Текст книги "Скрытый космос (Книга 3, 1967-1968)"

Автор книги: Николай Каманин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Сейчас, когда на создание скафандра затрачено уже два года и ничего лучшего Северин предложить не может, было бы глупо полностью браковать его. Я обязал космонавтов и специалистов изучить скафандр и вместе с конструкторами сделать все возможное для повышения качества и надежности всех его систем. Сравнительно небольшие доработки скафандра Алексея Леонова могли бы дать нам легкий и надежный лунный скафандр с автономным жизнеобеспечением до четырех часов (этого времени вполне достаточно для первой высадки на Луну), но Мишин пошел по другому пути, создав массу дополнительных трудностей.

21 марта.

Больше часа беседовал вчера с Германом Титовым – говорили главным образом о предстоящей его поездке в Италию на советскую выставку, посвященную достижениям СССР в космосе, в атомной энергетике и электронике. В составе нашей делегации такие "зубры", как Смирнов, Петросьянц, Афанасьев, Сербин и другие. Я обратил внимание Германа на необходимость особо тщательно готовиться к каждому выступлению и не допускать ошибок и промахов в поведении и во взаимоотношениях с коллегами по поездке, имея в виду, что за ним будут очень внимательно наблюдать. Герман пожаловался мне на придирчивость к нему Кузнецова и Гагарина (Кузнецов запретил вчера полеты Титову из-за того, что накануне он лег спать позже 24-х часов). Герман вел себя в беседе со мной несколько возбужденно, давая понять, что он крепко обижен. Я поддержал в данном случае решение генерала Кузнецова, отметив необоснованность жалобы Титова, нарушившего предполетный режим летчика. Правда, это нарушение косвенно было санкционировано руководством ЦПК, устроившим после доклада министра культуры Е.А.Фурцевой большой концерт, непосредственным организатором которого являлся Герман Титов.

25 марта.

В субботу 23 марта проверял в ЦПК ход подготовки группы "Союз", беседовал с Николаевым, Береговым, Волыновым, Елисеевым, Хруновым, Шониным, Горбатко и Кубасовым. Из беседы с этими товарищами и по документам установил, что группа сможет закончить подготовку не раньше конца мая. Главные причины задержки подготовки в неукомплектованности ТБК-60 (макеты корабля "Союз" поставлены только три дня назад – их монтаж и испытания займут весь апрель, а после окончания испытаний для тренировок двух экипажей потребуется 18 суток) и в неготовности комплексного тренажера (в связи с доработками "Союза" проводятся доработки и на тренажере – он будет готов не раньше начала апреля).

Сегодня выдержал сильный натиск со стороны двух председателей Госкомиссий – Тюлина и Керимова. Оба настойчиво добивались от меня разрешения продолжить тренировки К.П.Феоктистова в полетах на невесомость и в ТБК-60 (я приказал не готовить Феоктистова в качестве командира корабля). Тюлин неоднократно повторял примерно следующее: "Я не собираюсь настаивать на полете Феоктистова в космос и даже против его полета, но закончить программу тренировок Феоктистову было бы полезно, и я очень прошу вас, Николай Петрович, дать ему такую возможность". После моих настойчивых отказов (я показал Тюлину целую кипу документов за подписью десятков известных врачей с заключением о непригодности Феоктистова к полету) Тюлин стал просить уже не о подготовке Феоктистова, а хотя бы о создании ее видимости. По-видимому, нажим со стороны Мишина и Феоктистова на Тюлина и Керимова настолько сильный, что им не удается от них отбиться. Я выдержал бой до конца и ничего не обещал Тюлину. Сегодня же я рассказал маршалу Руденко о попытках Тюлина и Керимова заставить нас возобновить тренировки Феоктистова и попросил его твердо придерживаться наших прежних решений по этому вопросу. Маршал согласился с моими доводами и обещал отбивать все атаки на наши позиции.

26 марта.

