Текст книги "Клад-озеро"

Автор книги: Николай Чебаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Большой урок

По поручению председателя и учителя ребята принялись усердно расспрашивать деревенских дедушек и бабушек, что им известно о подземной трубе из Кислого озера до берега речки у Скопанца.

Больше всех старались Мишка с Ленькой. Им не терпелось отличиться, разведать все первыми. Поэтому, чтоб действовать наверняка, они принялись обходить все дома подряд. Однако старики и старушки только удивлялись:

– Труба? Какая труба? Ничего не слыхивали ни о какой подземной трубе…

– Нет, о таких секретах не ведаем.

Во многих домах просто посмеивались над Мишкой и Ленькой:

– Экое чудо! От Кислого до речки, сказываете, подземный ход? Да ежели бы он был, давно все озеро утекло!

Тут не удавалось даже спрятаться за авторитет председателя. Когда ребята говорили, что сам Василий Павлович верит в существование этого хода, старики отвечали:

– Блажит председатель. Мужик умный, хозяйственный, быстро сумел колхоз на ноги поставить, а тут куда-то его заносит. Какая там еще труба от Кислого озера до речки? Кому это понадобилось от одной воды до другой ее прокладывать?

– Видать ее под водой? Ну, может быть, бревно какое или колода торчит.

– А лед почему в воздухе висит? – не хотели сдаваться ребята.

– Лед – иное дело. Доводилось видать, как вода из-подо льда уходила. Это на любой речке погляди: замерзнет она осенью после дождей, когда воды много, а потом вода скатится, лед и садится, прогибается корытом. Ну, а коли речка или там озеро узкие – лед запросто может повиснуть в воздухе.

– Так ведь озеро – не речка, куда из него вода может уйти без трубы? – цеплялись ребята за последний довод.

– Как куда? А в землю. Земля, она на воду ненасытная…

Вот и попробуй, поговори, выясни тут чего-нибудь! Бились, бились мальчишки – все без толку. Когда обошли домов десяток, интерес к розыску заметно уменьшился. Ленька первым стал отлынивать.

– Иди ты, у меня вон пимы обмерзли, никак не обметешь, – говорил он.

Сначала Мишка не пытался уговорить Леньку. Пусть не заходит, одному даже лучше: если в этом доме он узнает тайну трубы, Ленька только оближется от зависти. Но когда ни в этом, ни в следующем доме секрет не открывался. Мишке тоже не захотелось ходить одному.

– Нарочно обморозил валенки, а теперь отлынивает! – ворчал он.

– Как же, нарочно! Хорошо тебе, если пимы у тебя новые, гладкие. А у меня вон какие мохнатые, растрепанные – к ним каждая снежинка липнет…

Тут уж возразить было нечего. Да и надоело спорить, так же как и бесполезно ходить по старикам. В конце концов мальчишки махнули на всякие розыски рукой и принялись «пулять» друг в друга снежками…

Повезло опять Ванюшке. Он не стал ходить подряд по всем домам. Спросил сначала у матери: не знает ли она какую-нибудь старушку, которая раньше работала у купца на выделке кожи.

– Зачем тебе понадобилась такая старушка? Председатель велел расспросить о старине? Что ж, это не мешает вам знать, как прежде жилы из людей тянули… Ступай тогда к бабке Марфе. У ней и до сих пор, сказывают, руки болят от купеческих кож. Ревматизмом, наверно, свело…

Бабка Марфа на вопрос Ванюшки ответила сердито:

– Не работала бы на Кислом озере, так и не маялась бы теперь так! – и показала мальчику скрюченные пальцы с опухшими суставами. Потом добавила горестно: – только все равно податься было некуда…

Ванюшка терпеливо выслушал жалобы бабки, искренне пожалел ее и только тогда спросил о трубе.

– Труба, спрашиваешь, есть ли под водой? – бабка сморщила и без того морщинистый лоб. – Как же, помнится, была труба. Через нее воду из озера спускали, когда она шибко закисала. Озеро-то на две части было разделено. Выше плотинки вода почище стояла, а ближе к реке кожи полоскали, туда же известку и квасцы из чанов сливали. Когда вода протухнет совсем, ее и спустят по трубе.

– А куда та труба вела? – так и подался весь вперед Ванюшка.

– Вот уж этого, дружок, не знаю. Помню, мужики с купцом все ругались, доказывали, что его вонючая вода прямо в речку течет, что от нее, мол, рыба и там дохнет. А купец твердил свое: «Не в речку, дескать, а в землю уходит труба. И нет из нее никакого выхода…»

– А разве народ не видал, как делали эту трубу? – поинтересовался Ванюшка.

