый обрел горячих сторонников, и через несколько лет Общество любителей естествознания по инициативе профессора А. П. Богданова, стало усиленно собирать коллекции низших животных в Черном и Балтийском морях; позже были основаны две зоологические морские станции – в Севастополе и на Соловецких островах. В настоящее время таких станций в Советском Союзе имеется двенадцать: восемь по побережью Черного моря две на Каспийском, одна на Северном и одна во Владивостоке.

Из Москвы Миклуха-Маклай отправился в Петербург. К этому времени у него созрел грандиозный план научного исследования берегов Тихого океана; там он надеялся, во-первых, найти ответы на некоторые вопросы относительно эволюции животного мира вообще, а во-вторых, решить основную проблему, стоявшую в то время перед всеми антропологами, – проблему о происхождении и развитии человеческих рас.

В антропологии существовали тогда два направления, сторонники которых вели между собой жестокую борьбу. Одни – моногенисты – утверждали, что человеческие расы произошли от одного ствола, другие – полигенисты– пытались доказывать, что человеческие расы произошли от нескольких независимых друг от друга стволов. Белая и черная расы, по мнению полигенистов, представляют собой две совершенно особые породы, отличающиеся как в физическом, так и в интеллектуальном отношении. Отсюда вытекало учение о неравноценности человеческих рас. Белая раса объявлялась высшей расой, самой природой предназначенной для господства, а черная и желтая расы считались низшими, обреченными на вечно подчиненное положение.

Учение полигенистов являлось теоретическим обоснованием колониальной политики европейской буржуазии, беспощадно угнетавшей и эксплоатировавшей цветные расы в своих колониях. В настоящее время фашисты, эти ярые враги человечества и культуры, охотно возродили учение полигенистов о расах, сделав его основой своей человеконенавистнической политики, территориальных захватов и истребления народов.

Моногенисты, стоявшие на единственно правильной научной точке зрения, целиком отвергали теорию различного происхождения человеческих рас и вытекающий отсюда вывод о их природной неравноценности. Они утверждали, что теория полигенистов не опирается на проверенный фактический материал и что для решения вопросов о существовании «низших» рас, неспособных якобы в силу своего анатомического устройства подняться до уровня так называемых «высших» рас, необходимо провести всестороннее и глубокое изучение представителей всех рас, населяющих земной шар от экватора до полярного круга. Один из крупнейших моногенистов того времени в России, академик Бэр, писал: «Является желательным и, можно даже сказать, необходимым для науки изучить полнее обитателей Новой Гвинеи».

Академик Бэр обращал такое внимание на Новую Гвинею именно потому, что эта экваториальная страна была почти неизвестна тогда европейцам. На большей части ее территории еще не ступала нога европейских путешественников, и населявшие ее туземцы должны были представлять собою наиболее чистые, без всяких примесей, образцы цветной расы. Изучить их с точки зрения сравнительной анатомии и определить сходство и различие их с белой расой – значило научно решить антропологический спор между моногенистами и полигенистами, значило вырвать почву из-под лженаучных и глубоко реакционных утверждений полигенистической расовой теории.

По приезде в Петербург, в октябре 1869 года, Миклуха-Маклай сделал в совете Русского географического общества сообщение о своем желании совершить при поддержке Общества научное путешествие на острова Тихого океана. «Во время предстоящего мне путешествия (путешествие рассчитано лет на 7 или 8, а потому план его может быть начертан лишь в кратких и неопределенных чертах. Первые годы путешествия думаю провести на берегах тропических морей, а затем подвигаться постепенно на север, до берегов Охотского моря и северных частей Тихого океана. Первым же полем моей деятельности будет Новая Гвинея; при этом вообще я руководствовался соображениями, которые не замедлю сообщить Географическому обществу) занятия мои, кроме специально-зоологических исследований, будут состоять также в метеорологических наблюдениях и исследованиях по антропологии и этнографии».

Предложение Миклухи-Маклая было поддержано двумя академиками – Бэром и Брандтом. Последний рекомендовал путешественника в особом письме как «талантливого и ревностного молодого человека, предпринявшего уже два путешествия, а также работавшего с отличным успехом в Германии. Плодом его занятий явились обогатившие науку исследования над плавательным пузырем акул, губками и по сравнительной анатомии мозга; в последней из этих работ он проводит новый взгляд на морфологическое значение частей головного мозга рыбы».

Но молодому исследователю нужна была небольшая сумма денег для приобретения необходимых научных инструментов, о чем он и просил Географическое общество.

