Текст книги "Книга пути"
Автор книги: Николай Тихонов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Эта книга по своей теме целиком принадлежит Востоку.
Больше десятилетия – с тысяча девятьсот сорок девятого по тысяча девятьсот шестьдесят второй – мне пришлось много странствовать с миссией доброй воли, борьбы за мир, по странам Юго-Восточной Азии, по странам Ближнего Востока.
Эту книгу можно было бы назвать цветной книгой, потому что в ней многоцветные краски джунглей, дорог и городов Индии и Бирмы, диких зимних ущелий Гиндукуша, легкие очертания берегов весеннего Средиземноморья в благоуханном Ливане, тяжелые тропические краски Цейлона и Индонезии.
Еще я чувствовал книгу, как часто принято на Востоке, как «книгу пути», потому что в ней проходят темы Азии, идущей в будущее, проходят люди азиатских стран, освободившихся от колониализма, начинающих свой самостоятельный путь.
В этой книге я хотел показать и европейцев – друзей освобожденных народов, и таких, которые не могут легко расстаться с былым величием колонизаторов. Под видом дружеской помощи матерые работорговцы не прочь были бы сохранить свою власть, остаться хозяевами старого материка. Азия, которую я видел, была непохожа на сегодняшнюю. Она дышала воздухом недавно свершившегося освобождения, жаждала прогресса, дружбы и сотрудничества со всеми миролюбивыми народами.
С тех пор многое изменилось в жизни народов Ближнего Востока и стран Юго-Восточной Азии. Изменился самый вид больших городов, характеры людей. Достижения современной мировой культуры проникли в быт, произошли известные социальные сдвиги, но вместе с тем разразились события, которые потрясли все великое пространство Азиатского материка.
Разразилась – и по сей день, нарастая, длится – варварская, кровавая война во Вьетнаме, развязанная американскими империали-стами-интервентами. На Ближнем Востоке продолжается напряженное состояние, вызванное агрессией израильских захватчиков против арабских стран. Трагедия Индонезии, погруженной в туман неизвестного будущего, вызывает большую тревогу. .
Всего этого нет в моей книге. Все, что я рассказываю, принадлежит предшествующему периоду. В основу книги положены действительные факты и события, имевшие место в жизни. Характеры действующих лиц часто имеют прообразами людей, существовавших на самом деле.
Должен сказать, что книгу эту я писал с чувством глубокого уважения и сердечных симпатий к народам Юго-Восточной Азии и Ближнего Востока.
СЕРЫЙ ХАНУМАН
(Повесть)
Они не впервые сидели в прославленном «Моти-Махале». Ресторан, как всегда, был переполнен. Но Яков Бомпер рассеянно разглядывал посетителей, а Ив Шведенер с нетерпением ждал, когда Бомпер расскажет ему о своей поездке в Калькутту и в Бенарес, куда он его направил затем, чтобы тот повидал нечто необычное, что должно было поразить воображение европейца, никогда не покидавшего родную Европу.
Они были большими друзьями еще со времен студенчества, когда совсем юношами, в Цюрихском университете, нашли, что их стремления совпадают, а их взгляды на жизнь, полные дерзких дерзаний и поисков неведомого, требуют объединения молодых сил и крепкой дружбы.
Теперь им, каждому, было уже за тридцать, они стали журналистами, оба были заядлыми холостяками, говоря, что этого требует профессия. Шведенер на вопрос, почему он не женится, отвечал словами одного американца: «Я хотел бы иметь виллу в горах Явы и жить там с японской женой, китайским поваром и американской уборной, но так как это для меня недостижимо, я подожду лучших времен». Яков Бомпер отвечал проще: «Моих приятельниц пугает слово «жена». И я их понимаю. Они передовые женщины, и нечего их отбрасывать в средневековье».
Ив Шведенер, как журналист, в погоне за материалом часто исчезал и, появившись невесть откуда, привозил всякие сногсшибательные новости из какого-нибудь только что родившегося африканского государства или из дебрей Южной Америки вместе с высушенными до размеров кулака человеческими головами, которые он выдавал, правда, не очень настаивая, за головы высокопоставленных эсэсовцев, скрывавшихся в джунглях Амазонки.
