Текст книги "Записки офицера-пограничника (СИ)"

Автор книги: Николай Штаченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

После подведения итогов учений была сделана посадка на автомашины и мы уехали на основную базу в училище.

По прибытию на основную базу пограничного училища командирами были организованы: чистка оружия и всего снаряжения, сдача его дежурной службе под охрану, а в часы самоподготовки, – подготовка курсантов к занятиям на следующий день.

Переписка с моей девушкой, Валей Прядко, шла интенсивно. Приведу несколько памятных писем, написанных мною. Вот одно из них, которое я написал после проведенных учений:

"Здравствуй, моя самая близкая и дорогая лапочка!

День и ночь в моей душе звучат наши признания в любви и верности, прозвучавшие из наших уст в те зимние февральские вечера 1970 на переулочке Базарном. Они отдаются в висках и сердце, милая моя!

Сейчас апрель 1970. Приближается твой день рождения. Что могу я подарить в этот счастливый для тебя день? Не сомневайся, – я подарю тебе свою любовь и тысячу горячих поцелуев. Все сполна ты получишь при нашей с тобою встрече. И эта встреча состоится через 3,5 месяца. При встрече я обложу тебя букетами роз, и один букетик среди них будешь – Ты!

Цвети, моя розочка, яркими цветами; до моего приезда c этой розочки не должен упасть ни один лепесточек. Два лепесточка – это твои глазки, один лепесточек – это твой носик, еще два – это твои ушки, а еще два – это твои щечки, следующие лепестки – твои губки, шейка, ..... – это все лепесточки. Я буду нежно с ними обращаться и беречь их, чтобы моя розочка всегда цвела, никогда не увядала.

Лапочка, ты мой яркий свет, ты озаряешь мою душу, просветляешь и оживляешь мои мысли, ты воодушевляешь меня на учебу, ты яркий свет в моей жизни! Мне уже снится рай с тобою. Никакие трудности не могут затмить наши отношения, ведь они, день ото дня, скрепляются нашей любовью.

Милая, мечты и планы созревают у меня на перспективу нашей жизни. Себя не вижу без тебя. Ведь ты становишься незаменимой моей частью. Я готов, но еще рано, предложить тебе свою твердую руку и сердце, соединить наши судьбы навсегда. И будешь верной мне подругой жизни до серебристой седины. И также я хочу, чтобы ежедневно, по утрам, видеть твои смеющиеся глазки, твою улыбку и, провожающий в ночной тишине, поцелуй.

Чтобы в ночном дозоре ты указывала мне верный маршрут, а при возвращении домой, – встречала радостно меня, готовая нырнуть в мои объятия.

Пока это мечты, желания; буду карабкаться, чтобы они исполнились – ведь ты сама моя мечта, живая моя сказка!

А я все вспоминаю по ночам и представляю эту нашу встречу, когда я буду заворожен счастьем. Как вспомню, закипает кровь, мурашки бегают по телу, лишь стоит вспомнить мне о том, как я склонялся над тобою и наши губы сливались в едином поцелуе, страстная нега разливалась по всему телу и я понимал, что ты мое земное счастье, мое олицетворение мечты о вечном блаженстве.

Разлука, даль, притяжение душ помогут мне удержать это счастье в своих руках. Я нахожусь в опьянении любви от наших прошлых встреч, в наших объятиях я нашел неземное наслаждение.

Милая, в таинственной шкатулочке надежно сохраняются твои чувства любви, стуки твоего сердечка; в минуты трудные я ободряюсь, услышав его стук; во мне твоя душа, твой дух – они придают мне сил и бодрости и прокладывают верный путь. Он ведет к тебе навстречу!

Мой светоч, ты моя мечта! Сердце волнуется по тебе, кровь кипит в венах, душа рвется к тебе.

Надеюсь, милая, ты в этот час уже спишь и, может, видишь меня во сне? Спасибо, милая, за твой чарующий взгляд, за те счастливые минуты, испытанные мною во время короткой курсантской побывки на малой родине моей.

