Текст книги "Егерь. Опасная Зона (СИ)"
Автор книги: Николай Скиба
Жанры:
Боевое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
Звериный кодекс: Заражённый медведь.
Эволюционный ранг: F .
Уровень зверя: 19.
А та стая уровнем выше уже в ужасе чуть отступила от логова.
Но я зажат в тиски.
Медведь остановился метрах в пяти от меня и медленно склонил массивную голову набок. Он демонстрировал болезненную агрессию. Его взгляд метался, он то и дело оскаливался без причины, а задние лапы нервно переминались с места на место. Болезнь явно поразила не только тело, но и разум хищника. Или его так изменил раскол?
Зверь рычал – низко, гортанно, звук походил на бульканье воды в засоренной трубе.
Кровь в жилах превратилась в лёд.
Медведь сделал ещё один неторопливый, но агрессивный шаг вперёд. Его когти со зловещим скрежетом царапали каменное дно. Массивная пасть приоткрылась, и оттуда повалил зловонный пар.
Но зверь не спешил нападать. Что-то его настораживало – может быть, незнакомый запах, а может, инстинктивное чувство опасности.
Расстояние между нами сокращалось с каждой секундой.
Четыре метра.
Три с половиной.
Медведь принюхивался, его ноздри раздувались, голова поворачивалась то ко мне, то к выходу из ущелья.
В этот момент, когда смерть буквально дышала мне в затылок, я понял три вещи.
Первая: у меня есть лишь призрачный шанс победить это доисторическое чудовище. Мой нож, моя ловкость, помощь питомцев – всё это было каплей в море против такого противника. Но медведи для меня медленные, если учитывать пройденную эволюцию. Этот зверь – зверь силы, а ещё он… Болен.
Вторая: ветряная рысь была не жертвой в этой истории. Она была охотником высочайшего класса, который использовал не только собственную силу, но и интеллект, хитрость, знание территории и даже других хищников как инструменты для достижения цели.
Третья: настоящей добычей в этом лесу с самого начала был…
Я.
Глава 11
Медведь замер на мгновение, его мутные глаза изучали нас, словно оценивая, стоит ли тратить силы. Массивная голова поворачивалась медленно, неумолимо, как башня осадной машины. Из тёмной глубины пасти капала зловонная слюна, шлёпаясь на древние кости.
Запах ударил волной – сладковато-кислая вонь плоти, смешанная с едким смрадом застоявшейся крови. Я инстинктивно задержал дыхание, но миазмы всё равно проникали, обволакивали горло липкой плёнкой.
Красавчик съёжился в комок на моём плече, его крошечное тельце дрожало так сильно, что я чувствовал вибрацию через ткань рубашки. Острые коготки впились в кожу до боли – зверёк цеплялся изо всех сил, подавляя первобытный позыв бежать без оглядки.
Я знал этот момент. Слишком хорошо знал.
Последний миг тишины перед бурей.
Раненый медведь решал – атаковать или отступить. Такое я уже видел.
В эти секунды всё замирало. Лес затаивал дыхание. Ветер стихал. Птицы умолкали. Даже сердце, казалось, на миг останавливалось, давая хищнику принять решение.
И я всегда чувствовал этот момент кожей.
Медленно, с жутким скрежетом, который эхом отдавался от каменных стен, тварь подняла морду. Мускулы на шее напряглись, вздулись под свалявшейся шерстью. Грудная клетка расширилась, втягивая воздух.
И он издал рёв.
– ГРААААААРРРРРРАААААААААААААА!
От этого рёва кровь застыла в жилах, превратившись в ледяную кашу.
Красавчик не выдержал. Он сорвался с моего плеча с истошным писком ужаса и метнулся в сторону, его белоснежное тело мелькнуло среди костей. Зверёк забился под выступ скалы, прижавшись к камню и дрожа всем телом.
А медведь ринулся на нас.
Скорость была внушительной. Три с половиной центнера больной ярости превратились в живой таран. Земля содрогалась под тяжестью. Древние черепа трещали и взрывались осколками под могучими лапами.
Я видел его искривлённые, жёлтые от старой крови когти – каждый размером с мой указательный палец. Они высекали искры из камня при каждом толчке, оставляя глубокие борозды. Массивные лапы работали как паровой молот, дробя всё на своём пути.
