Текст книги "Маленькие пленники Бухенвальда"

Автор книги: Николай Тычков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

ЕСЛИ БЫ НЕ НАХОДЧИВОСТЬ

– Дядя Яша, расскажите какую-нибудь сказку, – послышался звонкий голос из глубины барака, с верхних нар.

Яков Семенович Гофтман только что вошел в спальню.

– Вот, стоит только к вам ступить – и уж давай сказку, – рассмеялся он. – Сегодня будет не сказка. Нет больше у меня их в запасе.

– А что же Вы расскажете? – свесилось с нар сразу несколько голов.

– Да так, разные слушки, побасенки всякие…

– Рассказывайте, рассказывайте!..

И Яков Семенович, сыпля шутками и прибаутками, передает ребятам всю очередную сводку Совинформбюро. Посторонний человек, случайно зашедший в барак, мог бы подумать, что штубендинст с ребятами просто забавляется. Так, мол, пустячки какие-то. А дяде Яше только того и нужно было: дети понимают, а остальным не надо. Сегодня ребята узнали, что наши войска, очистив остатки родной советской земли от врага, уверенно гонят его на запад. И сразу загорелись детские глазенки, пошел по всем нарам восторженный приглушенный шепот.

«Скорей, скорей громите фашистов, бесстрашные советские воины, – так и хотелось крикнуть Петьке, чтобы услышали его там, где сейчас рвутся снаряды и бомбы, свистят пули. – Отомстите эсэсовцам за наши мучения! Это они затравили собаками Колю Науменко, это они избивают узников до смерти, душат на виселицах, расстреливают в конюшне, сжигают в крематории. Смерть, смерть им!»

Недавно Петька заглянул в щель забора, окружающего крематорий. Он увидел страшную картину: там высились три длинных штабеля, сложенные из трупов. Так складывают только дрова. К необыкновенной поленнице подходили работники крематория и клали на носилки окоченевшие трупы. Печи непрерывно требовали топлива. Другие рабочие приносили свежие трупы и бросали на верх штабелей. Петька содрогнулся и отпрянул от щели…

Долго ли эсэсовцы будут удобрять свои огороды человеческими жизнями? Скорей, скорей приходите, освободители!

– Петя, не спишь? – спросил Яков Семенович, слегка потрогав его за ногу. – Зайди ко мне в штубу…

Петька не заставил себя долго ждать.

– Садись вот тут, – указал дядя Яша на свою койку. – Давай побеседуем. Со всеми вместе я поговорил, а вот теперь с одним…

– Интересно вы рассказываете, дядя Яша! Ведь все знаете, что на фронте делается…

– Нужно знать, Петя…

Дядя Яша внимательно посмотрел на Петьку, словно стараясь узнать его еще больше:

– Ну, как дела в тире? Винтовки путаешь?

– Путаю, дядя Яша.

– Так, так… Конечно, это не плохое дело, ущерб фашистам наносишь. Но если принять во внимание огромный риск для жизни, то вряд ли эта овчинка стоит выделки. Когда – нибудь тебя могут поймать. Не все же там такие недотепы, как Ганс.

– А кто это может?..

– Кто – нибудь из офицеров. Шуберт или Рей…

Петька слушал и удивлялся: откуда дядя Яша знает и Ганса, и офицеров? Ведь он в тире никогда не был. Видно, у дяди Яши есть друзья, через которых он о многом знает.

– Так вот, путанье винтовок надо оставить, – продолжал Яков Семенович. – А чтоб твоя смелость даром не пропадала, есть одно дело. Оно не менее трудное и опасное, но очень нужное. Ты, наверное, уже прикидывал, можно ли выносить из тира патроны для винтовок и пистолетов?

Дядя Яша не отрывал взгляда от Петькиного лица: уж не слишком ли много он требует от мальчишки.

– Патроны можно проносить, я сумею. Им меня не поймать!

– Ну, ну, не очень-то храбрись, – мягко заметил Гофтман. – Главное – будь осторожен, Петя. Не суйся в воду, не зная броду. Вот так. Все сначала продумай, а потом уж и… Понял?

– Понял!

– Все, что пронесешь, будешь складывать в тайники, которые мы с тобой вместе облюбуем.

