Текст книги "Вечное движение (О жизни и о себе)"

Автор книги: Николай Священник (Дубинин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

В общем, мое желание поехать в Якутию не осуществилось. После этого я сделал столь же неудачную попытку начать работу по практической селекции продуцентов антибиотиков. Это было время перелома в области микробиологии. Микробы и вирусы передвигались в центр генетических исследований. На этих объектах зарождалась новая молекулярная генетика. Появились замечательные возможности влиять радиацией и химией на генетический аппарат микроорганизмов и вирусов. Все надежды в создании новых высокопродуктивных форм продуцентов антибиотиков, создании живых вакцин и другое связывались с использованием методов экспериментальной генетики. Природные формы микроорганизмов дают мало ценных веществ. Экспериментальное преобразование генетически детерминированной химии клетки могло дать в десятки и сотни раз более продуктивные формы, в десятки и сотни раз уменьшились бы затраты на производство антибиотиков и других нужных веществ при микробиологическом синтезе. Все это позволяло мне уверенно говорить, что методы экспериментальной генетики будут играть решающую роль для всей проблемы технического использования микробиологических синтезов, перед которой в скором времени должны открыться поистине необъятные перспективы.

5 октября 1948 года я написал письмо в президиум Академии наук СССР на имя президента С. И. Вавилова. Но все было напрасно. А. И. Опарин в это время занял позицию восхваления Т. Д. Лысенко, на стороне которого внешне стоял и В. Н. Сукачев. На первом же заседании общего собрания биологического отделения Академии наук, проходившем в 1948 году после сессии ВАСХНИЛ, В. Н. Сукачев выступил с речью о необходимости избрать в состав бюро биологического отделения Т. Д. Лысенко, как вождя советской биологии.

Президиум Академии наук ничего не ответил на мое письмо от 5 октября. Руководство селекцией продуцентов антибиотиков было передано в руки С. И. Алиханяна.

Я оставался в Москве еще несколько месяцев, будучи человеком совершенно свободным от всяких дел. В том же 1948 году началось мое увлечение вождением автомобиля. Купив еще в начале 1948 года маленький "Москвич" первой его модели, я совершил на нем много поездок по Подмосковью. В сентябре и октябре вместе с А. И. Паниным, Я. Л. Глембоцким и М. Л. Бельговским мы ездили по всем дорогам, отходящим от Москвы на север, юг, запад и восток. Останавливались в лесах, где, раскинув брезент, играли в шахматы и говорили, охотились на тетеревов и уток, кое-где ловили некрупную рыбу.

С тех пор прошло почти 25 лет, мне приходилось совершать большие автомобильные путешествия. Несколько раз ездили на реку Урал, что составляло до 3 тысяч километров за поездку. В 1965 году вместе с женой, Лидией Георгиевной Дубининой, теперь уже на "Победе", мы совершили турне: Москва – Каунас – Рига – Вильнюс – Ростов – Тбилиси – Батуми Сухуми – Сочи – Новороссийск (с помощью теплохода "Россия", который забрал нас вместе с машиной) – Ялта – Северный берег Крыма – Симферополь – Киев – Москва. На спидометре "Победы" все это (с местными разъездами) зафиксировалось в 11 236 километров. 0

Я по 15-16 часов легко выдерживал вождение машины, и, когда стал работать в экспедиции, моим любимым делом было сесть на место шофера и часами вести тяжелую машину.

Конечно, обязательным элементом в жизни автолюбителя являются встречи с госавтоинспекцией. Должен сказать, что у меня в основном остались добрые воспоминания об этих встречах. В конце августа 1948 года я ехал на своем "Москвиче" по Ленинградскому проспекту и около стадиона "Динамо" увидел инспектора, который предлагал мне остановиться: не рассчитав, я проехал на желтый свет. Стройный сержант в белом кителе отдал честь и, сказав: "Нарушаем", стал изучать мои водительские права.

