Текст книги "Японские записи"
Автор книги: Николай Федоренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)
Чайный канон
Известно, что родиной чая является Китай, его южные провинции. Много столетий тому назад китайцы начали использовать чайный лист для приготовления напитка. Первоначально, однако, чайный отвар рассматривался древними китайцами как лекарство, целебное средство, помогавшее людям при различных недомоганиях и болезнях. Считалось, например, что чайный напиток оказывал благотворное воздействие при глазных заболеваниях, общем переутомлении, помогал быстрее восстанавливать силы, применялся как общеукрепляющее средство, а также при ревматических заболеваниях. Литературные источники указывают на то, что чай как лекарственный препарат приготовлялся в древности не только в виде жидкого отвара, но и как мазь.
Чай как медицинское средство, а позже и как освежающий напиток получил чрезвычайно широкое распространение прежде всего на Востоке, при этом уже с давних пор представители разных взглядов усматривали в чае различные целебные свойства. Даосы – приверженцы религиозного учения даосизма, которое призывает человека подавлять свои страсти и обряды которого сводятся к разного рода мистицизму, колдовству, заклинаниям духов, – утверждали, будто чай представляет собой одну из составных частей эликсира жизни, фантастического напитка, якобы могущего продлить человеческую жизнь. Монахи буддийской секты «Дзэн» считали чай незаменимым напитком в процессе погружения в раздумье и созерцание, особенно во время долгих и мучительных часов ночи. Существует суровая и полная патетизма легенда, повествующая о том, как один буддийский подвижник глубокой ночью впал в тяжелый сон во время духовного созерцания. Когда впавший в грехопадение подвижник проснулся, он с яростью оторвал свои преступные веки и бросил их на землю, где они будто бы мгновенно превратились в первые кусты чайного растения…
Полная печали и мужества, живет в тибетском народе сказочная история о чае и соли.
Это было давным-давно. На разных берегах реки жили два племени. Люди этих племен грелись под одним солнцем, пили воду из одной реки, настолько узкой, что с берега на берег доносились запахи цветов. И все же между ними не было мира. Племена вели между собой постоянные войны. И никто не мог сказать, когда началась между ними вражда, и тем более – чем она была вызвана. Но судьбе было угодно посеять нежную дружбу и любовь между прелестной девушкой Цюйчжэнь-ламу и отважным Даодэном. Юноша давно полюбил Цюйчжэнь-ламу – чистую, как родниковая вода, горячую, как огонь, девушку с противоположного берега. Девушке также полюбился стройный юноша, который обладал богатырской силой и мог растащить за рога двух бодающихся быков. Однако счастье влюбленных продолжалось недолго. Мрачным силам зла и зависти удалось умертвить Даодэна. А когда тело юноши, по обычаю племени, сжигалось на костре, Цюйчжэнь-ламу бросилась в огненное пламя и сгорела вместе с возлюбленным. Пепел молодых людей был предан земле на противоположных берегах реки.
Пришла весна. У могил выросли две ивы, ветви которых со временем встретились над рекою. Тогда ненавистные люди вырыли ивы вместе с корнями, сожгли их, а пепел пустили по воде. Вместе с водой пепел разнесся повсюду. Попал он и на китайскую землю. И тут он пророс чайным кустом. Был занесен он и в Тибет, где превратился в соленое озеро.
Тибетцы в память об этом печальном событии завели порядок – перед едою пить чай, а в чай непременно добавлять соль. С тех пор люди в Тибете никогда не отказывались от обычая пить чай с солью, никогда не забывали так преданно и искренне любивших друг друга девушку и юношу.