Инстинкт сработал быстрее мысли. Я метнулся влево, к стене ущелья, споткнувшись о черепа и едва не упав. Ладонью уперся в холодный влажный камень, отталкиваясь и ныряя за выступ. Судорожно сжал рукоять ножа.
Но медведь даже не свернул в мою сторону.
Он проигнорировал меня полностью, словно я был пустым местом. Его мутный взгляд был прикован к чему-то другому. К тому, что он чуял как настоящую угрозу.
К Афине.
В этот момент она выскочила прямо на пути медведя.
Её массивное тело материализовалось из воздуха между мной и несущейся тушей. Девочка встала стеной, расставив лапы в боевой стойке. Мускулатура на загривке вздулась буграми, шерсть встала дыбом, делая её визуально ещё крупнее. Массивные лапы упёрлись в каменное дно, когти глубоко впились в трещины между костями.
Жёлтые глаза горели вызовом.
Из горла хищницы вырвалось рычание – низкое, раскатистое, полное первобытной ярости.
Столкновение было чудовищным.
Медведь не замедлился. Он обрушил на неё обе передние лапы одновременно, пытаясь смести препятствие одним ударом. Воздух со свистом рассекли когти, оставляя за собой видимые борозды в пыльном полумраке.
Афина встретила удар.
Она рванулась вверх, подняв морду и подставив свои массивные, укреплённые эволюцией плечи под падающий молот. Удар пришёлся точно в цель – лапы медведя обрушились на её загривок.
И на миг – всего на миг! – она удержала этот напор.
Её сила сработала как противовес невероятной массе. Мышцы напряглись до предела, вздулись под шкурой стальными жгутами.
Я видел, как дрожит её тело от чудовищного напряжения. Как по хребту пробегают волны судорог. Как из пасти вырывается хриплое рычание сквозь сжатые зубы.
И она держала. Господи, она держала!
Лапы медведя замерли в воздухе, встретив невозможное сопротивление. В его мутном взгляде на мгновение мелькнуло что-то похожее на удивление.
Но это длилось всего мгновение.
Сила против силы, но разница в массе была слишком велика.
Афину отшвырнуло назад, лапы потеряли сцепление с землёй. Она пролетела добрых два метра по воздуху и врезалась в россыпь костей. Череп лося взорвался под её весом. Но она устояла на лапах – все четыре впились в землю, когти прочертили длинные борозды в каменном дне, вырывая искры.
Из горла вырвалось низкое, вибрирующее рычание полное вызова и…
Чистой, неразбавленной ЯРОСТИ.
Губы хищницы задрались, обнажая массивные клыки, между которыми капала слюна. Уши прижались к черепу. Хвост хлестнул по воздуху как кнут.
Медведь развернулся к ней, окончательно забыв про меня. Его глаза горели безумием, а из приоткрытой пасти свисали пенистые нити слюны.
Сейчас!
Оттолкнулся от стены и рванул вперёд, сжимая нож. Целил в бок – туда, где под шерстью должны быть рёбра и межрёберные промежутки. Короткий, резкий удар снизу вверх.
Вложил всю силу в прыжок, весь свой вес, всю отчаянную решимость!
Лезвие вошло.
Сантиметров на пять. Может, шесть.
И…
Застряло.
Застряло в невероятной толще засаленной шерсти, жира и огрубевшей от болезни кожи. Будто ткнул в мешок с мокрым песком. Нож провалился, но дальше уперся во что-то твёрдое.
Медведь даже не дёрнулся. Даже не обернулся. Комариный укус для существа такого размера и в таком состоянии безумия.
– Чёрт! – выругался я сквозь зубы, выдёргивая клинок.
Лезвие вышло с мерзким чавкающим звуком, перемазанное в тёмной крови с зеленоватым оттенком. Запах от неё шёл омерзительный.
А медведь уже атаковал Афину.
Он развернулся с невероятной скоростью и обрушил правую лапу сверху вниз. Целил в хребет – один такой удар переломил бы позвоночник пополам. Воздух со свистом рассекли когти.
Афина метнулась влево так быстро, что её тело будто размылось. Удар прошёл мимо, с грохотом врезавшись в землю. Камень треснул. Волна костяной крошки поднялась в воздух.