В 10:00 началось заседание Госкомиссии по "Союзу". Мишин и Ткачев доложили, что основная парашютная система, по их мнению, надежна и может быть допущена к полету, а запасная подлежит еще доработкам и испытаниям, но они надеются закончить все испытания до пилотируемых полетов на "Союзах". Приняли решение: пуски двух технологических кораблей "Союз" произвести между 9 и 14 апреля. Выезд Госкомиссии на полигон назначили на 4 апреля.

После окончания заседания в кабинете Тюлина собрались Тюлин, Мишин, Керимов, Руденко и я. Больше часа продолжался вчерашний разговор о допуске в полет К.П.Феоктистова. После того, как мы с маршалом Руденко отбили все атаки, Тюлин и Мишин предложили перенести обсуждение этого вопроса в ВПК. Тюлин при нас позвонил Титову – сотруднику ВПК, замещающему Л. В. Смирнова (он в данное время находится в Италии), – и несколько тенденциозно изложил ему предмет нашего спора, вызванного "упрямством" ВВС. Титов согласился собрать завтра в ВПК совещание и решить на нем вопрос о допуске Феоктистова к полету.

До начала заседания второй Госкомиссии (по облету Луны) было еще почти два часа, и мы с Руденко решили поехать в Главный штаб ВВС и доложить К.А.Вершинину о новом сильном натиске на нас стороны руководства МОМ и аппарата Совмина (Пашков, Титов) и ЦК (Строганов, Попов) в вопросе о допуске Феоктистова к подготовке на роль командира активного корабля "Союз". Константин Андреевич целиком одобрил нашу позицию и приказал держаться до победного конца.

В 15:00 под председательством Г.А.Тюлина началось заседание Госкомиссии по кораблю Л-1. Доклад о полете "Зонда-4" и причинах его подрыва над водами Гвинейского залива сделал Борис Евсеевич Черток. Старт ракеты и выведение корабля на заданную траекторию полета, согласно сообщению Труфанова, прошли отлично. Первые неполадки на борту "Зонда-4" возникли при попытках скорректировать траекторию его полета: датчик звездной ориентации "захватывал" звезду Сириус, но через несколько секунд упускал ее – при отсутствии астроориентации корабля не включался и его корректирующий двигатель. Так продолжалось в течение первых трех дней полета. На четвертый день полета, когда корабль находился вблизи точки апогея, астроориентация и коррекция прошли успешно – "Зонд-4" направился к Земле по траектории, близкой к расчетной (при возвращении он должен был войти в атмосферу с допустимыми отклонениями от расчетной траектории +– 10 километров, а фактическое отклонение не превышало двух километров). Но при вхождении в атмосферу вновь отказал астродатчик, и из-за отсутствия ориентации не сработала система управления спуском: вместо снижения по пологой (за счет подъемной силы) траектории и посадки на территории СССР корабль пошел на спуск по баллистической траектории (как камень) с большой вероятностью приземления в Африке. Заранее включенная система АПО сделала свое дело корабль был подорван.

Мишин, Труфанов и другие главные конструкторы доложили, что очередные корабль Л-1 и ракета УР-500К уже на старте и их подготовка к пуску может быть закончена к 20-22 апреля. Решили: старт очередного корабля Л-1 для полета вокруг Луны осуществить 23 апреля, а если старт в этот день не состоится, то в период между 25-30 апреля произвести пуск Л-1 в качестве зонда (по программе полета "Зонда-4" – Ред.). Выезд Госкомиссии на полигон назначили на 14-15 апреля.

После заседания Госкомиссии генерал Кузнецов доложил мне, что завтра предполагается выпустить Гагарина в самостоятельный полет на самолете МиГ-17. Кузнецов просил меня разрешить ему лично проверить на самолете УТИ МиГ-15 подготовленность Гагарина к самостоятельному вылету. Совместный полет Гагарина с Кузнецовым я запретил, прямо заявив последнему, что он давно утратил навыки летчика-инструктора. Я разрешил командиру полка В. С. Серегину проверить завтра технику пилотирования у Гагарина, а генералу Кузнецову приказал лично проверить организацию выпуска в полет Гагарина, проанализировать и доложить мне воздушную обстановку и метеоусловия. Право на разрешение самостоятельного вылета Гагарина я оставил за собой.