Как отмечалось, чай пришел в Японию из древнего Китая. Литературные памятники свидетельствуют, что приблизительно в третьем-четвертом столетии культура чая получила широкое распространение среди китайцев, населявших долину бассейна реки Янцзы или Чанцзян. Чай стал одним из наиболее излюбленных напитков китайцев, хотя в те времена он готовился не так, как в настоящее время. Тогда в чайный отвар добавлялись такие ингредиенты, как рис, имбирь, соль и даже лук. Так продолжалось до тех пор, пока знаменитый китаец Лу Юй, живший в эпоху династии Тан (618—907), не предложил свой способ приготовления чайного напитка, близкого тому, которым китайцы пользуются и теперь. Именно Лу Юй оказался первым китайским экспертом и мастером чая, по достоинству высоко оценившим чай как прекрасный напиток и уже тогда понявшим, что чайный церемониал привносит в повседневную жизнь человека определенный распорядок и гармонию.
Лу Юю, который был высокообразованным человеком своей эпохи, принадлежит известный труд «Чацзин», означающий в переводе «Чайный канон». В этом уникальном произведении Лу Юй дал подробное описание природы чайного растения, его культивирования, правил сбора чайного листа, технологии его обработки. Он изложил в этой книге полезные советы относительно способа приготовления чая различных сортов, дав впервые довольно подробное описание важнейших из них, с глубоким знанием рассказал о разного рода принадлежностях и посуде для приготовления чая, отметив, в частности, что зеленый чай следует пить из голубых фарфоровых чашек.
Фарфор и керамика
В течение долгого времени считалось, что лучшей посудой для чайного напитка является фарфор, особенно чашка из белого фарфора, поскольку в ней контрастнее оттеняется цвет чайного напитка. Учитывается при этом и то, что белизна фарфоровых чашек образует наиболее приятное сочетание цветов и с зеленым и с черным чаем. Тем не менее уже с давних пор керамика, получившая художественное развитие, играет все более существенную роль в обиходе японцев, бросая самый серьезный вызов фарфору. И керамические чаши или пиалы – «тяван» – теперь едва ли не завоевали пальму первенства в традиционном чаепитии в Японии. В литературных источниках указывается, что употребление тяван японцами восходит к периоду Муромати (1394—1574). Даже в наиболее ответственной чайной церемонии – тяною – керамические чаши стали господствующей посудой, радикально изменив, таким образом, эстетический принцип древнего «Чайного канона». В этих глиняных чашах, удивительно простых, почти примитивных, как бы отозвались грани окружающей реальности, воплотились знакомые черты прекрасного. Разрозненные жизненные впечатления сплавились здесь в художественный образ, который на протяжении веков несет нам эстетическую радость. Они привлекают своей естественностью, натуральностью материала, безыскусственностью окраски. Толстые стенки тяван хорошо удерживают тепло и не обжигают руки. Их грубая крупнозернистая поверхность, шершавость обожженной глины придает изделиям особую прелесть. В них будто бы таится огонь, их породивший, и продолжает светить через пористую толщу стенок чаш. Здесь искусство художника, выявляя своеобразие материала, выражает представления человека о прекрасном и подчиняет этому свой художественный язык.
Примечательно, что в многочисленных чайных церемониях, в которых мне приходилось участвовать, я никогда не встречал одинаковых керамических чаш. Характерно, что для разных сезонов года существуют разные тяван, особенно отличаются чаши для холодного и жаркого сезонов. Тяван всегда различны по внешнему виду, манере выполнения, тональности. И в этом нельзя не видеть многообразие художественных форм и стилей, трактовки сюжетов. При этом мы видим, что формы японского керамического искусства относительно свободны от статичности, обладают богатством художественных деталей при крайнем лаконизме выразительных средств. Наибольшей популярностью пользуются керамические пиалы древних мастеров. Часто такие пиалы очень бережно хранятся, передаются из поколения в поколение, ценятся как фамильные сокровища и подаются в особо торжественных случаях. Простая мягкая глина в изображении художника, по мнению японцев, выражает сущность прекрасного, как понимали его древние мастера. Эти пиалы из пористой глины отличаются изысканным благородством и изяществом. И чем внимательнее всматриваешься в керамику старых мастеров, приобретающую от времени специфическую особенность, тем больше усматриваешь в ней черты неповторимости и своеобразия. Впечатление, получаемое от этих изделий, – их чрезвычайное разнообразие. Видишь, что каждая из чаш отличается яркой оригинальностью, своеобразием фактуры и стилевых решений, спецификой употребления и обработки материала.