– Фамилия у вас известная, товарищ Дубинин,– отметил сержант.– Выходит, вы однофамилец того генетика, о котором так много пишут сейчас газеты.

– Нет,– ответил я,– это не мой однофамилец. Я и есть тот самый Дубинин.

Сержант удивился, снова взметнулась его рука к головному убору, затем он посмотрел на меня, протянул документ и сказал:

– Езжайте, товарищ Дубинин.

В 1970 году на "Победе" мы ехали по кольцевой дороге, начиная свое отпускное путешествие в Карелию. Услышав резкий свисток, я остановил машину на обочине шоссе и вышел. К нам подошел молодцеватый лейтенант, затянутый в новую, только что принятую форму госавтоинспектора. На мой вопрос, чем вызвана остановка, он ответил, что ему решительно не нравится оформление нашего прицепа.

– Придется крепко задержать вас до оформления,– проговорил лейтенант и взял мои права.– Товарищ Дубинин Николай Петрович, известная фамилия,– читал он,– значит, однофамилец и полный тезка академика Николая Петровича Дубинина.

– Нет,– возразил я,– не однофамилец и не тезка, а я самый и есть.

Лейтенант помедлил несколько секунд, затем молодцевато козырнул, отдал мне мои права и сказал:

– Пожалуйста, товарищ Дубинин, можно ехать. Вернетесь из Карелии, не забудьте по-настоящему оформить номер и права на прицеп. Да, если вас остановит следующий пост, скажите, что лейтенант Петровский все проверил. Вам легко запомнить мою фамилию, знаете ведь академика Бориса Васильевича Петровского, министра здравоохранения СССР,– мой однофамилец.

Карельская АССР славится строгостью своей госавтоинспекции, однако, с легкой руки лейтенанта Петровского, нас и там пропускали, хотя и останавливали из-за неправильного оформления номера на автоприцепе.

В экспедиции по полезащитному разведению мне предстояло работать в трудных условиях Прикаспийской низменности и в Оренбургском крае. Суховейные ветры и черные бури, когда ветер подымает в воздух плодородный слой почвы, свирепствовали в Поволжье, Казахстане, на Северном Кавказе и в юго-восточных районах Украины. Это все области, где сосредоточены наши посевы зерновых. В. В. Докучаев в своей замечательной книге "Наши степи прежде и теперь", а также А. А. Измаильский в работе "Как высохла наша степь" показали, что причиной всего этого были уничтожение лесов и повсеместная распашка девственной степи. По В. В. Докучаеву, площадь лесов по всей Южной России к концу прошлого столетия уменьшилась в 3-5 и более раз. Это привело к усилению поверхностного стока вод, к более суровым зимам и к знойным летам. Лесные полосы призваны ослаблять силу ветров, задерживать снег, умерять испарения между полосами в теплый период времени. Древесные насаждения, создаваемые на открытых безлесных пространствах, глубоко и плодотворно преобразуют чернозем.

При посадке лесных полос необходимо было использовать все достижения науки о лесе, ботанику, зоологию, почвоведение и микробиологию. Корифеями учения о лесе в нашей стране были Г. Ф. Морозов и В. Н. Сукачев. Предстояла гигантская работа. Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) 20 октября 1948 года вынесли постановление "О плане полезащитных лесонасаждений, внедрение травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких и устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах европейской части СССР". При проведении защитных лесных насаждений огромное внимание обращалось на создание системы крупных государственных защитных лесных полос. По постановлению Советского правительства и Центрального Комитета нашей партии в течение 1950-1965 годов защитные лесные полосы предполагалось создать в следующих районах:

"...От Саратова до Астрахани по обоим берегам реки Волги, шириной по 100 м и протяженностью 900 км;

...в направлении Пенза – Екатериновка – Вешенская – Каменск на Северном Донце, на водоразделах рек Хопра и Медведицы, Калитвы и Березовой, состоящей из трех полос, шириной по 60 м каждая с расстоянием между полосами 300 м и протяженностью 600 км;

