Текст книги "Клад-озеро"

Автор книги: Николай Чебаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Николай Николаевич Чебаевский
Клад-озеро
повесть
На льду под Скопанцем

Сибирская зима славится морозами да буранами. Закрутит непогода на неделю, на две – все дороги переметет, лога снегом так забьет, что от высоких осин только макушки торчат. Денек-другой постоит тихо, а там опять ветер завыл. В дальних селах, в стороне от больших дорог автомашины стоят в колхозных гаражах до весны. Трактора и те иногда застревают в сугробах. Трудно бывает подвозить корма к фермам, работать на сортировке семян.

Но если для взрослых бураны – неприятность, то для ребят они бывают настоящим наказанием. Особенно, когда наступают каникулы. Ни на лыжах вволю побегать, ни на санках с горы покататься. А о коньках и вспоминать не приходится. Не успеешь лед расчистить, как его снова замело. Остается одно – сидеть дома, читать книжки, сражаться в шашки.

Нынешней зимой ребятишкам повезло. Погода перед каникулами установилась ясная, безветренная. Правда, от морозов деревья трещали, только что за беда? Разве настоящие сибиряки боятся мороза? И ребята после школы целые вечера пропадали на льду речки, что пересекала село. Все точно помешались на коньках.

Первые коньки привезла Зина Стогова, дочка председателя колхоза. Василий Павлович Стогов был местным жителем, но много лет работал в городе на заводе. Вернулся он в родное село год назад. Колхозники выбрали его председателем. А его дочка Зиночка оказалась вожаком у ребят четвертого класса.

На должность эту ее никто не выбирал, однако Зина была такой затейницей, что невольно привлекала к себе внимание ребят.

– А давайте… – начинала обычно Зина совсем неожиданно на перемене или после уроков.

И у ребят загорались глаза. Они уже знали, что за этим «А давайте…» последует какое-нибудь интересное дело или забавная выдумка.

Вот и с коньками получилось так же.

– А давайте, – сказала однажды Зиночка. – Давайте сделаем каток!

– Каток? – удивились сначала ребята. – Чего же его делать? С любой горы катайся.

– Нет, настоящий, ледяной. И чтоб всем научиться бегать на коньках.

Ребята заинтересованно переглянулись.

– На коньках?

Предложение было необычно и заманчиво. В селе Кожино, где жили ребята, никто не бегал на коньках. Любили лыжи, катанье с гор на лотках – обледенелых плахах. Усядутся на такой лоток сразу пять-шесть мальчиков и девочек – и помчались. Несутся с накатанной горы – аж свист в ушах стоит от встречного ветра. А если зазевается задний, который правит лотком при помощи длинной палки, тормозя ею то слева, то справа, – и летят все в сугроб. Крики, визг, смех – хорошо!

О конькобежцах кожинские ребята знали только понаслышке. И вдруг – им самим предлагают учиться бегать на коньках. Разве несоблазнительно?

– Оно бы можно, – первым солидно согласился Ванюшка Рябов, высокий, худой, но широкоплечий не по возрасту мальчик. – Только, где их взять, коньки?

– Учителю скажем, он попросит, чтобы в сельпо привезли.

– А кто учить станет?

– Я! – пообещала Зина.

Ребята ничего не сказали, но посмотрели на девочку недоверчиво.

У Зины была повреждена какой-то болезнью левая нога. Чуть не все прошлое лето девочка пролежала в больнице. Ей делали операцию, болезнь заглушили, но нога все-таки гнулась в колене плохо. Как же Зиночка могла учить их бегать на коньках, если и при ходьбе волочила ногу?

Заметив, что ребята не очень верят ей, Зина покраснела. Сказала обиженно дрогнувшим голосом:

– Думаете, не сумею? Нога у меня совсем почти поправилась. И врачи велели больше ходить, бегать на коньках и на лыжах. Вот!

– Ладно, – согласились все, кто стоял возле Зины. – А каток где сделаем?

– На речке!

Речка была рядом со школой. Но оказалось, не так-то просто выбрать хорошую площадку. То мешали проруби, то снег лежал слишком плотными застругами, то лед почему-то растрескался и был вогнутым, как желоб. А там, где летом была быстрина, торчали из-подо льда камни.

У всех даже лбы вспотели от беготни в поисках удобного места. Мальчишки подняли уши шапок, девочки сдвинули шали на затылок.

– Ух, – вздохнул Ванюшка. – Разве это речка, наша Каменушка! На Чумыше – там есть где каток сделать. А здесь и повернуться негде. И летом не лучше – оттолкнешься от одного берега ногами, а руки сразу другой достают, и плыть не надо. Вдоль бы поплыл, так тоже нельзя – мелкота, о камни живот распорешь. Только и спасения, что озера…

– На озере, может, каток сделать? – предложила Зина.

– На озерах снегу намело, знаешь сколько? Да и не близко до них. Это тебе не лето, когда весь день свободный – бегай, купайся. А сейчас после занятий разве успеешь? Пока бежишь – уже стемнело, и кататься некогда.

Ребята приуныли.

– Тогда нечего и раздумывать! – сказал Ленька Рябов, младший брат Ванюшки.

Ленька моложе Ванюшки всего на год, но ростом чуть не вполовину ниже, маленький, толстый и, в отличие от черного брата, светловолосый, веснушчатый – все лицо будто конопляным семенем усыпано.

Рассуждать, как Ванюшка, он не любил. Раз, два – и дело сделано или брошено.

– Сделаем тогда здесь – и все тут! Пусть маленький будет, но лучше, чем никакой.

– Не егозись! Тебе любое дело так – лишь бы не думать, с плеч спихнуть, а там – хоть трава не расти, – неодобрительно произнес Ванюшка.

Он повторил упрек, который непоседа Ленька не раз слышал от отца, и это рассердило его.

Братья напыжились, приготовились угостить друг друга тумаками, но Зина предложила:

– А давайте… Давайте сделаем каток у Скопанца. Ведь это недалеко?

Скопанцем звали высокий глинистый обрыв над речкой на самом краю села. Глина там была не простая – настоящая охра, цвета яичного желтка. Колхозницы копали ее для разных домашних надобностей: одни обмазывали к праздникам саманные стены хат, другие, у кого дома были деревянные, разводили ее на олифе и красили полы.

Каток на речке у Скопанца? Ай да Зинка! Как это им сразу в голову не пришло? Речка там широкая, снегу почти никогда не бывает. Во-первых, потому, что место это открыто юго-западному ветру, который дует у них зимой сильнее всего и сносит снег. А во-вторых, там почему-то часто выступает наледь. Выступит, замерзнет, и долго лед блестит, как зеркало. Значит, расчищать и поливать каток редко придется. Лучше места не найти!

Все обрадовались, а Ленька загорланил:

– У Скопанца, у Скопанца! Разве это далеко? То ли ноги у нас больные? Пять минут – и там…

Словно доказывая, что ноги у него здоровые, он подскочил, притопнул, потом припустил бежать что есть духу. Пимы на Леньке были не по росту, отцовские, с толстой, прошитой дратвой подошвой, но он летел так, что спешившие за ним ребята только эти подошвы и видели.

– Фью-ю! – разочарованно свистнул Ленька, домчавшись до Скопанца. – Лед-то какой!

Действительно, лед не обрадовал никого. Был он чистым, белоснежным, но каким-то ребристым. Будто шла вода волна за волной да так и застыла.

– Морозы-то какие! Наледь выйдет, а растечься не успевает, вот и застывает наплывами, – сказал Ванюшка авторитетно.

Никто не возразил. Все знали склонность старшего брата Рябова все объяснять, до всего докапываться – надо это или не надо. За такое пристрастие дали ему даже забавную кличку: «Пирожок с морковкой». Получил он ее давно, лет пяти или шести от роду. Тогда Ванюшка, конечно, не пытался уразуметь природные явления, но любовь к ясности проявилась у него в полной мере. Бывало, если скажет ребятам, что ел сегодня пироги, то обязательно добавит: «с капустой, с картошкой». А так как любил он особенно морковные и частенько хвастался этим, то бойкие на язычок деревенские ребятишки, естественно, и окрестили его «Пирожком с морковкой».

Прозвище крепко пристало к Ванюшке. Может быть, и потому еще, что когда он подрос, вытянулся, то стал походить больше на молодую морковку. Называть его Пирожком было очень потешно.

– Ничего, сбегаем домой за лопатами, гребни разровняем – и будет хорошо! – сказала Зина.

Так и сделали. Догадливый Мишка захватил даже метлу.

– Ледяную крошку сметать будем, – объяснил он.

Зина первая принялась сострагивать наплывы. Но силенок в ее маленьких руках было маловато. Лопата больше скользила по поверхности, чем снимала неровности.

Ванюшка неторопливо и споро работал рядом с ней. Он поглядывал на девочку с участием. Городская все-таки, давно ли в деревню приехала. Да и нога больная к тому же… Наконец Ванюшка сказал, немного сбившись от смущения:

– Бросай-ка лопату… Я тут и за себя, и за тебя поспею.

– Как это так? – подняла на него девочка большие глаза. Были они светло-карие, с веселыми крапинками, и оттого казалось, что Зина постоянно посмеивается. А тут глаза ее стали строгими, настороженными.

– Ты что это выдумываешь, Пирожок? Почему я должна бросить работу?

– Не работу, а лопату, – проговорил Ванюшка, склоняя голову еще ниже. – Лучше сметай ледяную крошку в сторону, а я буду выравнивать. Силы у меня побольше.

Зина нахмурилась. Потом улыбнулась лукаво. Взяла метлу, стала проворно подметать за Ванюшкой. Метлой орудовать было куда легче и быстрее. Девочка очень скоро догнала мальчика. Он без передышки размахивал лопатой, срубал и выравнивал наплывы все торопливее и торопливее, лицо его было в поту, но оторваться от Зины хоть на шаг никак не удавалось. А она все чаще и чаще стояла без дела, опершись щекой о черенок метлы, посмеиваясь, конечно, над ним: «Сам напросился, вот и работай за двоих!»

– Ух, руки отстали! – не выдержал наконец Ванюшка.

Зина рассмеялась, побежала по льду, скользя то на одной, то на другой ноге. Крикнула Ванюшке:

– Догоняй, Пирожок… с морковкой!

Забыв про усталость, Ванюшка сорвался с места и кинулся за ней. Догнать ее ничего не стоило. Он поймал Зину за плечи, но она неожиданно опрокинулась на спину и оба упали на снег под самым берегом. Стали барахтаться с криком, со смехом.

Подлетел Ленька, свалился на них. На Леньку еще кто-то – и вот уже куча мала…

Шумно барахтались ребятишки на льду под Скопанцем. А в воздухе тоже поднялся гам. Откуда-то прилетела стая сорок и черных сибирских ворон. Оглушительно стрекоча, надсадно каркая, птицы стали нахально кружиться над самыми ребячьими головами.

Появление такой сорочье-вороньей стаи в деревне не удивило бы ребят. И сороки, и вороны издалека чуют добычу, они налетают тучей, когда колхозники забивают на зиму скот, не минуют и помойку. Но чем они могли поживиться здесь, на чистом льду? Это уже заинтересовало наблюдательных сельских ребят, особенно Ванюшку.

– Не зря слетелось тут сорочье, – сказал он.

– Конечно! – пошутила Зина. – Они прилетели на открытие нашего катка.

Ребята засмеялись. Но Ванюшке шутка не понравилась, он продолжал стоять на своем:

– А вот увидите, зря ли они тут кружатся!..

– Он, Ванюшка, всяких дедовских примет боится, – съязвил Ленька. – Теперь, наверное, и каток не захочет тут строить, раз сороки да вороны налетели…

– Ничего я не боюсь! – вскипел Ванюшка. – А замечать все надо!

Не заметил, однако, Ванюшка, да и другие ребята тоже не обратили внимания на то, что веселая их возня на льду привлекла не одних сорок. С ведрами на коромысле невдалеке от Скопанца появилась толстая женская фигура в шубе-борчатке. Не спеша черпая воду из проруби, она зорко наблюдала за ребятишками, прислушивалась к их разговорам. Потом, прихрамывая, поплелась обратно, буркнув под нос тихонько, но сердито:

– Надо этих сопляков выжить отсюда, пока не поздно! Припугнуть…

Скопанец негодует

Коньки по заказу учителя, как и говорила Зина, привезли в сельмаг. Правда, всего только семь пар, а на каток ребята явились всем классом. Поэтому решено было кататься попеременно.

Зина, как учительница, вышла вперед. Она оттолкнулась одной ногой и свободно покатилась на другой. Наклонила корпус, скользнула снегурочкой по льду – и вот уже описывает плавный полукруг.

Молодец! Как бы она бегала, если бы нога у нее не болела?

Правда, ребята не сразу оценили мастерство Зины. Сначала им показалось, что скользить на коньках – дело совсем нехитрое. Разбежался, оттолкнулся и – пошел!

Ленька захотел показать, что сумеет прокатиться получше девчонки. Размахивая руками, высоко вскидывая ноги, он лихо устремился к катку. И пока бежал по снегу, многим казалось – вот он сейчас прокатится так прокатится! Но едва Ленька выскочил на лед, как покатился… на животе.

Взрывом смеха завершился этот лихой забег.

Ванюшка, учитывая горький опыт брата, вышел на лед осторожно. Ноги он ставил широко, как на палубе корабля во время качки. Только это мало помогло. Ноги расползлись, и мальчик шлепнулся рядом с братом.

Девочки решили выйти на лед, взявшись за руки. Надеялись, что одна повалится, так другие поддержат. Но и они просчитались. Стоило споткнуться одной, как упали все – кто на спину, кто на живот, а некоторые и друг на друга.

Тут-то и поняли ребята, что бегать на коньках, как Зина, надо еще научиться. И все стали просить наперебой:

– Зина, покажи, как сначала отталкиваешься?

– Правой или левой ногой лучше?

– А ноги, ноги, Зиночка, как переставлять?

Большие глаза Зины засветились радостью. Худенькое, обычно бледное лицо разгорелось. Она старалась всем показать, как скользить, как делать повороты и как руки держать. Без устали бегала она от одного к другому. И теперь, когда она была на коньках, хромоты ее совсем не замечалось.

Падали все по-прежнему, но никто не унывал. А если кому случайно удавалось прокатиться метров десять и не грохнуться на лед, тот смотрел на товарищей победителем. И, подбодренные его удачей, те дружно устремлялись на зеркальную поверхность льда, чтоб через секунду полететь кувырком.

Вдруг перед мальчиками и девочками выросла широкоплечая стройная фигура в лыжном костюме с застежками-молниями и тоже на коньках. Ребята закричали восторженно. Это пришел Сергей Петрович, их учитель.

Как и Ленька Рябов, Сергей Петрович сначала смело выбежал на лед. Заскользил на одной ноге. Но тут же начал круто крениться и упал на бок.

– Совсем разучился! – сказал он, сидя на льду и потирая ушибленный локоть. – Лет пятнадцать не катался. Ну ничего, снова можно научиться. Верно ведь, ребята?

– Верно, верно! – подхватили ребята в один голос.

То, что Сергей Петрович тоже не умел бегать на коньках и пришел учиться вместе с ними, еще больше подняло у ребят настроение. Все, даже самые робкие, теперь просили дать им коньки. Пусть приходилось больше валяться на льду, чем скользить, все-таки была твердая надежда, что скоро и они станут носиться вихрем, как Зина!

Крутой берег Скопанца на громкий звук всегда откликался эхом. Крикнешь, бывало:

– Что ты выпил невзначай?

И Скопанец, словно подумав, ответит нутряным голосом:

– Ча-ай!..

Теперь же под горой стоял такой крик, смех, визг, что Скопанец растерялся и не знал, как на эту шумную возню отвечать. Он только гудел, как растревоженный улей.

Но вдруг этот гул усилился, мгновенно перешел в страшный грохот. Будто произошел горный обвал или в грозовом июльском небе раздался удар грома. За первым раскатом тотчас прокатился второй, еще более сильный, от которого, казалось, стал с пушечными выстрелами колоться под ногами лед.

Не будь с ребятами учителя, они здорово бы перепугались, наверное, в страхе удрали бы подальше от Скопанца. Теперь же они только сгрудились вокруг Сергея Петровича, как овечки возле чабана.

– Не бойтесь, не бойтесь! Ничего страшного нет! – успокаивал ребят Сергей Петрович.

Что произошло в действительности, он и сам не знал. Но когда под Скопанцем установилась тишина, по вопрошающим ребячьим лицам учитель понял: нужно как-то объяснить случившееся.

– Предполагаю, ребята, это проделки эхо. Сами знаете, что Скопанец возвращает и усиливает обычный человеческий крик. А сейчас, возможно, треснул от мороза берег.

– Берег? – с опаской покосились школьники на крутой обрыв.

– Да, проникла осенью где-нибудь вода в щель, а теперь замерзла и расколола грунт. А эхо этот звук еще усилило.

– Верно, Сергей Петрович, это от мороза! – подхватил Ванюшка. – От мороза даже в домах бревна трещат. Так другой раз выстрелит, что вздрогнешь…

Все повеселели и стали вспоминать разные проделки мороза.

Новая загадка

Каждый вечер ребята были теперь на катке. А по воскресеньям пропадали тут чуть не целый день. Все уже научились держаться на льду, а некоторые бегали так, что Зина оставалась далеко позади. Все-таки больная нога ее подводила.

Как-то, возвращаясь с катка домой, Ванюшка поднимался вслед за Зиной по крутым уступам Скопанца. Вдруг девочка тихонько охнула, согнулась, схватилась руками за коленку.

– Ты что, ушиблась? – спросил Ванюшка.

Зина ничего не ответила. Она лишь глянула на него через плечо. В глазах ее застыла боль.

И тут Ванюшка вспомнил: нога-то у девочки больная! В гору лезть ей, ясно, трудно. Дурак он, идет на обоих здоровых и не догадывается помочь!

Ванюшка забежал вперед Зины, протянул ей руку.

– Здесь шибко круто, держись за меня.

Девочка гордо вскинула голову: разве она беспомощная, сама в гору не подымется? Но, сделав еще шаг, снова тихонько охнула и остановилась. Потом в замешательстве посмотрела на Ванюшку глазами, в которых стояли слезы, и подала ему руку.

Ванюшка проводил ее до самого дома.

Нога у Зины разболелась. В школу она еще кое-как ходила, но на катке не была несколько вечеров подряд. Ребята, конечно, бегали и без нее. Но теперь под Скопанцем реже слышался смех, меньше веселой возни. Ванюшке почему-то и вовсе неинтересно стало выписывать на льду круги и восьмерки.

На третий вечер он опять, не увидев девочки среди школьников, снял коньки, молча перекинул их на бечевке через плечо.

– Ты куда? – спросил его Ленька.

– Домой.

– В такую-то рань?

– А чего тут без толку крутиться? Надоело.

«А дома какой толк торчать?» – хотел спросить Ленька. Однако смекнул, что это будет для него, пожалуй, не худо, если Ванюшка уйдет один. Ведь всегда, как они явятся домой, мать заставляет бросить сена корове, пойло свинье вынести, дров наколоть. Сообразил – и смолчал. Пусть Ванюшка там без него похозяйничает, а он в это время с ребятами поносится!

– Эх, ух! – покрикивая, помчался он прочь от брата.

Ванюшка поднялся крутой тропкой на Скопанец. Здесь, на самом краю обрыва, стоял хилый старичок. Он попыхивал короткой трубкой и часто ежился всем телом.

Это был колхозный шорник Харлампий Биркин, которого все звали просто Харламыч. Подслеповатый, с реденькой бородкой цвета кудели, с крючковатым носом, с лицом, иссеченным глубокими морщинами и сильными прожилками, Харламыч всегда производил на ребят жуткое впечатление. Что-то хищное было в его сухой сгорбленной фигуре, в голове, посаженной на тонкую шею, но сидящей не прямо, как у всех, а наклонно вперед, отчего казалось, что голова у него выросла из груди.

– Балуетесь? – спросил старик Ванюшку.

– Нет, зачем? Каток у нас там.

– Я и говорю, балуетесь, играете… Что ж, играйте… Только вот не боязно, когда Скопанец лютует?

– Как это лютует? – не сразу понял Ванюшка.

– Не слыхали разве? – усмехнулся старик. – Оно, может, теперь и Скопанец другой. А в старину люди добрые вечером побаивались туда ходить… Будто сама гора громом рыкала… Нечистая, знать, сила тешилась…

– А-а, гром мы тоже слыхали! – сообразил наконец, Ванюшка, о чем ведет речь старик. – Но никакая это не нечистая сила. Учитель нам объяснил: это гора может от мороза трещать. А эхо еще громче треск делает, вот и получается как гром…

– Гляди, какие грамотные все пошли, не вдруг испугаешь, – будто с разочарованием заметил старик. И, настороженно покашливая, поинтересовался еще. – А наледь, того… когда она выходит, не боязно, что зальет?

Ванюшка не успел ответить. Подошел Сергей Петрович.

– Это для ребят и хорошо, Харламыч! Каток как бы сам собой поливается. Наверно, где-то тут под берегом родничок есть, вода и выходит на лед. Лучшего места для катка и не придумаешь.

– Оно само собой, само собой… Местечко, точно, приглядное! – обрадовался чему-то старик. – Катайтесь, катайтесь, ребятки!

И, ласково кивнув, поспешил к себе домой. Жил он на отшибе от села, в приземистом пятистенке невдалеке от озера, которое называлось Кислым за тухлую воду.

Харламыч был угрюмым, нелюдимым стариком. Ванюшка никогда не видал его улыбающимся и теперь посмотрел вслед ему с интересом: чему это он так обрадовался?

Но тут до мальчика долетел знакомый голос:

– Ребята, смотрите, смотрите!..

Ванюшка быстро оглянулся – Зина! Она стояла среди обступивших ее полукольцом мальчиков и девочек и что-то показывала им. Сверху Ванюшке почудилось – на ладони сверкает серебряная монета. Старинная разве какая? Где ее Зина нашла?

Ванюшка кинулся к краю обрыва и скатился под Скопанец так стремительно, что Сергей Петрович только головой покачал: вот так спокойный, медлительный мальчик!..

В руках у Зины был обыкновенный карась. Даже не обыкновенный, а совсем маленький, превратившийся на морозе в ледяшку.

И Ванюшка, и другие ребята, сбежавшиеся на призыв, были разочарованы.

– Эка невидаль! – сказал пренебрежительно Ленька. – Ты в городе карасей не видела, а я сам летом таких вот ловил!

Ленька развернул руки настолько широко, что любой карась, несомненно, выпучил бы глаза, узнав, что где-то рядом водятся такие его собратья-гиганты.

Ребята прыснули.

– Ну, чуть поменьше, – нимало не смущаясь, стоял на своем Ленька. – А таких малявок я обратно в озеро кидал!

– В озеро! То-то и есть, – сказала Зина не без язвительности. – Карась – озерная рыба, а этого я на речке нашла. Здесь вот, на льду. Объясни-ка, раз ты деревенский и все знаешь, как он сюда попал?

Ленька обескураженно заморгал. Попытался отмахнуться:

– Мало ли как! Может, кто с рыбалки шел да обронил…

– Разве здесь с озер дорога?

Это было верно: никакой дороги на льду под Скопанцем не только на озера, но и никуда не было. Кроме той тропки, которую сами ребята проложили к катку.

– Сорока могла притащить… – немного поразмыслив, вслух предположил Ленька. – Они знаешь какие, сороки? У меня даже из ведра один раз окуня выхватили…

– Ладно, пусть сорока. А почему она этого карасика не склевала?

– Чего ты ко мне привязалась – почему да от чего? Откуда я знаю! – рассердился Ленька. – Притащила и бросила! Может, ее собаки испугали…

Сердитый возглас Леньки развеселил ребят. Они засмеялись, стали подмигивать друг другу. А кто-то сказал намекающе:

– Конечно, собаки. Бегают везде, то сорок, то зайцев пугают…

Ленька вспыхнул кумачом и бросился на насмешника с кулаками.

Отчего же безобидное упоминание о зайце, напуганном собаками, так взбесило мальчишку?

Месяц назад с Ленькой произошел диковинный случай. В воскресенье ребята отправились в лес за рябиной. Зимой, прихваченные морозом, ягоды ее бывают вкуснее, чем осенью. Кислота куда-то исчезает. И собирать хорошо: листьев нет, а кисти висят целехонькие, красные, подернутые инеем – красота!

Взяли ребята с собой санки, мешок. Ну а Ленька, он Ленька и есть. Увидел: дорога под гору пошла, хлоп на санки и, не дожидаясь товарищей, помчался. Ребята только рукой махнули: катись уж, что сделаешь, хотя на санках не одному, а сразу четверым можно устроиться, если потесниться.

Гора крутая, длинная, разошлись санки – дух захватывает. Мчится Ленька, посмеивается над тем, что друзей с носом оставил. Вдруг навстречу ему откуда-то из-под куста вымахнул заяц. А за ним – две огромные собаки. Лают, захлебываются, красными разинутыми пастями воздух хватают.

Наверное, собаки подняли зайца на лежке и давно уже гоняли его. Замученный, обезумевший зайчишка метнулся наперерез летящим под горку санкам. Подпрыгнул, хотел, видно, перескочить на другую сторону, но силенки изменили и бедный зайчишка шлепнулся прямо на коленки Леньке. И то ли совсем он выдохся, то ли смекнул, что на коленях у мальчика можно спастись, но прижался к животу Леньки да так и замер, сжался комком.

Все это произошло настолько молниеносно, что Ленька не успел даже в себя прийти. И только испуганно втянул голову в плечи, весь согнулся инстинктивно, прикрывая зайца от налетевших собак, продолжал мчаться дальше.

Собаки, остервенело взлаивая, погнались за ним.

Под горой санки перевернулись, наскочив на заснеженный пенек. Ленька распластался в сугробе, а отдохнувший зайчишка взвился свечой и скрылся где-то в кустах. Собаки потеряли его след, но Леньку они видели, знали, что заяц скрылся где-то у него, чуяли запах косого.

Ленька заорал не своим голосом. Ребята услышали эти вопли, решили, что случилось какое-то несчастье. Они стремглав побежали к нему на выручку.

Появился запыхавшийся охотник, знакомый школьникам комбайнер. Цыкнул на собак. Те послушно отошли, изредка тявкая конфузливо, словно извиняясь, что упустили добычу.

– Почему на тебя собаки накинулись? Никогда они на человека не бросались, – удивленно спросил комбайнер.

– Они… подумали, что я… – сквозь слезы сбивчиво ответил Ленька. – Они решили, что заяц…

– Что ты – заяц? – еще больше изумился охотник.

– Не… не я заяц, – хныкая, продолжал Ленька. – Заяц у меня на коленях сидел…

– На коленях? Ну, брат, ты того, сочиняешь!

Ленька покосился на собак, перевел взгляд на охотника, на любопытные, настороженные лица ребят и, сообразив, что ему уже ничего не угрожает, вдруг заговорил быстро и горячо:

– Правда, правда, дядя Миша! Еду я под гору, а заяц мне на колени – скок! Это он от собак…

– Ну да…

– Он прыг, – вошел в азарт Ленька, – а я его полой прикрыл, запрятал от собак и…

– И очутился носом в снегу? А заяц испарился? – усмехнулся охотник.

Не приври Ленька, что он прятал косого, прикрывая полой, ему, возможно, поверили бы. А тут все уловили выдумку.

– Ну и брехун! – сказал Ванюшка. – Даже следов-то заячьих нигде здесь нет. Что он, по воздуху, как птица, улетел?

Ленька оглянулся кругом. Верно, ни одного следа вблизи на снегу не было.

– Может, он раньше соскочил… – озадаченно пробормотал Ленька.

– Он же у тебя под полой сидел. Как мог он раньше соскочить? Погляди-ка, наверное, он и сейчас там.

Ленька невольно отвернул полу. Ребята разразились смехом.

С тех пор они долго не давали Леньке проходу и при случае вспоминали эту заячью историю. Ленька же, который никак не мог доказать необыкновенную правду, сердился и этим еще больше подзадоривал ребят.

Загорелся спор и сейчас. Но тут к ребятам подошел Сергей Петрович.

– Где ты, Зина, нашла эту рыбку, покажи точно, – попросил он.

Девочка отвела учителя в сторону, туда, где в крутом обрыве Скопанца виднелась глубокая рытвина. Происхождение ее было неизвестно. Возможно, почву размыли дожди. Только случилось это давно, потому что рытвина густо заросла тальником, кустами смородины. Летом туда трудно было пробраться сквозь непролазную чащу, а теперь зимой, когда голые кусты казались реже, меж ними намело столько снегу, что ничего не стоило утонуть в нем.

– Интересно, – сказал Сергей Петрович протяжно. – Удивительно, откуда взялась здесь эта рыбешка?

Ванюшка в это время прошелся взад-вперед возле рытвины, потом быстро кинулся в сторону.

– Еще карасик! Еще один! – закричал он, наклоняясь. – Смотрите, примерз, никак не оторвешь…

Все поспешили к нему. На небольшом плоском камне, покрытом слоем льда, лежал такой же маленький карасик, какого нашла Зина. Вернее, не лежал, а был вморожен и просвечивал сквозь прозрачный лед. Ванюшка с трудом выковырял его перочинным ножом.

– Откуда они берутся здесь, эти карасики?

Да, это была загадка! Караси в речке не водятся, рыбаки здесь не ходят. Если же предположить, что птица стащила где-нибудь рыбешку, так могла случайно обронить одну, а не двух, не трех… Потом, она бы сразу подняла ее и склевала бы… А тут карасики были целехоньки и вморожены в лед.

Чудо да и только!

Но больше всего удивились ребята, когда Сергей Петрович сказал, что Зина с Ванюшкой нашли не простых карасиков, а карпо-карасей. Они никогда даже не слыхивали о такой рыбе, поэтому набросились на учителя с расспросами.

Сергей Петрович рассказал все, что ему было известно об этой чудесной рыбе. А как она попала под лед и даже вмерзла в него – объяснить пока не мог.

– Это, ребята, остается пока тайной.