Текст книги "Солнце под землей. Стаханов и стахановцы"

Автор книги: Николай Матвеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Annotation

Краткая биография шахтера Алексея Стаханова, почин которого по повышению производительности труда вызвал движение ударников, впоследствии названное стахановским.

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Эпилог

Н. Матвеев

СОЛНЦЕ ПОД ЗЕМЛЕЙ

СТАХАНОВ И СТАХАНОВЦЫ

СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ

Москва

«Молодая гвардия» 1983

Глава I

Лучи неяркого осеннего солнца пробились сквозь тюлевые занавески и осветили большой письменный стол, заваленный газетами и письмами. Разноцветные, надписанные разными почерками конверты с пестрыми марками лежали не только на столе, но и на подоконнике и на тумбочке, аккуратно накрытой вышитой накидкой. Молодой мужчина, сидящий за столом, расправил широкие плечи, с чувством потянулся и встал, сделал несколько шагов по комнате. Потом снова сел за стол и наугад вытянул из пачки письмо. Пробежал глазами по корявым строчкам, нахмурился, сделал какие-то пометки в блокноте, отложил листок в сторону. Взял другое письмо, третье...

Письмо, написанное на клочке бумаги карандашом, его особенно заинтересовало.

«Уважаемый товарищ Алексей Стаханов!

Прошу мне ответить на это письмо. Сейчас я беспризорный. Но ввиду того что правительство идет мне навстречу и предоставляет право на труд, я хочу оправдать это право с честью. Я очень хотел бы и убедительно прошу Вас разрешить мне быть Вашим учеником и под Вашим руководством овладеть техникой горного дела.

С товарищеским приветом

Сергей Вахно».

Алексей Григорьевич вырвал из блокнота листок и написал на нем: «Передать письмо Сергея в городской комитет комсомола. Договориться, чтобы парнишку определили в ФЗУ». Положил письмо беспризорного в специальную кожаную папку, где лежали особо важные бумаги, и принялся за следующее.

«Товарищ Стаханов!

Разрешите быть Вашим знакомым. Я студент Донецкого индустриального института горно-эксплуатационной специальности, Красов Андрей Васильевич...

...Во время составления дипломного проекта мною была предложена система разработки крутопадающих пластов. Я хотел бы, товарищ Стаханов, чтобы Вы помогли мне осуществить ее на практике. Желательно на Вашей шахте и непосредственно при Вашем участии и руководстве.

Я не буду писать сейчас, в чем состоит мое предложение, – это получилось бы длинно, и притом я не могу переслать Вам чертежи. Мне кажется, будет лучше, если я поговорю с Вами лично.

Я думаю, товарищ Стаханов, что при упорной борьбе мы с Вами одержим еще одну крепкую победу в угольной промышленности, удвоим или утроим производительность шахт, снизим себестоимость угля на основе Ваших методов работы. Крепко жму Вашу руку.

Ваш новый знакомый Андрей Красов».

«Надо будет с ним встретиться. Видно, дельный парень», – подумал Стаханов к написал на конверте: «Пригласить Андрея Красова к себе домой и разобраться».

Внимание Алексея привлек самодельный конверт со старательно нарисованными розами. Уже привычным жестом он разрезал плотную бумагу, на стол выпал листок, украшенный виньетками из цветов. Четкими печатными буквами на нем было написано стихотворение.

– Дуся, можно тебя на минутку, – позвал он жену.

В комнату быстро вошла стройная черноволосая женщина с веселыми карими глазами. В руках она держала вымытую чашку, край полотенца с яркими петухами свисал через плечо.

– Ты что, Леша, звал? – приветливо спросила она.– Чайку горяченького хочешь?

– Не надо, Дусенька, ты лучше сядь и послушай, какое мне одна девчушка стихотворение прислала.

Дуся села напротив мужа, расправила подол опрятного ситцевого платья, устроилась поудобнее.

– «Многоуважаемый товарищ Стаханов! – так начиналось письмо. – Прошу принять мой стих, посвященный Вашему рекорду, и осчастливьте ответом, чем буду гордиться. Смирнова Нина».