О том, как он будет жить сам в течение тех семи или восьми лет, о которых говорил, Миклуха-Маклай не думал.

Вице-председатель Русского географического общества адмирал Литке, по болезни не присутствовавший на докладе Миклухи-Маклая, особенно отрицательно отнесся к предложению молодого ученого. Он нашел его проект чересчур смело задуманным и выходящим за пределы тех задач, которые непосредственно должны были интересовать общество. Литке даже отказался встретиться с Миклухой-Маклаем, когда тот захотел изложить ему свои соображения о предполагаемом путешествии.

Но Миклуха-Маклай отличался железной настойчивостью в достижении раз поставленных целей. Кроме того он уважал престарелого Литке как крупного исследователя, много потрудившегося для своей родины, и решил добиться свидания с ним. Во время происшедшего объяснения заслуженный адмирал был совершенно очарован молодым ученым, убедившись в его глубоких знаниях и прямом, решительном характере. Когда же Миклуха-Маклай заговорил о научных работах самого Литке, обнаруживая при этом редкую осведомленность и превосходное понимание всех вопросов, старый адмирал окончательно сдался и обещал ему полную поддержку.

Поддержка Литке и члена совета Русского географического общества, известного ученого П. П. Семенова, также заинтересовавшегося предложением Миклухи-Маклая, решила дело. Совет Общества согласился предоставить путешественнику указанную им небольшую сумму денег и вошел в переговоры с морским ведомством, добиваясь разрешения для Миклухи-Маклая воспользоваться для совершения путешествия одним из русских военных кораблей, отправляющимся в дальнее плавание по Тихому океану.

Слух о том, что молодой ученый отправляется в Океанию, чтобы поселиться среди дикарей, считавшихся людоедами, быстро распространился в Обществе. Даже великая княгиня Елена Павловна пожелала посмотреть на Миклуху-Маклая, который, видимо, представлялся ей каким-то оригиналом-эксцентриком. Молодому ученому пришлось явиться на эту аудиенцию. Но с детства воспитанный в демократическом духе, он не питал к придворным церемониям ничего, кроме отвращения. Свидание с великой княгиней казалось ему скучной и ненужной тратой времени, он отвечал на ее вопросы сухо и коротко. После беседы обиженная княгиня с неудовольствием заявила, что редко ей приходилось встречать людей с таким самомнением и аффектацией. Ученый-демократ настолько чувствительно задел самолюбие тщеславной аристократки, что она до конца дней своих не хотела ничего слышать о Миклухе-Маклае даже тогда, когда о замечательной деятельности его заговорил весь мир.

Через год, 7 октября 1870 года, Миклуха-Маклай на общем собрании Русского географического общества изложил подробную программу намеченных им исследований. Программа эта была составлена на основании вопросов и указаний, предложенных крупнейшими учеными по просьбе самого Миклухи-Маклая. Так, например, вопросы по физической географии и метеорологии были составлены русским академиком Вильдом и берлинским профессором Дове; по этнологии и антропологии вопросы были предложены русским академиком Бэром и иенским ученым, профессором Геккелем; по политической экономии и социальном быту туземцев – членом совета Русского географического общества Семеновым и иенским профессором Бруно Гильдебрандтом. Сам Миклуха-Маклай прибавил к этому вопросы Чарльза Дарвина, изложенные им в инструкции для австрийской экспедиции в Восточную Африку и Южную Америку.

Таким образом, получилась обширнейшая программа работы, выполнение которой равнялось бы созданию целой научной энциклопедии по Новой Гвинее. К сожалению, Русское географическое общество без достаточного интереса отнеслось к проекту Миклухи-Маклая. Важнейшие вопросы по антропологии и этнографии туземцев казались большинству членов Общества чем-то далеким и для русской науки ненужным. Поэтому, кроме ходатайства перед морским ведомством о доставлении путешественника на одном из военных кораблей, помощь Миклухе-Маклаю со стороны Общества выразилась только в небольшой субсидии в сумме 1350 рублей, да и то главным образом на покупку инструментов. Все же остальные расходы, связанные с многолетним пребыванием на неисследованном острове, ложились на плечи самого молодого ученого, не располагавшего никакими денежными средствами.

Но это не могло остановить Миклуху-Маклая. Полный энергии и энтузиазма отправлялся он в неизведанный путь, грозивший тысячами опасностей. О себе он не думал – его работа и жизнь принадлежали науке и человечеству.