Текст книги "Русские кругосветные мореплаватели"

Автор книги: Николай Нозиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

8. НА САНДВИЧЕВЫХ ОСТРОВАХ

Запасшись пресною водою, дровами и фруктами, 18 мая «Надежда» и «Нева» вышли в море. Они взяли с собой и француза Ле-Кобрит.

В день отплытия экспедиции из Нукагивы он находился на корабле «Надежда». Он не успел во-время уехать на берег. Поднявшийся внезапно сильный ветер принудил сняться с якоря и немедленно выйти в открытое море. Француз был неутешен. «Надежда» сразу забрала большой ход и была уже порядочно от берегов. В отчаянии он хотел было пуститься в море на доске, но множество акул остановили его.

Рассчитывая сделать открытия, Крузенштерн намеревался итти на Камчатку таким путем, каким не ходил еще ни один мореплаватель, но недостаток свежей провизии заставил его вскоре отказаться от своего намерения и направиться к Сандвичевым островам.

25 мая в три часа пополудни мореплаватели во второй раз пересекли экватор. Во время плавания до 8° северной широты часто наступали штили и дули переменные слабые ветры. Погода все время стояла пасмурная, шли дожди, и моряки наполняли водою все имевшиеся у них бочки. На «Надежде» обнаружилась течь, к счастью, мало опасная. Произошло это оттого, что корабль стал гораздо легче, чем при отходе из Европы; он поднялся из воды, пенька в пазах[13]13
  Паз-долевая щель между соприкасающимися досками или брусьями у наружной обшивки и у палубной настилки; его конопатят и заливают смолой.


[Закрыть] ватерлинии[14]14
  Ватерлиния – линия пересечения корпуса корабля плоскостью параллельно уровню воды.


[Закрыть] совершенно сгнила, и при малейшей качке в корабль наливалось много воды. Воду отливали до самого прибытия на Камчатку. Это было очень трудно, так как приходилось качать ручными помпами при сильной жаре.

7 июня показался остров Овайги или Гаваи, где суда рассчитывали запастись провизией. Когда экспедиция приблизилась к острову, навстречу вышли лодки с туземцами. У них, кроме плодов и одного маленького поросенка, не было ничего. И это приобрели за высокую цену, так как, кроме сукна, островитяне не брали ничего в обмен. Один пожилой туземец привез даже свою дочь и предлагал купить ее. Заботливый отец привез этот «товар» напрасно и раздосадованный отправился во-свояси. Вторая попытка 8 июня добыть провизию у южной оконечности острова Овайги тоже была безуспешна. Туземцы были, очевидно, избалованы посещавшими их иностранцами. В железе, так высоко ценимом другими островитянами, они не нуждались и стремились только к предметам роскоши.

Экспедиция надеялась получить свежую провизию еще на западном берегу, в большом селении Каракакоа; но обескураженный неудачами Крузенштерн не пожелал туда итти, тем более, что новая остановка там задержала бы прибытие на Камчатку и в Японию до наступления северо-восточного муссона, сильно затруднявшего плавание.

Лисянскому не приходилось так спешить, Крузенштерн предоставил ему возможность зайти в Каракакоа, а сам пошел на Камчатку, куда и прибыл после тридцати пяти дней благополучного плавания от Овайги и пяти с половиной месяцев от Бразилии. От Сандвичевых островов Крузенштерн следовал посередине между путями капитана Кука и Клерка и купеческих судов, плавающих в Кантон.

22 июня пересекли тропик Рака. После этого настало безветрие, продолжавшееся два дня. Поверхность моря была как зеркало. Пользуясь полнейшим штилем, астроном Горнер и естествоиспытатель Лангсдорф отправились на шлюпке для измерения температуры воды в разных глубинах и для вылавливания морских животных. Им удалось поймать огромную медузу, большое количество рыб, среди них много радужных губанов, великолепных хищных пловцов и колоссального осьминога, длиною вместе с вытянутыми щупальцами 69,5 метра.

От северной параллели 36° Крузенштерн собирался пойти на запад, чтобы удостовериться в существовании земли, означенной на старых испанских картах, к востоку от Японии. У испанцев и голландцев ходили легендарные слухи об этой земле, богатой золотом и серебром. В 1610 г. испанцы послали корабль из Акапулки в Японию для поисков этой земли и присоединения ее к испанским владениям. Однако предприятие кончилось неудачей. Голландцы тоже послали два корабля, под начальством известного капитана Матиаса Кваста, чтобы нагрузить их серебром и золотом. Но они, как и испанцы, успеха не имели. Бесплодно искали эту землю капитаны Фрис в 1642 г. и Лаперуз в 1787 г.

Крузенштерн пишет по этому поводу: «Хотя весьма малую имел я надежду быть счастливее моих предшественников в отыскании сего острова, а особливо при пасмурной погоде, однако, невзирая на то, почитал обязанностью воспользоваться свежим восточным ветром, дабы испытать, не доставлю ли каких-либо сведений о таком предмете, о котором с давнего времени многие географы и мореходцы безуспешно помышляли. Широта этого острова нигде не определена точно. Разность ее составляет несколько градусов. Почему каждый из мореплавателей и должен избрать параллель по своему усмотрению и следовать по ней к востоку или западу. Я избрал параллель 36°».

Крепкие западные ветры и туманы скоро заставили Крузенштерна оставить свое намерение. Хотя в следующие два дня в широтах от 38° до 42° и видны были признаки берега, но пасмурность помешала удостовериться в существовании острова.

14 июля «Надежда» прибыла в Авачинскую губу и вошла в Петропавловскую гавань.

Лисянский был счастливее. Ему удалось запастись свежей провизией и видеть много интересного. 11 июня «Нева» стала на якорь в заливе Каракакоа. Вскоре приехал на лодке живший неподалеку англичанин Джонсон. Он сообщил, что король Сандвичевых островов находится со своими приближенными временно на острове Вагу или Саху, где готовится к войне с соседним племенем. Управлявший островом англичанин Юнг уверял, что мореплаватели встретят прекрасный прием и получат все им нужное. Действительно, скоро стали появляться лодки с туземцами. Они привезли поросят, кур, плоды, овощи. Кроме свежих припасов, моряки приобретали много различных, очень оригинальных местных изделий. 13 июня Лисянский с офицерами и матросами поехал на берег. Миновав несколько бедных хижин, они вошли в колоссальную аллею. Сопровождавший их старшина показал на деревьях следы английских пуль: это англичане мстили туземцам за убийство мореплавателя Кука[15]15
  Знаменитый мореплаватель – исследователь и открыватель новых земель капитан Джемс Кук совершил три кругосветных плавания. Во время третьего своего путешествия, в которое он отправился в 1776 г., суда его экспедиции «Резолюшен» и «Дисковери» крейсеровали к северу от Новой Зеландии. После долгого пребывания у берегов Таити Кук направился к Берингову проливу и по пути открыл архипелаг, названный им Сандвичевыми островами. Следуя вдоль берегов Америки, Кук прошел Берингов пролив и направился к северному полюсу, но под 74°44′ был остановлен непроходимыми льдами. Кук решил повторить свою попытку плавания по северным водам в следующем году и отправился на Сандвичевы острова. Отношения экспедиции с туземцами все время были очень хорошие, однако 13 февраля 1728 г. моряки заметили исчезновение одной судовой шлюпки. На другой день Кук отправился на берег и потребовал у короля островов распоряжения возвратить похищенную шлюпку. Во время переговоров с туземцами, несмотря на запрещение Кука употреблять оружие, один из матросов случайно выстрелил и убил туземного вождя. Произошла страшная схватка, во время которой Кук погиб.


[Закрыть]. «Много народу тогда погибло», прибавил он.

Отдохнув в жилище старшины, моряки пошли осматривать королевский «дворец», состоявший из шести строений, ничем не отличавшихся от прочих туземных хижин. Прежде чем войти во дворец, старшина снял шляпу, башмаки и кафтан, подаренные ему Лисянским, и остался в одном поясе. Он объяснил, что иначе ни один туземец не имеет права войти в жилище короля. Из дворца пошли в королевскую молельню, устроенную внутри двора и обнесенную забором. У входа и на дворе стояло много малых и больших идолов. В самую молельню моряков не пустили. Затем отправились к главному храму, куда имеют право входить только знатные вельможи. Старшина остался поэтому позади. Перед храмом, построенным на возвышенности, стояло пятнадцать идолов, а перед ними был помост, куда верующие клали свои жертвы. Тут лежало несколько кокосов, бананов и… жареный поросенок.

Утром 15 июня приехал на «Неву» англичанин Юнг и предложил осмотреть местечко Товароа, где погиб Кук. В Товароа девять больших храмов, вернее, огороженных мест с идолами. После осмотра достопримечательностей моряки отправились верхом на лошадях в соседнюю долину. По пути попадались тростниковые хижины, напоминавшие своей формой наши скирды; у порога каждой хижины отдыхали семьи. Около большинства хижин в садиках росли развесистый тамаринд, несколько акаций, бананы, кокосовые пальмы с листьями, поднимавшимися прямо от земли, пестрые кусты красивых цветов. Все это выглядывало из-за забора, чисто сделанного из белого камня. Прозрачный воздух позволял видеть малейшую подробность на горах, сжимавших с обеих сторон долину; на вершинах лес казался наклеенным на серые камни; по скалам виднелись белые точки. Точки двигались. Это были стада диких коз, пасшихся на почти отвесной каменной стене. Под вечер по дороге стали показываться гуляющие совершенно голые канаки и каначки с венками из листьев на головах.

После осмотра всеми офицерами и командою Товароа и живописных окрестностей Лисянский снялся с якоря. Он намеревался итти на остров Вагу посмотреть военные приготовления сандвичан. Узнав, однако, что там появилась заразная болезнь, отправился к острову Отувею, которого достиг 19 июня.

Наступило безветрие, и корабль чуть-чуть двигался течением между островами Онигу и Отувеем. Перед вечером приехал на «Неву» король островов Тамури. Он говорил по-английски, показал свидетельства, полученные от капитанов кораблей, которых снабжал провизией, и пригласил зайти в его владения. Лисянский объяснил ему, что иностранцы заходят к нему редко, так как не считают себя там в безопасности. Ему гораздо выгоднее стать таким же доброжелательным и честным, как король Овайги, Камеамеа, к которому ежегодно заходят от десяти до двадцати кораблей.

20 июня подул попутный ветер, и «Нева» пошла к Алеутским островам.

* * *

Сандвичевы острова открыты Куком в 1778 г. Во время плавания Крузенштерна острова принадлежали двум королям. Один из них – Камеамеа – был человек замечательно способный и храбрый. Он пользовался доверием и приязнью европейцев. При вторичном посещении Сандвичевых островов каждый капитан привозил ему какой-нибудь ценный подарок. Один подарил ему несколько штук рогатого скота и лошадей. Островитяне не сумели уберечь скот: он разбежался, одичал и размножился в таком количестве, что портил насаждения туземцев. Однажды с гор спустилось стадо быков, против которых королю пришлось послать целое войско, но и войско с ним не справилось.

Военные силы на Сандвичевых островах были организованы довольно хорошо. У сандвичан и у нукагивцев строго соблюдался «табу». Однажды островитянин съел кокос во время «табу» и должен был за это умереть. Один европеец попытался заступиться за преступника. Он убеждал короля, что за такой мелкий проступок слишком жестоко наказывать смертью. Король выслушал внимательно и твердо ответил: «Овайга – не Европа, и то, что маловажно в глазах европейцев, может быть очень важно для островитян». Другой пример обычаев туземцев: в округе, управляемом Юнгом, муж и жена поссорились и пожелали разойтись. У них был малолетний сын. Ни один из супругов не хотел с ним расстаться. К соглашению они притти не могли. Отец взял мальчика одною рукою за шею, другою – за ноги, переломил ему спину о свое колено, и мальчик умер. На такое варварство Юнг пожаловался королю. Тот нашел, что отец вправе делать со своим сыном, что пожелает.

Год у сандвичан начинался с ноября и делился на двенадцать месяцев, по тридцать дней в каждом. Все тридцать дней имеют разные наименования. Двенадцатый месяц, макашти, посвящался увеселениям, играм, пляскам и показательным сражениям. Король, где бы он ни находился, должен был сам открыть этот праздник.

Перед восходом солнца он надевал на себя роскошный плащ из перьев, садился в лодку и отплывал на такое расстояние, чтобы с появлением солнца снова вернуться на берег. Здесь ожидал его один из лучших ратников. На берегу он сбрасывал плащ, и ратник на расстоянии тридцати шагов бросал в него копье, которое король должен был поймать. Если ему это не удавалось, его убивали.

Кто-то посоветовал Камеамеа отменить этот обычай, чтобы не подвергать опасности свою жизнь. Но он гордо ответил: он так же искусно умеет ловить копье, как его воины метать, и ему не грозит ни малейшей опасности. Поймав копье, король шествовал с ним подмышкою в неяву, или главный храм. Это служило знаком к открытию празднеств. Всюду начинались примерные битвы, для которых приготовлялись копья с тупыми концами. Во время макашти всякие наказания прекращались. После смерти короля приносились человеческие жертвы. В знак скорби по умершим царапали себе тело до крови, остригали волосы, выбивали себе передние зубы.

Волосы сандвичане не брили, как нукагивцы, а стригли коротко, причем мужчины оставляли от лба до затылка гриву, наподобие римского шишака, а женщины – две длинные пряди на висках. Как шишаки, так и пряди окрашивали истолченными кораллами в бледно-желтый цвет, отчего на первый взгляд казалось, что у туземцев двухцветные волосы. Сандвичане смышлены, способны и не лишены природного вкуса. Все изделия сандвичан, особенно ткань, которую вырабатывали женщины, были прекрасного качества. Кору дерева таро мочат, потом натягивают на доску и колотят плоской лопаткой, жилистые частицы расплющиваются, сливаются и образуют тонкую ткань, которую окрашивают соком кореньев и ягод. Узоры разрисовываются бамбуковым прутиком с расщепиной наподобие пера. Иногда употребляют вальки с нарезными узорами, как на европейских фабриках. Сочетания цветов и рисунки так хороши, что могли бы создать славу любой европейской фабрике.

9. В ПЕТРОПАВЛОВСКЕ-НА-КАМЧАТКЕ

Расставшись с «Невой» у Сандвичевых островов, Крузенштерн направился к Камчатке. Через тридцать пять дней плавания от острова Овайги 14 июля 1804 г. «Надежда» подошла к Авачинской губе. У входа в Авачинскую губу стоят «Три брата» – острые камни, вытянувшиеся в ряд у стрелки утеса, замыкающего вход. Авачинская бухта – одна из живописнейших на земном шаре. Высокие горы, леса и тундры затрудняют сообщение Камчатки с материком Азии. Наиболее удобный доступ в эту страну – с моря. Авачинская губа дает удобное спокойное пристанище заходящим в нее судам. Узкий пролив с высокими стенами скал по обеим сторонам соединяет ее с морем. Зеркальные воды губы почти не волнуются ветром: для него нет доступа в эту твердыню природы. Кругом пустынно. Петропавловск, раскинувшийся на берегу маленькой внутренней бухты губы, похож на деревню. Маленькая церковь, несколько десятков жалких домиков, крытых древесной корой, – вот и все здания.

Через одиннадцать месяцев плавания после выхода из Кронштадта «Надежда» снова вошла в русские воды и стала на якорь в Петропавловской гавани, самой отдаленной и заброшенной во всем государстве.

Прибытие «Надежды» в порт составило целое событие. Это было первое русское судно, пришедшее из далекой Балтики, совершившее небывалый переход, не имевший себе подобного в истории русского флота. Весь город пришел в движение. Всех охватило праздничное настроение. Жители выражали искреннюю радость по поводу прибытия моряков и всячески, старались им чем-нибудь услужить. Корабль был расснащен, вся оснастка была отправлена в портовые мастерские для ремонта, так как после продолжительного непрерывного плавания, сопровождавшегося сильными бурями, нуждалась в исправлении или замене.

Погруженные в Кронштадте припасы и товары, отправленные Российско-американской компанией для Камчатки, были выгружены на берег.

12 августа прибыл в Петропавловск губернатор Кошелев со своим адъютантом, капитаном Федоровым, и отрядом гренадер.

Путешествие их от Нижне-Камчатска, столицы Камчатки, до Петропавловска (150 км!) сопряжено было с большими трудностями. При летнем бездорожье Камчатки большую часть расстояния пришлось

проехать по реке Камчатке в самой первобытной долбленой лодке, в которой надо было плыть против течения десять суток. Путники все время лежали в лодке, вытянувшись во весь рост, а сменявшиеся в каждом «остроге» камчадалы толкали ее день и ночь шестами. Такое плавание грозило каждое мгновение опасностью: лодка легко могла опрокинуться от сильного порыва ветра, или от нарушения равновесия, или от удара о плавающие в реке в большом количестве пни и колоды.

Вместе с Кошелевым Крузенштерн посетил в Петропавловске школу для камчадальских мальчиков и девочек. По его наблюдениям, молодое поколение туземцев отличалось способностями, быстротой и живостью понимания.

Во время стоянки почти ежедневно шли дожди и часто подымался туман. Несмотря на это, офицеры и команды, свободные от службы, каждый день отправлялись на охоту или на рыбную ловлю. Моряки возвращались всегда с богатой добычей, довольные и веселые. Им нравилась камчатская охота, возможность побродить по живописным окрестностям Петропавловска, среди родной им северной природы, которую они предпочитали чуждой роскоши тропиков.

Камчатка богата прекрасными лесами, луговыми угодьями, ископаемыми, пушным и морским зверем и разными рыбами, особенно ценными лососями. Там водятся в изобилии лисицы, соболи, выдры, горностаи, евражки, медведи, волки, дикие и домашние олени, зайцы, рассомахи, каменные бараны и другие звери.

За шестинедельную стоянку в Петропавловске Крузенштерн привел свой корабль в полный порядок, сделал запас продовольствия и приготовился к дальнейшему плаванию. Перед уходом из Петропавловска команда и офицеры «Надежды» соорудили на площади памятник английскому капитану Клерку и Делиль-де-ла-Кроэру – исследователям северной части Тихого океана.

27 августа 1804 г. «Надежда» вышла из гавани в Японию. Перед уходом полудикий француз Ле-Кобрит, привезенный сюда с острова Нукагива, покинул корабль. Он очень полюбил губернатора Камчатки Кошелева и просил его взять к себе, что тот и исполнил. Состоявший в свите посланника поручик гвардии граф Федор Толстой также списался с корабля. За время плавания от Кронштадта до Камчатки он вел себя очень непристойно, перессорился со всеми офицерами «Надежды» и учеными и заслужил общее нерасположение.

В хороший, ясный день «Надежда» оставила Петропавловск. Ее провожало все население.

10. РУССКОЕ ПОСОЛЬСТВО В ЯПОНИИ

Выйдя 27 августа из Петропавловска, «Надежда» взяла курс к юго-западу. Вблизи Курильских островов моряки любовались непрерывной цепью величественных вулканов, часто «курящихся».

12 сентября начался сильный шторм, продолжавшийся двенадцать суток. Лишь в Японском море погода стала тихой, и плавание продолжалось при легком благоприятном ветре. 27 сентября показались берега северной Японии. На корабле состоялось большое торжество: посланник раздавал серебряные медали всем участникам кругосветного путешествия. В своей речи он сказал: «Обойдя полвселенной, мы, наконец, видим себя в японских водах. Вы, опытные путеводцы, заслужили славу, которой даже самые завистливые люди вас никогда не лишат».

Курс продолжали держать к юго-западу. Морские карты, которыми пользовалась экспедиция, составлены были настолько неправильно, что берега Японского архипелага в действительности оказались гораздо западнее. С утра 26 сентября начался сильный шторм. К четырем часам пополудни он превратился в так называемый тифон (по-японски «тайфун»), жесточайший ураган, свирепствовавший обыкновенно в японских и китайских водах в период осеннего равноденствия и в начале октября.

«Надежда» находилась вблизи японских берегов. Ветер постепенно свежел. Налетали порывы. С каждым разом они становились все сильнее и сильнее. Крузенштерн приказал убрать все паруса и поставить штормовые стаксели[16]16
  Стаксели – треугольные паруса, подымаемые по лееру или по штагу. Штаг-снасть, которая держит мачту или ее продолжение, стеньгу, спереди и сзади.


[Закрыть]. К полудню ветер так усилился, что громадные волны вкатывались на корабль то с носа, то через борт и затапливали внутренние помещения судна… Наконец, стаксели сорвало, и нельзя было нести ни одного паруса. Гул ветра, свист между снастями, потоки льющейся воды, рев волн, вливавшихся с обоих бортов, крик приказаний – все это, поднятое вихрем, казалось, кружилось в воздухе. Люки наглухо законопатили, находившиеся в жилых палубах люди лишились света и воздуха. Внутри корабля, как и везде, было душно и мокро от вливавшейся воды, которая проникала даже сквозь законопаченные люки.

Ураган усиливался… Кипевший океан бурлил, исполинские горы волн стремительно падали в разверзавшиеся пропасти. Над волнами носились облака водяной пыли. Качка была ужасная. В каютах оставаться было невозможно. Все, что расставлено на полках, повешено на гвоздях или лежало на комодах, задвигалось. Вещи, привязанные крепко к стенам и к полу, отрывались. От шума бури нельзя было разобрать, гудит ли ветер или гремит гром. Корму корабля повредило, самого его бросало как щепку.

В восемь часов вечера волны вышибли иллюминаторы[17]17
  Иллюминаторы – окна в каютах. Во время похода на качке их закрывают герметически.


[Закрыть] в кормовых каютах и залили каюты по пояс; пришлось закрыть люки со сходами в нижнюю палубу, которая стала заливаться водой.

Ураган трепал корабль, точно желая его уничтожить, но судно не поддавалось, вскакивало на волну и снова опускалось. Матросы толпились на шканцах и на юте, держась за протянутые леера[18]18
  Леера – веревки, протягиваемые вдоль судна во время сильной качки.


[Закрыть]. Крузенштерн стоял у штурвала, рядом с четырьмя рулевыми, правившими рулем, и отрывисто давал указания. Тут же стояли старшие офицер и штурман. Корабль перестал слушать руля, его начало нести к прибрежным скалам, где он неминуемо бы разбился… Взгляды всех, полные мольбы и надежды, были устремлены на Крузенштерна, а он, к ужасу своему, не находил исхода… Но вдруг глаза его радостно блеснули. И в то же мгновенье он скомандовал уверенным голосом:

– Паруса ставить! Марсовые[19]19
  Марс – деревянная площадка (наверху мачты). Марсовые – люди, работающие по расписанию на марсе и на реях.


[Закрыть], к вантам!.. живо, живо, братцы! Три рифа[20]20
  Взять рифы у паруса – уменьшить площадь паруса, связывая его риф-штерты (связки) или за леера у парусов.


[Закрыть] взять!

И марсовые, стремительно качавшиеся на реях, отвязывали марселя и брали рифы, несмотря на сильнейший ветер, грозивший каждое мгновение сбросить их на палубу или в море. Одной рукой приходилось держаться за рею и, прижавшись к ней, работать другой на тридцатиметровой высоте при ледяном вихре. Наконец, в самый критический момент, когда казалось уже, что спасения нет и корабль разобьется о прибрежные подводные скалы, к которым он приблизился на несколько десятков метров, паруса были поставлены.

– Право руль! Право на борт! – скомандовал Крузенштерн, и «Надежда», накренившись, почти касаясь бортом воды, понеслась теперь от берега, оставив за собой страшную пенящуюся ленту бурунов. В это же время, к счастью, ветер отошел[21]21
  Отходить (говоря о ветре) – держаться более попутным.


[Закрыть] на 90° и с такой же силой погнал «Надежду» от берега в море. Поставленные и зарифленные паруса продержались всего несколько минут. Их сорвало… До полуночи «Надежда» беспомощно носилась во власти тайфуна, затем ураган стал стихать.

Повреждения корабля после урагана оказались тяжелыми, но за несколько часов усиленной работы все было починено. Снова поставили паруса и продолжали путь к острову Киу-Сиу, к Нагасаки.

27 сентября 1804 г., ровно через месяц по выходе из Петропавловска, «Надежда» прибыла в Нагасаки. В открытом море перед входом в Нагасакский залив попалась навстречу японская рыбачья лодка. Японцы, бывшие на «Надежде», по приказанию Крузенштерна, окликнули ее и заговорили с рыбаками по-японски, приглашая их на корабль. Удивленные рыбаки, слыша японскую речь на чужеземном корабле, сначала не решались подойти ближе, а затем согласились взойти на судно. Их приветливо встретили и угостили водкой и сухарями. Рыбаки сообщили, что нагасакские власти извещены уже четыре дня огнями о приближении корабля, замеченного прибрежными жителями; навстречу будут высланы чиновники, Нагасаки находится очень близко, и «Надежда» может дойти туда «сегодня же до заката солнца». От рыбаков же узнали, что в Нагасаки стоят два голландских купеческих судна и несколько китайских. Несмотря на то, что наши моряки встретили очень сердечно японцев, они держались с опаской и спешили вернуться на лодку.

Здесь уместно дать краткий очерк истории проникновения европейцев в Японию, историю знаменитого острова Десима в Нагасакской бухте, на котором, ценою двухсотлетнего плена, голландцы пользовались исключительным правом торговли с Японией, а равно знакомства русских с «Епонским государством».

Япония была совершенно неизвестна в Европе до Марко-Поло (XIII в.), который узнал от китайцев о существовании к востоку от Азиатского материка островного царства, богатого золотом и называемого «Дзипангу». Самое открытие Японии европейцами произошло спустя около трех столетий. В 1542 г. один из португальских кораблей, нагруженный товарами, был захвачен по выходе из Макао китайскими пиратами. Три португальца, бежавшие из плена на китайской джонке, после долгих скитаний были выброшены бурею на берег острова Тонего-Сима. Там их радушно приняли туземцы и местный князь. Португальцы побывали на острове Киу-Сиу и возвратились на родину, принеся известие о необычайных богатствах открытой ими страны. Вслед за открытием Японских островов начались торговые сношения с ними португальцев, а затем и испанцев.

Это была эпоха морского могущества Португалии и Испании, владевших громадными флотами и колониями.

С португальцами и испанцами попали в Японию католические миссионеры. Римский папа наделил орден иезуитов многочисленными привилегиями и предоставил ему право исключительного миссионерства в Японии. Своим вмешательством во внутренние дела страны миссионеры вызвали грозный императорский указ 1639 г., в силу которого все португальцы и испанцы изгонялись навсегда из пределов Японии.

Конец XVI в., ознаменовавшийся борьбой Голландии за независимость, доставил голландцам политическую свободу и сделал их опасными соперниками морского могущества Испании. Из основанных в это время голландских колоний особенно процветала столица голландской Ост-индской компании Батавия на острове Ява. Из Батавии были впервые посланы голландские суда в Японию. В 1611 г. компания получила от японского правительства право торговли. Первая голландская фактория в Японии была открыта на острове Хирандо, недалеко от Нагасаки.

Торговые права голландцев были в то время очень велики: они могли сбывать товары по всей стране и присылать в Японию неограниченное количество кораблей. Фактория быстро богатела. Голландцы, решившие здесь твердо основаться, стали мало-помалу возводить европейские постройки. И маленькая колония начала принимать вид европейского поселения. В 1640 г. в Хирандо прибыл внезапно уполномоченный из Иеддо и объявил начальнику фактории императорский приказ срыть до основания все постройки фактории, на которых значилось имя Христа. Словом, голландцам, подобно португальцам, угрожало изгнание из Японии.

Директор фактории Карон беспрекословно исполнил приказание и принялся срывать здания, дома и магазины. Это повиновение спасло голландцев. Японское правительство смягчилось и перевело факторию с острова Хиранда в Нагасаки. Для этого в гавани города был сооружен искусственно небольшой островок Десима, сделавшийся знаменитым в истории голландского поселения в Японии. На этом островке, с истинно фламандским терпением, голландцы продержались более двухсот лет, до начала сношений с Японией европейцев в 1853 г.

С переводом фактории в Нагасаки закончился золотой период голландской торговли. Торговые привилегии голландцев значительно сокращены, самая жизнь их в Японии, в результате подозрительности японского правительства, стала исключительно тягостной. Несмотря, однако, на это, Ост-индская компания не хотела лишиться выгодной монопольной торговли и постоянно предписывала своим резидентам на Десиме подчиняться беспрекословно всем японским требованиям. Между тем, требования эти были очень тяжелы и оскорбительны для европейцев.

Островок Десима (по-японски Десима Матсу – «улица передового острова») представлял песчаную отмель в Нагасакской бухте, соединявшуюся с городом небольшим каменным мостом. Весь остров, напоминавший раскрытый веер, длиною в 182 м и шириною в 75 м, был окружен высоким деревянным забором, не позволявшим видеть происходившего в городе и бухте. В конце моста, соединявшего Десиму с городом, были ворота с караульным домом. Здесь помещалась главная стража «мом-бам» (стража ворот). Она бдительно следила за всеми входящими и выходящими о острова. На северной, обращенной к морю стороне находились так называемые «водяные ворота». Они открывались во время стоянки голландских судов, приходивших из Батавии. У этих ворот находилась особая стража «фана-бам» (корабельная стража), следившая за нагрузкой и выгрузкой голландских кораблей. В нескольких метрах от острова поставлено было в воде тринадцать высоких столбов. На них прибили доски с приказами губернатора, запрещавшими, под страхом строгого наказания, приближаться к острову посторонним лодкам и судам. У ворот, которые вели в город, также были вывешены приказы и распоряжения, касавшиеся и жителей Десимы, и японцев, посещавших остров.

На этом-то небольшом пространстве жили начальник фактории, или директор, и пятнадцать-двадцать человек служащих компании. Тут же были магазины и службы. Вдоль всего острова проходила единственная улица. В конце ее на небольшой площадке развевался голландский флаг. Ни один голландец не имел права выходить из Десимы без особого разрешения главного пристава острова. Этот полицейский офицер имел высший надзор за факторией. Он наблюдал за порядком, заботился о доставлении необходимых припасов, наблюдал за продажей товаров, выдавал пропускные билеты, чинил суд и расправу над японцами и голландцами. Японское правительство обзавелось целым штатом переводчиков-японцев (до 150 человек). Они изучили голландский язык для надзора за обитателями фактории и облегчения сношений их с местными купцами. Все здания, выстроенные голландцами на острове, считались принадлежащими Нагасаки; управление городом брало с голландцев огромную плату, которую могло изменять по своему усмотрению.

Единственным событием, нарушавшим томительное однообразие жизни обитателей фактории, было путешествие голландской миссий к императору в Иеддо. По установившемуся обычаю, путешествия эти, имевшие целью поднесение подарков иеддскому двору, совершались в начале каждого года, а с конца XVIII в. раз в четыре года. Директор фактории, получавший на это время звание посланника, отправлялся в качестве представителя Ост-индской компании в Иеддо на поклон к тайкуну[22]22
  В Японии в это время царствовали два императора: микадо-духовный и тайкун – светский.


[Закрыть]. Его сопровождали секретарь, врач и японская свита.

Во время путешествий, длившихся около двух месяцев, члены посольства имели возможность входить в сношения с населением, изучать его нравы, обычаи, знакомиться с историей и топографией Японии. Журналы путешествий, начиная с 1690 по 1830 гг., служат до сих пор лучшими источниками для ознакомления, с Японией того времени. Врачи фактории, проезжавшие на Десиму для изучения этой малоизвестной страны, обыкновенно тоже вели дневники своих путешествий и издавали их по возвращении в Европу. Так появились считающиеся и в настоящее время классическими труды Кемтарера (1690), Тунберга (1775), Зибольда (1823) и др. по истории, этнографии, ботанике Японии.

Одно время наравне с голландцами в XVIII в. в Японии торговали и англичане, прибывшие в Хирандо в 1613 г. с письмами британского короля к японскому императору и с товарами на одном из кораблей Ост-индской компании. Начальник экспедиции капитан Сорж сумел завязать торговые сношения и войти в переговоры с правительством, от которого получил патент с широкими правами. Англичане основали в Хирандо факторию, но в 1623 г. им, по неизвестным до сих пор причинам, пришлось оставить Японию. Попытка англичан через 30 лет возобновить сношения была встречена неприязненно, и все их дальнейшие старания не приводили ни к чему до середины XIX в., когда им удалось, наряду с русскими и американцами, заключить договор, открывший для иностранной торговли несколько Японских портов.