Текст книги "Это в сердце моем навсегда"

Автор книги: Николай Калинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Целую неделю продержались мы в Афанасьеве. Пополнялись за счет добровольцев из местных жителей.

В начале марта село это все же вынуждены были оставить. Отошли к Залазному. На новом рубеже заняли оборону фронтом на северо-запад.

На следующий день здесь появились и наши преследователи. Завязался бой. В это время к нам подоспело подкрепление – отряд в составе двух стрелковых и одной пулеметной роты под командой Иванова. Вместе с ним мы в течение двух недель успешно отбивали все попытки противника захватить село. Затем нас сменил батальон 1-го Московского стрелкового полка. Штаб Московской бригады и 1-й полк стояли в Омутинске. Наш дивизион и отряд Иванова вывели в резерв.

Командир сменившего нас батальона не имел боевого опыта. Он не сумел организовать надежной обороны, не вел разведки. Воспользовавшись этим, колчаковцы в одну из ночей совершили налет на Залазное, обезоружили пулеметную роту и захватили штаб. Большая часть бойцов вместе с командиром погибла.

В связи с этим наш полк получил приказ совместно с остатками отряда занять село. Встав на лыжи, двинулись к Залазному. Враг успел уже укрепиться и встретил нас сильным огнем.

Окружив населенный пункт, мы настойчиво дрались за него весь день. Лишь к вечеру противник был уничтожен. Мы с комиссаром понимали, что колчаковцы попытаются снова отбить у нас Залазное. Поэтому, как только смолк последний выстрел, сразу же начали заботиться об обороне. Из рабочих металлургического завода и крестьян организовали боевые дружины. Вместе с ними удерживали село вплоть до весеннего наступления Красной Армии.

В конце апреля нас сменили части Отдельной Московской бригады, и мы были выведены в Слободское. Бой в Залазном оказался последним боем 1-го Северного кавалерийского полка. В апреле он был расформирован и передан на пополнение конных разведок 3-й армии.

Зимой 1918/19 года на Восточном фронте решалась судьба Советской республики. Молодая Красная Армия в упорных и тяжелых боях на протяжении многих месяцев отражала натиск армий Колчака, поддерживаемых иностранным империализмом. В эти суровые дни наш дивизион прошел с боями не одну сотню километров. С каждым днем совершенствовалось военное мастерство бойцов и командиров, крепла дисциплина. Главную роль в повышении боеспособности дивизиона играли коммунисты. Их было у нас немного, но они во всем задавали тон, личным примером воодушевляли бойцов на подвиги.

Одно время секретарем партийной организации в нашем дивизионе была девушка, по имени Клава. В суровые дни зимних походов и сражений она вместе со всеми бойцами несла все тяготы боевой жизни: мерзла в окопах, ходила в атаки, перевязывала раненых. А в часы отдыха писала бойцам письма на родину, читала газеты, проводила беседы. Мы все любили ее и уважали.

В борьбе с белогвардейцами нас активно поддерживало местное население. Оно помогало нам продовольствием, одеждой, подводами, пополняло наши ряды. А те, кого колчаковцы насильно мобилизовали в свою армию, при первой же возможности переходили на нашу сторону.

Это помогало нам, несмотря на исключительно тяжелые условия, выдержать натиск превосходящих сил противника. А в апреле 1919 года Красная Армия перешла в победоносное наступление.

Во второй половине апреля 1-й Северный кавполк был расформирован. Личный и конский состав его передали на комплектование конных разведок бригад и полков формируемой 51-й Московской стрелковой дивизии имени Моссовета.

Я получил назначение на должность командира

1-го эскадрона 51-го кавалерийского дивизиона, которым командовал Адольф Казимирович Юшкевич. Большинство бойцов этого подразделения составляли оренбургские казаки из отрядов Блюхера и Каширина, прошедшие с боями путь от Оренбурга до Перми.

Во время формирования кавалеристы занимались боевой и политической подготовкой. Перед годовщиной Октября я вступил в большевистскую партию. В эти дни парторганизация у нас выросла до тридцати человек. Она проводила большую воспитательную работу среди бойцов и командиров, и особенно – среди перебежчиков от Колчака.

