Текст книги "Служение Отчизне"

Автор книги: Николай Скоморохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Опыт прикрытия Ли-2 пригодился нам, когда в районе Березнеговатого – Снегиревки попала в «котел» 6-я немецкая армия, вновь созданная немцами. Фашисты бросили туда под прикрытием «мессершмиттов» целые косяки Ю-52 с продовольствием и боеприпасами. Только немногим из них удалось прорваться сквозь наш заслон: мы жгли Ю-52 один за другим.

Весеннее наступление войск 3-го Украинского фронта, несмотря на сильную распутицу, отсутствие хороших дорог, успешно продолжалось. 11 марта освобожден Херсон, 24 – Вознесенск. Наши войска сосредоточились на правом берегу для дальнейшего наступления в направлении Раздельная – Одесса. Неудобства весенней распутицы не только затрудняли движение наступающих наземных войск, они сказывались и на действиях нашей авиации. Стационарных аэродромов с искусственным покрытием в полосе наступления войск фронта не было. Раскисший грунт не выдерживал вес тогдашних самолетов, поэтому основной заботой авиационных командиров от командующего до командира полка было найти аэродром и подвезти туда горючее и боеприпасы. Их мысли были заняты только этим.

Боевая работа, вождение в бой групп – это легло на плечи командиров эскадрилий и звеньев. Штабы планировали работу на очередной день-два, доводили до исполнителей, те выполняли поставленную задачу, а командиры искали полевые аэродромы, причем дело иногда доходило до курьезов. На один и тот же аэродром садились части различных соединений без ведома и согласия соседа. Но затем как-то находили общий язык и решали общую задачу.

Вот так было однажды под Вознесенском на полевом аэродроме вблизи деревни Старая Контокузенка на правом берегу Южного Буга. Местечко возвышенное, с ровной площадкой на горе. Вот на него и слетелось несколько полков, в том числе наш 31-й на «лавочкиных» и 866-й полк Н. Кузина на «яковлевых».

Григорий Денисович Онуфриенко – патриот «лавочкина» и мастер своего дела – не преминул продемонстрировать свое мастерство после возникшего разговора о преимуществах различных типов самолетов. Пилотировал он превосходно, выполнил головокружительный каскад фигур высшего пилотажа от самой земли. Командир соседнего полка решил не оставаться в долгу. Он приказал одному из своих летчиков, командиру эскадрильи капитану Александру Колдунову, подняться в воздух и показать, на что способен истребитель Як-1.

Саша Колдунов, смоленский парень, до войны окончил Московский аэроклуб, во время войны летную школу, был в запасном полку. Ждал своей очереди, когда его пошлют на фронт. К тому времени самолетов было еще не так много, и очередь из запасных была длинной, тем более, что командиры маршевых полков отбирали тех, которые имели боевой опыт или инструкторов. А кто обратит внимание на младшего лейтенанта, столь юного, от роду менее 20 лет, не имеющего никаких других рекомендаций, кроме отличной техники пилотирования?

Вот Саша и стал обхаживать одного за другим летчиков дивизии Бориса Смирнова. Всех уговорил, вплоть до командира полка Кузина, который в конечном счете обратился к комдиву. Комдив благословил, и Саша в день отлета на фронт очередной группы летчиков спрятался в чехлах на борту Ли-2 и зайцем прибыл в боевую часть.

В запасном полку подобный случай, очевидно, был не первым. Подняли шум, но командование дивизии успокоило руководство запасного полка, и возвращать Колдунова в тыл не стали. И не прогадали. За год он вырос в превосходного воздушного бойца, возглавил эскадрилью. Потом он станет дважды Героем Советского Союза.

И вот Саша ушел в небо доказать, что «як» не уступает Ла-5, и доказал, успешно повторив не только все проделанное Онуфриенко, но и выполнив кое-что свое. Мнение наблюдавших за этим необычным состязанием было единодушным: и машины и летчики равноценны.

От старой Контокузенки рукой подать до Одессы. Вместе с наступающими войсками в освобождаемые города и села возвращались партийные и советские работники. Как-то нашей эскадрилье поручили сопровождать несколько По-2, предупредили: задание особо ответственное. Прикрытие По-2 – дело не простое, слишком уж они тихоходны, нужно стараться, чтобы не уйти вперед, обеспечить надежную охрану. Нам пришлось несколько раз сопровождать По-2 на аэродром, расположенный на окраине Одессы. Изрядно уставшие, мы расположились вблизи города на ночлег. Познакомились с теми, кого оберегали. Это оказались руководители одесских партийных и административных органов, люди, на плечи которых легла теперь вся тяжесть забот о восстановлении приморского города.

Прошло еще два дня. Одесса стала нашей. Мы перебазировались на полевые аэродромы, сначала в Рауховку, затем в Раздельную. А вскоре пришла невеселая весть: наша эскадрилья расформировывается. Почему? Полки, из которых мы ушли, потеряли многих опытных летчиков; командиров мало устраивало необстрелянное пополнение, и они настояли на возвращении своих опытных бойцов.

Более чем трехмесячное существование эскадрильи «охотников» ознаменовалось десятками сбитых фашистских самолетов, множеством уничтоженной боевой техники на земле. Очень жаль было терять дружный, сплоченный боевой коллектив. Он мог бы многое и многое еще сделать. Однако обстановка требовала. Пришлось расставаться.

Григорий Онуфриенко своевременно сориентировался и тут же предложил мне перейти командиром эскадрильи к нему в полк. Предложение заманчивое, но как же быть со своим родным коллективом, как расценят товарищи мой поступок?

…Долгими и тяжелыми были мои раздумья. Онуфрийенко это видел и обратился к командиру дивизии. Последовал приказ, который поставил, как говорится, точку над i. Так я стал командиром 1-й эскадрильи 31-го 4 истребительного авиационного полка.

Лето 1944 года. Мы на границе Молдавии, вблизи Днестра. Прекрасная пора, все цветет, тепло греет южное солнце. Как-то тихо-тихо. Обе противоборствующие армии в весенних изнурительных боях утратили ударную силу, значительно устали, потеряли много личного состава и боевой техники и накапливали ее в этот период, ведя бои, как часто передают в сводках, местного значения

Но эти бои «местного значения», как правило, так же ожесточенны, так же изнурительны, как и крупные наступательные операции. А авиация в этих условиях часто работает даже с большим напряжением, чем в период наступательных операций крупного масштаба. Ибо во время этих операций противник не может как следует организовать оборону, боевые порядки растянуты и не всегда можно собрать хорошо организованный ударный кулак. Здесь же, в позиционной войне, все на месте, каждая сторона зарылась в землю и поливает друг друга огнем для достижения на первый взгляд очень мелких, но для общей цели довольно значительных замыслов.

Так вот и было восточнее Кишинева в районе излучины Днестра, где река уходит далеко на запад. Вот на этой-то излучине и развернулись кровопролитные бои с обеих сторон. Нам пришлось принять активное участие в этих боях, но уже в другом составе. Наша эскадрилья в 31-м полку была сформирована заново, основным костяком ее стали Виктор Кирилюк, Василий Калашонок и Олег Смирнов. Старая, закаленная гвардия. Из новеньких сразу всем пришлись по душе коммунист младший лейтенант Борис Кисляков, комсомолец лейтенант Владимир Панков. Они вместе прибыли в 31-й полк из высшей школы воздушного боя. Борис Кисляков быстро завоевал всеобщую симпатию. Он закончил военно-политическое училище, воевал в пехоте, а когда потребовались добровольцы в авиацию, стал летчиком. Овладел техникой пилотирования и – на фронт.

Благодаря большому жизненному опыту – Борис на пять-семь лет был старше нас всех, – широкому кругозору, умению легко и просто разъяснять самые сложные вопросы он стал в эскадрилье агитатором. Такого нужного всем нам человека, разумеется, мы всячески старались оберегать. В боевой строй вводили неторопливо, осторожно, каждый делился с ним крупицей своего собственного опыта. Очень восприимчивый, внимательный, всей душой стремившийся поскорее стать настоящим воздушным бойцом, Кисляков довольно уверенно вошел в строй. Парторг эскадрильи лейтенант Павел Прожеев не мог нарадоваться на такого помощника. Мне тоже было приятно видеть, как прочно вживался в коллектив этот скромный незаурядный человек.

Когда Прожеев отсутствовал, Кисляков исполнял партийные обязанности. Так мы его и прозвали «комиссаром». И в воздухе нередко обращались к нему: «Комиссар, прикрой!»

Хуже обстояло дело с Иваном Филипповым. Он слабо владел техникой пилотирования, а учить этому на фронте некогда. Оставалось одно: направить его в школу воздушного боя. После нее Филиппов вернется к нам отлично подготовленным летчиком, станет моим ведомым. Алеша Маслов, спокойный, уравновешенный, выше среднего роста блондин, стал ведомым у Калашонка. Никакие невзгоды не могли вывести Маслова из душевного равновесия. Дрался он в воздухе уверенно, но на риск особенно не шел. Обладал одним удивительным свойством: мог спать где угодно и сколько угодно. Боясь за него, мы иногда в воздухе спрашивали: «Маслов, ты не заснул?» Шутки в этом не было: стоило Алеше подняться без кислородной маски выше четырех тысяч, его тут же одолевала дремота. Машина валилась в штопор. С падением высоты Маслов просыпался, выводил самолет в горизонтальный полет. Странное свойство! Но к нему привыкли и особого значения этому не придавали. У меня, правда, болела душа, когда я отправлял его на боевое задание ведущим. Но что поделаешь, он и слушать не хотел, чтобы его перевели в тыл или на другой тип самолета.

Полюбились нам и прибывшие чуть позже отличные ребята, хорошие летчики – лейтенанты Борис Горьков и Василий Гриценюк. Первый – невысокого роста, улыбчивый крепыш с умными глазами. Он подкупал всех своей искренностью и задушевностью. Второй обладал замечательным голосом, на досуге часто пел украинские песни, и они всегда брали нас за сердце.

Первая эскадрилья славилась в полку своими техниками и механиками. Это были прямо-таки асы своего дела. Им ничего не стоило за ночь восстановить, ввести в строй изрешеченную пулями машину.

Полк имел большие боевые традиции. Онуфриенко, Краснов, Горбунов, Кравцов были летчиками высокого класса, о них знала вся армия, об их подвигах рассказывала армейская газета «Защитник Отечества». Я хорошо знал, на что способны эти люди, как много можно у них перенять. Не стесняясь, шел за советами к Онуфриенко, Горбунову, Краснову – поучиться боевому мастерству. Правда, появилась у меня одна особенность: раньше все, что слышал от бывалых бойцов, брал на вооружение, а сейчас их опыт подвергал критическому анализу, отбирал из него только самое полезное, поучительное. Услышанное проверял. Все как бы просеивалось сквозь сито моего собственного опыта. Видимо, наступала та боевая зрелость, когда ты уже способен сам решать, что тебе нужно, а что – нет.

Но родной полк в котором проходило мое бойцовское становление, я не забывал ни на минуту. Каждая его победа радовала, неудача огорчала. Особенно ранило мое сердце сообщение о том, что в тяжелом состоянии отправлен в госпиталь Султан-Галиев. Это было невероятно. Такой виртуоз воздушного боя – и вдруг попал в беду. Лишь через несколько лет он выздоровел и с нашей помощью вернулся в строй.

Еще не остыли переживания за Султан-Галиева, как новый удар: погиб командир 2-й эскадрильи капитан Николай Горбунов. Над Южной Украиной в полную силу расцвел талант этого крылатого бойца, казалось, никто не сможет противостоять ему в боевых схватках.

Однажды во главе четверки над излучиной Днестра в районе Дубоссар он встретил более 20 Ю-87 под прикрытием 10 «Фокке-Вульф-190». Стервятникам пришлось спасаться бегством, многие из них так и не вернулись на аэродром. Трех сбил лично Горбунов, но и ему не было суждено вернуться. Хоронили мы Николая Ивановича Горбунова, уроженца села Водопьяновки Воронежской области, на кладбище села Грасова Одесской области.

Тяжелую утрату понес полк. Но жизнь идет, и полк снова в боях. В боях на этой злополучной излучине Днестра вместе с нашим полком дерутся полки дивизии. Мне было приятно узнать из пришедшего номера газеты, что мой бывший ведомый Валентин Шевырин, возглавляя четверку Ла-5, провел воздушный бой с 50 Ю-87. Эта четверка не дала организованно отбомбиться «юнкерсам» по нашим войскам, расстроила их боевой порядок и сбила шесть вражеских самолетов. Три из них сразил Шевырин.

Так в воздушных схватках проходило четвертое лето войны. Наша воздушная армия пополнилась самолетами, часть которых нам подарили колхозники из Новомосковска Днепропетровской области. На один из полевых аэродромов вблизи Днестра прибыла группа колхозников из Новомосковского района для вручения боевых самолетов. На аэродроме выстроились новенькие боевые самолеты с броской надписью на бортах: «Новомосковский колхозник».

Машины вручал глава делегации – секретарь городского партийного комитета. Воздушные бойцы, удостоившиеся чести летать на подаренных им самолетах, поклялись оправдать доверие народа новыми победами в схватках с ненавистным врагом.

Было приятно сознавать, что волна народного патриотического движения, начатого по инициативе трудящихся Саратовской и Тамбовской областей, докатилась и до нас, принесла нам также необходимые новенькие самолеты-истребители.

Приезд делегации вылился в большой светлый праздник. Утро нового дня, связанное с грустным прощанием с гостями, вернуло нас к обычным будням. Враг пытался беспрестанно штурмовать с воздуха наши позиции. Он вел разведывательные полеты. В небе то и дело завязывались горячие схватки.

К этому времени в полку произошли некоторые перестановки. Командиром 2-й эскадрильи назначили Дмитрия Кравцова, его заместителем – Олега Смирнова, 3-ю принял старший лейтенант Петр Якубовский. Его разведэскадрилью расформировали, он вернулся в свой родной полк.

С уходом Смирнова в эскадрилье стало меньше опытных воздушных бойцов. Командиром звена вместо Смирнова был назначен Калашонок. Появился у нас еще один новичок – лейтенант Николай Козлов.

Пока что мы не имеем боевых потерь. Хотелось сейчас так подготовить людей, чтобы победа оплачивалась как можно меньшей ценой.

В начале августа наступило затишье. Но затишье, как мы поймем позже, было предгрозовое. В этот период мы редко вылетали на задание, отдыхали. На земле израсходовали много бумаги, размышляя над новыми приемами воздушного боя. Некоторые летчики поговаривали, что командир первой эскадрильи хочет свою бригаду сделать теоретиками. Да и наши то же самое про себя, наверное, думали: «Лучше летать, чем рисовать всякие замысловатые фигуры». Но в пользе расчетов я убедился давно и на подобные разговоры не обращал внимания, тем более, что они порой были как бы прощупыванием командира эскадрильи: авось клюнет, отпустить купаться.

А у нас рядом был небольшой пруд, где мы в свободную минуту, забравшись всем полком, иной раз его так баламутили, что потом трудно было отличить друг от друга вышедших из воды.

Не забывали мы о технике пилотирования и учебных воздушных боях. Это тоже со временем пригодилось. И вот наступил день 20 августа. Утром тысячи снарядов и мин обрушились на узком участке фронта на головы фашистов. Так началась Ясско-Кишиневская операция. Новый командующий фронтом генерал армии Толбухин, сменивший Малиновского, ушедшего на 2-й Украинский фронт, умело ввел в заблуждение немцев и нанес удар там, где они его и не ожидали. Удар был настолько силен, что пыль и гарь поднимались до трех тысяч метров.

И вот в этот день при выполнении боевого задания в группе Кирилюка погиб Владимир Панков: ввел самолет в пикирование и не вывел. Трудно сказать, как это случилось: то ли он столкнулся с землей, то ли был сбит снарядом или миной. Одно ясно: он сложил свою голову в бою.

Да, первый день Ясско-Кишиневской операции принес нам наряду с новыми Победами и траур. Все успели полюбить молодого веселого москвича Володю Панкова, но теперь его не было с нами.

События между тем развивались. Сломив упорное сопротивление противника, войска фронта к исходу первого дня расширили участок прорыва и стали свертывать его оборону влево и вправо, одновременно развивая успех в двух направлениях: на окружении Кишинева совместно с войсками 2-го Украинского фронта и на юге – в направлении Бухареста.

Под натиском советских войск немцы поспешно отступали. Отступали настолько поспешно, что не могли чинить обычные злодеяния. Пленные офицеры и генералы потом рассказывали, что подобной силы огня и концентрированных сосредоточенных ударов на земле и в воздухе они еще никогда не ощущали. Поэтому в первые же часы управление войсками нарушилось, об организованном сопротивлении не могло быть и речи.

Через два дня мы уже перебазировались в Молдавию на аэродром Манзырь. Местное население встречало нас цветами. Нам, летчикам, на земле задерживаться много не приходилось. Этой чести удостаивались обычно наши техники, механики, мотористы, которые проезжали через освобожденные села и города.

Эта блестящая операция в течение нескольких дней завершилась окружением немцев и разгромом крупной группировки в районе Кишинева – Бельца. В последующем войска фронтов каждый на своем оперативном направлении развили успех. 3-й Украинский фронт, перегруппировав свои силы на левый фланг, устремился к Бухаресту.

Вот и пришел долгожданный час, к которому мы стремились все годы войны: война перекатывается за пределы государственной границы Советского Союза.

Каждый из нас, благополучно дошедший до этого замечательного часа, ясно сознавал всю его историческую значимость, ощущал свою личную причастность к событиям, сулящим коренные перемены на всем Европейском континенте, далеко идущие последствия для всего мира. Мы уже были не просто освободителями своей социалистической Родины. Теперь на наши плечи ложилась священная интернациональная миссия нести избавление от коричневой чумы всем порабощенным странам. Это поднимало нашу ответственность, пробуждало новые силы для беспощадной борьбы с ненавистным фашизмом.

Нам, в большинстве своем родившимся за 10—15 лет до прихода Гитлера к власти, предстояло теперь принят участие в полном и окончательном разгроме созданной им страшной, античеловеческой военной машины. Понимать и чувствовать все это было как-то странно, необычно. Ведь в свое время ни мне, ни моим сверстникам даже из числа обладавших самой буйной детской и юношеской фантазией, не могло прийти в голову, что нам придется с освободительной миссией пройти по многим зарубежным странам, быть свидетелями происходящие в них политических и социальных преобразований.

Ясско-Кишиневская операция привела к тому, что Румыния вышла из войны на стороне гитлеровской Германии и сама объявила войну фашистскому рейху. Сделало это новое правительство страны, пришедшее к власти в результате вспыхнувшего в Бухаресте 23 августа вооруженного восстания, свергнувшего фашистскую диктатуру Антонеску. Через день немцы подвергли Бухарест сильной бомбардировке с воздуха и артиллерийскому обстрелу. Однако ничто уже не могло повернуть ход событий вспять. Вот и наш полк перебазируется на полевой аэродром Манзырь.

Манзырь – небольшое, но компактное, уютное местечко. Население его занято в основном сельским хозяйством. Хорошо ухоженные виноградные плантации, сады, поля принесли в тот год обильный урожай. Нам, в большинстве своем имевшим понятие о сочной грозди винограда как о редкостном деликатесе, было непривычным видеть, как местные жители босыми ногами месили в больших чанах сочные, пурпурные ягоды.

Хозяин, в квартире которого я поселился, буквально не знал, куда меня посадить, чем угостить. Отдал мне лучшее постельное белье. Жена его, смуглая, кареокая подвижная не по годам, готовила лучшие национальные кушанья. Вот тогда-то я попробовал настоящей молдавской кукурузной мамалыги, отведал брынзы и вина домашнего приготовления.

– Ешь, сынок, ешь, набирайся сил, – говорил хозяин, – путь тебе предстоит долгий, нас освободили, а сколько еще под немцами.

Однажды я спросил у него:

– Как же жилось вам тут?

– Разве это можно было назвать жизнью? – ответил старик, – Мы день и ночь молились на восток, чтобы вы скорее пришли…

Такие беседы, встречи с местными жителями производили на нас большое впечатление, помогали глубже осознать, рельефнее увидеть то, что принесла человеку Советская власть.

А тут люди совсем недавно изнывали под гнетом румынских бояр. Само слово «бояре» отдавало для нас далекой исторической ветхостью. А они-то, оказывается, существовали в одно время с нами, и не исключено, что, перейдя границу, мы воочию увидим представителей этого сословия.

Перейдя границу…

Мы теперь жили только этим. Что там, за Прутом, какой мир откроется, с чем мы встретимся в нем?

Наземные части уже перешли границу. Вот-вот должны были и мы сняться, перелетать на первый румынский аэродром.