Вот и вышел час, пора успокоиться мечтам. Отправив это письмецо, – я спокойно лягу спать, ведь завтра вновь быстрый подъем, физзарядка; мечтать, грезить о милой – в конце дня, когда затихнет наша учебная курсантская суета. Но в сердце ты шевелишься моем каждый миг. А в этот поздний час, ты вспомни наши встречи, улыбнись, пошли далекий поцелуй и мы спокойно будем вместе спать: я – здесь, ты – там.

Я посылаю свой воздушный поцелуй.

Пока, пока!"

К концу 3-го курса в учебных группах дивизиона уменьшилось количество курсантов. Так, например, в нашей, 7-й, учебной группе оставалось всего 20 человек. Были отчислены: курсант Белов и курсант Федоров. Такое положение было и в других учебных группах. По "Инструкции об организации и проведению учебного процесса в ВВУЗ...", в учебной группе должно быть не меньше 25 человек учащихся. Поэтому, после окончания 3-го курса, должны были какую-то из учебных групп расформировать. Командование уже намечало расформировать нашу, 7-ю, учебную группу. За три года учебы коллектив нашей группы сформировался и не хотелось, чтобы нас разбросали по разным учебным группам.

Мы собрались и начали решать, каким же образом можно сохранить коллектив нашей учебной группы в целости. Секретарь первичной комсомольской организации учебной группы Григорий Демченко, мой земляк с Днепропетровщины, вышел с предложением: выступить с обращением к командованию училища о том, что наша учебная группа берет на себя обязательство закончить 4-й курс на общую оценку "отлично", и это обращение, одобренное курсантами нашей группы, передал в учебный и политический отделы училища. Командование училища учло наше обращение, и наша учебная группа была сохранена. Мы, в основном, сдержали свое слово. Все курсанты нашей учебной группы старательно начали учиться. Я закончил 3-й курс с высокими показателями, и, если бы такие результаты удержал на 4-м курсе, то получил бы диплом с отличием. Для получения этого диплома необходимо, чтобы в приложении к диплому было не более 25% хороших оценок, а остальные должны быть отличные. Это оценки за зачеты и экзамены на протяжении всех четырех лет обучения, и обязательно все предметы, выносимые на государственные экзамены, необходимо было сдать на "отлично".

Я, на 4-м курсе, набрал немного лишний процент хороших оценок при сдаче зачетов, четыре-пять четверок оказались лишними – женитьба наверно помешала.

Расформировали 2-ю учебную группу нашего дивизиона, а наша, 7-я, учебная группа сохранилась в полном составе, только нам добавили, из расформированной, несколько курсантов.

В 1970 году летняя сессия началась раньше обычного – после 10 мая. А где-то, с числа 25 мая, учебные группы курсантов 3-го курса начали выезжать на стажировку. По распределению, я и еще со мной 3 курсанта, попали на стажировку на учебный пункт Находкинского пограничного отряда Тихоокеанского пограничного округа. Некоторые курсанты с нашей группы были направлены стажироваться в Южно-Сахалинский пограничный отряд. Курсанты, которые отправлялись на стажировку в Дальневосточный и Тихоокеанский пограничные округа, вылетели самолетом ТУ-104 до г. Хабаровска. Прилетели в г. Хабаровск, дальше на самолет у нас билетов не было. Руководитель стажировки от училища по Тихоокеанскому округу решил, что дальше нам двигаться до Владивостока необходимо поездом. Приехали на железнодорожный вокзал и удивились, что в Хабаровске деревья только начинали распускать почки, а в Алма-Ате давно уже были листья. Сели мы на поезд и часов 8-10 ехали до Владивостока. Прибыли в управление Тихоокеанского пограничного округа; там нас распределили по пограничным отрядам. Меня и курсантов Мищенко Виктора, Медведева Александра и Скульдицкого Владимира распределили в г. Находку, в пограничный отряд.