Дядя Яша положил ладонь на Петькино плечо и еще раз предупредил:

– Будь осторожен, не лезь на рожон. Старайся, чтобы тебя никто не увидел, когда будешь у тайников. В общем, опасность везде подстерегает. В случае провала бежать нам некуда, от смерти тут не спрячешься. Будут казнены и те, кого выдашь на допросах. Ну, я на тебя надеюсь.

– Да хоть на куски будут резать, все равно ничего не скажу!

– Через недельку надо привлечь к этой работе и других ребят. На кого ты больше всего надеешься?

Петька стал перечислять:

– Митя Бужу, Илюша, Владек…

– Хорошо, – согласился Гофтман. – Укажи каждому тайник, куда ты будешь класть патроны, а ребята будут приносить их в лагерь.

– Дядя Яша, а можно доверить это французу Жану и бельгийцу Руди? – спросил Петька. – Они не продадут, можно?

Дядя Яша не говорит Петьке о тайной организации. Но она есть. Теперь Петька в этом уверен. Ну погодите же, фашисты!

О своих радостных догадках Петька никому ничего не скажет. Вот где она, военная тайна!

– Ну, договорились? – еще раз коснулся его плеча дядя Яша. – А теперь, Петя, надо детали продумать. Как ты будешь выносить патроны, в чем?

Петька взглянул на свои колодки:

– Вот где можно маленький склад сделать. В них я сделаю гнезда для винтовочных патронов.

– Пожалуй, ты прав, – одобрил дядя Яша. – А пистолетные?..

– Пистолетные? – подумал Петька. – А мютце на что?.. Можно и в мантель [10]10
  Мантель – пальто узника из редкой (холодной) ткани без утепления и без подкладки.


[Закрыть], под подкладку, запрятать.

– Хорошо. Но учти, что в каждом деле нужно знать меру. Пистолетных патронов ты должен приносить за один раз не более десяти штук. А винтовочных– пять, шесть…

– Я и больше могу.

– Нельзя, Петя. Ну, а есть хочется?

– Конечно, дядя Яша…

– Вот, возьми…

Яков Семенович открыл шкаф и протянул Петьке полпайки хлеба.

– А теперь иди спать… Спокойной ночи.

– Спасибо, дядя Яша!

Выйдя из штубы, Петька разломил кусочек пополам. Ложась на нары, дал Илюше.

– На-ко, замори червячка…

– Где ты взял?

– Вороне бог послал кусочек сыру, – отшутился Петька.

На следующий день, войдя в тир, Блоха лицом к лицу встретился с Гансом. Солдат стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Его изрядно поношенная пилотка была сдвинута к левому глазу, который у Ганса сейчас почему-то особенно сильно подмигивал. Шрам под глазом так и дергался. И Блоха все понял.

Солдат, ни слова не говоря, наотмашь ударил в левый висок. Как скошенная травинка, повалился Блоха на цементный пол, лицом вниз. Холодный цемент скоро привел его в чувство. Он сначала приподнял голову, потом быстро вскочил на ноги. Но последовал еще удар, от которого Петька полетел прямо к двери. Как раз ее открыл идущий в тир форарбайтер. Петька очутился в его невольных объятиях.

– Что случилось? – спросил вошедший, мягко оттолкнул мальчика и как бы не нарочно встал между Петькой и Гансом.

Петька ничего не понимал в разговоре форарбайтера с эсэсовцем: звенело в ушах, да и немецких слов знал маловато.

Ганс через плечо форарбайтера бросал на гефтлинга злобные взгляды. А форарбайтер все стоял между ним и мальчиком, мешая совершиться избиению.

Петька едва держался на ногах, голова гудела, мысли путались. Большим усилием воли он заставил себя обдумывать, как объяснить путаницу винтовок.

Форарбайтер по просьбе Ганса стал задавать вопросы Блохе.

– Отвечай, мальчик, как хорошие винтовки очутились в левой пирамиде, а плохие – в правой?

– Не знаю, – промолвил Петька, стараясь держаться так, как будто он ни в чем не виновен. – Я носил винтовки по указанию вот его, – он кивнул на эсэсовца.

Солдат бросился вперед, чтобы ударить Блоху, но его остановил переводчик.

– Не сами же винтовки попрыгали из пирамиды в пирамиду? – снова спросил форарбайтер.

– Не знаю.

Стало ясно: Гансу от мальчишки ничего не добиться, надо отвести его в комендатуру. Но старый вояка боялся, как бы лагерфюрер не высмеял его перед своей охраной. Вот, мол, бывалого фронтовика провел какой-то мальчишка. Позор! Нет, он сам обо всем дознается. Надо спрятать все концы в воду, иначе придется распроститься с тиром, еще, чего доброго, попадешь на фронт и не увидишь конца войны. «Да что это я такое думаю! – вдруг спохватился Ганс. – Где же моя верность любимому фюреру?» Его даже пот прошиб от «крамольных» мыслей. И вдруг он, вскинув руку в нацистском приветствии, щелкнул каблуками кованых сапог, неистова заорал:

– Хайль Гитлер!

Форарбайтер смотрел на солдата с удивлением: не сходит ли тот с ума? Это нередко бывает во время потрясения. Надо с ним поосторожнее.

– Цум коммандант! – прорычал эсэсовец.

И Блоху повели к коменданту.

Солдат шел впереди, за ним Петька, а сзади форарбайтер.

Комендант находился в двухэтажном служебном корпусе. Он сидел в своем кабинете за массивным дубовым столом, под аляповатым портретом Гитлера.

Ганс, войдя в кабинет, по обыкновению вытянулся в струнку, прижав к бедру слегка согнутую левую руку, а правую так сильно выбросил вперед, что, казалось, бедная конечность вот – вот оторвется. Подбородок Ганса, напоминающий носок старого солдатского сапога, тоже был выдвинут вперед.

Комендант что-то писал. Петька, взглянув в окно, совсем близко увидел здание крематория с дымящей трубой. Стало не по себе.

Положив ручку, комендант взглянул на солдата:

– Что такое?

Ганс стал рассказывать, а офицер развалился в кресле, открыл изящную коробочку с сигаретами и закурил. Все движения его были неторопливы и картинны, он явно любовался собой и был страшно горд тем, что все ему подчиняются в этом лагере, он здесь полновластный хозяин. Время от времени, то ли от дыма сигареты, то ли по привычке, комендант щурил глаза, и в прищуре играла хитрая мысль старого, травленого волка фашистских джунглей. Он, полковник Пистер, мог бы и не слушать столь подробного доклада о каком-то русском подростке, но у коменданта сегодня отличное настроение. Его шеф из Берлина в телефонном разговоре благосклонно отозвался об оперативности полковника Пистера по отправке узников на подземные работы в лагерь «Дора». Похвала размягчила полковника. Но это скоро пройдет.

– Ты сам придумал ставить винтовки не так, как нужно? – спросил наконец комендант через переводчика – форарбайтера.

– Я ничего не придумывал, так мне велели…

– Но почему же винтовки оказались не там, где нужно?

Форарбайтер перевел и этот вопрос, причем от себя добавил:

– Может, кто-то заходил в тир в субботу? Вспомни.

«Рей, Рей, вот где спасение!» – вспомнил Блоха и выпалил:

– Это не я перепутал винтовки. В тир приходил пьяный офицер, он брал оружие изо всех пирамид и все палил, палил. Даже на улице было слышно.

– Кто этот офицер? – приподнялся Пистер, уставившись на дрожащего Ганса.

– Рей, – прошептал Ганс, сразу обмякнув. – Да, он был пьян и стрелял из винтовок, его пришлось уводить под руку.

– Осел! – закричал Пистер, стукнув по столу. – Раус!

Ганса из кабинета как будто метлой вымело. Форарбайтер дал Петьке легкий подзатыльник, для видимости и порядка, и неслышно прикрыл дверь.

Удрученный солдат шагал молча. Ну вот он и опозорился. Хотел сделать как лучше, а вышло наоборот. Его обозвали ослом. «За что же? – пытался понять Ганс. – Наверное, за то, что не сказал сразу о пьяном Рее. Выходит, я действительно осел, потому что заслужил».

У Петьки от удара, полученного в тире, в ухе появился какой-то комочек, который очень мешал, шум в голове не проходил. «Ну подожди же ты, фашист, – думал Блоха, – в удобный момент мы с тобой рассчитаемся».

«А пока буду терпеть все, только бы не убрали из тира. Тогда никаких патронов не видать».