Яков Бомпер не имел таких широких возможностей и поэтому тихо трудился в деловой, будничной Женеве, прибавляя к своему скромному газетному заработку гонорар за литературные радиокомпозиции, за легкие сценки для телевидения, очерки нравов, зарисовки. Он даже выпустил маленькую книжку рассказов, не нашедших широкого читателя. Но никто не знал, что этот честолюбивый, сосредоточенный молодой человек с фигурой спортсмена целые ночи проводит, заполняя маленькие, узкие листочки своим тяжелым, крепким почерком, и эта работа длится уже много месяцев.
В конце концов книга появилась на свет и произвела сенсацию. Нет, это был не роман. Автор обиделся бы, если бы его произведение назвали романом. Это было то, что на языке литературных отрицателей романа как такового называлось новой-новой прозой. И все-таки это была книга. Книга называлась «Игра теней» и представляла гонку различных сцен и положений, с разорванной композицией, с полным нарушением цельности действия, с эротическими и мистическими картинами, и все это, вместе взятое, пестро взрывалось перед читателем, оглушало и на какое-то время овладевало его воображением. Это был успех, и не такой уж малый.
Если бы Якова Бомпера спросили, как он рискнул поставить ставку на такую книгу, он бы и сам не мог этого объяснить. Но, присмотревшись к тому, что выносит книжный океан к ногам читателей, ко всем успехам героев от гангстерства, шпионажа и черных ужасов, он понял, что должен найти особую линию, ни на что не похожую.
В его книге главными персонажами были муж и жена – люди самостоятельные, не нуждающиеся в деньгах. Муж был ответственным чиновником в министерстве иностранных дел одного государства, жена – свободной художницей. У них были тайные хобби: у него – привидения, как это ни странно. Он делал их из пластмассы. Они могли передвигаться, выть, хохотать загробным басом, светиться и рыдать. Он продавал их владельцам старых замков, и они имели успех, особенно в странах Севера. Кроме того, для себя он изобрел способ передавать на известное расстояние фотографии своих знакомых, превращая их в бесплотные тени, смущающие и пугающие своим правдоподобием.
Ее же хобби было колдовство на самом высшем современном уровне, – недаром она была заместительницей председательницы Всеевропейского союза прогрессивных ведьм.
После многих ссор, главным образом в постели, изображенных изысканно и откровенно, они разошлись и принялись мстить друг другу утонченными способами. Он путем разных усовершенствованных зеркал и передач на расстояние стал придавать ее облик привидениям и пускал в ход эти тени своей бывшей жены в обращение в самых неподходящих местах: в танцевальных залах, на приемах, в гостиных, где ее хорошо знали. Смущая присутствующих, появлялась среди них всем известная дама в обнаженном виде и производила большое впечатление.
Она мстила ему тем, что свое хобби – власть просвещенной ведьмы – пускала в ход против него, и в его доме начали твориться разные странности. Вещи двигались сами, выказывая враждебность, раз даже шкаф напал на него, как бандит, стены издавали демонический хохот ночью, рядом с постелью, где он был не один... Постепенно игрой теней становилась сама жизнь. Женщины, мужчины превратились в тени, проносящиеся в жутком смешении призрачного и действительного. Этого и хотел автор. Мир рассыпался, и его уже нельзя было собрать снова в целое. Полный иллюзий, окруженный видениями, он стал зыбким и шел к катастрофе. Людьми овладела апатия или тревога. Но все же надо было как-то кончать произведение. И, перепутав все и поставив разные государства на грань атомной войны, дипломат-изобретатель погибал в автомобильной катастрофе. По воле автора с ним было покончено.
Но оставалась жена-ведьма, и от нее надо тоже было отделаться. Она влюбилась в любителя-летчика, богача, который вел себя, конечно, очень странно. Его спортивный самолет носил женское имя «Элла», и он признался своей новой возлюбленной, что самолет – одушевленное существо, влюбленное в него и ревнующее его к ведьме.