Во Владивостоке мы вчетвером сели на поезд и поехали в Находку. Кажется, ехали 4-5 часов до этого города. Доехали мы до Находки поездом и с вокзала отправились пешком прямо в пограничный отряд, и нас сразу же направили на учебный пункт, – он находился совсем рядом и размещался в палаточном городке при отрядной школе сержантского состава. Нас встретил начальник учебного пункта подполковник Егоров и распределил по учебным подразделениям. Там было четыре учебных роты солдат. Нас распределили по одному в каждую роту. Я был назначен в учебную роту, которой командовал капитан Огольцов, – он же являлся начальником школы сержантского состава. Но школа на период учебного пункта не функционировала. Меня в этой роте назначили командиром учебного взвода. Других моих товарищей-курсантов также назначили командирами учебных взводов только в других учебных ротах. И началась наша учебная практика по выполнению своих обязанностей. Все занятия по боевой подготовке с учебными взводами проводили курсанты-стажеры, политзанятия – проводил замполит роты старший лейтенант Лешенкевич. Капитан Огольцов, поначалу, проводил занятия по практическим стрельбам, а во втором месяце стажировки, я организовывал и сам проводил эти стрельбы со своим взводом. Многому, за время стажировки, я научился у капитана Огольцова, особенно, – как правильно использовать командирский ящик, как обучать солдат правильному прицеливанию из автомата и другое.

Во время стажировки нас, курсантов-стажеров, посылали по пару раз старшими патрулей по городу и раза по три – дежурными по учебному пункту.

За время стажировки каждый курсант получил большую практику в проведении различных видов занятий по боевой подготовке с солдатами. К концу стажировки мы научились правильно обучать молодых солдат. Периодически мои занятия посещал командир роты капитан Огольцов и выставлял мне, за проведенные занятия, хорошие и отличные оценки.

Рядом было море – залив Петра Великого – он находился в 1,5 км от нашего палаточного городка, так что каждое утро туда бегали на физзарядке и купались. В городе был клуб моряка, так что по вечерам ходили в клуб на танцы. Стоило перемахнуть несколько сопок и мы в городе у клуба моряка. Климат в Находке – совсем, как в Сочи. Ночью духота, жарко, большая влажность. Пока дойдешь до клуба моряка или возвратишься оттуда к месту расположения учебного пункта, – весь становишься потным. Сопки были заросшие деревьями, много росло пробковых деревьев. В то время было много клещей в кустарниках и на деревьях, так что к ним было опасно подходить, – сразу с деревьев падали клещи.

Учебный пункт по продолжительности – 3 месяца, но наша стажировка продолжалась 2 месяца, до 1-го августа. Мы, курсанты, на учебном пункте работали хорошо, претензий со стороны командования учебного пункта к нам не было. Оценку за войсковую стажировку я и мои товарищи получили "отлично".

Мою работу с солдатами учебного пункта командование пограничного отряда оценило положительно, за что был я награжден грамотой.

Так как курсанты работали с молодыми солдатами хорошо, начальник учебного пункта решил нас, четверых курсантов, отпустил в отпуск на два дня раньше, то есть 28 июля 1970 года. Билеты домой в отпуск нам командование помогло приобрести своевременно. До Москвы мы, втроем, летели вместе; курсант Скульдицкий летел в Казахстан, он родом оттуда.

С Находки до Владивостока мы добирались поездом, а с Владивостока, – с аэропорта Ключевые озера, – самолетом ТУ-134 долетели до Хабаровска; с Хабаровска до Москвы летели 9 часов самолетом ТУ-114 и приземлились в аэропорту Домодедово; после приземления в ушах долго шумело от гула двигателей самолета. А с аэропорта Внуково до г. Днепропетровска я долетел на самолете АН-10. Пришлось в общей сложности быть в воздухе около 12 часов.

Летний отпуск, в августе 1970 года, после окончания 3-го курса, я проводил опять же в Лиховке у своих родителей.

В первый же вечер, кажется 2-го августа, я сразу же пошел на долгожданное свидание с Валей. Она только закончила свой техникум. Мы с ней, в письмах, договорились и она в первую неделю августа приехала к своим родителям в Лиховку.

