Текст книги "Генерал из трясины"

Автор книги: Николай Коняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Часть третья. В трясине

Первое грехопадение – сдача в плен.

А.А. Власов

Когда читаешь свидетельства о поисках генерала Власова, порою возникает ощущение, что после неудачного прорыва он словно бы растворяется в болотистой местности, истаивает в душных испарениях торфяников, как пропала, истаяла здесь вся его 2-й Ударная армия…

Исчезновение это удивительно и потому, что для поиска генерала были задействованы немалые силы.

Из доклада Штаба Волховского фронта «О проведении операции по выводу 2-й Ударной армии из окружения» явствует, что в конце июня начались широкомасштабные и активные поиски Власова.

«Для розыска Военного совета 2-й Ударной армии разведывательным отделом фронта были высланы радиофицированные АТ группы 28.06.42 г. – две группы в район Глушица, обе были рассеяны огнем противника, и связь с ними былаутеряна. В период с 2 по 13.07.42 г. с самолета были сброшены 6 групп по три-четыре человека в каждой. Из этих групп одна была рассеяна при сбросе и частью вернулась обратно, две группы, успешно выброшенные и наладившие связь, необходимых данных не дали, и три группы дают регулярные сообщения о движениях мелких групп командиров и бойцов 2-й Ударной армии в тылу противника. Все попытки розыска следов Военного совета до сих пор успеха не имеют».

Тоже самое касалось и разрозненных групп красноармейцев, блуждавших по лесу после ликвидации 2-й Ударной армии. Кое-кому из них посчастливилось выйти из окружения, но – увы! – на допросах никто из них ничего не мог поведать об участи Власова.

Если мы добавим, что весь район активно прочесывался немцами, то исчезновение Власова становится совсем удивительным.

Генерал бесследно исчезает до 12 июля, когда он был обнаружен в крестьянской избе деревни Туховежи офицером разведки немецкого 38-го корпуса капитаном фон Шверднером и переводчиком Клаусом Пельхау.

13 июля Власова отвезли к генералу Линдеману, командующему 18-й армией, в штаб-квартиру в Сиверской.

15 июля он был переправлен в Летцен.

Глава первая

Любопытно, что, когда Власова доставили в Летцен, на его след «напали» и партизаны из отряда Сазанова. 16 июля в Ленинградский штаб партизанского движения из партизанского отряда пришла радиограмма: «У нас находится генерал-майор связи 2-й Ударной армии Афанасьев. Власов, Виноградов живы. Сазанов».

Разумеется, партизаны могли и не знать, что Власов уже захвачен немцами, но неосведомленность Ленинградского штаба партизанского движения непонятна. Ведь сообщение о пленении А.А. Власова еще 14 июля было передано германским радиовещанием в сводке Верховного командования.

Однако то ли телеграмма [38 – Расшифровка и реконструкция их осуществлена А. Бахваловым.] была составлена неловко, и в Штабе партизанского движения прочитали ее без точки (получилось, что у Сазанова в отряде и находятся генералы Афанасьев, Власов и Виноградов), то ли просто очень хотелось, чтобы немецкое сообщение оказалось дезинформацией, но на следующий день Сазанову полетела радиограмма такого содержания:

«17 июля. Сазанову. Приказываю Власова, Виноградова, Афанасьева и других из командования 2-й армии держать при себе, сохранить и оградить от любых опасностей. Проявите заботу. Сейчас это главная задача, поставленная Москвой. Штаб ЛПД».

В тот же день сазановские партизаны забили отбой, уточняя, дескать, «Власов, Виноградов уходили район Острова. Принимаем меры розыска», но в Штабе уже не желали расставаться с миражом.

Последующий обмен радиограммами напоминает разговор глухих.

«18 июля. Сазанову. Сообщите подробности о Власове, Виноградове. Используйте все силы и средства их розыску и вместе с ними вылетайте в Вишеру. Штаб ЛПД».

«18 июля. Афанасьев оставил Власова с группой командного состава и женщиной в районе Язвинки. Сазанов».

«18 июля. Сазанову. Великая честь найти и помочь Власову. Радируйте через каждые три часа. Штаб ЛПД».

Эти радиограммы, безусловно, исторический памятник той растерянности и ошеломленности, которые царили в наших штабах летом 1942 года. Легко догадаться, что из штаба Партизанского движения доложили наверх, что Власов найден, и теперь Ставка не желала и слышать об ошибке, сверху требовали, чтобы все так и было, как доложено.

«20 июля. Разыскать Власова, Виноградова требует Ставка. Мобилизуйте все силы розыска. Штаб ЛПД».

«21 июля. Сазанову. Передаю вам приказ Ставки Верховного командования доставить Власова, Афанасьева, Виноградова самолетом, который будет подан по вашему требованию. Жду немедленного ответа. Жданов».

Обратим внимание на совпадение дат…

21-м числом июля помечена поданная И.В. Сталину докладная записка Лаврентия Берии, в которой достаточно объективно и полно восстанавливались события, произошедшие после 25 июня с остатками штаба 2-й Ударной армии.

Завершалась записка словами:

«14 июля германское радиовещание в сводке Верховного командования передало, что во время очистки недавнего волховского котла обнаружен в своем убежище и взят в плен командующий 2-й Ударной армией генерал-лейтенант Власов».

Эта информация завершала аналитическую записку. Далее шла подпись Берии. Лаврентий Павлович никак не комментировал немецкое заявление, перекладывая решение судьбы генерала на плечи Сталина.

И.В. Сталину это решение, видимо, далось нелегко.

Можно предположить, что он сам связывался с Ленинградом, откуда поступило обнадеживающее известие о спасении А.А. Власова.

На эту мысль наводит нас то, что 21 июля радиограмма, отправленная Сазанову, ушла за подписью самого товарища Жданова. Тогда же – никаких сил не жалко, лишь бы не расставаться с призрачной надеждой! – руководителю спецотряда партизан при штабе Волховского фронта товарищу Косицыну ушло распоряжение: «Добейтесь у Мерецкова через начальника штаба Семенова выброс самолетами Сазанову 50 лучших партизан. Выполнить приказ Сталина об эвакуации Власова, Виноградова, Афанасьева в наш тыл. Начальник штаба ЛПД Никитин».

Партизан Сазанов и сам теперь был не рад, что ему удалось спасти генерала Афанасьева.

Не того генерала, оказывается, он спас.

А где взять того, которого надо, если тот уже давно у немцев.

«22 июля. Поиск Власова продолжаем. Шлите самолет с расчетом на Афанасьева и 2-х тяжелораненых».

«23 июля. Жданову. Афанасьев прибыл к нам 5 июля. Власовым разошлись Язвинки. После о нем ничего не известно. Мной посланы в розыск 22 человека, две группы в 19 человек, 5 человек райактива. Розыск продолжаю. Сазанов».

Только 24 июля Верховное командование смирилось с горькой мыслью, что сообщение немецкого радио – правда. Однако и теперь отбоя не последовало.

«24 июля. Личным распоряжением Начальника ЛПД Никитиным в город Валдай вызваны командиры партизанских бригад, действующих в партизанском крае, где они получат задание по организации боевых действий на ряде коммуникаций противника на случай возможного транспортирования пленных из числа лиц комсостава 2-й Ударной армии».

И – кто знает? – может, и отбили бы, только Андрей Андреевич Власов уже находился в это время далеко от ленинградских партизан – в Винницком лагере для военнопленных генералов и высших офицеров.

Хорошо хоть, что генерала Афанасьева забрали у Сазанова…

«24 июля. Афанасьев вылетел. Сообщать не могли по случаю обстрела. Сазанов».

Итак.

12 июля, как пишет в своей книге, руководствуясь немецкими источниками, Екатерина Андреева, «Власов был обнаружен в крестьянской избе деревни Туховежи офицером разведки немецкого 38-го корпуса капитаном фон Шверднером и переводчиком Клаусом Пельхау. До этого они нашли труп, принятый ими за тело Власова, и решили проверить, не скрывается ли в избе кто-либо».

Екатерина Андреева пишет, что, когда Власов услышал шаги немцев, он вышел и сказал:

– Не стреляйте, я – Власов [39 – В газете «Новое слово» (Берлин, 19 июля 1942 года) эта версия излагалась так: «Офицер арестовал неизвестного. Последний был одет в длинную блузу, которую обычно носят чины советского командного состава. Германский офицер сразу узнал Власова по роговым очкам, но тот, не дожидаясь вопроса, на ломанном немецком языке сказал:– Не стреляйте! Я – генерал Власов».]».

Похожую версию излагает политрук Хонименко, рассказавший, что, блуждая по лесам, он отправился искать питание в Сенную Кересть. Когда пришли туда, одна из старушек посоветовала им немедленно уйти из села. Она сказала, что в селе много немцев, которые вчера захватили командующего Власова.

«Эту старушку пригласили на опушку, где она рассказала, что пришла женщина, попросила покушать, когда ее накормили, она попросила покормить товарища. Хозяйка дома согласилась. Кот да покушал Власов, в это время дом уже был окружен немцами. Подойдя к двери и открыв ее, Власову было предложено поднять руки вверх. Власов заявил: «Не стреляйте, я командующий 2-й Ударной армией – Власов». Их забрали и повели вместе с женщиной».

Но не все сходится в этих рассказах.

События словно бы затягивает в трясину, они наползают друг на друга, не сообразуясь со здравым смыслом.

Капитан фон Шверднер и переводчик Клаус Пельхау вначале находят труп, принятый ими за генерала Власова, а потом производят обыск избы, где скрывается Власов, и находят живого Власова.

Женщина (Воронова?) просит покормить ее, потом Власова. Получается, что Власов, пока обедала Воронова, сидел где-то на улице. Вообразить, что это происходит в населенной деревне, – трудно.

Кроме того (и это главное!), судя по фотографии, сделанной на станции «Сиверская», где Власов, как нашкодивший школьник, стоит перед крылечком штаб-квартиры генерала Линдемана, он не особенно осунулся за две, проведенные в болотных топях недели.

Так что мысль о скитаниях Власова по лесам и болотам тоже надобно откинуть, особенно если вспомнить, что странствия Власова происходили на территории, где два месяца умирала от голода огромная армия.

Похоже, что Виноградову и Власову был известен какой-то запасной, не использованный КП 2-й Ударной армии, где имелся запас продуктов.

Этот КП и стал «своим убежищем» для генерала Власова [40 – Журнал «Посев» (№ 7, 2002), традиционно трактующий фигуру Власова исключительно в жанре «антисталинского протеста 19391945 гг.», это мое предположение с негодованием отвергает.«25–26 июня вместе с Власовым искали спасения около 50 человек. Есть сведения, что днем 25 июня командарм, потрясенный бессмысленной гибелью армии, впал в шок и находился в таком состоянии несколько суток. Однако „сенсационные“ утверждения Н.М. Коняева, что Власов вместе с поваром М.И. Вороновой в период с 27 июня по 12 июля якобы прятался на безвестном КП с запасом продуктов, – не более чем фантазия». Насчет фантазии мы поговорим, а вот обвинение в сенсационности надо снять сразу. Какая же это сенсационность, если об этом было сказано по немецкому радио еще 14 июля 1942 года. Об этом Л.П. Берия докладывал И.В. Сталину. Помните: «14 июли германское радиовещание в сводке Верховного командования передало, что во время очистки недавнего волховского котла обнаружен в своем убежище и взят в плен командующий 2-й Ударной армией генерал-лейтенант Власов». Обратим здесь внимание на слова про «свое убежище». Едва ли дом старосты в деревне Туховежи мог быть «своим убежищем» для генерала Власова. Теперь о фантазии… К этому жанру могут быть отнесены основанные на поверхностном знании материала попытки насильственной героизации А.А. Власова, предпринятые на страницах журнала «Посев». Чего стоит, например, высосанная из пальца душеспасительная история о том, как Андрей Андреевич Власов отдал зябнущему от потери крови начальнику штаба Виноградову «собственную шинель с генеральскими знаками различия», в которой 11 июля и был обнаружен труп Виноградова патрулем капитана фон Шверднера из 38-го армейского корпуса, принявшим его по этой причине за Власова! Между тем, если бы начинающий историк потрудился хотя бы бегло ознакомиться с биографией начальника штаба 2-й Ударной армии, он мог бы выяснить, что Виноградов не только много месяцев занимал генеральскую должность, но и был произведен в генерал-майоры, правда, когда армия уже находилась в окружении. Так, что генеральская шинель у него имелась своя собственная.].

Ничего удивительного в существовании такого убежища нет. Более трех месяцев армия находилась в окружении, и запасные КП, сооружаемые в условиях повышенной секретности, наверняка должны были существовать.

И почему же Власов и Виноградов (после гибели особиста Шашкова они единственные наверняка знали, где находится запасной КП) не могли использовать его?

Именно к такому убежищу и прорывалась группа А.А. Власова, поскольку вместо того, чтобы искать щелочку в немецком кольце – ав условиях болотистой местности такие щелочки наверняка были! – предприняли марш-бросок в противоположную сторону.

Напомним еще раз, как настойчиво Власов и Виноградов стремились отделиться от своих товарищей по окружению.

«В 12 часов дня 25 июня, – рассказывал начальник политотдела 46-й стрелковой дивизии майор Александр Иванович Зубов, – штаб 2-й Ударной армии и штаб 46-й дивизии находились в лесу в одном месте. Командир дивизии Черный сообщил мне, что мы сейчас идем в тыл противника, но командующий Власов предупредил, чтобы не брать лишних людей и лучше стремиться остаться одним».

«Перед уходом, – свидетельствовал генерал-майор Афанасьев, – стал спрашивать Власова и Виноградова, они мне сказали, что еще не приняли решения и что они пойдут после всех».

Понятно, что не прикрывать отход сотоварищей остались генералы, а пытались убедиться, что – прошу простить некий цинизм – никто не сел им на хвост.

Косвенно наше предположение о существовании убежища с запасом продуктов подтверждается самим составом группы, с которой ушел Власов. Кроме «походно-полевой жены», Марии Игнатьевны Вороновой, в группе был только начальник штаба армии генерал-майор Виноградов. Солдаты Котов и Погибко, как следует из показаний, присоединились к группе позднее.

В таком составе хорошо ездить на пикник, но выходить из окружения трудновато. Едва ли генералы Власов и Виноградов были подходящими бойцами-следопытами. И возраст не подходящий, чтобы в разведки ходить, и автомат неведомо когда в последний раз в руках держали.

И уж совсем непонятно присутствие женщины.

Одной, в гражданской одежде, Марии Вороновой выйти из окружения было бы гораздо легче и безопаснее. Опять же и толку от нее в группе не было никакого. Только стесняла бы она решивших вырываться из окружения мужчин.

Но Власов и не собирался еще раз прорываться через фронт. Таков и был, очевидно, его план, чтобы, затаившись в своем убежище, попытаться, когда закончится прочесывание местности, связаться с партизанами и уже тогда перейти линию фронта.

Разумеется, – подчеркну еще раз! – все это только предположение. Но предположение, которое представляется нам вполне реальным еще и потому, что оно снимает многочисленные противоречия и нестыковки предлагаемых другими авторами версий двухнедельного отсутствия генерала Власова.

Ну, и самое главное.

На фотографии, сделанной в деревне Туховежи 12 июля 1942 года Андрей Андреевич Власов и Мария Игнатьевна Воронова совершенно непохожи на людей проблуждавших две недели по лесу. И одежда в полном порядке, и на лицах никаких следов перенесенных лишении.

Глава вторая

Гораздо более интересным и загадочным для нас является исчезновение Власова на эти две недели не только из показаний очевидцев событий, но и из трясины собственных воспоминаний.

В «Открытом письме» А.А. Власов скажет:

«Я до последней минуты оставался с бойцами и командирами армии. Нас оставалась горстка, и мы до конца выполнили свой долг солдат. Я пробился сквозь окружение в лес и около месяца скрывался в лесу и болотах. Но теперь во всем объеме встал вопрос: следует ли дальше проливать кровь Русского народа? В интересах ли Русского народа продолжать войну? За что воюет Русский народ? Я ясно сознавал, что Русский народ втянут большевизмом в войну за чуждые ему интересы англоамериканских капиталистов…

Так не будет ли преступлением и дальше проливать кровь? Не является ли большевизм и, в частности, Сталин главными врагами русского народа?

Не есть ли первая и святая обязанность каждого честного русского человека стать на борьбу против Сталина и его клики?»

Даже если и допустить, что Власов не лукавит тут, все равно надо признать, что он старательно избегает любой конкретики относительно пути к немецкому плену. Долгие недели блужданий по занятой немцами территории он погружает в туманные размышления и прозрения о судьбе России, о смысле войны.

Мария Игнатьевна Воронова на допросе в НКВД на вопрос, где они укрывались две недели, отвечала уклончиво:

«Примерно в июле месяце 1942 года под Новгородом немцы обнаружили нас в лесу и навязали бой, после которого Власов, я, солдат Котов и шофер Погибко вырвались в болото, перешли его и вышли к деревням. Погибко с раненым бойцом Котовым пошли в одну деревню, мы с Власовым пошли в другую [41 – Как начинающий историк (журнал «Посев» № 7, 2002) умудрился вычитать из этих показаний, что «Котов и Погибко, вероятно, повели Виноградова в деревню Ям-Тесово, надеясь оказать ему помощь, но от потери крови начальник штаба скончался. Судьба Котова и Погибко осталась неизвестной, а труп Виноградова в шинели Власова был обнаружен 11 июля.» – неведомо. Ведь Воронова-то определенно говорит, что Погибко пошел в деревню с раненым бойцом Котовым.

Как она могла не заметить вместе с ними раненого генерала Виноградова?].

Когда мы зашли в деревню, название ее не знаю, зашли мы в один дом, где нас приняли за партизан. Местная „Самоохова“ [42 – «Самоохова» (белорус.) – самооборона.] дом окружила, и нас арестовали. Здесь нас посадили в колхозный амбар, а на другой день приехали немцы, предъявили Власову портрет его, как генерала, вырезанный из газеты, и Власов был вынужден признаться, что он действительно генерал-лейтенант Власов. До этого он рекомендовался учителем-беженцем.

Немцы, убедившись, что они поймали генерал-лейтенанта Власова, посадили нас в машину и привезли на станцию „Сиверскую“ в немецкий штаб. Здесь меня посадили в лагерь военнопленных, находящийся в местечке Малая Выра, а Власова через два дня увезли в Германию».

Тут надо уточнить, что не только три с лишним года разделяли рассказ Марии Вороновой на допросе в НКВД [43 – Свои показания Мария Игнатьевна Воронова давала 21 сентября 1945 года в Барановичах, куда вернулась из Германии.] с неделями, проведенными в волховских болотах. Ведь когда Воронова разыскала Власова в Берлине, тот уже нашел себе эсэсовскую вдову – Хейди Биленберг, и Вороновой пришлось довольствоваться должностью кухарки при генерале.

Обиду эту Мария Игнатьевна так и не простила Андрею Андреевичу и, рассказывая об июльских событиях 1942 года, то и дело сбивалась на рассказ о сопернице. «Проживая в Берлине, Власов женился на немке Биленберг – бывшей жене известного крупного немецкого миллионера, убитого на Северном Кавказе в эту войну. При наступлении Красной армии Власов с миллионершей Биленберг рассчитывал удрать в Америку, но был схвачен представителями Красной армии».

Забегая вперед, скажем, что сама Мария Воронова, как свидетельствует Сергей Фрелих, при наступлении Советской армии на Берлин вела себя совершенно иначе: «Когда Власовский штаб переехал в Карлсбад, Воронова осталась в Берлине, ограбила несколько вилл. Погрузила вещи на автомобиль марки „Хорх“ и поехала домой». Впрочем, иного от Марии Игнатьевны трудно было и ожидать. Человек она не военный. В армию ее загнала нужда, а служба здесь оказалась специфически неармейской.

Об этом, кстати, говорил и адъютант Власова, майор Кузин: «Мария Игнатьевна считалась поваром-инструктором при военторге, но фактически не работала. Почувствовав хорошее отношение Власова, она частенько устраивала истерику, а Власов ухаживал за ней, как за ребенком».

Поэтому-то к рассказу Вороновой о пленении Власова нельзя относиться безоговорочно. Что-то она успела позабыть, что-то казалось ей несущественным. Что-то она не хотела говорить…

Но это «что-то», быть может, и является самым важным.

Размышляя, где провел Власов две недели после неудавшегося прорыва, можно попытаться понять, что думал и что чувствовал он в эти переломные в его судьбе дни.

Пейзаж нам известен.

Лесные дебри, болота.

Чахоточная, сочащаяся водою земля второго дня Творения, когда Господь еще не собрал воду, «которая под небом, в одно место», когда еще не явилась суша, названная потом землей.

Выпавшие из общего счета событий недели тоже как-то связаны с этим пейзажем.

Часы, минуты, дни, словно бы разбухая от болотной сырости, перепутались между собой, пока время совсем не исчезло.

В том последнем прорыве у Мясного Бора Власов, как вспоминают очевидцы, потерял очки [44 – Кстати сказать, на фотографии, сделанной в деревне Туховежи 12 июля 1942 года, Андрей Андреевич Власов сидит уже в своих очках. Где он интересно сумел раздобыть их, если все эти недели блуждал по болотам?], и видимый мир расплывался перед его глазами. Расплывались и казавшиеся ранее непоколебимыми отношения.

Ранее отношения Власова с женщинами были предельно простыми и откровенными.

Анализируя его переписку, можно обвинить Власова в двуличии, неверности и мужском эгоизме, но вместе с тем нельзя не отметить и мужественности генерала. Андрей Андреевич, как сейчас принято говорить, никогда не «грузил» подруг своими проблемами, никогда не жаловался. И если он и упоминает в письмах о трудностях, которые приходится переносить на фронте, то только для того, чтобы избавиться от докучливых претензий на визит.

«Эта война особенно жестока, – пишет он жене, Анне Михайловне Власовой. – Сволочи фашисты ведь решили совсем варварски стереть с лица земли наш могучий народ. Конечно, это их бредни. Конечно, мы уничтожим эту гадину. Но пойми, что сейчас война идет жестоко. По крайней мере, твое сердце не выдержит. Потерпи, моя дорогая. Скоро война все же кончится, и тогда заживем еще лучше».

«Дорогой, родной, милый Алюсик! – это уже из письма Агнессе Павловне Подмазенко. – Меня наш великий вождь послал на ответственное задание, и я его скоро, очень скоро выполню с честью. Тогда ты не будешь упрекать меня ни в чем, когда узнаешь, в какой обстановке мы находились. Скоро все же фашистам на этом участке конец. Теперь пойми, могу ли рисковать в этот ответственный период тобой и моим дорогим детищем. Нет и тысячу раз нет. Как ты ни ругайся, все же наконец ты меня поймешь».

Все тут прямо и – вспомните, что залог мужской бодрости на войне, в том, что жены не могут попрекать своих мужей за измены – по-генеральски откровенно.

И только в последних строках прощального письма к Агнессе Павловне Подмазенко нарушается эта твердость. Возникает некая суетливость. Власов начинает бормотать, дескать, «обстановка уже сейчас складывается так, что ты уже почти можешь приехать ко мне, а когда я получу от тебя письмо, будет уже очень хорошо». Впрочем, причина этой откровенной и на первый взгляд бессмысленной лжи понятна.

Эта ложь произрастает из трясины его отношений с Агнессой Подмазенко. Власову мучительно хочется узнать, кто – сын или дочь? – родился у него. Это, кажется, наиболее сильное его желание в майские дни 1942 года, и ради исполнения его он готов пойти на все, даже на то, чтобы нарушить правила невозвращения подруг на фронт.

Предельно простыми и ясными – баба при генерале – были поначалу и отношения между Власовым и Вороновой…

Но после окружения все переменилось.

«Хотя Власов по старой русской традиции обращался с ней, как с прислугой, она могла сильно влиять на него, – свидетельствовал Сергей Фрелих. – У нее был верный инстинкт на людей, и генерал совещался с ней при оценке людей и зачастую следовал ее советам».

Момент этот принципиально важный.

В Киевском котле, как мы знаем, Власов тоже имел спутницу. Но она (Агнесса Подмазенко) заслужила за это лишь шутливый титул спасительницы и медаль «За боевые заслуги», а в советницы так и не превратилась. В памяти генерала Л.М. Сандалова, который, по словам Власова, любил Агнессу «за культурный развитый оборот речи», остался лишь ее «всегда щебечущий язычок».

А ведь и характер у Агнессы Подмазенко был не менее сильный, чем у Вороновой, и ум тоже имелся. Но тут дело, конечно же, не в женщинах, а в положении самого Власова. Если бы в декабре 1941 года на месте Подмазенко оказалась Воронова, едва ли она тогда тоже смогла бы добиться большего.

Надлом произошел в потайном убежище, где вынужден был отсиживаться Власов или, если угодно, в блужданиях Власова и Вороновой по лесам и болотам Новгородчины. Это тогда простые и навсегда определенные отношения генерала с его бабой поплыли, уродливо искривились, и получалось, что уже не Воронова находится при Власове, а Власов при Вороновой – генерал при бабе.

Наверное, Воронова была неплохой женщиной, но для потайной жизни в секретном убежище, как и для скитаний по лесам и болотам, она явно не подходила. Как свидетельствовал Сергей Фрелих, Вороновой «было лет тридцать, и выглядела она симпатично, была кокетлива, готова к романтическим авантюрам и могла поглощать невероятные порции водки».

Напомним, что все происходило в лесных дебрях, на чахоточной, сочащейся водою земле второго дня Творения.

«Я там, в болотах, окончательно пришел к выводу, – писал Власов в „Открытом письме“, – что мой долг заключается в том, чтобы призвать Русский народ к борьбе за свержение власти большевиков, к борьбе за мир для Русского народа, за прекращение кровопролитной, не нужной Русскому народу войны за чужие интересы, к борьбе за создание новой России, в которой мог бы быть счастливым каждый Русский человек».

Екатерина Андреева пишет в своей книге, что Власов якобы вспоминал потом, будто «во время его скитаний по лесу он начал понимать, осознавать ошибки правительства. Он пересмотрел свою судьбу, но решил, что не будет кончать жизнь самоубийством».

Власов сравнивал себя с генералом Самсоновым, который в августе 1914 года, во время Первой мировой войны, также командовал 2-й армией. Убедившись, что он не оправдал доверия своей страны, Александр Васильевич Самсонов за стрелялся.

По словам Власова, как утверждает Екатерина Андреева, у генерала Самсонова было нечто, за что он считал достойным умереть. он же, Власов, не собирался кончать с собою во имя Сталина.

Вполне возможно, что Власов именно так и объяснял сподвижникам свой отказ от самоубийства. Такая мотивировка была для них проще и понятнее, а главное, не требовала от Власова особенной откровенности.

На самом же деле проблема эта для Андрея Андреевича Власова, конечно, не сводилась к вопросу: достоин или не достоин Сталин, чтобы отдать за него жизнь.

Генерал Власов был достаточно смелым человеком.

Судя по воспоминаниям Ильи Эренбурга о поездке Андрея Андреевича на передок, чтобы проститься с солдатами, или по показаниям участников прорыва у Мясного Бора, запомнивших, как, «не применяясь к местности», Власов стоял во время боя, особого страха быть убитым в нем не было, вернее, страх этот успешно контролировался всем армейским воспитанием.

Но между бесстрашием быть убитым и решимостью на самоубийство – огромная разница. Тем более для Власова, который, возможно, принял бы, если бы не помешала революция, священнический сан. Ни армейская школа, ни штабные университеты не сделали его атеистом [45 – Власов не позабыл основ духовных знаний, полученных им в училище. Рассказывают, что, задумавшись, он начинал напевать что-нибудь церковное. А протоирей Александр Киселев вспоминал, как Власов вызвался стать крестным отцом ребенка полковника Сахарова. – Я привык к тому, что крестные родители ничего не знают… – рассказывал отец Александр, – и принялся читать «Верую», как это делал обычно, чтобы Власов мог повторять слова следом за мною. Каково же было мое удивление, когда этот советский генерал от начала до конца самостоятельно пропел все «Верую».].

Отказ Власова от самоубийства не был трусостью, как полагают некоторые обвинители генерала. Подтверждением того, что это сознательный акт выбора, пусть и мучительного, но суженного тебе Пути, пройти который ты обязан до конца, служит поведение Власова в 1945 году. На этот раз никаких иллюзий по поводу собственной судьбы у него не могло быть. Власов знал и о неизбежных мучениях, и о столь же неизбежной предстоящей казни, но и, зная все наперед, самоубийством опять не воспользовался.

Такого выхода для него, как для православного человека, просто не существовало.

Повторяю, что нам ничего наверняка не известно об Андрее Андреевиче Власове с того момента, как, разбившись на мелкие группы, остатки 2-й Ударной армии начали самостоятельно выходить из окружения.

Повторим еще раз, что все сказанное здесь – предположение.

Мы лишь отсекаем то, чего не могло быть.

Занятие не слишком увлекательное, но в мифологизированной судьбе Власова – необходимое.