Текст книги "100 великих загадок истории"

Автор книги: Николай Непомнящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 59 страниц)

Легенда о Человеке в Маске могла обрасти новыми подробностями только в связи с Доже. Не забудем также замечательной фразы Сен-Мара, датированной началом 1688 г., когда Доже был единственным из «пяти», кто находился на острове Святой Маргариты, когда до переезда Маттиоли на остров оставалось ещё шесть лет: «Во всей провинции говорят, что мой узник – это г-н де Бофор, остальные считают его сыном покойного Кромвеля».

Поскольку мы знаем, что Доже не мог быть тем узником, который умер в 1694 г. – он не имел слуги, – можно не сомневаться, что именно он сопровождал Сен-Мара к месту нового назначения – в Бастилию.

И ещё раз Сен-Мару были выданы те же предписания, что и всегда делалось применительно к Доже – только Доже: «…чтобы перевезти в Бастилию нашего старого узника, Вы примите все меры к тому, чтобы его никто не увидел и не узнал».

Когда Доже в 1703 г. скончался в Бастилии, он находился в заключении уже тридцать четыре года.

Какое преступление совершил Доже – неизвестно. Безусловно, оно должно было быть серьёзным для того, чтобы повлечь за собой суровое обращение и тягостную изоляцию в течение стольких лет… Это неизвестное преступление сделало Доже значительным лицом. Оно сделало из него Человека в Маске.

Надо также подчеркнуть, что вина Доже увеличилась во время его заключения, когда он случайно оказался посвящённым в тайны Фуке. Вспомним также признание Шамияра, о котором говорил Вольтер: «Это был человек, владеющий всеми тайнами Фуке».

Господин Монгредьен установил, что во время перевоза заключённого в Бастилию Лозун, госпожа Фуке и её дети были ещё живы. Этим вполне можно объяснить не оставлявшую министра в покое «необходимость, несмотря на то что прошло много времени, скрывать личность Доже, которого Лозун считал давно исчезнувшим».

Морис Дювивье идентифицирует в своей книге Эсташа Доже с неким Эсташем д'Оже де Кавоем, сомнительной личностью. После участия в знаменитом руассийском дебоше он был замешан в деле с ядами. Поскольку он ребёнком играл вместе с Людовиком XIV, король не отдал его в руки правосудия и самолично приговорил к пожизненному заключению. «Снадобья», которые так изумили Сен-Мара, по мнению Дювивье, доказывают, что он мог отравить Фуке, возможно, по подстрекательству Кольбера. Необходимо было, чтобы он унёс с собой в могилу тайну своего нового преступления. Отсюда необходимость не выпускать его из-под бдительного надзора до самой смерти, отсюда – маска.

Версия Дювивье достаточно прочна, но, с точки зрения историка, это всего лишь версия.

Причина заточения Человека в Железной Маске – даже если это был Эсташ Доже – всё равно остаётся загадкой. Скрывался ли под этим именем другой человек? Этого мы не знаем. Во всяком случае, он не был братом Людовика XIV. Никогда бы Король-Солнце не позволил сделать человека одной с ним крови лакеем Фуке!

ГУАТАВИТА: В ПОИСКАХ «ПОЗОЛОЧЕННОГО ЧЕЛОВЕКА»

Более 300 лет Эльдорадо как магнитом притягивает к себе искателей золота, их даже не останавливает то, что в лучшем случае они теряют свои деньги, а в худшем – жизни.

Золотая лихорадка началась в XVI в. с того, что испанский путешественник Гонсало Фернандес де Овьедо поведал о церемонии посвящения в вожди племени индейцев муисков на озере Гуатавита. Он слышал этот рассказ от аборигенов во время своего пребывания в Южной Америке с 1535 по 1548 г.