А вот и то свидание, – свидание последнее, роковое. Шел я на свидание, не торопясь, выбранным маршрутом к девушке своей. В пути зашла мне в голову тревожная мысль. А вдруг она встречается с кем-то из парней. Возможно у нее парень появился, а я ведь и не уточнял. Плохое было у меня настроение в этот вечер, и я даже намеревался вернуться с полпути назад. Но ясный и приветливый лик Вали меня манил вперед. Подошел к знакомому переулочку с тропинкой во двор. Вечер приближался, солнышко коснулось земли, а на тропинке я не увидел девушки в платьице голубом.

Стоял я за деревьями в раздумьях своих. И, вдруг, увидел лейтенанта в армейской парадной форме (это был Андриенко с Бузовой), идущего со двора. Тогда я сильно обрадовался: вот он во время уходит с этого двора. Проделав шагов 20, остановился вдруг он. Повернувшись в противоположную сторону, он подал голос свой и двинулся обратно вглубь двора к хате, где "моя девушка" меня ожидать должна.

Я все стоял и ждал, когда же он уйдет. Я тогда подумал: "Наверно он, после выпуска с военного училища, пришел в гости поговорить. А может быть – он родственник, так чего же ему здесь не быть?"

Прошли полчаса, затем уж час. Заволновался я. Почему же Валя не выглянет и не скажет мне: "Немного подожди, я скоро подойду?". Могла сама же выйти и предупредить. Я ждал ее, не отрывая глаз. А, может, догадается прислать брата своего? Аль нет, – никто ведь не выходит, чтоб меня предупредить.

Настали сумерки и ночь пришла, она была темна, поднялся ветерок и деревья зашумели. А лейтенант все там, а, может, уже нет, давно ушел тропинкой тыльной он? – так подумал я. Сейчас подойду поближе я прямо ко двору. Тихо, чуть пригнувшись, стал приближаться к ее двору, благо во дворе ведь не было собак. Приблизился я к садику около хаты той. Вдруг, в 10-ти шагах от хаты, я услышал неясный разговор. Пронзая темноту и затаив дыхание, я устремил свой взор туда. На фоне света окон, увидел две фигурки в обнимочку стоят. Да, это с ним она! С прибывшим лейтенантом встречается она. Хотел ее позвать, но не осмелился прервать их веселый смех. Немного постоял, послушал говор их, затем вернулся снова на дорожку ко двору.

Стоял я и все ждал. Полночь приближалась. Погас свет в окнах хат. Я передумал многое, воображал картины горькие в тот судьбоносный час. Я был унижен, оскорблен и предан. А в оправдание девушки подумал: "ведь лейтенант лучше, чем курсант; курсанту учиться еще год, – а рядом уже готовый офицер". "Ну, что ж, – подумал я, – еще немного времени осталось подождать, ведь дань своему свиданию сполна я должен отдать".

Полночь наступила, а я еще стоял, – пришлось быть на свидании с березкой у двора. Подруга эта надежная, не подведет она меня. Свидание с кареглазою – последнее было для меня. Забуду сюда тропинку и милый взор лица. Вот так мечта закончилась, мной мыслимая на долгие лета, все планы мои рухнули немедленно тогда. А началось и продолжалось, – все романтично так! Историю последнего свиданья я до сих пор не могу забыть: носил в груди обиду долго я, в душе осталась горечь, крушение всех планов и моих надежд.

После всего этого, уехал я в г. Днепропетровск, гостил там с неделю, обиду и нанесенный удар пытался я забыть. Заказал я себе билет на самолет до Алма-Аты.

Оставалась еще одна, последняя, неделя моего отпуска до отъезда и я решил ее провести с родителями в Лиховке.

