Текст книги "Горизонт края света"
Автор книги: Николай Семченко
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Горизонт края света
Николай Семченко
© Николай Семченко, 2014
© Виталий Малаханов, фотографии, 2014
© Алексей Колесниченко, фотографии, 2014
© Анфиса Бразалук, фотографии, 2014
© Анна Лаврик, фотографии, 2014
© Александр Пироженко, иллюстрации, 2014
© Леонид Кищик, иллюстрации, 2014
РедакторНиколай Семченко
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Вместо предисловия
Не люблю читать длинные и, скажем так, дотошные предисловия. Но, похоже, сам написал к своей книге подробное вступление.
У вас читатель, два пути: либо вовсе не читать предисловие (сам я, признаться, именно так и поступаю в некоторых случаях, так что совершенно не обижусь и пойму вас!), второй – прочитать всё же то, что написано ниже.
В повести, которую вам предстоит прочитать, два сюжета. Исторический сюжет связан с именем Владимира Атласова (по некоторым документам Отласов; он родился около 1661/1664, Великий Устюг – трагически ушёл из жизни в 1711, Нижнекамчатск). Это выдающийся русский землепроходец, сибирский казак. «Наше всё» Александр Сергеевич Пушкин назвал его «Камчатским Ермаком», а выдающийся учёный, один из первопроходцев-учёных Степан Крашенинников – «обретателем Камчатки».
Замечу, что первыми российскими исследователями Камчатки всё-таки были экспедиции Л. С. Мороско – И. О. Голыгина в 1695—1696 годах. Уже потом – Атласов.
В Википедии, которая нынче заменяет многим пользователям Всемирной Сети солидные академические справочники, энциклопедии и словари, отмечается: Владимир Атласов родился в Великом Устюге, службу по сбору ясака начал в 1682 году на реках Алдан и Уда. По некоторым источникам, его отец, Василий Тимофеевич Отлас, происходил из устюжских крестьян, переселившихся в Сибирь. В 1695 году пятидесятник Владимир Атласов был назначен приказчиком Анадырского острога. Разведав через посланного им казака Луку Морозко о Камчатке, Атласов весной 1697 с отрядом из 120 человек (60 казаков и 60 юкагиров) предпринял поход на юг от Анадырского острога, через Корякский хребет. Достигнув Камчатки, отряд Атласова разъединился. Лука Морозко со своими людьми отправился исследовать восточное побережье Камчатки, а Владимир Атласов – западный берег полуострова. Затем отряды снова объединились и их дальнейший маршрут пролег по центральной части Камчатки. В ходе похода были захвачены четыре корякских острожка, поставлен на реке Кануч памятный крест и на реке Камчатке заложен Верхнекамчатский острог. Маршрут экспедиции закончился на южной оконечности полуострова, где из устья реки Нынгичу (Голыгиной) Атласов имел возможность наблюдать неизвестные ранее острова. Вернувшись затем в Вехнекамчатский острог и оставив там своих людей, Атласов отправился в Анадырь, а затем в Якутск (возвратился сюда в 1700 г.).
В Якутске он систематизировал собранные в ходе похода материалы, написав подробные «скаски», в которых сообщил о рельефе, климате, флоре и фауне, населении полуострова и близлежащих островах «через кои путь лежит в зело чудное Нифонское царство». К «скаскам» прилагалась и первая карта Камчатки. В 1701 г. воевода отправил Атласова с отчетом о походе в Москву. С собой он привез и потерпевшего кораблекрушение на Камчатке пленного «индейца» по имени Денбей (Дембей), который оказался японцем из города Осака. В документах Приказа артиллерии, где он стал служить переводчиком, его потом именовали «Апонского государства татарин именем Денбей».
В 1706 году Атласов вновь отправлен приказчиком на Камчатку со служилыми людьми и 2-мя пушками, причём ему дано было полномочие казнить инородцев смертью, а подчинённых своих наказывать «не токмо батогами, но и кнутом». И он усердно воспользовался на Камчатке этими полномочиями, восстановив против себя и население, и своих подчинённых. Ему едва удалось спастись от своей взбунтовавшейся команды, бежать в Нижнекамчатск, где, однако, он был зарезан в 1711 году, по свидетельству одних, или скоропостижно скончался, по удостоверению других. Его преемником стал Данило Анцыферов.