Алексей Григорьевич вопросительно посмотрел на жену.

– Ну давай читай, – сказала та серьезно. – Читай да не загордись, а то уж больно ты стал известным, словно какой полярный летчик.

– Как ты можешь так говорить, – нахмурился Стаханов. – Ты-то лучше всех знаешь, что известным я не сам стал. Люди, и в первую очередь Костя Петров, наш парторг, помогли мне рекордов добиться. А откатчики, крепильщики? А Николай Игнатьевич Машуров? Что мы без него могли бы сделать? «Загордишься». Даже слушать обидно!

– Ладно, ладно, не сердись, – рассмеялась Евдокия.

Алексей Григорьевич начал с выражением читать нехитрый текст.

Он дочитал стихотворение, снова посмотрел на жену. Та взяла письмо, прочла сама несколько строк и посоветовала:

– Как стих сам по себе, не знаю, вроде не все слова ловко связаны, но если считать, что девушка написала его от души, то получилось здорово. Пошли ей свою фотокарточку, пусть порадуется, вон как она ответить-то просит.

– Обязательно пошлю, – согласился Алексей. Евдокия Ивановна поднялась с дивана.

– Не буду мешать. А сегодняшнюю почту ты еще не брал? – Стаханов отрицательно покачал головой. – Тогда схожу посмотрю...

Она легкой походкой вышла из комнаты, а Стаханов продолжал разбирать корреспонденцию. Кто только не писал ему! Незнакомые люди обращались со своими заботами и тревогами, делились радостью, просили совета, хотели знать его мнение.

«Дорогой товарищ Алексей Стаханов! – писал Молчанов из Удмуртии. – Я работаю бракером по крепежному лесу в Моштинском леспромхозе треста Удмуртлес. Наш леспромхоз снабжает крепежным лесом угольную промышленность Донбасса, в том числе и трест Кадиев-уголь. Нынешний сезон лесозаготовок протекает неудовлетворительно. План по вывозке сырья не выполнен. Должного внимания обработке крепежного леса не уделяется. На мои претензии отвечают: «Это не экспорт на заграницу, какой лес ни пошлем, все равно примут».

Вот болеет человек за общее дело, а его не понимают. Конечно, надо помочь. Не откладывая надолго, Алексей Григорьевич тут же написал крупным, похожим на ученический, почерком короткий ответ:

«Спасибо тебе, товарищ Молчанов, за заботу о шахтерах. Крепежный лес – это не просто дерево. От его качества зависит и план добычи угля, и шахтерская жизнь. Мы твое письмо обсудим у нас на собрании и направим коллективное письмо в Удмуртлес и, конечно, сообщим в партийный комитет вашего района. Еще раз спасибо.

Алексей Стаханов».

В дверях появилась Евдокия Ивановна с газетами и новой пачкой писем. Отдельно от всех она несла большой конверт из голубой тисненой бумаги с яркими марками.

– Никак опять из-за границы. Интересно, что они от тебя хотят. – И протянула письмо мужу.

Тот бережно вскрыл конверт, чтобы не испортить марки, и стал вслух читать текст, напечатанный по-русски на машинке:

«Уважаемый Алексей Стаханов! Историко-биографический архив в Вене просит Вас прислать свою фотографию с собственноручной подписью и ответить на нашу анкету:

1. Фамилия, имя.

2. Место рождения, число, день и год рождения.

3. Вероисповедание.

4. Семейное положение (девичья фамилия жены, количество детей).

5. Сведения из семейной истории (родители, предки, прежнее местожительство семьи).

6. Родство с известными знаменитыми личностями и семьями.

7. Юность и воспитание.

8. Ваша деятельность во время войны относительно облегчения военных бедствий.

9. Годы успеха (произведения, творчество, действия, книжные и прочие публикации, год, издатель и прочее)».

Алексей Григорьевич кончил читать. Евдокия Ивановна подошла к нему, взъерошила его короткие светлые волосы:

– Вот ты какой у меня знаменитый стал. А помнишь, как на шахту пришел? Да как в общежитии коногонов поселился?

– Ну, положим, в общежитие я попал не сразу, – Стаханов обнял жену, – через год, а то и попозже. А вот как на шахту пришел в двадцать седьмом, до самой смерти не забуду. Как сейчас помню: приехал в Кадиевку. Сошел с поезда, смотрю, трубы кругом и из них дым валит. Наверное, думаю, эти трубы из-под самой земли и шахтеры в дыму работают. Страшно даже стало, что со мной теперь будет. Ладно, решил, раз приехал, буду терпеть. Поставил на плечо сундучок с вещами и пошел к этим трубам, а сам у всех спрашиваю, не знает ли кто, где мой земляк Роман Стаханов живет. На шахте тогда три десятка моих земляков работало, и среди них два однофамильца: Роман да Петр Стахановы. Показали мне, где Роман с матерью живет. Я сперва у них остановился. Переночевал, а утром пошел с ним в нарядную. Только вошел, девчонки-откатчицы на смех подняли меня. Обидно мне стало. Стою я среди шахтеров в белых домотканых портках да в такой же рубахе, в онучах и лаптях. Как чудо-юдо какое-то, а все кругом со смеху помирают – вырядился работничек.

Посмеялись от души, а потом взял меня Роман с собой вниз. Сколько я страху тогда натерпелся. Клеть шуршит, а я думаю, что, если канат оборвется, костей не соберешь.

День я осматривался и твердо решил – буду работать. А оказалось, не так просто шахтером стать. У кого ни спрошу – говорят «мест нет». Тогда я до начальника участка «Бераль – Запад» Туболева дошел. Он увидел, что я здоровый и высокий, и дал приемный листок, чтобы меня оформили. Вот так я тормозным к Роману и попал. От тех пор след остался – ноготь на пальце кривой, это еще тогда тормозом сшибло. Поработал я тормозным недолго. Десятник углядел, что с лошадьми обхожусь как надо, и в коногоны перевел. И заработок стал побольше, да и отношение уважительней. Я тебе не рассказывал, Дусенька, к лошадям у меня с детства любовь. Ведь на шахту-то я на заработки тогда подался на время. У нас с сестрами земля была, а обрабатывать ее нечем, вот я и отправился деньжонок подзаработать. Думал, отработаю полгода, скоплю на коня и домой, хозяйство поправлять, пахать да сеять. Стал коногоном и перебрался в барак, в общежитие. Может, еще и не перешел бы, да тебя приглядел. Вижу, такая краля ребятам обеды готовит.

– Многие из коногонов за мной ухаживали, да я вот тебя выбрала, – рассмеялась Евдокия Ивановна. – Догадалась, что передо мной будущая знаменитость. Так что же ты будешь отвечать на те заграничные вопросы?

– Ты похлопочи насчет чая, а я на эту анкетку отвечу да тебе прочту.

Жена отправилась на кухню ставить самовар, а Алексей еще раз пробежал глазами венскую анкету и стал быстро писать:

«Есть ли знаменитые личности, с которыми я нахожусь в родстве? Да, есть. Мой отец был знаменитым бедняком в деревне Луговой на Орловщине...

И есть подлинно знаменитые личности, с которыми я тоже в родстве, как все трудящиеся мира, – руководители партии большевиков и Советского правительства.

Есть ли знаменитые семьи, с которыми нахожусь в родстве? – спрашивают меня господа историки. – Есть. Это братская семья народов Советского Союза и трудящиеся всего мира. С ними я в родстве, и очень близком.

Вероисповедание? Неверующий – в бога, конечно. Верю в победу коммунизма во всем мире».

– Идем чай пить, – позвала Стаханова жена. – Хотя подожди, прочти сначала, что написал.

Алексей Григорьевич читал, делая паузы после каждого пункта.

– Как получилось-то хлестко! – внимательно выслушав мужа, одобрила Евдокия. – Только не отправляй, сначала покажи Косте Петрову. Как-никак за границу пишешь.

– Непременно покажу, и на машинку отдам перепечатать, – согласился Алексей.

Чай с баранками пили на кухне. Евдокия Ивановна, прикрыла конфоркой самовар, и он продолжал потихоньку петь свою веселую уютную песню.