31 марта.

Сегодня воскресенье, но я не поехал на дачу и остался в Москве, чтобы попытаться осмыслить трагическую гибель Гагарина и Серегина. В газетах за 29, 30 и 31 марта достаточно подробно описано постигшее нас национальное и мировое горе, и все же я попытаюсь изложить случившееся в хронологическом порядке.

В 8:30 утра 27 марта я приехал в Главный штаб ВВС. Как обычно, Главком уже был на месте. Зашел к Вершинину, доложил ему о вчерашних заседаниях Госкомиссий, подписал приказ об испытательных полетах Германа Титова в ГНИКИ ВВС и документ о выделении денежных средств на заказ Киевскому авиационному институту телевизионного тренажера, имитирующего посадку на Луну. Уже собираясь уходить, я высказал Вершинину свое недовольство тем, что меня сегодня вызывают к 10 часам в ВПК, а к 15:30 – в ЦК КПСС по вопросу о допуске Феоктистова к полетам, что эта глупейшая возня с Феоктистовым отрывает меня от дела. На это Вершинин сказал: "Дружбу с работниками ЦК и ВПК терять нельзя. Поезжайте объясняться, но отступать запрещаю". Я объяснил Главкому, что сегодня мне хотелось бы быть на Чкаловском аэродроме и поздравить Гагарина с самостоятельным вылетом: он вполне подготовлен к полетам на МиГ-17, и после проверочного полета с командиром полка на УТИ МиГ-15 можно будет выпустить его самостоятельно. Главком приказал: "Изучите прогноз погоды, заслушайте Серегина и Кузнецова о результатах проверочного полета и доложите о вашем решении".

В 9:30 из ВПК по телефону сообщили, что сегодня совещания у Титова не будет. Через несколько минут позвонил Тюлин и подтвердил отмену совещания. Он сказал также, что хотел бы вместе со мной осмотреть тренажер "Волчок" в институте Волынкина. Я не возражал, и Тюлин обещал через час позвонить и договориться о времени отъезда к Волынкину.

В 10:50 мне из ЦПК позвонил полковник Масленников и доложил: "Гагарин с Серегиным взлетели на УТИ МиГ-15 в 10 часов 19 минут, в 10:32 с самолетом Гагарина оборвалась связь, через 10 минут в самолете кончится горючее". Сообщение было очень неприятным, но, зная задачи и условия полета и подготовленность экипажа, я надеялся еще, что такой ас, как Серегин, найдет выход из положения, и дело закончится или вынужденной посадкой, или самое большее – катапультированием летчиков. Доложив Главкому о происшествии и приказав А. И. Кутасину и Л. И. Горегляду организовать поиск, я немедленно выехал на Чкаловский аэродром.

На командном пункте аэродрома меня встретили генерал Н.Т.Пушко, Н.Ф.Кузнецов и другие товарищи. Пушко доложил: "В воздухе находятся два самолета Ил-14 и четыре вертолета Ми-4, самолеты и вертолеты ищут самолет Гагарина в районе: Киржач, Покров и восточная окраина Москвы. Погода и видимость земли хорошие, но пока никаких признаков самолета Гагарина не обнаружено". Уточнив район поиска, мы разбили его на несколько квадратов, в каждом квадрате размером 10 на 10 километров непрерывно на высоте 50-100 метров летали вертолеты, на высоте 300-600 метров летали самолеты Ил-14 они просматривали весь возможный район вынужденной посадки или падения самолета и одновременно были ретрансляторами радиосвязи командного пункта с вертолетами.

По уточненным данным картина летного происшествия выглядела так. Экипаж получил задачу выполнить простой пилотаж в зоне над районом города Киржач. Высота полета в зоне 4000 метров. Погода хорошая, двухслойная облачность: первый слой на высоте 700-1200 метров, второй – на высоте 4800 метров. Видимость под облаками и между слоями более 10 километров. После взлета Гагарин установил связь с КП и получил разрешение занять зону. Выполнив задание в зоне, Гагарин запросил разрешение КП развернуться на курс 320 градусов для следования на аэродром. На этом в 10 часов 30 минут 10 секунд связь с самолетом прервалась. На все вызовы КП экипаж самолета не отвечал, но проводка самолета локаторами продолжалась до 10 часов 43 минут. Наблюдение за самолетом прекратилось на удалении 30 километров от аэродрома по курсу 75 градусов.

Немедленно в воздух были подняты самолеты и вертолеты для поиска самолета Гагарина. Более четырех часов поиск был безрезультатным. В 14 часов 50 минут командир вертолета Ми-4 майор Замычкин доложил: "Обнаружил обломки самолета Гагарина в 64 километрах от аэродрома Чкаловская и в трех километрах от деревни Новоселово". Получив это сообщение, я, генералы Мороз и Мадяев тотчас же вылетели на вертолете Ми-4 к месту происшествия.

На полях и в лесу лежал еще не тронутый оттепелью глубокий снег, лишь кое-где просматривались небольшие проталины – обстановка для поиска белых куполов парашютов была очень сложной (в полете я еще надеялся, что экипаж катапультировался). Через несколько минут мы были в районе Новоселово. В 1-2 километрах от деревни увидели на земле два вертолета. В воздухе кроме нашего вертолета был еще один: он кружил над лесом, пытаясь указать нам точку падения самолета. У меня большой опыт отыскания обломков самолетов с воздуха, да и зрение еще не подводило, но на этот раз я заметил их только с третьего виража – помог трактор, который уже подошел к обломкам. Наш вертолет сел на опушке леса метрах в 800 от места падения самолета. Глубина снега была более метра, при каждом шаге ноги проваливались, идти было очень трудно. Когда мы добрались до места падения самолета, там было уже около трех десятков человек во главе с подполковником Козловым.

Самолет упал в густом лесу, скорость в момент удара о землю была 700-800 километров в час. Двигатель и передняя кабина ушли в землю на 6-7 метров. Крылья, хвостовое оперение, баки и кабины разрушились на мельчайшие части, которые были разбросаны в полосе 200 на 100 метров. Многие детали самолета, парашютов, одежды пилотов мы находили на высоких сучьях деревьев. Через некоторое время обнаружили обломок верхней челюсти с одним золотым и одним стальным зубом. Врачи доложили, что это челюсть Серегина. Признаков гибели Гагарина не было, но и надежды на его спасение катастрофически падали. Вскоре обнаружили планшет летчика. Были основания считать, что это планшет Гагарина, но утверждать, что Гагарин погиб, было еще нельзя планшет мог остаться в кабине и после катапультирования, да и принадлежность его Гагарину надо было еще доказать.

Быстро темнело, производить раскопки ночью и без аварийной комиссии было невозможно. Доложили Брежневу и Косыгину, что Серегин погиб, гибель Гагарина очень вероятна, но окончательно о судьбе Гагарина доложим только утром 28 марта после детального обследования района падения самолета.

С восьми вечера 27 марта до двух тридцати ночи 28 марта на командном пункте аэродрома Чкаловская заседала аварийная комиссия Министерства обороны. Маршал Якубовский своим приказом (маршал Гречко совершал поездку по арабским странам) включил в состав комиссии Вершинина, Кутахова, Мишука, Еремина, Каманина, Кузнецова, Поповича, Бабийчука и других товарищей. Первое заседание комиссия провела под руководством Кутахова, маршал Вершинин совещался с руководством Министерства обороны и докладывал правительству и ЦК КПСС о ходе и результатах поиска.

На заседании комиссии были рассмотрены все документы, регламентирующие и планирующие летную работу 70-го ОИТАП (отдельный истребительный тренировочный авиационный полк – Ред.), допрошены десятки специалистов летчиков, командиров подразделений, инженеров, руководителей полетов, связистов. После длительного разбора материалов и опроса свидетелей происшествия все члены комиссии были убеждены, что Гагарин погиб, но вещественных и неопровержимых доказательств его смерти у нас не было. Было принято решение с рассветом 28 марта возобновить поиск Гагарина (еще теплилась надежда, что он мог катапультироваться) самолетами, вертолетами и группами лыжников. Маршал Якубовский приказал вести раскопки в месте падения самолета всю ночь, но комиссия после детального обсуждения обстановки пришла к выводу, что раскопки ночью вести нецелесообразно: в темноте многое можно зарыть, затоптать и поломать, что затруднит в дальнейшем ход расследования. Якубовский согласился с мнением членов комиссии. С трех до половины пятого ночи я отдыхал в профилактории ЦПК ВВС, другие члены комиссии отдыхали на Чкаловской.

Я не сомкнул глаз за эти полтора часа. Перед моими глазами словно кинокадры мелькали картины встреч с Гагариным. Их были тысячи, и везде Юра был живой, веселый, жизнерадостный, энергичный. Нельзя было представить Гагарина мертвым. Гагарин – это сама жизнь и неукротимая мечта о небе, о полетах, о космосе.

В 5:15 вся комиссия собралась на аэродроме, а еще через 15 минут мы все вылетели к месту происшествия на двух вертолетах Ми-4. С рассветом возобновились поиски. До 7 часов утра ничего существенного обнаружено не было, но было уже точно установлено, что найденный вчера планшет принадлежит Гагарину (заполнен его рукой красными чернилами – Андриян Николаев подтвердил, что Юра в его присутствии заполнял бортовой журнал красными чернилами). Около восьми утра генерал Кутахов и я почти одновременно заметили на высоте 10-12 метров на одной из берез кусок какой-то материи. Он оказался частью куртки Гагарина. В грудном кармане куртки мы нашли талон на завтрак на имя Юрия Алексеевича Гагарина. Сомнений больше не было: Гагарин погиб. Мы с Кутаховым вылетели на вертолетах с места происшествия, чтобы доложить правительству печальную весть. В 8:30 Главком связался с командиром моего вертолета и попросил меня сказать одно только слово: "Один или два?" Я ответил: "Двое". Через двадцать минут по телефону с аэродрома я доложил Вершинину подробности доказательств гибели Гагарина. Главком сообщил, что он посылает генерала Мороза и Терешкову в больницу к Валентине Ивановне Гагариной (она лежала там уже более месяца), чтобы оповестить ее о постигшем нас горе. Он также просил, чтобы я, Попович, Быковский и Беляев с той же печальной миссией поехали вместе с ним к жене полковника Серегина.

Когда около 10:30 Главком и я с космонавтами подъехали к домику Серегина в Лосиноостровской, то заметили на улице нескольких плачущих женщин. Мы поняли, что радио уже упредило нас. Горе жены и дочери Серегина нельзя было смягчить никакими словами, и все мы вместе с ними скорбели о тяжелой утрате.

В 21:15 состоялась кремация останков Юрия Гагарина и Владимира Серегина. На кремации присутствовали родственники погибших, все космонавты, Устинов, Вершинин, Мороз, я и другие генералы и офицеры.

Урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в Краснознаменном зале ЦДСА. Доступ к урнам был открыт 29 марта с 9:00. В этот день с прахом погибших попрощались около 40 тысяч человек. В почетном карауле стояли руководители партии и правительства, летчики, космонавты, рабочие и колхозники, ученые и артисты, маршалы и солдаты. Москва, Родина, вся планета прощалась с тем, кто первым из людей проложил для человечества дорогу в космос...

Утром 29 марта в ЦДСА Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие руководители беседовали с космонавтами, главный вопрос беседы: нужно ли им летать на самолетах, нужно ли было летать Гагарину? Все космонавты в один голос заявили, что они не мыслят себя без полетов, что космонавт – это летная профессия. Брежнев и Косыгин согласились с их мнением. Леонид Ильич сказал: "Космонавт не может не летать, но сколько летать, с какой целью и на каких самолетах – в этом должны разобраться, в первую очередь, сами космонавты и специалисты. Мы поддержим ваше мнение, товарищи космонавты".

Мне, Быковскому, Леонову и Поповичу было поручено вечером выступить по телевидению, рассказать о гибели Гагарина и Серегина и поделиться воспоминаниями о встречах с ними. Такую встречу с телезрителями мы провели. Для меня и космонавтов это было самое тяжелое выступление. В этом выступлении нужно было ответить на главный вопрос, который задавали многие: "Нужно ли было Гагарину летать, мог ли он не летать?" Я ответил так: "Гагарин не мог не летать, для него жить – означало летать. Вопрос о том, нужно ли летать космонавту, звучит неестественно. Это все равно, что спросить: нужно ли пловцу плавать, а моряку выходить в море? Не каждый летчик может быть космонавтом, но космонавт не может не летать".

Космонавты и их жены по восемь-десять раз стояли в почетном карауле. В комнате космонавтов родственники Гагарина и Серегина, их друзья вспоминали о погибших, говорили о великом горе миллионов людей. Бесконечные телеграммы, письма, телефонные звонки – тысячи людей спешили выразить соболезнования родственникам и друзьям погибших. Был большой поток соболезнований из-за границы.

Поздно вечером с места происшествия сообщили: "Из ямы удалось извлечь двигатель самолета, основную часть передней кабины и много деталей". Установлено, что при падении и ударе самолета о землю все его основные части (фюзеляж, двигатель, крылья, хвостовое оперение, подвесные баки, органы управления) были целыми. Обнаружен бумажник Гагарина, в нем удостоверение личности, права шофера, 74 рубля и фотография С. П. Королева. Найдены самолетные часы, наручные часы Гагарина и Серегина. Часы полностью разбиты, и по ним пока невозможно установить время удара самолета о землю, но специалисты все же надеются, что смогут его определить. От установления времени удара зависит очень многое. У нас есть данные проводки самолета локаторами до 10 часов 43 минут. Подтвердится ли это время?

Предполагалось, что доступ к урнам будет прекращен в 21 час. Но сделать это оказалось невозможно, поток прощающихся не прекращался до полуночи. В 21:30 Валя Терешкова с большим трудом уговорила Валентину Ивановну поехать отдохнуть. Вместе с Гагариной я отпустил всех космонавтов – завтра предстоял не менее тяжелый день. Сам я уехал из ЦДСА около одиннадцати вечера. В это время очередь прощающихся терялась где-то за Самотечной площадью.

В восемь утра 30 марта Валентина Ивановна, родственники погибших и все космонавты уже снова были в ЦДСА. Доступ к урнам намечался с 9:00, но открыли его в 8:30, так как очередь прощающихся образовалась еще в 6 часов утра. Я три раза вместе с космонавтами постоял в почетном карауле, а потом мы вместе с маршалом Руденко, военным комендантом города и членами похоронной комиссии более трех часов занимались организацией похоронной процессии от ЦДСА до Красной площади, а также списками лиц, приглашенных от имени семей погибших на поминки в одном из залов ЦДСА. Вся трудность заключалась в том, что всего пригласить можно было только 200 человек, причем 130 приглашенных – родственники, космонавты, летчики полка и самые близкие друзья. Из нескольких тысяч стремившихся попасть на поминки нужно было выбрать только семьдесят человек. Пришлось выбирать по одному-двум представителям от самых крупных организаций (ЦК, Совмин, Верховный Совет, министерства, ОКБ, заводы, академии, институты и другие организации).

В 13:00 в почетный караул встали члены Правительственной комиссии и руководство Министерства обороны. В 13:10 космонавты, маршалы и члены Правительственной комиссии подняли урны и вынесли их на площадь Коммуны. Минут через десять длиннейшая траурная процессия тронулась по бульвару и Неглинной улице к Дому Союзов. На протяжении всего пути стояли сотни тысяч москвичей, удрученных тяжелой утратой. Около Дома Союзов урны были установлены на артиллерийские лафеты, все провожающие вышли из машин, и траурная процессия направилась на Красную площадь. (Все это подробно описано в газетах, имеются сотни фото– и кинодокументов.)

Вслед за урнами шли родственники, члены Президиума ЦК КПСС (Брежнев, Косыгин, Подгорный и другие), космонавты, маршалы, министры, генералы и офицеры. В 14:30 урны с прахом Гагарина и Серегина были установлены в нишах Кремлевской стены. Юрий Гагарин и Владимир Серегин навечно заняли места рядом с маршалом Малиновским, космонавтом Комаровым и маршалом Вороновым. Еще недавно все они были живы, здоровы и полны больших планов на будущее. Я хорошо всех их знал, они отличались друг от друга возрастом, званиями, профессиями, запасом жизненных сил, но всех их объединяла горячая любовь к Родине, желание сделать как можно больше хорошего для советского народа.

В 16:00 в ЦДСА собрались родственники и друзья Гагарина и Серегина, космонавты, летчики, конструкторы, ученые и военные. Вел памятный вечер космонавт Николаев, выступили Вершинин, Руднев, Келдыш, Афанасьев, Титов, Мишин, Якубовский, Епишев, Гришин. Трудно было слушать длинные скорбные речи. Труднее всех было Валентине Ивановне, но она держалась из последних сил, а безразличный ко всему взгляд ее говорил только одно: "Юры больше нет, я никогда больше не увижу его живым".

Около восьми часов вечера Валя Терешкова и Мария Михайловна усадили Валентину Ивановну в машину и отправили домой. Жены космонавтов непрерывно дежурят в квартире Гагарина. Космонавты, их жены и две сестры Валентины Ивановны делают все возможное, чтобы поддержать ее и помочь перенести великую тяжесть невозвратимой утраты.

1 апреля.

Последние четыре дня работала аварийная комиссия Министерства обороны под председательством Главного маршала авиации К. А. Вершинина. Практически по 12-14 часов в сутки в расследовании катастрофы участвовали генералы Кутахов, Мишук, Еремин, Федоров, около сотни специалистов ВВС, ГВФ, МАП, представители ЦК КПСС и правительства.

28 марта решением ЦК КПСС для выяснения обстоятельств и причин гибели Ю.А.Гагарина и В.С.Серегина создана Правительственная комиссия в составе: Устинов Д.Ф., Смирнов Л.В., Дементьев П.В., Якубовский И.И., Вершинин К.А., Захаров Н.С. (КГБ), Микоян А.И., Пстыго И.И., Мороз И.И., Мишук М.Н., Еремин Б.Н. На первом заседании Правительственной комиссии образованы четыре подкомиссии:

№ 1 – по изучению летной подготовки экипажа, проверке организации и обеспечения полета 27 марта 1968 года; председатель – Еремин Б.Н.;

№ 2 – по изучению и анализу материальной части самолета УТИ МиГ-15 № 612739 и подготовки его к полету; председатель – Мишук М.Н.;

№ 3 – по проверке организации летной подготовки космонавтов в ЦПК ВВС; председатель – Пстыго И. И.;

№ 4 – по подготовке общего заключения и доклада в ЦК КПСС; председатель – Смирнов Л.В.

В каждой подкомиссии 12-15 человек, в том числе представители КГБ, правительства и ЦК КПСС. В работе всех подкомиссий участвуют космонавты и различные специалисты ВВС, представители гражданских организаций. С 1 апреля первые три подкомиссии начали активную работу.

Сегодня пришлось много заниматься вопросами пенсионного обеспечения семей погибших и увековечения памяти Гагарина и Серегина. Провел совещание с космонавтами, выработали наши предложения по этим вопросам. Составлен черновой план работ ЦПК по увековечению памяти Гагарина. В плане предусмотрены мероприятия по выявлению и сохранению всего, что связано с жизнью и деятельностью Гагарина (книги, статьи, записанные на пленку выступления, письма, записки, документы, тетради, фотографии, кинокадры, личные вещи, автомашины, велосипед, лыжи, коньки, катер – в общем все, что побывало рядом с Гагариным). По этому вопросу я дважды говорил с секретарем ЦК ВЛКСМ С.П.Павловым, он полностью согласен с нашими мероприятиями и обещал организовать подобную работу по линии комсомола.

Вечером я, Вершинин и Мороз были у Якубовского, кроме нас присутствовали Захаров, Епишев и Соколов. Наши предложения по пенсионному обеспечению семей погибших были приняты без замечаний. По увековечению памяти Гагарина и Серегина наши предложения руководство Министерства обороны даже усилило, утвердив в итоге следующий перечень:

1) переименовать ЦПК в Центр имени Гагарина;

2) Монинскую академию именовать "Академия имени Гагарина";

3) город Гжатск переименовать в город Гагарин;

4) площадь у Калужской заставы в Москве назвать площадью имени Гагарина, установив на ней памятник Гагарину;

5) установить обелиски на месте посадки корабля "Восток" в 1961 году, на месте гибели Гагарина, а также в Гжатске, в деревне Клушино и в ЦПК;

6) учредить Государственную премию имени Гагарина и выдавать ее за лучшие достижения в пилотируемых космических полетах;

7) учредить по три стипендии Юрия Гагарина в Монинской и имени Жуковского академиях;

8) 70-й ОИТАП именовать "Полк имени Серегина";

9) в Москве Пеговский переулок переименовать в улицу Серегина.

Против моего предложения – создать денежный фонд имени Гагарина и разрешить принимать от граждан СССР и отдельных людей и организаций из-за границы добровольные пожертвования на увековечение памяти Гагарина выступили Епишев и Захаров. Они засомневались, как встретят "вверху" это предложение: "Мы – не бедная страна и уж как-нибудь найдем средства на памятники Гагарину". Я пытался убедить присутствующих, что никто не имеет права отказать желающим вложить свою копейку или рубль в мероприятия по увековечению памяти Гагарина, что к нам уже поступают письма от советских рабочих, крестьян, военных, деятелей культуры и из-за границы с просьбами принять взносы на эту великую цель. Гагарин – сын не только советского народа, он сын Земли, ему будут поставлены сотни памятников, будут созданы десятки музеев и установлены тысячи мемориальных досок. Все это надо делать не за счет правительства, а на добровольные взносы людей всей планеты. Я приводил много других доводов, но не смог убедить Епишева. Решили не включать это предложение в проект решения ЦК и правительства, но разрешили мне изыскать пути реализации этого предложения через комсомол и другие общественные организации.

В конце беседы я выдвинул перед руководством Министерства обороны наиболее трудные вопросы дальнейшего развития пилотируемых космических полетов:

1) о превращении ЦПК в Центр исследовательских и испытательных полетов пилотируемых космических кораблей;

2) о передаче заказов пилотируемых кораблей из ЦУКОС в ВВС;

3) о строительстве учебного пилотируемого корабля;

4) об улучшении системы отбора и подготовки космонавтов.

Все предложения были выслушаны внимательно. Маршал Захаров пытался возражать против передачи заказов, но Якубовский сказал, что этими вопросами он займется лично, и приказал мне: "Завтра к 10:00 доложите письменно все ваши предложения".

2 апреля.

Всю ночь работали. В 10 часов утра я был у маршала Якубовского и доложил ему содержание писем в ЦК КПСС и в правительство о пенсиях родственникам погибших и об увековечении памяти Гагарина. Маршал поддержал наши ходатайства. Затем я представил наши предложения по вопросам дальнейшего развития ЦПК ВВС и совершенствования обучения космонавтов. Маршал очень внимательно прочитал документы и сказал: "Товарищ Каманин, я сделаю это". Очень удовлетворенный встречей, я поехал на Чкаловский аэродром, где встретился с Мишуком, Ереминым, Кузнецовым и другими товарищами. Пока нет ничего нового, поиск обломков продолжается.