Текст книги "Листы дневника. Том 1"

Автор книги: Николай Рерих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 64 страниц)

Благоухание

Сады, переставшие благоухать. Так сказала на своей лекции в клубе американских женщин мисс Эйскаф.

Она говорила: "В древние времена китайские богачи и административные лица взращивали сады, чтобы создать у себя дома иллюзию природных холмов и полей провинции. Наслаждаясь этим отдыхом и переменой обстановки в черте города, они доставляли удовольствие также и своим женам. Особенно для китайских женщин, принужденных вести замкнутую жизнь, эти сады были украшением жизни. При устройстве садов китайцы стремились подойти возможно ближе к подражанию тем пейзажам, которые им нравились. Эти сады не занимали большого пространства. Китайцы слишком ценили землю как площадь, пригодную для земледелия. Но на сравнительно небольшом участке земли искусство китайских садовников позволило им создавать подлинные произведения искусства".

Как на пример мисс Эйскаф указывает на сад некоего Кан Эна, взращенный им в пределах Шанхая в 1577 году: "В этом саду были ручьи, пруды, холмы, бамбуковая роща, субтропические цветы, павильоны и долины".

Говоря о китаянках, докладчица также высказывает сожаление, что в настоящее время они так же изменились, как и старинные сады. Как ни странно, хотя китаянки теперь несравненно больше эмансипированы, чем в прежнее время, они тем не менее утеряли многое в том влиянии, которое они имели в жизни страны. Раньше, почти нигде не показываясь, ведя затворнический образ жизни, они все же умели оказывать нужное им воздействие на своих мужей.

Лекция мисс Эйскаф приобретает тем больший интерес, что докладчица является известной переводчицей древних китайских поэтов, занимая пост почетного библиотекаря Королевского Азиатского общества, замечает газета.

Когда однажды меня спросили, какая разница между Востоком и Западом, я сказал: "Лучшие розы Востока и Запада одинаково благоухают". Нам приходилось читать очень осудительные книги о разных странах. Каждое такое суждение вызывало отпор из страны осужденной. Появлялась новая, иногда очень спешно написанная книга, полная самых ужасных приговоров.

Один собиратель книг показывал в своем книгохранилище особую полку разноцветных книг, говоря: "Здесь собрание осуждений". Книги так и были подобраны в порядке отрицаний и осуждений.

Собиратель-философ очень ценно отметил в этой последовательности, насколько распространяется яд осудительного приговора. Хронологически рассматривая эти своеобразные накопления, можно было видеть и прогрессию злобной отравленности. В осуждениях своих авторы спешили погружаться лишь в отрицательные стороны. Допустим даже, что они не хотели намеренно лгать, но сделали лишь своеобразный словарь отрицаний. Подчас так их порицательные собирания напоминали того некоего шутливого критика, который из целого тома подсчитывал, сколько раз там было употреблено отрицательное "нет" и патетически заключал: "Разве может быть хорошей книга, в которой 700 раз сказано "нет"?"

Конечно, в своем осудительном настроении критик не пытался подсчитать, сколько раз в той же книге было сказано "да". Во всяком случае, когда вы видите целый отдел книгохранилища, составленный из взаимных отрицаний, то становится жутко. Ведь одни отрицания не утешительны, думается, что без произнесения панацей мы и не имели права осуждать.

В сложности жизни можно находить новые уродливости, и все-таки мы не в состоянии будем сказать какое-то общее осуждение. Автор "Доброй Земли" пытался противопоставить два как бы взаимоисключающих течения. Это уже не есть осуждение, но сопоставление. Вообще мы не должны говорить просто худо без того, чтобы сказать, что хорошо или как можно сделать хорошо.

В каждом саду бывают периоды, когда цветы не распустились и когда даже ни листьев, ни почек не видно, и садовник вас предупредит, что через три месяца вы бы уже и не узнали такого сада. Все расцветет, все распустится, все примет новые формы. Зимний рассказ о летних садах всегда будет носить особое словесное выражение. Зимою особенно мечтается о лете.

Также и о женском труде, о назначении женщин. Часто требуется от женщины все большего и большего ввиду того, что внутренне ей отводится значение особое. Сейчас повсюду говорится о равноправии женщины. Уже как-то старообразно звучит эта формула. Уже становилось невозможным вообще говорить о ней. А как же иначе, где же может быть недопускаемо равноправие? Иногда принято говорить о том, что бабушки знали что-то лучше своих внучек. И это сравнение будет совершенно условно. Лучшие розы одинаково прекрасны. Вот уже за окном зеленеют почки, вот уже покрываются вишни цветочным убором, и не может быть сад без благоухания.

Лишь бы был сад, лишь бы процвели пустыни, лишь бы вышли опять наружу животворные подземные реки. Сады будут благоухать.

19 Марта 1935 г.

Пекин

«Нерушимое»

Калган

Казалось бы, что писать о Калгане. Очень многим это место знакомо. Торговые люди, пушнинники и всяких местных продуктов, шерсти и кишок поставщики слишком хорошо знают эти места. Но для нас в Калгане было три обстоятельства, которые всегда хочется отметить.

Когда вы выезжаете за Великую Китайскую Стену, то сколько бы раз вы ее ни видели, всегда подымается особенное ощущение чего-то великого, таинственного в своем размахе. Только подумать, что за три века до нашей эры уже начала созидаться эта великая стена со всеми ее несчетными башнями, зубцами, живописными поворотами – как хребет великого дракона через все горные вершины. Невозможно понять сложную систему этих стен с их ответвлениями и необъясненными поворотами, но величие размаха этой стены поразит каждого путника, поразит каждый раз.

И второе обстоятельство для нас незабываемо. Ведь Калган даже и по значению своему – врата. Он и есть врата в милую нам Центральную Азию. Все горы и возвышенности, окружающие Калган, уже действительно средне-азиатские. Самый воздух этого плоскогорья уже тот самый, который доходит и до великих высот. Караван, выходящий за Калганские Стены, – ведь это тот самый средне-азиатский караван.

Нагромождение стен около калганской цитадели уже полно далеко ушедшими веками. Да, это несомненно врата в Центральную Азию, врата, знавшие славного Чингиса, свидетельствовавшие о великих движениях. И это обстоятельство для нас было милым.

Китайские власти никаких затруднений не делали. Наоборот, все визы были устроены без промедлений. Нам это особенно приятно, ибо является полною противоположностью тому, что когда-то мы претерпели в Хотане от дао-тая Ма. Не будем вспоминать о препятствиях, нам чинившихся, тем более, что, как говорят, он уже не жив. Но и тогда среди препятствий и задержек я повторял в моих книгах, что такое отношение мы не принимаем как отношение Китая. Везде и всюду могут быть отдельные неприятные личности. Теперешние встречи подтверждают мои соображения.

Стоим в гостеприимной американской миссии методистов. Глава миссии ¬старый швед Содербом делает для гостя остановку незабываемо радушной. И другой его сотрудник Дэй, молодой, откровенно сердечный готов поделиться добрым советом. Тут же и представитель генерала Хорвата, и привлекающий к себе сердечное расположение китаец Чжу.

Из окон миссии широко раскидывается Калган, а на взгорьях окружающих ¬опять толпятся старые сторожевые башни. Правда, клубится лессовая мелкая пыль, и уже нужно запасаться теплым. Но это пыльное облако пролетит. Вечером необыкновенно прозрачно лиловеют горы и ало пылают под заходящим солнцем песчаные склоны.

До трав еще далеко, а до семян еще дальше. И не близки еще монастыри с целительными записями, но врата уже пройдены. За воротами – бодрость.

Оказывается, и дальше найдутся и почтовые, и телеграфные возможности. Еще не знаем, где встретим наших бурят и монголов. Еще вдали убегает последняя ниточка поезда, но ворота уже пройдены.

* * *

«Ни один великий человек не пострадал столько, как Конфуций, от глупости, лжи, извращения, от отсутствия симпатии и благородства, а в особенности и от глубокого невежества его осудителей», – так говорит Л.Джайлс и продолжает:

"Конфуций был князем философов. Мудрейшим из мудрецов. Высоким моралистом, высокого и глубокого интеллекта, когда-либо появлявшегося на свете. Он был и государственный муж, и бард, и историк, и археолог. Его широкая объемлимость могла бы устыдить самых знаменитых древних и новейших философов".

Затем тот же автор справедливо указывает, что для вящей славы Конфуция послужили не годы его признанности, но, наоборот, время, в которое он подвергался особым нападкам, клевете и осуждению. Но сравнительно в недавнее время с великой фигуры Учителя была снята пыль веков. Итак,

даже этот, в конце концов, очень ясный и жизненный философ непременно должен был пройти через закалку клеветою.

Эти строки о Конфуций особенно вспомнились при проезде Великой Китайской Стены. Стена действительно великая, и философ – Учитель жизни тоже действительно великий. Разве не странно, что этот вестник мира должен был иметь всегда запряженную колесницу, будучи готовым бежать от нежданных преследований.

Только подумать, что именно Конфуцию в его время применялись названия шарлатана и лживца, а в лучшем случае его называли мечтателем и осуждали за неприменимость жизни. А этот мечтатель на вопрос о том, что такое небо, отвечал: "Как я могу судить о небе, когда я еще не знаю столько земных вещей". В конфуцианском словаре часто встречается выражение "джен", которое переводится или добродетелью, или доблестью. Так оно выражено в первых английских переводах. При этом сами исследователи не скрывают, что такое определение лишь относительно за неимением лучшего выражения. Для нас это понятие будет скорее словом "подвиг" во всем его высоко строительном значении.

Выходя за Великую Стену, хотелось подумать о чем-то великом, и мысль о великом мудреце Конфуции была особенно близка.

* * *

Построение Великой Стены обозначено замечательным сказанием. Для защиты государства был пущен белый конь, и там, где прошел этот светлый посланец, там через все хребты и была воздвигнута Великая Стена. Опять-таки белый конь.

21 Марта 1935 г.

Калган

«Врата в Будущее»

Великаны и карлики

"Телеграмма Рейтера из Бомбея сообщает, что индусская археологическая комиссия нечаянно обнаружила в районе Батнагара (княжество Барода) окаменелые останки невиданно маленького пигмея: рост этого взрослого человека при жизни не достигал 15 дюймов. По любопытному совпадению, в том же пласте рядом с окаменелым скелетом карлика найден окаменелый скелет столь же крошечной коровы, длина которой равняется 18 дюймам. Возле них лежат миниатюрные кремневые инструменты и тросточка длиною в 10 дюймов.

Подлинность находки не вызывает в ученых, открывших необыкновенные останки, никаких сомнений. Речь может идти лишь о том, что найдены останки не представителя карликового племени и карликовой породы коров, а случайные патологические экземпляры недоразвившихся существ.

В связи с находкой газеты вспоминают место из "Илиады", где говорится о существовании "народа крохотных людей, живущего в далеких южных землях". Легенда, на которую ссылался Гомер, повествовала как раз об Индии.

Самые мелкорослые племена, известные современной науке, живут в Центральной Африке. Доселе самыми маленькими считались пигмеи из бельгийского Конго, средний рост которых все же почти достигает четырех футов. Недавно испанские антропологи обнаружили в бывшей немецкой колонии Камерун карликовое племя, средний рост представителей которого немногим больше трех футов.

Ученым известно несколько уродов, рост которых был еще меньше. Но были лишь отдельные индивидуумы. Самыми крохотными людьми, известными теперь, считаются два карлика, выступающих в Европе и в Америке на открытой сцене. Каждый из них меньше двух футов ростом.

Английские ученые, узнав о находке в Барода, заявляют, что сообщение столь удивительно, что они его считают фантастическим.

Итак, для начала изысканий какие-то ученые сочли это известие фантастическим. Конечно, мало ли странных, неизвестно откуда почерпнутых известий появляется в печати. Но, в конце концов, почему принцип карликовых существ должен так противоречить всему сущему?

До сих пор мы видим и почти карликовые племена, и людей необыкновенно малого роста, о причине которого судить не приходится. Сплошь и рядом упоминается о том, что нынешние маленькие ящерицы являются потомками гигантских ящеров доисторических времен. Наряду с этими карликовыми породами, которые выражены и в растительном царстве, мы до сих пор встречаем настоящих великанов, далеко превышающих обычный человеческий рост. Помню в Монголии одного такого великана, обращавшего на себя всеобщее внимание. Значит, и преувеличенные размеры против нормального существуют. В конце концов, говоря о нормальных размерах, правильнее было бы сказать – средний размер.

Еще недавно в газетах сообщалось о какой-то ферме, где почему-то народились многие животные неестественного вида. Конечно, является странным, почему такие аномалии приурочиваются к одному месту. Не значит ли это, что, кроме внутренних условий, могут влиять и какие-то внешние обстоятельства? Во всяком случае, окажется ли объявленная находка в Индии подлинной, но известие о ней заставляет еще раз вспомнить все сказания о карликах. При этом весь нибельгейм [74]74
  Нибельгейм – загробный мир, мир подземных хранителей кладов в эпосе о Нибелунгах.


[Закрыть]не считался чем-то сверхъестественным.

Древнейший фольклор знал об этих племенах. Рассказы о мулу-курумбах в Южной Индии так же точно никого не удивляют, как и высокий рост тодов и гималайских пастухов, и гучжаров, так же, как и другие крайности, часто приурочены к определенным местностям и, во всяком случае, являют собою вовсе не сказку, а разнообразие действительности.

Сколько насмешек было по поводу пресловутого чудовища Лохнесса, и тем не менее все время оказываются новые свидетели, подтверждающие его существование. Наконец, и само море начало выбрасывать новые виды обитателей глубин. Кто-то заявил в газетах, что это были не чудовища, но новые виды. В конце концов, это просто игра слов, чтобы выразить нечто, дотоле неизвестное.

Каждое сведение о чудесном, иначе говоря – необычайном, действует особенно вдохновляюще. Каждое такое сведение усиливает уверенность в размерах еще неизведанного. Мужество порождается в каждых новых возможностях, и новая зоркость должна быть обострена каждым путником.

Вышедший искать карлика, может быть, найдет великана. Вышедший искать аэролит, может быть, найдет алмаз. Следящий за полетом бабочки, может быть, откроет новый вид растения. Поистине, зоркость должна быть обострена. Внимательно должны быть выслушаны сказания и песни, и должно быть подумано, почему люди выражают что-либо в тех, а не в иных словах.

От начальных дней школы следует вдохновлять молодые сердца к исканиям, открытиям и преуспеяниям. Esse, Scire, Velle! [75]75
  Существовать, знать, желать!


[Закрыть]

23 Марта 1935 г.

Калган

Публикуется впервые

Памятные дни

О днях знаменательных имеются разные мнения. Одни не хотят удержать их в памяти, считая уже в прошлом, но для других именно такими памятными днями держится под благодатными вехами прямой путь в будущее. Попробуйте спросить друзей, хотят ли они отбросить память о тех днях, которые навсегда стали и стражами, и вестниками.

Обращаясь к нашему памятному дню, разве не знаменательно, что одновременно он будет вспомянут и в Индии, и в Китае, и в Америке, и в Латвии, и во Франции, и в Югославии, и во многих странах, где имеются наши общества? Еще раз друзья, друг другу невидимые, почувствуют объединительное крепкое звено. Никогда, как теперь, не требуется так повелительно обращение ко всему объединяющему. Это не будет условностью, не будет суеверием, но будет сиять, как знамя утверждения дружбы и сотрудничества.

Сколько раз приходилось поминать о целительных следствиях мысленного единения. Люди не сразу овладевают тем, казалось бы, простейшим осознанием, что именно мысль творит. Еще совсем недавно пришлось слышать от человека, казалось бы, занятого духовными предметами, удивление о том, что мысль значительнее слова и действия. Он признался, что об этом ему никогда не пришлось подумать. Между тем именно занятие духовными предметами должно бы прежде всего навести мысль на это исконное соображение.

Именно в памятные объединительные дни еще раз вспомним, как прочно и доброкачественно объединит всех нас мысль, направленная к одному благу. Конечно, мы все уже достаточно знаем, насколько необходимо мысленно объединяться, насколько творяща мысль добра. Но в памятный день, ради которого мы и соединились в сотрудничестве, должна быть особенно четка мысль дружбы, сотрудничества и несломимого преуспеяния. И не будет самости в этой мысли, ибо не о себе зазвучит она, но об общем строении. И не будет ни малейшего сомнения в этой мысли, ибо никакого другого пути и нет в сознании блага. И не будет никакого раздражения в этой мысли, ибо все знают вред самоотравления. И будет в этой мысли торжественность, когда развертывается знамя с начертанием великим. Удержать в себе торжественность, не запылить ее рутиною каждодневности – будет признаком осознания служения. И сохранить бодрость духа будет качеством пути.

Все знают, как ценно твердое сознание о наличности хотя бы и невидимых, но верных друзей. За дальностью расстояний, конечно, подумают они в разные часы, но все же это будет в течение одного дня. Радостно представлять себе, как именно вспомнят памятный день в разных частях света. Наверно, вспомнят его цветами, вспомнят собраниями, задушевными беседами. А если кто и в одиночестве окажется к этому дню, то он окружит себя изображениями и светлыми воспоминаниями, и сияющими устремлениями.

Памятные дни в духовном и в государственном, и в семейном значении утверждают торжественность жизни. Люди омываются, приодеваются и телесно, и духовно, и каждый вносит в жизнь, ставшую обычной, луч особенный. Среди лучших мысленных посылок всегда будет сиять и мысль о мире всего мира. Все религии, все верования в своих выражениях запечатлевают это моление. Великими трудами и борениями слагается мир всего мира. И тем не менее каждое человеческое сердце отзвучит на этот светлый приказ.

И в наш памятный день вспомним и о мире всего мира. Сделаем в каждом доме нашем знак этого стремления. Пусть в каждом книгохранилище будет избранный отдел о мире. Пусть туда начнут накопляться книги и писания, относящиеся к этому великому молению. Если в каждом книгохранилище будет сиять надпись о мире всего мира, то тем самым этот клич повторится еще и еще во всех концах земли. О мире всего мира.

24 Марта 1935 г.

Калган

Публикуется впервые

За великой стеной

"В пути со своими учениками Конфуций увидел женщину, рыдавшую около могилы, и спросил о причине скорби. «Горе, – отвечала она, – мой свекор был убит здесь тигром, затем мой муж, а теперь и сын мой погибли тою же смертью». «Но почему вы не переселитесь отсюда?» «Здешнее правительство не жестоко».

"Вот видите, – воскликнул учитель, – запомните: плохое правительство хуже тигра".

"Какие основы хорошего Правительства? Почитай пять превосходных, изгони четыре мерзкие основы. Мудрый и хороший правитель добродетелен без расточительности; он возлагает обязанности, не доводя народ до ропота; желания его без превышения; он возвышен без гордости; он вдохновителен и не свиреп. Мерзости суть: жестокость, держащая народ в невежестве и карающая смертью. Притеснение, требующее немедленного исполнения дел, не объясненных предварительно. Нелепость, дающая неясные приказы, но требующая точного их исполнения. Препятствие производством в скупости правильного вознаграждения достойных людей".

"Познавать и прилагать в жизни изученное – разве это не истинное удовольствие? Прибытие друга из далекой страны – разве это не истинная радость?"

"Человек без сострадания в сердце – что общего он имеет с музыкой?"

"Благородный ни на мгновение не отступает с пути добродетели. В бурные времена и в часы напряжения он спешит по тому же пути".

"Человек знания радуется морем, человек добродетели радуется горами. Ибо беспокоен человек знания и спокоен человек добродетели".

"Человек духовно добродетельный, желая стать твердо, разовьет твердость и в окружающих. Желая быть просвещенным, он озаботится просвещением ближних. Чтобы сделать другим то, что он желает себе".

"Искренность и правда образуют желание культуры".

"Благородный человек выявляет лучшие стороны других и не подчеркивает дурных. Низкий поступает обратно".

"В частной жизни покажи самоуважение, в делах будь внимателен и заботлив, в действиях с другими будь честен и сознателен. Никогда, даже среди дикарей, не отступи от этих основ".

"Благородный тянется кверху, низкий устремляется вниз".

"Благородный человек не знает ни горя, ни страха. Отсутствие горя и страха – в этом знак благородства! Если в сердце своем он не найдет вины, чего горевать ему? Чего страшиться ему?"

"Сделай сознательность и правду ведущими началами и так иди творить обязанности о твоем ближнем. Это высокая добродетель".

"Смысл милосердия в том: не причиняй другим то, чего не желаешь себе".

"Благородный заботится о девяти основах. Видеть ясно. Слышать четко. Глядеть дружелюбно. Заботиться о низших. Быть сознательным в речи, быть честным в делах. В сомнении быть осторожным. В гневе думать о последствиях. При возможности успеха думать лишь об обязанности".

"Духовная добродетель заключается в пяти качествах: самоуважение, великодушие, искренность, честность и доброжелательство. Докажи самоуважение, и другие будут уважать тебя. Будь великодушен, и ты откроешь все сердца. Будь искренен, и поверят тебе. Будь честен и достигнешь великого. Будь доброжелательным и тем сообщишь и другим доброе желание".

"Благородный сперва ставит праведность и затем мужество. Храбрец без праведности – угроза государству".

"Отвечай справедливостью на несправедливость и добром на добро".

"Основа милосердия делает место привлекательным для житья".

"Благородный человек не имеет ни узких предрассудков, ни упрямой враждебности. Он идет путем Служения".

"Благородный прилежен в познании пути Служения, а низкий человек ¬лишь в делании денег".

"Мудрец медленно говорит, но быстро действует".

"Все люди рождаются добрыми".

"Смысл высокой добродетели. В жизни веди себя, как бы встречая высокого гостя. Управляя народом, веди себя как на торжественном священном Служении. Чего не желаешь себе, не причиняй другим. Как на людях, так и дома, не выражай злую волю".

"Кто грешит против неба, не может рассчитывать ни на чье заступничество".

"Можем выйти из дома лишь через дверь. Почему не пройти жизнь через врата добродетели?"

"Разве далека добродетель? Лишь покажи желание о ней, и вот она уже здесь".

"Чей ум уже испытан против медленно приникающего яда клеветы и острых стрел оговоров, тот может быть назван яснозрящим и дальнозорким".

"Вывести неподготовленных людей на битву – все равно, что выбросить их".

"Если человек всюду ненавидим или он повсюду любим, тогда необходимо ближайшее наблюдение".

"Ваши добрячки – воры добродетели".

"В 15 лет мой ум склонился над учением. В 30 лет я стоял прочно. В 40 лет я освободятся от разочарований. В 50 лет я понял законы Провидения. В 60 лет мои уши внимали Истине. В 70 лет я мог следовать указу моего сердца".

Итак, познавание, освобождение, понимание законов, внимание Истине ¬все привело к следованию указам сердца. Это кратчайшее и полнейшее жизнеописание кончается сердечною молитвою о путях праведных. И не пожалел великий философ о том, что была в запряжке колесница его. Кони взнузданные, готовые домчать до путей сердца, были уже благословением. Не к великим ли домам должна была нести колесница не изгнания, но достижения?

Княжеское освобождение от горя и страха, мощь Тао умостили путь прочный. "Бестронный король", – так называли Конфуция. Не он ли на колеснице шествует по Великой Стене в страже несменной?! Не его ли кони следуют по следам белого коня Великой Стены? Кто его видел? Кто уследил его всходы и спуски? Поверившее сердце за белым конем прошло стремнины и горы. Не предрешим ход коня.

Ко всем своим путям Конфуций мог прибавить еще одно заключение. Все враги, его гнавшие, были людьми темными и мерзкими. Имена их или стерлись, или остались в истории на черном листе. Значит, и в этом отношении праведность Конфуция и утверждена, и прославлена историей.

Только что сообщалось: "Работа по реставрации Мавзолея в Чуфу обсуждалась шантунгскими властями".

"Обширные работы по восстановлению Мавзолея Конфуция в Чуфу в Шантунге были решены в заседании в присутствии представителя Нанкинского Правительства. Провинциальные власти, кроме сотрудничества по восстановлению Мавзолея Конфуция, который находился много лет в небрежении, также избрали Комитет для восстановления Дня Конфуция повсеместно в Китае. Сообщается, что Центральное Правительство даст особые почести потомку великого мудреца".

Опять победа Конфуция. День, посвященный ему, будет днем Культуры.

Странно читать известие, где так скорбно и обычно говорится о том, что Мавзолей Конфуция в течение многих лет оставался в небрежении. Что это значит в течение многих лет? Какие именно потрясения и перемены заставили забыть даже о величайшей гордости Китая? Впрочем, это забытие лишь односторонне. Может быть, Мавзолей и был забыт, но память и заветы Конфуция продолжали жить, ибо Китай без Будды, Лаоцзы, Конфуция не будет Китаем.

Какие бы новые познания ни входили в жизнь, все же устои древней мудрости остаются незыблемы.

Монголы могут узнать много новых вещей, но имя Чингисхана и его наставления будут жить в сердцах народа, и само это имя произносится с особым вниманием. Так же точно, как когда-то мы писали о звучании народов, так и памятные имена и места все же жить будут.

Конечно, надо предполагать, что Мавзолей Конфуция уже не может опять впасть в небрежение, ибо страна в своем развитии все глубже и выше будет беречь всегда живые заветы мудрого. И действительно, какой бы вышесказанный завет ни вспомнить, он одинаково будет касаться и к нашему времени.

Лишь в очень отсталых умах не будет понятна разница между отжившим и вечным. Пусть и до сих пор лучшие заповеди не исполняются – это не значит, что они не должны были быть даны, а сейчас повторены. Уже чего проще: "Не убий", "Не лги", "Не укради", а каждый день и эти повелительные Заветы не исполняются. Что же?

Отставить ли их за неприменимостью? Или продолжать настаивать? Впадать ли в одичание или настойчиво выплывать на гребень волны? В наставлениях Конфуция нет безвыходного осуждения. Как и все благие наставления сказаны им близко к жизни. Если он отставляет что-либо, то только для того, чтобы выдвинуть нечто лучшее и более полезное. Подчас наставления Конфуция обсуждались несправедливо, и им приписывался смысл, явно не относящийся к их содержанию. Это значит, что кто-то подходил к рассмотрению его заветов с какой-то предубежденностью.

Но рассматривая большого человека, неуместна ни предубежденность, ни преувеличенность. Пусть будут приняты во внимание действия и слова в их полном значении. Конечно, говоря о последнем значении, мы не должны забывать, что во всех языках, а в том числе и в китайском, и в санскрите, есть свои непереводимые выражения, которые можно понять и изложить, лишь вполне освоившись как с языком, так и с устоями местной жизни. Сколько бедствий произошло из-за переводов, из-за толкований!

Всякие злотолкования и умышленные извращения – ведь они должны быть судимы как умышленные преступления против чужой собственности! Иногда же эти умышленные извращения равны покушению на убийство. Из жизнеописания Конфуция не видно, чтобы он впадал в отчаяние или страх.

То, что он был вынужден держать колесницу наготове, обозначает лишь его предусмотрительность для вящей полезности будущих действий.

"Я молиться уже начал давно", – так отвечал Конфуций при одном важном обстоятельстве. Неоднократно в жизнеописаниях Конфуция употребляется выражение, что жизнь его была непрестанной молитвой. Торжественно он переплывал океан. Потому-то, оборачиваясь на Великую Стену, мы опять вспоминаем Конфуция как признак Китая. Мы уверены, что предположенный день Конфуция выльется в настоящее торжество Культуры.

29 Марта 1935 г.

Цаган Куре

«Врата в Будущее»