Церемония назначения нового правителя индейцев муисков проходила у озера Гуатавита. Прежде чем кандидата провозглашали вождём, он несколько месяцев проводил в одиночестве в пещере вдали от озера. Всё это время он не должен был употреблять в пищу соль, перец, не имел права выходить из пещеры при дневном свете и обходился без общества женщин. Затем претендент совершал пеший поход к озеру, предлагал озёрному духу дары и вёл с ним разговоры. Далее у лагуны озера Гуатавита, где совершался священный обряд, собиралось взрослое население индейцев муисков. Мужчины сооружали из тростника огромный плот. Его украшали, по краям плота устанавливались четыре медные чаши, наполненные сухим мхом, изюмом и различными душистыми растениями. Мужчины и женщины украшали себя длинными разноцветными перьями, золотыми цепями, головными уборами, садились в лодки и ждали начала обряда.

На плоту в медных чашах раскуривали благовония, что и служило знаком начала обряда посвящения в вожди. В этот момент и на берегу, и на лодках начинали жечь костры до тех пор, пока дым не скрывал собой дневной свет. Несколько мужчин раздевали будущего вождя догола и растирали его золотой пылью до тех пор, пока всё его тело не становилось похожим на статуэтку из драгоценного металла. Затем его усаживали на плот, нагруженный золотыми изделиями, который вместе с избранником и четырьмя его помощниками отчаливал от берега. Процессия останавливалась в центре озера, затем «золотой человек» и его помощники сбрасывали сокровища с плота в озеро. Этот процесс занимал не менее часа, потому что золота было очень много. Когда драгоценный груз поглощался водой, нового вождя приветствовали радостными возгласами, музыкой барабанов и труб.

Так в XVI в. описывали старые индейцы обряд посвящения в вожди племени муисков. С тех пор Эльдорадо не даёт людям покоя. Золотой город ищут по всей Южной Америке: на земле, под землёй и под водой. Причём одни кладоискатели уверены, что Эльдорадо находится на дне озера Титикака, другие уверяют, что в горах Чили, третьих тянет в леса Бразилии. У каждого своё представление об Эльдорадо.

Чтобы быть поближе к золоту индейцев, испанцы построили на земле муисков город Санта-Фе-де-Богота и оттуда в глубь непроходимых джунглей, высоко в горы стали отправляться одна за другой экспедиции. Бывало, что из многочисленного отряда возвращались живыми два-три человека. Страшные рассказы вернувшихся отрезвляли алчных золотоискателей лишь ненадолго.

В 1545 г. один из подчинённых лейтенанта Эрнана Переса де Кесады – прославленного испанского военачальника – уговорил его совершить авантюру. Молодой Лазаро Фонте, услышав легенду о «золотом человеке» с озера Гуатавита, пришёл к выводу, что золото со дна озера можно достать, вёдрами вычерпав воду. Эта мысль пришлась по душе де Кесаде.

Фонте с несколькими сотнями солдат и крестьян принялся за работу. Люди выстроились цепочками от озера к испепелённым солнцем полянам и по 16–20 часов в сутки занимались их «орошением». Работали до изнеможения, так как лентяев секли плетьми, а то и казнили. Через три месяца выяснилось, что уровень воды в озере опустился всего на 3 м. Этого было достаточно, чтобы обследовать обнажившиеся берега, но не дно, где, согласно легенде, покоились тонны золота. На обмелевших берегах Гуатавиты было найдено золотых изделий на 4000 песо. Крупная по тем временам сумма. Но она не стоила того, чтобы загнать в гроб более 250 человек…

В 1580 г. испанский негоциант Сепульведа, обосновавшийся в Санта-Фе-де-Боготе, предпринял ещё одну попытку достать золото индейцев со дна озера Гуатавита. Он даже построил на берегу дом, в котором поселился вместе с семьёй, чтобы находиться в непосредственной близости от работ по добыче золота. Прежде всего он приказал прозондировать дно озера с лодок. Затем 8000 рабочих-индейцев вырыли у берега озера глубокий и широкий котлован, куда в дальнейшем по специальным каналам сливалась озёрная вода. Уровень удалось снизить почти на 20 м, но земляная переборка, отделявшая котлован от озера, не выдержала давления и обрушилась. В результате потоки воды и грунтовые обвалы похоронили в котловане почти всех рабочих. Катастрофа вынудила Сепульведу временно прекратить работы.