И современное искусство японской керамики, восходящее к истокам древних мастеров, находится в тесной взаимосвязи с древней традицией, и в лучших образцах нынешних художников можно видеть, какие именно аспекты древнего мастерства составляют сердцевину их творческого развития.
Многие образцы японской древней керамики, сохранившиеся до наших дней, представляются, однако, загадкой. Тайна их рождения, применявшаяся техника, режим обжига и состав глины продолжают оставаться нераспознанными.
Примечательно, что в образцах этого творчества древних мастеров керамики ярко обнаруживается искусство национальной художественной формы, глубоко своеобразное и утонченное. Оно характеризуется необычайной выразительностью и экспрессивностью. Устойчивость художественной формы, несомненно, связана с развитостью, устойчивостью представлений древних японцев о прекрасном в окружающей их действительности. Изделия японских мастеров керамики часто выгодно отличаются от работ китайских, корейских, вьетнамских и других художников, которые, как известно, создали неподражаемые образцы древней керамики. И в этом нельзя не видеть того, что на протяжении ряда поколений японские мастера следовали путем освоения и обогащения великой традиции древнего искусства, обладающей необыкновенно выразительной спецификой стиля. Именно в этом причина того, что значение японской художественной керамики далеко переросло географические рамки одной страны, стало фактом мирового искусства керамики.
Керамика, пожалуй, наиболее тесно связана с искусством тяною и, как это подчеркивается в японских литературных источниках, в немалой степени развивалась под воздействием эстетических вкусов чайного церемониала. Любование керамическими изделиями – органическая часть всей атмосферы чайного действа тяною. Тема художественной керамики – одна из наиболее излюбленных тем собеседования во время тяною.
Немалое значение имеет форма чайника и материал, из которого он изготовлен. Обычно ценятся чайники изящной формы, особенно изготовленные по древним образцам. Часто чайник бывает украшен изображением дракона, побегов бамбука, вековой сосны с пышной кроной или горного пейзажа, речной заводи и т. п. Не последнее место принадлежит и печке, на которой кипятят воду для чая. Существуют специальные печи, в которых сжигается древесный уголь и имеются небольшие мехи.
В «Чацзине» подчеркивается, что для получения хорошего чайного напитка важное значение имеет вода. Он указывал на необходимость готовить чай из чистой родниковой воды. Не случайно до сих пор сохранилось выражение: «Для приготовления хорошего чая раньше всего необходима хорошая вода». Знатоки чая считают, что наилучшая вода – горная, родниковая, средняя – речная, на третьем месте стоит колодезная вода. Со времени Лу Юя в Китае и Японии широко утвердился народный обычай состязаться в искусстве наилучшего заваривания чая. И до сих пор существуют многочисленные способы приготовления чая, учитывающие сорт и качество чайного листа, место его культивирования, качества и особенности воды, время года и т. д. Каждый японец знает место, где он может выпить свой любимый чай, либо умеет сам выбрать нужный сорт и приготовить его по своему вкусу себе или для друзей, любителей и почитателей чайного напитка.
В японских литературных источниках отмечается, что в старину, в период Эдо, вода в Киото считалась наилучшей для приготовления чая. Поэтому ценителям чая в Токио доставлялась вода из Киото. Днем и ночью по знаменитому тракту Токайдо передвигались специальные паланкины – «каго» – с бадьями воды из горных источников. Доставка воды из Киото в Токио отнимала много дней и стоила немалых денег. Однако это не смущало истинных любителей чая, поскольку вода – первое и главное условие приготовления чайного напитка.
При этом важное значение придается чистоте чая. Необходимо, чтобы чайная посуда, вода и все прочее не содержали жира или постороннего запаха, так как это может испортить натуральный вкус чая.
Весьма примечательно, что на Востоке пьют чай горячим не только в зимнюю стужу, но и в летний зной. Считается Доказанным, что в самую сильную жару лучше всего утоляет жажду именно горячий чай. Существует при этом два способа употребления чая: одни пьют чай большими глотками, другие малыми и в небольшом количестве, как бы дегустируя напиток, или, как говорят китайцы, «оценивая чай». Именно об этом рассказывается в знаменитом китайском романе «Сон в красном тереме» в главе «Цзя Бао-юй оценивает чай в кумирне Лун-цюань». Прекрасная девушка говорит влюбленному в нее юноше Цзя Бао-юю: «Разве ты не слышал, что одну чашку выпивают, чтобы оценить достоинство чая, две чашки – чтобы утолить жажду, выпить же три чашки – значит уподобиться пьющему воду ослу?»
Небезынтересно отметить, что Лу Юй, касаясь способа приготовления кипятка для заваривания чая, с большим поэтическим мастерством описал три стадии кипячения воды. Маленькие пузырьки первого кипячения воды Лу Юй сравнивал с глазами рыб, пузыри второго кипения он уподоблял гроздьям кристального бисера, образующимся на кроне бьющего фонтана, а самое бурное, третье кипение он изобразил как вздымающиеся, клокочущие волны в миниатюре.
В «Чайном каноне», являющемся одним из интереснейших памятников культуры, изложены также известные взгляды автора относительно чайного ритуала, охарактеризованы выработанные нормы чайного церемониала, а также освещены некоторые моменты эстетической стороны этой интересной народной традиции. Лу Юй еще при жизни был признан как крупнейший авторитет в области чая и его приготовления. По свидетельству исторической хроники, благодаря своей эрудиции и уму он пользовался вниманием со стороны правящей династии, в частности известного императора Тайцзуна; Лу Юй был окружен многочисленными учениками и последователями. После смерти его стали почитать как «духа-хранителя чаепроизводителей и чаеторговцев». Многое из «Чайного канона» Лу Юя не утратило своего значения и до сих пор; отдельные положения претерпели со временем изменения, а многое легло в основу японского чайного церемониала, хотя, разумеется, здесь было привнесено немало самобытно японского, специфически национального.
История проникновения китайского чая и традиции этого напитка в Японии связывается многими литературными источниками с буддизмом, в частности с миссией буддийского проповедника Дэнге, и относится к 805 году, то есть к периоду господства в Китае династии Тан, считающемуся эпохой расцвета материальной и духовной культуры феодального Китая. При этом отмечается, что буддийские проповедники одной из распространенных в Японии сект первоначально пили чай из простого кубка перед изображением Бодидармы (Дарума). Они будто бы делали это во имя благоговения и связывали чайный напиток с понятием священного причастия или клятвы. Таковы якобы предпосылки зарождения японского чайного церемониала.
Некоторые авторы утверждают также, что японский чайный церемониал, восходя в прошлом к буддийскому религиозному ритуалу, претерпел в своем дальнейшем развитии существенные изменения и для него характерны следующие три стадии: лечебно-религиозная, роскошно-расточительная и, наконец, эстетическая.
Что касается современного японского чайного церемониала, то он ни в малейшей степени не напоминает религиозного обряда или ритуала, поскольку и сам процесс чаепития и вся окружающая обстановка свидетельствуют о свободном и независимом времяпрепровождении, часто далеко выходящем за рамки простого чаепития. Нередко чайный церемониал проходит в атмосфере веселья и забав. Нельзя, однако, отрицать эстетической стороны современного чайного церемониала в Японии, где этот ритуал стал освященной многими столетиями традицией.
Краски листьев
Стоит необыкновенный зной. Всюду цветут пионы и хризантемы. Мы смотрим в окно стремительно движущегося вагона. На горных склонах морского побережья низкорослые деревья изнемогают под тяжестью висящих лунообразных гибридов. На крытых горных склонах и в глубоких лощинах, до самой дороги на морском зигзагообразном побережье, – сплошные плантации апельсиновых деревьев с крупными оранжевыми плодами. И никаких оград. И ни одного сторожа.
Наш чайный домик и ресторан расположены на самом побережье, среди вековых криптомерии, лиственных и хвойных деревьев. У самого моря приземистые японские сосны. Их странным образом изогнутые и переплетенные ветви похожи на разросшиеся оленьи рога. А рядом с нашей мансардой дивное зрелище: все опадают, все спускаются с ветвей красные кленовые листья, медленно, плавно, возвещая о себе лишь при встрече с другими листьями, ранее упавшими на землю, к корням, их взрастившим. В царящем вокруг покое легкий шорох палой листвы едва слышимо доносится из лесной чащи, пролегающей позади нас.
И кажется, незримый художник поет здесь гимн необычайной простоте и тихому обаянию прелестной островной земли.
В каждой стране, у каждого народа свои традиции и привычки. По древнему обычаю, соблюдаемому и теперь, при входе в японский дом, чайную и национальный ресторан принято не только снимать верхнюю одежду, но и оставлять у порога свою обувь. По мягким и всегда чистым циновкам – татами – не полагается ходить в тех же ботинках, в которых вы шли по грязной и пыльной улице. Как мы уже говорили ранее, в хорошем японском доме или ресторане, где царят гигиена и чистота, все ходят в специальных легких тапочках или просто в своих носках.
Другая особенность японского ресторана состоит в том, что посетители сидят за столом не на стульях, а на полу, поджав под себя ноги. Такая манера сидеть за столом в течение часа или двух оказывается без привычки чрезвычайно нелегкой. К концу обеда ноги настолько немеют, что встать на них и удержаться стоя положительно невозможно. Боль пронизывает все сухожилия, кажется, будто она проникает в самые кости. Странно смотреть на привычных к такой позе японцев, чувствующих себя за обедом вполне естественно, не испытывающих никаких неудобств. И если все же они иногда тоже затрудняются встать после обеда или угощения и удержаться на своих ногах, то это уже по другой причине. Однако кроме такой чинной позы, которая обычно соблюдается при официальных обстоятельствах, есть еще свободная манера сидеть – такая, про которую у нас говорят «сидеть по-турецки», то есть со скрещенными впереди себя ногами. Правда, такая поза допустима, так сказать, в мужском обиходе. Обычно – при хорошем знакомстве – хозяин не преминет сказать гостю: «Пожалуйста, сядьте свободнее!», приглашая его «агура-о каку» – скрестить ноги «по-турецки».
Перед тем как в японском ресторане приступить к обеду, гостям непременно подаются, обычно в небольших плетеных корзиночках, индивидуальные гигиенические полотенца или махровые салфетки, горячие и влажные, для того чтобы вытереть руки и лицо. Это особенно необходимо во время летнего зноя, в изнурительно жаркие дни, когда ваши лицо и руки постоянно покрываются липкой, раздражающей испариной. Обтирание горячим полотенцем – лучшее освежающее средство, весьма распространенное в странах Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, особенно в Японии.
Внутреннее устройство и убранство японского национального ресторана представляется на первый взгляд довольно несложным, быть может даже простым, но при внимательном рассмотрении нетрудно убедиться, что оно очень осмысленно, неизменно декоративно оформлено, выдержано в определенном стиле и вкусе. И если говорить о подборе предметов, о выборе материала для них, о фактуре, цвете, размерах, – дело убранства помещения оказывается весьма сложным. Здесь все отмечено национальным своеобразием, оригинальностью, ничего общего не имеющими с европейским или американским оформлением или вкусом; такое впечатление, будто убранства вовсе не существует, будто бы ничего здесь нет.
Из приемной ресторана, куда нас привели сложные и запутанные коридорные лабиринты, мы входим в кабинет. Это оказывается небольшая, но изящная комнатка с легкими, раздвигающимися стенами, сделанными из светлого дерева в сочетании с бамбуком. Комната с очень невысоким потолком имеет квадратные бревенчатые перекрытия из искусно обработанных кругляков и тщательно отделанные деревянные стояки из выдержанного твердого дерева. Когда всмотришься, убеждаешься, что все здесь сделано из дерева и бамбука. При этом деревянные доски и брусья в Японии, как правило, не покрываются масляной или иной краской, тут принято сохранять первоначальный, естественный цвет дерева, оставлять его натуральный, первородный рисунок. Иногда дерево слегка чем-то протравливают или покрывают светлым лаком, который делает древесный узор, его фактуру еще контрастнее, картиннее.
Глядя на эту культуру обработки и отделки материала, я думаю о знаменитом понятии, выраженном в китайском языке словом «цзыжань».
Цзыжань… сколько смысла в этом слове! «Самость» – автономное бытие, как оно есть. «Самоестественность» – бытие в свойственной ему природе. Эквивалент этого слова, один из синонимов его – «тяньжань», что значит «природность» – в ее чистейшем, ничем не осложненном состоянии, подлинная естественность.
Этому понятию в японском языке соответствует слово «магокоро», возникновение которого относится ко времени японской древности. Этимология этого слова такова: «ма» – префикс истинности, подлинности; «кокоро» – сердце, душа. Следовательно, «магокоро» – душа (природа) человека, как она есть, в ее истинном состоянии, не осложненном ничем извне.
Понятие «цзыжань» стало, как известно, основой «лао-чжуанизма» – одного из направлений философской мысли древнего и средневекового Китая, получившего большое распространение и в Японии; понятие «магокоро» стало основой того мировоззрения, которое в Японии впоследствии получило наименование «синто» (синтоизм). Лаочжуанизм (этот термин применяется нами для того, чтобы избегнуть обычного отождествления древней философии Лао-цзы (VI–V вв. до н. э.) и Чжуан-цзы (IV–III вв. до н. э.) с даосизмом как религией средневековья) и синтоизм – глубоко различные явления, но в исходном пункте они едины. Именно здесь – идейный ключ к неокрашенному дереву и тростниковой крыше первобытных хижин, являющихся в Японии «великими храмами».
Комнатка ресторана с ее геометрически точными линиями и формами производит впечатление ажурной легкости и утонченности. В ней нет ничего лишнего. Здесь ничто не мешает вам, не раздражает. Все просто, удобно, эстетично. Здесь нет даже тени излишества и безвкусного украшательства.
Пол комнаты устлан свежими эластичными циновками из специальной гибкой и упругой рисовой соломки. Во всем преобладает единый желтоватый цвет. На этом спокойном фоне – контрастирующий со всем окружающим, низкий удлиненный столик красного цвета, массивный, устойчивый. Он лишь подчеркивает мягкость общего тона комнатки. Низкие столики продолговатой или круглой формы на четырех или более изогнутых, резных ножках сами по себе обычно представляют своего рода произведение высокого мастерства, ручного искусства. В Японии эти столики, являющиеся непременной принадлежностью в каждом доме, изготовляются из красного или другого твердого дерева, покрываются специальным лаком, который, помимо прочих свойств, обладает теплоустойчивостью. Крутой кипяток из опрокинутого стакана ни в малейшей степени не отражается на таком лаковом, зеркальном покрытии. Общий вид этих столиков поражает художественной соразмерностью, пропорциональностью и удивительно тщательной обработкой.
В Японии мне приходилось видеть прекрасной резной работы круглые столики из красного дерева, изготовленные несколько столетий тому назад. Трудно было поверить, что эти древние изделия прекрасно сохранились и выглядели как новые.
Стены ресторанной комнаты украшены лишь одной небольшой картиной, исполненной акварельными красками. На фоне прославленной горы Фудзи изображена изящная ветка цветущей сакуры. На другой стене повешен единственный свиток иероглифической каллиграфии, написанный сильным, выразительным почерком, всего два знака – «исполнение желаний».
Однажды на мой недоуменный вопрос, почему в такой пространной комнате висит всего лишь один иероглифический свиток, последовал весьма любопытный ответ. В соответствии с принципами японской эстетики пространство – важнейший фактор национальной архитектуры – должно быть использовано таким образом, чтобы ощущение объемности и простора помещения, где вы находитесь, никогда вас не покидало. Вследствие этого помещение не должно заполняться вещами и предметами, без которых человек здесь может обойтись. Расположение в комнате какого-либо предмета должно быть в полной мере оправдано, вызываться необходимостью. Именно стремлением к предметному минимуму обусловлено и крайне экономичное размещение в комнате произведений искусства и художественного ремесла. Все это объясняет причину того, что в зале ресторана висит единственный свиток художественной каллиграфии. Крайне существенно, однако, что этот свиток вместе с тем должен восприниматься как уникальный, не имеющий себе равного. И поскольку он один в данном помещении, свиток привлекает к себе внимание и воспринимается как несравненный образец каллиграфии… Это объясняет нам также причину того, что в любом японском помещении (если, разумеется, это не картинная галерея или магазин антикварных вещей) выставляется всего один предмет японской старины (яшма, слоновая кость, фарфор, керамика, шелковые изделия и т. п.) или вывешивается единственная художественная картина.
Комната украшена также живыми цветами. Своеобразие, однако, состоит в том, что в помещении японцев почти никогда не увидишь букетов цветов. Здесь выставляется обычно один или два цветка в вазочке. Как нами уже отмечалось ранее, считается, что букет цветов не является их естественным состоянием, не выражает их индивидуальной природы. Это объясняется японцами тем, что в действительности разные цветы растут не букетами, а отдельно друг от друга или по два-три вместе. Кроме того, в букете многие цветы, с точки зрения японской эстетики, теряют свои наиболее ценные особенности, многое прикрывается и стушевывается в общей массе цветов, не могут быть в полной мере оценены их различные индивидуальные достоинства. Один или же два цветка, подобранные по колориту и общей конфигурации, если к тому же цветы поместить в соответствующую их общему рисунку художественно выполненную вазу, могут, пожалуй, доставлять не меньшее эстетическое удовольствие, чем целый букет цветов. При подборе живых цветов для украшения комнаты учитывается ее общий фон и композиция. Все должно быть подчинено единому тону. Часто в жилом помещении японцев выставляются одно или два карликовых дерева в специальных кадках или глиняных цветочницах. Обычно это хвоя или кипарис. Они также специально подбираются и располагаются в наиболее выигрышных для них местах.
Этим, однако, не исчерпывается специфика декоративного оформления японской ресторанной комнаты. Непременным атрибутом хорошего дома являются антикварные вещи. Нередко рядом с живыми цветами или у панно иероглифической каллиграфии можно увидеть какой-либо предмет старины или произведение прикладного искусства: резную шкатулку, фигурку какого-либо божества, оригинальную безделушку.
В торжественных случаях в ресторане выставляются изящные ширмы, которые сами по себе являются произведением искусства. Часто их художественная роспись имеет исторический или сказочный сюжет. Живописное, графическое украшение, заимствующее формы и линии от внешних форм животных и растений путем их упрощения или обобщения. Иногда они бывают без орнамента, однотонными, например золотого или серебряного цвета. Такие ширмы, помимо декоративного украшения, выполняют и вспомогательную роль: с их помощью от глаза посетителя скрывают «слабые стороны комнаты», например выход на кухню, сам процесс приготовления угощений и т. п.
Вокруг столика, стоящего приблизительно в центре комнаты, на циновках разложены рядами плоские подушки с вышитыми драконами, будто поставленные рядами стулья. Они, к сожалению, вовсе не спасают и даже не облегчают страданий, когда вам приходится сидеть за обедом, особенно официальным или торжественным, часами со скрюченными, поджатыми под себя ногами.
Весьма впечатляющим оказался японский национальный ужин, которым нас угостили в ресторане «Канкобэккан», расположенном на берегу острова Касикодзима, у бухты Агован. Обилие морских продуктов в этом местечке определило характер нашей трапезы. Это – самый натуральный морской ужин довольно экзотического свойства. «Канкобэккан», как можно понять, специализированный ресторан. Такие в Японии очень распространены. Широко популярны касивая – рестораны, где все – из курицы; собая – закусочные, где все блюда приготовлены на основе «соба» – гречневой лапши; тэмпурая – где все приготовлено по способу «тэмпура» и т. д.