В «Скасках» (их вы можете прочитать в виде приложения к этой книге) Атласов сообщил некоторые данные о Курильских островах, довольно обстоятельно привёл известия о Японии и дал краткую информацию о «Большой Земле» (Северо-Западная Америка). Академик Лев Берг отозвался об Атласове так: «Человек малообразованный, он… обладал недюжинным умом и большой наблюдательностью, его показания… заключают массу ценнейших этнографических и географических данных. Ни один из сибирских землепроходцев XVII и начала XVIII веков… не дает таких содержательных отчетов».
Кстати, когда «Скаски» попали в руки царю Петру I, он высоко оценил полученные сведения: новые земли и сопредельные с ними моря открывали широкие перспективы дальних плаваний в восточные страны и в Америку. Заинтересовал его и рассказ о Денбее. Именно по его приказу японец был срочно доставлен в столицу. Здесь после подробнейших расспросов он был представлен царю, который поручил ему учить японскому языку русских юношей.
Имя землепроходца Владимира Атласова упоминается во всех энциклопедиях и во многих книгах по истории Камчатки. Однако в прежние годы, особенно советского периода, его как бы канонизировали: он представал в образе исключительно положительного героя. Это не совсем так. Как и всякий живой человек, он ошибался, что-то любил и люто ненавидел, заблуждался… Не упоминался, например, такой факт: Владимир Атласов был осужден за разбой и четыре года провел в тюрьме, обычно это замалчивалось или подавалось в завуалированном изложении. Неправильно указывалось и отчество Атласова. Оно было установлено совсем недавно, а до этого его называли Владимиром Тимофеевичем или Васильевичем.
Атласов был, без всякого сомнения, одним из наиболее выдающихся представителей русских землепроходцев XVII века. Для него не существовали ни расстояний, ни опасности, ни природных препятствий. А то, что был крут характером и недостатки имел, так назовите мне других благопристойных, смиренных пионеров, шедших встреч солнца. Не назовёте, однако.
Другой сюжет книги связан с путешествием журналиста Игоря Анкудинова по Камчатке. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы, читатель, отождествляли его и автора как одно лицо. Это всё-таки литературный герой со своей судьбой. Какие-либо совпадения с реальной жизнью прошу считать случайными и недействительными.
О Владимире Атласове и его времени можно прочитать, например, в таких источниках:
Толкачева Н. В., Российские историки о Владимире Атласове «Камчатка разными народами обитаема.»:Материалы XXIV Крашенинник. чтений: / Упр. Культуры Администрации Камч. обл., Камч. обл. науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. – Петропавловск-Камчатский: Камч. обл. науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова, 2007. – С. 174—179.
↑Полевой Б. П., Новое об открытии Камчатки. Ч. II. –в кн. Б. П. Полевой, Петропавловск-Камчатский «Камчатский печатный двор», 1997. С. 120—121.
↑ Полевой Б. П., Степанида Атласова, «Камчатка» : сб. Петропавловск-Камчатский, 1977
Оглоблин Н. Н., «Новыя данныя о Владимире Атласове»
Оглоблин Н. Н., «ДВЕ „СКАСКИ“ ВЛ. АТЛАСОВА ОБ ОТКРЫТИИ КАМЧАТКИ» – Чтения в Об-ве истории и древностей российских. М., 1891. Кн. 3; Сказки Владимира Атласова о путешествии на Камчатку // Записки русских путешественников XVI—XVII вв. М., 1988.
Леонтьева Г. А., «Якутский казак Владимир Атласов – первопроходец земли Камчатки»,М., 1997; Полевой Б. П. Новое об открытии Камчатки. Петропавловск-Камчатский, 1997. Ч. 2.
Додонов В ., СЫСКНОЕ ДЕЛО КАЗАКА ВЛАДИМИРА АТЛАСОВА
Горизонт края света
Романтическое повествование с двойным сюжетом
Встречь солнца
(Из записок журналиста Игоря Анкудинова)
– Отпросись у Вэ И. Всего на два дня! – канючил Леша. – Неужели не отпустит? Скажи, материал в газету напишешь – и дело в шляпе…
– Да что ты меня учишь! – рассердился я. – Знаешь, давай сходим к шефу вместе. Всё объясним, убедим – ум хорошо, два – лучше…
– Не-е, – закачал головой Лёша. – Я не пойду. Вэ И решит, что я для собственного удовольствия хочу поехать к Старому посёлку, да еще и тебя сманиваю…
Уже вторые сутки мы обсуждаем этот вопрос: как попасть на Сухую протоку, вернее – как убедить Вэ И отпустить нас туда на несколько деньков. Неделю тому назад Лёша был в тех местах: уплыл на моторке в пятницу вечером, вернулся раным-ранёшенько в понедельник и в девять часов уже сидел на верхней ступеньке редакционного крылечка. Рядом с ним стояла жёлтая эмалированная миска, до краёв наполненная крупными бусинами черной смородины. На севере Камчатки ягоду не в садах собирают – зачем её выращивать, когда стоит отойти от поселка метров на пятьсот – и снимай урожай!
Угощая нас ягодой, Леша как бы между прочим небрежно заметил: набрал три ведра смородины, две больших корзины белых грибов, каждый с ноготок – как раз на маринад, и еще выловил три десятка чиров.
Лёша родился и вырос на Пенжине, самой большой реке камчатского Севера. В нем слились две древние крови: отец – чукча Анкавьи, мать – эвенка Мария, в свои сорок пять лет не потерявшая свежего румянца и белозубой улыбки.
С детства Лёша зазубрил каждый куюм и перекат реки, как первоклассник – таблицу умножения. А уж мастера по копчению и засолке рыбы лучше его поискать еще надо. И в тот день он, кстати, готовил в своей самодельной коптильне тех самых чиров. Если эту рыбу чуть-чуть подсолить, провялить на солнце и сутки подержать в дыму кедрового стланика, то получается замечательный балычок: темная рыбина пахнет особенным, благородным ароматом, и с ее лоснящихся бочков нет-нет и упадёт капелька густого и прозрачного, как янтарь, жира. Такой чир только в Сухой протоке и водится.
– Лёша, а что если мы пообещаем Вэ И привезти несколько сухопротокинских чиров? Может, соблазнится?
– Что ты! – испугался Леша. – Тогда точно подумает: на развлекуху едем. Нет, так и говори: хочется, мол, порыться в развалинах Старого посёлка, может, отыщем кое-какие экспонаты для районного музея…
– Ага, так он и купится на эти экспонаты, – хмыкнул я. – Одно дело: в газете о музее писать, просить читателей помочь ему кто чем может, и совсем другое – самому хоть одним пальчиком пошевелить. Если я уеду, на Вэ И дополнительная нагрузка ляжет: кто-то же должен делать макет, искать материалы в субботнюю страничку…
– Ну, скажи ему: мол, материал для репортажа на всю полосу привезёшь, – настаивал Лёша. – Мы и фотоаппарат с собой возьмём!
– Не убедительно. Лучше сказать правду. Будь что будет.
С тем я и отправился к шефу. Вэ И сидел за столом неподвижно и прочно. Он углубился в созерцание стены напротив, даже головы не повернул – ни дать, ни взять маленький восточный божок.
Я, переминаясь с ноги на ногу, осторожно кашлянул. Вэ И моргнул и, наконец, устало вздохнув, кивнул мне, переложил одну из папок, громоздящихся перед ним, на край стола и голосом великомученика спросил:
– С каким вопросом?
– Отпустите меня в Старый посёлок, всего на два рабочих дня! – выпалил я заученную наизусть фразу и, не давая шефу опомниться, так же скороговоркой продолжал:
– Мы уйдём вверх по Пенжине в пятницу вечером, в воскресенье уже будем на месте, пороемся там в развалинах, а во вторник к концу дня вернемся в Каменный.
– Кто это «мы»?
– Лёша и я.
– Ага, – сказал Вэ И, задумчиво пожевал губами и вздохнул:
– Шустрые!
Похоже, тема разговора ни капельки его не интересовала. Больше, пожалуй, занимала глупая сизая муха. Она то билась о стекло, то устало присаживалась на бледно-розовую шапочку герани, потирала лапками ушибленные бока и снова штурмовала стеклянную твердыню. А форточка, между прочим, открыта. Я тоже понаблюдал за мухой, усмехнулся и снова пошёл в наступление:
– Вы же знаете, что Лёша там был! Говорит: вода большая, пройдём! Возьмём с собой две-три лишние канистры бензина. На всякий случай. Так что не беспокойтесь: уже в среду буду сидеть в своем кресле.
– Ну-ну, – поморщился Вэ И. – Самоуверенный какой! Если вода малая, то никакой бензин не поможет. Название-то неспроста такое дано: Сухая протока…
Два последних слова он выговаривал медленно, по слогам, словно общался с человеком, плохо понимающим русский язык. Ну, или как с дебилом.
– В конце концов, – настаивал я, – мы просимся в Старый посёлок не ради своего удовольствия. Понимаете? Там сохранилась юрта Лёшиного деда, а в ней – деревянные пластинки. С одной стороны, вроде бы, исписаны кириллицей – с завитушками, крючочками и точечками. Старославянская вязь, словом.
– А на другой стороне, – меланхолично продолжил шеф, – старик-эвен вёл записи на своём языке. Уже в сто первый раз слышу эту историю!
– Лёша утверждает, что сам видел эти записи.
– О, господи! – поморщился Вэ И и пристально посмотрел на меня, как это умеют делать, пожалуй, только психиатры. – Знаешь ли ты, Игорь, что у эвенов до революции…
–… октябрьского переворота, – механически поправил я и тут же прикусил язык: Вэ И, как бывший член бюро райкома компартии, терпеть не мог любых посягательств на свои идеалы, и уж тем более – на значение того события, которое люди его поколения именовали Великой Октябрьской социалистической революцией.
–… у эвенов до революции не было своей письменности, – стоически закончил фразу Вэ И. – Это научно доказанный факт. Может, старик просто что-то для забавы рисовал, а?
– В конце концов, – настырничал я, – отбросим версию об эвенской письменности. Но ведь среди русских землепроходцев были грамотные люди – они вполне могли сделать какие-то надписи на тех самых дощечках. Если удастся их отыскать и прочесть письмена, то получится хороший материал! Для нашей же газеты стараюсь, Вольдемар Ипполитович.
Вэ И – так работники редакции называли шефа между собой: очень уж у него труднопроизносимое имя– отчество.
– Ну-ну! – улыбнулся Вэ И. – Убедил. Но если не вернёшься вовремя – смотри! – и выразительно покрутил указательным пальцем у моего носа. – И ещё вот что. Изволь сделать макеты газеты вперёд на номер. И, пожалуйста, поточнее их рассчитай. Ты уедешь, а выпускать «Полярную зарю», сам понимаешь, всё равно надо. В общем, постарайся…
– Какие материалы ставить будем?
– Вот, возьми, – шеф пододвинул мне стопку машинописных листочков. – Света Бояркина разгромный фельетон написала о нашей бане. В среду как раз заседание коллегии районной администрации, вопрос – работа коммунальных предприятий. Так что он будет кстати.
– Что-то здесь нет этого фельетона, – заметил я, просмотрев полученное.
– Я его ещё раз почитаю. Очень злой материал! Нас могут не понять: по такому частному факту столько желчи. И объём, опять-таки, великоват: двести строк. Так-то. Ну, ты иди, иди, прибрось пока макеты, да не забудь: минимум пять-шесть шрифтов на одной полосе!
И Вэ И пододвинул к себе телефон.
Не успел я захлопнуть за собой дверь редакторского кабинета, как Света Бояркина, округлив глаза, вопросительно уставилась на меня:
– Ну, как?
– Порядок! Уезжаю в Старый посёлок!
– Да я не о том! Он, – кивок в сторону голубой двери, – что-нибудь о фельетоне говорил?
– Как всегда: ни да, ни нет…
– Наяривает, наверное, в районную администрацию, – вздохнула Светка. – Что-то там скажут ему?
Корреспондент Бояркина работала в редакции полгода, после окончания Дальневосточного университета, и всё не могла привыкнуть к редакторскому «какбычегоневышло».
Наш посёлок Каменный не велик – чуть больше двух тысяч жителей, и все знают Вэ И в лицо, и он с каждым встречным по утрам приветствуется. А те, кого газета ненароком заденет, ещё чего доброго здороваться перестанут, десятой дорогой обойдут, хорошо ли? Про руководителей разных районных учреждений и организаций уж и говорить нечего: на заседаниях вместе сидят, на рыбалку, бывает, друг друга приглашают, к тому ж их жены между собой дружбу водят. И ведь это продолжается десятилетиями! Вэ И в Каменном живёт уже девятнадцать лет, а другие районные чиновники и того больше. Как они при советской власти руководили, так и сейчас продолжают делать то же самое.
– Ничего, Свет, – утешил я Бояркину, – авось всё будет хорошо.
Ольга Борисовна, районный радиоорганизатор (она работала в одной комнате с нами), поддержала Свету:
– Ты ведь правду написала! По месяцу горячей воды в бане не бывает, душевая не работает – безобразие! Про это люди и без газеты знают…
Минут через пятнадцать Вэ И распахнул свою голубую дверь и вышел в нашу проходную комнату. Он улыбался так широко, что его уши поднялись чуть ли не к затылку.
– Сам замглавы администрации, оказывается, в прошлую субботу полчаса у душевой простоял намыленный: горячая вода кончилась, – восторженно сказал он. – Так что ты, Светлана, попала в самую точку! – и поняв, что раскрыл чуть ли не интимную тайну чиновника районного масштаба, подмигнул нам: Ну, разумеется, это я говорю не для передачи в широкие массы, усекли? Так что он доволен: наконец-то «Полярная заря» принялась искоренять коммунхозовские недостатки…
Света смущенно потупилась. Ольга Борисовна, чуть приметно улыбнувшись мне, снова склонилась над бумагами. Уж она-то шефа давно раскусила: почти двадцать лет сидит в редакторах и в свои пятьдесят лет всё ещё надеется потихоньку-полегоньку сделать большую карьеру. А для этого нужно быть на устах у всех и слыть защитником народа. Может, тогда хотя бы в депутаты областной думы изберут? Работёнка, по мнению Вэ И, не бей лежачего: сиди, сочиняй законы, шуми с экрана телевизора о всяком негативе, делай вид, что кидаешься на амбразуру в виде всяческого чиновничьего произвола – и всё нормально, ты – герой!
– Ну, ладно, с фельетоном решили, – продолжал Вэ И. – Не забывайте, ребята: газету украшают и малые информационные жанры, как-то: заметки. Так что – за телефоны!
К этому нам не привыкать. Порой целыми днями только и знали, что крутили телефонные диски: звонили в сёла района, выспрашивали, что там у них происходит.
– Да-да, конечно, Вольдемар Ипполитович! – сказал я.
– Непременно насобираем информации, – пообещала Светлана.
– Ну, и я кое-что подброшу, – решила не отставать от нас Ольга Борисовна. – Информация – хлеб не только радио, но и газеты.
Лучше бы она вообще никогда никаких заметок нам не предлагала. Ольга Борисовна делала их просто: расшифровывала магнитофонные записи своих интервью, старательно переписывала всё, как есть, на бумагу и считала, что тем самым просто облагодетельствовала «Полярную зарю». Она не входила в штат редакции, числилась работником районного радиоузла, там и зарплату получала. Но ей было мало двух двадцатиминутных передач в неделю, к тому же она считала себя асом журналистики и любила смотреть на свою подпись на газетной полосе. А раз в неделю голос Ольги Борисовны будил Каменный по утрам. Каждую среду в начале восьмого утра из динамиков на кухнях слышалось: «А сейчас на проводе Каменный район, у микрофона районная журналистка Ольга Берус. Скажите, Ольга, чем живет сейчас пенжинская тундра?»
Эта вводка была одна и та же, хоть зимой, хоть летом, да и Ольга Борисовна в любой сезон тоже была одинаково жизнерадостна и громогласна. Обычно она говорила тихо, но стоило ей взять в руки микрофон, как её лицо отвердевало, в глазах появлялся азартный блеск и она начинала почти что кричать – так ведут себя разве что организаторы спортивных соревнований, когда отдают в мегафон различные команды. Торжественно, на одном дыхании она выкрикивала в областной эфир то, что накануне уже звучало по районному радио.
– Ладно, люди, – сказал я Светлане и Ольге Борисовне. – Вы уж тут постарайтесь, а? А свои информации я потом отработаю. Меня Леша ждёт. Надо лодку готовить.
От редакции до реки хода пять минут. На берегу среди прочих лодочных сараюшек притулился и редакционный гараж с «Прогрессом». На Севере эта лодка – самое надёжное средство передвижения. Дорог тут почти нет, а если есть, то – грунтовки или зимники. Но поскольку всё сёла стоят на берегу реки, то люди предпочитают отправляться в путь водным транспортом. В штате редакции даже есть такая должность: моторист-истопник. Её-то и занимал Лёша Уяган.
Летом он исправно возился с нашим редакционным «Прогрессом», вечно что-то в нём обновлял и чистил, сваривал и клепал – в результате катер, сделанный лет двадцать назад в стране с уже не существующим названием – СССР, все еще держался на плаву. Зимой Лёша перебирался в кочегарку. Вдвоём с дедом Чубатым, своим напарником, он топил печи в редакции и типографии. Такая жизнь его вполне устраивала: он не мог обойтись без реки – душа требовала быстрой, в сиянии брызг езды, и азарт рыболова гнал его в бесчисленные протоки и на речные островки, где в небольших, круглых, как зеркала, озерах водились ленивые жирные караси. А зимой Лёша через сутки менялся с Чубатым и на целый день уходил в тундру. Охотился на куропаток, ставил сторожки для горностаев, соболей и куниц…
Надвинув козырьком ладошку на глаза, Лёша внимательно смотрел, как я спускаюсь к нему по косогору.
– Лёха! Полный порядок: едем!
– Ура!
Мы залихватски, как в молодежных голливудских фильмах, хлопнули друг друга ладонью по ладони.
– Катер на ходу, – сказал Лёша. – Только что мотор подшаманил. Сам удивляюсь, как он ещё держится…
Мы стояли на берегу, перебрасывались какими-то мало обязательными фразами и шутками, смотрели на медлительные, смирные воды Пенжины и вспоминали, как ещё совсем недавно, месяца полтора назад, эта притворюха буйствовала. Она несла глыбы льда, ревела, стремительно рвалась к морю, подминая всё на своём пути как рассерженная медведица. А потом, застыдившись, прикинулась тихоней: в иных местах, на перекатах, куропатка хвоста не замочит.
– Катер перегружать не стоит, – вслух размышлял Лёша. – Бензина возьмём впритирку – ни больше, ни меньше, сколько требуется. По малой воде, перегруженные, на перекатах застрянем…
– А вдруг не хватит бензина на обратный путь?
– А вёсла на что? И потом, может, заскочим по пути в то место, где кресты? А протоки там – как ручейки: перегруженные не пройдём.
– Какие кресты? Разве на Пенжине есть старое кладбище?
Признаюсь, я валял дурака. Ведь сразу понял, о чём идёт речь. И, чтобы справиться с волнением, этими дурацкими вопросами успокаивал прежде всего самого себя. Сколько раз спрашивал об этих крестах местных стариков, но они, до того словоохотливые, замолкали и лишь пожимали плечами: не видели, мол, не знают…
– Это не кладбище, Игорь, – ответил Лёша. – Есть на реке такое место: стоят два креста, один маленький, второй – большой, от старости уже наклонился…
– Старики говорили мне: не знают, мол, этого места.
– А ты им ещё ничем свою храбрость не доказал.
– Это-то тут при чём?
– Только не смейся, – тихо сказал Лёша, и это прозвучало у него по особенному таинственно, совсем как у первоклассника, собирающегося рассказать своим товарищам, уже и без того запуганными предыдущими рассказчиками, очередную страшную историю про какой-нибудь летающий гроб или говорящую голову. – Наши старики считают то место заколдованным и никогда туда не ездят. Нельзя! Говорят, там бродит какой-то дух…
– И ты тоже веришь в эти сказки? – съехидничал я. – Отстаёшь от века! Это раньше верили в чертей, лешего и всяких духов – теперь всё куда модерновей: НЛО, гуманоиды, ангар номер восемнадцать в штате Огайо…
– Смейся, смейся! Только старики не зря молчат, когда их о крестах спрашивают. Дед рассказывал: в пятидесятых годах приезжала сюда какая-то экспедиция, тоже интересовалась Старым посёлком…
– Ну и что же?
– А вот что! Свозили туда учёных, пробыли они на месте недели три, что-то откопали и тоже давай про кресты выспрашивать. Дед был смелым, плюнул на все запреты и предрассудки, повёз начальника экспедиции – показывать. К вечеру добрались. Темнело быстро. Ну, они раскинули палатку, перекусили, маленько спиртику дерябнули для согрева – и на боковую. И что ты думаешь? Среди ночи дед просыпается от подозрительного шороха: вроде, кто-то тихонько стучит по брезенту. Постучит-постучит, отойдёт, вздохнёт и снова: тук-тук-тук! Ва-а! Дед тихонечко ружьецо цап да спрашивает: кто, мол, тут? Начальник проснулся, тоже услыхал звуки, испугался. А тут вдруг кто-то как захохочет да бряк о палатку – и тишина наступила, аж в ушах зазвенело. Дед возьми да осторожненько и выгляни. Смотрит: по реке вроде как женщина идёт, вся белая, будто из тумана. Так и ушла, ни разу не обернулась. Мужики едва-едва дождались утра и дунули с того места. На что уж учёный человек был тот начальник, а отважился после к крестам идти.
– Лёша, но ведь есть люди, которые на самом деле видели НЛО. Вполне здоровые, честные люди. Они наблюдали НЛО так же отчётливо, как твой дед – ту женщину-привидение. Но значит ли это, что на самом деле они видели то, что видели? Ученые считают, что, допустим, в различных зонах атмосферы накапливаются особые вещества. Они вступают друг с другом в реакцию – образуются скопления, которые ведут себя по-разному: то неподвижно зависают над землёй, то начинают двигаться за самолётом, повторяют его траекторию, а то вдруг делают скачки в сторону. А на самом деле – ничего нет, иллюзия, обман! Всё вполне объяснимо. А людям кажется: они видят НЛО, а не скопления каких-то веществ, или оптические блики, или падающий болид…
– Ну, я про это и сам в газетах читал – грамотный, – обиделся Лёша. – Белая женщина – не НЛО. Дед-то, между прочим, зорким был…
– Да верю я, верю, что они действительно что-то такое видели, но – пойми! – твой дед вместе с тем учёным настроился на что-то необыкновенное, их психика была возбуждена, – принялся я за объяснения. – Вполне возможно, над рекой шёл клубок тумана особой формы – они и приняли его за «женщину». А стучать по палатке и хохотать мог обыкновенный филин, ты и сам это понимаешь…
– Ваа! Разложил по полочкам! Что ты меня убеждаешь? Я сам грамотный, – насупился Лёша. – Одно меня смущает: дед не из робкого десятка, и если уж он перепугался – значит, неспроста. Вот мне и хочется понять: что же там такое…
– Кресты! И вполне объяснимые. Возьми карту Сибири и на ней найдёшь немало сёл: Нижние Кресты, Верхние Кресты, Средние Кресты… И просто – Кресты. Не понимаешь? Видишь ли, когда-то по этим местам шли первопроходцы. На стоянках и переправах они воздвигали деревянные кресты. Чтобы землю застолбить. А ещё – чтобы те, кто следом пойдут, знали, где можно, например, реки переплыть…
– Может, оно и так, – кивнул Лёша. – Ты не думай, я не пугаюсь того места. Боюсь только: если мы к крестам свернём, то не успеем вернуться к Каменному в срок. Вэ И будет ругаться…
Я понял, к чему Лёша клонит: не стоит говорить шефу об изменении маршрута, лучше всё сделать по-тихому, а там – пропадай, головушка! А если поставить Вэ И в известность, он, конечно, засомневается и никуда нас не пустит.
– Ладно, – засмеялся я. – Семь бед – один ответ!