И она мгновенно контратаковала.
Развернулась, оттолкнулась задними лапами и прыгнула. Её челюсти раскрылись, обнажая укреплённые клыки. Целила точно – в переднюю лапу медведя, прямо над запястьем, где шкура тоньше.
Челюсти сомкнулись с мясистым хрустом.
Из раны брызнула тёмная и густая кровь. Афина сжала ещё сильнее, вкладывая всю свою силу, и повисла на лапе зверя.
Её ядовитые клыки вонзились глубоко, впрыскивая токсин прямо в кровоток.
Медведь взревел и одёрнул лапу, пытаясь стряхнуть вцепившуюся в него хищницу.
Афину швырнуло в сторону, но она успела разжать челюсти и отскочить, приземлившись на все четыре лапы. Её морда была перемазана в крови медведя. Она облизнула клыки и зарычала – низко, утробно, демонстрируя окровавленную пасть.
Я видел эффект яда почти сразу. Движения медведя стали чуть менее резкими. Он попытался опереться на раненую лапу, но та дрогнула. Мышцы расслаблялись, теряя тонус. Лапа подогнулась.
Но медведь был огромен. Его организм был как гигантская губка, разбавляющая токсин в массе крови, жира и мышц. Одного укуса недостаточно. Нужно больше. Гораздо больше.
Я попытался атаковать снова, целя в ту же рану на боку. Может, если бить в одно место, пробить глубже…
Медведь даже не обернулся в мою сторону.
Он просто качнул корпусом – не целясь, инстинктивно, как отмахиваются от надоедливой мухи.
Я успел заметить движение боковым зрением и дёрнулся назад, пытаясь уйти из-под удара.
Задняя лапа зацепила меня по касательной – не в полную силу, но достаточно. Когти полоснули по груди, удар сбил меня с ног и отбросил к стене ущелья. Я почувствовал острую боль в рёбрах – не перелом, но ушиб серьёзный.
Спиной ударился о камень, голова мотнулась. Из лёгких вырвался воздух.
Удар о камень был чудовищным.
Боли не было – только оглушающий шок и невозможность вдохнуть. Лёгкие не слушались. Рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, но воздух не шёл.
В глазах потемнело. Мир поплыл и покрылся серыми пятнами.
Сквозь пелену я видел, как медведь продолжает атаковать Афину.
Он обрушивал на неё удар за ударом – неуклюже, но чудовищно мощно.
Кошка металась между его лапами с невероятной скоростью. Прыжок влево – удар проходит мимо. Рывок назад – когти рассекают воздух в паре сантиметров от морды.
И она наносила укусы.
В ногу – клыки впиваются в икру, вырывая кусок мяса. В бок – зубы скрежещут о ребро.
Каждый её укус оставлял рану, из которой текла тёмная, почти чёрная кровь. Каждая рана несла новую порцию яда. Массивные челюсти Афины, укреплённые после достижения порога силы, работали как гидравлический пресс, пробивая то, что обычная кошка не смогла бы прокусить.
Я видел, как медленно, но верно яд накапливается. Движения медведя становились всё более вялыми. Его дыхание – хриплым и прерывистым.
Ярость толкала его вперёд, заглушая сигналы больного тела. В его взгляде не было ничего разумного – только безумие и желание убить то, что причиняет боль.
И тут он попал.
Афина метнулась влево, но медведь наконец-то предугадал её движение. Его лапа обрушилась сверху не туда, где она была, а туда, где она будет через мгновение.
Удар пришёлся точно в цель.
Массивная лапа придавила Афину к земле всем весом медведя. Я услышал, как она задыхается, как из её груди вырывается сдавленный хрип. Она извивалась, пытаясь вырваться, но вес был слишком велик.
Медведь навис над ней. Его мутные глаза горели торжеством – болезненным и искажённым. Он медленно – почти театрально, наслаждаясь моментом – поднял вторую лапу над её головой.
Когти блеснули в тусклом свете, капая гноем и кровью.
Один удар и всё кончится.
Время растянулось. Каждое мгновение превратилось в вечность.
Я видел занесённую лапу. Видел беспомощно прижатую к земле Афину. Видел, как Красавчик дрожит в своём укрытии, парализованный ужасом.
Во мне что-то сломалось. Не в плохом смысле – наоборот.