– Э-э, голубок, ту трубу построили, говорили нам старики, еще золотоискатели.

– Кто? – переспросил Ванюшка.

– Старатели, говорю. Давно когда-то они золото по Скопанцу рыли. Отчего, думаешь, Скопанцем-то берег зовут? Оттого, что копали тут его старатели. И под Скопанцем копали, и дальше по логу. Недаром тот лог Золотым корытом звали…

– Это распадок рядом со Скопанцем? – даже подскочил на месте Ванюшка.

– Он самый, какой еще боле. Так через тот лог, сказывали, и была проведена труба с водой из озера. Только не трубой ее раньше звали, а сплотками. Сплочена она, взакрой сделана одна плаха с другой…

– А для чего ее старатели делали? Для чего им нужна была вода?

– Золото, внучек, золото мыли. Сама я не видела, но слыхала: золото водой от земли отмывают. Льется вода, землю уносит, а золото в корыте остается. Оттого, знать, лог Золотым корытом и прозвали, что золото там мыли…

– А почему же теперь не моют? – загорелся Ванюшка. Ему уже грезилось, что Скопанец весь золотой, оттого и желтый.

– Ох, и настырный же ты, внучек! Все: отчего да почему? – мелко засмеялась бабка Марфа. – Не знаю я, а врать не буду. Кончилось, наверно, все золото, вот и не копают и не моют…

– Кончилось? – уныло переспросил Ванюшка. Потом снова оживился. – Ладно, бабушка, нам золото пока не нужно. Нам учитель и председатель велели только узнать: верно ли, что под землей труба идет…

– Тоже, дружок, не знаю, а врать не хочу. Раньше, сказывали, была, а теперь, поди, давно сгнила…

– Нет, бабушка, не сгнила! Сергей Петрович, учитель наш, говорит, что она лиственничная, а лиственница долго в воде сохраняется, – сказал Ванюшка.

– Вы, стало быть, ее видели? – заинтересовалась бабка.

– Видели, видели, бабушка Марфа! Один конец ее торчит в озере… Только мы не знали, куда ведет другой. А теперь точно знаем. Спасибо вам пионерское!

– Ну-ну, на здоровье, голубок! – ласково погладила Ванюшку по голове скрюченной рукой бабка Марфа.

Как на крыльях летел Ванюшка к Сергею Петровичу. Но не успел он добежать до его дома, как навстречу ему попалась такая же запыхавшаяся Зиночка.

– Ты куда? – приостановился Ванюшка.

– К папке бегу сказать…

Зина оглянулась по сторонам – нет ли вблизи кого-нибудь – и понизила голос до полушепота:

– Харламыч-то… собаку рыбой кормит!

– Какой рыбой? – не понял Ванюшка.

– Такой, какую мы под Скопанцем и в Кислом озере находили.

– Правда?

– Сама видела сейчас – полную миску собаке выставил!

– Как же ты увидела?

– А у него, у Харламыча, Катерина замуж выходит. Она моей маме платье свадебное шить отдавала. Мама сегодня сшила и велела мне отнести. А у Харламыча собака злая, она у сарая сидит на цепи, но все равно боязно – вдруг сорвется? Я остановилась у калитки, заглядываю: нет ли кого во дворе… И вижу – Харламыч из погреба миску мелкой рыбы вынес и собаке поставил. А собака как начала чавкать, как начала глотать!.. А сороки, как у Скопанца, налетели, кружатся, тоже норовят схватить…

– Зачем же он рыбу собаке отдал? – удивился Ванюшка. – Может, ты ошиблась, может, то не рыба была?

– Рыба! – запальчиво возразила девочка. – Я хорошо видела!

– Где же Харламыч карпо-карася взял?..

В это время к Ванюшке с Зиной подошел Ленька.

– Какая рыба, какая миска? – переспросил он.

– Да вот я говорю – Харламыч мелкой рыбой собаку кормит, а Ванюшка не верит! – обидчиво сказала Зина.

– Подумаешь, диво! – пренебрежительно бросил Ленька. – Он, Харламыч, целыми мешками эту рыбу на станцию продавать возил! Говорил, что картошка, а на самом деле рыба…

– Откуда ты узнал? – Ванюшка схватил Леньку за плечо.

– Ох!.. – Ленька спохватился, что выболтал лишнее.

Но отступать было уже поздно.

– Сам видел, – сказал он растерянно. Потом добавил просяще: – Только чур, никому не говорить!

– Да ты сам-то расскажи толком!

И Ленька сначала неохотно, а затем, видя неподдельный интерес ребят, все больше загораясь, начал рассказывать, как он ездил на станцию и там выследил Харламыча.

– Зачем же ты это таил? – спросил Ванюшка. – Надо было сразу сказать.

– Он, Харламыч, наказывал никому не говорить…

– Наказывал! – передразнил Ванюшка. – Спекулянт просит молчать, а он слушает!..

Эти слова Ванюшки заставили Леньку покраснеть.

Ванюшка с Зиной, не обращая внимания на Ленькины переживания и на его обещание молчать, тут же потребовали, чтобы все было немедленно рассказано Василию Павловичу.

Ленька теперь и сам не возражал. Он понял, что Харламыч делает что-то нехорошее.

– А я… я узнал, что труба идет от Кислого озера до самой речки, до пещерки, которую мы нашли. Эту трубу давно когда-то старатели сделали, которые золото мыли. И Скопанец потому так и зовется, что возле него золото копали. А лог звали Золотым корытом, там золото в корыте мыли…

Теперь уже Зиночка и Ленька не сводили глаз с Ванюшки. А когда все трое выговорились, побежали к председателю. Дорогой к ним присоединился Мишка.

Выслушав взволнованные рассказы ребят, Василий Павлович призадумался.

– Да-а… Орешек, кажется, раскололся. Надо посмотреть, что в нем за зернышко! – после длительного молчания сказал он. – Пойдемте-ка к Харламычу.

И вот ребята во главе с председателем в ограде Биркина.

Лохматая собака-злюка заметалась на цепи. Она рвалась так, что горло у нее перехватило ошейником и она уже не лаяла, а хрипела.

Сердитый, тоже какой-то взлохмаченный, в полушубке с растрепанным воротом и в таком же бараньем треухе из дверей крытого погреба выглянул Харламыч.

– Принимай, старик, гостей! – сказал ему председатель.

– Ась? – на лице Харламыча мелькнула тревога. Но тут же он ощерился в улыбке, сказал ласково:

– Я счас.

И скрылся в погребе, оттуда донесся глухой гул, очень похожий на звук, когда высыпают из мешка карасей.

Минуту спустя Харламыч вылез наружу, вытер грязный, вспотевший лоб. Протянул председателю сложенную лодочкой руку.

– Здоровеньки бывали, Василь Палыч!

Василий Павлович руку почему-то не пожал, будто не заметил приветствия старика.

– Скажи-ка нам, Харламыч, как ты карпо-карасей ловишь?

– Как? Чего это? – старик вскинул косматые брови.

– Ну, не ту рыбу, что крупную на станции продавал, а ту, которая помельче, которой собаку кормишь…

В мутных крохотных глазах Харламыча плеснулся ужас. Он так опешил, что ничего не нашелся сказать, кроме одного-единственного:

– Ась?..

– Не ась, а слазь в погреб, покажи, что у тебя там за приспособления! – потребовал председатель. – Интересно знать, как ты сумел старательские сплотки для спуска воды к рыбной ловле приспособить…

– Ху-у-у! – тяжело выдохнул старик.

Лицо его не побледнело, а посинело от испуга. Он залепетал себе под нос: «Свят, свят!» Наверное, сведения, которые выложил председатель, казались ему чертовщиной.

Все-таки через мгновение старик опамятовался. Зачастил:

– Што ты, што ты, ничего у меня в погребе нет! Никаких сплотков отродясь не видывал!

– Ну, тогда мы сами посмотрим!

Председатель спустился в погреб. Сразу же, кряхтя и охая, слез за ним по замшелой, но прочной лестнице и Харламыч. Ванюшка, Зиночка тоже слезли вниз. Ленька оставался сначала наверху. Он побаивался старика. Вдруг схватится за горло? «А-а, – скажет, – это ты рассказал, что я рыбой торговал?» Но, увидев, что Мишка скрылся в погребе, Ленька немного погодя последовал за ним.

Погреб оказался на удивление большим, высоким. Стены, чтоб не осыпалась земля, обшиты досками. В углах – кадки с солеными огурцами, квашеной капустой. У стены – закром с картошкой… Ничего подозрительного. Никакой подземной трубы или, тем более, принадлежностей для рыбной ловли.

Но если ребята ничего не заметили, Василий Павлович заинтересовался блоком, укрепленным на толстой балке перекрытия погреба.

– Уж не картошку ли ты на блоке, Харламыч, наверх поднимаешь?

Старик испуганно глянул на блок, не нашел ничего лучшего, как согласиться:

– Ага, картошку!.. Силенок-то стало маловато, вот блок и приспособил…

– Автоматику, значит, завел? Раз – и мешок с картошкой наверху? Что ж, это хорошо. Покажи-ка нам в действии свое приспособление. Не мешает потом применить в колхозном овощехранилище, если удачно оно…

– Да картошки в мешках нет, долго больно насыпать, – завилял старик.

– Ничего, ребятки мешок живенько насыплют. Куль у тебя как раз на кадке валяется…

Председатель шагнул к кадке. Харламыч невольно бросился ему наперерез, но тут же остановился как вкопанный.

Ванюшка, Зиночка и Мишка с Ленькой стали дружно нагребать в мешок картошку из закрома.

– А тут… дерево… больше картошки нет, – заикаясь, сказал Ванюшка, нащупав под тонким слоем картошки какую-то доску.

– Да? Что-то маловат закром.

Картошку разгребли. Доска оказалась с ушком. Тут же валялась веревка, привязанная одним концом к этому ушку.

– А ну-ка, сейчас попробуем, проденем веревку в блок да потянем.

Веревку продели в блок, потянули. Доска приподнялась и…

Что же увидели изумленные ребята и усмехнувшийся председатель?

Внизу, под доской, оказался деревянный желоб, сколоченный из старых, потемневших плах. В желобе лежала плетеная из ивы корзина. Такая же, какие делают рыбаки для ловли рыбы на речных перекатах. Нет, немного не такая, не круглая, а четырехугольная, вытянутая в длину побольше обычной.

Когда за веревку потянули еще, в желобе вдруг забурлила вода, потекла между ивовых прутьев и ушла куда-то под землю.

– Так, так! Действительно, механизация рыбодобычи. Крупная рыба остается здесь, самая разве мелочь проскочит сквозь такую корзинку. Вот, ребята, под Скопанцем на льду и попадались вам только рыбки-монетки…

Изумленные ребята стояли, разинув рты. Харламыч дрожал, как осиновый лист.

– Ну что ж, Биркин, все ясно, – сказал Василий Павлович. – Остается лишь несколько вопросов для уточнения. Как карпо-караси появились в Кислом озере и как ты их зимой заставляешь в трубу идти? Она же, эта рыба, как и простой карась, зимой на дне озер лежит…

– Фу-у! – Харламыч тряхнул головой, будто отказываясь говорить. Но тут же, видно, сообразил, что запираться дальше бесполезно. – Как в озеро-то караси попали? А утки их, знать, на лапках принесли…

– Утки? На лапках? Что-то не слыхивал такого.

– Утки, боле некому! Ясно, не самих карасей, а икру ихнюю… Стало быть, где-то в другом месте есть такая рыба, утки там в пруду плескались, икра-то к лапкам прилипла, а здесь смылась… Вода-то в озере давно чистая, карасики и выклюнулись, а потом развелись…

– Значит, народ считал озеро мертвым, заброшенным, не заглядывал на него, а ты воспользовался этим?

– Истинно так, истинно! – ухватился Харламыч за слово, показавшееся ему спасательным. – Только попользовался. И погреб этот, и желоб я не сам мастерил. Здесь у купца водослив был потайной…

– Так, так. Купец потайной водослив для гнилой волы завел, чтоб мужики не придирались, не вопили о порче воды в речке, а ты этим водосливом для рыбодобычи воспользовался?

– Только попользовался…

– Ну, а как же ты еще не ответил, как все-таки рыбу со дна поднимаешь?

– Дело-то нехитрое. Вода-то в Кислом озере от подземных ключей теплая, даже льда местами не бывает, а так тонкий вовсе. А в теплой-то воде, знамо дело, карася в сон не так тянет, в ил он не зарывается. Бросишь комок извести – вода зафыркает, ну, рыба и замельтешит, начнет спасаться, куда вода течет…

Так вот отчего бурлила тогда вода в озере, когда сидел подо льдом Ванюшка!

– А отчего Скопанец гремит, вы не знаете? – вспомнила Зина страшный грохот, который напугал их однажды на льду.

– Гремит-то?.. – замялся старик. – Так это ж Скопанец, он завсегда на крик аукается…

– Аукается? Ну, а для того, чтоб эхо возникло, как ты этот грохот создал? Не к чему запираться, рассказывай уж все, – подбодрил старика председатель.

– Так это… само собой… Сначала я грохнул… Из ружья пальнул вон в трубу… чтоб ребятишек испугать.

Ловко было придумано! Подземная труба, усилив звук выстрела, донесла его до Скопанца, а там, вырвавшись на волю, грохот выстрела неузнаваемо изменило и умножило эхо!.. И не случись с ними учителя, ребята, и верно, могли навсегда покинуть страшное место…

– Больше секретов нет?

– Истинный крест, больше ни в чем не грешен! – перекрестился Харламыч.

– Хватит с тебя и этого греха! – сказал председатель. – Закрывай давай свой грязный погреб!

Харламыч снова перетрусил, затянул жалобно:

– Прости меня, дурака старого! Нынче ни за что не хотел ловить рыбу. Как ребят у Скопанца увидел, так и надумал отстать от греха. Ну да – куда!.. – старик покосился на люк погреба. – Катюха замуж собралась, покою не давала: то купи, это купи… Где деньги брать? А тут даровщинка… Пользовался, грешен, все равно думал, скоро и до Кислого у колхоза руки дотянутся – ускользнет доход… А карася этого в городе прямо рвут – разве утерпишь?.. Ведь кому она, Катюха-то, без нарядов да без богатого приданого нужна, хромая-то? Сам знаешь, обижена у меня дочь…

– Нет, старик, не в хромоте твоей дочери дело! – сурово сказал Василий Павлович. – Душой вы калеки. А это намного хуже!..

– А ты чего обзываешься, чего старика пугаешь! Думаешь, председатель, так все можно! – раздался сверху резкий голос.

Из люка погреба выглядывало разозленное, круглое, как сито, красное, как редиска, лицо Катерины.

Председатель удивленно приподнял брови.

– Эге, дочь на защиту явилась!

– Да, явилась! Жалко, припоздала, а то бы ни в жисть к погребу не пустила!

Харламыч, от радости ли, что ему пришла подмога, или с испугу, что дочь тоже впутается в темное дело, захлюпал носом. Катерина грубо прикрикнула на него:

– Не хнычь, старый дурень! Говорила и говорю тебе – ничего они с тобой не сделают! Руки коротки. И озеро, и рыба не председательские, а ничейные, никому ловля не запрещена.

– Вот как? – усмехнулся председатель. Усмешка эта была недобрая. – Нет, гражданочка Биркина, руки у народа нашего крепки и длинны, они на любого паразита управу найдут. И озеро – не ничейное, оно народное. Рыба в нем – тоже…

– А что я говорю? Раз народное, то, значит, и наше. Теперь не старые времена, когда и земля, и озера, и река, и рыба – все на Алтае было царским…

Василий Павлович даже рассмеялся.

– Смотри ты, как историю знает!

– Да, знаю и я кое-что, не одни вы грамотные!

Председатель вновь свел брови.

– Нет, гражданочка Биркина, все же вы – не народ и даже не частичка народная! Вы – обыкновенные хапуги, браконьеры. Верно, теперь не царские порядки. Но не для того наши лучшие товарищи кровь проливали, чтоб землю и воды наши, богатства народные, такие хапуги, как вы с папашей, прикарманивали!..

Голос Василия Павловича зазвенел, скулы затвердели. И когда он шагнул к лестнице, Катерина с плачем, с воплем шарахнулась прочь.

Ступив на первую ступеньку лестницы, Василий Павлович оглянулся, внимательно посмотрел на ребят.

– Видали, ребятки, какие уроки жизнь дает? Воевать да воевать нам еще со старым миром надо!..

Да, это был большой урок для ребят. И Ванюшка, и Зина понимали, что на глазах у них провалилась наглая попытка урвать себе кусок побольше, попользоваться тем, что не заработано честным трудом.

Даже беспечный Ленька, никогда ни над чем долго не задумывавшийся, сообразил: нельзя жить зажмурясь, надо смотреть кругом зорко, чтобы видеть все хорошее и плохое, чтоб уметь бороться за это хорошее!

А Мишка понял, что вовсе не обязательно стараться перещеголять своих товарищей. И что москвич ты или деревенский, кожинский – тоже неважно. Главное другое – надо быть всегда честным, правдивым, смелым, стараться не только для себя, но больше всего для общей пользы…

Словом, каждый понял Василия Павловича немного по-своему, но все уловили главное.

Василий Павлович стал подниматься вверх. Ребята двинулись за ним.

Навстречу им потоком шел чистый воздух, светило солнце…