Однако в архивах имеются документы, датированные 1586 г., согласно которым Сепульведа отправил в Мадрид испанскому королю Филиппу II корабль с золотом, а также огромный изумруд. Оказалось, что между ними был заключён договор, по которому купец обязался в случае успеха предприятия перечислить определённую часть золота королю.

Среди находок Сепульведы на Гуатавите были золотые латы, нагрудные диски весом до 9 кг, статуэтки, украшения, драгоценные камни размером с куриное яйцо.

Получив свою долю золота, купец решил пустить всё состояние на новую попытку обогащения. Эту алчность понять сложно, ибо, по словам его близкого друга, Сепульведа был богаче самого короля. Его отговаривали от этой затеи и жена, и дети, и друзья, но он был упрям как осёл.

Сепульведа сооружал котлован за котлованом, но их один за другим разрушало водой. Уровень воды не понижался. Гибли люди, а новые рабочие, зная, что их ожидает верная смерть под очередным завалом, отказывались трудиться на обезумевшего золотоискателя. В конце концов Сепульведа подхватил лихорадку и умер, не осуществив своей мечты. Его семья осталась нищей.

Немецкий учёный Александр фон Гумбольдт прибыл на Гуатавиту в 1801 г. Он измерил вырытые котлованы, каналы, уровень воды в озере и взял образцы горных пород. Вернувшись в Париж, учёный стал высчитывать количество золота, находящегося, по его мнению, на дне Гуатавиты. По расчётам выходило, что за сто лет к озеру совершили паломничество тысяча человек. Каждый из них опускал в пучину минимум пять золотых предметов. Получалось, что на дне находится 500 тысяч золотых предметов на сумму 300 миллионов долларов. На такие деньги тогда можно было купить 300 Алясок.

В 1825 г. учёный Парижского Королевского института господин де ля Кьер исследовал почти все доступные тогда документы, касающиеся озера Гуатавита, и объявил на весь мир, что на дне лежит золото и бриллианты на сумму 1 миллиард 120 миллионов фунтов стерлингов. На такие деньги тогда можно было купить 1120 Алясок!

В 1898 г. была организована кампания по эксплуатации лагуны озера Гуатавита, вскоре она передала свои права на поисковые работы одной лондонской фирме. Ответственным за выполнение контракта был британский представитель компании в Колумбии Хартли Ноулз, который намеревался прорыть тоннель к центру озера и через него откачать воду, построить шлюз, регулирующий отток воды из водоёма, и при помощи ртутного экрана определить участки дна с наибольшей концентрацией золота и драгоценных камней.

План удалось осуществить. Тоннель прорыли, шлюз установили, воду откачали. И тут выяснилось, что дно покрыто трёхметровым слоем жидкой глины и извести. В такую пучину никто не решился погрузиться. Стояла жаркая погода, а когда через несколько солнечных дней инженеры вновь спустились к озеру, то обнаружили там… прочнейшее покрытие. Смесь глины и извести блокировала шлюз и уничтожила тоннель. Вода вновь стала наполнять лагуну.

Золото нашли, но немного – на сумму 500 фунтов стерлингов – и продали на аукционе «Сотби». Фирма не хотела сдаваться и продолжала работы, но в 1929 г. окончательно обанкротилась.

Попытки пробить панцирь из глины и извести над золотым хранилищем предпринимались множество раз. Использовали механические драги, всевозможные буровые установки, пневматические подъёмники и многое другое. Но к 1965 г. терпение колумбийского правительства было исчерпано. Оно объявило озеро Гуатавита национальным, историческим и культурным заповедником и взяло его под государственную опеку.

ЗАВЕЩАНИЕ ПЕТРА I

(По материалам Н. Синдаловского)

Параллельно с официальной в народе слагалась потаённая история Петра I, основанная на преданиях, легендах и мифах.

Следуя неумолимой логике античной драмы, действие начинается с пролога, в котором боги предсказывают рождение Петра Великого. В петербургском городском фольклоре сохранилась легенда, восходящая к временам царя Алексея Михайловича. В то время в Москве жил Симеон Полоцкий – прославившийся предсказаниями по звёздам. 28 августа 1671 г. Симеон заметил, что недалеко от Марса появилась необыкновенно яркая звезда. На следующее утро звездочёт отправился к царю и поздравил его с сыном, якобы зачатым в прошедшую ночь «во чреве его супруги царицы Натальи Кирилловны».

В те времена предсказания, основанные на наблюдениях звёзд, считались весьма серьёзными, и Алексей Михайлович не усомнился в пророчестве. Спустя девять месяцев, 28 мая 1672 г., когда Симеон пришёл во дворец, царица уже мучилась в родах. Но Симеон сказал, что царица будет страдать ещё двое суток. Между тем роженица так ослабела, что её, в преддверии возможной смерти, причастили святых тайн. Но и тогда Симеон Полоцкий утешал царя, утверждая, что Наталья Кирилловна будет жива и через пять часов родит малыша.

Через четыре часа Симеон бросился на колени и начал молить Бога, чтобы царица терпела ещё не менее часа и не разрешалась от бремени. «О чём ты молишь? – вскричал «тишайший» царь. – Царица почти мертва!» «Государь, – проговорил Симеон, – если царица родит сейчас, то царевич проживёт не более пятидесяти лет, а если через час – доживёт до семидесяти».

Увы, именно в этот момент родился царевич. Окрестили его Петром – именем, определённым, как гласит то же предание, Симеоном Полоцким. Как известно, Пётр умер в январе 1725 г. в страшных муках, не дожив несколько месяцев до 53 лет.

Впрочем, известно ещё более раннее пророчество. В 1595 г. физик и математик Иоанн Латоциний в книге «О переменах государства» предсказал: «Известно есть, что зело храбрый принц придёт от Норда во Европе и в 1700 году начнёт войну и по воле Божией глубоким своим умом получит места, лежащие за зюйд и вест, под власть свою и напоследок наречется императором».

Если верить легендам, то пророчество учёного мужа Иоанна оказалось исключительно точным. Именно в 1700 г. «храбрый принц глубоким умом своим» вздыбил Россию перед прыжком в будущее, и Россия замерла перед ужасом выбора, продиктованного несокрушимой волей одного-единственного человека. Энергичный, деятельный Пётр выглядел чужаком. Такими чужаками у степенных москвичей слыли немцы в Лефортовой слободе.

Поговаривали, что Пётр вовсе не сын тишайшего царя Алексея Михайловича, а отпрыск самого Лефорта. Будто бы государь Алексей Михайлович говаривал своей жене царице Наталье: «Коли не родишь сына, учиню тебе озлобление». Об этом знали дворовые люди. И когда царица разрешилась дочерью, а у Лефорта в это время родился сын, то, страшась государева гнева, втайне от царя младенцев разменяли.

Но если и не верилось кому-то в историю с подменой младенцев, то тут же предлагалась другая, по мнению рассказчиков, более правдоподобная, легенда о том, как во время поездки в Швецию царь Пётр был пленён и там «закладен в столб», а на Русь вместо него был выпущен немчин, который и царствует ныне. И как же этому не поверить, если, возвратившись из-за границы в Москву накануне нового 1699 г., царь не заехал в Кремль, не поклонился чудотворным мощам православных святых, не побывал у гробов родителей в Архангельском соборе, а сразу полетел в Немецкую слободу, где всю ночь пировал у Лефорта?

Бесконечная череда слухов, сплетен и пересудов сопровождала Петра всю жизнь, но он их старался не замечать. А в середине 1710-х гг. судьба нанесла ему неожиданный удар. Он узнал об измене своего сына, царевича Алексея. Тот, боясь отцовского гнева, бежал за границу. Хитростью и обманом его удалось возвратить в Петербург, и он сразу же был заточён в Петропавловскую крепость. 26 июня 1718 г. после длительных допросов, сопровождавшихся страшными пытками, Алексей умер. Так гласит официальная версия. Однако, согласно одной из легенд, его тихо придушили подушкой по указанию отца.

