Текст книги "Шхуна «Колумб» (рис. Л. Лурье)"

Автор книги: Николай Трублаини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Глава XIX
АНЧ ПРИВОДИТ В ИСПОЛНЕНИЕ СВОИ ПЛАНЫ

«Фотокорреспондент» удачно выбрал время. В выселке он не встретил ни одного живого существа, а во дворе Очерета только спугнул курицу, которая что-то клевала под самой дверью дома. Дверь была заперта изнутри. Отпереть ее для Анча не представляло никакого труда. Он вытащил из портфеля проволоку, загнул ее в форме буквы «Г», сунул коротким концом в дырку дверей и отодвинул засов. Задвижка на дверях профессора тоже подалась без всяких усилий. Вместо ключа к ней подошла узенькая пластинка.

Анч работал быстро, уверенно, без излишней поспешности. В первый раз увидев портфель профессора, он тогда же решил подменить его, еще не зная, как это сделать. Обстоятельства сложились превосходно: он мог бы даже просто забрать портфель или то, что было в нем, но решил, что лучше подменить портфель, оставив вместо него свой, набитый старыми газетами. Так выходило быстрее, и можно было надеяться, что исчезновение бумаг обнаружится не раньше чем на следующий день.

Во время своего нового посещения профессора, осматривая комнату, Анч окончательно уверился, что важнейшие бумаги хранятся в портфеле. Подмена портфеля заняла десять – пятнадцать секунд. Осмотрев в последний раз комнату и не найдя больше ничего достойного внимания, Анч вышел, старательно запирая двери. Задвижку и засов шпион оставил в прежнем положении. Пройдя по дорожке, через садик, он выскочил на улицу и быстрыми шагами направился к своей резиденции…

Анч вернулся домой почти одновременно с Ковальчуком. Последний приехал из Лузан через Зеленый Камень. В руках инспектор нес плетеную корзинку, запертую на замок.

– Молодцы! – сказал фотограф, увидев корзинку. – Они – за то, что сумели передать, а вы – за то, что сумели получить.

– Вы знаете, что здесь? – спросил Ковальчук.

– Я просил эту штуку в предыдущем письме. А письмо мне есть?

Инспектор подал Анчу помятый, грязный лист газеты.

– Хорошо! Ну, вы отдыхайте минут двадцать, пока я прочитаю… Сегодня нам предстоит еще большая работа.

На этот раз Анч не отсылал Ковальчука из комнаты а проявлял и расшифровывал письмо при инспекторе. Он делал это поспешно.

Тем временем Ковальчук позвал Находку и приказал подать воды для мытья и поскорее нагреть чай. Он чувствовал себя усталым. Холодная вода подбодрила его, а крепкий горячий чай освежил голову и успокоил. К чаю он подливал водки.

Анч закончил расшифровку. Увидав, что Находка вышла в сени, он поднял глаза на инспектора:

– Слушайте, Ковальчук, наши дела на две трети закончены. Завтра на рассвете мы будем с вами на борту. Остаются, собственно, последние минуты. Сейчас вы сядете в свой каюк и поедете в Соколиный. На каюке причалите к «Колумбу», чтобы было удобнее подняться на борт. Возьмите с собой эту корзинку и, проходя по шхуне, оставьте ее там. Если на «Колумбе» никого не будет, а я уверен, что там никого не будет – все на танцах, – спрячьте корзинку получше. Потом покажитесь на празднике и оставайтесь там, пока «Колумб» и лодки не выйдут в море. Профессор Ананьев и его дочка собираются ехать на шхуне. Конечно, вся команда шхуны будет там же. Если профессор передумает, сделайте все возможное, чтобы он все-таки поехал, иначе нам придется остаться на острове надолго. Как только шхуна отойдет, гребите на каюке через бухту. Я жду вас около нашей байдарки.

– Но что же в этой корзинке? – дрожащим голосом спросил Ковальчук.

– Сейчас увидите.

Анч отомкнул замок, поднял крышку и вытащил из корзинки толстый шерстяной платок. Под платком лежала темная жестяная коробка с часами, похожими на будильник.

– Только не пугайтесь, – предупредил Анч. – Вы везли эту вещь целый день, и ничего не случилось… Это адская машина. Сейчас мы назначим время, когда она должна взорваться. Выедут они в девять вечера, могут задержаться… ну, в десять, во всяком случае.

Анч завел машинку, а потом перевел стрелку часов на двадцать два часа сорок пять минут.

– В десять часов сорок пять минут мы услышим в море взрыв: «Колумб» и его пассажиров разнесет в клочки.

Ковальчук содрогнулся, хотел возразить Анчу: столько жертв… и он же не думал, что его заставят убивать. Угадал Анч его мысли или нет, но он так решительно приказал инспектору немедленно ехать, что у того и язык не повернулся что-либо сказать. Он покорно взял корзинку и ушел из дому. За ним последовал Анч.

В сенях диверсант обратил внимание на Находку. Она с равнодушным видом раздувала сапогом старый самовар. Анч подозрительно посмотрел на девочку, но ничего не сказал. Он проводил Ковальчука до берега, подал в каюк корзинку, улыбнувшись, пожелал успеха и долго следил, как тот греб одним веслом. Потом Анч повернул назад. Во дворе в платье, подаренном Левком, стояла Находка. Она смотрела на бухту, по которой плыл одинокий каюк, и, казалось, прислушивалась к музыке, долетавшей из выселка. Анч медленно подошел к ней и спросил, не на праздник ли она собралась. Девочка утвердительно кивнула головой. Тогда он попросил, чтобы она сперва вынесла ему из погреба малосольных огурцов, которые он очень любил. Несколько дней назад Находка по его указаниям приготовила кадку таких огурцов и поставила ее в погреб.

Находка пошла за огурцами, а «фотограф» взял свечу, чтобы посветить ей. Девочка спешила.

Анч помог девочке поднять ляду[3]3
  Л я д а – подъемно-опускная дверь люка.


[Закрыть] и, засветив огарок, полез за ней по тонким, шатким ступенькам лестницы. На второй ступеньке он остановился. Находка уже стояла на дне погреба и, склонившись над кадкой, выбирала огурцы. Внезапно, ее провожатый вылез наверх, бросил свечу, которая, падая, погасла, и потянул лестницу. Анч успел вытащить ее раньше, чем девочка опомнилась. Находка осталась в глубокой, темной и сырой яме. Девочка вскрикнула и замолчала.

Анч опустил ляду, набросал сверху несколько охапок сухого тростника и камней и спокойно вошел в дом.

– Так будет лучше, – пробормотал он. – Кто знает, что она в сенях услышала и что поняла!

Он вошел в комнату, оперся рукою о стол и громко проговорил:

– Пора отчаливать!

Собрав свои вещи, он сжег какие-то бумаги, выбросил из чемодана белье, верхние сорочки, запасную пару обуви, остатки фотобумаги, обложку для альбома и, в последний раз осмотрев комнату, перекинул через плечо фотоаппарат, плащ, взял портфель профессора и вышел из дома Ковальчука.

Солнце, приближаясь к горизонту, золотило на западе морскую даль. Музыканты, очевидно, отдыхали – из выселка не долетало никаких звуков.

Неизвестно, кричала ли Находка, запертая в погребе, – Анч не думал о ней. Отворив калитку, он окинул прощальным взглядом двор, махнул рукой Разбою, который грыз кость возле свинарника, и пошел без дороги, прямиком, на юго-восточное побережье острова.

Он отошел уже далеко от двора, когда услышал лай Разбоя. «На кого он лает?» Анч прислушался. Лай повторился. Но вот пес замолчал. Что бы это могло значить? Неужели вернулся с кем-нибудь Ковальчук?

Прошла минута, и со двора инспектора послышался уже вой собаки. То жалобный, то грозный, он напоминал волчий вой, нагоняющий зимними ночами страх на путников. Выл Разбой, в этом не могло быть сомнения. Но почему он выл: потому ли, что ощутил пустоту и одиночество, или, может быть, почувствовал, что с Находкой что-то случилось?

Анч спешил, время от времени поглядывая на море.

Вечерело. Чайки и мартыны возвращались с моря на остров. Вдалеке, во дворе Ковальчука, продолжал выть Разбой.

Глава XX
ПОИСКИ НАХОДКИ

Марко и Люда решили пойти берегом бухты. Они отдали предпочтение этому несколько более длинному пути, надеясь, что фотограф вернется в выселок по тропинке. С холма они увидели в бухте лодку. Кто-то на каюке плыл вдоль берега со стороны инспекторского дома!

– Может, Находка? – высказала догадку Люда.

– Нет, вряд ли. Подождем. Надо узнать, кто это.

Девушка согласилась, и они, зайдя за кусты крапивы над канавой, стали следить за лодкой. Она приближалась довольно быстро и минут через десять подошла к тому месту, где стояли шаланды и «Колумб». Теперь Марко почти с уверенностью мог сказать, что в лодке инспектор. Люда не могла разглядеть ничего, кроме общих очертаний фигуры. К берегу каюк не подошел, а стал под бортом шхуны, зайдя со стороны моря, и потому исчез из поля зрения. Инспектор решил воспользоваться шхуной, чтобы перебраться на берег. Это было удобно: от «Колумба» шел длинный мостик – поплавок, сделанный соколинцами специально к празднику. Ковальчук задержался на шхуне. Что он там делал, не было видно – мешали расстояние и надстройка на шхуне.

– Чем он там занимается? – с раздражением промолвил Марко. – Корыто свое привязывает, что ли?

Но вот инспектор пересек палубу «Колумба» и по плавучим мосткам сошел на берег, направляясь туда, где веселились соколинцы. Ковальчук, очевидно, очень спешил. Он прошел близко от юнги и девушки, но не заметил их, погруженный в свои мысли.

– Ну, ждать больше нечего, – обратилась Люда к своему спутнику. – Пойдем скорее.

Они спешили, стараясь опередить солнце, которое висело уже низко над морем. Они шли то по песку, то по траве, сокращая путь, насколько позволяли дорога и осторожность (не хотелось попадаться на глаза фотографу). Марко всю дорогу молчал. Люда заранее радовалась эффекту, который произведет появление Находки на «Колумбе». Они ведь успеют привести ее на корабль как раз перед выходом в море. Марко кивал головой и все поглядывал на запад. Он видел, что хотя они прошли уже больше половины пути, но за солнцем им не угнаться – оно уже нижним краем коснулось воды и через несколько минут скроется. В это время оба уловили звук, заставивший их остановиться. Это был вой собаки. То долгий, протяжный, то короткий, прерывистый, он поражал глухими тонами и жалобными нотами. Вой доносился с инспекторского двора, а там, они знали, мог выть только один пес – Разбой.

– Что это он? – удивленно спросил Марко. – Взбесился, что ли?

– Противно… даже страшно, – проговорила девушка.

– Оставили Находке развлечение! – нахмурившись, процедил юнга.

Солнце уже спряталось, оставив на небе нежные розовые краски. Вода в бухте потемнела, и наступил штиль перед сменой дневного бриза ночным. А они все продолжали идти. Если бы не этот вой, юнга и девушка, может быть, остановились бы полюбоваться чудесным вечером на южном море, когда исчезают все тени и лишь одна чья-то большая и нежная тень покрывает землю, воду и половину неба. Только вой собаки нарушал торжественную тишину; музыка в выселке замолкла, и ни один звук не долетал сюда.

Марко все время смотрел на камни под ногами и мысленно отбирал такие, которыми можно было бы оборониться от собаки, если она рассвирепеет.

– Будет еще нам морока с этим псом, – словно отвечая на мысли юнги, сказала Люда.

– Нет, он никогда без разрешения хозяев не выскакивает из дому, – ответил Марко. – А мы, когда придем, вызовем Находку, и она его отгонит.

Вскоре оба стояли перед оградой инспекторского двора и, поднимаясь на цыпочки, заглядывали внутрь. Во дворе стоял Разбой и отчаянно выл. Их он не заметил. Кроме собаки, никого не было видно. Калитку кто-то оставил раскрытой. Несколько минут оба стояли в нерешительности. Темнело. На востоке взошла полная луна.

Марко на всякий случай вооружил себя и Люду палками, потом, подойдя к калитке, захлопнул ее и закричал:

– Находка, Находка!

Услышав крик, пес хрипло залаял, повернулся и бросился к калитке. Он прыгал на нее, но из двора не выбегал. Марко и Люда ждали выхода Находки. Дверь в дом оставалась закрытой, и стекла в окнах чернели так же молчаливо. Казалось, в доме и в самом деле никого не было.

– Неужели ее нет? – спрашивала Люда, думая о Находке. – Куда же она девалась?

– Меня это начинает беспокоить, – ответил юнга. – Надо войти в дом. Проклятый пес!

Юноша хмурился, обдумывая, что им делать с бешеным Разбоем. Он готов был убить пса, но палкой не мог этого сделать. Оставалось только войти во двор и, отбиваясь от собаки, продвигаться к дому. Если бы с ним была не Люда, а, скажем, Левко, они безусловно справились бы с этим псом, но теперь это было невозможно. Марко боялся, что Разбой искусает Люду.

Наконец юнга все же придумал план проникновения в дом.

– Слушай, Люда, – сказал он, – держи здесь пса, пусть лает – чем громче, тем лучше. Отвлеки его внимание, а я попробую зайти с тыла.

Марко стал тихонько обходить двор, а Люда сделала вид, что хочет войти во двор через калитку. Она ударила палкой по калитке, и Разбой залаял с новой силой. Люда продолжала звать Ковальчука, Находку, Анча. Отвечал ей только Разбой.

Тем временем Марко обошел двор, тихонько перелез через ограду и начал огибать дом, прижимаясь к стене. Заглянул в одно из окон – в кухоньку, но ничего в темноте не разглядел. Осталось зайти за угол, сделать три шага по крыльцу – и он очутится перед дверью. Даже если пес заметит его, он успеет вскочить в дверь и запереть ее перед самым носом Разбоя. Но что он сделает, если дверь заперта на замок или на засов изнутри? Тогда пес налетит на него. Марко сильно сжимает в руке палку и решает идти. Будь что будет, он оборонится.

Сквозь щель в калитке Люда увидела, что Разбой, замолчав, обернулся: дверь в дом отворилась, Марко скрылся в сенях. В тот же миг пес бросился туда, но налетел на закрытую дверь. Юноше посчастливилось: дверь дома запиралась на крючок. Как только он запер ее, раздался лай Разбоя. В сенях царила полная тишина. Спичек у Марка не было. Он нащупал дверь и вошел в комнату. В окна проникало немного света, и в комнате легко было ориентироваться. Стоя на пороге, Марко спросил, есть ли кто-нибудь в доме. Никто не отзывался. Сжав зубы, он начал ощупью искать спички. Обошел всю комнату, наталкиваясь на стулья, на стол, на кровать, потом вышел в кухоньку и только там нашел коробку спичек.

Освещая себе путь, он вновь осмотрел кухоньку, комнату и Находкину каморку. Нигде никого не было. Стоя в сенях, он увидел лесенку, ведущую на чердак. «Может быть, там кто-нибудь спрятался?» – подумал юнга. Ему стало страшно, и с минуту он не отваживался лезть наверх. Но, найдя инспекторский фонарь, Марко засветил в нем маленький огарок свечи и полез по лесенке. Стоя на предпоследней ступеньке, он осветил чердак. На запыленном глиняном полу лежали какие-то старые вещи, у дымохода стояли оплетенные бутыли, по углам и над головой свисала паутина. Юнга спустился вниз. Он все осмотрел, и теперь только Разбой держал его в осаде. Пес отбегал к калитке, когда Люда начинала барабанить, но сразу же возвращался к дому.

Марко вошел в каморку. Дверь из нее выходила в сени. В углу каморки он поставил фонарь так, что тот едва мерцал, и свернул на топчане мешки и подушки, чтобы они напоминали человеческую фигуру. Он решил, что впустит Разбоя в сени, а сам спрячется за дверью. Может быть, пес сразу кинется в каморку, и тогда Марко захлопнет за ним дверь.

Так и вышло. Люда застучала в калитку, и когда Разбой метнулся к ней, юноша открыл дверь во двор. Пес кинулся назад и сразу же вскочил в сени, но, не заметив Марка, пробежал в каморку, а юнга закрыл за ним дверь. Пес прыгнул назад и так нажал на дверь, что Марко едва сдерживал ее.

Помогла бочка с водой. Марко припер ею дверь. Пес высовывал только краешек морды, но вылезти из каморки не мог.

Марко вышел во двор, запер дом и позвал Люду.

Над островом сияла бледная луна. Из бухты долетала музыка. «Колумб» и шлюпки выходили в море на прогулку. Марко и Люда, вместо того чтобы плыть с другими на шхуне, стояли посреди инспекторского двора. Впрочем, теперь они могли бы вернуться в выселок – ведь в доме никого не было. Марко внимательно осматривал двор.

– Ты помнишь, где был Разбой, когда мы увидели его? – спросил он.

– Вон там, возле той будочки, – показала Люда на тростниковую крышу над погребом.

Марко объяснил ей, что это погреб, и предложил осмотреть это место.

Они подошли к погребу. Разговаривая, заглянули под крышу. Юнга поворошил охапки тростника и осторожно, чтобы не наделать пожара, засветил спичку. Люда увидала, что тростник прикрывал дощатую крышку, и в тот же миг они услышали приглушенный голос.

– Кто это? – испуганно спросила Люда.

Марко уже разбрасывал тростник и открывал черную яму. Голос в яме умолк.

– Осторожно, Люда, – сказал он, – не упади.

Потом снова зажег спичку и крикнул в яму:

– Кто там? Это ты, Находка?

– Я, – послышалось снизу, и они узнали голос девочки.

Спичка едва освещала ее фигуру на дне погреба. Марко поднял лестницу, лежавшую рядом с люком, и опустил ее в погреб.

Через минуту оттуда вылезла продрогшая, растрепанная Находка.

Увидя Марка и Люду, она удивилась:

– Вы не на «Колумбе»?

– Кто тебя сюда посадил? – в свою очередь, спросили ее спасители.

– Вы нашли ту машинку?

– Какую машинку?

Волнуясь, девочка рассказала о разговоре, который она подслушала, разжигая в сенях самовар. Когда она сказала, что Яков Степанович должен спрятать на «Колумбе» какую-то машинку, слушатели заволновались.

– Он сказал, что эта машинка взорвется в море в десять часов сорок пять минут и вы все погибнете, – объяснила Находка.

Люда посмотрела на свои часы: стрелки показывали двадцать один час пятьдесят минут.

– Осталось пятьдесят пять минут, – тихо проговорила она.

Марко смотрел на море. При свете месяца он увидел темные пятнышки и бледные огоньки, выходившие из бухты. Среди них он узнал огонек «Колумба». Меньше чем через час не станет шхуны и тех, кто сейчас на ней. Что делать?

Так стоял он несколько секунд, которые показались Люде бесконечно долгими.

– Поджечь дом, – промолвил Марко. – Они увидят пожар и вернутся сюда. Мы успеем. Люда, дай спички!

Люда протянула ему коробку, но там спичек больше не было.

– Спички, спички! – закричал юнга, протягивая руки к Находке.

Девочка побежала в дом, за ней Марко и Люда. Они вошли в сени под отчаянный лай Разбоя, сидевшего в каморке. Находка искала спички там, где их нашел Марко. Больше в доме спичек не было. Девочка еще засветло обратила внимание, что это последняя коробка. Марко настаивал, просил, требовал, чтобы она искала. Девочка была в отчаянии, но ни одной спички найти не могла. Свечка в фонаре догорела и погасла.

Марко выбежал во двор и снова посмотрел на бухту. Огонек «Колумба» уже светился в море. В бухте остался только «Буревестник». Он стоял на рейде, сияя электрическими огнями. Эсминец перешел на другое место и находился теперь приблизительно в километре от берега, напротив инспекторского дома.

– За мной! – крикнул Марко.

Люда и Находка выскочили во двор. Марко бежал вниз, к берегу. Не раздумывая, они побежали за ним.

– Мы поплывем на миноносец! – крикнул на бегу юноша. – Только он может догнать…

Девушки поняли. Они вихрем помчались к воде. Первым добежал до моря Марко, за ним Находка, за нею Люда. Все они были недурные пловцы, но Люда плавала быстрее, и вскоре она поравнялась с Марком. Это было необыкновенное соревнование. Призом здесь были жизнь людей и спасение судна. Пловцы опережали друг друга, и трудно было отгадать, кто первый преодолеет расстояние до «Буревестника».

Никто не видел этого состязания, только одинокий гребец на маленьком каюке, который переплыл бухту наискось и теперь приближался уже к ее юго-восточному краю, заметил вдали три темные точки. Сперва он подумал, что это дельфины, но потом решил, что моряки с «Буревестника», и не стал за ними следить, занятый более важными делами. Это был Яков Ковальчук. Он только что распрощался навсегда с Соколиным, а теперь спешил распрощаться и со всем Лебединым островом.

Лишь луна, озаряя пловцов своими бледными лучами, следила за соревнованием. Она стояла уже гораздо выше инспекторского дома и спокойно озирала море и остров. Равнодушным взором провожала она корабли, пароходы, шхуны, шаланды, пловцов на море и пешеходов на земле.

С берега подул едва заметный ночной бриз.

Глава XXI
ЛОГОВО В ЧАЩЕ

Песчаный вал, нанесенный волнами прибоя, отграничивал море от чащи раскидистых кустов, тростниковых зарослей и осоки. Рыбаки заходили сюда редко. Зато тут спокойно гнездилась и выводилась разная птица. За песчаной насыпью, которая была укреплена порослью трав, птичье царство чувствовало себя защищенным от наступления моря во время самых сильных штормов. Кусты служили укрытием от лисиц, коршунов, да и от людей, которые изредка все же появлялись здесь. Нелегкое дело пройти сквозь эти заросли. Острые колючки рвут одежду, осока режет руки, ноги утопают в грязи, дорогу преграждают узенькие, но глубокие протоки между маленькими озерками.

В этой чаще Ковальчук ждал Анча. Правда, ему не приходилось углубляться в дебри зарослей – свое логово диверсанты устроили недалеко от морского берега, чтобы иметь возможность быстро перенести к воде спрятанную в чаще байдарку. Направляясь сюда, инспектор шел у самого берега.

Он жалел, что не смог зайти домой, захватить кое-какие мелочи на память о пребывании на острове. Жалел, что не может забрать с собой Находку и Разбоя. Первую он считал лишь дешевой батрачкой, но второй был верным слугою. Они безусловно пригодились бы в будущей жизни.

Ковальчук твердо верил, что оказал неоценимую услугу своим политическим хозяевам, и надеялся на соответствующую награду. Три тысячи, полученные от Анча, убеждали его в реальности этих надежд.

Прежнее волнение, боязнь почти исчезли.

Ковальчук посмотрел на часы – до взрыва осталось тридцать пять минут. Ему хотелось скорее встретиться с Анчем, доложить о выполнении задания и вместе с начальником наблюдать результаты своей работы.

Но ему не пришлось ускорять шаги: шпион ждал его за ближайшим кустом.

– Ну, вот и вы! – сказал Анч. – Надеюсь, все хорошо?

– Все сделано! Они уже, вероятно, в море. Мы услышим взрыв?

– Надо надеяться. Ну, пойдемте в наше убежище и рассказывайте, где спрятали машину и кто поехал на «Колумбе».

– Корзинка стоит под палубой около рубки, где хранится съестное. Туда сейчас наверняка никто не сунется. Ужин они готовить не будут.

– А этот их кок или юнга?

– К сожалению, он не явился в момент отхода «Колумба». Его искали, не нашли и отправились без него. Остальная команда, профессор, председатель сельсовета, оркестр и несколько женщин теперь уже далеко от берега.

– А дочка профессора?

– Ее тоже не было.

– Жаль! – Анч иронически улыбнулся. – Повезло девушке. Она, очевидно, меня ждала: я обещал ехать на шхуне.

Минуту шли молча. Анч несколько раз посмотрел на море. Наконец он остановился, точно что-то разыскивая.

– Ковальчук, вы не видите никаких огней на горизонте?

Инспектор напряженно всматривался. Ему показалось, будто и в самом деле где-то очень далеко светятся огоньки, и он указал в ту сторону Анчу.

– Должны появиться оттуда, – сказал Анч. – После полуночи стемнеет, и мы их, несомненно, увидим. Сегодня нам надо проплыть на байдарке двенадцать миль. Почти двадцать три километра. Это советские территориальные воды. Как только выйдем из них, окажемся на палубе парохода, и наши приключения закончены. «Кайман» будет стоять там и ремонтировать неожиданно испортившиеся машины. Капитан постарается подойти поближе… Это, между прочим, возмутительно со стороны советских властей – объявлять такую широкую прибрежную полосу территориальными водами. У большинства держав она равняется лишь трем милям… А вот и наша берлога!

Они подошли к тому месту, где была спрятана байдарка, и сразу же прилегли отдохнуть после утомительного дня. Лежа, они не спускали глаз с моря. Оба посматривали на часы. Часы Ковальчука показывали двадцать два часа сорок одну минуту, часы Анча – двадцать два часа сорок минут. Инспектор помнил, что показания его часов точно совпадали с показаниями часов адской машины. Он сказал об этом Анчу. Тот, ничего не ответив, кивнул головой.

Приближалась желанная минута. Ковальчук зажег спичку и не отрывал глаз от секундной стрелки. Оставалось двадцать секунд, десять, пять, три… тик-тик-тик-тик… тик-тик-тик-тик… две секунды сорок шестой минуты. В море царила тишина. Ковальчук окаменел, спичка выпала из его пальцев и погасла. Инспектор поднял голову и невидящими глазами смотрел на звезды. Часы Анча показывали двадцать два часа сорок пять минут… Тик-тик-тик-тик-тик, – выстукивала секундная стрелка. Проходили секунды, но было все так же тихо. Десять, одиннадцать… На двенадцатой секунде с моря долетел звук взрыва. Анч, следивший за своими часами, сказал, не оборачиваясь к Ковальчуку:

– Взрыв произошел в четырех километрах отсюда. Ваши часы спешат на одну минуту.