...в направлении Камышин – Сталинград, на водоразделе рек Волги и Иловли, состоящей из трех полос, шириной по 60 м каждая с расстоянием между полосами 300 м и протяженностью 170 км;

...в направлении Чапаевск – Владимировка, состоящей из четырех полос, шириной по 60 м каждая с расстоянием между полосами 300 м и протяженностью 580 км;

...в направлении Сталинград – Степной – Черкесск, состоящей из четырех полос, шириной по 60 м каждая с расстоянием между полосами 300 м и протяженностью 570 км;

...в направлении гора Вишневая – Чкалов – Уральск – Каспийское море по берегам реки Урал, состоящей из шести полос (3 по правому и 3 по левому берегу), шириной по 60 м каждая с расстоянием между полосами 100-200 м и протяженностью 1080 км;

...Воронеж – Ростов-на-Дону по обоим берегам реки Дон, шириной по 60 м и протяженностью 920 км;

...по обоим берегам реки Северный Донец от города Белгород до реки Дон, шириной по 30 м и протяженностью 500 км".

Создание государственных защитных лесных полос было возложено на Министерство лесного хозяйства СССР.

Общая протяженность крупных государственных защитных лесных полос должна была составить 5320 километров, площадь лесных посадок – 117,9 тысячи гектаров.

Первые месяцы работы в Комплексной полезащитной экспедиции были тяжелыми. Я привык к организованному и систематическому труду. Здесь же вначале все было не организовано. Люди слонялись из угла в угол и ничего не делали. Ждали начала экспедиционного сезона, чтобы выехать на места и начать работать. Однако дело с организацией выездов обстояло плохо. Начальник Комплексной полезащитной экспедиции Л. Ф. Правдин, хороший ученый в области генетики и селекции леса, был, однако, лишен каких-либо организаторских способностей. Приходил он к нам в комнаты экспедиции, в Институт леса, в переулке Садовских, 2, редко, и, по-моему, когда приходил, то в суматохе ничего не решал, а только запутывал дело. Когда я подходил к Правдину и просил его ускорить мой выезд на место работы, его глаза делались испуганными, он начинал махать руками и говорил: "Нет, нет, некогда, потом, потом".

Как-то в те дни я встретил приехавшего из Харькова И. М. Полякова, который руководил там Институтом генетики и селекции. Поговорили о том, о сем, и вдруг он сказал: "Да, приходится нам подличать и кривить душой каждый как может". Я удивился самобичеванию, которому он подвергал себя за свой переход на позиции Т. Д. Лысенко, и вместе с тем отверг его попытку зачислить меня в аналогичную категорию.

Прошло некоторое время, и сам В. Н. Сукачев убедился в неспособности Л. Ф. Правдина управлять делами экспедиции. Вскоре Правдина сняли и вместо него назначили С. В. Зона, который оказался замечательным руководителем нашей экспедиции. Почвовед по специальности, проницательный, выдержанный, обладающий недюжинными организаторскими способностями, Сергей Владимирович Зон сразу двинул дело. Он предоставил мне все полагающиеся по праву старшего научного сотрудника возможности для работы.

В вопросах полезащитного лесоразведения начиная с 1951 года возникла острая дискуссия между представителями лесоводческой науки и Т. Д. Лысенко. В. Н. Сукачев и другие настаивали на нормальном расположении сеянцев, чтобы растущие деревья не мешали друг другу. Т. Д. Лысенко к этому времени полностью утвердился в своих странных, ничем не подкрепленных взглядах, что в природе в популяциях диких видов якобы отсутствует борьба особей. Он полностью отвергал дарвиновский принцип внутривидовой борьбы, который Дарвин считал движущей силой эволюции видов. Т. Д. Лысенко заявил, что никакой внутривидовой борьбы не существует. Поэтому не только не надо беспокоиться о расстоянии между дубками, а, напротив, их нужно сажать тесной группой в гнезде. Если же их будет все-таки слишком много, то они в какой-то части будут подвергаться самоизреживанию, при котором смерть отдельных растений не помешает процветанию гнезда. Этот странный спор тем не менее определял важные практические дела. Встал вопрос, как сажать лес в полезащитных полосах и каков будет результат от нормального и от гнездового способа посадки. В. Н. Сукачев протестовал против выдумок Т. Д. Лысенко, С. В. Зон как начальник Комплексной полезащитной экспедиции решительно поддержал своего научного руководителя. Работники экспедиции на своих стационарах сами высаживали лес и руководили лесными органами, исходя из данных лесоводческой науки.

Т. Д. Лысенко, как всегда, энергично и с большой шумихой требовал гнездовых посадок леса и в ряде случаев добился этого в лесных полосах вдоль Волги, Урала, Дона и Северного Донца.

Для работы зоологов руководство Комплексной экспедиции выбрало лесную полосу, которую предполагалось посадить вдоль поймы реки Урал. Здесь намечалась самая сложная из трасс государственных лесных полос: гора Вишневая – Оренбург – Уральск – Калмыкове – Каспийское море. Район, выбранный для исследования, протянулся вдоль по реке Урал более чем на тысячу километров. Мы же в наших более ранних путешествиях плавали на лодках всего лишь от Уральска до Чапаева, по прямой до 120 километров. Новая огромная неизвестная территория лежала перед нами.

Птицы защищают лес от вредителей – насекомых и грызунов. Многие виды птиц имеют решающее значение для расселения и возобновления определенных пород деревьев" Классическим примером служит кедровка, которая является важнейшим, если не единственным, фактором в расселении кедра. С деятельностью птиц связано расселение осины и кустарников в степи.

Скорость размножения насекомых поистине поразительна. Так, если бы выживало все потомство от одной тли, то ее дети-тли ковром укрыли бы весь земной шар. Растут насекомые исключительно быстро, некоторые мясоядные личинки за 24 часа съедают пищи в 200 раз больше своего веса. Гусеница шелковичного червя за 56 дней увеличивает свой вес в 56 тысяч раз. На средневозрастной березе, имеющей 20 тысяч листьев, живут 680 тысяч насекомых, а на одном крупном дубе их – миллион. Под Ленинградом на одном гектаре с травяно-моховым покровом живет 125 миллионов насекомых и паукообразных. Под корой сосны на одном квадратном метре насчитывается до 4 тысяч жучков и их личинок. Ежегодно убытки от вредителей составляют миллионы пудов зерна и миллионы кубометров древесины.

По подсчетам Всесоюзного института защиты растений, в 1924 году озимая совка съела столько зерна, что им можно было нагрузить железнодорожный состав длиною 100 километров. В 1929 году луговой мотылек съел сельскохозяйственных продуктов общей стоимостью равной Днепрогэсу. В 1940 году из-за свекловичного долгоносика на Украине катастрофически уменьшился урожай сахарной свеклы. За этот год было собрано 1315 тонн жука.

Борьба с вредителями механическими и химическими методами очень трудна. Вредители прячутся и за корой и в кроне деревьев. Кроме того, химические методы наряду с вредителями уничтожают и множество полезных насекомых.

Птицы нередко создают заслон на пути размножения насекомых-вредителей. Многие из птиц съедают за день столько, сколько весят сами. Это значит, что, если бы человек поедал свою пищу, как птица, ему в день потребовалось бы до 60 и более килограммов хлеба. Синички способны за день съесть 1500 яичек вредителей бабочки. Чем мельче птица, тем интенсивнее у нее протекает обмен веществ и тем она относительно прожорливее. Но и крупные птицы также едят немало насекомых. В одном желудке дрофы было найдено 4460 вредных насекомых. Особенно прожорливы птенцы, которые растут не по дням, а по часам. Этим маленьким ненасытным едокам нужно очень много насекомых. Поползень за день приносит птенцам пищу 380 раз, горихвостка – 469, мухоловка-пеструшка – 587 раз и т. д. Птенцы стрижа съедают в день более 7 тысяч насекомых, а за все время их кормления они получают от родителей около четверти миллиона насекомых. И это только птенцы одного гнезда!

Птицы населяют леса, поля, болота, степи, горы – они живут повсюду. Под Москвой общая масса мелких птиц на каждый квадратный километр леса составляет не менее 50 килограммов, и они съедают в летнее время ежедневно не менее 25 килограммов насекомых.

Перед зоологами, работниками полезащитного лесоразведения стояла задача мобилизовать эту армию живых, юрких, веселых, певучих защитников на охрану лесополос от насекомых-вредителей. Чтобы выполнить эту задачу, надо было внимательно изучить фауну птиц в тех местах, где будет расти новый лес. Лишь опираясь на фундаментальные исследования по взаимодействию леса и птиц можно было разработать стратегию защиты леса с помощью того комплекса видов птиц, который постепенно будет складываться в лесных полосах по мере их роста. Все это ставило перед учеными задачи серьезного исследования птиц в зависимости от условий тех природных зон, через которые проходила каждая из лесных полос.

Очевидно, что фауна птиц каждого из участков нашего Юго-Востока представляла собою естественный источник для заселения птицами новых лесных полезащитных полос. С другой стороны, создание в степи лесонасаждений должно будет повести к обогащению фауны птиц этих районов как в количественном отношении, так и по составу видов. Необходимо было вмешаться в эти процессы создания новых комплексов птиц, максимально увеличить число видов особо полезных и плотность их населения.

Значение птиц настолько очевидно, что еще в 1890 году известный русский энтомолог И. Я. Шевырев считал, что сильная поражаемость степных лесонасаждений и частая их гибель были связаны с плохой заселенностью их птицами. И. Я. Шевырев и А. А. Силантьев, которые приняли участие в работе знаменитой экспедиции В. В. Докучаева в 1894-1896 годах, являются отцами науки о роли птиц в искусственных насаждениях наших степей и их хозяйственном значении. В 1909-1911 годах А. Н. Васильчук поставил в Велико-анадольском лесничестве опыт по привлечению полезных птиц, гнездящихся в дуплах.

Мне предстояло работать на громадной полосе пойменных и других островных лесов, растущих в долине реки Урал, которая проходит через ряд областей, отличающихся одна от другой по эколого-географическим условиям. Главными здесь были три ландшафтные зоны – степи, полупустыни и комплексные пустыни. Лесные формации, типы лесов и травянистый покров различаются по этим зонам. Пойменные леса, растущие на территории среднего течения (Орск – Уральск) и нижнего течения (Уральск – Гурьев) реки Урал, вытянуты узкой лентой среди огромных безлесных пространств Приуралья и Прикаспийской низменности. Птицы, живущие в этих районах, в прошлом изучались несколькими орнитологами.

Наиболее ранние наблюдения фауны птиц в бывшей Оренбургской губернии проводил первый член-корреспондент Российской академии наук П. И. Рычков, который работал здесь в 1762 году. Между Оренбургом и Орском наблюдал птиц в 1773 году знаменитый путешественник и естествоиспытатель П. С. Паллас. В 1866 году Э. А. Эверсман опубликовал свою книгу "Естественная история Оренбургского края". В том же году вышла книга П. С. Назарова, в которой сообщались сведения о птицах долины среднего течения реки Урал. 10 лет изучал птиц в долине реки Урал от Орска до Уральска Н. А. Зарудный и опубликовал свои результаты в 1888 году. Данные о птицах в лесах нижнего течения реки Урал в 1875 году опубликовал Г. С. Карелин. В 1911 году напечатана большая работа В. Н. Бостанжогло о птицах в лесах нижнего течения реки Урал. Автор собирал материал в 1904, 1905 и в 1907 годах.

Таким образом, я начинал изучать фауну птиц в лесах, где трудились крупнейшие исследователи прошлого. Последние полвека эти леса никто из орнитологов не посещал. Открывалась заманчивая возможность проследить исторические изменения в фауне птиц, если они появились, за время, прошедшее с конца XIX и в первой половине XX века.

В орнитологию я пришел из генетики, науки, всегда считавшейся близкой к точным наукам – к физике, математике, химии. Надо было ввести количественный метод в свои работы, то есть рассмотреть строение фауны птиц каждой лесной ассоциации и распределение каждого вида птиц по всей территории не на глаз, не только качественно, но и путем строгой оценки количественного состава популяций.

Все это мне было понятно, и я охотно пошел в орнитологию. Однако легко оказалось принять такое решение, а вот как его выполнить на деле? Орнитологией я никогда не занимался и птиц не знал. Немедленно засел за нужные книги и получил абстрактное знание разных видов птиц. Но ведь для приложения количественных методов мне надо каждую пичугу, как бы она была ни мала, узнавать в лесу с ходу. Число таких видов, обитающих и летящих через территорию моих лесов, превышало сотню. Я стоял перед ужасным вопросом: надо было ехать в экспедицию, начинать работать, но как? Иногда отчаяние охватывало меня, и казалось, что мне эту задачу оперативно, без учителей, самоучкой, постигая птиц в самом процессе работы, решить не удастся. Сжав зубы, решил начать с азов. Черт с ним, чего бы мне это ни стоило, но я стану орнитологом и разработаю свои собственные подходы к этой пока столь далекой от меня области биологии.

Давно, в XII столетии, в зеленой Грузии Шота Руставели в своем "Витязе в тигровой шкуре" писал, что, когда Автандил уезжал для вторичной встречи с Териэлом, он, обращаясь мысленно к своей любимой Тинатин, называл ее "Ночи солнечной сияние!". Уходя в ночь разлуки, Автандил в сердце своем уносил солнце любви.

Я уходил в ночь разлуки с генетикой, в условия работы и жизни совсем иные, чем те, в которых жил до сих пор, но в сердце моем горело солнце негасимой надежды. Солнечная ночь поглотила меня, и я прожил в ее сиянии шесть замечательных лет, трудных и далеких от моей науки. Эти годы были полны глубокого смысла слияния с природой и особого нравственного значения.

В 1949 году, в августе, я выехал в леса нижнего течения реки Урал с двумя помощниками, которые прошли со мною всю мою орнитологическую эпопею и затем, с 1955 года, стали генетиками. Это были Т. А. Торопанова-Дубинина и Т. Я. Гроздова. В качестве энтомолога с нами работала В. Н. Беляева. Вначале было трудновато, затем, когда нам выделили грузовую машину, мы стали обследовать большие территории довольно быстро.

За лето и осень 1949 года я узнал очень много, и все-таки главные трудности выпали на весну 1950 года. Когда мои орнитологические занятия были уже в прошлом, В. В. Хвостова в 1963 году подарила мне книгу "В мире птиц" Ярослава Шпиргалель-Дуриша. Чехословацкий орнитолог решительно осуждал тот метод, с помощью которого мне пришлось не только знакомиться с птицами, но и войти в научную полевую орнитологию. Первая подглавка введения этой книги гласит "Как и где наблюдать за птицами". Далее автор пишет: "Ну что может быть проще! – скажет сразу же кто-нибудь из вас– Подождем весны, когда все птицы прилетают. В это время их всюду полно, со всех сторон льются их песенки. Можно увидеть и услышать каждую. Конечно, такой легкий путь очень соблазнителен, но особой надежды на него не возлагайте: весной, в мае, все птички действительно слетаются и поют свои радостные песенки, но это как раз и затруднит изучение пернатых друзей. Перед вашими глазами промелькает масса самых разных по окраске, по размерам птиц. Вы услышите сотни разных птичьих песенок. Но вряд ли сумеете отличить одну от другой. Ни один орнитолог, специалист по птицам, не одобрит такого плана изучения пернатых. Возможно, даже признается вам, что несмотря на то, что занимается изучением птиц уже много лет, иногда тоже может ошибаться. А вы хотите сразу все узнать! Нет, так у вас ничего не выйдет. Для того чтобы узнать, надо учиться. Вспомните, ведь когда вы пришли в первый класс школы, вы начали с самого простого, с первой буквы алфавита, с первой цифры".

Мне поздно было начинать с первой буквы алфавита. Я должен был сразу все узнать, одним духом прочесть всю книгу, чего бы мне это ни стоило. С рассветом я забирался в лес, с биноклем, ружьем и с книгой А. Н. Промптова "Птицы в природе". Толстые определители и толстые книги по описанию биологии птиц оставались в лагере. Это был мой второй эшелон. Распознав птиц в природе, я затем клал их на операционный стол, где досконально их определял, изучал содержимое их желудков и составлял коллекционные сборы нужных чучел и шкурок. Целыми днями от зари до зари смотрел птиц, усваивал особенности их повадок, настойчиво слушал их голоса.

Мой старый сотрудник по отделу генетики в Институте экспериментальной биологии генетик Александр Николаевич Промптов был страстным орнитологом. Это большое хобби привело его и к новой области работы – к изучению генетики поведения птиц, и он опубликовал ряд прекрасных книг по птицам. Его книга о птицах в природе, которая на первых порах сопровождала меня в лесу в моих попытках проникнуть в жизнь птиц, рассказывала о нравах всех наших птиц и об их голосах, поведении и облике. Это было превосходное сочинение для начинающего натуралиста-орнитолога.

Иногда мое самоучение превращалось в настоящее мучение. Часами и днями я не мог опознать какой-нибудь новой для меня маленькой, серой, невзрачной на вид птицы или определить птицу по голосу или по ее повадкам в лесу. Птицы не только поют, они еще очень характерно разговаривают: длиннохвостая синица свистит "ти-тити" или отрывисто выкрикивает "чурк-чурк"; иволга тихо щебечет или громко мяукает; славка картаво выговаривает "вэд-вэд" и т. д. Иногда, отчаявшись опознать пичугу, вынужден был стрелять и, взяв в руки свою маленькую жертву, только тогда устанавливал по определителю, кто она, как ее зовут и каково ее латинское название. Конечно, тех птиц, которые, как жемчужины, своими песнями, красивой формой или причудливостью выделялись в зеленом море листвы лесов и трав, я опознавал скоро.

Великолепна вблизи рыжезвездная варакушка. Осторожная, маленькая, звезда у нее на горле. Вечером и ночью звучит ее пение, щелканье и свист, в которых она подражает другим птицам, или тихое щебетание.

До слез трогателен прелестный ремез, птичка, близкая к нашим синицам. Кроха птица, много меньше воробья, с рыжеватой или даже темно-коричневой головкой. Гнезда ремеза в виде замечательного войлочного плотного узкогорлого мешка или сероватой рукавички, повешенные на тонких качающихся ветках ветел, поражают искусством их создания из растительных волокон и из пушинок, окружающих семена камыша. Ремез живет в приречных крепях, к нему трудно подобраться, но, раз увидев, эту крохотную милую птаху, ее гнездо, ее хлопоты никогда уже не забудешь.

Великолепен в своем прямом, вытянутом, как нитка, над самой водою полете изумрудный зимородок. Его грудь и брюшко ярко-коричневые, верх зеленовато-голубой. Длинноносая, короткохвостая птица, чуть меньше скворца, сидит неподвижно, словно стилизованное, полуабстрактное изделие. Зимородок выстилает свои гнезда чешуей мелких рыб. Часто сидит он на ветке над водой, насупившись, и словно бы думает о чем-то постороннем. Но стоит блеснуть рыбке, и он с быстротой молнии падает в воду.

Словно райские птицы реют золотистые шурки. Их грудь, крылья и хвост зеленовато-голубые, грудь сияет в голубом небе, словно она отлита из горящего золота, верх зеленоватый. В полете шурки кляцкают своим слегка изогнутым клювом и кричат "крю-крю".

Очень торжествен сорокопут-жулан. Он побольше воробья. Жулан сидит на виду, его положение вертикально, он энергично двигает хвостом вверх-вниз и в стороны, кричит "чек-чек". На острых ветках куста, в котором скрыто его гнездо, наколоты его "запасы" – жуки, зеленые кузнечики, а иногда мышата или птенчики мелких птичек.

Иногда стайка милых длиннохвостых синиц летит живой сетью, свистя "ти-тити" или выкрикивая "чурк-чурк". У них темно-розоватые спинки, "чумазые" щеки, светлая грудь. Они, как пушистые, с длинными хвостиками шарики, иногда висят на кончиках веток, кустов и деревьев.

Над прибрежным лесом, распластав крылья, летит громадная белая птица, когда она поворачивается, то видно, что у нее темный верх. Это великолепная хищная скопа, которая камнем падает в воду и взлетает с крупной рыбой в когтях.

Степные орлы парят в высоте и оттуда, из заоблачных высот, видят сусликов и других грызунов на земле и падают на добычу, свистя углами сложенных крыльев...

Много, очень много сил и упорного труда пришлось отдать изучению птиц. Мой рабочий день длился от серой полоски утра до вечернего сонного леса. Немало тяжелых минут, упадков духа и отчаяния пришлось пережить, прежде чем наступило то долгожданное время, когда наконец-то мир птиц и леса раскрылся передо мною, когда все вокруг одухотворенно заговорило мне о своей жизни. Пение и разговоры птиц стали понятны, и я так хорошо освоился с птицами, что у меня появилось время для изучения бабочек.

Мой старый учитель С. С. Четвериков в апреле 1949 года писал мне: "Что касается Вашей работы в качестве орнитолога, то я ее приветствую! Каждый эволюционист должен быть систематиком и полевым работником! Только тогда он почувствует эволюцию и жизнь каждой популяции. Птицы, конечно, прекрасная группа для своего эволюционного понимания, хотя насекомые, в частности бабочки, еще лучше... Особенно хороши бабочки (по сравнению с птицами) в вопросе о симпатрическом видообразовании. Тут много интересного и нового. Как мне глубоко, искренне жаль Вашу погибшую книгу. А может быть, она и не погибла? Ведь несомненно Вы доживете до лучших дней, и если Вы не бросите вопросов эволюции (в чем я глубоко уверен!), то после некоторой переработки ее можно будет опубликовать. Я очень надеюсь...

Искренне Ваш С. Четвериков".

Книга моя по эволюции, серьезно доработанная в свете новых данных, действительно, вышла спустя 17 лет, в 1966 году, а тогда в 1949-1954 годах я изучал птиц и начал знакомиться с бабочками. Мои помощники, в первую очередь В. Н. Беляева, изучали насекомых. К этому времени приехал Д. Д. Ромашов, который, не будучи в штатах экспедиции, стал изучать с нами насекомых.

Царство реки с ее рыбами я знал давно. Лес и луга в их общем воздействии на человека были для меня волшебной явью. Я стал по 7-8 месяцев в году жить в этом мире, зеленом и вечном, вдали от шумной Москвы. Я стал вгрызаться в орнитологию, появились новые мысли. Огромный материал был собран в экспедициях. Он позволил мне начать писать большие работы в новой для меня области, и они захватили меня. Но надежда на то, что еще наступит время работ по генетике, никогда не оставляла. Поэтому зимами я не только работал над рукописями по орнитологии, но и страстно читал все, что было доступно в то время, по генетике, развитие которой за рубежом все нарастало.

Так проходили эти шесть лет. И чем дальше шло время, тем все ярче и ярче разгоралось солнце надежды в моем сердце. Жизнь в природе, горячая работа по изучению птиц и неистребимая надежда на новый расцвет генетики иногда делали меня совершенно счастливым.