Первое время оренбургские казаки не доверяли бывшим белогвардейцам, и нам приходилось разъяснять, что эти люди выступали против Красной Армии не по своему убеждению, а по принуждению. Не обошлось, конечно, и без того, что некоторых из них за контрреволюционные высказывания довелось удалить из части.

Оренбуржцы воевали хорошо. Да и отдыхать умели. Чуть свободная минута уже, глядишь, песню завели или пляски организовали. Особенно этим отличался

2-й взвод, которым командовал Филимонов. Мой заместитель Трифонов был у нас главным запевалой. Голос у него был – заслушаешься!

В Тюмени я второй раз встретился с начальником 51-й дивизии В. К. Блюхером. Первое наше знакомство, когда я получал назначение в дивизион, было очень кратковременным. Теперь же Василий Константинович нашел время побеседовать со мной подольше. Он поинтересовался моей биографией. Слушал внимательно, время от времени задавал вопросы. Особенно подробно попросил рассказать о выступлении Ленина на площади перед Финляндским вокзалом и о первом сражении Красной Армии под Нарвой.

– А мое детство, земляк, прошло в Петрограде, – сказал Блюхер о себе.Потом участвовал в русско-германской, был тяжело ранен. Что такое царское самодержавие, на своем горбу прочувствовал. Вот и подался в Красную Армию, воевать за народное дело.

Василий Константинович был молод, строен, худощав, с небольшими темными усиками. По возрасту почти ровесник мне. Он показался настолько простым и обыкновенным, что я чуть не усомнился: а тот ли это Блюхер, добрая слава о котором разнеслась уже так далеко? Однако такая редкая в те годы награда, как орден Красного Знамени, на его груди красноречиво подтверждала, что это он.

Василий Константинович произвел на меня очень приятное впечатление. Там же, в Тюмени, я вскоре увиделся с ним еще раз. Было это в начале осени.

Я проводил на манеже занятия по конной подготовке. Одна группа занималась прыжками через препятствия, другая рубкой лозы, третья колола пиками чучела и снимала кольца, четвертая упражнялась в вольтижировке и джигитовке.

Неожиданно раздался голос командира 2-го взвода Филимонова:

– Смирно-о!..

Я оглянулся и увидел: к нам приближались начдив Блюхер и командир нашего дивизиона Юшкевич. Подаю команду прекратить занятия, сажусь на коня и галопом скачу навстречу начдиву. После моего доклада он поздоровался с бойцами, потом обратился ко мне:

– Ну, как дела, земляк? Я рассказал, чем занимаемся.

Юшкевич спросил начдива, не желает ли он посмотреть, чему научились бойцы.

– В нашем распоряжении один час,– заметил Блюхер.

Я предложил ему план показа. Он согласился. Первый взвод пошел на полосу препятствий. У одного из солдат лошадь заупрямилась, у второго сбила барьер. Василий Константинович нахмурился и взглянул на меня.

– А ну-ка, земляк, сам покажи, как надо преодолевать эти штуки!

Я пустил коня галопом по манежу. Когда он разогрелся, я направил его на препятствия. Конь взял их легко.

Блюхер приказал то же самое проделать казакам. На этот раз и у них все получилось неплохо.

Начальник дивизии распорядился все занятия начинать с показа упражнений командирами.

– Личный пример необходим не только в бою, а и в учебе,– сказал Блюхер.

В других подразделениях посмотрели рубку, уколы, джигитовку.

Потом я всем эскадроном продемонстрировал построение. Завершил программу учебной атакой.

Начдив провел краткий разбор наших действий. Указав, на что нам надо обратить особое внимание, он объявил всем благодарность и пожелал успеха в совершенствовании боевой и политической подготовки. Прощаясь, Блюхер спросил, есть ли у меня жена. Я сконфуженно промолчал. Юшкевич доложил:

– Скоро будет. Калинин должен привезти ее из Вятской губернии. Разрешите отпустить его?