Возвращаясь с г. Днепропетровска к своим родителям, я с г. Вольногорска ехал автобусом в свою Лиховку. На остановке, в Лиховке, я вышел с автобуса, с него вышла девушка с двумя большими сумками. Я предложил ей свои услуги – помочь донести сумки к ее дому. При следовании к ней на квартиру мы познакомились, – ее звали Аней. Оказывается, ее, после окончания Днепродзержинского медицинского училища, направили работать медсестрой в больницу в Лиховке. Она тогда неподалеку от больницы сняла квартиру и везла свои вещи. Вот я ей и помог донести. На второй день я с ней встретился. Как раз в тот день у нее сильно разболелся зуб, поэтому было у нее плохое настроение. Она на следующий день собиралась ехать на неделю к родителям и забрать оставшиеся вещи. А у меня через два дня заканчивался отпуск. Я попросил у нее адрес, договорились переписываться. После этого я ее в Лиховке, до своего отъезда, не встречал, но уехал с ее адресом.

Прибыл я в Алма-Ату после отпуска, как и требовалось, 30 августа 1970 года. Оставался один день до начала учебного процесса в училище. Курсантам нашего курса 31 августа 1970 года зачитали приказ начальника пограничного училища о переводе нас на 4-й курс.

Итак, с 1-го сентября 1970 года мы все стали курсантами 4-го курса.

Оставался один год учиться до выпуска, до 28-го мая 1971 года.

После расформирования 2-й учебной группы, наш коллектив увеличился до 27 человек, то есть наша учебная группа пополнилась семью курсантами.

Где-то в первых числах сентября 1970 года я написал письмо Ане, в авиаконверте отправил его в свою Лиховку и дней через 10 получил ответ. В своем письме она сетовала, что, по вечерам и допоздна, ей досаждают и не дают спать то Леня Озерной, то Петренко Анатолий, то еще какая-то кампания местных ребят.

Я ей написал второе письмо; прошло дней 10 – ответа не получил, я написал еще одно письмо – опять ответа нет. После двух безответных писем написал третье, – и опять ответа нет. Не стал я больше тратить бумагу на письма и переписку прекратил, подумавши, что Аню у меня перехватил кто-то из местных парней. Как позже выяснилось, так оно и было – ее перехватил Петренко Анатолий и вскорости они поженились.

Учиться в училище оставалось всего два семестра – 7-й и 8-й, – и я близок до присвоения первого офицерского звания – лейтенант. На 4-м курсе, после 7-го семестра, зимних каникул, по программе обучения, не предусматривалось, так как выпуск должен быть 28 мая, а не в конце июня.

Учеба, с первых дней на 4-м курсе, началась напряженная: ведь мы вышли на финишную прямую до выпуска. Распрощались на 3-м курсе с дисциплинами, такими как: политическая экономия, общая физика, партийно-политическая работа, иностранный язык. Приступили к изучению научного коммунизма, который выносился на государственный экзамен. Военные дисциплины продолжали изучать до самого выпуска.

Со стороны командования училища и командования дивизиона требовательность к курсантам 4-го курса еще больше повысилась. Уровень подготовки курсантов поднялся еще на одну ступень. Больше предоставлялось времени на такую форму обучения, как самостоятельная работа по изучению учебного материала.

По службе и тактике пограничных войск с нами отрабатывали ознакомительные темы по служебной деятельности пограничной комендатуры и оперативно-боевой деятельности пограничного отряда. В связи с обострением обстановки на советско-китайской границе были введены ряд новых тем, таких как: "Боевая деятельность пограничной заставы по защите государственной границы". С нами практически были отработаны темы: "Действия пограничной заставы в обороне по защите государственной границы"; "Действия пограничной заставы в наступлении по отражению вооруженного вторжения". Темы отрабатывались в составе двух учебных групп с проведением боевых стрельб. Кроме всего, по этой дисциплине отрабатывались темы по боевой деятельности мотоманевренных групп.