Сцена последнего объяснения происходила в Сахаре. Новая любовница поклялась, что, как ведьма, силой своего колдовства она погубит соперницу. Над Сахарой в воздухе началась их жуткая битва. Ведьма, вызвав песчаную бурю на голову врагини, не могла с ней управиться, и гибли все: и летчик, и ведьма, и самолет-оборотень.
И только их тени, отраженные облаками, проносились над Африкой и Европой. Такова была «Игра теней» – творение удачливого Якова Бомпера. Книга разошлась в Европе и в Америке. Отрывки передавались по радио и телевидению. Какой-то продюсер предложил экранизировать произведение. Пока Ив Шведенер торговал в печати засушенными человеческими головами с Амазонки и африканскими заговорами на скорую руку, Яков Бомпер получил изрядные деньги. Проживая их с похвальной осторожностью, он признался Шведенеру, что ему нужен новый сюжет, еще более поразительный. Шведенер, хорошо знавший Индию, сказал, что лучше Индии нет страны, где ошеломляющие сюжеты валяются просто на дороге.
И вот они сидели в «Моти-Махале», и перед ними сменялись тарелки со всякими вкусными блюдами, где рис, рыба, шашлыки, курица, сдобренные крепчайшими соусами и кари, являли все богатства индийской кухни. Они запивали кушанья коньяком, с оглядкой наливая его в крошечные чашечки из маленького, украшенного желтыми розами чайничка, как будто пили крепкий чай.
В «Моти Махале» пить алкогольные напитки запрещалось, да и вообще в городе их продавали иностранцам в определенные дни и по такой цене, что бутылка джина или виски могла поглотить месячное жалованье иного низшего служащего. Шведенеру, как постоянному посетителю, сделали уступку: налили принесенный им коньяк в чайничек.
Шведенер смотрел с восхищением на своего друга, так преуспевшего и так обогнавшего его в своей карьере. Яков Бомпер, вообще от природы очень смуглый (его мать была итальянка с юга Италии), под индийским солнцем еще более потемневший, со своими черными короткими усами очень походил на интеллигентного индийца, и поэтому не удивительно, что на него так внимательно смотрел какой-то гость, сидевший в небольшой компании через несколько столиков от них.
– Ну, как Калькутта? – спросил Шведенер. – Каков индийский Вавилон? Тысяча сюжетов?
Яков Бомпер налил себе новую чашечку коньяку из чайничка.
– Можно было не приезжать, – сказал он, горько усмехнувшись. – Это скука, скука, сводящая скулы, скука бесчисленных человеческих тел, однообразно полуголых и голых, скука душных ночей скучного ада...
Шведенер был удивлен и пробовал возразить:
– Но все же есть там и кое-что. Ну, например, храм джайнов. Ты видел его?
– Храм джайнов!—усмехнулся Бомпер.– Это, пожалуй, смешно. Скучно и смешно. Там стоят боги, похожие на пожарных, в касках. Там львы, опирающиеся на шары, и павильончики, как на выставке в маленьком французском провинциальном городке... Откуда они достали эту дешевку? Был я в храме Кали – вонючие козлы, черные, с красными глазами алкоголиков. От их запаха тошнит за десять шагов. А улицы!.. Там прыгающие, ползающие уроды хватают за ноги, нищие клянчат со всех сторон. И реклама – как во всех городах мира. А Бенарес! Серая икра грязных тел в воде Ганга, отвратительные костры, мертвые, полумертвые, сумасшедшие, совершенно голые, и тут же надписи: «Берегись карманных воров». Правда, перед коровами останавливают трамвай. Их украшают цветами, как кинозвезд. Мажут разными мазями фаллусы всех цветов и размеров. Но про это я читал давно в книжках, еще в школе. Интересно, ввести бы это у нас в Женеве, перед фонтаном на озере... Скучно, скучно, черт возьми! Я зол, как никогда. Мне жаль растраченное зря время. Сюжеты? Какие тут сюжеты! Ты еще скажешь мне про Рамаяну. У нас век атома и стриптиза...