– Ну что ж, пусть съездит,– согласился Василий Константинович.

Наступила зима. И вновь начались сражения. Во время боев за Тобольск наш кавдивизион получил приказ передислоцироваться в Тюкалинск. Стояли сильные морозы, бушевали метели. Дороги засыпало снегом. Бывали случаи, что бойцы из-за плохой погоды теряли ориентировку и отставали. В районе Абадского, например, чтобы собрать людей, довелось даже звонить в колокол.

Продвигались медленно. А тут еще многие села вынуждены были обходить: в них свирепствовал тиф.

Колчаковцы, отступая, грабили население, поэтому и к нам местные жители иногда относились с подозрением. Вспоминается такой случай. После овладения Тюкалинском мы начали размещаться по квартирам. Когда мой коновод постучал в один из домов, хозяин ему ответил, что пустить нас на постой не может: в семье заразные больные. Я усомнился в искренности этих слов и, назвавшись врачом, вошел в помещение. На кровати лежала молодая женщина. Увидев "врача", она застонала. Мать ее забегала, готовя мне полотенце и воду. Я осмотрел "больную" и засмеялся. Рассмеялась и она.

Тогда я спросил хозяев, зачем же они соврали. Хозяйка ответила:

– Когда колчаковцы отходили, очень безобразничали. Вот мы на всякий случай и решили "заболеть тифом".

В Тюкалинске мы простояли всего несколько дней. Вылавливали застрявших здесь белогвардейцев, организовывали вывозку хлеба к железной дороге. Затем двинулись к Ново-Николаевску (ныне Новосибирск).

В декабре 51-я стрелковая дивизия после успешной операции под Тобольском сосредоточилась в районе Ново-Николаевска. Мы разместились в селе Койново. В течение января и февраля 1920 года шло формирование 51-го кавалерийского полка. Основу его составили наш кавдивизион и алтайские партизаны, прибывшие к нам на пополнение. Командиром полка был назначен Юшкевич, комиссаром Копысов, начальником штаба – Зыков, начхозом полка – Морев, квартирмейстером Гусев, заведовать оружием поручили Никлюдову. Командирами эскадронов стали: 1-го – я, 2-го – Доронин, 3-го – Хомутов, 4-го– Андреев, пулеметной команды Аксенов.

В эти дни мне еще раз довелось побывать у Блюхера. И вот по какому поводу. Когда началось формирование полка, меня временно назначили заместителем Юшкевича. Признаюсь, у меня была надежда, что так и останусь на этой должности. Но вскоре командир полка сообщил, что нас с ним вызывает начдив.

– Зачем? – поинтересовался я.

– Там узнаешь.

На санях отправились в Ново-Николаевск. В штабе 51-й дивизии нам сказали, что Василий Константинович у себя на квартире. Взяли адрес, поехали. Нашли быстро. Юшкевич вошел в дом, а я остался на улице. Через некоторое время адъютант Блюхера пригласил и меня. Расспросив нас о том, как идет формирование части, Василий Константинович сказал, что его ходатайство о моем выдвижении отклонено. Заместителем командира полка, начальником штаба, начальником связи Москва утвердила бывших царских и колчаковских офицеров.

Видя, как от этого сообщения помрачнело мое лицо, Блюхер спросил:

– Недоволен?

– Конечно,– ответил я.– Мы их били, а теперь им подчиняться...

– Ничего не поделаешь, земляк,– ответил Блюхер.– Они грамотные, и мы должны у них учиться.

С этим доводом пришлось согласиться.

Когда с делами было покончено, Блюхер предложил выпить чаю. Сели за стол. Василий Константинович поинтересовался настроением бойцов, нашими нуждами и даже состоянием здоровья. Уехали мы от него уже поздним вечером.

Через несколько дней к нам на укомплектование полка прибыли алтайские партизаны. Погода стояла ясная, морозная. Алтайцы выстроились на сельской площади. К ним на лошадях выехали командир части Юшкевич и почти весь штаб. Юшкевич поздравил партизан с вступлением в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, рассказал о положении на фронте.

