Текст книги "Книга пути"
Автор книги: Николай Тихонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Роскошный слон, с желтым покрывалом, с подпиленными бивнями, плавно нес своих седоков вверх по дороге, огибавшей холм. Два музыканта, шедших впереди, играли на непонятных инструментах что-то жизнерадостное. Кругом все было зелено. Из самого дворца открывался впечатляющий вид на всю долину. Комнаты дворца подавляли богатством убранства, тончайшими узорами мраморных решеток, дверями из сандалового дерева, украшенного инкрустацией из слоновой кости, фонтанами, уединенными покоями, где стены, сплошь покрытые зеркалами, от света маленького ночника освещали все помещение белыми струящимися потоками света.
Старый дворец жил еще какой-то призрачной жизнью. Приезжавшие из далеких стран люди смотрели на былую роскошь когда-то царившей здесь княжеской власти и уносили в воспоминаниях эти причудливые, ни на что не похожие стены, и слонов с раскрашенными хоботами, и их поводырей в красных мундирах, в белых широких воротниках, в желтых с коричневым тюрбанах.
Дни проходили незаметно, в смене красочных сцен, в прогулках и развлечениях, в любовном восторге вечернего покоя. Для Бомпера настало время, когда он радовался исчезновению всего бытового, что ему не нравилось в дымной вавилоноподобной Калькутте, в современном, слишком понятном Дели. Джайпурские дни были условными, как люди и здания. Появление Шри-гуши означало новую встречу с великим Вожаком. Серый Хануман незримо властвовал над всеми этими миражами. Его появление всякий раз казалось необъяснимым, и в то же время он был, он существовал рядом, и все это обезьянье племя – а в городе жили тысячи обезьян – имело с ним неясные, но удивительные отношения. Единственный раз эта жизнь среди сновидений была нарушена, когда Бомпер увидел человека, который напомнил ему того мелькнувшего однажды в коридоре делийской гостиницы незнакомца. Но этот посланец из реального мира и сейчас исчез со всей стремительностью привидения. Тот, в Дели, явился в день, когда Бомпер получил идиотскую записку от какого-то блуждающего звездочета, где было сказано что-то про луну и море.
Но сейчас не было никакой записочки, да и человек мелькнул бесследно, и снова стало спокойно и тихо.
Снова можно было бродить с непонятным Шри-гушей, толкаться среди шумного и пестрого народа, смотреть уличных фокусников, заходить в мастерские резчиков по кости, сидеть под навесами, где разложена всякая всячина, забывая о времени.
Обезьяны бегали повсюду. Они были разные. Маленькие, как те, что жили у старых складов в Дели. Были и более крупные, с длинными хвостами, нагло смотревшие на людей. Бомпер видел, как рассерженный крестьянин гнал прутом обезьян со своего маленького поля и бросал в них камни. Едва он увидел Шри-гушу и Бомпера, он подозвал сына, и мальчик, как бы играя, начал стрелять в обезьян бумажными стрелами, и обезьяны пугались бумажных стрел и нехотя уходили с поля, где выкапывали все, что посажено.
Дерево, у которого остановились Бомпер и Шри-гуша, касалось могучими ветвями, осыпанными бесчисленными большими листьями, старого строения, похожего на брошенную мечеть с куполом, вокруг которого шел узкий карниз. Все дерево кишело обезьянами. Они срывались с верхних ветвей, проносились почти до самого низу, крича и размахивая длинными лапами, потом, на лету ухватившись за ближайшую ветку, отталкивались от нее и, сразу отлетев в сторону, исчезали в густой листве, чтобы появиться в самом неожиданном месте и снова лететь вверх и вниз, захлебываясь от восторга.
Многие из них, разбежавшись по толстой ветви, прыгали на угол старого здания и обегали карниз, дико визжа. Перелетали пространство, отделявшее дерево от карниза, и обезьяны-матери. Их детеныши, крепко обхватив снизу шею матери, согнувшись в три погибели, летели по воздуху до спасительной крыши, не чувствуя никакого страха.
Все дерево шумело, пищало, свистело. Обезьяны населяли его, как дом. Одни висели вниз головой, другие спокойно искали друг у друга в волосах, третьи, свесив вниз головы, наморщив носы, как бы принюхивались к тому, что происходило ниже их.