По общевойсковой тактике мы проходили батальонную тематику. В ходе групповых упражнений курсанты вводились в должность командира батальона и руководили действиями подчиненных подразделений в различных видах боевых действий. Все темы отрабатывались в полевых условиях, как правило, с наступлением холодов. Много приходилось стоять на одном месте на морозе. Ведь для принятия решения на бой за командира батальона выделялось 6 часов и плюс организация взаимодействия и всестороннего обеспечения боя – еще 6 часов. Так что два дня приходилось стоять на одном месте, а зимой, – это холодно, все мышцы промерзали. Морозы зимой доходили до минус 30 градусов. А одевались курсанты, выходя на занятия в поле, в шинель и обуты были в сапогах, поэтому перемерзали, но зато это считалось хорошей закалкой. Получали хорошую полевую выучку.

На 4-м курсе много было различных спортивных соревнований и курсанты 4-го курса оставляли всех позади.

На курсантов младших курсов мы все смотрели свысока. По уровню развитости, сознательности и подготовленности мы близки были к офицерам, оставалось на погоны прицепить звездочки.

Половина курсантов учебных групп вступили в партийные ряды. Наш курсовой офицер (начальник учебной группы) капитан Панов агитировал вступать и мне, но я отвечал, что еще не созрел.

Я продолжал много читать художественных книг, но на 4-м курсе переключился на военную мемуарную литературу. В период обучения на последнем курсе я перечитал много мемуарных книг, таких как: "Воспоминания и размышления" – мемуары Маршала Советского Союза Г.К. Жукова; "Сорок пятый" – мемуары Маршала Советского Союза И.С. Конева"; "Солдатский долг" – мемуары Маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского; "Так шли мы к победе" – мемуары Маршала Советского Союза И.Х. Баграмяна; "Генеральный штаб в годы войны" – мемуары генерал армии С.М. Штеменко; "Дело всей жизни" – мемуары Маршала Советского Союза А.М. Василевского и другие. Эти книги я брал в нашей общей библиотеке.

Мемуары Маршала Советского Союза Г.К. Жукова "Воспоминания и размышления" появились только в 1969 году и книга была нарасхват. Выдавали книгу в библиотеке на ограниченное время: этих книг было всего 10 экземпляров. Чтобы получить книгу, надо было записаться на очередь. При чтении этой мемуарной книги у меня случилась неприятность – книга с моей тумбочки была кем-то уворована. Так как на занятия брать курсантам художественные книги запрещалось (на разводе на занятия наши командирские сумки проверялись), и я вынужден был оставить ее в своей тумбочке в казарме. Это было в январе 1971 года. Каково мне было себя чувствовать? – ведь надо было идти в библиотеку и заявлять о пропаже. Да тогда еще и ребята начали подзадоривать: "Ну, теперь тебе попадет за утерю этой книги!". Долго я не решался идти заявлять, но все-таки пошел. Думал: "Если сильно потребуют, то придется вернуть личную книгу". В то время моя подруга Люба подарила мне "Воспоминания и размышления" Г.К. Жукова. Она купила ее на базаре у кого-то из-под полы. Тогда эту книгу можно было купить за 70 рублей.

Насмелился и пошел я в библиотеку, и все им рассказал о своем происшествии. Мне посочувствовали в этом и не потребовали купить и представить повую книгу в библиотеку, – ее просто списали. Так что личная книга сохранилась для меня.

На 4-м курсе курсанты начали все чаще жениться, пошли свадьбы одна за другой. А у меня еще не было той девушки, которая бы стала боевой подругой.

И вот, однажды, в конце октябре 1970 года, я разговорился со своим товарищем о девушках. Рассказал ему, что у меня девушки нет, с моей малой родины девушка не отвечает на мои письма. Этот товарищ, Александр Левыкин, встречался с местной девушкой Зиной Чернецовой. Он предложил мне познакомиться с подружкой его девушки, и я согласился. И вот в последнюю субботу октября 1970 года Саша пригласил на вечер отдыха в училище свою девушку с подружкой. Было в то время на улице еще тепло и танцы проводились на летней танцплощадке. На этом вечере я и познакомился с девушкой, подружкой Зины, имя которой – Люба. Это была Масалитина Люба.