После него слово взял командир партизанского отряда. Все было хорошо. Встреча получилась сердечной. Но вот дело дошло до распределения по эскадронам, и партизаны вдруг зашумели.

– Разбивать нас не дадим!

Пришлось им разъяснить, что служить они будут все вместе, в одном полку, только в разных подразделениях.

– А разделяем потому,– убеждали командиры,– что в каждом эскадроне у нас своя масть.

Едва уговорили.

Однако, придя в подразделения, партизаны снова забузили. Оказалось, что некоторых командиров взводов, служивших ранее у Колчака, они знали лично и даже воевали против них.

– Не будем подчиняться белогвардейцам! – заявили алтайцы.

Дело дошло до того, что один из бывших офицеров вдруг бесследно исчез...

Много довелось приложить сил командиру и политработникам, пока отношения между бойцами и бывшими "благородиями" наконец стали сносными.

Вскоре мы получили приказ на передислокацию. Нас направляли в Иркутск. Перед погрузкой в эшелоны состоялось совещание командиров. Юшкевич обратил наше внимание на то, что среди алтайцев есть такие, которые не желают покидать родной край.

В связи с этим перед партийной организацией и политсоставом встала задача разъяснить людям, что теперь у всех у нас одна цель – окончательно разбить Колчака, где бы он ни находился.

Пришлось заняться нам также и серьезной проверкой бывших белогвардейцев. И не зря. Немало из них оказались врагами.

В полку был раскрыт заговор. Начальник штаба Зыков, начальник связи Севастьянов и некоторые командиры взводов собирались бежать к белобандиту Семенову. Всех их постепенно разоблачили и арестовали.

Разгрузились мы на станции Иннокентьевская. Через Иркутск прошли маршем. Остановились в селе Хомутово, недалеко от Байкала. Здесь пробыли до июля. Все это время занимались боевой и политической подготовкой.

В начале июля 51-я стрелковая дивизия была направлена на Южный фронт. Наш полк следовал в первых эшелонах. Лишь на восемнадцатые сутки мы доползли до станции Апостолово. Измученные длительной дорогой в душных вагонах, бойцы с удовольствием выгрузились на станции, окутанной предутренним туманом. Походным порядком двинулись на Берислав, к Днепру, на противоположном берегу которого раскинулась Каховка.

В Берислав вошли, когда на горизонте уже догорала вечерняя заря.

Представитель штаба дивизии, ознакомив нас с обстановкой, вручил приказ Блюхера – ночью переправиться через Днепр и расквартироваться в Каховке. Там сосредоточивалось все соединение.

В Каховке произошла трогательная встреча с земляками, прибывшими к нам на пополнение. Я разговаривал с начдивом, когда вдруг услышал:

– Ребята, глядите, это же наш Николай! Сын Калины!

Я сразу узнал земляков из деревни Тимонино – Александра Бологова, Николая Ермакова и других. Мы крепко обнялись и расцеловались. Они попросили меня взять их к себе в 1-й эскадрон.

Блюхер эту просьбу удовлетворил.

1-й эскадрон расположился в селе Любановка. Собрались, отдохнули, привели себя в боевой порядок. Ребята выглядели молодцами.

20 августа 1920 года перед рассветом наше подразделение вместе с приданной батареей и пулеметным взводом выступило по маршруту Любановка – Федоровка. Перед нами стояла задача разведать силы противостоящего противника.

В районе Дмитриевки мы обнаружили движение неприятельских колонн, одна силою до эскадрона, другая – до двух. Примерно часов в 8 утра мы атаковали вторую колонну. Завязался бой. Врангелевцы в конном строю пошли навстречу. Наши артиллеристы и пулеметчики открыли огонь...

Я попытался обойти противника с фланга. Но в это время со стороны Федоровки показалось около полка вражеской конницы. Мне было приказано спешиться и задержать ее до подхода основных сил нашего полка.

Врангелевцы вошли в Константиновку и тоже начали готовиться к пешему бою. На какое-то время наступило затишье.

