Текст книги "В огне войны сгорая. Сборник"

Автор книги: Николай Офитов

Николай Викторович Офитов
В огне войны сгорая…
Сборник

В огне войны сгорая

 
Стоит над рекой Сталинград величавый,
На поле победы, как воин, стоит.
Восходит над ним богатырская слава,
И русская песня над Волгой звенит.
 

М. Фрадкин

Однажды, будучи экскурсантом на Мамаевом кургане в Сталинграде, я после экскурсии заглянул на его вокзал, где начиналась первоначальная битва за город не на живот, а насмерть, где отдавали свои жизни советские воины, чтобы остановить врага и не дать ему продвижения по нашей земле дальше. Бродя по знаменитому вокзалу и рассматривая его достопримечательности, задержался в самом конце вокзальной стены со стороны перрона у мемориальной доски. Текст на ней меня заинтересовал, и я стал читать:

«Здесь в сентябре 1942 года насмерть стояли воины первого батальона 42-го гвардейского полка. Окружённые фашистами, гвардейцы под командованием старшего лейтенанта Федосеева Ф. Г. мужественно сражались и погибли, защищая наш город».

Я стал расспрашивать музейщиков об этом славном человеке и узнал, что Фёдор Григорьевич Федосеев – истинный сталинградец, родился и вырос в Шмаково Залесовского района. Рос, как и многие довоенные мальчишки, мечтая о подвигах во славу Родины, чтя своих предков, бивших врагов, шедших на Русь, защищая её, впитывал всё, что удавалось узнать, как его предки собирали могучее Российское государство. Интересовался судьбами его великих людей.

До войны Фёдор Федосеев работал на льнозаводе в Залесово. В 1937 году уехал на Камчатку, там был призван в Красную армию. С августа 1941 года он уже был на фронте, в гвардейской дивизии Родимцева, входившей в 42-й гвардейский полк 62-й армии Чуйкова.

Потерпев фиаско в Московской битве, немецкое командование решило сосредоточиться здесь, на южном направлении: выйти к Кавказу и нижнему течению Волги. Это лишило бы Советский Союз его главных экономических ресурсов. Не поставлялся бы уголь из Донбасса, хлеб с Кубани и Поволжья, бакинская нефть. Немцы, контролируя Волгу, лишили бы нас главной водной артерии, которая соединяла центральные и южные районы страны. После поражения под Москвой Гитлер надеялся таким путём подорвать силу сопротивления русских.

И тут стало ясно, что на пути «север-юг» самым главным препятствием осуществления замысла немецких стратегов был Сталинград, крупный промышленный город, расположенный на правом берегу Волги, и он контролировал большую часть снабжения Красной армии. И было решено во что бы то ни стало его взять к 25 июля и затем подняться вверх по Волге и в сентябре обойти Москву с востока.

Обстановка под Сталинградом в начале сентября 1942 года была очень драматична. Фашисты бросили сюда 6-ю полевую армию фон Паулюса и несколько дивизий 4-й танковой армии. И уже некоторые их части вышли к Волге, прижав к её берегу нашу 62-ю армию Чуйкова. Кроме того, немцев поддерживал их 4-й воздушный флот, располагавший тысячью самолётов. И если немцы располагали свежими силами, то 62-я армия от бесконечных бомбёжек и артиллерийских ударов была ослаблена и обескровлена, её ряды сильно поредели. И недоставало не только солдат и офицеров, но и боеприпасов с продовольствием. Ставка на подмогу и отправила 13-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерала-майора Александра Родимцева. Сюда же для руководства и координации действий был направлен Георгий Жуков, назначенный заместителем Верховного главнокомандующего.

Но если немцы были вооружены до зубов, то нашим оружия и боеприпасов не хватало, и всё же их нашли. Переправлялась дивизия Родимцева через Волгу 13 сентября ночью под нескончаемый огонь врага, также мешала переправе и его авиация. До утра на правый берег удалось выбраться далеко не всем. Выбравшиеся сразу заняли оборону в центре города вплоть до вокзала. Туда отправили со своим батальоном сталинградца Фёдора Федосеева.

Утром фашисты стали окружать батальон с трёх сторон. Силы были неравны. У защитников плохо было с боеприпасами, не говоря о еде, воде и сне. Пулемёты от стрельбы нагревались, и их стволы надо было охлаждать. Приходилось простреливать водопроводные трубы, из которых вода сочилась каплями. И тут комбат Федосеев засылает группу автоматчиков фашистам в тыл. Каждому бойцу было выдан пятидневный паёк и боеприпасы, и указания, как действовать в тылу врага. И они, стараясь не выдать себя, то подрывали машину с боеприпасами, то выводили из строя пулемётные расчёты вместе с прислугой. Сверху постоянно сыпались вражеские бомбы, рвались тяжёлые фугасы, а стрелки действовали, находясь в здании вокзала.

15 сентября немцы вновь атаковали вокзал и Мамаев курган. Бой у вокзала был тяжёлым и ожесточённым. Четыре раза в течение дня вокзал переходил из рук в руки и всё же к вечеру остался у Федосеева и его бесстрашных бойцов.

Взять город нахрапом у гитлеровцев не получилось, он их кусал и грыз, как мог. В развалинах города их гибло гораздо больше, чем до этого в степях между Волгой и Доном. Превосходя в силах и технике, враг здесь, в узких улицах и развалинах домов, нёс огромные потери. И там, где шли бои, лилась кровь, пропитывая землю.

За дни беспрерывных боёв вокзал более десяти раз оказывался то в руках врага, то в наших. Была подорвана стена вокзала, и это дало возможность немцам забрасывать наших бойцов гранатами. Потери были большие, не считая раненых, которые нуждались в этой кровавой мясорубке в помощи. А к вокзалу противник подтягивал артиллерию и танки. Батальон готовился к отражению их атаки.

Самым тяжёлым днём в судьбе батальона стал день 21 сентября. Фашисты лавиной, используя всю мощь своего оружия, пошли в наступление, чтобы сломить сопротивление непокорных русских на вокзале. Батальон старшего лейтенанта Федосеева сражался геройски, но в середине дня непрерывного боя фашистам удалось расколоть батальон, и одну часть его вместе со штабом отсекли, окружили и обрушились на бойцов со всех сторон. Завязалась рукопашная схватка. Бой был неравный. Небольшая группа бойцов с комбатом Федосеевым стояла насмерть. Бросившимся было к ним на выручку фашисты сметали огнём своих танков и, вообще, жгли всё живое, что стояло на пути. В штаб полка комбат доносил: «Нас осталось девять. Все ранены. Драться будем до конца». Это было его последнее донесение. Истекая кровью, бойцы вместе со своим командиром дрались до последнего. И в этой рукопашной схватке погибли все, как герои. Самого Фёдора Федосеева нашли после гибели, привалившимся к кирпичной стене мёртвым. У него не было полголовы, но он не упал, а замер с вытянутой вперёд рукой, держащей пистолет. А вокруг и внутри здания лежали груды убитых.

13-я дивизия Родимцева, сильно измотанная, уже не могла контратаковать вокзал. И отступать было некому, дрались-то до последнего. Вот так сражались гвардейцы. Отрезанные от главных сил своей дивизии, федосеевцы продолжали в одиночку или по 2–3 человека наносить удары по фашистам из самых разных мест, где только могли закрепиться: из будки стрелочника, из подвального помещения вокзала, из-под вагонов, залегали за перронными путями – истребляли как могли.

Сколько их, защитников Сталинграда, отдали свои жизни, чтобы отстоять город на Волге, который с августа 1942 года по февраль 1943 года не сходил с уст людей во всём мире. Ведь от исхода Сталинградской битвы зависела судьба не только Советского Союза, но и стран Европы, порабощённых Гитлером. И русские люди даже и в мыслях не могли допустить сдать своё кровное Отечество врагу. Не позволили ему перерезать Волжскую транспортную артерию и создать смертельную опасность жизни центру страны. 324 тысячи советских воинов отдали свои жизни за оборону Сталинграда, и среди них – уроженец сталинградской земли из Шмаково Фёдор Федосеев. Почти столько же составляли и санитарные потери. Как «не поддающуюся никакому описанию битву, ставшую символом борьбы двух враждебных миров» отмечали сражение за волжскую твердыню немецкие генералы, в котором они оказались биты. Видимо, забыли предупреждение своего знаменитого канцлера Бисмарка никогда не воевать с Россией. К середине ноября наступление немцев захлебнулось, и они, ожидая подкрепления, перешли к обороне.

А советские войска, уже имея очевидное превосходство в артиллерии и танках, 19 ноября 1942 года, используя эффект внезапности, перешли в контрнаступление. Прорвав 23 ноября позиции фашистов, они взяли в кольцо 6-ю армию генерал-фельдмаршала Паулюса и часть 4-й танковой армии численностью более 330 тыс. солдат и офицеров. Уничтожение и пленение немецких войск, деморализованных и измученных голодом и холодом, продолжалось до 2 февраля 1943 года. Сопротивляться было бесполезно, и в этот день, несмотря на запрет Гитлера, фон Паулюс капитулировал. За несколько месяцев Сталинградской битвы жертвы государств «оси» исчислялись сотнями тысяч людских жизней. На Мамаев курган было сброшено столько снарядов, что после освобождения здесь два года не росла трава.

Да, дорого стоила эта победа. Но разгром немцев под Сталинградом воодушевил нас и привёл к широкому наступлению Красной армии на всех фронтах. Военная мощь фашистской Германии в результате осенне-зимней кампании 1942/43 г. оказалась настолько подорванной, что стало ясно: дни врага не за горами, и он будет разбит в своём собственном логове. Так оно и случилось. Когда 9 мая 1945 года враг был повержен и капитулировал. Наше Красное знамя Победы взвилось над рейхстагом.

И городу над великой русской рекой Волгой пора бы вернуть то имя, какое он носил до этой страшной войны и с каким победил, – Сталинград. Этого требует наша история и память, сражавшихся и павших за него, сгорев в огне войны.

2020 г.

Миражи Мясного Бора

 
И у мёртвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она – спасена.
 

А. Твардовский

Как-то мне довелось побывать в деревне Мясной Бор под Новгородом, увиденные там миражи-призраки, рождённые военным временем, произвели страшное и неизгладимое впечатление. По коже пробегала холодная дрожь, словно тебя колотила лихорадка. Невольно казалось, что ты находишься на передовых позициях фронта, идёт стрельба, и вокруг свистят пули… А каково было тем, кто находился там, в Мясном Бору, в 1942 году, когда здесь шли страшные бои нашей 2-й ударной армии с фашистами, которая в кровавой мясорубке Любанской операции погибла почти вся, в живых остались немногие. И очевидцы говорили, что кровь настолько обильно пропитала землю, что липла к ногам.

Кровавая бойня, прошедшая здесь, была настолько страшная, что не поддаётся здравому смыслу. Точное число погибших никто назвать не может. Историки считают, что здесь полегло до 500 тысяч солдат. И это столько павших на одном участке фронта! Мировая история не знает таких случаев. Картина жуткой бойни подавляла сознание. Дома в деревне были все разрушены и превращены в пепел. На улицах, в поле, в лесу, в оврагах лежали трупы солдат. Живых, раненых пленных немцы сбрасывали в колодцы, и останки погибших ещё долго извлекали потом, задыхаясь смрадным запахом.

Вот и я, ходя и осматривая здешние места, как бы чувствовал этот запах, словно он витал над тобой и клубился, как дым, хотя с дней войны прошло уже много лет, да и день стоял солнечный и на небе не плыло ни облачка. Виделись какие-то фантомы – призраки, и казалось, что находился в том военном времени, видел окопы, танки, идущие навстречу, и становилось жутко, блиндажи виделись и лес. Слышались автоматные очереди и крики наших солдат «ура», бегущих в атаку и падающих, сражённых вражеской миномётной очередью или разорванных на куски после взрыва бомб. И невольно вздрагивал.

– Побудешь тут подольше, не то ещё почувствуешь и увидишь, – сказал неожиданно встретившийся мне старик, белый, как лунь. – Тут такое творилось, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

В одной руке он держал большую корзину грибов и все белые, крупные, чистые, в другой – была палка, которой раздвигал траву, ища скрываемые ею грибы. Жил, сказал он, неподалёку от Мясного Бора, в посёлке, за лесом. Когда шла война, он был ещё мальчишкой. Отец воевал, а они с матерью не успели уехать до прихода сюда немцев и скрывались в лесу в старой волчьей норе. Самих зверей здесь не было, куда-то скрылись и больше не показывались. Нора была довольно-таки широкой и неглубокой, под вековой елью над обрывом, и со всех сторон её скрывали густые кусты и трава. Можно было пройти мимо и не заметить. И обитали они с матерью в норе до тех пор, пока немцы не ушли. Питались, что лес давал: ягодами, кореньями разными, грибами, даже сушили их на солнце, лешие яблоки собирали, от которых скулы вело, а воду пили из ручья, что протекал недалеко от норы. Старались ходить здесь тихо и осторожно, чтобы случайно не нарваться на немцев. Но больше времени проводили в норе и возле и покидали её только по большой надобности.

И я с трудом представлял себе, что пережил этот человек, с редким именем и отчеством Панкрат Потапович, со своей матерью, обитая тогда здесь, когда вокруг шли бои, рвались снаряды и от бомб взлетали вверх горящие избы, сотрясая воздух и поджигая его. Бомбы могли и в их сосну попасть. Человеческие части тела падали и на лес, их можно было увидеть на деревьях и кустах. Брал ужас. Мать его, увидев всё это, рвало, а он плакал и зажимал рот ладошкой, боялся, что услышат фашисты, и тогда их убьют.

– Горело всё, дышали дымом и гарью. Ироды эти фашисты.

Из глаз старика показывались слёзы. Сколько убили только детей. Он после, когда немцев здесь не стало, видел их с проколотыми животами. Говорил, и голос его дрожал. Без боли и слёз об этом рассказывать было нельзя.

– Долиной смерти стали называть эти наши места, – говорил мне старик. – А всё потому, что, ходя здесь, можно оказаться в том времени, в жарком бою с автоматом в руках или в рукопашной схватке. – Он даже встречал призрак солдата, который кричал ему, чтобы ложился, а то убьют, и заслонял собою.

Что он говорил, леденило душу, и волосы вставали дыбом. Мне и самому уже начинало казаться, что в меня целится немец и вот-вот выстрелит. И я от страха ёжился. А старик успокаивал: «Не пужайся. Это не успокоенные души погибших взывают от живых помощи, чтобы их перезахоронили по христианским обычаям и обрядам».

Он сам не раз находил и находит останки погибших и хоронит их. И не только он, и многие другие находят, и тоже хоронят. Каждый год специально сюда в Мясной Бор приезжают поисковики. Останков они находят много и заново хоронят. И конца этому не видно. Ещё бы было видно! Погибло тут полмиллиона, как сказывают, а предали земле 11 тысяч останков или чуть больше. Специальное кладбище советских воинов (Мемориал «Мясной Бор») создали.

Да, поисковики-добровольцы приезжают сюда каждое лето и трудятся не покладая своих рук. Нелёгкая эта работа – кости в земле находить и выкапывать, ведь это человеческие кости, раньше они принадлежали живому человеку, и он жил, смеялся, улыбался и любил жизнь и всё живое. Медальоны находят, и тогда сообщают родственникам погибших, и те приезжают на перезахоронение своих близких и родных.

– А вот со старухой – его женой – случай был, – поведал мне грибник Панкрат Потапович, – она едва речь не потеряла, могла и язык откусить от испуга. Темно было, и слышит, как в дверь постучали.

Открыла. Перед ней, на пороге, стоял синеокий парень в запылённой гимнастёрке и пилотке с красной звёздочкой, в ботинках с грязными обмотками. Солдат просил попить и кусок хлеба. И когда выпил большой ковш воды, улыбнулся, хлебушек положил в вещмешок и, шагнув за порог, оглянулся и произнёс: «Спасибо! Живите богато…» Тут баба моя и обмерла, увидев, что глаз-то у него не было, зияли пустые глазницы. Вот что оставила нам война-то. Тут не только язык потеряешь, сердце оборваться может, инфаркт хватит… Смотрела вслед солдату, а он вмиг исчез, как будто его и не бывало. Чудеса, да и только. Напугал страшно. Куда же он делся? Испарился, как туман. Призрак какой-то, мираж.

Утром они пошли в лес ягоды собирать. Собирают и чувствуют, что кто-то за ними следит и глаз не сводит, да не один, а несколько военных. Что за напасть такая опять? Скорее домой пошли. А через неделю появились тут поисковики и откопали останки сразу пятерых павших солдат, медальоны у двоих были. Неглубоко лежали, присыпанные сгнившей травой и листьями, словом, образовавшимся перегноем.

И этому было объяснение. Ведь в военное время да под обстрелами и взрывами бомб хоронить погибших не представлялось возможности. А после войны не до этого было, рвались из всех сухожилий восстанавливать страну из руин. Убитые так и лежали, заносимые опавшей с деревьев листвой, и зарастали травой. Как писал вкусивший порох войны русский поэт Александр Твардовский в поэме «Я убит подо Ржевом» о павших в безымянных болотах, когда при жестоких налётах врага убитые летели «точно в пропасть с обрыва» и «фронт горел, не стихая, как на теле рубец». Выжить в такой обстановке считалось невероятным. Летом, в сорок втором, они были зарыты без могилы, ничего не оставив при себе:

 
Где травинку к травинке
Речка травы прядёт,
Там, куда на поминки
Даже мать не придёт…
 

И, наверное, эти павшие воины, став травою, пустили свои корни и, превращаясь по весне в одуванчики, смотрят на нас, живущих, и напоминают о себе, мы, мол, здесь пали в жарком бою за Родину, но с войной не покончено до сих пор, и она кончается, как говорил непобедимый полководец Александр Суворов, только тогда, когда предаётся земле её последний павший солдат. А нас здесь, не похороненных, очень много лежит. Вот и напоминаем вам, живущим, о себе, чтобы вы закончили эту жуткую войну.

 
Наши очи померкли,
Пламень сердца погас,
На земле на поверке
Выкликают не нас.
 
 
Нам свои боевые
Не носить ордена.
Вам – всё это, живые.
Нам – отрада одна.
 
 
Что не даром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос  —
Вы должны его знать.
 

И мне стало казаться, что нахожусь в прошлом, в эпицентре боя, и вижу события, когда-то происходившие здесь. Слышатся автоматные очереди, окровавленные солдаты. Но лица их различить не могу. Перед глазами мелькают какие-то призраки, встают миражи, а на поле – разбросанные останки. И такая жуть тут взяла, что я вздрогнул.

– Испугался? – взял меня за руку Панкрат Потапович. – Со мной тоже было такое, и не раз, да и сейчас, стоит только задуматься о былом, те видения посещают: то солдат, обливаясь потом и кровью, встает перед глазами, другой – рукой машет, взрывы бомб и снарядов слышатся…

– Потому и боятся ходить местные жители в лес? – как я слышал. И птицы даже здесь не поют, и не видно животных.

– Не селятся, – ответил дед Панкрат. – Чуют трупный запах. А уж сколько лет прошло с войны-то…

Учёные связывают все происходящие здесь непонятные аномальные явления с мощным энергетическим полем, которое создаётся в местах массовой гибели солдат из-за незахороненных останков. Там, где человеческие останки выкопаны и похоронены, как надо, «военной аномалии» уже не возникает, и птицы сюда возвращаются, и животные.

Так что надо продолжать святое дело поиска останков воинов и производить перезахоронения их по христианским обрядам, и неуспокоенные души погибших успокоятся и не станут больше являться перед живущими какими-то пугающими призраками, и исчезнут миражи с раскатами орудийного грома и взрывами бомб. Только делать это надо без излишней торопливости и бережно, чтобы не навлечь гнева духов. Спешка и небрежность им не нравится. И аномалия может с новой силой показывать свои миражи о тех военных событиях лета сорок второго года, когда наши солдаты сражались за Родину и пали, чтоб она, любимая, жила.

13.03.2020 г.

Через муки ада

 
В концлагере мне выжгли чёрный номер,
Чтоб имени родного я не помнил.
На перекличке зла, где всё мертво,
Я хрипло отзывался на него.
 

Юрий Кузнецов

Война застала лейтенанта Назара Бабина в латвийском городе Лиепая. Немецкие танки уже двигались к городу, и его противотанковой батарее было дано задание уничтожить их и живую силу противника, чтобы предотвратить прорыв. Совсем недалеко проходила граница, где уже сражались наши пограничники.

В бой пришлось вступить ближе к полудню. Враг обрушил на защитников море огня, но немцам не удался прорыв, как ни пытались они это сделать. Красноармейцы дрались отважно, отражая вражеские атаки. То же повторилось и на второй день, и на третий… На пятый день боёв лейтенант Бабин был тяжело ранен в ступню, но с поля боя не ушёл, продолжал командовать батареей, пока не был снова контужен. Из ушей шла кровь, невыносимо болела голова, и он потерял сознание. Санитары вместе с другими ранеными доставили его в больницу. На следующий день он пришёл в себя.

Через три дня в больницу ворвались фашисты. Они сбрасывали на пол лежачих, постели вытряхивали, переворачивали тумбочки и урны, отбирали личные вещи, у кого они были, искали оружие и кричали, пиная раненых. Вместе с немцами находились и латышские фашисты-айзсарги, помогая им чинить расправу над пленными, грозя первыми перестрелять, как собак, всех коммунистов.

И начались для пленных красноармейцев муки ада. Били, издевались над ними, посадили на голодный паёк, давая два раза в сутки баланду, от которой и свинья отвернулась бы. У котлов с баландой стояли эсэсовцы и каждого, кто подходил с чашкой за ней, били резиновой палкой так, что искры летели из глаз.

Через полмесяца их одетыми вывели на улицу. Солдат, у которых на рукавах были звёзды или следы от них, выталкивали из строя и уводили на расстрел. Остальных перевезли в порт и оттуда пароходом в Клайпеду. У кого-то были забинтованы головы и руки, кто-то держался на костылях, голодные, многие не в своей одежде, так как их раздевали догола и одежда перемешалась, а выбирать не давали, тут же били прикладами. На одном из привалов Бабин подняться сам уже не смог, нога его опухла, не поднималась голова. Тогда фашист ударил ему в спину, но, увидев распухшую ногу в разорванной штанине галифе, изрёк: «Капут». Тут его вскинули на подводу, к таким же раненым, как он, и увезли в лес. Пленники уже прощались с жизнью, но в лесу их снова стали фильтровать, через предателей выявляли коммунистов, офицеров, политработников и расстреливали. Ему повезло, угодил в госпиталь. Но пробыл здесь недолго. Нашёлся предатель из его роты и выдал, что этот раненый – офицер. Избили до полусмерти, выбивая признания, но Бабин всё отрицал и упорно говорил, что он – рядовой и офицером никогда не был. После отволокли в какой-то подвал к трупам, истерзанным гитлеровцами. Но и тут смерть его миновала. Когда опамятовался, бросили в машину и привезли в город Тильзит, а потом на какую-то станцию в гестаповский офлаг № 53.

Здесь пленнику Бабину пришлось испытать новый круг ада. Восемь месяцев человек просидел в смертном карцере, ожидая своего конца. Ведь сюда ежедневно подъезжала специальная машина, в которую наглые пьяные гестаповцы загоняли по 20 и более человек и увозили на расстрел. А карцер полнился новыми жертвами… И тут его переводят в общий лагерь.

Более 10 тысяч военнопленных уничтожили гестаповцы в офлаге-53, когда он был расформирован. Но пленных без дела не оставили. Назара Бабина перевели под Кёнигсберг добывать торф. Условия его добычи были жуткими, тут и здоровый человек не выдержал бы, заболел, а каково было больному истощённому и без одежды залезать в ледяную двухметровую яму – таков был слой пласта торфа. Стояли в воде в деревянных колодках и выбрасывали торф на поверхность, через каждые два часа меняясь сменами. На следующий день шла прессовка брикетов и установка их на сушку. Деревянная колодка до крови растёрла его рану, началось гниение. Чирьи, фурункулы покрыли тело, возобновились боли в груди, мучил удушающий кашель. Послали на копку картофеля. Стоило чуть со своей мотыгой было отстать, как страж тыкал штыком в зад, бил пинками и натравливал овчарок.

Белый свет мерк перед глазами. Казалось, конец. Чирьи, чуть ли не с кулак, гнили, и их насчитывалось около полусотни на руках, спине, шее, на ногах. Подскакивала постоянно температура. Мучился хворями и его напарник, врач из Мордовии, которому натравленная овчарка глубоко распорола кожу на ноге.

И чтобы спастись от этого ужаса, они решили бежать, поскольку картофельное поле примыкало к лесу. Подготовили сумку от противогаза со скудным пайком, с коробком спичек и лезвием от перочинного ножа. Сумку спрятали под одеждой и принесли в поле, замаскировав её у бурта картофеля. Стали выкапывать клубни. А собака вынюхала сумку и приволокла к ним. «Чья сумка?» – спрашивает страж. Отговоркам не поверили. Объявили расстрел, и с овчарками двое конвоиров повели их к лесу. На опушке приказали догола раздеться и скомандовали: вперёд – десять шагов. Пройдя положенное расстояние, остановились. Последовало щёлканье автоматного затвора, и они уже мысленно прощались с жизнью. Прошло несколько минут тягостного ожидания. «Чего же медлят? Не мучили бы напоследок…»

Но расстрел не состоялся. Им приказали одеться и вернуться на работу, предварительно проверив до ниточки все их шмотки. И рядом с ними поставили охрану с собакой. А после окончания копки выстраивают всех в колонну из 80 человек, неудавшихся беглецов ставят впереди её, чтобы были на виду. Взваливают на каждого по мешку картошки в 40 килограммов – и вперёд до имения хозяина.

Дорога с километр под тяжестью мешка стала новой пыткой. Шёл, шатаясь, и боялся упасть и быть раздавленным непосильной ношей, силы-то в нём уже были потеряны. Чирьи на плечах и шее раздавились, выдавленный гной полз по телу, доковыляв до места, упал и потерял сознание.

После этого пришлось перенести новые страдания и беды, но он не сдавался. Хотел жить и изыскивал любую возможность к побегу, лишь бы он удался. Случилось это в начале осени 1944 года, когда советские войска Прибалтийских фронтов перешли в наступление в направлении к Риге. И немцы решили перегнать пленных в другое место, ближе к Германии. К вечеру дошли до какого-то хутора, эсэсовцы расположились на отдых, закрыв пленных в охраняемом сарае. Бабин и трое его товарищей ночью проделали в нём дыру и ушли лесом в сторону фронта. Беглецов никто не заметил, и погони за ними не было. Набрели на какое-то жильё. Выследив, что немцев тут нет, они подошли к дому, у крыльца стояли хозяева. Увидев оборванных и худых мужчин, испугались, но, услышав русскую речь, тоже заговорили с ними по-русски. Пустили в дом, накормили и уложили спать. Но им было не до сна, прислушивались к любому шороху и стуку. И тут вбегает женщина с криком: «Немцы пришли!» Беглецы быстро забрались на чердак и стали ждать, что будет дальше. Минут через пять в дом ввалились пятеро эсэсовцев. И сходу потребовали вина и еды. Нажравшись и напившись, свалились спать. Этим и воспользовались беглецы. Быстро слезли с чердака, забрали их оружие, подняли и приказали поднять руки. Двое бросились бежать, остальные кинулись на наших. Пришлось открыть стрельбу, убить троих. Оставшихся связать и посадить в угол. Трупы вытащили в огород, прикрыв сеном.

Тут хозяин и шепнул Бабину, что русские недалеко… Пошли их искать. Часа через полтора послышался окрик из-за дерева: «Руки вверх!» Подходят двое с автоматами. Рассказали им обо всём, повели к связанным эсэсовцам.

Так Бабин и его товарищи встретились с советскими воинами, входившими в хутор. Их окружили, начали расспрашивать. И тут Назар не выдержал, опустился на землю и зарыдал от радости. Бойцы угостили их табаком, сигаретами и отвели к своему командиру. В штабе провели доскональную проверку, и вскоре лейтенант Бабин с товарищами снова встали в строй.

Яростно вступали в последующие бои бывшие узники нацистского концлагеря и отзывались теперь при перекличке уже не хрипло на чёрный номер пленника, а гордо и громко с поднятой головой на своё родное имя.

Вскоре были освобождены Лиепая, Тильзит… Трижды Назара Бабина ранило, но из строя он не выходил, попадал в разные части и сражался до победного. Закончил войну командиром миномётного расчёта в звании старшего лейтенанта.

2020 г.