Весь вечер я с ней танцевал. Одета она была по всей моде, накрашена, была хороша собой. Работала она, в то время, заведующей обувного склада торговой фирмы "Заря" и одновременно заочно училась в Алма-Ате в филиале Московского института советской торговли.

Хорошо ей в то время жилось: в театрах, в концертных залах, в кинотеатрах – везде имела места на первых рядах, точно выходило так, как говорил в своих юморесках Аркадий Райкин.

Родилась Люба 18 сентября 1948 года в с. Крюково, Курской области. В 1954 году ее родители приехали на целину в Казахстан, а через 2 года переехали в Алма-Ату, где Люба пошла в школу.

Тогда, на вечере, договорились мы с Любой встретиться в следующую субботу в городе. Свидание состоялось. Она была с подружкой Зиной, я приходил вместе с Сашкой. Ходили по городу, гуляли, потом зашли домой к Любе, послушали там музыку, – и вот увольнению подходил конец. От Любиного дома до училища всего 30 минут ходьбы. Они собрались с нами немного пройтись и проводить до ближайшего перекрестка. Остановились, было уже темно; смотрю Саша с Зиной целуются, что же делать мне? Смотря на них, мы тоже начали целоваться.

В следующее воскресенье, в начале ноября, я пошел в увольнение один, и прямо пошел к Любе домой. Там познакомился я с ее родителями. Люба была одна у родителей. Отец работал водителем легкового автомобиля – возил начальника военпроекта Среднеазиатского военного округа, подполковника. Мама работала деловодом в одной из служб тыла управления Восточного пограничного округа.

В этот же день пришли к Любе Саша с Зиной. Много говорили, слушали музыку, сели поужинать. Любин отец достал бутылочку 40-ка градусной и налил нам по рюмочке. Я сделал всего пару глотков, а Саша все выпил до дна, а потом Саша потянул другую и третью. Мне тогда было достаточно одной и я ее с трудом одолел. В 22.00 надо было возвращаться в расположение училища – срок увольнению подходил к концу. Пришли в училище; о прибытии с увольнения рапортовали дежурному по училищу; дальше пошли в свой дивизион, там принимал увольняемых курсовой офицер, капитан Шепилов, – лиса, а не офицер. Я ему бойко доложил о прибытии с увольнения.

Подходила очередная суббота, а до этого в пятницу, я записался в книгу увольняемых дивизиона. В субботу после занятий сержант Коркин – наш заместитель командира группы – мне объявляет: "Ты вычеркнут из списка увольняемых!" Я начал сетовать: "Кем, как, за что?" Он отвечал, что вычеркнут я из списка увольняемых командиром дивизиона. Я подумал, что это какое-то недоразумение. Ходить и уточнять не стал. Подумал, что запишусь на следующую субботу.

Прошла с этого времени неделя, я в пятницу вновь записался в увольнение на субботу, – картина та же. Пошел тогда я к командиру дивизиона выяснять причину. Зашел, представился, задал вопрос и получил ответ. Командир дивизиона ответил мне, что курсовой офицер, капитан Шепилов, доложил, что при докладе о прибытии с увольнения курсант Штаченко был навеселе. Воспринял командир дивизиона такой доклад курсового, в том смысле, что я был выпивши. Поэтому командир дивизиона решил меня на целый месяц лишить увольнения. Мои доводы и оправдания ни к чему не привели, – сидел я целый месяц без выхода в город. Иногда переговаривал с Любой по ее рабочему телефону.

Только в начале декабря я пошел снова в город. Встретился со своей подругой Любой, долго по городу ходили, разговаривали. Она мне говорила, какие ей нравятся парни: шустрые, бойкие, которые хорошо умеют ухаживать за девушками. У меня сразу тогда упало настроение – ведь я не бойкий и не такой шустрый, да и ухаживать за девушками толком не мог. Подумал: "Значит, я ей не подхожу". Решил, что это мое с ней последнее свидание, больше встречаться с ней не буду.