Солнце пекло уже по-дневному, когда 1-й эскадрон снова развернулся для атаки. Я рассчитывал, что неприятель будет отбиваться спешенным. Однако он предпочел конный строй. Тогда и мы сели на лошадей.

Сошлись грудь в грудь. Наши кавалеристы действовали пиками, а врангелевцы – шашками. Это давало нам некоторое преимущество. Противник не выдержал и стал отходить. Мы бросились преследовать. Подо мной убило коня. Гнедой красавец в белых чулках, падая, придавил мою раненую ногу. На какой-то момент среди наших бойцов началось замешательство. Враг воспользовался этим и попытался контратаковать.

Ко мне подскакал боец Первухин, посадил на свою лошадь, и мы помчались к своим тачанкам. Выдвинув вперед восемь пулеметов, я приказал открыть огонь по белогвардейцам. Длинные очереди хлестнули по ним почти в упор. В критический момент неприятель подбросил свежие силы. Тогда и Юшкевич поддержал нас 2-м и 4-м эскадронами. Напряжение боя возрастало. Только после трех наших конных атак враг был наконец сломлен. Понеся большие потери, он отошел.

51-я, 52-я и Латышская дивизии под общим командованием Василия Константиновича Блюхера получили приказ нанести главный удар в направлении Серогозы, Мелитополь.

В связи с этим перед 51-м кавполком была поставлена задача выйти в тыл противнику и вести разведку боем в направлении Агаймань, Ивановка, Серогозы, Мелитополь. 1-й и 2-й эскадроны двинулись к Нижним Серого-зам и Мелитополю. Нам удалось незаметно подойти к Серогозам. Там находилось несколько подразделений врангелевской конницы. Офицеры, не подозревая об опасности, кутили в здании школы. Отрезав противнику пути отхода, мы внезапно ударили по селу. В нем поднялась паника. Белогвардейцы метались из конца в конец Серогоз, пытаясь вырваться из села. Но везде попадали под меткие выстрелы и острые клинки. В короткое время враг был наголову разбит.

Под Агайманем нас встретила кавалерия и пехота неприятеля. Решительной атакой в конном строю мы вместе со 2-м эскадроном смяли врангелевцев, захватили штаб их полка.

К этому времени от белых был освобожден весь район от Каховки до Мелитополя.

В Агаймань, где расположились 1-й и 2-й эскадроны, прибыл командующий 6-й армией Южного фронта Август Иванович Корк. Он дал указание частям нашей дивизии приостановить дальнейшее наступление и начать подготовку к решающим боям за Перекоп – последний оплот белогвардейщины.

Наш полк был выдвинут на рубеж экономия Зеленая – хутор Царицын Александрове. Отсюда мы совершали вылазки в тыл врага, не давая ему сосредоточивать силы, держа его в постоянном напряжении. Ну и, конечно, вели разведку.

Противник тоже предпринимал попытки прощупать нас. 1 октября 1920 года он в течение всего дня редким артиллерийским огнем обстреливал правый участок каховского плацдарма. Под вечер со стороны Николаевки атаковал наши позиции в районе групповой кавалерийской завесы 51-го и 9-го кавалерийских полков. Врангелевцам удалось несколько потеснить заставы и занять Антоновку. Затем они устремились к хутору Царицын. Однако подразделения 51-го полка контратакой опрокинули их и восстановили положение. Попытки белогвардейцев сгруппироваться южнее Царицына были пресечены артиллерийским огнем.

На рассвете 4 октября 51-й полк вклинился в оборону противника. 1-й и 2-й эскадроны под моей командой ворвались в Дмитриевку и Федоровку и вступили в бой с располагавшимся там вражеским батальоном. Наш удар оказался для неприятеля настолько неожиданным, что он не сумел оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. Врангелевцы были разгромлены. Мы взяли в плен 29 офицеров и 119 солдат, захватили исправное орудие английского образца с упряжкой, снаряды к нему, 8 пулеметов на тачанках с большим количеством боеприпасов, 150 винтовок, батальонный обоз с провиантом и много инженерного имущества.