Сломались сомнения. Инстинкт самосохранения.
Осталась только ярость.
– НЕТ! – заорал я, и голос прорвался сквозь сдавленное горло хриплым воплем.
Воздух ворвался в лёгкие обжигающей волной. Боль пронзила грудь, но я проигнорировал её. Схватил нож побелевшими пальцами и рванул вперёд, спотыкаясь о кости и проваливаясь в трещины.
Но я был слишком далеко. Всё равно слишком медленный! Не успею!
Вот в этот самый момент всё и изменилось.
Навсегда.
Я почувствовал нашу связь – ту тонкую, почти неосязаемую нить, что соединяла меня с Красавчиком с момента приручения.
Сейчас она вспыхнула.
Эмоции хлынули по этой связи как прорвавшая плотину река. Не слова – чувства в их чистейшем виде.
Моя ярость. Моё отчаяние. Моя абсолютная, безоговорочная готовность умереть, но не дать тронуть того, кто стал мне дорог.
И Красавчик ответил.
Его страх никуда не делся. Он всё ещё дрожал, всё ещё хотел бежать. Но сквозь этот страх пробилось то, что я передал ему через связь.
Решимость.
Крошечный горностай выскочил из укрытия одним молниеносным движением. Его белоснежное тело превратилось в размытую линию, несущуюся вперёд быстрее, чем я мог уследить. Максимальная ловкость делала его почти невидимым – призраком, скользящим между миров.
Прыжок с камня на череп. С черепа на валун. С валуна – на спину медведя.
Зверь даже не почувствовал, как на него забрался крошечный хищник.
А Красавчик уже карабкался по его загривку, цепляясь игольчатыми коготками за свалявшуюся шерсть. Выше, выше – к голове, где болезнь ещё не превратила кожу в броню.
Медведь занёс лапу над Афиной. Когти нацелились точно в череп.
И я понял, что смогу сделать.
Нож был в руке. Бросок – безумная идея, но других не было.
Я не целился в медведя – бесполезно, шкура толстая, а бросок слабый. Целился в ту самую занесённую лапу, где мышцы натянуты перед ударом, где каждое движение на пределе.
Рывок плечом, бросок от груди – коротко и резко.
Нож полетел, вращаясь. Клинок вонзился не в предплечье – туда не пробьёшь с такого расстояния. Он воткнулся в запястье, где сухожилия тонкие и каждый порез отзывается болью.
Неглубоко – на сантиметр, может два, но прямо в сустав.
Медведь взревел, лапа дёрнулась от неожиданной боли. Удар сорвался, когти полоснули по земле в сантиметрах от черепа Афины, вырывая комья грязи и камни.
И Красавчик прыгнул.
Он сорвался с загривка медведя и метнулся к его морде, раскрыв крошечную пасть. Его зубы нацелились в самую уязвимую точку – в левый глаз медведя.
Челюсти сомкнулись.
Медведь ВЗРЕВЕЛ.
Это был не просто звук. Это был ВОПЛЬ.
– РАААААААААААААААААААААУАРРААААААААААА!
Вопль такой силы и агонии, что я невольно зажал уши ладонями, но это не помогло. Звук прошёл сквозь кости черепа, сотряс мозг, заставил зубы звенеть в дёснах.
Медведь мгновенно забыл про Афину. Забыл про меня. Забыл про всё.
Вся его вселенная сжалась до единственной точки невыносимой, ослепляющей боли в глазнице.
Он замотал головой как бешеный, пытаясь сбросить вцепившегося в него зверька. Огромная туша развернулась, врезаясь в стены ущелья. Камни осыпались градом. Кости взрывались под его лапами.
Но Красавчик держался мёртвой хваткой.
Его крошечные челюсти впились в мягкие ткани глаза, разрывая их. Кровь хлынула густым потоком, заливая половину морды чудовища. Медведь взвыл от боли, мотая головой, пытаясь стряхнуть крошечного мучителя.
Один глаз был слеп.
Афина вырвалась, воспользовавшись моментом замешательства. Отскочила в сторону, задыхаясь и хромая на правую переднюю лапу.
Но в её жёлтых глазах горело пламя, которого я не видел раньше.
Жажда крови.
Хищница пригнулась к земле, собираясь в смертельный прыжок. Задние лапы впились в каменное дно. Мускулы сжались, готовясь выстрелить её тело вперёд.
И она прыгнула.
Метнулась к шее ослепшего наполовину, обезумевшего от боли медведя.
Её массивные челюсти блеснули в тусклом свете и впились прямо в плоть шеи, туда, где кожа тоньше, но яремная вена глубоко под слоями мышц.
Из пасти медведя струйками брызнула кровь. Тёмная, почти чёрная, густая как смола. Она залила морду Афины и капала на пол ущелья, забрызгивая камни.
Медведь взревел. Попытался стряхнуть хищницу, замотал головой с такой силой, что её тело подбросило в воздух. Он всё ещё дышал, хрипло, надрывно, но трахея оставалась целой. Яд делал своё дело, но слишком медленно для такой массивной туши.
Афина вцепилась ещё крепче, впиваясь глубже, расширяя рану. Но её сил не хватало.
Медведь качнулся, движения становились всё более хаотичными. Но он всё ещё стоял. Всё ещё был смертельно опасен.
Я уже пришёл в себя и быстро достал второй нож – метнулся вперёд, целясь в ту самую рану, которую растерзала Афина.
Моё лезвие вошло в плоть, но неглубоко – скользнув вдоль раны, лишь расширив её, не достав до жизненно важных сосудов.
Но медведь, даже полуослеплённый, даже истекающий кровью… В последний миг, повинуясь животному инстинкту, он дёрнулся.
Огромная лапа метнулась сбоку – я уловил движение краем глаза, попытался отпрыгнуть, и тело среагировало – почти. Рывок в сторону спас меня от прямого удара, но когти всё же достали.
Три борозды огнём полоснули по левому плечу, разрывая рубашку и кожу, оставляя жгучие царапины от ключицы до лопатки.
Боли не было. Не сразу.
Дьявол!
Сначала был только холод. Ледяной, пронизывающий холод, который тёк в раны вместе с чем-то липким и тёплым. Что-то тёмное, маслянистое, с запахом гнили.
Больная, заражённая медвежья кровь – через открытые раны она потекла в моё тело.
От силы удара меня отшвырнуло назад. Я пролетел по воздуху и рухнул на кости, ударившись спиной о черепа. Один из них треснул под моим весом, другой больно впился в лопатку.
Мир поплыл, закачался. Звуки стали приглушёнными, словно доносились через вату.
Но сквозь пелену я видел, как медведь качнулся. Как его огромная туша накренилась. Афина разжала челюсти и оттолкнулась от его шеи, приземлившись рядом со мной. Рана на горле зверя кровоточила. Красавчик спрыгнул с его головы и метнулся ко мне, тревожно попискивая.
Медведь сделал шаг в мою сторону, его единственный здоровый глаз горел безумной яростью – он стал ещё опаснее.
И что теперь?
Глава 12
Я поднялся на ноги, игнорируя дикую боль в груди от удара медвежьей лапы. Рёбра ныли, дыхание давалось с трудом, но стоять было можно.
Тисков это не отменяло – больное чудовище спереди и стая хищников сзади. Время словно остановилось, каждая секунда растягивалась в вечность. Адреналин бурлил в крови, заглушая боль и обостряя все чувства до предела.
Медведь стоит достаточном для манёвра расстоянии. Слюна капает с пасти, смешиваясь с гноем на морде.
За спиной раздаётся осторожный шорох лап по камню. Стая шестилапых тварей начинает входить в ущелье. Медленно, по одной особи, они просачиваются в расщелину, отрезая мне путь к отступлению. Их глаза горят голодом, но даже они держатся на почтительном расстоянии от хозяина логова.
Положение становится безвыходным с каждой секундой.
Чёрт, думай, думай, думай!
Больной медведь делает неуверенный шаг вперёд. Его задние лапы дрожат – то ли от болезни, то ли от предвкушения. Ещё один шаг, и он окажется достаточно близко для решающего броска.
А сзади шестилапые заполняют ущелье, их когти цокают по каменному полу среди костей. Вожак стаи, самый крупный, осторожно принюхивается, его ноздри раздуваются. Даже он не решается напасть на территории медведя, но терпение у хищников быстро кончается, особенно когда они чуют кровь и голод. Особенно когда они в стае, а хозяин логова ранен и ниже их в эволюционном индексе.
В голове мелькает безумная мысль.
– Красавчик! – мысленно позвал я горностая и послал ему образ. Татуировки обдало жаром.
Зверёк дрогнул, его маленькое тельце напряглось. Секунда – и он создал точную копию себя, которая сорвалась с места, как белая молния.
Одновременно я схватил с земли острый обломок кости и что есть сил швырнул в медведя, заорав:
– ДАВАЙ МРАЗЬ!
Кость ударила зверя в плечо, и эффект превзошёл все ожидания. Медведь взревел от ярости и переключился на новую угрозу. Чудовище рванулось вперёд, забыв об осторожности.
В тот же миг иллюзия Красавчика впилась призрачными зубами в лапу вожака стаи. Зверь взвыл от неожиданности, его стая замерла, не понимая, что происходит.
Медведь несся на меня как живая лавина. Рывок был настолько мощным, что мой нож, всё ещё торчавший в его лапе, не выдержал нагрузки и вылетел, звякнув о камни.
– Афина! В ядро, девочка! СЕЙЧАС!
Кошка растворилась в потоке золотистых искр.
В последний момент я бросился в сторону, прижимаясь к стене ущелья. Медведь, не сумев затормозить на полной скорости, пронёсся мимо – прямо в гущу застывшей стаи шестилапых.
Результат превзошёл все мои ожидания.
Тяжеленая туша больного медведя врезалась в вожака стаи с такой мощью, что раздался хруст ломающихся костей. Оба зверя покатились по усыпанному черепами полу в клубке рычания и брызг крови.
Остальные шестилапые твари бросились на хозяина логова – часть из желания защитить вожака, часть просто потому, что увидели кровь. Ущелье наполнилось рёвом, визгом и лязгом когтей о камень.
И начался хаос.
Больной медведь сражался с яростью безумца, его когти распарывали тёмные шкуры нападающих. Но стая была многочисленной и организованной. Они атаковали с разных сторон, кусая за лапы и бока, изматывая противника.
Я воспользовался ситуацией и подхватил свой нож, но ввязываться в бой с таким количеством диких хищников – явная дорога в могилу.
Красавчик уже карабкался по плечу, его иллюзия исчезла, как только начался настоящий бой. Зверёк дрожал от стресса, но был невредим.
Оглянулся по сторонам, ища путь к спасению. Основной выход был перекрыт дерущимися зверями, но в самом начале ущелья, далеко от места побоища, стена была не такой отвесной. Там, где когда-то обвалились камни, образовался естественный склон из осыпи – крутой, усыпанный острыми обломками, но проходимый.
Не раздумывая, кинулся к нему.
Подъём оказался адским испытанием. Рана на плече пылала огнём, каждое движение отзывалось острой болью, но останавливаться было нельзя.
Камни под ногами осыпались и катились вниз, грозя обрушить всю осыпь. Приходилось хвататься за каждый выступ, проверяя его прочность, прежде чем перенести вес. Острые края резали и без того содранные ладони, но я упрямо карабкался вверх, стиснув зубы.
Тёплая кровь стекала по руке, пропитывая рукав. Медвежьи когти прошли глубоко, но это просто мясо, просто боль. Но переживу ли заразу, что попала в мою кровь? Я уже чувствовал начинающиеся приступы лихорадки.
Красавчик забрался мне за пазуху, его коготки впились в рубашку. Зверёк тяжело дышал, его сердечко колотилось как птичье, но он не издавал ни звука – понимал, что нужно молчать.
Под нами продолжалась бойня. Рёв становился всё слабее – кто-то побеждал, кто-то умирал. Казалось, что медведь отобьётся, но мне было всё равно. Главное – выбраться отсюда живым. В критической ситуации боли не существует, есть только цель и воля её достичь.
Наконец расщелина расширилась, и я выполз на поверхность. Оказался на краю небольшого каменного уступа, поросшего мхом. Лес расстилался зелёным морем, а солнце клонилось к закату, окрашивая всё вокруг золотистым светом.
Я перевёл дух, вытер кровь с рук о рубашку и осторожно достал Красавчика из-за пазухи. Горностай был растрёпан, но цел. Его чёрные глазки смотрели на меня с надеждой.
– Ну что, парень? – прошептал я и попытался улыбнуться. – Ты в норме?
Красавчик тихо тявкнул в ответ и лизнул мне палец.
В этот момент я почувствовал на себе чужой взгляд. Снова.
Медленно повернул голову и замер.
На противоположной скале, метрах в пятидесяти от меня, сидела ветряная рысь… В её глазах только холодное, абсолютное удовлетворение хищника, чей план сработал в точности, как задумано.
Она знала про ущелье. Знала про медведя. Знала про стаю шестилапых. И загнала меня сюда специально, рассчитав время так, чтобы все эти хищники оказались в одном месте в одно время.
Но зачем? Какая ей выгода от того, чтобы привести меня сюда?
И тут в голове сложилась картинка, от которой по спине пробежал холодок.
Хищники всегда используют друг друга… Росомаха находит медвежью добычу и ждёт, пока косолапый наестся, а потом доедает остатки. Вороны кружат над местом охоты волков, зная, что им достанется часть туши.
А что, если эта рысь делает то же самое, только наоборот? Не подбирает остатки, а… поставляет добычу.
Больной медведь непредсказуем, его охотничьи инстинкты нарушены. Он может дни бродить голодным, не в силах поймать даже зайца. А рысь приводит ему пищу – неопытных Мастеров, Звероловов, других зверей – всех, кто забрёл в её владения.
Медведь насыщается, а рысь получает безопасную территорию. Никто не решится заходить в места, где живёт такое чудовище. Идеальная защита для её логова.
Симбиоз хищников. Но она не рассчитала то, что жертва окажется умнее, чем ей казалось.
Мы смотрели друг на друга долгие несколько секунд. Два охотника, оценивающие противника.
Потом рысь медленно поднялась, изящно потянулась и неторопливо скрылась между камней.
Адреналин ещё бурлил в крови, заглушая боль, но я знал – это ненадолго. Нужно валить как можно дальше.
Отбежав метров на сто от логова зверя, где всё ещё доносились звуки схватки между медведем и остатками стаи, я почувствовал, как ноги подкашиваются.
Убит Заражённый медведь. 19 – F.
Получено опыта: 1900.
Получен Уровень 13.
Получено Уровень 14.
А это ещё как? Мне дали опыт несмотря на то, что я не нанёс смертельный удар? Или нанёс? Всё-таки задел ему трахею, или яд Афины добил тварь?
Как же сейчас плевать…
Упал на колени прямо в мох, покрывавший землю у подножия старой сосны. Дыхание сбилось, сердце колотилось так громко, что казалось – его слышно на всю округу.
– Блин, – прохрипел я, зажимая рукой израненное плечо.
Кровь просачивалась между пальцев, окрашивая рубашку в тёмно-красный цвет. Но это было не самое страшное. Страшно было то, что творилось под кожей.
Ледяной, чужеродный холод, который полз по венам, как живая тварь. Я чувствовал, как он добирается до плеча, впивается в мышцы. С каждым ударом сердца заражение распространялось дальше.
Стянул рукав и посмотрел на рану.
То, что я увидел, заставило меня выругаться сквозь стиснутые зубы.
Кожа вокруг царапин медленно чернела. Не краснела от воспаления – именно чернела, словно гнила заживо. Чёрные прожилки расползались от ран, как корни какого-то проклятого растения.
– Красавчик, – позвал я хрипло.
Горностай тут же соскользнул с моего плеча и оказался перед носом. Его чёрные глазки смотрели с тревогой, а мордочка была всё ещё перепачкана кровью медведя.
– Дружище, я в дерьме по самые уши, – сказал, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё сжималось от тревоги. – Голова кругом. Веди домой, тут недалеко, боюсь я сейчас в таком состоянии, что могу заплутать. Справишься? Ты же запоминал ориентиры запахов как я учил?
Красавчик тявкнул и решительно кивнул маленькой головкой. Затем побежал вперёд, оглядываясь, чтобы убедиться – я следую.
Заставил себя подняться. Мир качался перед глазами, каждый шаг давался с трудом – левая рука почти не действовала, плечо горело огнём, а по телу расползался этот чёртов холод.
Красавчик вёл меня сквозь густые заросли можжевельника и берёзовых рощиц. Маленький зверёк двигался уверенно, явно зная, куда идёт. Его улучшенные чувства работали на полную – он находил самые безопасные тропы, обходил места, где пахло хищниками.
Время от времени я останавливался, хватаясь за стволы деревьев, чтобы не упасть. Дыхание сбивалось, перед глазами плыли чёрные круги. Заражение ускорялось.
Красавчик обернулся, оценил моё состояние и заволновался. Он подбежал обратно, встал на задние лапки и ткнулся мордочкой мне в ногу – мол, держись, хозяин, уже близко.
Наконец мы выбрались к знакомой пещере.
Протиснувшись в щель, я рухнул на пол.
Здесь всё было как вчера – сухо, тепло, пахло нашим недавним пребыванием.
– Умница, парень, – выдохнул я, опускаясь у стены в том же месте, где спал прошлой ночью.
Красавчик довольно тявкнул и устроился рядом, прижавшись к моему боку. В его поведении читалось облегчение.
Достав из рюкзака фляжку с водой, я промыл рану как мог. Вода смешивалась с кровью, стекая на пол. Чёрные прожилки стали ещё заметнее.
Затем достал походную аптечку. Горечь-корень, серебряная губка, обычные травы из безопасной зоны… Всё это казалось жалким против заразы от такой твари, но попробовать стоило.
Сначала съел несколько кусочков серебряной губки – её регенерирующие свойства работают изнутри. Затем приготовил кашицу из растёртого горечь-корня с водой, намазал на рану. Жгло, как в аду, но я стерпел. Поверх наложил измельчённый зверобой и тысячелистник.
В потоковом ядре Афина беспокойно зашевелилась, чувствуя мою боль через связь. Её тревога отзывалась во мне теплом в груди.
– Всё в порядке, девочка, – прошептал я в пустоту. – Лечимся. На пару. Хорошо, что яд в тебя не попал.
Она успокоилась, но я чувствовал, как она готова материализоваться в любую секунду, едва позову.
Горностай тихо замурчал – звук был едва различим, но в нём было столько преданности, что комок подкатил к горлу.
Так… Что-то не то. Словно важную деталь упустил. Я же думал о чём-то, когда вылез наружу… Лихорадка совсем мозги отключила.
Быстро порылся в рюкзаке, пальцы дрожали от слабости. Достал завёрнутый в тряпицу цветок – он всё ещё источал жар, его алые лепестки пульсировали золотистыми искрами, как крошечные сердца.
Огнежар.
Не раздумывая ни секунды, сунул его в рот. Вкус обжёг язык – горький, жгучий, будто прожёвываю раскалённый металл. Желудок взбунтовался, но я стиснул зубы и проглотил.
Эффект не заставил себя ждать.
Сначала внутри вспыхнул огонь. Он побежал по венам, встречаясь с ледяным холодом заражения. Там, где они сталкивались, боль была невыносимой.
Я…
Что ж, да, я кричал.
И кричал так, что горло разрывалось от напряжения, а эхо отражалось от каменных стен пещеры, возвращаясь искажённым, чужим воем.
Тело билось в конвульсиях на холодном полу. Мышцы сводило судорогой, спина выгибалась дугой – вся боль мира сосредоточилась в левом плече, где чёрные прожилки пульсировали под кожей, как живые змеи.
Красавчик метался рядом, его маленькое тельце дрожало. Он пищал, пытался лизнуть мне лицо, толкал мордочкой руку, но я не реагировал. Не мог.
Чёрные прожилки сначала стали тоньше. Потом начали светлеть – с краёв, медленно отступая к центру заражения. Я видел это сквозь пелену боли и пота, который заливал глаза. Кожа на плече горела, будто её прижгли раскалённым железом, но это была хорошая боль. Нужная!
Однако цена была чудовищной. Каждая сожжённая прожилка отзывалась взрывом агонии в голове. Я кусал губы до крови, но тело не слушалось. Мышцы сводило так сильно, что, казалось, кости вот-вот треснут.
И вдруг – тишина.
Боль оборвалась разом, как натянутая струна. Я лежал, обессиленный, и хрипло дышал. Пот стекал с лица целыми ручьями, рубашка насквозь промокла. Красавчик ткнулся холодным носиком в шею, проверяя, жив ли я.








