Текст книги "Джек Восьмеркин американец (ил. В.Гальдяева)"
Автор книги: Николай Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
Пожарные убытки покрыли вениками.
К осени сорго вытянулось больше двух метров в высоту и выпустило огромные пушистые метелки. Из этих метелок и вязали веники.
Веники вязали по вечерам всей коммуной. Много оставили себе, но и на продажу выделили восемьсот штук. С образцами веников Курка ездил в город и там запродал всю партию в кооператив, по полтиннику за штуку. После пожара Курка стал другим человеком, и коммуна возложила на него все хлопоты по ремонту электростанции.
Четыреста рублей, вырученные от продажи веников, и помогли отремонтировать динамо. Помещение станции починили наспех: было решено попозже выложить кирпичную будку, чтобы не бояться больше пожаров. Даже на железную крышу достали листов.
Сорго дало коммуне не только веники, но и шляпы. Чарли попросил Мильтона Ивановича сделать из березового полена болван по величине головы и в два вечера сплел из прутиков сорго великолепную шляпу. Шляпа была мягкая и красивая, и Чарли подарил ее Николке. У шляпы был только один недостаток – она опоздала по времени месяца на четыре. Но все коммунары пожелали все-таки иметь такие же, и Чарли получил множество заказов.
Помимо метелок, сорго дало еще длинные прочные стебли, годные на заборы и постройки. Из этих стеблей построили курятник. Белые куры подросли за лето и требовали на зиму теплого помещения. Курятник осенью предположено было оштукатурить и осветить электричеством. Чарли уверял, что при электрическом свете куры начнут нестись в конце зимы.
Уборка урожая далась коммуне нелегко. Чувствовался недостаток в лошадях и машинах. Потревожили кооператоров, и те достали жнейку к трактору. Хотя урожай был средний, хлеба свезли на двор так много, что его негде было хранить. Поэтому прямо из-под молотилки отправили часть зерна на ссыпной пункт. Для этого шесть телег, нагруженных хлебом, привязали веревками к трактору, и Чарли повез их на станцию. На телеги уселись коммунары и всю дорогу пели песни. Коммуна «Новая Америка» в этом году сдала урожай первая.
Когда урожай был убран, Чарли предложил сделать по американскому обычаю выставку.
На дворе, перед большим домом, на столах были разложены крупнейшие овощи, образцы американской пшеницы, веники из сорго, шляпы, яблоки. В клетках показывали подросших кур леггорнов и петухов. Несколько хороших телят и свинок разместились за особой загородкой.
В воскресенье в коммуне собрались окрестные крестьяне и колхозники, приехали и шефы из города. Тут же за столами Джек и другие коммунары объясняли, как ведет свое хозяйство «Новая Америка». Водили экскурсии к силосной башне. Крестьяне поднимались по лестнице и смотрели, сколько корма заготовили коммунары на зиму. Теперь башня была полна до краев. Сверху Чарли посыпал силос рубленой соломой, полил ее водой и посеял овес. Овес взошел, корни его переплелись между собой, и таким образом силос был прикрыт на зиму как бы теплым одеялом.
Вообще корма для скота в коммуне этой осенью было много, но коммунарам хотелось иметь его еще больше. Из города начали уже поступать коровы. Пригнали тридцать голов, и часть их ночевала под открытым небом из-за отсутствия помещения.
Впрочем, о коровах уже заботились. Целая артель плотников, присланных из города, строила новый коровник на шестьдесят стойл. В коммуне весело стучали топоры, и здание быстро росло. Теперь в «Новую Америку» из города постоянно приезжали кооператоры, ветеринары, инженеры. Молоко от присланных коров коммуна отправляла в город. Обслуживание скота было коммуне выгодно. Джек подсчитал, что каждая корова дает десять рублей дохода в месяц.
Хороши были перспективы и на будущий год. Конечно, пожар электростанции задержал рост «Кулацкой гибели», но столбы уже стояли в поле и динамо вышла из ремонта. Только осенние работы помешали осветить Чижи, но Николка дал обещание Козлову, что к годовщине Октябрьской революции ток в Чижах будет.
По окончании уборки урожая Джек написал большое письмо Егору Летнему. Он сообщал писателю все новости, излагал планы на будущее. Письмо кончалось так:
А теперь, Егор Митрофанович, прошу вас купить политграмоту, самую большую, какая есть в продаже. Откровенно говоря, надоело знать меньше других, хочется больше. Важно также обработать до конца Чарли, который задает много разных вопросов. Сколько будет стоить политграмота, я сейчас же вышлю. Она нужна мне и всей коммуне, у нас есть одна, но средняя.
Да, Джек теперь действовал сознательно и не делал ошибок на каждом шагу. Он даже обрушивался иногда на отдельных коммунаров, и Чарли часто от него доставалось.
Впрочем, Джек напрасно был невысокого мнения о политической грамотности Чарли. Американец выдержал этой осенью серьезный экзамен.
Вот как это случилось.
В коммуну теперь иногда приезжали экскурсии учеников, крестьян, даже студентов. К таким приездам коммунары привыкли, и Джеку правление вменило в обязанность водить гостей по усадьбе и показывать хозяйство.
Но в этот день Джек влетел в каретник к Чарли взволнованный, как никогда.
– Чарли… дружок… Представь себе, приехали! – закричал он и сделал попытку обнять своего друга.
Чарли посмотрел на Джека сердито.
– Ну и проводи их по усадьбе. Чего ради ты вздумал обниматься?
– Да нет, Чарли, не в этом дело! Они хотят увидеть тебя.
– Да ведь у меня плохо с языком, Джек.
– Кой черт! Это приехали американцы, старина. Представь себе, они хотят осмотреть наше хозяйство! Американцы, Чарли, американцы из Америки!
– Кто же они такие?
– Страшно и подумать… Профессора Иллинойского университета…
Чарли вытер руки тряпкой и не спеша двинулся к выходу.
У конторы стоял незнакомый автомобиль, рядом толпились коммунары.
Когда Чарли подошел, коммунары расступились и пропустили его к землякам.
Американцев было пятеро. Старый профессор, с седой головой и розовым лицом, двое молодых сухопарых ребят с кодаками, две женщины неопределенного возраста, в зеленых прозрачных пальто. С ними приехал переводчик.
Профессор-старик пожал Чарли руку и объяснил, что он очень интересуется изменениями в сельском хозяйстве России. Вместе со своими помощниками и женой он объехал весь Волжский край. Случайно узнал в городе, что существует коммуна под названием «Новая Америка», и пожелал непременно повидать ее.
– Оправдывает ли коммуна свое название? – спросил он у Чарли.
– Конечно, нет, – ответил тот. – У нас здесь такие цели, о каких в Америке и не помышляют.
Профессор засмеялся:
– Так, так. Это часто приходится слышать здесь. Ну, а как вам работается, земляк?
– Хорошо, – ответил Чарли просто.
– А не жалеете ли вы, что расстались с Америкой и ее удобствами? – спросила одна из женщин.
– Я там не имел никаких удобств, миссис, – разъяснил Чарли. – Я был уборочным рабочим, и мне приходилось ночевать на неудобной американской земле.
– Но вы могли бы купить себе автомобиль, – сказала женщина.
Чарли промолчал.
– Я прошу записывать все его ответы, – сказал профессор. – Это очень интересно.
Женщина помоложе вынула блокнот и начала писать стенографической вязью.
– Кто были ваши родители? – спросил профессор.
– Я помню только отца, – ответил Чарли. – Его убило в шахтах штата Айовы, когда мне было девять лет. С тех пор я жил без родителей.
– Так. Вернемся к вашей работе здесь. Легко ли вам убирать урожай без машин?
– Трудновато. Но у нас уже есть кое-что. Пройдите в сарай, я вам покажу.
– Продуктивен ли труд, когда нет личной заинтересованности? Я хочу сказать, что результаты труда здесь ведь не принадлежат вам.
– Они не принадлежали мне и в Америке. Я там работал только на хозяев, и, по правде сказать, все это были довольно паршивые люди. А здесь мы работаем сообща, и все это – наше. Мне кажется, что человеку приятнее работать в большом общем деле, чем в карликовом хозяйстве на случайного хозяина.
– Велико ли ваше дело?
– Все государство.
– Не скучаете ли вы здесь?
– Мне некогда скучать, сэр. Кроме того, у меня здесь больше товарищей, чем в Америке.
– Не предполагаете ли вы вернуться в Америку?
– Пока что нет. Я слышал, что там кризис с зерном в этом году. Такие, как я, значит, будут питаться собственными кулаками.
– Значит, вы остаетесь здесь навсегда?
– Ничего не известно. Может быть, мне и захочется поехать на родину, рассказать там, как живут в СССР.
– Об этом расскажем мы, – сказал профессор быстро. – У меня задумана книга. Так что вам беспокоиться нечего. У меня огромный материал, я был в целом ряде районов.
– Я был только в одном, – улыбнулся Чарли. – Но думаю, что и мои рассказы найдут слушателей в Америке.
– Может быть, вы хотели бы что-нибудь получить из Штатов? – спросил профессор мягко.
– Да, конечно. Мы все мечтаем об электрических доилках на пятьсот коров.
– Разве у вас так много скота?
– На будущий год мы развертываем большую ферму.
Профессор замял вопрос о доилках и начал что-то шептать своей секретарше. В это время молодой американец подошел к Чарли.
– Я хотел бы сфотографировать вас, мистер Ифкин, – сказал он.
– Пожалуйста, – ответил Чарли. – Только через десять секунд.
И он побежал к своему каретному сараю.
Американец решил, что Чарли побежал принарядиться. Но тот другое имел в виду. В воротах каретника застучала машина, и Чарли медленно подъехал к американцам в автомобиле.
– Ага! – закричала американка неистово. – Вы уже успели себе купить авто в Америке!
– Да, конечно, – ответил Чарли. – Но я купил его после того, как решил ехать сюда. Раньше мне это не удавалось.
Американец снял Чарли два раза, а потом сказал:
– Мерси. Я помещу ваш снимок в журнале, мистер Ифкин. Внизу будет подпись: «Американец, который нашел родину в стране социализма».
– Так и напишите, – согласился Чарли. – Я возражений не имею.
Американцы интересовались решительно всем и долго ходили по коммуне. Они осмотрели кухню и просили попробовать хлеб, потом заходили в жилые комнаты и трогали кровати коммунаров. Обо всем они делали заметки у себя в книжках. Уехали они уже под вечер, и перед отъездом коммунары угостили их ужином.
Джек перевел Николке весь разговор Чарли с профессором. Николка остался доволен.
– А ведь молодец Ифкин! – сказал он весело. – Хорошо у него котелок варит. Американскому профессору возражать – это не с Бутылкиным спорить. А он не растерялся.
В коммуне долго потом вспоминали приезд американцев и хвалили Чарли.
Эта осень была веселая. Только кончилась она печально.
Глава третья
Пал Палыч поправилсяВ коммуну прискакал верхом, без шапки, Григорий Козлов, брат Антона, председателя «Кулацкой гибели». Еще в воротах он закричал громко:
– Эй, есть тут кто из правления?
Василий Капралов вышел из конторы на крыльцо. Махнул рукой:
– Подъезжай сюда, Гриша.
Козлов подскакал к крыльцу, сполз на пузе с лошади и даже привязывать ее не стал, просто пустил.
– Кто кого? – спросил Капралов шутливо.
– Они нас, Вася, – ответил Григорий серьезно. – Беда, брат! Зерцалов меня сюда прислал. Есть здесь кто, кроме тебя, Капралов?
– Заходи в контору. Сейчас будут.
Члены правления собрались быстро. Козлов прикрыл дверь покрепче и начал рассказывать.
Оказалось, что в Чижи приезжал агроном из города, собрал сход и долго говорил о коллективизации. Доказывал выгоды крупного хозяйства и преимущества общих скотных дворов.
Пока агроном говорил, главные крикуны помалкивали. Но как только он уехал из села, началась буза. Пал Палыч Скороходов сейчас же собрал у себя на дворе народ и взялся толковать речь оратора. Язык у Скороходова теперь хорошо работал, и говорил он битый час.
По его словам получалось так, что Советская власть очень нуждается в хлебе и мясе. Чтобы получить все это, мужиков насильно будут загонять в колхозы. В колхозах скот считается общим, и ему, Скороходову, доподлинно известно, что в ближайшее же время половину деревенских коров и лошадей перегонят в город. Коровы пойдут на бойни, под нож, а лошади в Красную Армию – пушки возить. Ни копейки денег за скотину, конечно, не заплатят, выдадут липовые расписки. Вот теперь и ловчись, честной народ!
Сначала словам Пал Палыча никто не поверил: в Чижах на глазах у всех существовали две артели и не было еще случая, чтобы скот отбирался под расписки. Тогда Скороходов, чтобы убедить слушателей, начал бить себя кулаками в грудь, божиться и ругаться на всю деревню. Потом вытащил из хлева за задние ноги свинью, которая откармливалась к рождеству.
Не давая никаких объяснений, Пал Палыч свинью зарезал и приказал девкам ее палить.
Только когда костер разгорелся, Пал Палыч объяснил, что заколол свинью потому, что мелкую скотину будут отбирать в первую очередь. Уж лучше самому поесть мяса хоть в пост, чем даром город кормить.
Смотреть на зарезанную свинью собрались бабы со всего села. Начались разговорчики о том, что, может, и правда свиней надо бить. Даже мужики растерялись, поддались бабьему настроению. Но Скороходову всего этого было мало. Он вывел на улицу свою кобылу Машку, снял с нее уздечку и погнал палкой со двора.
Петра в селе не было, а на дочерей, которые было заревели, Скороходов прикрикнул:
– Ша!.. Лошадь-то, чай, моя! Что хочу с ней, то и делаю.
Запустил в кобылу камнем, а потом подошел к толпе крестьян и сказал:
– Пущай уж лучше в лесу погибает, а не в городе. Здесь ее, может, волки съедят или лисы – все-таки животные. А в городе так подохнет, без пользы, как червец.
Лошадь Скороходова была хорошая и славилась на всю округу. Отказ от нее хозяина бабы выдержать не могли. Они вдруг завыли, заголосили, замахали руками. Все разбежались по дворам, схватились за ножи, начали резать скот. Паника охватила село.
Зерцалов, Козлов и несколько членов «Кулацкой гибели» побежали по дворам и стали уговаривать крестьян бросить дикую затею. Но уговоры уже не действовали. Каждый орудовал у себя на дворе по своему усмотрению.
– Многие телят режут, – сказал Григорий Козлов шепотом. – Собашников племенного бычка прикончил. Кто поумней, тот продать норовит, в город скотину перегнать собирается. А другие сегодня ночью обязательно коров изведут. Ведь этак без стада можно остаться, товарищи! Неужели не поможете?
Николка Чурасов переглянулся с Капраловым.
– Во, Вася, как дела-то повернулись! И не ждали беды с этой стороны.
– Что думаешь?
– Катать надо всем активом, вот и все. Ведь хуже пожара дело-то. Выходит, что и свиней в политику впутало кулачье окаянное.
– Так оно и есть, – поддержал Козлов. – Скороходову податься теперь некуда, вот он и идет напролом.
Николка повернулся к Джеку:
– Скажи, Яша, Ифкину, чтобы он машину заводил.
Джек побежал в каретник к Чарли. Растолковал ему, что делается в Чижах и как Скороходов лошадь прогнал.
Чарли изумился, вытаращил глаза. Джек попросил поторопиться и вернулся в контору.
– Кто едет? – спросил он Николку.
– Ты, Капралов и я. Собрание там устроим, по дворам пойдем.
Чарли подал машину к крыльцу. Татьяна высунулась из окна своей светелки.
– Куда едете, товарищи? – закричала она.
– В Чижи едем, – ответил Николка. – Иди и ты, Татьяна. Может, к бабам слово скажешь. Только поскорей.
Татьяна повязала голову красным платком и спустилась вниз. Коммунары уже забрались в машину.
– Гони во всю мочь, Ифкин! – закричал Николка.
Перегруженный автомобиль выехал за ворота довольно медленно. Но в аллее Чарли дал полный ход и легко обогнал Козлова, который скакал верхом. Следом за машиной увязался Боби Снукс.
Когда подъезжали к Чижам, можно было слышать тонкий поросячий визг, крики мужиков и плач баб. Издалека казалось, что какое-то страшное бедствие произошло в деревне. Кое-где над дворами поднимались голубые дымки. Это палили уже убитых свиней.
Второй ударАвтомобиль остановился у избы Козлова.
Николка послал Капралова в помощь Зерцалову агитировать по дворам. Сам остался на крыльце вместе с Татьяной. А Джеку велел ехать по селу на автомобиле, собирать народ на сход.
Машина медленно поехала по улице. Джек встал на сиденье и громко кричал во все стороны, как кричат глашатаи в Америке, в маленьких городах.
– Важные новости! Все собирайтесь к избе Козлова! Доклад Чурасова о текущих событиях! Каждому важно слышать!
Старики показывались в окнах и провожали машину злыми глазами. Бабы мрачно высовывались из-за плетней и не выказывали никакого желания идти на митинг. Только несколько крестьян из бедняков да ребята пошли к крыльцу Козлова послушать, что расскажут коммунары о событиях.
Оказавшись на конце села, Чарли остановил машину и повернулся к Джеку:
– Ты, кажется, говорил, старина, что Скороходов отпустил свою кобылу на все четыре стороны?
– Ну да, с этого и началось.
– Так. Теперь слушай мое предложение. Известно, что, по законам всех стран, каждый имеет право воспользоваться вещью, от которой отказался хозяин. Пустой бутылкой, например, если ее выбросили.
– Это правильно. А какие выводы?
– По-моему, мы должны поймать лошадь. Ведь Скороходов отказался от нее при всех. Значит, она теперь ничья.
– Ну хорошо, допустим. Но как ты ее поймаешь? Ведь она бегает без уздечки.
– А я специально захватил для этого длинную веревку, Джек. Она у меня лежит под сиденьем. Поймать, что ли?
– Это было бы замечательно, – сказал Джек задумчиво. – Проучить Скороходова следует. Ведь он, конечно, рассчитывает, что кобыла вернется к нему назад, как только стемнеет. Она раньше всегда привозила его на двор, когда он пьяный засыпал в санях.
– Но мы будем круглыми дураками, если не сумеем словить ее до вечера. Я умею великолепно набрасывать петли на шею скотине. У нас в Канзасе был один парень из Колорадо, и он научил меня делать это без промаха.
– Нам сейчас некогда предаваться воспоминаниям, дружище, – сказал Джек строго. – Ловить лошадь надо как можно скорей: ее важно провести по Чижам до конца собрания. Интересно, что скажет Скороходов, когда увидит свою кобылку на колхозной веревке. Выезжай-ка в поле, посмотри, далеко ли она ушла.
Лошадь ушла недалеко. Чарли увидел ее сейчас же, как только выехал за околицу. По краю дороги она щипала траву, очень медленно подвигаясь вперед.
Американец передал руль Джеку и сказал:
– Ты подъезжай к ней поближе, осторожно, а я ее заарканю.
Но из этого ничего не вышло. Лошадь испугалась машины и понеслась вдоль дороги, распушив хвост. За ней устремился Боби с громким лаем.
– Гони что есть мочи! – закричал Чарли. – Я сейчас покажу тебе чистую работу.
Джек дал полный. Чарли стал за его спиной, сложив веревку каким-то особым способом.
Машина ехала быстро. Через полминуты она уже нагнала лошадь. Внезапно Боби Снукс, который, очевидно, понял затею, бросился с громким лаем навстречу кобыле, и она замедлила бег. Веревка нарисовала замысловатый узор в воздухе и обвила шею животного. Лошадь упала на бок, забила ногами. Джек дал тормоз. Чарли соскочил с машины, подбежал к лошади, и несколько ослабил петлю.
– Дело в шляпе! – закричал он радостно. – Говорят, что сто лет назад так ловили мустангов в прериях! Теперь мы можем поставить лошадку на конюшню…
– Ну нет, – возразил Джек. – Сначала мы должны провести ее по Чижам. Ведь все-таки мы не конокрады, дружище, а коммунары. Берись за руль, а я подержу веревку.
Чарли повернул машину и поехал к Чижам. Лошадь мелкой рысцой бежала сзади, за ней – Боби Снукс.
…В это же самое время Николка Чурасов охрипшим голосом ораторствовал с крыльца.
Говорить Николке было трудно. Впереди стояли сознательные мужики, кандидаты в «Кулацкую гибель». Уговаривать их было нечего: скота они не резали. Сомневающиеся крестьяне группировались вдали от крыльца, и именно к ним обращал свою речь Николка. Поэтому он не говорил, а кричал и сорвал себе голос.
Николка был хороший оратор, и крестьяне слушать его любили. Он всегда придумывал какие-нибудь чудные примеры, поднимал противника на смех. Он и теперь доказывал, что мужики остались в дураках. Артель не страшна крестьянам, и только отпетые враги Советской власти, такие, как Скороходов, могут восставать против коллективизации. Как можно губить скот по кулацкой указке? Ведь завтра Скороходов, чего доброго, и детей резать велит, потому что они ходят в советскую школу и воспитываются из них сознательные граждане, а не кулаки. Неужели и в этом послушают его крестьяне?
Крестьяне слушали молча, изредка улыбаясь. Теперь все перепуталось у них в головах. С одной стороны, по разуму прав был Николка: в «Новой Америке» коммунары живут хорошо, трактор у них, электричество. Но и Скороходов своими речами сумел заронить тревогу в сердца. Ведь скот-то нелегко достался! А ну как его действительно отберут под расписку!
Николка говорил долго и наконец охрип окончательно. Но он видел, что крестьяне стоят вокруг еще в нерешительности, еще не убежденные, даже, пожалуй, немного враждебные. Нельзя было распускать народ по домам.
Николка оборвал свою речь и толкнул Татьяну.
– Вали, Таня, ты, – сказал он шепотом. – У меня голос совсем пропал. Я, как отдохну, тебя сменю.
Таня кивнула головой. Николка закричал из последних сил:
– Слово предоставляется Татьяне Кацауровой!
Расчет Николки оказался правильным. Выступление Татьяны заинтересовало собрание. Мужики переглянулись, открыли рты. Старухи стали освобождать уши из-под платков. Какой-то старик сказал девчонке:
– Поди до матери добеги. Скажи, что Кацауриха выступает.
Толпа надвинулась на крыльцо.
Татьяне никогда не приходилось выступать перед деревенским собранием, но у нее хорошо получилось.
Она заговорила негромко, но очень искренне о том, как наладилась жизнь в коммуне, как там заботятся о детях, рассказала о библиотеке, цветнике, о вечерних чтениях. Несколько слов сказала она и о панике в деревне. Откуда взяли крестьяне, что город отбирает в колхозах скот? Наоборот, им в коммуну прислали сорок коров и обещают еще. Пожалуйста, приходите, посмотрите, убедитесь!
Николка совсем забыл про кооперативных коров, хотя напомнить о них крестьянам сейчас было очень важно.
Он шепнул Татьяне:
– Если устала, кончай. Я могу.
Татьяна умолкла, а Николка заговорил опять. Он вкратце сообщил, на каких условиях город помещает в коммуне скот.
– Мы ведь и вам предлагали к молочному хозяйству примкнуться, – напомнил он чижовцам. – Да не пошла на это «Умная инициатива».
Теперь кругом было уже много народу. Настроение поднялось. Бабы, которые не успели еще зарезать скотину, ликовали и готовы были поднять на смех всю эту затею. Николку начали расспрашивать о городских коровах. Интересовались, скоро ли будет проведено в Чижи электричество.
В это время на свое крылечко вышел Пал Палыч и сердито посмотрел в сторону избы Козлова. К Пал Палычу сейчас же подошли мужики, его друзья-приятели, и начали шепотом пересказывать ему, что говорили Татьяна и Николка. Скороходов стал возражать и нарочно возвысил голос, чтобы все его услышали. Крестьяне начали перебираться к скороходовскому крылечку. Толпа перед Николкой редела. Николка перестал говорить. До слуха его долетели слова:
– Лошадь прогнал, и не жалею. Не может быть теперь никакого имущества. Съел нас город, живьем съел. Все к зиме с ручкой пойдем.
Николка живо решил, что самое правильное будет – сразиться с кулаком перед всем народом. Он предложил перенести собрание к избе Скороходова и соскочил с крыльца. Еще на ходу крикнул:
– Дураков теперь мало, Пал Палыч! Ну, прогнал ты лошадь, твое это дело. А остальные тут при чем? Выходит, первый ты дурак и есть…
Скороходов не стал спорить. У него была другая цель – перевести собрание в драку. Он тоже спрыгнул с крыльца и двинулся навстречу Николке с криком:
– Бить вас в морду надо, коммунаров! Продали вы деревню городу! Гнать вас отсюда надо по шеям! Страдания вы мужиков увеличиваете!
И вдруг неожиданно какие-то бабы закричали тонкими голосами:
– Верно, верно!.. Бить их надо!.. Вон отсюда!
– Гони их в шею из Чижей! – орал Скороходов.
И сейчас же друзья его начали наступать на Николку. Остальные замерли, замолчали, откатились в сторону.
Николка никак не ожидал такого исхода. Он спорить шел, а не драться. А дракой уже пахло в воздухе. Скороходовские друзья ревели каждый на свой лад. Достаточно было одному ударить – и конец, Николка бы уже не встал, на нем бы выместили горе за порезанную скотину.
Николка все же решил сделать попытку навести порядок.
Он широко взмахнул руками и закричал:
– Тише! Дайте слово сказать…
Но его никто не слушал. Пал Палыч страшно ругался, кричал что хотел. Мужики напирали грудью. Николка понял, что, если он повернется и побежит назад, его обязательно ударят в спину. Но и стоять было нельзя. Бабы лезли прямо в лицо. Положение создалось безвыходное. И ни одного коммунара не видно поблизости.
Вдруг на дороге раздалось: тру… тру… тру…
Это гудел рожок на автомобиле.
Машина весело катила по улице; улыбающийся Чарли сидел у руля, а сзади Джек на длинной веревке тянул Машку, кобылу Скороходова.
Мужики один за другим начали отворачиваться от Николки, глядеть на дорогу. Бабы как-то сразу замолкли. Ребята шарахнулись к машине, побежали рядом с ней, закричали:
– Машку поймали!.. Ура!.. Куда ведете? Себе возьмете?
Скороходов притих и начал приглядываться к автомобилю и лошади, должно быть, не понимая еще, в чем дело. Но вдруг он узнал свою Машку, разглядел и веревку, и сразу все стало ясно ему. Он мгновенно забыл о Николке.
– Стой, стой, конокрад, злодей! – закричал он и побежал по улице прямо к машине.
Чарли остановил автомобиль шагах в ста за домом Скороходова. Пока Пал Палыч бежал это расстояние, Джек попытался разъяснить, что здесь, собственно, произошло.
– Какие же мы конокрады, Пал Палыч? – выкрикнул он с машины. – Ты лошадь вон выгнал, перед всеми отказался от нее. А мы ее спасли и вот ведем. Все-таки в ней одна лошадиная сила…
Как-то сразу переломилось настроение на улице. Мужики захохотали, заговорили:
– А ведь верно, Пал Палыч. Раз ты лошадь прогнал, не твоя она теперича. Пущай уж на коммуну поработает.
Скороходов остановился, мотнул головой и заорал:
– Друзья, помогите! Ведь грабеж! На людях грабят!
Но друзья его не откликнулись на призыв. Пал Палыч побежал и дальше один. Тут Чарли тихонько тронул машину, Джек подтянул веревку, лошадь пошла.
Скороходов бежал по улице изо всех сил, как никогда не бегают больные люди. Он расставил свои руки с короткими пальцами и несколько раз пытался схватить лошадь, но хватал только воздух. Он напрягался, кричал что-то, и на него страшно было смотреть. Это мужицкая жадность бежала вслед за уходящим добром.
Чарли вел машину таким ходом, что только хвост лошади изредка приближался к Скороходову. Но поймать его Скороходов не мог – Боби Снукс мешал, путаясь в ногах.
– Стой! Стой! – кричал Скороходов.
И бежал, бежал за машиной.
Игра определенно понравилась мужикам. Они мелкой рысцой следовали за Пал Палычем, чтобы не пропустить ни одного его движения, чтобы видеть конец всей истории.
Николка быстро сообразил, какие выгоды можно извлечь из всего этого.
Он закричал, показывая рукой вдоль улицы:
– Во, видели, ребята, какой он есть человек! Лошадь при всех прогнал, а теперь рысью за ней гонится. Не гонись, Пал Палыч, не поймаешь! Вот перед всеми Чижами говорю: поработает твоя кобылка на коллективизацию. Сегодня же вечером в книгу живого инвентаря запишем. Только через суд обратно отдадим. Так и знай. А я на суд всю деревню приведу свидетелями. Посмотрим еще, чья возьмет, товарищи. Правильно американцы сработали. Поезжайте домой! А мы пешком придем.
Вмиг автомобиль набрал скорость и исчез вместе с лошадью вдали.
Скороходов охнул, повернулся и быстро побежал назад. У избы Козлова он остановился, протянул вперед руки, словно собираясь просить о чем-то, но вместо этого сказал только:
– Бу… – Затем еще несколько раз: – Бу, бу, бу… – и грохнулся на дорогу.
Дочери Скороходова и несколько баб подбежали к нему, тонко закричали, как запели. За ними следом подошла Татьяна. Она очень испугалась. Вокруг старика образовался круг.
– Вишь ты, Чурасов! – сказал мрачный мужик Собашников, сердечный друг Скороходова. – Жить людям вы не даете. Ведь второй по счету удар со стариком. В пузырек вы его совсем загнали.
– Сам себя загнал! – ответил Николка запальчиво. – Кто его заставил кобылу гнать со двора? Не будь такого дела – и скота резать не стали бы.
– Это уж конечно, – согласились мужики. – Лошадью он нас вконец убедил. При всех поленом прогнал. Говорил, отказываюсь от нее ради волков.
В это время Скороходова уже несли по улице. Он мычал, и руки его болтались как неживые. Татьяна попросила мужиков отойти от избы и вслед за Скороходовым вошла на крыльцо.
– Таня! – закричал Николка. – Иди-ка сюда.
– Сейчас, – ответила Татьяна от двери. – Надо ему помочь. Попробую компресс поставить.
История с лошадью и удар со Скороходовым отрезвили деревню. Слишком ясно было видно теперь, что старик плутовал, прогоняя лошадь. Крестьяне самостоятельно и с большим жаром принялись обсуждать событие. Многие уже искренне жалели, что порезали скот. Бабы плакали и ругали Скороходова всеми словами. Капралов и Козлов, веселые, показались на улице. Козлов побежал к Николке и начал шептать ему на ухо:
– Ежели, Николка, опять пролежит старик всю зиму без языка, мы артель на все село развернем.
– А Петр-то?
– С ним справимся.
– Тогда, значит, можем домой идти! – сказал Николка. – Поди, Вася, позови Татьяну.
Капралов подошел к избе Скороходова. У крыльца кучка крестьян, приятелей Пал Палыча, возбужденно обсуждала события. Увидя Капралова, замолчали. Тот стукнул в окно:
– Татьяну посылайте. Ждем.
Татьяна вышла на крыльцо с заплаканными глазами.
– Прямо ужасно, – сказала она Капралову тихо. – Человека жалко. Ведь он никого не узнает, мычит. И зачем только Джек его лошадь захватил? Бороться надо честно.
– Как так честно?
– Словами.
– Ладно, – махнул кулаком Капралов. – Драка насмерть идет, разбираться некогда. Если церемониться будем, сами без голов останемся.
– Нет, нехорошо, – сказала Татьяна упрямо.
– А по-нашему, Яшка положение спас. Перед всей деревней кулака оскандалил.
Татьяна ничего не ответила и подошла к Николке, который стоял у избы Козлова. Вокруг него собрались члены «Кулацкой гибели». Настроение у всех было бодрое. Козлов кричал:
– Генеральный штаб у неприятеля без связи остался! Теперь поработаем!..
Но Николка не радовался. Он был убежден, что история со Скороходовым еще не кончилась. Перед уходом из Чижей он просил Козлова внимательно следить за избами Скороходовых и в случае чего слать верхового в коммуну.