Одновременно с нами 9-й кавполк атаковал Константиновку. Его поддержали два эскадрона 51-го полка с бронемашинами. Конники окружили село и после короткой перестрелки завладели им. Здесь было пленено 18 офицеров и 85 солдат, отбито одно орудие, четыре пулемета, батальонный обоз.

За эту вылазку А. И. Корк от имени Реввоенсовета армии объявил частям 51-й стрелковой дивизии благодарность. По приказу Блюхера мы отошли на исходные позиции.

10 октября 51-й полк снова ударил по Федоровке. Несмотря на сильный ружейно-пулеметный огонь, кавалеристы пробились в село и уничтожили находившийся там гарнизон, захватили 350 белоказаков, 15 офицеров, в том числе одного полковника – командира части. Из трофеев – 2 исправных орудия, 8 пулеметов, около 300 винтовок, 20 тысяч патронов, много инженерного имущества и средств связи.

14 октября рано утром корпус генерала Витковского повел наступление на каховский плацдарм. Наша артиллерия открыла огонь. Однако танки противника все же прорвали оборону 51-й дивизии и устремились к переправе, чтобы отрезать нам путь за Днепр.

Но тут у белогвардейцев вышла осечка. Танки были пропущены лишь через позиции первой линии. А дальше на них обрушился шквал огня. Артиллеристы били прямой наводкой, и стальные машины выходили из строя одна за другой.

На одном из участков врангелевцы, пробившись сквозь проволочные заграждения, завладели окопами первой линии. Со второй линии бойцы огневой бригады встретили их огненными струями. Это ошеломило белогвардейцев. Воспользовавшись этим, конница разгромила врангелевцев наголову.

Ожесточенная борьба с просочившимися танками противника разгорелась в районе Каховки. Здесь оборону держали 51-й кавполк и пехотные подразделения. На улицах городка были устроены завалы, подготовлены ямы-ловушки. Танки встречали артиллерийским огнем, забрасывали гранатами.

Одна из машин, проскочившая в Каховку, провалилась в погреб, другая – в баню-землянку. Бойцы набросились на них, стали бить прикладами по броне, требуя выхода экипажей. Врангелевцы не выходили. Тогда танки облили горючей смесью и подожгли. На броне одного была надпись "Генерал Корнилов!".

Неприятель бросил в бой свой последний резерв – 10 бронемашин. Но и они были уничтожены.

За три дня боев на каховском плацдарме группа генерала Витковского была разгромлена. Развивая успех, 51-я дивизия перешла к преследованию отходивших на юг врангелевцев. Несмотря на трудности, соединение шаг за шагом уверенно продвигалось вперед. Кавгруппа Юшкевича при поддержке 454-го стрелкового полка заняла хутор Круглово и совместно с частями 152-й стрелковой бригады двинулась в обход Натальино. Маневр этот удался. Натальино перешло в наши руки. Во время боя за село было много пленено солдат и офицеров. Противник в панике бежал на юг.

21 октября представитель Московского Совета вручил 51-й Московской стрелковой дивизии почетное революционное Красное знамя.

26 октября дивизия сосредоточилась в Каховке как резерв группы. Затем директивой командующего армией из 51-й, 15-й и Латышской дивизий, Отдельной кавалерийской бригады и автоброневых частей была создана ударная группа под командованием В. К. Блюхера.

На третий день 152-я стрелковая бригада и кавалерийская группа Юшкевича из-под хутора Тельниково повели наступление на Натальино. У противника здесь были полевые укрепления с хорошо развитой системой огня, атаковать с фронта этот населенный пункт не имело смысла. Было решено так: 455-й стрелковый полк обойдет Натальино с севера, а кавалерийская группа Юшкевича – с юга и юго-востока. Противник попытался было двумя полками ударить во фланг и тыл нашей конницы. Но кавалеристы быстро развернулись и стремительным ударом опрокинули белогвардейцев. Много их было изрублено, до трехсот человек взято в плен. Спастись удалось лишь конным разведчикам и нескольким пулеметным упряжкам.