Прошла неделя – я в увольнение не записываюсь и не иду. Прошло дней 10 с последней нашей встречи; дай, думаю, позвоню ей на работу. Позвонил; и услышал такой радостный голосок, что мое настроение переменилось, я воспрянул духом, повеселел. Я решил вновь пойти на свидание к ней. Пришла очередная суббота и я пошел к ней прямо домой. И продолжились наши свидания то по субботам, то по воскресеньям.

Новый, 1971, год встречали вместе, в доме Любы, с нами были Зина и Саша. Ночевать я под елкой у Любы не захотел и мы с Сашкой, поздно ночью, пошли к себе в училище, а потом на следующий день, 1-го января, увольнение мое продолжалось – ведь мне его дали на целые сутки.

Настал январь 1971 года и начался последний, 8-й, семестр обучения. Мы, курсанты 4-го курса, вышли на финишную прямую и двигались к своему выпуску с училища.

В январе 1971 года был, как всегда, карантин на две недели – все связано было с эпидемией гриппа. Со второй половины января, командование разрешило организовывать и проводить, по субботам, вечера отдыха в клубе.

Помню, на один из вечеров мне попасть не удалось, – меня назначили в этот день в суточный наряд дивизиона. Но Зина с Любой на вечер приходили, там танцевали. Вечер заканчивался в 22.00, и все с клуба направлялись к выходу на центральное КПП, которое находилось не далеко от казармы нашего дивизиона. Я вышел на улицу, подошел к арке и начал наблюдать. Подумал: "Если Любу кто-то будет из курсантов провожать до КПП, – значит она нашла другого, то все, – будет конец нашим свиданиям". Увидел свою Любу, шла одна, – никто ее из курсантов до КПП не провожал. Тут моя успокоилась душа, – значит, на девушку можно было положиться, не подведет она меня.

Начиная с марта 1971, в учебе, на 4-м курсе, пошла повторительная тематика по службе и тактике пограничных войск, – отрабатывали работу начальника заставы по организации охраны государственной границы и руководству службой пограничных нарядов на участке заставы.

По общевойсковой тактике, так же отрабатывалась повторительная тематика по организации и ведению боевых действий мотострелковым взводом, а в начале апреля, – 3-х суточные двусторонние батальонные тактические учения в ПУЦ, в песках Муюнкум.

В 8-м семестре пошли один за другим зачеты по второстепенным дисциплинам, так что умственная нагрузка была огромная; можно сказать, что я качался от ветра в этот период, а после первомайских праздников начинались курсовые экзамены; затем – государственные.

С марта 1971 года все ателье военторга в городе приступили к пошиву парадной и повседневной формы одежды для выпускников нашего училища; сняли мерки с курсантов 4-го курса, а затем через 2-3 недели – первая примерка, потом – вторая, пока полностью была не пошита наша офицерская форма.

А как же на любовном фронте?

В феврале 1971 я много рассказывал Любе о службе офицеров-пограничников в Средней Азии. В каких условиях находятся жены офицеров на пограничных заставах. Начал задавать вопросы Любе: смогла бы она в таких условиях жить продолжительное время? Она не боялась. Однажды я спросил: "Люба, а не поедешь ли ты со мной на заставу?" Она с встречным вопросом: "В каком качестве?" Я отвечал: "В качестве моей жены". Она была согласна. За чем же остановка? Надо просить руки.

Наступил конец февраля 1971 года, в предстоящее воскресенье мы с Любой договорились, что я буду просить руки у будущей своей тещи. Пришел я в воскресенье к ним домой. Сидел я и разговаривал с Любой; уже прошло больше половины моего увольнения; смотрю, что рядом трется ее мама. Подумал: значит ее мама о моем намерении знает – Люба все ей рассказала. Я все думал: с чего начать и как сказать, но так в этот вечер и не осмелился начать разговор.

Через неделю, в начале марта, в воскресенье, я пришел вновь в увольнение к ним. Сидели у них дома час, два и я осмелился, наконец, сделать решительный шаг. Подошли с Любой к ее маме, позвали отца, и я выпалил: