Текст книги "Всемирный следопыт, 1928 № 12"

Автор книги: Николай Шпанов

Соавторы: А. Киселев,Николай Ловцов,А. Романовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Когда все олени были задушены, Ного вырезал у них сердца и положил около сядаев на шкуры песцов. Лесные люди стали жадно есть дымящееся мясо, пить горячую кровь и угощать мясом и кровью полуистлевших деревянных богов…

* * *

Несмотря на жертвоприношение, чума продолжала свирепствовать. Спустя некоторое время в становище пришли вести о падеже оленей у оленевода Сайты, кочевавшего недалеко от реки Выдр. Потом поползли зловещие слухи о падеже оленей на Беличьей реке, тундре Хоттовы и озерах Солнце-рыбы.

С каждым днем все больше приходило в становище волнующих слухов о быстро разраставшейся жадности чумы. Падеж оленей шел вдоль берегов Пура, и напрасно оленьи пастухи и оленеводы старались спасти стада, угоняя их дальше в безлесные тундры. Везде настигала оленей разъярившаяся чума…

И в середине Хорай-иры, Лебяжьего месяца, в становище Гагары собралось около двух десятков семейств оленеводов, у которых чума пожрала всех оленей. Исполняя священный закон гостеприимства, жители становища безуспешно старались прокормить пришельцев. Сетей и гимог[17]17
  Гимга – огромная, больше человеческого роста «морда», сплетенная из прутьев.


[Закрыть]) в становище было в обрез. Пришлось плести из ивовых прутьев новые гимги и из ивовой коры, за неимением мережи, – сети. Вторично было совершено жертвоприношение, но все было напрасно.

Белка перекочевала из лесов к реке Тром-югнау. Уходил обратно в океан вонзь. Все меньше сырков и максунов попадало в гимги и сети. Все чаще приезжали с рыбной ловли мужчины с добычей, не закрывавшей даже дна обласа. Все ближе к становищу Гагары подкрадывался верный спутник чумы – голод…

Ямру решил не дожидаться встречи с голодом и в конце Лебяжьего месяца покинул становище Гагары, уехав в обдорский совет за помощью.

IV. В шторм по Обской губе.

Близилась зима. Все дольше не расходились по утрам густые туманы. Начало заходить по вечерам долго не заходившее солнце. К этому времени Ямру снова поднялся в верховья Пура и после многих дней пути достиг истоков Надыма, впадающего в Обскую губу.

Накануне дня, когда он должен был пуститься в плавание по Обской губе на сделанном им из кедра обласе, Ямру остановился на низменном песчаном островке в устье Надыма. Вечером, жаря на углях костра застреленного лебедя, по цвету солнечного заката он узнал, что будет шторм.

Однако до «материка»[18]18
  «Материком» на обдорском севере называют побережье Обской губы.


[Закрыть]) было далеко, и Ямру решил рискнуть переночевать на островке. За свой опрометчивый поступок он был жестоко наказан. Ночью его разбудили рев свирепого норд-оста и грохот волн, бившихся совсем недалеко от опрокинутого вверх дном обласа, под которым он спал.

Ямру вылез из-под обласа. Сильным порывом ветра его сбило с ног. Кругом в густой, непроглядной тьме хищно выли волны, затоплявшие жалкий кусок земли, оставшийся от островка. И от торжествующего рева ветра, и волн, и от тьмы.

Ямру вдруг всем существом остро ощутил жуткую близость смерти. Но, пересилив зарождавшийся в сердце страх, он стал готовиться к борьбе за жизнь.

Когда нагоняемая ветром вода затопила островок, Ямру смело сел в облас. Весело заплясало суденышко по катившимся вперегонки на юго-запад валам. Норд-ост кидал в лицо Ямру горстями белую пену. Облас вскоре вынесло из устья Надыма в Обскую губу. Там волны были еще выше, и Ямру с ужасом почувствовал, как быстро исчезают его силы в неравной борьбе.

Несколько раз Ямру приходила в голову соблазнительная мысль бросить весло и отдаться на волю волн. Но каждый раз, когда он хотел привести эту мысль в исполнение, жажда жизни вспыхивала в нем, и он с новой силой принимался бороться с нападавшими на облас волнами.

Рассвет застал Ямру километрах в тридцати от берегов полуострова Ямала[19]19
  Ямал (в переводе) – «конец земли».


[Закрыть]). Однако вступить на родину «каменных» самоедов, носящую гордое имя Конца Земли, Ямру не пришлось.

Когда оранжевая полоска на востоке превратилась в алое, словно выкупавшееся в горячей оленьей крови, солнце, Ямру увидал на севере стройный силуэт шхуны, шедшей в Обдорск из Таза. В рубке шхуны одетый в клеенчатый плащ рулевой, старый украинец, устало вертел колесо. Рулевому до смерти хотелось спать, и, досадуя, что ему придется пробыть в рубке еще несколько часов до ближайшего становища, он бормотал себе под нос всевозможные ругательства.

_{Ямру увидал на севере стройный силуэт шхуны…}

Поток ругани стих лишь тогда, когда сквозь всплеск волн и ритмичный стук пароходной машины до ушей рулевого донесся человеческий крик. Опустив переднее окно рубки, рулевой стал вглядываться в бушевавшие волны.

– Ах, бисов сын, проклятая дытына! – снова полилась после минутного затишья ругань, когда он разглядел среди волн облас с сидевшим в нем человеком. – Ах, батьке его сто чертив в пузо!..

Выругавшись еще несколько раз, но уже от удовольствия, рулевой отдал в машинную приказ дать тихий ход и ударил в висевший в рубке небольшой колокол. На звон колокола выскочили заспанный капитан и несколько матросов. Узнав о причине тревоги, матросы кинулись к борту шхуны, готовясь кинуть канат. Канат был брошен метко, и взобравшийся по нем на шхуну Ямру через несколько минут сидел в кубрике и жадно пил купленный у англичан в Новом Порту коньяк прямо из горлышка фляжки. Опрокинутый облас Ямру уносило ветром далеко на запад, к берегам Ямала…

Через несколько дней, темной сентябрьской ночью, антенны обдорской радиостанции сообщали в далекий Свердловск о свирепой шутке злого духа Лон-Гата, разыгравшейся на берегах Пура…

V. Лон-Гат не унимается…

Кеми, молодая жена горбуна Поду, сидела на снегу и тоскливо выла. Кеми хотела есть. Она не ела уже пять дней, и желудок ее властно требовал пищи. Пищи же не было, и Кеми протяжно скулила, запрокинув голову назад.

Пошла уже вторая неделя, как Кеми ушла из становища Гагары, в котором Лон-Гат собирал ясак (дань) человечьими головами. И за все это время она ничего не ела, кроме двух тощих куропаток, попавшихся в расставленные ею по берегам лесного ручья слопцы (ловушки).

Извиваясь всем телом, Кеми проползла несколько шагов по снегу. Это окончательно исчерпало запас ее сил, и она впала в полузабытье. Кеми казалась, что она доползла уже до ловушки и увидала, что в одну из них попала жирная «важенка» (самка) дикого оленя. Однако ей это нисколько не показалось странным. Лязгая зубами, как голодная собака, Кеми подползла к «важенке» и впилась ей в горло зубами…

Сильная боль вернула Кеми к действительности. В полузабытье она до крови впилась крепкими зубами в собственную руку…

Упираясь в землю руками, как тюлень-ластами, Кеми снова поползла к ручью. Первые четыре слопца оказались пустыми, около них не было даже следов куропатки. В пятом же Кеми нашла раздавленную упавшим бревном полярную куропатку. Кеми ободрала ее зубами, словно песец, и, радостно повизгивая, принялась глодать…

После отъезда Ямру голод скоро нашел дорогу к становищу Гагары. Когда вонзь ушел обратно в океан, мужчины отправились в леса расставлять слопцы на полярных куропаток и тетеревов. Но тех и других было мало, и добытой самоедами птицы нехватало даже для детей. И после того, как были убиты и съедены все собаки в становище Гагары, люди начали умирать с голода. Тело их распухало до чудовищных размеров. Из почерневших десен шла кровь, и зубы из них выпадали так же легко, как орехи из прошлогодних кедровых шишек. Так умерли старая Атра, пастух Поду, шаман Ного и многие другие мужчины, женщины и дети…

Устрашенные их судьбой, лесные люди стали один за другим покидать становище Гагары. Вскоре становище совсем обезлюдело. Из отверстий юрт не тянулись струйки дыма, и нигде не было видно живого существа. Глубокое безмолвие мертвого становища нарушалось по ночам довольным урчанием горностаев, подкрадывавшихся к юртам лакомиться мерзлыми трупами людей…

VI. На помощь лесным людям.

В глубоких сумерках ноябрьского вечера по густому кедровому лесу шло вытянувшееся длинной цепью стадо оленей. Впереди на четырех белых оленях ехал Ямру. Позади стада двигались грузовые нарты. Рядом с передними нартами шли трое закутанных с ног до головы в меха мужчин с красными, обветренными лицами.

Ямру остановил упряжку, и тянувшаяся за ней цепь оленей начала свертываться на продолговатом лесном болоте. Через некоторое время из леса показались нарты, и Ямру стал помогать прибывшим распрягать усталых оленей. Когда олени были распряжены и вместе с другими рылись в поисках ягеля (олений мох) в снегу, один из мужчин, самоед Выли, ушел в лес рубить дрова.

Клыков, Салиндер и Ямру принялись раскладывать чум среди нарт, расставленных полукругом. Утоптав снег, они положили лист железа и с каждой стороны листа – по две грубо обделанных сосновых доски. Потом были поставлены накрест два связанных вверху шеста, и на них было положено со всех сторон три десятка более тонких жердей. На шесты были накинуты полости из оленьих шкур, – и чум был готов.

Когда Выли приволок из леса несколько сухостойных пихт, в чуме уже весело пылал огонь. Нарубив дров, Выли залез в чум, присел к низенькому столику около костра и стал вместе с другими есть мелко нарубленное мерзлое оленье мясо. Ели молча, спеша утолить волчий голод. Напившись так же молча чая, Ямру и Салиндер ушли караулить оленей, а Клыков и Выли легли спать.

Костер вскоре потух, и в верхнее отверстие чума стал пробиваться холод. Укутавшиеся в теплые заячьи одеяла, Выли и Клыков не чувствовали, как от дыхания у них покрывается инеем лицо…

Утром чум был разобран, были пойманы арканами и запряжены ездовые олени, и стадо снова потянулось цепью за нартами Ямру на север, к становищу Гагары…

* * *

Однажды сквозь сон Ямру почувствовал, что кто-то настойчиво трясет его за плечо. Предыдущая бессонная ночь, проведенная на снегу около стада, давала о себе знать, и Ямру никак не мог проснуться. Внезапно он ощутил резкий холод. Ямру приподнялся, сел на оленью шкуру и открыл глаза. Рядом с ним сидел Клыков и аккуратно складывал стянутое с него меховое одеяло.

– Что такое? – недовольно спросил Ямру, очистив ресницы и брови от настывшего за ночь от дыхания льда. Резкие морщины, залегшие вокруг рта, говорили, что человек с Гыда-ямы недоволен.

– Неужели я не могу поспать несколько часов после целой бессонной ночи?

– Сейчас некогда спать, – сухо возразил Клыков. – Перед рассветом волки разогнали оленей.

Складки вокруг рта Ямру стали еще глубже.

– А что делали вы с Салиндером? – кусая губы, спросил он. – Где у вас были собаки?

– Волки подкрались с подветренной стороны, и собаки не слышали их. А мы не видали до тех пор, пока олени не кинулись от них в разные стороны. Салиндер и Выли уже полчаса идут на лыжах по их следам. Очередь за нами.

Умывшись из котла снегом и надев парку, Ямру вместе с Клыковым вышли из чума. Сборы были недолги. Положив на маленькие ручные нарты недельный запас провизии, в сопровождении пастушечьих собак, они разошлись в разные стороны..

По утоптанной оленями тропе лыжи быстро скользили, и взятый с собой Ямру пес Аксар еле поспевал за ним. Вскоре тропа круто свернула из леса в русло небольшой реки с крутыми обрывистыми берегами, и итти на лыжах стало легче. В покрывавшем берега густом лесу царила недвижная тишина, нарушаемая лишь легким скрипом нарт да повизгиванием Аксара.

К вечеру Ямру прошел не менее четырех десятков километров. Но следы оленей и преследовавших их волков шли еще дальше. Вечером Ямру поднялся на берег реки, разложил костер и уснул около него, зарывшись в груду кедровых ветвей.

Проснулся Ямру рано, вскоре после того, как догорели брошенные в костер две сухих ели. Разложив снова костер, Ямру принялся жарить на палке язык, вырезанный накануне у одного из задранных волками оленей. Когда изжарился, Ямру разделил его по-братски с Аксаром и, не дожидаясь рассвета, снова тронулся в путь.

VII. Чем лакомилась россомаха…

На четвертый день тропа привела Ямру к высоким водораздельным холмам. Несмотря на сильно изменивший ландшафт снег, Ямру узнал в узкой речушке западный рукав Пура. Перевалив водораздельные холмы, стадо ушло в безлесную тундру Тне-хотто-вы. В тундре волки могли разбить стадо на мелкие кучки.

Передохнув среди дня, Ямру решил и ночью итти по следам оленей. Однако начавшаяся после захода солнца поземка превратилась к вечеру в сильную пургу и заставила Ямру бросить преследование и зарыться в снег. Ветер дул с севера, и пурга свирепствовала с небольшими перерывами до вечера следующего дня. Все это время Ямру и Аксар провели в снегу, тесно прижавшись друг к другу.

Тревожимый мыслью, что стадо ушло далеко и его будет трудно найти по занесенным снегом следам, Ямру несколько раз пытался продолжать преследование. Но каждый раз новый порыв ветра заставлял Ямру и Аксара снова зарываться от его леденящего дыхания в наметенные у подножья холмов снежные сугробы…

Пересекая после пурги в нескольких направлениях тундру и не найдя в ней ни малейших признаков стада, Ямру достиг леса, отделявшего тундру Тне-хотто-вы от тундры Вые-ви.

Пурга в лесу бушевала с меньшей силой, и на второй день Ямру наткнулся на свежие следы оленей, идя по которым, он нашел стадо.

Подкравшись с подветренной стороны, Ямру увидал оленей. Одни тихо бродили по поляне около озера, ища мох, другие стояли или лежали. Время было около полудня, и силуэты коричневых, белых и пятнистых оленей резко вырисовывались на фоне искрившегося от солнечных лучей девственного снега.

Однако беспечные внешне олени, напуганные частыми нападениями волков, были настороже. И достаточно было Аксару при виде вновь обретенного стада от избытка чувств тихонько взвизгнуть, как олени с необычайной быстротой исчезли в лесу.

После нескольких часов поисков Ямру снова нашел оленей на берегу небольшого лесного озера. На этот раз все обошлось благополучно. Олени узнали голос Ямру; на призывный крик подошли сначала важенки, а затем и остальные олени, и мир был заключен.

После короткого раздумья Ямру решил подождать своих спутников. Оставив Аксара стеречь стадо, Ямру пошел на лыжах искать богатое пастбище, на котором хватило бы мха оленям на несколько дней и около которого был бы смысл выстроить временную хижину. Несколько раз Ямру останавливался и разрывал прикладом винчестера белый снег. Но ягеля под ним было мало, и он решил поискать пастбище на другом берегу озера..

Скатившись с берегового обрыва, Ямру быстро заскользил на лыжах по льду озера. Когда он находился приблизительно на середине озера, его заинтересовали свежие следы крупной россомахи.

Инстинкт охотника взял свое, и Ямру пошел по следам. Следы пересекали озеро и исчезали в зарослях тальника, в устье ручья, впадавшего в озеро.

Пробравшись сквозь заиндевелые кусты тальника, Ямру увидел на берегу ручья несколько полузанесенных снегом слопцов на куропаток. Это открытие сильно взволновало Ямру. «Слопцы за много десятков километров от ближайшего человеческого жилья! Кто бы мог их поставить здесь, в этой глуши?» – терялся в догадках Ямру, идя дальше по следам россомахи. Странно также было то, что слопцов давно никто не осматривал. Попавшая в один из них куропатка была вся изгрызана горностаями.

Ждать разгадки Ямру пришлось недолго. Спустя некоторое время он увидел того, кто поставил слопцы в этой пустынной местности. Труп женщины лежал навзничь на берегу ручья. На трупе сидела черная россомаха и, злобно рыча, грызла его…

_{На трупе женщины сидела черная россомаха…}

Ямру выстрелил, но от волнения при виде страшной находки промахнулся, и россомаха, неуклюже прыгая, скрылась в молодой сосновой поросли. Когда Ямру очистил от снега лицо трупа, оно показалось ему страшно знакомым. Вглядевшись внимательно в искаженные предсмертной судорогой черты, Ямру понял, что перед ним находится труп веселой Кеми…

Опершись о дуло винчестера, Ямру старался овладеть собой. В такую глушь Кеми мог загнать только лютый голод. В этом не могло быть никакого сомнения. А если это было так, то о том, чтобы дожидаться спутников, нечего было и думать. Каждый день промедления мог стоить жизни многим.

Подняв труп Кеми на верхушку кедра, чтобы его не могли съесть звери, Ямру побежал на лыжах к стаду…

VIII. Улыбка плачущих губ…

Через неделю после того, как Ямру нашел труп Кеми, ночью морозной и светлой впервые по небу заплясали радужные всполохи начинавшего зарождаться северного сияния. На льду Пура, у берега, пылало несколько костре в, около которых сидели оставшиеся в живых обитатели становища Гагары. Все ждали Ямру, которого видел накануне со стадом пришедший утром после нескольких дней безуспешных странствований по лесам самоед.

Когда разноцветная, изумительной красоты, завеса на севере стала бледнеть, один из сидевших вокруг крайнего костра мужчин поднялся со снега.

– Вануйто, ты ничего не слышишь? – спросил он своего, соседа, обхватившего руками колени и следившего воспаленными глазами за всполохами сияния.

Вануйто скинул с головы капюшон парки и стал прислушиваться.

– Слышу! – взволнованным голосом произнес он, когда до ушей его донесся гул идущего оленьего стада. – То идут приведенные человеком с Гыда-ямы из Обдорска олени…

Между тем стадо подходило все ближе, и вскоре из-за поворота освещенного голубоватым светом северного сияния Пура показался движущийся лес оленьих рогов.

И при виде стада лесные люди кривили в улыбке плачущие губы, как это велит древний закон предков. На этот раз посмеялись они не над злой шуткой Лон-Гата, а над его бессилием…

_{При виде стада лесные люди кривили в улыбке плачущие губы…}

–

Идя навстречу желанию многих подписчиков нашего журнала и учитывая исключительный интерес, проявляемый широкими читательскими кругами к полярным путешествиям, редакция решила дать в 1929 г. в виде бесплатной премии годовым подписчикам всех абонементов, внесшим полностью подписную плату до 1 января с. г., книгу:

«ЦЕНОЮ ЖИЗНИ К СЕВЕРУ»

очерк полярных экспедиций последних четырех столетий Н. К. Лебедева, автора известного трехтомного произведения «Завоевание Земли».

Краткое содержание книги..

I. Через холодный север в богатые страны жаркого юга. – II. Вместо Индии – Москва (открытие англичанами России). – III. Первая зимовка в ледяной пустыне (экспедиция Баренца). – IV. Брошенный в океане (гибель Гудзона).—V. Из Архангельска в страну слонов и обезьян (поиски русскими мореплавателями северо-восточного прохода). – VI. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга. – VII. Экспедиция Коцебу на корабле «Рюрик». – VIII. В лабиринте ледяных островов (экспедиция Джона Росса и Парри). – IX. Трагедия в ледяной пустыне (гибель экспедиции Франклина). – X. По следам Франклина. – XI. В первый раз к полюсу. – XII. Семь месяцев на плавающей льдине среди Полярного моря (экспедиция «Поляриста»). – XIII. Ближе всех к полюсу (экспедиция Пайера и Вейпрехта). – XIV. Открытие северо-восточного прохода (экспедиция Норденшельда). – XV. Два года в ледяном плену (экспедиция де-Лонга на «Жаннете»). – XVI. Среди льдов и ночи (экспедиция Нансена на «Фраме»). – XVII. К полюсу на воздушном шаре (экспедиция Андре). – XVIII. Драма «Полярной Звезды». – XIX. Тысяча суток в ледяной пустыне (экспедиция Джексона). – XX. На собаках к полюсу (экспедиция Пири). – XXI. Русская экспедиция на полюс. – XXII. Открытие Северной Земли. – XXIII. На крыльях стальной птицы (экспедиция Амундсена). – XXIV. Дирижабль вместо самолета (полет Амундсена на воздушном корабле «Норвегия»). – XXV. Крестовый поход Нобиле на полюс. – XXVI. Спасение Нобиле. Гибель Амундсена. – XXVII. Героический подвиг «Красина». – XXVIII. Советские самолеты над полярными льдами. – XXIX. Предстоящая экспедиция Нансена и Брунса в Арктику. – XXX. Что влечет человека на север. Страна белого безмолвия, и почему она интересна. – XXXI. Будущий великий международный трансарктический воздушный путь.

ТРИЖДЫ МЕЧЕНЫЙ

Повесть об амурском лососе Николая Ловцова.

В этом рассказе описываются жизнь и скитания по океану кеты-рыбы, из породы лососевых, высоко ценимой обитателями низовьев Амура, главное занятие которых – рыболовство. Кета, живущая обычно в морской воде, входит осенью густой массой в пресноводье рек Дальнего Востока. Поднимаясь вверх по течению, она отыскивает удобные песчаные места, где и мечет икру. Ход кеты продолжается 12–20 дней. Этот период времени спешат использовать рыбаки, перегораживая рукава реки «заездками» [20]20
  Заездка – приспособление для ловли рыбы.


[Закрыть] ), ловушками и пр. Из заездок рыба перегоняется в так называемые «мешки», откуда рыболовы перекладывают ее в «кунгасы» (лодки) и отвозят на берег.

На берегу кипит работа. Многолюдные артели рабочих – русских, китайцев, японцев, корейцев – спешно очищают кету, солят, складывают в бочки, заготовляют впрок икру для отправки во все концы СССР и за границу.　

Местные жители (гольды, гиляки, орочены), очистив рыбу от внутренностей, режут ее на продольные полосы и развешивают на шестах; несколько дней рыба вялится, потом складывается про запас в сухое место. В течение долгой зимы и ранней весны вяленой рыбой – «юколой» – питаются не только жители побережья, но и их верные друзья – собаки.

–

I. Первая отметина.

В светлой холодной воде под тщетой коркой декабрьского льда лениво Шевелились гнилая листва и водоросли. Недалеко от берега, под сучковатой корягой, подернутой густым налетом тины, виднелась небольшая кучка мелкой гальки, речного мусора и зернистого песка.

В полдень, когда солнце падало на лед, на гладкие, не занесенные снегом, места, и играло косыми лучами на дне, – под корягой резвились молодые окуньки, плотва и шелесперы. Каждый из них по-своему был рад солнцу. Окуньки задумчиво поводили желтой оторочкой глаз, осторожно заплывали под сучья коряги и, обнюхивая тину, забавно вытягивали нижнюю губу. Некоторые из них, не уплывая далеко от коряги, копались в гнилой листве и старых водорослях.

Юркие плотички, всегда веселые и беззаботные, поблескивали мелкой серебристой чешуей, то-и-дело ныряли под корягу и быстрыми поворотами плавников сбивали с сучьев мутный тинистый налет. Иногда они подплывали к берегу и останавливались в солнечных лучах, глядя на блестящую ледяную покрышку.

Предусмотрительнее и пугливее всех были шелесперы. Они играли недалеко от берега, всегда были настороже и ничем не увлекались. При малейшем шуме или чуть приметном толчке воды шелесперы стайкой летели к берегу, скрываясь среди частых стволов примерзшего камыша.

Иногда мимо коряги, покачиваясь, медленно проплывал сазан. За ним, блестя ячейками медной брони, скользил любопытный карась. Они важно обходили друг друга, спугивали копошащихся у берега окуньков и, пренебрежительно замутив хвостом воду, так же важно уплывали.

Нередко в заводь заскакивали щурята. Влетев в нее откуда-нибудь сбоку, они находу подхватывали двух-трех плотичек и живо ускользали в сторону, в осоку.

После их налета у коряги долгое время никто не появлялся. Плотва испуганно билась о гальки, шелесперы, не двигаясь, стояли в камышах, окуньки прятались под камнями и сучьями коряг…

* * *

У старой коряги, под кучей гальки, речного мусора и песка, начиналась новая жизнь… Эта куча осенью, в конце сентября, была заботливо сложена кетой-самкой, укрывшей в ней сотни оранжево-красных икринок.

Когда солнце в первый раз, в конце декабря, сквозь лед заглянуло на дно реки, в икринках стали появляться первые признаки жизни. Сквозь тонкую оболочку проглянули две черные точки – глазки. Через неделю в икринке начал обозначаться смутный контур рыбьего тельца, а еще через неделю образовалась головка и слабо забилось сердце будущей рыбки.

С каждым днем, с каждым лучом солнца икринки увеличивались в размере; их оболочка все больше растягивалась; все яснее обозначались контуры рыбок. Наконец в один светлый день, когда лед начал трескаться, икринки лопнули, из них выползли уродливые рыбешки прозрачно-серого цвета. Под животом у них болтались оранжевые мешочки.

От появления такого количества рыбешек вода в ямке заходила ходуном. Тонкий слой льда, прикрывавший яму, треснул, и в рыбье гнездо ворвалось несколько холодных струй. Мальки испуганно завертелись, прижались к камням, съежились, присмирели…

Наверху жизнь шла своим чередом. Солнце с каждым днем все выше залезало на небо, все прямее бросало лучи на лед; мало-по-малу в реку прорвались грязные весенние таежные ручьи, и вода в ней замутилась..

Между тем у коряги картина переменилась: теперь там уже не было плотвы, окуней и шелесперов. Как только ледяная кора зашевелилась и полая вода стала заливать берег, эти рыбки перекочевали в прибрежную траву, где было безопасней и сытней. За мелкотой туда же пробрался и карась. Попробовал было за ним сунуться и сазан, но, неудачно, возвратился обратно, – для него было мелко…

* * *

Когда река сбросила лед и, сердито пенясь, понесла его к морю, под корягой у новорожденных рыбешек появились новые желания. До ледохода они тихонько сидели в своей ямке, почти не двигаясь. Вылезать наверх им не было нужды. В их оранжевых мешочках под животиком имелся запас продовольствия на целых три месяца. Время шло. Мешочки опустели, рыбешки вытянулись, подросли, им захотелось есть. Сначала они не понимали, чего хотят, к тому же боялись выходить из своего убежища. Наконец голод заставил мальков отправиться на розыски пищи.

Первым двинулся в поход длинный самец. Оторвавшись от камня, он устремился к отверстию ямки. Однако он был еще нерасчетлив в своих движениях. Ударившись об острый конец сучка, бедняга перевернулся вверх животом. Из-под сучка на него хлынула струйка холодной воды, подхватила его и оттащила обратно к камню. Постепенно он пришел в себя.

На следующий день самец повторил свою попытку. Осторожно раздвинув мордочкой мусор, он пролез между сучьями и выбрался в свежую воду. За ним потянулись и остальные рыбешки. Когда они, собравшись в небольшую стайку, закачались в речных волнах, их было трудно отличить друг от друга. Только длинный самец оказался с отметиной. В наказание за неосмотрительность острый конец сучка заклеймил его спину около самой головы черным треугольником.

_{Когда мальки, собравшись в небольшую стайку закачались на волнах, их было трудно отличить друг от друга…}

Не успели наши мальки проплыть и десятка метров, как перед ними появилось зеленое чудовище. Заметив стаю рыбешек, оно раскрыло огромную пасть и одного за другим проглотило до двух десятков кетовых мальков. Уцелевшие кинулись врассыпную. Однако они не потеряли друг друга и вскоре выплыли к береговой отмели. Эта отмель спасла их от следующего нападения зеленого чудовища– сома.

Треугольника спасла случайность. Он был почти в самой пасти сома, но, к счастью, прилип к слизистой губе чудовища. Проглотив добычу, сом от удовольствия взмахнул хвостом и, блеснув перед испуганными рыбешками желтоватым животом, исчез в глубине реки. Последнее порывистое движение сома оторвало Треугольника от его губы. Почувствовав себя свободным, Треугольник несколько минут вертелся на месте, освобождаясь от слизи, потом бросился к своей стайке. Догнал он ее около узкой песчаной косы в низовьях реки Уссури, в которую впадала его родная речка Бикин.

В Уссури мальки встретили несколько десятков таких же молодых рыбешек, перемешались с ними и, поблескивая чешуей, поплыли вниз по течению.

По пути они пожирали водяных личинок, хватали случайно попавших в реку насекомых, жевали водоросли. Днем мальки почти не отходили от берега. С наступлением ночи, придерживаясь зарослей камыша и осоки, они стремительно неслись по реке.

С первых часов своей самостоятельной жизни эти неопытные рыбешки каким-то внутренним чутьем умели угадывать, опасности. Враги их подстерегали у подводных камней, у коряг, в прибрежных зарослях, в густых водорослях. Как только стайка мальков увлекалась преследованием личинок или игрой и попадала в открытое место, на них тотчас разевали пасть прожорливые сомы, щуки, сазаны, сиги и мальмы[21]21
  Мальма (по-местному – «форелька») принадлежит к семейству лососевых.


[Закрыть]). Однако мальки ловко увертывались от врагов.

II. В амурских водах.

Спустившись по Уссури, Треугольник со своей стайкой подплыл к Амуру. Он достигал уже десяти сантиметров в длину и был самым осторожным мальком во всем выводке. Очутившись в краснобурых амурских волнах, рыбешки растерялись. Стремительный поток подхватил их, завертел и отбросил назад, к устью Уссури.

В родной реке мальки быстро пришли в себя, разбились на мелкие стайки и вновь попытались подойти к мутному Амуру. На этот раз они были осторожнее. Подплыв к негостеприимной реке, они долго стояли на месте, удерживаясь плавниками. Наконец им показалось, что в Амуре вода стала светлее, течение медленнее, и они, партия за партией, осторожно вошли в мощную реку. Амурские воды подхватили их и стремительно понесли вниз по течению. Мальки не заметили, как проскочили у города Хабаровска опасный утес с рядом острых подводных камней. Они не слышали шума пригорода, грохота и свиста товарного поезда, который проходил над их головой через двадцатипролетный амурский мост. Только за мостом мальки несколько освоились с рекой и, быстро перебирая плавниками, двинулись по течению.

Не успели мальки обогнуть маленький, заросший лозняком, остров, как, откуда ни возьмись, на них наскочили прожорливые щурята. Началось истребление… Не прояви в этот момент Треугольник сообразительности, всей стайке пришел бы конец.

Сквозь мутную воду Треугольник приметил у берега узкую песчаную косу. Подобные косы уже не раз выручали мальков из беды. Он стрелой помчался к берегу. Его движение не ускользнуло от остальных мальков, и они бросились за своим вожаком. На этот раз благодаря Треугольнику мальки были спасены.

Дальше мальки шли с большой осторожностью, далеко не отплывали от берега, и это спасало их от крупных прожорливых рыб. Мелкие же рыбешки их не трогали.

В Амуре к выводку Треугольника нередко присоединялись другие стайки кетовых мальков. Партия Треугольника с каждым днем увеличивалась. Не изменяя направления, рыбешки продолжали свое путешествие по течению реки к ее устью. Навстречу кетовым малькам попадались более мелкие партии мальков других рыб, которые быстро двигались против течения. Было бы ошибкой думать, что кетовым малькам было легче плыть по течению. Видимо, они инстинктивно тянулись к устью Амура, к морю, где привольнее и безопаснее, чем в кишащей хищниками реке…

Однажды утром, когда мальки нежились на отмели под солнечными лучами и лениво жевали прибрежные водоросли, над ними раздался ужасный крик. Испуганные рыбешки стремглав бросились к берегу. Крик усилился, вода кругом заплескалась, и какие-то невиданные существа начали сверху хватать мальков. Чем теснее жались к берегу мальки, тем больше было кругом крикливых крылатых животных и тем меньше оставалось мальков. Ища спасения, рыбешки кинулись от берега к середине реки, но почему-то поплыли поверху; крылатые чудовища не отставали от них..