Но и наша кавалерийская группа понесла немалые потери, особенно в командном составе. В числе других в этот день погиб и командир группы Адольф Казимирович Юшкевич. Случилось это при следующих обстоятельствах. После прорыва укрепленной полосы белых 152-й стрелковой бригадой в бой была введена кавгруппа Юшкевича.

Несмотря на пулеметный и артиллерийский огонь, она по пятам преследовала врангелевцев, колола их пиками, рубила шашками. В одном из хуторов мы обнаружили скопление обозов. Я со связными поскакал туда. Бойцы Беседин, Завадский, Скоба и еще несколько человек обошли подводы, уничтожили на тачанках пулеметные расчеты. Уцелевшие врангелевцы сдались в плен. В это время к нам подъехал Юшкевич. Я доложил ему об успешном продвижении 51-го кавполка.

Тут же пришла новая приятная весть: из района Чаплинки на Перекоп начала отходить артиллерия противника. Юшкевич, видимо ободренный успехом, подал нам команду:

– Вперед!..

Сам он тоже поскакал вслед за отходящим неприятелем.

Не помню точно, сколько прошло времени, как мне на глаза попалась оседланная лошадь без всадника. Я сразу узнал коня Юшкевича. Кликнул ординарца и велел узнать, что с командиром группы.

Примерно через час мне доложили, что он погиб, но трупа не нашли.

Когда мы прибыли в Чаплинку, я поручил командиру эскадрона Колесникову разыскать тело Юшкевича.

Отыскали его не скоро. Умер Юшкевич от ран в живот. Их оказалось двенадцать.

Похоронили командира со всеми воинскими почестями.

Командовать кавгруппой стал Житов, а 51-м полком – я. Шел мне тогда двадцать третий год...

Мы продолжали преследовать противника до самого Черного моря.

На рассвете 8 ноября 151-я стрелковая и огневая бригады завяли исходное положение и приступили к разрушению проволочных заграждений перед Турецким валом. Готовился штурм Перекопа.

В течение ночи удалось снять одну линию в три кола. На рассвете подрывники приступили к уничтожению второго ряда. Противник открыл ураганный огонь из винтовок и пулеметов. Группа разграждения несла большие потери и несколько раз вынуждена была отходить. Туман мешал нашим артиллеристам. Только в одиннадцатом часу они начали подготовку.

Под прикрытием батарей стрелковым цепям удалось приблизиться к Турецкому валу шагов на триста. Врангелевцы понимали, конечно, что это их последний рубеж, и потому отстаивали его с отчаянием обреченных.

Только во второй половине дня нашим бойцам удалось проделать несколько проходов во второй линии заграждений. Тотчас же в них устремились 151-я стрелковая и ударная огневая бригады. Однако, продвинувшись всего шагов на двести и понеся большой урон, они снова вынуждены были залечь.

Турецкий вал по тем временам считался сооружением совершенно неприступным. Воздвигнут он был очень давно, еще во времена господства крымских ханов. Стена из земли и камня, протянувшаяся по фронту на 12 километров, имела высоту более 7 метров. В ней имелись бойницы, ходы сообщения, около пятисот пулеметных точек, артиллерийские капониры. А перед валом пролегал глубокий и широкий ров, переходящий в овраг, который концами упирался с одной стороны в Сиваш, с другой – в Черное море.

Нечего и говорить, позиции белогвардейцев были во сто раз выгоднее наших. Ведь мы перед ними лежали как на ладони. Врангелевцы расстреливали красноармейские цепи картечью, засыпали минами и даже гранатами.

Первая атака 455-го стрелкового полка, несмотря на проявленные бойцами беспримерный героизм и самопожертвование, была противником отбита. Подразделения понесли большие потери, особенно среди командного состава.

После этого несколько часов длился ожесточенный огневой бой. Затем часов в 7 вечера на штурм Турецкого вала пошли 151-я стрелковая и огневая бригады. В этот раз наши подрывники сумели приблизиться к подножию вала шагов на пятьдесят и проделали несколько проходов в препятствиях. Стрелки пытались воспользоваться ими, но свинцовый ливень сметал их.

Потеряв много убитыми и ранеными, атаковавшие опять откатились на исходные позиции.

Лишь 9 ноября в 2 часа дня 152-я стрелковая и огневая бригады, забросав проволочные заграждения шинелями и прихваченными с собой матами, стремительным броском наконец преодолели последние десятки метров и выскочили к почти отвесному валу. Еще одно нечеловеческое усилие, и сильно поредевшие цепи красноармейцев оказались наверху стены. Победное "ура" разнеслось над бескрайней степью.

Врангелевцы дрогнули и стали отступать. По пятам за ними пошла 152-я стрелковая бригада. В коротких, но ожесточенных боях она разгромила несколько вражескиу подразделений, заняла Караджанай и повела наступление на Армянск, нанося белогвардейским частям фланговые удары.

153-я стрелковая бригада, переправившись через Сиваш на Литовский полуостров, наступала на Армянский Базар.

Наш 51-й кавполк к этому времени прошел Перекопские ворота. Впереди нас продвигался бронеотряд К. С. Бабича, за ним уступом вправо 9-й кавалерийский полк. Мы преследовали врангелевцев при неослабевающей артиллерийской поддержке. 1-й и 2-й эскадроны вышли к Армянску и овладели его окраиной. 3-й и 4-й эскадроны атаковали Армянский Базар с юго-запада. Врангелевцы были зажаты с двух сторон и разбиты.

Нам удалось захватить свыше тысячи пленных и штаб белогвардейской дивизии во главе с генералом.

Дальнейшему продвижению 51-го кавполка мешал бронепоезд, курсировавший между станциями Армянский Базар и Юшунь. Он прикрывал отступление белогвардейцев. Кавалеристы задались целью во что бы то ни стало захватить его. Выделенный мною отряд саперов под командой Петрова разобрал железнодорожный путь между станциями Армянский Базар и Юшунь. Полковая батарея открыла по бронепоезду огонь, а спешившиеся конники атаковали стальную крепость. Несмотря на некоторую рискованность этой операции, она закончилась успешно. Бронепоезд оказался в наших руках целым и невредимым.

С подходом 153-й стрелковой бригады к Армянскому Базару конники привели себя в порядок и двинулись на Юшунь. Отхуда нас обстреляла вражеская артиллерия. У какого-то хуторка противник встретил наш полк огнем тяжелых пулеметов, начал бомбить с воздуха. Пришлось спешиться, занять оборону и держаться до подхода 9-го кавполка. А вскоре подтянулась и вся группа Житова. Разгорелся жаркий бой, продолжавшийся несколько часов.

Дело доходило до рукопашных схваток.

На подмогу нам подоспел 453-й стрелковый полк. Но и он по внес перелома. Тогда решили пойти на хитрость. В моем резерве имелось сорок пулеметных тачанок. Они располагались в полковом тыну. Я приказал эскадронам отходить за эти тачанки. Неприятель принял этот маневр за бегство и начал преследовать наших конников.

Когда врангелевцы оказались перед пулеметами, те дружно ударили по врагу. К ним присоединились и две артиллерийские батареи. В это время 9-й кавполк атаковал белогвардейцев с фланга. Противник был разбит. Лишь немногим уцелевшим его подразделениям удалось отойти за Юшуньские укрепления.

Станция Юшунь также явилась для нас крепким орешком. Но и его раскололи.

Дальше пошло легче. Вырвавшись на просторы крымских степей, кавалеристы вместе со стрелковыми частями стремительно преследовали врангелевцев.

Утром 15 ноября 1920 года наши войска вошли в Севастополь. На окраине нас встретила делегация горожан во главе с подпольным комитетом партии. Состоялся короткий митинг. Радости севастопольцев не было границ.

Основные силы кавгруппы Житова, совершив 75-верстный марш, вступили в город в 9 часов 15 минут. Чуть позже прибыла 153-я стрелковая бригада.