– Но, подожди, – воскликнул Ив Шведенер, – ты же хотел все это видеть! Ты же умолял меня показать тебе Индию. Ты же был так увлечен. Помнишь виллу того богача, с которым я тебя познакомил в Женеве? Ты был в упоении от вечера. Вспомни, на чем основывалось твое желание немедленно ехать в Индию и видеть ее тайны, которые должны быть сюжетом новой книги – необыкновенной, удивительной. Ты же сам говорил, что будешь писать о том, о чем в Европе даже не подозревают... Вспомни, пожалуйста. Ведь это же все было с тобой...
Да, он вспомнил тот вечер, когда Шведенер привез его на виллу индийского богача, которая стояла высоко над озером. Это был странный, как сновидение, дом, точно перенесенный из предгорий Кашмира. В нем было все, что должно было говорить европейцу о восточном стиле. Низкие, широкие диваны, маленькие столики с инкрустацией, фигурки неизвестных изящных божков, непонятные благовония, ковры, разноцветное освещение комнат, книжные полки, покоящиеся на спинах крошечных слонов.
Гостей было немного. Под стать важному хозяину они тоже были титулованными особами. Темнолицые слуги бесшумно разносили превкусные индийские штучки. Пили виски, вино, разные соки. Ели плоды душистого манго и мороженое. С террасы открывался вид на вечерний город. Внизу уже сверкали огни. Их было много. Они были все разные. Казалось, что Женева опутана нитями ожерелий, небрежно брошенными на землю, на живописные склоны холмов и гор. Закат над горами отгорел. Жара спала.
В прохладном воздухе пахло дождем. Где-то у Монблана в дальних горах была гроза. Далеко светились зеленые молнии. Небо в муаровых облаках с розовыми разливами спускалось все ниже. Земля сливалась с облаками. Потемневшей латунью в глубине под ногами лежало большое уснувшее озеро.
Снизу, на склоне, внезапно появившись из-за розовых кустов, к террасе шли мужчина и женщина, легкие, как призраки, и условные, как этот вечер. Женщина была в темном, с золотистыми искрами сари, мужчина – в черном сюртучке, с тонкой тросточкой. Голова женщины светилась, потому что в волосы были вколоты белые цветы жасмина.
Конечно, этот вечер звал куда-то, был полон трепета новых ощущений. В нем было столько же фантазии, сколько ее отсутствует здесь. Здесь сидели индийцы, много людей в белых одеждах, пили такие же соки, какие пили там, ели те же кушанья, что подавались и там. А какая огромная разница между той неведомой Индией в Женеве и этой, которая воочию здесь! И его еще разглядывает какой-то неприятного вида человек с угрюмыми глазами, как будто решает, индиец Бомпер или европеец.
Он вздохнул, и Шведенер засмеялся:
– Но ведь пейзаж там, на вилле в Женеве, не может сравниться с пейзажами, когда ты ехал из Бенареса в Дели?
– Пейзажи! – Бомпер безнадежно взмахнул рукой, точно отмахивался от скучного видения.
Он закрыл глаза и представил себе, как он ехал целый день, нескончаемый день по мирной, тихой Гангской долине. Поля сменялись рощами, кое-где вставали рыжие холмы, иногда река приближалась к поезду, и был виден желтый Ганг – широкий, с отмелями, с островами, с плоскими берегами, широкими затонами. В поле народу было мало. Кое-где стада – овцы, буйволы, козы. Иногда попадались верблюды. На вокзалах разносили чай, везли тележки со всякой горячей пищей, оглушительно кричали носильщики, чинно и как-то даже приниженно шли смазчики в черных костюмах. Бомпер видел вывески, говорящие, что имеется комната, где буфет не вегетарианский. Люди были одеты и раздеты по-разному. Жара на вокзале пахла раскаленным металлом и красками.
Потом снова поезд набирал скорость. Проходили дома с черепичными крышами, сменяясь после постройками, похожими на склады. Глинобитные стены без окон, плоские крыши. Попадались гробницы – маленькие мазары. В тени одиноких деревьев сидели люди. Это пешеходы, присевшие отдохнуть. Женщины стирали белье в маленьких прудах, где обязательно в стороне стоял аист или марабу на одной ноге. Дети барахтались в лужах. Потом долина стала желтая, пошли рощи, луга.
Вечерело. Все уходило в сумрак, без движения, без огней, без звуков. Он ехал, как в полусне. Дали становились невидимыми, только еще кусты и деревья у самой насыпи можно было различить, и черноту отдельных ветвей, свободных от листвы, и крону одинокой пальмы.
Сидящий под пальмой пилигрим в такой час, наверно, погружался в какую-то нирвану, сладостную и беззвучную.
Темнота сгустилась мгновенно. И уже синяя ночь с яркими звездами опустилась на землю. Потом в темноте замерцали огни. Поезд прошел с грохотом по нескольким мостам, перекинутым через протоки Джамны. Появилось много розовых и зеленых огней, бежавших навстречу. Это был Дели...
Яков Бомпер чокнулся чашечками со Шведенером.
– Выпьем за преодоление скуки, охватившей мир. Ты мне говорил: тысяча сюжетов.
Где хоть один, подобный моему замечательному, давшему мне известность шедевру «Игра теней»?
Он выпил, раскусил перец, и огонь, как кинжал, ударил его в нёбо. Он схватил белые анисовые кругляшки с сахаром, но огонь жег его рот, и он выплюнул анис с гримасой страдания.
Шведенер выпил свою чашечку и сразу налил еще.
– Твоя книга, скажем между нами, – достижение модного увлечения. Да, она имела успех. В этом ей нельзя отказать. И фильм, если будет, будет самый игровой. Привидения в стриптизе еще никто не видел... – Шведенер, довольный собой, аккуратный, румянощекий, похожий на француза-коммерсанта, носящий такие же короткие усы, как и Бомпер, с улыбкой поднял палец. – Ты поразил, но можешь ли ты поразить еще раз? Не было ли это просто удачей? Сознаемся, это ведь не изобретение нового стиля. Это распад стиля... А что будет дальше?
Бомпер принял вызов.
– Видишь ли, я писал книгу с намерением, тщательно избегая всего обычного. Растворение личности, игра теней – вся эта наносная зыбкая пелена угрозы и будущего уничтожения, вся эта осыпь старых понятий и туман сегодняшней действительности – все это вещи, которые пугают и привлекают в одно и то же время. Общество просто жаждет, особенно молодежь, сумасшедшей чувственности, ужасов, смены вкусов. У нас эпоха эротических, философских, политических миражей. А тут? Какой Индией ты хочешь меня поразить? Я прошел по Чанди Чок. Что я увидел? Те же радиоприемники, самопишущие ручки, патефонные пластинки, телевизоры, электрические бритвы и утюги, как всюду в Европе, в Африке... Типичный шум и гам Востока – это уже вчерашний день. У нас в Европе есть хоть какое-то своеобразие в наших пороках, в нашем разложении. Чего стоят хотя бы наши блузон-нуары с их дикими выходками и их сексуально распущенные девчонки! А тут что?
– Подожди, – сказал Шведенер, – здесь тоже дойдет до этого. Уже на Коннот-Плейс есть и дорогие рестораны с европейскими блюдами, и ночные ревю, есть джазы...
– Хо! Хо! Джазы в Дели! Удивил, братец!
– Но слушай, Яков, здесь можно найти притончики, как в любом европейском городе, еще почище...
– Это все не то. – Бомпер сломал сигарету и бросил ее. – Что за город, где ни днем, ни ночью на улице нет пьяных...
Шведенер сказал иронически:
– Ты можешь написать статью под заголовком «Я обвиняю!». Обвиняй дальше!