На большом суку, как на поляне, между зеленых балдахинов, сидел Серый Хануман. Он был среди своего народа. Похоже было, что это какое-то важное собрание, потому что обезьяны собрались вокруг него, и вся листва вокруг шевелилась от их непрерывных движений.
Бомпер, не отрывая глаз от Серого Ханумана, смотрел затаив дыхание. Он допущен в тайны сокровенной обезьяньей жизни, и если бы он понимал обезьяний язык, услышал бы неслыханные вещи.
Он вынул свою записную книжку и начал заносить в нее всю обстановку, стараясь записать все как можно подробней и точнее. Исписав много страниц, он сидел и не мог отвести глаз от картин обезьяньей жизни, от их непонятной энергии, постоянной, тревожной, от смены настроения, от их странного крика, порой похожего на плач ребенка.
На такие встречи с Серым Хануманом он никогда не брал Нуэлу. Что-то подсказывало ему, что посвящать ее в эту историю не надо.
И странно, что она, такая внимательная к нему и нервная, как будто из особой деликатности предоставляя ему эти прогулки, отстранялась на это время и не спрашивала ничего о том, чем он занят, и он не мог найти причину этой ее подчеркнутой незаинтересованности.
Однажды вечером, после обеда, возвращаясь к себе, он впервые в Джайпуре подумал, что, в сущности, вокруг него творится какая-то чертовщина, но такую чертовщину он и искал. Он был рад, что все распадалось на куски, каждый кусок приносил свой блеск, как пересыпаемые осколки разноцветного стекла в калейдоскопе каждую секунду становятся другими, не повторяясь в цвете и блеске излома.
Если в Дели, да и здесь, в Джайпуре, Нуэла охотно бродила с ним по улицам, то завтракали и обедали они не вместе – это было ее странное желание, которое она никак не объясняла. Он понял, что она не хочет стеснять его, и отнесся к этому спокойно.
По окружающему главное здание отеля саду были разбросаны отдельные павильоны, в которых жили постояльцы. В одном из таких павильонов поселился и Бомпер. Его комната находилась в павильоне, имевшем всего четыре номера. Из-за обилия зелени можно было подойти к двери номера совершенно незаметно. Сейчас за своей дверью он услышал шорох, который ему не понравился. Он нагнулся и, чего не имел привычки делать, посмотрел в замочную скважину.
Он увидел нечто, повергшее его в полную растерянность. За его столом сидел сам Серый Хануман в той зеленой куртке и синих штанах, в которых был, когда играл на пианино в старом бунгалоу. Теперь он большим карандашом, держа его, как нож, что-то резко чертил на листе бумаги. Что он рисовал или писал, Бомпер не видел.
Бомпер тихо, как только мог, отошел от двери. Почему он решил, что теперь надо показать Серого Ханумана Нуэле, чтобы был еще один свидетель, он не сумел потом объяснить. Но не успел он обогнуть угол павильона, идя к комнате Нуэлы, как услышал спорившие голоса. Один голос явно принадлежал Нуэле... Он выглянул из-за угла. Шри-гуша, схватив за руку Нуэлу, что-то быстро говорил ей, и она испуганно, с гримасой отвращения, тихо отвечала ему, потом вырвала руку и скрылась за деревом. Шри-гуша последовал за ней. Лица обоих были искажены злобой. Оба они походили на разъяренные существа, готовые перегрызть друг другу горло. В первое мгновение Бомпер хотел броситься за ними, но, вспомнив, зачем он шел, изменил решение и, вернувшись к своему номеру, не раздумывая больше, вставил ключ, и дверь распахнулась.
Какая-то тень скользнула за открытым окном на фоне темной листвы и исчезла, но он готов был поклясться, что это не тень Серого Ханумана.
Вообще все происшедшее показалось бы бредом, если бы не исчерченный красным и синим карандашом лист на столе.
Серый Хануман чертил бесцельно, узоры, выведенные им, ничего не говорили. Трудно было видеть в них какой-то смысл, они шли вперекоски, набегали друг на друга. Он просто водил с силой карандашом, то красным, то синим концом, и водил с большим увлечением.