Другую легенду через сто лет после изложенных событий записал Пушкин. По этой легенде денщику Петра Веделю было велено заказать у аптекаря Бера яд. Но аптекарь, узнав, для чего он требуется, разбил склянку об пол. Денщик, как пишет Пушкин, «взял на себя убиение царевича и вонзил ему тесак в сердце».

Согласно ещё одной легенде нелюбимого сына Алексея Пётр принёс в жертву, открыв тем самым путь к престолу своему любимцу – сыну от брака с Екатериной четырёхлетнему Петру Петровичу. Но судьба и на этот раз была беспощадна: в 1719 г. младенец неожиданно умер. Во время его отпевания в Троицком соборе среди гробовой тишины вдруг кто-то крикнул: «Пётр, твоя свеча погасла!»

Личная жизнь царя не складывалась. Постылая жена Евдокия из старинного рода Лопухиных томилась за толстыми стенами Успенского монастыря в Старой Ладоге, посылая оттуда проклятия Петербургу и мечтая о том, что Пётр когда-нибудь вернётся к ней. Старинное предание именно ей приписывает авторство знаменитого проклятия: «Быть Петербургу пусту!». Походная близость с многочисленными «метрессами», которые повсюду сопровождали царя, радости не приносила. Единственная его настоящая любовь Екатерина – бывшая ливонская пленница Марта Скавронская, которую он увидел ещё в 1703 г. в доме Меншикова и тогда же отобрал у него, долгое время законной женой не была. Только в 1707 г. они якобы тайно обвенчались.

В 1724 г. Петру Великому, императору могущественного государства, судьба нанесла очередной удар. Он узнал, что Екатерина изменяет ему с камергером Виллимом Монсом. Ради государственного спокойствия дело об измене царственному мужу было превращено в дело об «обогащении себя через злоупотребление доверием императрицы». Следствие велось спешно, и уже через восемь дней вынесли приговор. Кого били кнутом. Кому рвали языки. Кого сослали в Сибирь. Красавцу камергеру отрубили голову.

Царь старался не замечать трещины, образовавшейся в отношениях с женой. Но однажды в Зимнем дворце, как рассказывает легенда, он дал почувствовать Екатерине температуру крови, кипящей в его жилах. Выслушивая очередные просьбы Екатерины о смягчении участи замешанных в деле о «злоупотреблениях», Пётр подошёл к окну с венецианскими стёклами: «Видишь это стекло, которое прежде было ничтожным материалом, а теперь, облагороженное огнём, стало украшением дворца? Достаточно одного удара моей руки, чтоб обратить его в прежнее ничтожество». И разбил стекло. Мягкая и добродушная Екатерина со вздохом возразила: «Стал ли от этого ваш дворец красивее?» Но намёк поняла.

Между тем недолгий век великого императора подходил к концу. Ещё в 1714 г. медики считали Петра неизлечимо больным «вследствие несоблюдения диетических правил и неумеренного употребления горячих напитков». К ужасу окружающих сбывалось страшное пророчество Симеона Полоцкого: Петру не суждена долгая жизнь.

Он часто болел. Периодически повторялись припадки буйства, с которым умела справляться только Екатерина. Осенью 1724 г. во время бури Пётр участвовал в спасении моряков тонущего корабля. Он боролся за жизнь каждого матроса, пока все они не оказались в безопасности. В результате долгого пребывания в холодной воде он сильно простудился.

Умер Пётр 28 января 1725 г. рано утром, в ужасных страданиях, на руках Екатерины. Известна легенда, как перед самой кончиной Пётр слабым голосом потребовал аспидную доску и едва послушной рукой нацарапал на ней два слова: «Отдайте всё…» Дальше рука не повиновалась. Не было сил. Или дело вовсе не в силах? Может быть, в последний момент всесильный и могущественный монарх понял, что «отдать всё» некому?