– Ты, Леша, перед ночной сменой отдохнул бы, пока я за дочкой в детский садик схожу. Знаешь, вот мы второй месяц в новой квартире живем, а я никак не привыкну. Ночью проснусь и думаю, все мне во сне причудилось: и твои рекорды, и квартира. Шутка ли, семейных общежитий людям не хватает, а нам аж три комнаты дали. Тут же целых три семьи разместиться могут, а мы одни живем. Вчера, пока ты на шахте был, пришли ко мне две старушки. Спрашивают; «Ты Алексея Стаханова жена?» Отвечаю: «Да». – «А сам-то где?» – «Где ж ему быть? В забое, уголек рубает». – «Ну вот и ладно, – говорит та, что посуше. – Покажи нам свою квартиру. Хотим сами поглядеть, верно ли, что начальство рабочему человеку целые хоромы выдало». Говорю: «Смотрите». Так они все комнаты обошли, заставили патефон завести и все удивляются. Одна говорит, что в Кадиевке полвека живет, а такого еще не видела. Другая обещала своих двух сынов с внуками привести, чтобы посмотрели. Я с ними разговариваю, а сама думаю: чем угощать их? Ведь обед-то у меня еще не готов. Все, что было, на стол ставлю. Правда, они только чаю с вареньем попили и ушли довольные.

– Ну да, ты не сообразишь, чем угощать, – ухмыльнулся Алексей. – Вон какой стол сготовила, когда на новоселье шахтеры собрались.

– Тогда все легко было, заранее готовилась, да и подружки помогли. Ладно, я за дочкой побегу, а ты отдыхай.

Алексей прошел в спальню, прилег на высокую никелированную кровать, спинки которой украшали затейливые шишки, похожие на елочные игрушки. Спать ему не хотелось, и он задумался. Вспомнилось, как совсем недавно, еще и двух месяцев не прошло, к нему в комнату в семейном общежитии пришли парторг ЦК ВКП(б) – секретарь их шахтпарткома Константин Григорьевич Петров и начальник участка «Никанор – Восток» Николай Игнатьевич Машуров. В тот вечер у него дома было все, как обычно. Он играл с дочуркой, жена готовила ужин, и вдруг нежданные гости. Правда, в то время начальство, а особенно парторг Константин Петров запросто захаживали домой к шахтерам. Но больше по делу, и притом всегда предупреждали заранее: будь, мол, сегодня дома, вечером загляну, а тут вдруг пришли без предупреждения. Дуся было засуетилась по хозяйству, да Костя ее остановил:

– Не беспокойся, Евдокия Ивановна, мы не надолго. – Потом повернулся к Алексею и без всяких предисловий продолжал: – Есть предложение отметить Международный юношеский день первого сентября большим производственным рекордом. Вот мы с Машуровым и решили предложить тебе как победителю соревнования на лучшего забойщика на нашей шахте пойти на рекорд.

– Чтобы рекорд дать, надо все как следует подготовить, – сказал Алексей, – а то ведь начнешь работать, то леса для крепления не хватит, то откатка задержит или молоток заест, а другого нет. И что самое главное – один человек должен рубать, а за ним идти крепильщики и крепить.

– Алексей прав, – быстро согласился Петров. – Рубай один всю лаву, крепильщиков и все остальное мы обеспечим. А на твоей совести рекорд, – улыбнулся парторг, сверкая белыми крепкими зубами.

Алексей и до этого разговора подумывал о необходимости изменить организацию труда в забое. Все работали так: лаву делили на восемь-десять тесных уступов и в каждом рубил забойщик, причем большая часть времени у него уходила на крепление. Ему приходилось работать не отбойным молотком, а топором, устанавливая и подбивая крепь, а отбойный молоток в это время бездействовал. Работать было тесно, и люди мешали друг другу. Но даже при таких условиях Стаханов умудрялся вместо положенных семи тонн угля рубить за смену по десять-двенадцать. Предложение Петрова и Машурова пришлось ему по душе, хотя сразу же возникло много нерешенных вопросов.

За разговором не заметили, как прошло время. Дуся молча поставила перед мужчинами тарелки с нехитрой снедью, налила крепкого чая.

– Воздух будет, лес тоже дадим. – Машуров с удовольствием прихлебывал горячий ароматный напиток. – А ты уж постарайся, думаю сотню тонн дать сможешь.

– Я-то постараюсь, сделаю все, что в моих силах,– пообещал Стаханов. – А что, если вдруг не дам рекорда?

– Еще опозоришься, что люди скажут? – вмешалась в разговор Евдокия Ивановна.

Алексей не успел рта раскрыть, как его опередил Машуров:

– Не волнуйся, Евдокия Ивановна, справится твой муж с заданием и будет таким же известным забойщиком, как Гришин с соседней шахты.

– А чем Стаханов хуже Гришина, – обиделась Дуся.

Обсуждая подробности предстоящего рекорда, договорились, что в ночь с тридцатого на тридцать первое августа Стаханов выйдет на рекорд с двумя лучшими крепильщиками участка Тихоном Щиголевым и Гавриилом Борисенковым. Оба были мастера своего дела, надежные люди и хорошие товарищи.

На том и закончился «короткий» разговор. Уже было совсем темно, когда Алексей пошел проводить гостей. Вернувшись, он долго стоял во дворе. В общежитии все давно спали, только его окно светилось. Небо было усыпано звездами, и Стаханову казалось, что они дружелюбно и ободряюще подмигивают ему с высоты. Он бесшумно открыл дверь, разделся, погасил свет и лег, стараясь не разбудить жену.

– Я не сплю, – услышал он ее тихий голос. – Трудное дело вы затеяли. Не боишься, что не справишься?

– Конечно, страшновато. Ну да ничего, утро вечера мудреней. Давай спать.

Дуся вскоре заснула, Алексей слышал ее ровное дыхание, а сам лежал с открытыми глазами и уже в который раз прикидывал, как с наибольшим успехом организовать работу. Постепенно разрозненные мысли сложились в четкую картину, и Стаханов с облегчением вздохнул. За окном уже светало – небо из темного стало светло-сиреневым, а звезды на бледном небе гасли одна за другой, как будто кто-то выключал их, как лампочки. Стаханов встал, умылся, взял все, что нужно, быстро съел завтрак, приготовленный женой, и вышел в утренний холодок на улицу.

Сначала он шел медленно, но, сам того не замечая, все ускорял и ускорял шаги. С ним здоровались идущие на смену люди, окликали по имени, он машинально отвечал, думая только о том, что надо скорее попасть в шахту.

– Что-нибудь случилось? – услышал он чей-то тревожный голос. – Куда ты так торопишься?

«Если бы вы знали, что должно случиться», – подумал Алексей, а вслух сказал: – Ничего, все в порядке.

Глава II

Стаханова приветливо встретил начальник участка Машуров, когда тот вошел к нему в кабинет. На все многочисленные вопросы Алексея был лаконичный ответ: «Порядок» или «Будет сделано».

Стаханов направился в мастерскую проверить свой отбойный молоток. Он шел и размышлял: «Если все хорошо подготовлено и крепильщики не подведут, справлюсь. Рекорд будет, тем более что и наш Костя тоже в этом уверен».

Константин Григорьевич Петров, или «наш Костя», как его ласково называли шахтеры, был опытным партийным организатором. Он в тысяча девятьсот двадцать пятом году пришел работать слесарем на одну из шахт близ Кадиевки. А через два года его избрали секретарем комсомольской организации, а вскоре и секретарем партячейки. В апреле тридцать четвертого Петрова вызвали в Донецкий обком партии и объявили, что его кандидатура выдвигается на пост парторга ЦК ВКП(б) – секретаря парткома шахты «Центральная – Ирмино». Здесь, на шахте, он быстро стал своим человеком. Он был нужен всем: в забое, на хозяйственном дворе, в шахтоуправлении, в клубе, в детском саду – в общем всюду. «Иди к Косте, он поможет», «Костя подскажет», «Костя Петров сказал – значит, так нужно», – говорили шахтеры. И сейчас то, что парторг не сомневался в успехе, придавало Алексею большую уверенность в своих силах.

В мастерской Стаханов взял отбойный молоток марки ОМ-5, изготовленный ленинградским заводом «Пневматика», и разобрал его. Каждую деталь тщательно осмотрел, промыл керосином, смазал маслом и снова собрал. Потом присоединил молоток к шлангу, по которому поступал сжатый воздух, и проверил, как он действует. Молоток работал отлично. Алексей аккуратно вытер его паклей и отдал дежурному.

– Ты, друг, его никому не давай, – попросил Стаханов слесаря и ^пошел к крепильщикам, с кем ему предстояло работать в эту историческую ночь.

Вместе еще раз уточнили, как будут работать, и договорились в девять часов вечера встретиться в нарядной, чтобы в десять уже быть на участке. Это время наиболее удачное: вторая смена уже ушла, работу третьей, ремонтной, – в ней трудились лесогоны, костерщики и слесари – можно перенести без ущерба для других на более позднее время – на пять утра, а в смену Стаханова включили коногонов, чтобы вывозить нарубленный им уголь.

Вроде все шло как надо, а на душе у Алексея было неспокойно, недаром говорят: ждать и догонять самое трудное.

В такой ответственный день Дуся постаралась приготовить то, что любил Алексей. Украинский борщ с плавающими кусочками сала и чесноком был подан прямо с огня, от картошки со сметаной, щедро посыпанной душистым укропом, шел такой аромат, что невольно появлялся аппетит. Алексей ел молча, сосредоточенно, машинально отодвигал пустую тарелку. Дуся не обижалась, она понимала, что муж поглощен предстоящей работой.

После обеда Алексей лег отдохнуть перед сменой и сразу уснул. Он даже не слышал, как жена убирала посуду, разговаривала с дочкой. Когда маленькая стрелка часов добралась до восьми, Дуся разбудила мужа:

– Вставай, а то, чего доброго, опоздаешь, – ласково приговаривала она.

Алексей поднялся свежим, бодрым, быстро собрался. Жена, провожая, обняла, хотела что-то сказать, но он быстро поцеловал ее и ушел.

Раньше назначенного времени Стаханов был уже в шахте. Нарядная выглядела необычно: яркие плакаты и лозунги, посвященные Международному юношескому дню, украшали стены и создавали праздничное настроение. Алексей надел шахтерку, взял лампу, отбойный молоток и запасные шилья. Встретил своих помощников Щиголева и Борисенкова и вместе с ними подошел к клети. Здесь было многолюдно – шахтеры уже знали о предстоящем рекорде, беспокоились и переживали за товарищей.

Стаханов пожимал кому-то руки, улыбался, что-то говорил. Все его мысли были там, в лаве.

Вскоре Алексей с товарищами дружно шагали по штреку к своему участку, настроение у них было бодрое – чувствовали себя собранными, готовыми к нелегкому делу. В лаве было пусто. Только посверкивали и бегали огоньки по углю, когда на него падал свет от шахтерских ламп. Они едва добрались до первого уступа, как яркий свет озарил забой и знакомый голос окликнул шахтеров:

– Ну как, товарищи, готовы?

Это был Костя Петров с большой аккумуляторной лампой-«надзоркой» в руках, которой обычно пользуется технадзор. Вслед за Костей появился Николай Игнатьевич Машуров, за ним редактор шахтной многотиражки Михайлов. «Значит, Костя твердо уверен, что рекорд будет, – мелькнула мысль у Стаханова, – иначе не позвал бы редактора. Только бы нам не подкачать».

– Беспартийный забойщик отправился на подвиг, на рекорд, а партийная организация осветила ему путь, – пошутил Михайлов и достал свой блокнот. – Пора!

Алексей Григорьевич поднялся до верха лавы, проверил, не висит ли уступ, или, как его называют шахтеры, «корж», вгляделся, как идут струи пласта, поискал глазами «кливаж», трещину, не совпадающую с направлением струи пласта, – самое уязвимое место в пласте. Проверил воздушную магистраль: на месте ли кран, в исправности ли шланг, продул его, присоединил к молотку. И приступил к работе.

Сделал на 35-40 сантиметров подбой в небольшой прослойке, затем разрезал верхнюю часть на одну крепь и погнал пласт вниз. Молоток играл в его руках, глубоко врезаясь в пласт и отваливая уголь целыми глыбами. Оба крепильщика сразу же приступили к работе, они шли друг за другом и ставили по две стойки.

Уголь сыпался непрерывно. Одной рукой Стаханов сжимал молоток, другой держался за стойку. Со стороны казалось, что он несется на каком-то скоростном аппарате в темноту подземелья. Угольная пыль скрипела на зубах, пот лил градом с шахтеров, едва поспевавших ставить за Алексеем стойки, и было видно, что все трое совсем не чувствуют усталости и находятся в каком-то радостном возбуждении.

Петров подсвечивал своей «надзоркой», а Михайлов, подставляя блокнот под лучи света, бойко строчил статью. Первую статью о том, как обыкновенный шахтер ломает технические нормы, десятилетиями вырабатывавшиеся высокообразованными специалистами горного дела.

Вырубив уголь в одном уступе, Стаханов переходил в следующий, соседний, и так прошел за смену восемь уступов, то есть всю 85-метровую лаву от начала до конца.

«Я удивился, когда смена кончилась, – вспоминает Стаханов в своем дневнике. – Показалось, что совсем недавно приступил к работе. А прошло уже пять часов сорок пять минут с того момента, как я спустился под землю.

Когда мы выбрались в коренной штрек, Машуров крепко пожал мне руку и воскликнул:

– Поздравляю, Алексей Григорьевич, с блестящим успехом! По моим подсчетам получается больше ста тонн угля!

Этого я не ожидал. И мне захотелось плясать от радости.

В эту ночь лаву не перестраивали по-новому – уступы как были, так и остались короткими. Новым в моей работе было только разделение труда, и это дало такой небывалый результат. Вырубив 102 тонны угля, я перекрыл норму в 14 раз. В прежних условиях понадобилось бы 8-10 дней, чтобы вырубить такое количество угля».

У выхода из шахты стояла толпа. При виде Стаханова и его спутников раздалось дружное «ура!». Алексею кто-то вручил огромный букет, влажный от росы. Стаханов растерянно улыбнулся и огляделся по сторонам. Кругом радостные, взволнованные лица товарищей, счастливые глаза жены. Дуся кинулась к нему, и он прижался черной от угля щекой к ее осунувшемуся за тревожную ночь лицу. И только теперь как следует осознал, что он, простой деревенский парень, открыл новую страницу в истории горного дела.

* * *

Еще не началась новая смена, а Петров, несмотря на ранний час, собрал всех членов партийного комитета на экстренное заседание.

– Вы знаете, как нужен уголь нашей стране, – начал Петров, оглядев собравшихся. – В первую пятилетку, которую наш народ закончил в четыре года, создана база социалистической индустрии. Восстановлены заводы, транспорт, выросли десятки индустриальных гигантов. И все это построили и восстановили советские люди – рабочий класс. Вы никогда не задумывались, почему мы выполнили пятилетний план в четыре года? Потому что мечтали скорее увидеть свою страну мощной и богатой, потому что все хотели жить лучше и добивались этого героическим, ударным трудом. Ударник – тот, кто делал свою работу быстрее и лучше. До революции знать была верхушкой общества и состояла из дворян, чиновников, капиталистов. Знатность переходила по наследству за родовитость, за заслуги отцов. У нас же знатными стали те, кто прилагал все свои силы в строительстве социализма. Но вскоре оказалось, что быть просто ударником мало. Недостаточно самому работать хорошо и допускать, чтобы рядом с тобой люди не справлялись со своим делом, речь тогда шла не о лодырях и прогульщиках. Многие работали плохо из-за отсутствия навыков, не имея профессионального мастерства, и сама жизнь здесь, у нас в Донбассе, родила новое движение, зачинателем которого стал забойщик, кадровый шахтер Никита Алексеевич Изотов. Он отлично изучил строение угольного пласта и добывал за смену по нескольку норм, рубая уголь с наименьшими затратами сил. Но ему было мало того, что он добился высокой производительности. Никита Алексеевич стал учить своим методам молодежь, и его последователи также стали перевыполнять нормы. Изотовское движение, смысл которого можно определить так: стал мастером своего дела – научи других – вот это движение, словно река в половодье, разлилось по Донбассу, вырвалось из недр шахт и растеклось по фабрикам и заводам всей страны, добралось и до колхозных полей. Но с индустриализацией промышленности пришла техника, и перед рабочим человеком встала новая проблема-в совершенстве овладеть этой техникой. – Петров оглядел коммунистов, усмехнулся: – Замучил я вас политграмотой?

– Ничего, лишний раз напомнить совсем не грех, – поддержал его парторг участка «Никанор – Восток» Мирон Дюканов. – Давай говори, Костя.

– Так вот, овладение техникой. Мы с Машуровым стали разбираться, почему отбойный молоток во многих забоях дает угля иногда меньше, чем обушок, и выяснили, что высококвалифицированные забойщики работают на отбойном молотке самое большое три-три с половиной часа за шестичасовую смену. Остальное время молоток бездействует, так как забойщик занят почти половину смены подготовительными работами. Вот мы с Николаем Игнатьевичем и задали себе вопрос: сколько же можно добыть угля на отбойном молотке, если высвободить забойщика от подсобных работ? Решили предложить пойти на рекордную добычу угля победителю соцсоревнования на нашей шахте Алексею Стаханову. Не сразу решились, у нас было много сомнений. Ну, в первую очередь, сможет ли Алексей выдержать напряжение в течение всей смены, работая на молотке? А потом меня беспокоила мысль, удастся ли ему преодолеть привычную для него систему работы. Ведь он, отправляясь на рекорд, должен был для себя сломать установившийся распорядок работы в лаве и внутренне согласиться с тем, что разделение труда между ним и крепильщиками даст именно тот результат, на который мы надеялись.

Рекорд Алексея Стаханова превзошел все наши ожидания, и, думаю, он является не только всесоюзным, но и мировым. В нем заложена возможность значительно увеличить производительность отбойного молотка, увеличить добычу угля, так необходимого стране. На вас, товарищи члены партийного комитета, лежит обязанность рассказать шахтерам о новом методе добычи угля. Опыт Стаханова нужно распространить, нужно, чтобы люди стали ломать устаревшие порядки работы, добивались высокой производительности и четко знали, что за ударный труд, за работу по-стахановски их будут уважать, ценить и платить высокую заработную, плату. А теперь хочу я познакомить вас с проектом постановления пленума парткома шахты «Центральная – Ирмино». – Петров взял несколько написанных от руки листков бумаги: – «Постановлением пленума шахтпарткома шахты «Центральная – Ирмино» от 31 августа 1935 года о производительности забойщика Стаханова.

Слушали:

О производительности труда забойщика участка «Ни канор – Восток» тов. Стаханова в ночь с 30 на 31 августа 1935 года.

Постановили:

Считать, что Стаханов А.Г. в ночь с 30 на 31 августа за свои рабочие 6 часов установил мировой рекорд производительности отбойного молотка, дав 102 тонны угля

Пленум шахтпарткома отмечает огромную заслугу тов. Стаханова в установлении мирового рекорда и считает, что он добился его благодаря тому, что овладел техникой дела, сумел оседлать технику и извлечь из нее все полезное.

Придавая особое политическое значение установленному тов. Стахановым рекорду – 102 тонны на молоток, пленум шахтпарткома считает, что это и есть верный путь, который ведет к выполнению указаний партии о решающей роли кадров, овладевших новой техникой, и, безусловно, гарантирует досрочное выполнение годового плана.

Пленум шахтпарткома постановляет:

1. Занести имя тов. Стаханова на доску Почета лучших людей шахты.

2. Выдать ему премию в размере месячного оклада жалованья.

3. К 3 сентября предоставить тов. Стаханову квартиру из числа квартир технического персонала, установить в ней телефон.