Бомпер закрыл окно и сел перед обезьяньим чертежом, стараясь объяснить себе, что привело к нему Серого Ханумана. Затем он вспомнил о Нуэле и о сцене, которой был свидетелем. Он не успел еще принять какое-нибудь решение, как в комнату вбежала Нуэла. Сейчас она была просто взволнованна. Никакого озлобления не было написано на ее лице. Она улыбалась своей сладкой, милой улыбкой. Нуэла положила руку ему на плечо и сказала, увидев узоры:
– Мы рисуем, как это интересно!
Ее взгляд скользнул по обезьяньим узорам, и не успел Бомпер сказать слово, как ему пришлось вскочить, чтобы поддержать ее.
У нее закружилась, по-видимому, голова, потому что она, поддерживаемая Бомпером, села на стул и закрыла глаза. Так она сидела минуту, потом встала, посмотрела на Бомпера странным, блуждающим взглядом и снова нагнулась над листом, исписанным полосами, кругами и зигзагами.
Она молча показала на один из узоров, и Бомпер, пристально всмотревшись в него, увидел, что это похоже на буквы того санскритского алфавита, который употребляется в Индии. Он, не зная этого алфавита, оставил это место без внимания – бессмысленный узор ничего не говорил ему. Может быть, тут случайное совпадение с санскритским начертанием? Но Нуэла прочитала что-то, что потрясло ее.
С ней творилось что-то непонятное. Она начала плакать. Слезы катились у нее из глаз, как у маленькой школьницы, крупные и блестящие. Бомпер растерялся.
– Ничего! – вдруг сказала она, глотая слезы. – Это сейчас пройдет. – И почти без перехода она обняла его, прижалась к нему так, что его лицо стало мокрым от ее слез, и сказала: – Надо уехать, завтра же! Иначе будет поздно. Скорее... уедем в Дели!
Бомпер ничего не мог сообразить. Все смешалось. У него в голове не было ни одной мысли. Он сел напротив Нуэлы, взял ее дрожащие руки в свои и сказал, стараясь не заражаться ее паническим ужасом:
– Что такое произошло, Нуэла? Почему мы должны бежать из Джайпура?
Нуэла подняла на него наполненные слезами глаза.
– Мы в смертельной опасности! – плача, вскричала она. – Нет, не ты, я. Спаси меня. Ты это можешь. Едем завтра!
– Подожди, Нуэла, мы уедем. Конечно, уедем, но какое отношение к тебе имеет эта идиотская надпись?.. Что там написано?
– Не надо говорить об этом! – Нуэла встала. Блуждающими глазами она осматривала комнату. – Я сейчас пойду и буду завтра утром рано в своей комнате ждать тебя. И мы уедем. А сейчас – сейчас я должна уйти. Мне надо исчезнуть до утра. И не быть рядом с тобой. В этом спасение. Ни о чем не спрашивай... Потом, в Дели, ты все узнаешь...
– Я узнаю от тебя, Нуэла, от тебя?
– Не знаю, дорогой, я ухожу. Так надо...
Она встала в дверях, вытерла остатки слез платком и хотела выйти. Он остановил ее.
– Нуэла, я должен защитить тебя, если тебе грозит опасность. Я приму меры, я сделаю все...
Она печально покачала головой. Глаза ее стали строгими и хмурыми. Она поцеловала его, повторив:
– Я должна уйти. Одна. Но мы уедем завтра.
– Да, конечно, мы уедем завтра! Но что там написано? Я же не могу прочесть... Что там написано?
– Там написано... Тебе не надо знать, что там написано...
И, прежде чем он успел что-либо сказать, она исчезла с такой быстротой, что преследовать ее было бы бесполезно.
Бомпер впервые был в таком безвыходном положении. Он не знал, что подумать, не знал, что предпринять. Он выходил часто из своего павильона, ходил вокруг него, заглядывал в окно комнаты, где жила Нуэла, но там было темно и тихо. Он прошелся до главного здания и обратно, и мысли его представляли разноцветные завихрения, которые никак не успокаивали.
