Текст книги "Back‑Office Михаила Суслова, или Кем И Как Производилась Идеология Брежневского Времени"

Автор книги: Николай Митрихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Практики коммуникации

В чём же заключалась повседневная служебная деятельность сотрудников отдела? Из множества коммуникативных практик, в которые она была облечена, я говорил выше о мониторинге и кадровой политике. В целом ЦК КПСС был организацией, предпочитавшей вербальные формы коммуникации и очень неохотно фиксировавшей свою «внутренюю кухню» на каких‑либо письменных носителях, тем более имеющих характер официальных документов. Достаточно сказать, что из ЦК КПСС в курируемые ею организации никогда не поступало никаких официальных бумаг, за исключением общих решений Политбюро ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В редких случаях руководителю организации для ознакомления могло быть послано – с фельдкурьером – касающееся его решение секретариата ЦК КПСС, которое должно было в течение недели (если это не документ повышенной секретности, возвращаемый сразу после прочтения) вернуться в Общий отдел ЦК КПСС. Не могло быть и речи о том, чтобы инструктор ЦК КПСС представил курируемому им чиновнику какое‑либо распоряжение на официальном бланке ЦК.

То же самое касалось многочисленных форм коммуникации, которыми занимались сотрудники аппарата. Термин «телефонное право», получивший распространение во времена перестройки, не вполне описывал существовавшую практику коммуникации, но справедливо фиксировал внимание на её скрытом и вербальном характере. Помимо этого большое значение имели различные формы совещаний и консультаций, которые, как правило, не фиксировались официально, но следы их можно найти в рабочих записных книжках сотрудников аппарата и других приглашенных на эти мероприятия лиц. При отсутствии официальных стенограмм их участникам позволялось делать подобные записи, поскольку без них, в отсутствие официальных распоряжений на официальных бланках, любая деятельность если и не остановилась, то неизбежно привела бы к существенным искажениям.

Важным в этом отношении было и сложное устройство руководства самим отделом со стороны его куратора – Михаила Суслова, сочетавшее формальный и неформальный механизмы влияния. Формальный механизм был устроен строго иерархически. Отделом Суслов руководил в основном через упоминавшегося выше рабочего секретаря ЦК КПСС по идеологии, который в письменной (накладывая резолюции на документы) или устной форме передавал распоряжения заведующему отделом, а тот спускал их ниже – своим заместителям, передававшим его ниже по цепочке заведующим секторами, а те – инструкторам. Рядовые инструктора или даже заведующие секторами могли проработать в Отделе несколько десятилетий и ни разу не попасть в кабинет Суслова. Единственным способом поглядеть на него или других членов Политбюро вблизи было участие в партсобраниях аппарата, на которых эпизодически выступал кто‑то из вождей.

Другой способ руководства Отделом был через помощников Суслова, которые могли позвонить лично нужному им в данный момент сотруднику аппарата с официальной, полуофициальной или совсем неофициальной просьбой или вопросом. Далеко не всегда это делалось по заданию самого Суслова. Помощники вполне могли предварительно разобраться в заинтересовавших их вопросах, прежде чем доложить о них шефу, а то и откровенно плести свои интриги. На последних, в частности, «погорел» один из них – Владимир Воронцов. Он был членом команды Суслова ещё с 1930‑х годов, занимал пост его помощника в 1953–1966 годах и был ключевой фигурой в борьбе группы сталинистов‑антисемитов (и старшей сестры Маяковского – Людмилы) с влиянием Лили Брик в сфере интерпретации интеллектуального и освоения материального наследия Владимира Маяковского. В результате он был уволен из ЦК КПСС, по словам Алексея Козловского, с устной формулировкой «за действия, направленные на ухудшение отношений между советской и французской коммунистическими партиями». Сестра Лили Брик – Эльза Триоле была замужем за поэтом Луи Арагоном, влиятельным в руководстве французской компартии. И после очередной скандальной публикации в адрес Брик, инспирированной Воронцовым, Арагон напрямую обратился с протестом к Суслову[21]21
  См. указ. выше интервью со скептически относящимся к нему А. Козловским; а также интервью Н. Митрохина с идейным соратником Воронцова, инструктором Отдела культуры Г. Гусевым. Москва, 26.01.2001, 13.6.2007. Аудиозапись и расшифровка интервью. Электронный архив автора.


[Закрыть].

Помимо взаимодействия с руководством, к числу других распространенных практик работы сотрудников аппарата ЦК КПСС я отношу внешние контакты за пределами здания ЦК, экспертные совещания, координация аппарата ЦК с курируемыми им учреждениями (в частности «брифинги») и координация между отделами внутри аппарата ЦК.

Курировавший то или иное направление деятельности сотрудник отдела, как говорилось выше, отвечал за состояние дел в нескольких подведомственных ему организациях. У него было несколько способов узнавать, как обстоят в них дела.

Помимо поступающих из организации бумаг (например, ежегодных или квартальных отчётов организации перед своим министерством или перед Советом министров; экземпляров изданий, которые она публиковала; протоколов заседаний партбюро и т. п.), важными источниками были звонки от руководителей организации инструктору или наоборот. Встречи руководителей и ключевых сотрудников курируемых организаций с инструктором ЦК у него в кабинете на Старой площади также были нормой. Многие из этих людей были рады оказаться на подобной встрече, поскольку помимо решения деловых вопросов (или оглашения жалоб на коллег) она давала возможность хорошо и дешево поесть в цековском буфете (а то и, по приглашению сотрудника – в столовой, предлагавшей более широкое меню), а также купить там что‑либо дефицитное и высококачественное (мясные «полуфабрикаты», фрукты, качественный алкоголь, хорошие книги) домой.

Сам инструктор отдела также периодически появлялся в курируемой организации. Однако его визиты были приурочены, как правило, к каким‑то крупным мероприятиям в ней – например, проведению коллегии министерства или ведомства; перевыборам парторга; собранию с проработкой провинившихся в идеологических или иных грехах. Впрочем, были и визиты, связанные с текущим мониторингом, например, для контроля за проведением работ на крупном объекте (строительстве крупной типографии, здания нового НИИ).

Другим источником информации для аппаратчиков служили совещания с экспертами, проходившие уже на партийной территории – либо в самом здании ЦК, либо в партийных учреждениях, таких как АОН и ИМЛ, либо, в случае подготовки особо важных бумаг, – на партийных дачах. Такие совещания собирались обычно в порядке обсуждения важной, с точки зрения аппарата либо руководства партии, темы. По ней отдел пропаганды должен был подготовить «Записку», включавшую описание проблемы и предложение по мерам её разрешения. Другой причиной созыва совещаний могла быть подготовка больших докладов или выступлений первых лиц (например, на предстоящем съезде партии). Участниками совещаний обычно были люди из обкомов и республиканских комитетов партии, партийных научных и образовательных учреждений, припартийных научных учреждений (таких, как ИМРД, ИНИОН, ИМЭМО, ИЭМСС, Институт США и Канады и другие страноведческие институты), академических институтов и ведомственных НИИ, вузов (в первую очередь МГУ), редакций как партийных, так и прочих изданий, творческих союзов и псевдообщественных организаций.

В принципе круг людей, принимавших участие в таких совещаниях, мог быть достаточно широк. Он охватывал значительную часть той интеллигенции, которая напрямую коммуницировала с представителями аппарата, вполне искренне считала себя сторонниками существующей модели власти и, более того, тайно или открыто гордилась причастностью к ней. В этой связи воспроизводимая со времен эпохи перестройки во внутрироссийском дискурсе модель взаимоотношений партаппарата с интелигенцией нуждается в принципиальном пересмотре.

Фронтального противостояния партаппарата и интеллигенции, на мой взгляд, не было. Между ними существовала довольно широкая прослойка, обеспечивающая конвергенцию обеих социальных групп. Люди, которые принадлежали к творческой и научной интеллигенции и имели несомненные заслуги на этой ниве, одновременно вполне активно и нередко искренне сотрудничали с партийным аппаратом. Часть из них была бывшими или будущими сотрудниками аппарата (или их женами), но многие выполняли роль «приводных ремней», передающих волю партийных аппаратчиков интеллигенции, исходя из своих убеждений или понимая необходимость этого как часть функций должностного лица, которыми они на тот момент являлись[22]22
  Другой вопрос, какое позиционирование было у этих представителей интеллигенции (особенно творческой) перед теми, кто не был вхож в партийные структуры. Перед членами руководства или парткома университета или редакции было вполне уместно упомянуть о визите в ЦК КПСС, а вот перед коллегами по кафедре или во время совместного распитии алкоголя в ресторане писательской организации с рядовыми собратьями по цеху по отношению к власти было вполне естественно демонстрировать скептицизм и отстранение. Влиятельные интеллектуалы, не занимавшие официальных административных постов, но «вхожие в ЦК», за пределами кабинетов руководства государственных и творческих структур старались не рекламировать конкретные случаи посещения зданий на Старой площади. При этом мотивация к посещению здания ЦК у них могла быть самая различная – от искренней поддержки власти (или отдельных группировок в ней) до тяжелой необходимости поступаться убеждениями и искать защиты или выбивать необходимые для творчества ресурсы.


[Закрыть].

Показательным в этом отношении случаем является деятельность социолога Бориса Грушина, который получал от Отдела пропаганды ЦК КПСС финансирование на свой огромный «Таганрогский проект», основной целью которого было совершенствование партийной пропаганды среди населения[23]23
  Некоторые документы ЦК КПСС по «Таганрогскому проекту» опубликованы. См.: Л. Москвичёв, ред., Социология и власть. 1973‑1984. Сборник 3. Документы, М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2003., с. 102‑139. Научные результаты проекта опубликованы в: Б. Грушин, Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения: Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4‑х книгах, М.: Прогресс‑Традиция, 2001‑2004.


[Закрыть]. Проект этот поддерживался бывшим товарищем Грушина по комсомольскому бюро философского факульта МГУ 1950‑х годов Иваном Фроловым, который стал помощником секретаря по идеологии ЦК КПСС Петра Демичева, а также получил одобрение у исполняющего обязанности заведующего отделом, Георгия Смирнова[24]24
  Леон Оников, «Я выполнял свой человеческий и партийный долг», в Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах; Пресса в обществе. 1959‑2000. Оценки журналистов и социологов. Документы, М.: Издательство московской школы политических исследований, 2000, с. 234; Смирнов, Уроки минувшего, с. 11‑112.


[Закрыть].

Как правило, участники экспертных совещаний, организованных отделом, представляли в форме кратких докладов или записок свою позицию по обсуждаемым вопросам, а потом дискутировали между собой. Работники ЦК КПСС, участвовавшие в данном мероприятии, пытались выбрать разумные или, как минимум, приемлемые с их точки зрения предложения[25]25
  Например, в РГАСПИ я обнаружил стенограмму совещания в Отделе пропаганды Бюро ЦК КПСС по РСФСР в 1965 году по проблемам молодежи. В нём приняли участие представители более чем 20 групп социологов из разных регионов страны.


[Закрыть]. Часть этих экспертов впоследствии могла быть привлечена уже к выработке собственно документов ЦК КПСС. Нередко совещания оканчивались (с точки зрения сотрудников аппарата ЦК КПСС) безуспешно и малоэффективно, и через некоторое время они проводили следующее совещание с другим составом приглашенных.

В ЦК КПСС проводились и различные совещания с участием уже официальных представителей учреждений. Они были гораздо реже и носили в основном инструктивный характер. Наиболее регулярными и, наверное, наиболее важными среди них были «информационные совещания», чаще всего кратко и неформально именуемые «брифингами». Они собирались Отделом пропаганды примерно раз в месяц на протяжении всех 1970–1980‑х годов. На них кураторы созывали главных редакторов московских изданий[26]26
  Подробное описание «информационных совещаний» см.: Лисин, Метаморфозы духа, с. 526‑530.


[Закрыть]. Каждый «брифинг» был посвящен одной‑двум основным темам. По каждой теме обычно был краткий доклад, который делал кто‑либо из высокопоставленных сотрудников аппарата ЦК КПСС, сфере ответственности которого был посвящен брифинг. В ходе «брифинга» перед редакторами раскрывалась (обычно с цифрами и фактами) проблема, волновавшая Политбюро и Секретариат ЦК КПСС, которая должна была получить развитие в прессе.

Руководство отдела и политическая ориентация его сотрудников

В 1960‑е годы Отдел пропаганды был одним из фортпостов партийной ортодоксии внутри ЦК КПСС, особенно в сравнении с куда более либеральными отделами культуры и науки.

Причиной этого стал набор в него в середине 1950‑х годов большой группы бывших комсомольских функционеров позднесталинского времени, свежеиспеченных выпускников АОН при ЦК КПСС.

Смена поколений сотрудников, как можно предположить, проделанная с идеей освобождения от наследия сталинизма, привлечения молодых и хорошо образованных кадров (в отличие от предшественников имевших законченное высшее образование), обернулaсь усиленной «сталинизацией» отдела, затянувшейся на более чем десятилетие. Профессионально сложившиеся как руководители в условиях сталинской перманентной мобилизации конца 1930‑х – 1940‑х годов, в атмосфере чисток, террора и кампаний по борьбе с косполитизмами – молодые функционеры попросту не знали ничего иного. Воспроизводство агрессивной риторики и морализаторства, мобилизация населения (через агитацию, принуждение и обман), поиск и разоблачение врагов да беспрeкословное исполнение приказов – это было в общем-то всё, что они умели.

Значительная часть этих комсомольских функционеров, помимо сталинизма поддерживала и идеологию русского национализма. Особенно этим отличалaсь та часть отдела, что в 1955 году была выделена как «отдел пропаганды по РСФСР». Отдел подчинялся Бюро ЦК КПСС по РСФСР и его руководителем был военный политработник сталинского времени, убежденный русский националист Василий Московский. Фактически это была лаборатория для выращивания (или, возможно, концентрации) партийных аппаратчиков с «прорусскими» взглядами. Результаты работы этой структуры ощущались и два десятилетия спустя после её слияния с общесоюзным отделом, состоявшегося в 1965 году. Они очевидным образом сказались, например, на деятельности Бориса Стукалина (бывшего главного редактора воронежской комсомольской газеты), возглавлявшего отдел пропаганды в 1982–1985 годах, или заместителя заведующего отделом Егора Лигачёва, вошедшего в горбачёвское Политбюро и являвшегося главным покровителем русских националистов в перестроечном СССР.

После отставки Никиты Хрущёва Леонид Ильичёв был переведён в МИД. На его место пришел Петр Демичев, который, как выяснилось десятилетиями позже поставил своей целью «борьбу со скрытыми сталинистами»[27]27
  См.: Академик Иван Тимофеевич Фролов…, с. 313–321.


[Закрыть]. Действительно, к началу 1970‑х годов идейный климат в Отделе пропаганды существенно изменился.

В 1965–1968 годах в рамках рутинной ротации или по причине допущенных ошибок из отдела ушли многие комсомольские функционеры призыва 1950‑х годов. При этом часть из них была «твердокаменными» сталинистами, а некоторые – и русскими националистами, другие в основном были «интернационалистами» и представляли софт‑линию, во многих аспектах довольно критически относящуюся к сталинскому правлению, но сохраняющую стиль поведения той эпохи. Уйдя из аппарата ЦК КПСС, все они благополучно расположились на «второй линии» партийной бюрократии – в основном в роли руководителей партийных СМИ и книгоиздания, секретарей обкомов, где проработали до 1987‑1991 годов.

Самым консервативным идеологическим отделом стал отдел науки. Во второй половине 1960‑х годов он был очищен от «либералов» его новым руководителем – Сергеем Трапезниковым. Отдел культуры остался (под руководством его бессменного руководителя Василия Шауро) разделенным на «ревизионистскую» и русско‑националистическую фракции. Отдел же пропаганды с начала 1970‑х годов был идейно (причём в рамках не просто марксистской, но официальной советской парадигмы) расколот на несколько групп, которые, впрочем, не соперничали с друг другом (как в отделе культуры), но работали в очевидном согласии.

На правом фланге располагались выжившие после чистки 2-й половины 1960‑х годов сталинисты и русские националисты[28]28
  Подробнее о русских националистах в СССР этого периода, в том числе в партийном аппарате, см.: Н. Митрохин Русская партия: движение русских националистов в СССР. 1953‑1985 года. М.: Новое литературное обозрение, 2003.


[Закрыть]. Первых, желавших реабилитации Сталина и открыто ностальгирующих по его времени, в Отделе пропаганды представляли три заведующих секторами: по союзным республикам – Николай Черных, издательств – Ираклий Чхиквишвили, внешнеполитической пропаганды – Борис Александровский[29]29
  См. интервью Н. Митрохина с В. Федининым (Москва, 03, 12, 23.04.2008 Аудиозапись и расшифровка интервью. Электронный архив автора).


[Закрыть].

Русскими националистами, то есть теми, кто оказывал поддержку всему «подлинно русскому» и чинил препятствия «евреям», из числа сотрудников отдела на рубеже 1960‑1970‑х годов были замзав отделом Николай Свиридов[30]30
  О радикальном антисемитизме и русском национализме Н. Свиридова см., например воспоминания его протеже: И. Дроздов, Последний Иван // [http://readr.ru/ivan‑drozdov‑posledniy‑ivan.html?page=73]


[Закрыть], завсектором журналов Иван Кириченко и его сотрудники Феликс Овчаренко и Андрей Сахаров[31]31
  Подробнее см.: Сахаров, Трудный путь в науке.


[Закрыть]. Почти все они были активными участниками «Русской партии».[32]32
  Подробнее см.: Н. Митрохин Русская партия, c. 126‑128.


[Закрыть]

Разнообразные «сусловцы» являлись идеологическим центром отдела. Сусловская парадигма восприятия действительности была довольно широка – хотя и удивляет сейчас своей схоластичностью, оторванностью от реальности. В её рамках приоритет отдавался честным, порядочным, глубоко убежденным в правоте действующей советской модели и дисциплинированным работникам с интеллигентными лицами – таким, какими стремился показать партийных чиновников советский кинематограф, описывали литераторы или изображали художники. Их символом в отделе был замзав отдела в 1969‑1976 годах, профессиональный «идеологический жрец», выпускник (и на определенном этапе карьеры – глава) кафедры научного коммунизма исторического факультета Харьковского государственного университета, фронтовик‑артиллерист, орденоносец, участник Парада Победы на Красной площади 24 июня 1945 года Юрий Скляров[33]33
  См. интервью Н. Митрохина с Ю. Скляровым, Москва, 04.10.2011. Аудиозапись и расшифровка интервью. Электронный архив автора.


[Закрыть]. Таким работникам прощалась относительная независимость суждений и прямота в высказываниях.

Впрочем, было ещё немало похожих на него сотрудников отдела, которые глубоко верили в правоту партии и марксистско‑ленинского учения, поскольку связывали исключительно с партией свой случай социального успеха, в духе «крестьянский сын стал доктором наук»[34]34
  См. указ выше интервью с В. Сапрыкиным: «Обыденное сознание любит простые решения…» В том же стиле указ. выше. интервью О. Сибиревой с В. Кувеневой.


[Закрыть]. И они не могли себе представить иных трактовок учения, чем те, что были изложены в последних выпусках газеты «Правда».

Другая группа сусловцев была «настоящими марксистами» – искренне убежденными в правоте марксистского учения, реально читавшими работы Маркса и активно участвующими в его защите, готовыми при том очищать бюрократию от разложившихся элементов и сажать (после дискуссии) политических оппонентов. Представителями таковых были двое опрошенных в ходе проекта – замзав отдела Ричард Косолапов и инструктор Александр Поляков, до 1970‑х годов к ним относился и Наиль Биккенин.

Третья группа «сусловцев» настаивала на активной консервации существующего положения вещей. Сторонники этих взглядов видели своей основной целью борьбу с потенциальной политической оппозицией (как с диссидентами, так и с русскими националистами) не путём борьбы идей (или хотя бы имитации оной), но методами уголовными и административными. Проще говоря, это были типичные государственники, близкие по взглядам к сотрудникам МИДа и КГБ, которые не слишком интересовались марксизмом, но считали, что воюют с потенциальной оппозицией «в интересах страны». Выразителем этой позиции стал, возможно, самый яркий замзав отдела, куратор секторов массмедиа Владимир Севрук.

Наконец, на «левом» по меркам аппарата ЦК КПСС фланге стояла группа умеренных прогрессистов, нацеленных на постепенные изменения советской системы в сторону если не либерализации, то рационализации «идейного наследия», ухода от «догматизма», неприятия антисемитизма. Эта группа тоже была неоднородна. В ней различимы две категории: партийные схоласты в основном с философским и политэкономическим образованием, которые искали «подлинный ленинизм» (и в этом отношении были близки к сусловским «марксистам») как противовес «сталинизму», однозначными противниками которого они были, а также сторонники социализма с человеческим лицом, сочувствующие «пражской весне», связанные с прогрессистской интеллигенцией.

Первых олицетворяли и.о. завотдела Георгий Смирнов (о нём немного ниже) и заместитель заведующего отделом Вадим Медведев (будущий член горбачёвского Политбюро), заведующий группой консультантов Борис Владимиров, консультанты Лев Вознесенский и Григорий Шуйский (бывший помощник Никиты Хрущёва, который помог с публикацией «Одного дня Ивана Денисовича»). В целом они по своим взглядам совпадали с курсом рабочего секретаря по идеологии Петра Демичева, который по взглядам был «левее» (то есть на советском политическом слэнге – либеральнеее[35]35
  Советская политическая культура предполагала, что «справа» находятся сталинисты и антисемиты (с марксистскими убеждениями в их советской интерпретации), а «левые» – это сторонники социализма с человеческим лицом. Соответственно чем человек был «левее», тем он считался более либеральным в своих политических воззрениях.


[Закрыть]) своего шефа – Михаила Суслова[36]36
  Четко заявленную позицию Демичева о необходимости борьбы со «скрытыми сталинистами» в аппарате ЦК КПСС см.: Академик Иван Тимофеевич Фролов. Очерки, воспоминания, материалы, отв. Ред. академик В.С. Степин, М.: Наука, 2001, c. 313‑321.


[Закрыть]. Будучи убежденными марксистами‑антирыночниками, они тем не менее отличались «порядочностью» и считали, что за взгляды, в принципе, сажать не стоит.

Сторонников социализма с человеческим лицом, которым идейные оппоненты не без основания приклеили ярлык «ревизионистов» (а те, в свою очередь, его приняли и использовали во внутригрупповой коммуникации), было относительно много среди рядовых инструкторов медиа‑секторов, лекторов и сотрудников группы консультантов. Наиболее крупными фигурами среди них были консультант Леон Оников и завсектора журналов после 1972 г. Наиль Биккенин. Последний, выпускник философского факультета МГУ, проделал в 1970‑е годы идейную эволюцию с позиций «истинного марксиста»‑ригориста к устойчивым «ревизионистам». Но даже самые радикальные «ревизионисты» не считали необходимым изменять существующую монополию КПСС на определение курса развития страны, не были сторонниками образования в СССР других партий и не обсуждали подобную возможность между собой.

Возможно, главной причиной раскола отдела на идейные группы было то, что ему «не везло» в течение 1970‑х годов с руководством, которое слишком часто менялось.

Его первый (после обретения отделом в 1966 году самостоятельного административного статуса) глава – Владимир Степаков, классический партработник с невнятным техническим образованием, начавший карьеру в 1930‑1940‑е годы, активно поддерживал русских националистов[37]37
  В. Бондаренко, «“Русский орден” в ЦК партии: мифы и реальность. Беседа с председателем Союза писателей России Валерием Ганичевым», Завтра, 2002.03.06.


[Закрыть], был членом политической «группы Шелепина». В этой связи в 1970‑м году он был удален из аппарата (как и многие другие члены группы в тот же год) на пост посла в Югославии.

Его преемник, занимавший до того пост заместителя заведующего отделом, также классический для своего времени партработник с условным высшим образованием – Александр Яковлев (будущий «архитектор перестройки»), был второстепенным членом «шелепинской» группы. Несмотря на выражение лояльности победителям во внутрипартийной баталии, личные заслуги в деле соучастия подавления «пражской весны» (где он был координатором по информационной политике и получил за «боевые заслуги» орден), а также большую популярность среди сотрудников отдела, Яковлев находился под очевидным подозрением в должности «исполняющего обязанности» в течение двух лет, до своего перемещения на должность посла в Канаду. В 1970‑1972 годах он, возможно под влиянием чехословацкого опыта, успел проделать стремительную идейную революцию, превратившись из ортодоксального сталиниста с антисемитским уклоном в прогрессиста и покровителя «ревизионистов», борющегося с различными «национализмами», включая русский. За чрезмерное усердие в последнем он формально и пострадал, хотя, возможно, реальной причиной его смещения являлась былая принадлежность к группе Шелепина.

Яковлев был единственным главой отдела реализовывавшим сознательную стратегию по подбору и воспитанию кадров.

Следующим главой отдела стал прогрессистски ориентированный представитель «идеологических жрецов» из академических кругов Георгий Смирнов, за которым не водилось политических грехов. Но и он оставался в течение 6 лет «и. о.», что было абсолютным нонсенсом для аппарата, где подобный статус обычно сохранялся за человеком только в течение короткого времени. В 1978 году он передал свой пост «настоящему» завотделом, проработал в отделе до 1983 года на той же должности замзава, затем в течение двух лет возглавлял институт философии АН СССР и благополучно вписался в «команду Горбачёва», став его советником.

Лишь в 1978 году отдел получил руководителя без приставки и. о. – им стал Евгений Тяжельников, пришедший на эту должность с поста первого секретаря ЦК ВЛКСМ. Политически он однозначно ориентировался только на Леонида Брежнева и опирался де‑факто только на его поддержку. Критики, в том числе внутри отдела, обвиняли его в многочисленных грехах, начиная от непрофессионализма, «показушничества», заканчивая фаворитизмом и гомосексуализмом[38]38
  См.: Смирнов, Уроки минувшего, c. 140‑141» (о «показушничестве»); Суханов, Советское поколение и Геннадий Зюганов, c. 81 (о гомосексуализме); указ. ранее интервью с А. Козловским.


[Закрыть]. С точки зрения политических взглядов он был умеренным сторонником русского национализма. В 1982 г. он разделил участь большинства предшественников на этом посту, отправившись возглавлять советское посольство в Румынию.

На место Тяжельникова стал просталински‑ориентированный умеренный русский националист, с большим опытом работы в партийных органах и сфере книгоиздательства – Борис Стукалин. Он был членом малочисленной и гиперконсервативной даже по меркам ЦК КПСС группировки, идеологически мутировавшей в сторону неосталинизма и пользовавшейся огромным влиянием в эпоху Константина Черненко[39]39
  См.: Суханов, Советское поколение и Геннадий Зюганов, c. 293; интервью Н. Митрохина с Р. Косолаповым, Москва, 19, 27.06.2007; 24.01, 21.02, 10.09. 2008. Аудиозапись и расшифровка интервью. Электронный архив автора.


[Закрыть]. Судьба Стукалина с приходом Горбачёва сложилась также, как и у предшественников – он был отправлен послом в Венгрию, а затем на пенсию.

Вышеописанное идейное разнообразие в отделе – не только дань частым переменaм в составе руководства. Важными факторами тут являлись и величина отдела, усложнявшая задачу по его идейной унификации; и тот факт, что значительная часть сотрудников, формально приглашенная на работу руководством отдела, реально была довольно тесно связана с политическими фигурами первого ряда – секретарями и членами политбюро ЦК КПСС.

Так что даже если кто‑то из руководства (как, например, Тяжельников) ставил бы своей задачей увольнение кого‑то из сотрудников без весомых причин, а только из‑за несовпадения взглядов с руководством, это могло иметь для него значительные и неприятные последствия[40]40
  Например, Е. Тяжельников находился в глубоком личном конфликте со всеми основными сотрудниками сектора журналов, которые в то же время постоянно писали доклады членам Политбюро, и потому держали себя уверенно. См.: интервью Н. Митрохина с А. Козловским; Лисин, Метаморфозы духа, c. 442, 523‑524.


[Закрыть].

С другой стороны, несмотря на наличие собственных политических взглядов, сотрудники отдела были повязаны дисциплинарной ответственностью. Приказы и распоряжения непосредственного начальства не подлежали обсуждению и сотрудник должен был их исполнить. Однако, если они сильно расходились с его принципами и убеждениями, особенно если носили репрессивный характер, то он мог дать понять намеченным жертвам, как им лучше поступить, чтобы минимизировать ущерб. Например, обойтись без, казалось бы, неизбежного увольнения, заменив его в идеале на безобидный с административной точки зрения «выговор без занесения». Или провести «воспитательную» работу формально, или не провести её вовсе, понадеявшись на забывчивость начальства.

В случае если проблема требовала более системных действий, сотрудник мог задействовать сеть единомышленников из числа работников отдела, аппарата ЦК КПСС в целом, покровителей из числа членов Политбюро, Секретариата ЦК, помощников первых лиц. Также могли использоваться силы и влияние сотрудников других учреждений и ведомств, общественных деятелей и т. п. Впрочем, мог сотрудник отдела действовать и под их влиянием, и в их интересах.

В этом отношении работники Отдела пропаганды были серьезно вовлечены в различные социальные сети, построенные внутри части элитарных групп советского общества[41]41
  Подробнее см.: Н. Митрохин, «Личные связи в аппарате ЦК КПСС», Неприкосновенный запас, № 3, 2012, c. 166‑175. [http://magazines.russ.ru/nz/2012/3/m13.html]


[Закрыть]. Их организовывали выходцы из комсомольского аппарата, академическая и университетская гуманитарная интеллигенция (и особенно «идеологические жрецы»), а также журналисты и издатели из столичных, республиканских и областных центров СССР[42]42
  Начав подсчитывать только известные мне случаи приёма на работу в Отдел пропаганды представителей провинции, я набрал до полутора десятков примеров, охвативших территорию России (от Архангельска до Краснодара), Украины (от Харькова до Львова), Белоруссии, Казахстана и Грузии.


[Закрыть]; сообщества выпускников элитарных вызов, таких как МГУ, ЛГУ и МГИМО.

Разумеется, в большинстве случае вовлеченность в деятельность этих сетей не означала их использования в режиме конфронтации с руководством или коллегами. Наоборот, эти сети создавались для взаимоподдержки и получения всеми их участниками максимума общественных благ.

Но, повторюсь, работала эта сеть, когда не было иных, прямых указаний сверху с предполагаемой жесткой ответственностью за неисполнение.

В целом, обозревая перемены внутри руководства отдела, можно констатировать, что Суслов, по видимому, полностью сдал дела Отдела пропаганды (в том числе вопросы формирования его кадрового состава) в руки рабочего секретаря ЦК КПСС – кто бы тем ни был. И не интересовался ими в объёме большем, чем требовалось для исполнения его непосредственных поручений и общего поддержания порядка («партийной дисциплины») в нём.

«Антисталинист» Петр Демичев на посту «рабочего секретаря» поэтапно вычистил из отдела практически всех «скрытых сталинистов» и русских националистов. В 1973‑1974 годах их реальное влияние в отделе упало почти до нуля. Уход Демичева в конце 1974 года и назначение на эту должность в марте 1976-го Михаила Зимянина, с конца 1960‑х стремительно мутировавшего в своих политических взглядах от относительного партийного либерализма к довольно деятельному русскому национализму[43]43
  Подробнее об этом см.: Митрохин, Русская партия, c. 85, 122, 123, 537‑538. О Зимянине существует и апологетическая книга, написанная его сыном Владимиром (под псевдонимом), в которой довольно много написано о его «державных» взглядах: Михаил Бублеев, Непобеждённый, Изд. «Городец», 2004, 2008 гг.


[Закрыть], ознаменовались отстранением из руководства отдела условных прогрессистов и поочередным приходом на должности руководителей отдела умеренных русских националистов, а также усилением влияния «государственника» Владимира Севрука.