– Пожалуйста! С девушкой нельзя зайти в кафе. Тебя выпроводят в отдельную комнату. От соблазна. В кафе молодежь, как овечки, пьет чай и так сидит часами. Из фильмов, сказали мне, вырезают все поцелуи, я уже не говорю о другом. Вот уж скука так скука. – Он посмотрел в зал. – Нет, этот абориген начинает меня раздражать. Он что, изучает меня? Не хватает еще, чтобы он оказался сумасшедшим или фанатиком...
– Тебе кажется, что он тебя изучает? – ответил Шведенер. – Они просто все очень любопытны и своеобразны. Тут ведь нравы как в детской сказке. Я тебе скажу, что здесь бывает такое, что в нашей старушке-Европе дети будут смеяться. Приехал один неопытный молодой человек сюда на работу в некое посольство. Это не играет роли. Живет он одиноко в своей комнате. Спать не может, потому что в наружной нише над окном поселилась пара сов.
И молодая сова пилит всю ночь своего супруга. Приезжий терпел, терпел, мочи нет, взял камень и швырнул его в совиное гнездо. Утром оказалось, что он убил сварливую совиху. Он успокоился, но заметил, что с этого дня туземная прислуга стала саботировать и презирать его. Потом его позвал посол и сказал: «Молодой человек, в этой стране не убивают птиц и животных. Зачем вы это сделали? Пусть это будет в последний раз».
Он раскаялся и просил прощения. Но в душе был рад, что избавился от кошмара. Несколько времени все шло хорошо. Однажды ночью снова раздался знакомый крик и шум. Ему показалось, что прилетел призрак строптивой совы; оказывается, молодой сыч привел новую жену, но у нее были все повадки старой. Что же делать теперь? Убивать уже больше нельзя. Он позвал сторожа, дал ему денег, и тот перенес обеих птиц в новое гнездо, подальше от обиталища молодого человека. Вот это разве не сюжет?
– Анекдот, – сказал Бомпер.
– Это не анекдот, это было со мной, – сказал Шведенер.
– Все равно идиотизм. – Бомпер зевнул.– Все это нестерпимо скучно. Я подожду еще немного и буду в положении того туриста, который объехал полсвета и сказал после поездки: «Я мог бы все это почувствовать, никуда не выезжая». Слушай, Ив, у тебя дома есть что-нибудь спиртное? Мне хочется еще посидеть и выпить, но мне надоело пить тайком из чайника, хотя это – единственное смешное явление в этой кромешной тоске...
– У меня, конечно, есть кое-что. Мне самому надоело лакать, как котенок, из чашечки. ..
– Тогда поедем!
Они расплатились и покинули «Моти-Махал». На стоянке они отыскали машину Шведенера.
– Как видишь, – сказал Ив, – теперь у меня не «линкольн Континенталь», а наша цюрихская «симка», но она меня вполне устраивает. Садись!
Дом, в котором жил Шведенер, был у самой проезжей дороги. Далеко за дорогу уходили густые заросли, а немного в стороне виднелась стена полуразрушенного древнего форта.
Они сидели на открытой небольшой террасе, пили, курили и болтали, как во времена молодости. Бомпер с наслаждением потягивал виски и говорил:
– Ну, смотри, как хорошо, никого нет. Никакой фанатик не рассматривает тебя с непонятными намерениями. Можно не наливать, оглядываясь, из чайничка. Подумать только, расскажи нашей братии дома, никто не поверит. И все же, дорогой Ив, ты не прав...
– В чем я не прав?
– Ты говорил, что моя книга потому только имела успех, что она удачно отвечала настроению читателей. Это не так. Настроения проходят, а это процесс, уже идущий и чем-то знаменательный, так как имеет распространение. Мой сюжет освещает какие-то неизвестные стороны жизни, как фото обратной стороны Луны – обратную невидимую сторону нашего существования. Все хотят безумно нового, небывалого. Возьми женщин... Всегда были моды, и они сменялись от сезона к сезону. Но я недавно встретил над нашей зеленой, мирной, патриархальной Арвой женщин с раскрашенными лицами. На их лбах и щеках были квадраты, и розы, и ромбы разного цвета. Сегодня это были одиночки, завтра так будет с миллионами женщин. А посмотри, что делается с женской одеждой в старой, но омолаживающейся Европе. Объявлено, что скоро появятся платья, издающие музыкальные звоны на разные тона. Появятся платья будущего – самохолодящие и самообогревающие одежды. Все это вполне реально. И чудеса бытовых открытий, и наука – все идет к неведомым дорогам будущего. А удивительное всемирное увлечение суперменами и космическими романами! Это все неспроста. Мне нужен новый сюжет, сногсшибательный, потрясающий сюжет в развитии той линии, что я так удачно начал в своей книги «Игра теней».