Все, что с самого начала носило легкий туристический характер, было порой просто скучно, а потом немного развлекательно и даже приобрело известный интерес, – все это встало на дыбы, и ему даже показалось, что окружающая его темнота вечера полна угроз.
Невидимые глаза следили за ним. Невидимые тени входили в комнату. Он решился. Он отыскал помощника заведующего отелем и заказал на утро машину в Дели.
Было совсем поздно. Он немного успокоился, зажег свет, но все стало ему противно. Даже развевающийся полог москитной сетки белел неприятно. У него не было оружия, но где-то в глубине его сознания жило ощущение, что сегодня ночью его не убьют. А завтра он будет далеко. Черт понес его в тайны неизвестного мира. По правде говоря, он допускал мысль, что Серый Хануман – хорошо придуманный трюк, за который стоит заплатить. Так он думал, пока не увидел сам Ханумана, и его разум встал в тупик перед этим непонятным явлением. Ведь вот только несколько часов назад тот был здесь и чертил черт знает что. Вот же листок, исчерченный синим и красным, вот и карандаш.
Бомпер даже выпил виски, не разбавляя содовой, чтобы привести нервы в порядок. В дверь тихо постучали.
«Начинается!» – подумал он и, встав сбоку двери, взяв в руки палку, почти угрожающе спросил:
– Кто там?
Ему ответил голос Шри-гуши.
Бомпер впустил Шри-гушу и запер дверь. Ему даже стало веселее, когда он увидел своего спутника, вполне спокойного и обыкновенного.
– Как дела, Шри-гуша? – спросил он, как будто ничего не произошло.
И Шри-гуша ответил, как всегда:
– Бахут-ача. («Прекрасно».)
«Сказать или не сказать ему?» – подумал Бомпер и, придав голосу самый обычный оттенок, сказал:
– А у меня сегодня был гость.
– Кто это был? – спросил Шри-гуша, насторожась.
– Не угадаешь, Шри-гуша. У меня был сам великий Вожак, Серый Хануман. Кстати, почему ты назвал его тогда у Дворца Ветров как-то так, что я не запомнил?
– На разные встречи существуют разные пароли, – сказал Шри-гуша. – Тогда пароль был – СУндар – красивый. Это было условлено. Вы сами видели...
– Так вот, Серый Хануман, не знаю, какой пароль у него сегодня, пришел ко мне и даже кое-что нарисовал, а кое-что написал...
Шри-гуша, потемнев лицом и сжавшись, как для прыжка, смотрел в лицо Бомпера, и тому с каждым мгновением становилось все неприятнее. «Не надо его раздражать, – подумал он. – А то может произойти что-то ужасное». Он вспомнил ужас Нуэлы.
– Нет, Шри-гуша, тут не было ничего особенного. Видимо, это ты организовал мне сюрприз, и я тебе за него очень благодарен, так как посещение было очень эффектно.
– Я тут ни при чем! – сказал Шри-гуша, явно упав духом. Жесткая его напряженность сменилась какой-то вялостью, точно он весь стал резиновым. – Я не видел сегодня Серого Ханумана.
– Так давай разберемся тогда вместе в том, что произошло. Я пришел после обеда и услышал шорох в комнате. А когда я открыл дверь, Серый Хануман убежал в окно. Он был в своей зеленой куртке и в синих штанах, вообще в том костюме, в каком он играл на пианино. А вот что он оставил.
Бомпер протянул рисунок Шри-гуше, но сейчас же спрятал его за спину..
– Я покажу тебе, Шри-гуша, при одном условии. Если ты сначала прочтешь мне одно слово, которое он написал. Оно написано на хинди. Я знаю его, но хочу, чтобы ты подтвердил его мне. Прочти...
Шри-гуша взглянул на надпись. Он прикусил свою толстую нижнюю губу, глаза его заблестели мрачным блеском, он вздохнул и молчал.
– Шри-гуша, что там написано? Я все равно ведь знаю. Не будем обманывать друг друга. Что там написано?
– Ганглорд! – совсем тихо сказал Шри-гуша, и губы его задрожали.
Наступило молчание, потому что Бомпер не знал, что дальше делать. Надо было доверяться инстинкту.
– Шри-гуша, что ты скажешь? До сих пор ты все устраивал прекрасно. Я доволен тобой. И сейчас я сделаю так, как ты найдешь нужным. Что надо делать?
Шри-гуша поднял мрачный взгляд и увидел, что Бомпер не издевается. Тогда он сказал почти спокойно:
– Шри-гуша сделал большую глупость, но теперь поздно раскаиваться. Мы должны немедленно уехать.
– Хорошо, Шри-гуша. Вот видишь, наши мысли совпадают. Мы уедем завтра. Рано утром. Я уже заказал машину.
Тут Бомпер посмотрел на Шри-гушу почти весело.
– Но мы уедем не одни. С нами поедет одна женщина. Ты ее хорошо знаешь. С нами поедет Нуэла де Перейра...
Шри-гуша развел руками.
– Я не знаю такой! Как вам будет угодно, но я не знаю такой...
Бомпер, сдержав негодование, сказал сдержанно:
– Ты же держал ее за руку, Шри-гуша, и только сегодня после обеда говорил с ней... На моих глазах, Шри-гуша!
– Вам показалось. Я не знаком ни с какой Нуэлой. Я никогда ее не видел.
– У тебя что-то сделалось с памятью. Ты забыл, как в Дели обезьянка украла у нее пудреницу и зеркальце...
– Я не видел никакой обезьянки. Я тогда сразу ушел от вас и ничего не видел. Я не имею к ней никакого отношения.
– Шри-гуша, не испытывай моего терпения.
– Правда, что мне в ней! Вам все показалось. Вы просто устали...
– А что значит слово «Ганглорд»?
– Не знаю, первый раз вижу и слышу это слово. Я пойду. Завтра надо ехать с утра.
И он ушел, оставив Бомпера теперь уже в тревоге, которая все росла.
Рано утром Яков Бомпер был уже на ногах. Шри-гуша не приходил. Он позавтракал, без всякого аппетита проглотил яичницу с куском бекона, съел грейпфрут, выпил две чашки крепкого чая с молоком, задержался в ресторане, ожидая своего спутника. Но тот не шел.
Тогда он, проклиная его в душе, вернулся в свою комнату и взялся за синюю записную книжку. Сначала он записал свои соображения о концерте, который был дан Серым Хануманом: «Это необыкновенная музыка, оглушительно новая. Каждое движение – открытие. Скрип старого инструмента, стон его ржавых струн, завывание, как будто демон музыки спрятан, связанный по рукам и ногам, внутри пианино, невероятные переходы, звук ломающихся и трескающихся клавиш... Обязательно это должно быть в моей книге. Я попал на настоящий Двор Чудес. И сам музыкант – Вожак обезьян, отскакивающий от пианино и бросающийся на него с такой страстью – явление, не имеющее равных. Это импровизация неизвестного еще обезьяньего гения».
Он много записал своих мыслей, полных восхваления Серого Ханумана, но поймал себя на том, что если Шри-гуша не придет, то придется ехать без него. Мысли его начали путаться. Он записал еще одну цитату из индийского историка, которая была у него записана на отдельной бумажке, теперь он перенес ее в книжку: «Радж-путана стала зоологическим садом со снесенными решетками клеток и без сторожей. Уже в восемнадцатом веке они стали народом, который перестал играть сколько-нибудь заметную роль».
Он спрятал книжку и сложил вещи. Шри-гуши не было. Тогда он направился к Нуэле. На пороге ее комнаты сидел туземец, человек, совершенно ему незнакомый. Бородатый, похожий на отставного солдата, раджпутанец в высоком белом тюрбане встал и приветствовал его.
Дверь в комнату была открыта. В ней было пусто, и ветерок шевелил противомоскитную сетку, подчеркивая пустоту помещения. Он уже хотел было спросить у сидевшего индийца, почему он сидит тут, но тот, отвесив поклон, передал ему маленькую коробочку и удалился. Коробочка пронзительно пахла сандаловым деревом. Бомпер прочел вложенную в коробочку записку. Он никогда не видел почерка Нуэлы и с удивлением прочел написанные печатными буквами слова: «Прости, еду одна. Так нужно. Увидимся в Дели».
Подписи не было. Она писала или писали за нее? И что вообще происходит в этом Джайпуре? Все было похоже на сновидения, которые приятно сменяли друг друга и вдруг слились в такой кошмар, что надо было бежать от него немедленно.
Пришел слуга и сказал, что он послан осведомиться, едет ли мистер Бомпер в Дели, или можно отпустить машину. Он решился. В конце концов в Дели Шведенер, а тут, что будет дальше, никто не знает, тем более пропажа Шри-гуши и Нуэлы, странная сцена, которой он был свидетелем, – все говорило о том, что ему строили какие-то ловушки, что они сами запутались и поставили его в безвыходное положение.
Почему они испугались оба? Почему оба советовали немедленно ехать в Дели, не сговариваясь?
И он сел в машину. Проезжая по улицам Джайпура ранним утром, в первый и последний раз в жизни, он старался смотреть по сторонам, запоминая те неожиданные сцены, что бросались в глаза. На улицах уже шли и ехали люди, дыша утренней прохладой. Он видел, как из узкой и раскрашенной двери на втором этаже небольшого дома вышли семь обезьян. Рядом была лестница вниз. Но они не воспользовались лестницей. Первая обезьяна перелезла через выступ крыши и вступила на карниз, встала на четвереньки, и за ней стали спускаться остальные. Каждая взялась за хвост соседки, и так они пошли по карнизу по своим делам. Никто не оглянулся. Никому это не показалось странным.
Что они делали в доме, почему вылезли на карниз, этого не мог знать и никогда не узнает Бомпер.
Девушка совершала свой туалет, сев на корточки и смотрясь в канавку, по которой медленно журчала вода. Девушка смотрела в воду, как в зеркало, причесывалась, красила брови и губы с полной серьезностью городской кокетки.
Пахло кисло-сладким дымом кизяка. Одинокие прохожие кутались в длинные платки, подобие пледов. Шумно сипели верблюды, мерно шагая друг за другом. Где-то захлебывался криком осел. На выезде из города машина Бомпера чуть не столкнулась с автобусом на повороте.
Шофер Бомпера—молодой нарядный сикх и шофер автобуса – раджпутанец обменялись проклятиями, потом сикх сказал, подмигнув Бомперу:
– Хороший знак – уцелели!
И вот снова потянулись уже виденные Бойлером пейзажи, холмы, рощи, поля. Рядом с дорогой по полю большими скачками куда-то мчалась обезьяна, рослая, чем-то напоминающая Серого Ханумана. Куда мчалась эта обезьяна? Это один из гонцов Ханумана, фантазировал Бомпер, он спешит осведомить Дели о грядущем прибытии туда Лидера всех обезьян. С каждым километром, отдалявшим его от Джайпура, Бомпер успокаивался все больше. Ему уже начинало казаться, что все, что было, ему внушили какие-то неизвестные силы и не было ни Шри-гуши, ни Нуэлы. А Серый Хануман? Нет, он был, это точно...
Шофер-сикх оказался словоохотливым. Бомпер ничего не имел против и охотно слушал болтовню шофера, видимо, рассказывавшего всем, кого он возил по этой дороге, одно и то же. Сикх говорил, что по этой дороге не ездят ночью, потому что бывали случаи, когда леопарды и даже тигры нападали на машины, прыгали на ходу, как однажды тигра, вскочившего на грузовик, шофер привез в Джайпур, рассказывал о прошлых временах, когда раджи ездили на охоту на слонах в сопровождении большой роскошной свиты, а крестьяне должны были бросать работу и выгонять им навстречу диких зверей. Много говорил шофер, почти не переставая, усыпляя Бомпера своими рассказами.
Бомпер уже начал безмятежно дремать, когда они въехали в джунгли. Солнце сияло, и в этом солнечном блеске джунгли по обе стороны дороги превращались в ослепляющее пестротой скопление деревьев, кустарников, высоких трав, лиан, радужного полумрака.
Бомпер всматривался в эти мутные, раскрашенные дали, откуда к дороге выбегали тропы, а изумрудные полянки манили на отдых.
– Стой, – сказал он шоферу, и сикх остановил машину. Бомпер вышел и остановился как зачарованный, смотря перед собой. Сикх взглянул тоже и понимающе засмеялся.
Бомпер тихо, на цырочках двинулся к небольшой полянке, недалеко от дороги. Он шел, не веря глазам, и остановился не дыша.
На расстоянии десяти шагов от него на серых камнях сидели пять больших обезьян. Сидели они, рыжеволосые, веселые, спокойные, в свободных позах, почесывая там, где чесалось. Они переглядывались друг с другом, отлично понимая, что каждый хотел выразить своим взглядом, и не обращали никакого внимания на Бомпера.
Перед обезьянами на лужайке ходил павлин, распустив веером свой великолепный хвост, сделанный из тончайшего мрамора. Белизна его светилась на темном сплетении джунглей. Павлин прохаживался, исполненный гордости, самолюбия и сознания собственной красоты. Он как бы демонстрировал свою грацию и величие. Он по временам склонял свою длинную шею, и тогда вспыхивал высокий белоснежный хохолок, каждый волос его был увенчан нежным белым помпоном.
Когда первый павлин величественно отошел в сторону кустов с большими голубыми цветами, обезьяны заворочались на своих местах, как будто выражая свое мнение о виденном. И тогда легкими шагами вышел на лужайку второй павлин. Большая мраморная птица, поворачиваясь через каждые два шага, как бы оглядываясь, шла по траве и так раскрыла свой мраморно-снежный веер хвоста, что обезьяны заерзали на своих камнях от восторга и бурно зачесались.
Павлин начал танец с такой уверенностью и верой в свою неотразимость, что Бомперу стало как-то не по себе. Небо над ним изливало пленительное, щедрое тепло. Джунгли пахли медовыми, сладкими запахами. В полной тишине танцевала обворожительная птица. Бомпер подумал, что он видит вещи, которые не надо человеку видеть в джунглях. Он ужасно боялся, что его присутствие напугает любителей прекрасного и они все обратятся в бегство. Но только одна из обезьян, мельком окинув его взглядом, как будто хотела сказать: «Смотри, смотри, такого ты нигде не увидишь», – и снова приняла прежнюю позу. Павлины сменяли друг друга, как будто состязались на сцене.
Бомперу не хотелось покидать такой диковинный уголок земли, хотелось стоять и смотреть на эти завораживающие дали, на этих белоснежных птиц, хотелось сесть на траву рядом с этими веселыми мирными обезьянами. Он оглянулся. Шофер делал знаки, говорившие, что надо ехать.
Оглядываясь на каждом шагу на развалившихся на камнях странных зрителей и танцующих павлинов, он вернулся к машине и с дороги еще раз посмотрел на поляну. Там еще сияли в темной впадине листвы распущенные, слепящей белизны хвосты.
Сикх сказал:
– Обезьяны часто это устраивают. Им нравятся павлины и то, как они танцуют. А павлины любят, когда ими любуются.
Бомпер ехал, ошеломленный виденным. Многое из того, что приключилось с ним, он мог отнести к известным махинациям, правда, иногда не очень понятным, организованным Шри-гушей, но сейчас он был свидетелем, когда сама природа предстала перед ним в своем первоначальном виде.
Машина безостановочно пробегала длинную дорогу. Мимо проходили грузовики и автобусы, раскрашенные, как на праздник, рядом с дорогой куда-то шли длинными рядами большие черные муравьи. Их бесконечные ряды отливали темно-синим. Они струились, как нескончаемый поток. Потом встретили сценку из свадебного церемониала. Жених ехал за невестой. Шли быки, украшенные цветочными венками. Мелькали поля, большие аллеи деревьев, смыкавших свои своды, и вдруг они увидели, что перед ними стоят машины, стоят, по-видимому, уже давно, потому что грузовики были без водителей, а шоферы сидели над узкой дорогой на откосе и мирно беседовали, курили, иные из них спали на траве, закрыв лицо платком.
Что произошло? Окружавшие отвечали неясно. Бомпер сидел несколько времени спокойно, подчиняясь невольно неожиданной задержке, потом его взяло любопытство. Что же там впереди все-таки? Он вылез из машины и пошел вперед вдоль линии остановившихся грузовиков. Пройдя грузовики и повозки с быками, он увидел группу крестьян, сидевших над дорогой и спокойно смотревших, как пасутся их буйволы, а дорогу плотно закупорил громадный воз с сеном. Бомпер подошел ближе, и ему стало ясно, что произошло. В узком месте дороги, при спуске, на крутом склоне, громадная гора сена, разорвав веревки, ее опутывавшие, перевалилась вперед, упряжные ремни лопнули. Оставалось распрячь буйволов и идти на траву отдыхать.
Никто из подъехавших шоферов не стремился помочь беде. Им нравилось или дремать в своих кабинках, или разговаривать о жизни на травке.
Крестьяне, сопровождавшие воз, равнодушно смотрели на безнадежное положение, покорные судьбе. Кто должен изменить положение и освободить дорогу, никто не знал. Бомпер понял одно: он не попадет сегодня в Дели и будет ночевать здесь, на дороге. Чуда не будет. Помощи ждать было неоткуда. Подъезжавшие грузовики покорно останавливались, вставая в хвост. Объезда не было.
Бомпером овладело отчаяние. Но потом он решительно зашагал к своей машине. Решить эту дорожную задачу не представляло никакой трудности. Он сговорился со своих сикхом, и тому понравилось то, что предложил Бомпер. Сикха тоже не радовала перспектива ночевать в поле. Они подняли крестьян с травы. Бомпер взял дело в свои руки. Он приказывал, и его приказания выполняли. Его решительная речь, произвела впечатление. К крестьянам присоединились те шоферы, которым надоело ждать невесть чего.
Бомпер велел всем влезть на воз со стороны, противоположной той, на которую он обрушился, и влез сам. Под тяжестью такого количества народа, связанные в один громадный ком пачки сена шевельнулись и поползли назад. И наконец встали в то положение, в котором находились с самого начала. Все возликовали, как будто каждый был инициатором этой операции.
Крестьяне бросились за буйволами, подняли их, привели в порядок постромки, связали ремнями разрывы, и воз тронулся, давая дорогу...
Все машины пришли в движение. Бомпер, испытывая нечто вроде чувства гордости, сказал шоферу-сикху:
– Вот что значит сообразить! А то мы сидели бы тут без конца!
Шофер громко засмеялся.
– Да, они хитрые, эти раджастанцы! Они давно сообразили бы, что сделать, но им просто не хотелось. Они решили отдохнуть и никуда не торопиться. Если бы им было нужно, они сразу бы взялись за дело. И они боятся властей. Откуда они знали, кто вы такой? Гляди, еще оштрафуете их, если они откажутся слушать ваши приказания. Вот им и нечего было делать, как выполнять то, что вы говорите. А так они отдыхали бы до вечера. Да и эти шоферы грузовиков ничего не имели против такого неожиданного отдыха...
В Дели он попал под вечер и, приведя себя в порядок, отправился к Шведенеру. Как ни странно, Шведенер не удивился его приезду.
– Я знаю, где ты пропадал! Ты был в Агре?
– Откуда ты это знаешь?
– В тот день, когда ты уехал из Дели, какой-то незнакомец позвонил мне по телефону и сказал, что ты просил передать, что уезжаешь на несколько дней в Агру. Ну, я решил, все в порядке. Все ездят на поклон к Тадж-Махалу, и ты не миновал этого. Разве не так?
– Что-то не так, Ив! Не был я в Агре!
– А где же ты был?
– Я был в Джайпуре...
– Ну, дорогой Яков, какая разница! Джайпур рядом с Агрой.
– Рядом-то рядом, но со мной было нечто...
Шведенер стал серьезнее.
– Знаешь что? С какого-то времени я начал думать, что ты меня обманываешь, что с тобой происходит что-то, что ты от меня хочешь скрыть, А между тем тут такая страна, что легко попасть впросак. Я стал беспокоиться и, видишь, прав. Что же с тобой случилось? Я никогда не видел тебя таким усталым и расстроенным...
И тут, попивая виски с содовой в довольно больших порциях от волнения и чувствуя, что больше нельзя скрывать от Шведенера, что с ним произошло, он рассказал, как к нему пришел присланный Шведенером Шри-гуша и что он предложил...