И как будто поняв желание Петьки, форарбайтер сказал Гансу:

– Парнишка не виноват. Надо оставить его в тире, он очень старательный… Зачем искать другого? Да и комендант ничего не сказал об этом…

Блоха чувствовал, что форарбайтер защищает его. Это, наверное, не так-то легко, потому что Ганс недовольно мычит.

– Ладно, посмотрим, пусть остается, – через силу выдавил эсэсовец. В пользу Петьки было то обстоятельство, что комендант, действительно, ничего не сказал о дальнейшей судьбе маленького русского гефтлинга.

ПАТРОНЫ И МЕДВЕДИЦА

Петька понимал, что история с путаницей винтовок могла кончиться гораздо хуже. Но раз уж Блоха жив, значит, будет действовать.

В тире надо работать с прежним старанием, не лучше и не хуже, вести себя так, чтобы Ганс понял: маленький русский гефтлинг обижен незаслуженно. Это притупит бдительность солдата.

Винтовки путать Блоха не станет. Теперь задача поважнее. Когда он начнет воровать патроны? Надо сегодня же, немедленно. Сейчас туповатый Ганс думает, что мальчишка запуган и ничего не может натворить. Вот тут-то он и просчитается. Но теперь еще вопрос: в какое время дня лучше всего прятать боеприпасы? Конечно, в конце. Да вот трудность: Ганс уходит из тира после Петьки. А теперь солдат вообще никуда шагу не ступит – напуган. Разве что в уборную побежит.

Так оно и вышло. Эсэсовец, почти в самом конце дня, вдруг бросил свои дела и направился в туалет. Петька прислушался к его гулким, тяжелым шагам, постепенно замирающим. Не медля ни секунды, подбежал к незапертому шкафу, открыл дверцу. У него зарябило в глазах от новеньких, блестящих патронов. Тут были и винтовочные, и автоматные, и пистолетные. Забрать бы все сразу! Ну нет, Петька будет осторожен, да и не унесешь все, тяжело.

Он помнил наставление дяди Яши.

Блоха схватил пять винтовочных патронов и сунул в карман. Прислушался. Но, кроме сильного стука своего собственного сердца, ничего не было слышно. Тогда он взял еще немного патронов для пистолета. И тут же отошел от шкафа, сделал вид, что занимается уборкой пирамид. Посматривая на дверь, быстро рассовал патроны в заранее приготовленные тайники.

Раздались шаги эсэсовца. У Петьки холодок пробежал по спине, а руки так вспотели, что на ладонях выступили капельки.

Солдат подошел к пирамиде, стал переписывать пристрелянное оружие. Он не изменил свою систему записи. Не хотел или просто не додумывался до этого – кто его знает. А ведь было бы вернее записать номер пристрелянной винтовки сразу же, на огневом рубеже, а потом проверить расстановку оружия в пирамиде по номерам. «Эх, – подумал Петька, – привык немец все делать по приказу, как заводной. Пружинку внутри закрутили, вот она и действует. Сам ничего не придумает».

От пирамид солдат перешел к шкафу, что-то пошарил по полкам.

«Не заметит, – успокаивал себя Блоха, – исчезло совсем мало, А пересчитывать да подсчитывать не станет. Рабочий день кончается…»

В положенное время Ганс отпустил его.

«Теперь главное пройти через ворота», – думал Петька, пристраиваясь к колонне, но та вдруг остановилась. Далеко впереди слышалась ругань эсэсовцев, раздавались глухие удары, кого-то избивали палками. Не первый раз происходит такая вещь. Станут ли сегодня осматривать? Если будут, тогда… Патроны никуда не денешь, бросить нельзя – кругом асфальт. Передать некому. Кто их возьмет! Да если и попытаешься – тут же увидят эсэсовцы, плотным коридором стоящие справа и слева, держа на поводках овчарок. Будь что будет.

Вот колонна опять тронулась. Проходя через ворота, Петька увидел убитого узника. Рядом с ним валялся тяжелый валун, Петька понял: бедняга замешкался и не успел бросить камень в кучу. Ну, фашистам и этого достаточно, чтобы убить человека.

Нацисты до предела использовали возможности человека. По пути с работы узники несли камни. Перед лагерными воротами они сбрасывали их в одну кучу. Этим камнем мостили лагерные дороги.

«Пронесло!» – ликовал Петька, шагая к бараку. Колодки его были тяжелее обычного, в них лежали патроны. Блохе эта ноша не в тягость. Побольше бы только…

После ужина Петька тихо сказал Владеку:

– Поговорить с тобой надо, очень важное дело. Жди меня за правым углом барака.

– Понимаю…

Владек ушел. Минуты через две за ним последовал и Петька. Можно бы выйти сразу двоим, но вдруг нарвешься на эсэсовца: тогда и сам провалишься, и друга подведешь.

На улице разливалась темнота. Ее прощупывали лучи прожекторов со сторожевых вышек.

– Владек! – чуть слышно окликнул Петька. – Где ты?

– Здесь, иди сюда. – Владек сидел на земле и его трудно было заметить. Петька сел на корточки рядом.

– Пойдет эсэсовец – снизу сразу увидим, – сказал Владек. – Ну, говори твой секрет.

– Владек, – начал Петька, – я знаю, что ты не пионер, у вас в Польше нет пионеров. И ты не можешь дать мне честное пионерское… Тогда просто поклянись, что будешь молчать, будешь хранить мой секрет в большой тайне.

– Клянусь, Петя. Ты же меня знаешь.

– Знаю, вот потому и хочу рассказать… Но это такое опасное дело… Понимаешь, эсэсовцы могут поймать, станут пытать. Вот тут клятва и нужна. Даже под пыткой ничего нельзя говорить. Понял?

– Понял, понял. Ты давай рассказывай!.. Что тут у тебя?

– Ну, слушай. В лагерь нужно проносить через ворота патроны.

– Патроны?!

– Ага.

– Это хорошо! А много их?

– Пока немного. Винтовочные, пистолетные… Они нам пригодятся бить фашистов. Патроны будешь брать под тем здоровенным пнем, который торчит около оружейных мастерских.

– Видел я его. Мы туда камни возили. А кто будет класть патроны?

– Не знаю. Кто-то из надежных людей. Надо брать – вот и все.

– Ладно, – согласился Владек. Он тоже кое-что понимал в конспирации. – Пошли в барак?

– Нет, еще слушай. Сзади тира есть два больших камня. Один из них поменьше… Из – под них пусть забирают Жан и Руди. Ты с ними поговори, они не должны отказаться.

Владек задумался:

– Я поговорю с ними. Но Руди я знаю не очень хорошо, а вот Жана…

– Руди надежный парень, – твердо сказал Петька. – Ты не беспокойся. У него отец был шахтером, погиб на шахте. А когда в Бельгию пришли фашисты – и мать забрали, посадили в концлагерь, потому что она отказалась на них стирать. Прачкой была…

– Ну хорошо.

– В лагере тоже припасены тайники. Я покажу тебе их. А из этих тайников брать будут другие…

– Все понятно, Петя.

Блоха подал Владеку руку.

Теперь пойдем, покажу тебе лагерные тайники.

Он привел Владека к противоположному углу барака, осмотрелся по сторонам и приподнял небольшой плоский камень, под которым заранее сделал углубление.

– Вот под этим булыжником… Пощупай рукой… Сюда будешь прятать патроны ты сам. Но не днем, а в темноте.

– Понимаю, не маленький…

– Второй тайник вон там. – Петька повел его к соседнему бараку. Там тоже лежал камень. Таких камней вокруг бараков полно, никто не догадается их перевертывать и смотреть, что лежит под ними.

Мальчики вернулись в барак.

Их искал Илюша Воробей.

– Куда вы пропали? Смотрю, смотрю вас…

– Да так, немного на улице постояли, – ответил Петька. Мал еще Илюша. Пока можно обойтись и без него. Людей хватит.

– Пойдем, Илья, посмотрим, чего ты изучаешь, – сказал Блоха.

– Сейчас покажу! – обрадовался мальчик и побежал за тетрадкой.

…Петька сумел взять патроны из шкафа около десяти часов утра, когда Ганса вдруг вызвал форарбайтер.

Теперь Блохе нужно было найти предлог, чтобы выйти на улицу и положить боеприпасы в условленные места.

Солдат вернулся, Петька подошел к нему и, схватившись руками за живот, дал понять, что необходимо выйти.

– Шнель, шнель! – махнул рукой эсэсовец.

Петька заранее продумал свой маршрут: сначала он пройдет возле большого пня, на какие-то секунды нагнется, будто поправляет колодку, и положит патроны в тайник. Затем пойдет к тем камням, из-под которых должны уносить боеприпасы Жан и Руди. Проделав все это, Блоха как ни в чем не бывало направился в уборную.

Когда Петька вернулся в тир, Ганс лежал на мате и старательно целился.

Почти ежедневно Петьке удавалось обхитрить эсэсовца, вынести патроны и положить в тайники. Но выбраться из тира не всегда было простым делом.

Однажды, когда Петька попросился в уборную, Ганс сердито спросил:

– Варум?

– Вассер, вассер, – стал объяснять Блоха. Дескать, он много пьет воды, потому что голоден.

– Шнель! – разрешил выйти Ганс.

Потом Петька заметил, что Ганс стал придумывать для него кое-какие мелкие поручения. Он посылал его то к форарбайтеру, то в ружейную мастерскую. Видимо, хотел, чтобы Петька на чем-нибудь проштрафился. Но не таков был Блоха. Он все выполнял быстро и точно, успевая похищать и прятать патроны. Так что поручения Ганса были как раз кстати.

А наивный Ганс все ждал, что Петька попадется ему в лапы. Фашист теперь все время проверял оружие в пирамидах, часто делал повторную пристрелку.

«Ну и пусть старается, – ухмылялся Петька. – Заставь дурака молиться, он и лоб разобьет. Стреляй, стреляй, Гансик, больше не будет путаницы. Все идет хорошо!»

Да, все шло хорошо до поры до времени.

Петька клал патроны в тайники. Из тайников их уносили Владек, Жан и Руди.

Каторжный день кончался…

Повозка, доверху нагруженная камнем, делала последний рейс. Жан и Руди изо всех сил тянули ее за лямки, приделанные к дышлу.

Путь этой повозки проходил возле небольшого искусственного островка, окруженного широким и глубоким рвом с водой. Островок был сделан для потехи эсэсовцев и их семей. Там жила огромная лохматая медведица, для нее была сооружена берлога. Зверь бегал по островку, громыхая тяжелой цепью.

Вечерело. Свободные от дежурства эсэсовцы, их жены и дети, все охочие до развлечений, столпились вокруг рва и глазели на медведицу. Ждали, когда она будет купаться, но зверь был голоден и не хотел лезть в воду.

Повозка поравнялась с островком. Два эсэсовца остановили ее. Один из фашистов подошел к Руди, дернул за рукав и повел за собой. Тот, не понимая, в чем дело, послушно шел, потом почувствовал опасность, рванулся назад. Немцы схватили его и поволокли к островку. Руди кричал, отбивался, но разве мог ой вырваться из рук откормленных головорезов.

Зеваки, обступившие остров, образовали проход. Никто из них не заступился за человека. Они вообще не считали за людей этих гефтлингов.

Руди тащили прямо к медведице, которая, казалось, почуяла добычу, подымала вверх морду, раскрывала широкую пасть.

Эсэсовцы, взяв пленника за руки и ноги, раскачали и швырнули прямо на медведицу. Толпа возбужденно загудела.

Зверь отскочил немного в сторону, затем встал на задние лапы, громко зарычал и бросился на Руди. Медведица давно была приучена к человеческому мясу. Эсэсовцы не первый раз забавлялись подобным образом.

Жан услышал душераздирающий вопль бельгийца и, закрыв лицо руками, уткнулся в холодные камни на повозке.

Все было кончено. Медведица разорвала на Руди одежду и уже добралась до человеческого мяса.

В толпе зевак был и Ганс. Ему очень нравились острые зрелища. Глаза Ганса, обычно блеклые и бездумные, так и горели. Солдат был возбужден видом крови, диким ревом медведицы. В нем самом просыпался зверь.

Переводя взгляд то на медведицу, то на истерзанный труп, солдат вдруг заметил на земле, возле мертвого пленника, что-то поблескивающее. Он вгляделся получше:

– Майн готт! Патронен…

На несколько секунд Гансу показалось, что медведица терзает того маленького русского гефтлинга, который прислуживает в тире, и солдат мстительно скривил губы. Но нет, это другой узник. Другой… однако патроны наверняка украдены из тира.

Схватить, немедленно схватить его.