Две посмертные легенды наиболее точно характеризуют отношение народа к этому необыкновенному человеку – в меру грешному и в меру святому. С одной стороны, многие прочно связали смерть Петра с крупнейшим стихийным бедствием первой четверти XVIII в. – осенним петербургским наводнением 1724 г. То Бог прислал волну за окаянной душой антихриста. С другой стороны, жила в народе героико-романтическая легенда о том, что их император погиб, спасая во время бури тонущих людей – сынов России.

ЧЕРНОКНИЖНИК ЯКОВ БРЮС

(По материалам Л Вяткина)

Так окрестила его народная молва. Ну а кем он был на самом деле, обрусевший шотландец, верой и правдой служивший российскому престолу? Парадокс, но известно о нём не так уж много…

Когда юный царь Пётр начал собирать потешное войско, под его знамёна встали два недоросля, братья Роман и Яков Брюсы. Их дед Яков, потомок шотландских королей, в середине XVII в. оставил родину, охваченную огнём Великой английской революции, и отправился искать счастья в далёкую Московию. Он преданно служил царю и русской земле, возглавлял псковский полк и скончался в 1680 г. в чине генерал-майора. Его сын Вилим дослужился до полковника и погиб под Азовом.

Яков Вилимович Брюс был на два с лишним года старше царя Петра. И к тому времени, когда Пётр с юношеским азартом предавался под Москвой «марсовым потехам», Яков уже понюхал пороха – он участвовал в двух крымских походах, организованных фаворитом Софьи В.В. Голицыным. Москва, в которую вернулся Брюс, затаилась в предгрозовом ожидании: борьба за царскую корону между Софьей и подросшим Петром достигла кульминации. Неожиданно Пётр уехал из Преображенского в Троице-Сергиеву лавру и стал собирать вокруг себя всех сторонников. Исполнительный Брюс вместе с потешными прибыл в лавру, и с этого момента его судьба оказалась тесно связанной с судьбой русского царя.

Вместе с Петром Брюс воевал под Азовом. Когда Пётр в составе Великого посольства отправился за границу, Яков в 1697 г. прибыл к нему в Амстердам. Брюс привёз составленную им карту земель от Москвы до Малой Азии, которую намеревался отпечатать за границей. Но сам был нездоров: перед отъездом из Москвы в доме князя-кесаря Ф.Ю. Ромодановского он получил сильный ожог руки. Пётр во время длительных отлучек из Москвы передавал князю-кесарю бразды правления, относился к нему с подчёркнутым уважением и в письмах смиренно подписывался: «Всегдашний раб пресветлейшего вашего величества бомбардир Пётр». Но обида Петра на Ромодановского, не уберёгшего его друга, была настолько велика, что в гневе, забыв церемонно-учтивый этикет прежних посланий, он написал: «Зверь! Долго ли тебе людей жечь? И сюды раненые от вас приехали». А насчёт пристрастия Ромодановского к крепким напиткам, на аллегорическом языке именуемым Ивашкой Хмельницким, была недвусмысленная угроза: «Перестань знатца с Ивашкою, быть от него роже драной». Князь-кесарь, грозный глава Тайного приказа, ответил с невозмутимым достоинством: «В твоём же письме написано ко мне, будто я знаюся с Ивашкою Хмельницким: и то, господине, неправда… Неколи мне с Ивашкою знатца, всегда в кровях омываемся; ваше то дело на досуге стало знакомство держать с Ивашкою, а нам недосуг. А что Яков Брюс донёс, будто от меня руку обжёг, и то сделалось пьянством его, а не от меня». Пётр сбавил тон и предпочёл шуткой заключить мировую: «Писано, что Яков Брюс с пьянства своего то сделал; и то правда, только на чьём дворе и при ком? А что в кровях, и от того, чаю, и больше пьёте для страху. А нам подлинно нельзя, потому что непрестанно в ученье».

Брюс тоже прилежно принялся за ученье. Вместе с Петром входя в состав Великого посольства, он посетил Англию. В Лондоне русский царь и Брюс встречались и беседовали с великим Исааком Ньютоном. За границей Брюс изучал математику и организацию артиллерийского дела. Война со Швецией была неизбежной, и Россия нуждалась в обновлённой мощной артиллерии. Это ответственное поручение и было возложено на Брюса.

В 1700 г., стремясь предупредить вторжение шведов в Ижорскую землю, Пётр выслал им навстречу войско под начальством Брюса, носившего уже чин генерал-майора артиллерии. Но неслаженность действий различных ведомств привела к тому, что Яков Вилимович не смог быстро собрать стоявшие в разных местах полки. В кабинетных делах Петра сохранилась запись: «28 июля 1700 посланы из Москвы Яков Брюс, Иван Чамберс, Василий Корчмин до Новгорода наскоро. Они поспели в Новгород в 15 дней, за что гнев восприял от его величества Яков Брюс и от команды ему отказано».

Однако царская опала не была продолжительной. Дальнейшие события и особенно поражение под Нарвой показали, что не только Брюс, но и всё русское войско ещё не готово было противостоять шведской армии. В 1701 г. Брюса направили в Новгород вместо новгородского воеводы князя И.Ю. Трубецкого, взятого в плен под Нарвой.

Яков Вилимович спешно принялся укреплять город, строить пушечный двор, изготавливать снаряды, обучать пушкарей. Под Нарвой русские потеряли почти всю артиллерию. Царь приказал часть церковных колоколов срочно перелить на пушки. Но думный дьяк А.А. Виниус, надзиравший за этими работами, с патриархальной неторопливостью больше обещал, чем делал, оправдываясь нерадением мастеровых. «В деле артиллерии, – писал он Петру, – много трудности: пущая остановка, Государь, от пьянства мастеровых, которых ни ласкою, ни битьём от той страсти отучить невозможно». Встревоженный царь почти умолял Виниуса: «Ради Бога, поспешайте артиллериею, как возможно; время, яко смерть».

Русская армия начала новое наступление. Брюс, не успев обжиться в Новгороде, кочевал со своими пушками по военным дорогам. В 1702 г. при его участии был взят Шлиссельбург, потом другие крепости, занятые шведами. Готовясь к осаде Нарвы, Пётр сетовал в письме к Ромодановскому, что не хватает пушек и артиллерийской прислуги: «От чего нам здесь великая остановка делу нашему будет, без чего и починать нельзя, о чём я сам многажды говорил Виниусу, который отпотчивал меня „московским тотчасом“. О чём изволь его допросить: для чего так делается такое главное дело с таким небрежением?» Виниус был смещён, и в 1704 г. Приказ артиллерии возглавил Брюс в звании генерал-фельдцейхмейстера. Под его началом были открыты навигацкая, артиллерийская и инженерная школы.

Письма Якова Вилимовича почти не раскрывают его личной жизни, это деловые сообщения о количестве пушек и артиллерийских припасов, о выполненных царских поручениях и т. д. Казалось, личной жизни у него не было вовсе, все его помыслы и старания посвящены служению России. И всё-таки этот суровый, замкнутый человек знал увлечения и волнения, понятные немногим: он был страстным коллекционером. Брюс собирал картины, древние монеты и редкие минералы, гербарии. Он владел несколькими языками и имел богатейшую по тем временам библиотеку. О широте научных познаний и интересов Брюса говорят его книги – по математике, физике, химии, астрономии, медицине, ботанике, истории, искусству и т. д. Но особенно гордился Яков Вилимович домашней кунсткамерой – собранием различных раритетов и «курьёзов».

В описи кабинета, составленной после его смерти, значатся, например, такие вещи: «зеркало кругловитое небольшое, в котором кажет большое лицо»; «раковин разных больших и малых 99»; «туфли китайские плетёные из травы»; «гриб каменный»; «тыква индейская»; «кость мамонтовой головы»; «янтари, в которых есть мушки»; коробочка с «маленькой натуральной змейкой» и тому подобные диковины. Некоторым предметам чиновники даже не могли дать определение и писали просто: «некакой фрукт продолговатый», «два мячика некакого фрукта»… Недаром французский посланник Кампредон, советуя в 1721 г. своему правительству, каким образом завоевать расположение Брюса, подчёркивал, что Яков Вилимович не из тех, кого можно подкупить деньгами, и предлагал использовать его собирательский азарт: «Его королевское величество доставил бы ему большое удовольствие, если бы подарил ему гравированное по приказанию покойного короля собрание эстампов королевских дворцов».

В 1697 г. предприимчивый устюжский мужик В.В. Атласов был послан обследовать камчатские земли. Вернувшись в Москву, он привёз с собой маленького желтокожего человека. Атласов забрал его у камчадалов, которые поведали любопытную историю. Года два назад к их берегу прибил большую лодку с незнакомыми людьми. Непривычные к суровому быту и скудной еде камчадалов, чужеземцы быстро умирали. Остался лишь один. В отчёте, составленном в 1701 г., Атласов отмечал: «А нравом тот полонёник гораздо вежлив и разумен». Когда пленник увидел русских землепроходцев, в которых чувствовалась принадлежность к цивилизованному миру, то «зело плакал» от радости. Чужеземец успешно осваивал русский язык. В Москве удалось наконец выяснить, что это – японец. Он был первым японцем, которого увидела Россия. И даже официальные чины не вполне представляли, где находится его страна и что за люди там живут. Атласов в отчёте именовал его «индейцем». В бумагах же Приказа артиллерии его назвали и того хитрее: «Апонского государства татарин именем Денбей».

А энергичный Пётр уже строил далеко идущие планы. Передав Денбея под опеку Приказа артиллерии, царь повелел: «А как он, Денбей, русскому языку и грамоте изучится, и ему, Денбею, учить своему японскому языку и грамоте робят человек 4 или 5». Насчёт вероисповедания Пётр распорядился Денбея не притеснять: «А о крещении в православную христианскую веру дать ему, иноземцу, на волю и его, иноземца, утешать и говорить ему: как он русскому языку и грамоте навыкнет и русских робят своему языку и грамоте научит – и его отпустят в Японскую землю». Но скорее всего Денбею так и не удалось вернуться к родным берегам. Известно, что он со временем крестился под именем Гавриила, а школа переводчиков с японского действовала в Москве до 1739 г.

Брюс, который в качестве главы Приказа артиллерии опекал и «утешал» Денбея, начал грезить Японией. Брауншвейгский резидент в России Ф.-Х. Бебер в своих «Записках» рассказывает, что Брюс мечтал найти путь из России в Японию и послал экспедицию, которая отчалила от дальневосточного побережья на поиски этой неведомой земли, но в бурю погибла. Ещё Вебер сообщал:

«У сего Брюса был кабинет китайских редкостей, и он очень сожалел, что невозможно никак приобрести точных сведений о положении и особенностях Китайского государства, потому что наряжаемые туда посольства и все русские купцы не имеют права оставаться там долее 3 или самое большее 4 месяцев».

Пётр, ценивший разносторонние научные познания Брюса, в 1706 г. передал в его ведение Московскую гражданскую типографию. Отсюда вышел первый календарь, получивший в народе название «Брюсова календаря». На самом деле составителем календаря был В.А. Киприанов, а Брюс только курировал его работу. Киприанов – это тоже незаурядная личность. Житель московской ремесленной слободы Кадаши, торговец, поставлявший в Оружейную палату свечной товар, Киприанов в то же время увлекался математикой, изучил навигацию, владел иностранными языками, освоил искусство гравирования, интересовался астрологией. Он составлял карты и учебные пособия, написал сочинение «Планетик», посвятив его царю Петру и царевичу Алексею. Как считают исследователи, «Планетик» и подал Петру идею выпустить общедоступный календарь. Источниками для календаря стали древнерусские отречённые книги – громовники, колядники и другие – и западноевропейская астрология. По гадательным таблицам календаря можно было получить предсказание на любой день любого года, что обеспечило календарю большую популярность не только в XVIII столетии, но и в XIX.