Шведенер развел руками. Он никогда не мог ничего придумать ни смешного, ни трагического.
– Что же мы будем делать, дорогой Яков? Где же мы найдем эту пеструю птицу? Но мы, конечно, поищем. Твое здоровье, дружище! Чтобы в Индии не оказалось дьявольски чудовищного... В это я не верю... Что с тобой?
Яков Бомпер смотрел в сторону кустарников, стоявших черной стеной через дорогу. Оттуда слышались шорохи, которые то исчезали, то появлялись и росли в самых разных направлениях. Казалось, будто какое-то животное хотело преодолеть, колючие и ползучие ветви зарослей, в которых запуталось.
Шведенер прислушался тоже и захохотал.
– Ах, это! – сказал он. – Можешь не опасаться за свою жизнь. Это не тигры. Это всего-навсего обезьяны. Их здесь сколько хочешь. Я все убираю с террасы из-за них. Когда стемнеет, они ходят всюду и тащат все, что попадется. И удирают в свои логовища, в эти непролазные кусты. Вонючий, воровской народец. И нет на него управы. Стрелять в них нельзя, ловушки ставить – тоже. В Европе из них давно бы сделали перчатки или модные консервы, а тут, видишь, так было, так будет...
Они вернулись к своим стаканам.
– Я все думаю, как помочь тебе в поисках сюжета. Буду думать. Разыщу кое-кого, пошлю к тебе разных умников... Не сердись, что я не смог поехать с тобой в Калькутту. Будь я там, я кое-что нашел бы, кроме храма джайнов, для тебя и молодящейся американки...
– А, ты уже знаешь! Ну какое это приключение! Я едва отвязался от нее и не потащился в какие-то храмы, где, она говорила, только одни неприличные изображения. Она хотела разогреть свое пресыщенное воображение, но мне ее хватило на неделю. Черт с ней! Она подобрала какого-то ученого статистика...
Было уже поздно, когда Шведенер отвез Бомпера в его отель. Стояло время васанты – условно называемой индийской весны. Это дни с середины марта до середины мая. Восхитительное время, когда звезды кажутся ярче, ближе к земле, когда вокруг много цветущих деревьев и жара смягчает свое душное тиранство.
В номере была тишина и прохлада. Бомпер только теперь почувствовал усталость от дороги, принял ванну и лег в кровать. Но заснуть сразу не мог. Он взглянул на потолок и увидел желтое пятно. Пятно шевелилось. Он перевел взгляд на стену. Там под самым карнизом бегало что-то желтое. По соседней стене взметнулась светло-песчаная ящерица. За ней – вторая. Это были всего-навсего домашние гекконы, которых много повсюду в Индии.
Но хотя Бомпер знал про них и видел их много раз, он снова содрогнулся от отвращения и закрылся с головой одеялом.
Поток белых фигур на велосипедах казался нескончаемым. То они мчались широкими рядами, заполняя всю ширину улицы, то вдруг растягивались цепочкой, и тогда было видно, что на иных велосипедах едут по два, даже по три человека. Тысячи мелких служащих и чиновников Нью-Дели ехали на работу. Каждый день на утренней ранней прогулке Яков Бомпер видел это зрелище. Оно рождало в нем какое-то неясное ощущение, и, если бы у него был под рукой велосипед, он, не раздумывая, присоединился бы к этой массе. Он не верил тому, что они все спешат по определенным адресам, к определенным зданиям, где разойдутся по комнатам канцелярий, банков, контор или уйдут в лавки, в магазины и станут за прилавками и будут разговаривать с посетителями. Ему начинало казаться, что это не так, что они едут за город, на зов какого-то всемогущего существа, которое не возвращает их обратно в город, они больше никогда не вернутся, а вместо них завтра поедут другие, и так день за днем будет продолжаться это бегство из города, пока Дели не опустеет. Промчится последний велосипед, и настанет очередь автомобилей, и тогда по утрам будут мчаться грузовики, машины всех марок, перегруженные пассажирами, которые не знают, что они мчатся к пропасти, от которой нет спасения.
Когда мозг Якова Бомпера начинал поиски невероятного, когда его воображение изменяло окружающий мир, превращая каждый предмет в игрушку, он мог зайти далеко в своих мечтаниях.
Он останавливался, замирая, у разложенных на газоне разноцветных ожерелий из сердолика, агата, яшмы – ожерелий, где тепло светились красные, зеленые, желтые неизвестных ему пород камни, смотрел жадными глазами на серебряные браслеты с позеленевшей, покрытой мелкими трещинами бирюзой, тяжелые кольца, медные кувшинчики, брошки, древние обломки с чуть видными рисунками, бронзовые коробочки для хранения притираний и талисманов. Над этими товарами стояли мрачные выходцы из далекого Ладака, Малого Тибета, одетые, как монахи, а их женщины, тоже в черных платьях, с толстыми платками на головах, сидели, глядя на остановившихся пешеходов глазами заклинательниц.
Их неподвижные позы, их каменные лица не предвещали ничего доброго. И опять Яков Бомпер уносился куда-то в сторону от этого, такого обыкновенного уличного базарчика. Ему казалось,– что эти люди притворяются. И совсем не затем пришли они из далеких своих ущелий сюда в столицу, чтобы продавать обломки старых сосудов и ожерелья из камней, выглаженных горными речками. В их угрюмых лицах можно было прочитать о какой-то древней трагедии, жертвами которой стали когда-то их предки, а теперь они отбывают бесконечные годы наказание за преступление, смысл которого потерян. И никто не помнит, за что осуждены эти люди, которые из своих уединенных мест приходят в обыкновенный сегодняшний город и предлагают странные вещи случайным покупателям. И люди, приехавшие из самых дальних стран, охотно покупают все эти камни и бронзовые и серебряные вещицы. И опять горцы уходят в горы, чтобы принести новые ожерелья и кольца, изготовленные старыми мастерами. Это тоже бег времени, похожий на бесконечное стремление велосипедистов – промчаться утром по пустым улицам. Только те были во всем белом, а эти во всем черном... Тут уже начиналась какая-то тайна. И, думая об этом, Бомпер возвращался в гостиницу, совершив прогулку. Его не интересовали одиночные фигуры прохожих. Какое-то дерево, все усыпанное алыми цветами, без листьев, как факел, горело перед ним, но он, почти не заметив его, прошел мимо. Оно ему ничего не говорило.
У себя в номере он сел за стол и вынул книжку в синем мягком переплете. Это была его любимая записная книжка, с которой он не расставался. Любой человек был бы поражен отрывочностью, беспорядочностью этих записей. Там вперемежку среди телефонов разных городов Швейцарии и не только Швейцарии, адресов многих мужчин и женщин были вклеены газетные вырезки, значение которых понятно было только хозяину записной книжки; за анекдотами и песенками снова шли телефоны, длинные и короткие заметки, нарочно написанные неразборчивым почерком или просто зашифрованные, записи ощущений, пейзажей, настроений, целые сценки, выписки из книг, изречения, мало что говорившие постороннему и полные смысла только для Бомпера.
Казалось, он нарочно дробит записи или так анализирует их, чтобы скрыть их настоящий смысл.
Сейчас он записал довольно отрывочно слышанный им позавчера рассказ Ива Шведенера о молодом человеке, не ужившемся с совами, затем вспомнил что-то калькуттское, о чем он забыл и сейчас счел нужным записать. Он писал твердым почерком, широким пером:
