Текст книги "Свидание со смертью"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Наташа взяла меня за руку, и мы бегом помчались по грязной лестнице кирпичной пятиэтажки. На пятом этаже она остановилась, протянула мне ключи. – Ух, запыхалась. Курить меньше надо. Открывай дверь, товарищ капитан! – Слушаюсь, моя госпожа. Всего два замка, одна дверь и не стальная, обыкновенная. Скромная двухкомнатная квартира, одна комната родителей, которые были на работе, другая – Наташина. – Извини, это не твои миллионерские хоромы. – Это твоя комната? Какая красивая! Никакие миллионерские хоромы не сравнятся с нею, потому что – это твоя комната, Наташка! – Дурак ты, Корнилов, ничего не понимаешь! Юбка упала на пол, Наташа перешагнула через нее. Сняла блузку, потом лифчик. Потом спустила трусики, они голубым облачком упали к ее ногам. Я подхватил ее на руки, бережно уложил на диван, и стал стягивать джинсы, рубашку. – Дурак, дурак... Но – твой дурак, Наташа. – А я твоя дура. Но скоро поумнею. – Не надо, я люблю тебя такую... Потом она сладко потянулась и сказала: – Жрать хочется... – А кто у нас тут хозяин? – Ох, даже и не знаю. Пойду посмотрю, что там есть в холодильнике. Учти, здесь живет обычная пролетарская семья. – Здесь живет моя любимая. Она совсем не стесняется меня, идет, голая, на кухню, кричит оттуда: – Есть сосиски, сало и лук! Что хочешь, товарищ капитан? – Сало с луком! Я натягиваю джинсы, бегу на кухню и снова целую Наташу. Но есть и вправду хочется. – Нажремся сала с луком, а потом что?– спрашивает Наташа. – Будем целоваться! – Да? Я все удивляюсь тебе, Корнилов, сын миллионера, а ешь сало с луком... – Я человек в погонах, а у нас там нравы простые. Про икру ложками и осетрину килограммами говорить неприлично. – Зачем тебе эти погоны, эти нравы? Ты мог быть замом у своего отца и ездить на "Мерсе". – Я не люблю строить по известным проектам, воплощать в жизнь чужие замыслы. Я люблю разгадывать подлые, преступные планы и разрушать их. Это так же интересно и опасно, как и поиски кладов. Не похоже, чтобы ты нашел клад. – Нашел! И теперь у меня есть самая прекрасная драгоценность – ты! – Думаешь, есть? – Ничего я не думаю, а просто... Просто я не я могу спокойно смотреть на тебя такую! Я беру ее на руки и несу в комнату, на диван. Еда откладывается еще на полчаса. А потом я увидел Борьку, он сидел в своей клетке и плакал. Слезы текли из черных глаз, а он размазывал их розовыми лапками по серой мордашке и всхлипывал, как человек. – Малыш? Что случилось, почему ты плачешь?– спросил я.Тебя кто-то обидел, скажи мне, кто, малыш?! Он замер, опустив лапки, и потянулся ко мне, как будто не верил, что это я, хотел получше разглядеть. Я протянул руку, чтобы погладить малыша, и уже открыл рот, чтобы сказать ему: это я, я, все нормально, малыш. Но он растворился в сизой мгле. Она стремительно редела, проявляя очертания незнакомой комнаты. Я еще думал о Борьке, не понимал, куда он делся, тревожился за него, но уже видел, что лежу на ковре в чужой квартире. В квартире Наташи на Филевском бульваре, вот где я лежал! Самой Наташи в комнате не было, а вот ее супруг, ревнивый Рахмат-лукум лежал рядом со мной. Память быстро возвращалась ко мне. Итак, меня здесь оглушили, поэтому и лежу на ковре... А Рахмат-лукум зачем улегся рядом? Тишина. Ни шороха, ни звука. А где Наташа? Ее похитили? Или на кухне? Или... что все это значит? Какая-то тяжесть в руке, посмотрел – чугунная сковородка. Какого черта я держу ее? Разжал пальцы, приподнялся на локте. Наташа... Наташа!– позвал я. Тишина. Какая жуткая тишина в этой квартире! Я сел, преодолевая головокружение, посмотрел на хозяина. Он лежал на боку, спиной ко мне, пригнув голову к груди. Я медленно поднялся, закрыл глаза, потом открыл их – уже лучше. Склонился над Рахматом и тут же отшатнулся. Не стоило искать пульс, ревнивый муж был мертв. Лицо его представляло собой кровавое месиво, как будто по нему долго били... вот этой чугунной сковородкой? Похоже, что так. Но это не я. Значит, меня оглушили, потом кончили Рахмата, а сковородку вложили мне в руку. И сейчас приедут менты, а в квартире – хозяин, забитый досмерти сковородкой и бывший любовник его жены с этой самой сковородкой в руке... Теперь я не держал ее в руке, но отпечатки на ручке мои. Какие доказательства вам еще нужны, граждане судьи? Показания Наташи... Она либо сама организовала это жуткое представление, либо зависит от организаторов, иначе была бы здесь, помогла бы мне. Но ее нет. А телохранители Рахмата, где они? Тоже нет, но на суде объявятся, и скажут... Крепко ты влип, Андрей Корнилов! Интересно, кому понадобилась твоя голова? Неужто, Наташе?! Не время сейчас думать об этом! Я достал из заднего кармана джинсов носовой платок, протер рукоятку сковородки. Не брал я ее в руки, и вообще, первый раз вижу эту посудину! На столе стояли два бокала. Правильно, один ведь, мой, разбился, когда в него врезался пистолет Рахмат-лукума, залил водкой Наташино платье. Пистолета нигде не было, и осколков бокала не наблюдалось. Убрали значит... Я плеснул в бокал водки, залпом выпил, сунул в рот соленый огурец – чуток легче стало. Потом протер носовым платком оба бокала. Сдаваться я не собирался, пусть поймают и докажут, что я был здесь! Вой сирены возле дома подсказал мне верную мысль: едут по мою душу, и пора сматываться отсюда. Чтобы решить, кто затеял это представление и зачем, нужно было уйти. Я торопливо отпер замки, распахнул дверь, выскочил на лестничную площадку, увидел в окно милицейский УАЗик, остановившийся возле подъезда. Или я слишком долго был в отключке, или менты поразительно быстро сработали – вот и опергруппа уже на месте. Такое бывает только в кино, или, когда лоха заманивают в западню. Вы думаете, что я – лох? Вы очень ошибаетесь, ребятки! Так, или примерно так думал я, скрипя зубами от ярости. Бежать через дверь было невозможно. Для начала я снова запер стальную дверь на все замки, а их было немало. Попробуйте открыть! Протер носовым платком все ручки, к которым прикасался. Потом помчался в какую-то комнату, которая выходила окном на противоположную сторону дома. Распахнул створки – рядом с домом тянулся бетонный забор детского сада. Но четвертый этаж! Высоковато прыгать, даже для тренированного человека. И тут я вспомнил о якоре с цепью. Ну – выручайте, черноморцы! Я помчался в гостиную, сорвал со стены цепь с якорем, вернулся в комнату, кажется, это была спальня, зацепил якорь за подоконник, цепь сбросил вниз и вылез в окно. В дверь уже звонили и стучали, но я, понятное дело, не пошел открывать. Держась за цепь, стал спускаться. Потом, ухватившись за нижнее звено, вытянулся и прыгнул вниз. Приземлился удачно и сразу же перемахнул через бетонный забор в детский сад. Детей там не было, поздно, да и, наверное, он был на ремонте, лето ведь. Я помчался вдоль забора, и в это время из окна с якорной цепью высунулся мужик и стал орать все, что положено орать в таких случаях. Знакомые, можно сказать – родные команды, сам не раз кричал их и знаю, если человек застигнут врасплох, некуда деваться – подчиниться команде, а если бежит – черта с два остановится! Зачем же мне быть приятным исключением? Для ментов, разумеется. Пригнувшись, я продолжал свой бег вдоль забора. Назвать его оздоровительным язык не поворачивается. Но спасительным – да. В ночной тишине громыхнул выстрел, потом еще один. Но я был уже далеко, да и забор прикрывал. Я даже успел подумать: как это вы, ребятки, замки так быстро отперли? Наверное, и ключи у вас были, ну просто сказочное везение для оперативников: вот вам адрес, где произошло убийство, вот вам ключи от квартиры, только зайдите и возьмите убийцу, он пьяный, плохо соображает. Они обрадовались, приехали, зашли, а взять не смогли. И осерчали. Крики в окне Наташиной квартиры явно свидетельствовали о том, что меня будут преследовать долго и упорно. Это плохо, когда за тобой гонятся злые оперативники, и не просто гонятся, а еще и стреляют! На детской площадке, под навесом, сидела стайка подростков с гитарами. Они уже не играли и не пели, а смотрели, как я бегу мимо, и что-то кричали, похоже, не очень приятное для меня. Я не обиделся. Снова перемахнул через забор и, обогнув другой дом, ринулся прямиком к Москве-реке. Я уже говорил, что Филевская Пойма – что-то вроде резервации для законопослушных москвичей. Единственная дорога, ведущая к метро, наверняка будет перекрыта. Бежать по узкому берегу Москвы-реки в Филевский парк – бессмысленно, там тоже могут ждать сердитые менты. Значит, на другой берег! А там, либо в Мневники, откуда рукой подать до Крылатского, либо в Хорошево, отсидеться и подумать... Выскочив на берег, я достал из кармана рубашки паспорт, сунул его в зубы и бросился в воду. Я так яростно махал руками, что даже забыл – я в джинсах и кроссовках. Почти доплыл до другого берега, когда за спиной возник шум двигателей, громкие крики. Фары "УАЗика" выхватили из темноты мои ноги, но я рванулся вперед, и почти сразу ощутил под ногами илистое дно. Сухо щелкали пистолетные выстрелы, но, слава Богу, не попали. Фары машины выхватывали поверхность воды метрах в десяти от берега, так она стояла, а мощных фонарей у оперативников не было. Я бы посоветовал им поднять с двух сторон передок машины, чтобы осветить и берег, да времени не было. Пусть сами думают! Я прыгнул в прибрежные кусты, упал на траву. Сбил дыхание, надо было привести его в порядок. Мои преследователи перестали стрелять.

4

Успокоив дыхание, я стащил рубашку, быстро выжал из нее воду, потом осторожно выглянул из кустов. На пойменском берегу еще стоял "УАЗик", темнели фигуры оперативников и слышались злые голоса. Я хорошо понимал их. Ушел на территорию другого округа, а там свои дела, свои проблемы. Конечно, выделят людей на поимку опасного преступника Андрея Корнилова, но не так быстро, и не столь много. А самим ехать сюда через Шелепихинский мост – как минимум, полчаса понадобится. Да еще нужно угадать, в какую из четырех сторон я направился. Упустили. Я еще несколько минут наблюдал за их передвижениями, Вряд ли менты были такими сообразительными, что и резиновыми лодками запаслись, но чем черт не шутит! Нет, вроде бы не собирались форсировать водную преграду, ну и на том спасибо. Я выжал и джинсы, и носки, вылил воду из кроссовок, прячась за кустами, направился к Карамышевскому мосту. В трусах и с мокрой одеждой на плече, я не мог сесть в автобус и поехать домой в Крылатское, но на берегу не выглядел странно. Кое-где слышались, крики, визги и плеск воды, молодежь вовсю купалась, несмотря на позднее время. Но даже в сухой одежде я не мог возвращаться домой. Уж если они такие быстрые и с ключами от квартиры Рахмат-лукума, то, конечно же, знают мои приметы и мой адрес. Звонят – откройте... А если нет меня дома – не должны выламывать дверь, доказательств, что именно я там был – нет. Кроме показаний свидетелей... Кто они, эти долбанные свидетели? Наташа? Возможно. Телохранители? Естественно. Чего хотят от меня? Скорее всего – убрать Рахмат-лукума, и свалить убийство на меня. Кому это выгодно? Скорее всего – Наташе. Старый муж, больное сердце, в постели ни то, ни се, а она женщина страстная... Без него – и хозяйка фирмы, и может спать с любыми красавцами. Свобода и деньги – то, к чему она всегда стремилась. Ради чего могла... Вот в это я почему-то не верил. Да, она стремилась к красивой жизни, к независимости, но обвинить меня в убийстве, посадить на долгие годы, меня!.. Не верил. Все же она любила меня, не могла, не могла так поступить! Однако, время, как говорит один телепопка. Надо уходить. В Хорошево-Мневники, в сторону улицы Народного ополчения, потому как домой нельзя. А малыш там один, сидит в темноте, в клетке, и ждет меня. Единственное существо ждет меня дома, серенький малыш, крысенок. Кто же присмотрит за ним, кто накормит? Правда, он запасливый хлопотун, натаскал в деревянный домик и печенья, и сыра, на первое время хватит. А потом? Позвонить матери, у нее есть запасные ключи от моей квартиры? Не возьмет малыша. Позвонить Вике? У нее нет ключей. Позвонить матери и Вике... Но вначале нужно уйти отсюда. Спрятаться, я ведь слишком мокрый и запоминающийся. Натянул джинсы, рубашку, кроссовки на босы ноги, носки сунул в карман. Паспорт – в нагрудный карман, авось не промокнет, "корочка" плотная. Выждал момент, когда машин не было, ползком, чтобы с пойменского берега не поняли, в какую сторону я направился, преодолел Карамышевский мост через шлюз и бегом помчался к улице Народного ополчения. Дворами, избегая освещенного пространства, уходил все дальше и дальше от места переправы. Сырые носки бросил в мусорный контейнер, пусть ищут! Я уходил от Филевской Поймы, а мысли мои возвращались туда. Кто бил Рахмат-лукума сковородкой по голове? Возможно, телохранитель Вадим. Одна мысль, что меня после этого посадят надолго, могла убедить его сделать это. А Сява Шатов? Он ведь меня привел к Наташе. И, скорее всего, не случайно. Вряд ли он знал, на что идет, но кто-то же посоветовал Шатову позвонить мне? Кто-то сказал, что, как и где? Сумма оплаты, жена, которой надо понравится... Следовательно... Начинать надо с Шатова. Ему позвонить, пусть приедет, заберет меня, а потом поговорим. Нежарко было вечером, а в сырой одежде и подавно, но если бежать, то ничего, терпимо. Дом за домом, двор за двором, где бегом, где шагом проходил я, и был уже далеко от Поймы, когда пошел дождь. Говорят, что в дождь уезжать – к счастью. Может, и убегать – тоже? Во всяком случае, в моем состоянии дождь был, если не счастьем, то удачей. Теперь мокрых людей на улицах прибавится, и я не сильно буду отличаться от прочих добропорядочных граждан. Я остановился в темном дворе, окруженном кирпичными пятиэтажками, такими же, как в Текстильщиках, где сто лет назад жила Наташа, и где мы ели сало с луком... Народу тут было немного, и телефонных автоматов поблизости не наблюдалось, но и разглядеть, что я промок до нитки под слабым летним дождем, тоже было непросто. Я стоял под старым тополем и думал, как мне позвонить Шатову? Телефонного жетона нет, где его купить непонятно, может и продают в коммерческих киосках, но не хотелось выходить на хорошо освещенную улицу. Да и деньги мои, две сотенные купюры, насквозь промокли в кармане рубашки. Попросить? Люди добрые, сами мы не местные, дайте телефонный жетон? Я решил попробовать. Первым в непосредственной близости от меня прошел парень в белых брюках и черной футболке, обтягивающей широкую грудь. Я шагнул ему навстречу, вежливо сказал: – Простите, у вас не найдется жетончика?.. – Вали на хрен, козел!злобно ответил парень, даже не остановившись. Я так и не объяснил ему, какой именно жетончик мне нужен. И уже не хотел объяснять, понял, у человека совсем никаких жетончиков нет, а вот проблем хватает. Потом остановилась черная "Волга", из нее с громким кряхтением вылез пожилой мужчина в шляпе. Я подошел к нему. – Простите, у вас... – Работать надо, молодой человек, работать!– сходу отрезал пенсионер.– Совсем разболтались, здоровые лбы, а ходят, понимаешь, попрошайничают! Этот даже не спросил, что мне вообще нужно. Я не обижался, в Москве много попрошаек, достали москвичей. Ко мне в квартиру раз в неделю обязательно кто-то звонит и требует поесть, или денег на лечение кого-то. Я не жадный, но хорошо знаю проблему: в девяносто пяти случаях из ста я дам деньги не на лечение кого-то, а на иномарку главарям банды вымогателей. Поэтому и не давал. Теперь со мной не хотели разговаривать по той же самой причине. Эх, где ты, моя Москва времен Олимпиады? Город-сказка, город-мечта, как поет звездопоп – чистый, просторный, спокойный, добрый и вежливый... – Молодой человек, а что вам нужно?– послышался за спиной женский голос. Я обернулся. Дама была примерно моя ровесница, невысокая, полноватая, с пластиковым пакетом в руке. – Извините, пожалуйста,– сказал я.– Сами мы, как вы, наверное, догадались, не местные, промокли до нитки, надо срочно позвонить. У вас не найдется, случаем, жетончика? Телефонного? Или так, вы мне находите пару жетонов, а я вам даю сто рублей, только мокрых. – Откуда вы такие... не местные? – Из Крылатского. Только не говорите, что туда ходит троллейбус, а еще есть автобус до "Молодежной". Знаю, но ехать в таком виде не могу. – Сто рублей мне не помогут,– грустно улыбнулась женщина.– И жетончика у меня нет. Пойдемте, позвоните от меня. – Вы хоть понимаете, что делаете?– после неловкой паузы спросил я.– Приглашать к себе в дом незнакомца, поздно вечером, да еще... мокрого! А я если я маньяк? Да просто плохой парень, буян, дебошир, шизофреник? – Но вы же не маньяк? – Я-то нет, но поздно вечером я бы и себя не пригласил домой, если бы встретил на улице такого мокрого. – Очень смешно. Так вам нужно позвонить, или нет? Не просто нужно – необходимо было! И я пошел следом за женщиной. Я даже хотел помочь ей нести пакет, но вовремя сообразил, что сам бы не доверил любую ношу мокрому незнакомцу – а вдруг убежит?

В подъезде я как следует разглядел женщину: коротко стриженные светлые волосы, вполне симпатичное лицо, но какая-то страшная тоска в глазах. Что-то случилось, что-то страшное, и теперь она ничего не боялась, потому что знала – хуже не будет, даже если приведет в дом маньяка. Причину ее тоски я понял, когда вошел в тесную прихожую скромной двухкомнатной квартирки – моя однокомнатная побольше будет. Навстречу нам вышла девочка лет десяти, худенькая, бледная. – Здравствуйте,– сказала она мне.– А вы кто? – Привет,– сказал я, присев на корточки.– Я Андрей, а тебя как зовут? – Света...– она тяжело дышала.– А вы дядя Андрей, да? – Да нет, для дяди я еще не так стар. Просто Андрей. Слушай, Света, ты отлично выглядишь. – Не обманывайте меня, я ужасно выгляжу. Потому что я жду операции, но могу и не дождаться... Я почувствовал себя полным идиотом. Явился к больному ребенку и даже пакетика конфет не принес! – Света, здесь тебе йогурт, яблоки и хлеб. Иди к себе и кушай, дяде Андрею надо позвонить. – Что с ней?– спросил я, когда девочка ушла в комнату. – Порок сердца. Ангина, осложнение... Должны оперировать в Бакулевском центре, но там же очередь... Год ждем. Вот телефон, звоните. Я глупо кивнул, взял трубку и набрал домашний номер Шатова. Длинные гудки. Чертовски длинные! Положил трубку, посмотрел на хозяйку. – Меня Андрей зовут. – А меня Надя. Что, никого нет? – Очень приятно, Надя. Извините, попробую еще раз. Попробовал. Тот же результат. Время было позднее, значит, Шатов уже в отключке, вот скотина! Ладно, подождем до завтра, слава Богу, у меня есть, где переночевать. Когда существовала моя детективная фирма, мы сняли конспиративную квартиру, дабы заподозрившие неладное мужья не могли выследить нас. Заплатили вперед, и еще месяц могли пользоваться ею. Извините, Надя, у вас есть утюг?– спросил я. – А вы как думаете? Хотите, чтобы я...– она посмотрела на мои влажные джинсы. – Нет, ну что вы. Побегаю, высохну.– я достал из кармана мокрую сторублевку, протянул хозяйке.– Вы ее погладьте, и порядок. Не волнуйтесь, настоящая, только мокрая, как и весь я. Погладьте, а завтра купите девочке... ну, что она любит, хорошо? Скажете – от дяди Андрея. Неприлично приходить к больному ребенку с пустыми руками. – Но вы ведь не к ней пришли,– удивилась Надя. Если ребенок видит гостя, он думает... Ну, все же мы так думали в детстве, когда видели гостей, правда? Пожалуйста, возьмите. Она категорически отказалась. В это время из комнаты снова вышла девочка. – Андрей, а вы почему такой мокрый?– спросила она. – Подрался с хулиганами и упал в воду, в Москву-реку. А вот ты мне скажи, у тебя есть какие-то зверушки? Не-ет... Я уже знал, о чем говорить с девочкой. – Тогда попроси маму, пусть она купит тебе крысенка, обыкновенного серого крысенка. Он будет жить в клетке, и станет твоим самым лучшим другом. – Они кусаются,– недоверчиво сказала Света. – Нет. Вот послушай, у меня живет Борька, серенький такой, с черными глазками и длинным хвостом. Я возвращаюсь домой – он, как обезьянка, сидит под потолком своей клетки, она высокая, и машет мне лапкой, а пальцы у него розовые, как человеческие. Машет, мол, привет, хорошо, что ты пришел, давай, выпускай меня! Я открываю дверцу и сажусь на диван. И что он делает? – Что? – Он вприпрыжку несется ко мне, запрыгивает на диван и начинает со мной играть. Он такой шалун! А потом начинает умываться,– я показал, как Борька умывается, девочка улыбнулась.А когда я угощаю его чем-то вкусным, он берет еду в лапки, вот так, и начинает есть. У Светы заблестели глазенки, когда я показывал, как ест мой Борька. – И он вас не кусает? – Да что ты! Более дружелюбных зверушек я не знаю. Он такой привязчивый, бегает по пятам и все норовит забраться по джинсам, по рубашке на плечо. Заберется, и давай что-то шептать мне на ухо. А я его языка не понимаю. – Ой, как интересно! – Все, Света, иди к себе, дяде Андрею нужно обсохнуть,сказала Надя. – Ну, мама, он же не дядя, а просто Андрей! А почему ты не купишь мне такого крысенка? Надя все-таки отправила девочку в ее комнату, повернулась ко мне. – Андрей, у вас проблемы, у нас проблемы. Давайте без лишних глупостей. Разденьтесь, я попробую высушить вашу одежду, наденете халат мужа, я вам дам. Хорошо? Может, попозже дозвонитесь, кому нужно. А я вас пока чаем напою. Могу предложить бутерброд с "Рамой"... В принципе, меня такой вариант устраивал. Но не хотелось быть незваным гостем. Я достал две мокрые сторублевки, протянул Наде. – Тогда вот что. Прогладьте их и купите все, что любит Света, бутылку водки и какую-то закуску. Я жутко замерз, проголодался и не хочу быть нахлебником. Оставьте мне десять рублей на метро, а остальные потратьте. Простите... Конечно, вы не можете оставить меня в квартире с больной девочкой, я не подумал об этом. – Вы все видите в черном свете. Привычка? – А то нет? Работа в спецслужбе такие случаи подбрасывает, о которых вы, вероятно, и не слышали. – Знаете, а я что-то такое и подумала про вас. Вы не похожи на всех этих... ну, сами знаете, кто теперь хозяин на улицах. Давайте ваши деньги и переодевайтесь в халат, сейчас принесу. У нас тут магазин до полуночи работает, надеюсь, успею.

Наверное, мне повезло с этой Надей. Но с другой стороны жутко не повезло с Наташей. И эта скромная квартира, больная девочка и ее добрая, измученная страшным ожиданием мать просто отсрочка моих больших неприятностей, которые непонятно за какие грехи свалились мне на голову. Но очень важная отсрочка! Они не взяли меня на месте, теперь – не найдут. Я обсохну, уеду на конспиративную квартиру, и сам найду всех козлов, которые затеяли со мной эти шутки. Повезло, не повезло, но эти люди – мой шанс, мне нужна передышка, и они мне дают ее. А потом – повоюем! Я заставлю Шатова, Наташу, телохранителя Вадима сказать, на кой хрен они затеяли эти игры со мной. Плохо, что Борька был один. Завтра позвоню матери, пусть приедет, покормит его. Я уже скучал без малыша, поэтому, только о нем и говорил со Светой, пока Надя бегала в магазин. Мы сидели в комнате девочки на диване, я в старом халате, Света в шортах и маечке, и говорили о Борьке. Я такое нарассказывал о проделках малыша, что у Светы горели глаза от удивления и восторга. Надя все-таки волновалась, она вошла в квартиру с полными пакетами и сразу бросилась в комнату дочери. – Мама!– закричала Света.– Мне Андрей так здорово все рассказал про своего Борьку, что я тоже хочу! Ты мне купишь крысенка, мама? Они такие... Она запрыгала на диване, но тут же захрипела, закашлялась и медленно села, откинувшись на спинку. Я легонько обнял девочку, сказал: – Светка, я обязательно подарю тебе такого же малыша, как мой Борька. А ты пока что готовься к операции и береги силы, они тебе еще понадобятся. Лады? – Да, Андрей...– кивнула она и обняла меня своими тонкими ручонками. И тогда я понял, что если выкарабкаюсь – найду деньги на операцию девочке. Или отца раскручу, он же помогает детским домам, пусть поможет вполне конкретной девчонке, или кого-то из знакомых бизнесменов, но я просто обязан это сделать. Когда Светка, перепробовав все лакомства, которые купила ей мать, легла спать, мы остались на кухне одни. – Кто ты, Андрей?– спросила Надя.– Светка даже со мной не очень-то общается, замкнутая... но ты ее просто охмурил. – Друг детей и серых грызунов,– сказал я. – Нет, я серьезно. – Серьезно? Ну тогда держись. Она напряглась. Наверное, думала, что я – сентиментальный киллер, бандит, который убив пару-тройку грешников, становится добрым и симпатичным. Но я надеялся разочаровать ее. – Я сын богатых родителей, которые знать меня не желают, потому что пошел против их воли. Я капитан ФСБ, который ушел по собственному желанию. Я частный сыщик, который остался без работы. И, наконец, я жуткий бабник, который меняет подруг, как перчатки, извини за банальное сравнение. Похоже, ей понравилось то, что я сказал. – Из-за своих баб ты и стал мокрым? – Из-за чужих. Выпьем, Надя? Я жутко голоден. Мы выпили, потом еще. И я узнал, что Надя – учительница физики в школе, сейчас в отпуске, живет на зарплату. Муж погиб три года назад, он был детдомовец, родственников никаких. Подрабатывать не может – понятно почему. Ждет, когда подойдет очередь на операцию девочке, и боится, что не дождется. Если б заплатила где-то около пятидесяти тысяч, операцию бы сделали быстро, но где их взять? Я внимательно слушал, понимал, что женщине хочется выговориться, облегчить душу. А потом, чтобы отвлечь ее от тоскливых мыслей, я честно рассказал о своих проблемах. Скрывать мне было нечего, а про то, что когда-то встречался с Наташей, просто умолчал. Надя ужасалась, возмущалась, советовала пойти, рассказать, заявить, в общем, на время забыла о больном ребенке. Вот так оно бывает – случайно встретились два незнакомых человека, и разговорились, и поверили друг-другу, потому что у нее и у меня кошмарные проблемы. А будь я в порядке – разве остался бы у нее? А будь она в порядке – разве впустила бы меня в квартиру? Говорят, беда сближает людей, наверное, это так. Вон, даже большие правители пили водку с шахтерами, когда и тем и другим было хреново. Мы свою бутылку выпили быстро, как-то незаметно захмелели и вскоре оказались в постели.

5

Было уже заполночь, когда Надя с улыбкой поцеловала меня и уснула, а я еще долго лежал с открытыми глазами, вспоминал события, предшествовавшие этой истории, в которую я так бездарно влип. Все началось вчера вечером, со звонка Сявы Шатова. А вечер начался с визита Вики. Я живо представил себе эту картину: в квартиру входит высокая, рыжеволосая девушка в белых джинсах, плотно облегающих ее стройные ноги, в розовой полупрозрачной кофточке, под которой соблазнительно колышутся живые кружева, в красных босоножках на высоком каблуке. На ее красивом, загорелом лице мерцает загадочная улыбка, которая как бы говорит восхищенному хозяину квартиры: я все же пришла, но ты не очень-то надейся... Она идет по небольшом коридорчику, грациозно покачивая упругими бедрами (можете вспомнить слова из песенок наших звезд в смысле поп, вроде "Как каравелла по зеленым волнам" или "Ой, мама, дуба дам, дуба дам"), я распахиваю дверь в комнату, Вика уверенно входит и вдруг видит: навстречу ей, по паласу стремительно несется серая крыса, поблескивая черными глазенками. И прямо к ней, и... ну это же крыса! Вика испуганно визжит, пятится, но за ней стою я, загораживая выход из комнаты. Спасая гостью от агрессивного грызуна, подхватываю ее на руки. Вика прижимается ко мне, крепко обнимает руками шею и, скосив глаза, с ужасом видит, что крыса прыгает на мою ногу и стремительно карабкается по джинсам вверх, еще чуть – и вцепится острыми, оранжевыми зубами в самую округлую и аппетитную (не только для крыс) часть ее тела. Прекрасная гостья выгибает спину, открывает рот в безмолвном крике, но я решительно и смело закрываю широкой ладонью упругие ягодицы, туго обтянутые белой тканью, а другой рукой беру агрессивного грызуна, который вскарабкался почти уже до пояса. Не скрывая чувства сожаления, я опускаю Вику на пол (приходится отрывать ладонь от того, что так приятно поддерживать), она бежит к дивану, забирается на него с босоножками. Глаза ее широко раскрыты, а сочные, прекрасно очерченные губы нервно подрагивают, и с них готовы сорваться слова, которые лучше б не знать красавицам. Но они знают. Я подношу серого агрессора к лицу и строго говорю: – Борька! Сколько раз предупреждал тебя прежде чем проявлять свои дружеские чувства, нужно представиться! Люди ведь разные бывают. Есть такие, которые не знают, что ты у меня умница и красавец. Не догадываются, что от тебя пахнет абрикосовым шампунем, и ты никогда никого не кусал. Вика с ужасом наблюдает, как серый, ушастый грызун машет лапками и недовольно фыркает. Она видит розовые, почти человеческие ладошки, белые "манжеты" над ними и не понимает – весь мир опрокинулся, перевернулся, сошел с ума, или только она одна? Серая крыса с длинным хвостом у меня в руках, и я с ней разговариваю! А меня занимает другое девушка уже не прекрасная гостья, к которой непонятно с какой стороны подходить надо, а просто девушка. И очень красивая. Все, не буду больше называть Борьку крысой. Не нравится мне это слово, слишком много негативного в нем для нас, людей. Скажу так – он крысенок, и вправду, еще малыш. Я держу малыша в ладонях, подношу его к Вике. Она отодвигается. Борька, опершись розовыми лапками на мои пальцы с интересом смотрит на гостью. – Понюхай, Вика, от него и вправду пахнет абрикосовым шампунем,говорю я. Она отодвигается еще дальше, вдавливается плечами в спинку дивана. – У-убери, дурак... – Видишь, Борька, к чему приводит излишнее дружелюбие,со вздохом говорю я.– Предупреждал же тебя – соблюдай этикет. А теперь что ж... иди к себе и не мешай нам. Я сажаю малыша в высокую клетку, вообще-то предназначенную для попугайчиков, запираю дверцу. Он тут же карабкается по вертикальным железным прутья на самый верх и, ухватившись розовыми пальцами за прутья, просовывает мордочку, умоляюще смотрит на меня. Потом отчаянно машет передней лапкой, только что не говорит: эй, зачем это вы меня в клетку сажаете? Я же никому ничего плохого не сделал! Вика отрывает плечи от спинки дивана, внимательно смотрит на него и вдруг улыбается. – Какой смешной,– говорит она.– А он и вправду ручной? – Он мой самый верный друг,– говорю я. Заявление, может и странное для бывшего капитана ФСБ, но для нынешнего безработного вполне подходящее.– Но если ты боишься, пусть сидит в клетке. Я на время удаляюсь на кухню, а когда возвращаюсь с кусочком яблока, Вика сидит у клетки и смотрит на малыша. За решеткой он не кажется ей опасным и хочется повнимательнее разглядеть зверушку, которая всегда мелькает где-то неподалеку, о которой все что-то знают, но мало кто видел в непосредственной близости. – Хочешь угостить его?– спрашиваю я. – Ой, нет! – Ну, ладно. Я протягиваю Борьке кусочек яблока, он берет, усаживается на крыше деревянной коробки внутри клетки (его спальня) и, зажав яблоко в лапках, начинает есть. Вика смотрит на него с нескрываемым интересом. – Ой, смотри, он, прямо, как человек! В руках еду держит, ну надо же! Андрей, принеси еще что-нибудь, я хочу его угостить. Да пусть сидит, пойдем на кухню, чего-нибудь перекусим. – Нет! Я хочу угостить его! Борька съел яблоко и начинает умываться – старательно трет лапками мордашку, и за ушами. Вика уже смотрит на него с восторгом. – Если хочешь с ним познакомиться ближе, я выпущу его. Ты садись возле клетки, он выскочит и, может быть, почтит тебя своим вниманием,– говорю я. – Ой, нет, я боюсь. – Он не пойдет к тебе, если ты не захочешь. Я буду сидеть рядом. Да? Ну давай попробуем. Только ты... Я сажусь на палас возле клетки, открываю дверцу. Борька выскакивает, деловито забирается ко мне на колени и смотрит на Вику. Она с опаской присаживается рядом. Я снова беру его в ладони, подношу к Вике. Она неуверенно протягивает руку, гладит малыша по голове. Он вытягивает мордашку, потом отталкивает лапками ее руку, мол, все-все, отпустите меня. – Я ему не нравлюсь?– спрашивает Вика. – Нет, он хочет сам прийти к тебе и пообщаться. – Я боюсь! – Ну тогда я сажаю его в клетку. – Нет, давай попробуем... Я отпускаю Борьку, поднимаю его передние лапки ладонью и говорю: – Пожалуйста, будь вежливым, Вика еще боится тебя. Она зря это делает, но все-таки, не пугай ее. Борька согласно кивает. Вика смеется, а потом замирает, когда он вскарабкивается к ней на колени. Робко протягивает руку, со страхом видит, как Борька обнимает лапками ее палец, нюхает красный ноготь, фыркает и бежит ко мне. Она понимает, что ничего страшного не произошло, и снова начинает смеяться. Тянется к нему, берет малыша, принюхивается. – Он и вправду пахнет абрикосами!– кричит она. – Ну еще бы! Раз в неделю я мою его гелем для душа. Борька выбирается из ее ладони и опять бежит ко мне. Вика тянется за ним, падает на меня. Я обнимаю ее, и мы долго целуемся на паласе. А Борька бегает вокруг и фыркает. Потом забирается мне на руку и, вцепившись зубами в манжет рубашки, пытается отнять мою ладонь от Вики. Жест вполне понятный: оставь ее и лучше поиграй со мной. Когда я объяснил его действия, Вика начинает хохотать. Честно говоря, я не первый раз устроил подобное представление, Таким образом пытаюсь убедить человечество, которое приходит в мой дом, что крысы – наши лучшие друзья, их следует приручать, и они будут служить человеку... в качестве верных друзей. Разве этого мало? Впрочем, была и вполне конкретная польза от этих маленьких спектаклей. Испытав шок, а потом восторг и умиление, некоторые манекенные манерщицы. вроде Вики, легко и естественно становятся симпатичными домашними девчонками. А мне как раз такие и нравятся.