355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Сладков » Подводная газета » Текст книги (страница 6)
Подводная газета
  • Текст добавлен: 6 апреля 2017, 06:00

Текст книги "Подводная газета"


Автор книги: Николай Сладков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Живые, чёрные, хвостиками виляют. Так и юлят на песке.

Я скорее ужа к воде: трясу над водой. Булькают головастики – и в воду и как ни в чём не бывало расплываются по сторонам!

Вытряс я из ужа всех головастиков и самого забросил в озеро. Как-никак мой коллега – тоже подводный охотник!

Дедка и бабка

Жили-были Дедка с Бабкой. Не в тридевятом царстве, не в тридесятом государстве, а у нас в синем озере.

Жили – не тужили.

С головы до пят волосатые. Во лбу глазища, над губой усища. Не идут – ползут на шести ногах. И едят не кашу с молоком, а червяков да головастиков.

Думаете, выдумка? Как бы не так!

Дедка и Бабка – стрекозиные личинки.

А почему их так называют, – никому не известно.

Называют, и всё тут.

И ничего не попишешь!

Жильцы бодяги

Бодяга – это губка. Похожа она на мясистый гребень петуха, но только зелёного цвета.

Растут эти гребешки на затонувших корягах. Бывает, всё затонувшее дерево облеплено ими.

Внутри этих губок поселяются красные личинки комара. Очень для них удобно: еды внутри сколько хочешь, а от чужого глаза скрыты. Никто бодягу не ест: в ней ни вкуса, ни питательности. И запах – как у тухлой рыбы.

Линь

Пескарь по песчаному дну ползает. Голавль – головатый. Краснопёрка – с красными плавничками-пёрышками. Ну, а вьюн – и взаправду вьюн.

И всем понятно, почему их так называют.

А вот почему линь – линь? Верховка – понятно, колюшка – ясно, усач – проще простого. А что такое линь?

Но не зря говорят, что лучше раз увидеть, чем десять раз услышать. Как увидел линя, всё сразу понял. Постучал он по земле жирным хвостом и прямо на глазах стал... линять!

Был в воде как из бронзы литой, стал на берегу как мокрая промокашка. Весь в подтёках и пятнах. Слизь на нём затвердела, зашелушилась, стала лохмотьями отпадать.

Облез линь. Полинял линь.

Потому он и линь!

ИЮЛЬ

Самая тёплая вода в году. Самые густые подводные заросли. Тина, как зелёный туман, обволакивает дно, коряги и камни. Время "цветения" воды. Время "ешь – не хочу"!

Славно в июле в больших водоёмах, а в мелких, закрытых, душновато. Особенно по ночам, когда все зелёные подводные дебри начинают "глотать" кислород.

Июль – разгар подводной охоты и фотографии. Наконец-то можно просидеть в воде час и два, не влезая в тесный гидрокостюм! Жаль только, что вода местами мутнеет – "цветёт".

В глубине

Мы привыкли, что все события на земле сопровождает шум. А вот под водой все события беззвучны: там всё – как в немом кино.

Плыву я и вижу: высунулись из-под коряги две небесно-голубые рачьи клешни. Я вижу, и окуни их видят. Золотые искорки вспыхнули в их круглых глазах, затрепетали красные плавнички, зашевелились белые губы. Два окуня опустились вниз и – раз! – вытащили из-под коряги линючего рака. Два! – и рак без клешней, как перо синей птицы, покачиваясь, опустился на дно. А окуни с голубыми клешнями во рту скрылись в траве.

Плыву вдоль обрывистого берега, изрытого норами. Это рачий жилой "небоскрёб". Во всех окошках любопытные рачьи глаза. Вот уж у кого глаза от любопытства на лоб лезут! Шевелятся усы, шевелятся клешни, шевелятся глаза на стебельках – как трава на ветру. Раки смотрят на меня и, кажется, шепчутся. О чём шепчутся раки?

Может, о плотвичках-гимнастках? Есть в озере такие плотвички. Плывут как ни в чём не бывало, носик вперёд, хвостик назад, да вдруг – хоп! – и повиснут вниз головой. Потом опять – хоп! – и встанут на хвостик. Постоят, кто на голове, кто на хвосте, и дальше плывут. Опять как надо плывут: носик вперёд, хвостик назад. Чаще всего физкультурничают молодые плотвички: балуются, наверное.

А раз напал на плотвиц окунь. Плотвицы, как искры, стрельнули вверх, вбок и вниз: спасайся, как можешь! Одна с разгона даже на бережок выпрыгнула. А окунь замер у берега, как собака на стойке, глаза горят, и плавнички трепещут.

Плотвица на песке изогнулась дугой, подскочила, плюхнулась в воду и... прямо окуню в рот!

Всё видят из нор своих раки, все подводные события происходят у них на глазах. Может, потому они и шепчутся? Колышутся длинные усы, трётся клешня о клешню, шевелятся глаза на стебельках. И всё шепчутся, шепчутся, шепчутся...

Подводная птица

Среди переливчатых эллипсов, кругов и овалов на живом водяном "потолке" дрогнуло тёмное пятнышко и понеслось на меня. Мы встретились нос в нос – подводная птица и человек.

Птица летела, как сверкающая ракета. Но она не махала крыльями. Крылья её плотно прижаты, зато лапки у коротенького хвоста мельтешат, как два чёрных пропеллера. И вся она – как блестящий кулёк из целлофана.

Я раздвинул головой извивающиеся ореолы, вдохнул свежего воздуха и понёсся вдогон.

Подводная птица чуть просматривалась впереди, как солнце при полном затмении: тёмное пятно в полыхающем ореоле. И вдруг от пятна оторвался комочек света и пробкой взвился вверх! А потом оторвался второй и тоже, светясь и переливаясь, взлетел на "небо". Птица на глазах распадалась на части!

Птица эта – чомга – непревзойдённый ныряльщик. Увидев меня под собой, она взволновалась, и чомгята привычно вскочили к ней на спину и забились в перо. Чомга нырнула вместе с детьми. Но чомгята на спине не удержались. То ли водой их смывало, то ли просто дышать стало нечем, только стали они, как воздушные пузырьки, отрываться и взлетать наверх!

Наверху они стали вертеться, отыскивая глазёнками мать. Сперва приняли за мать мою голову, когда я вынырнул. Но скоро во всём разобрались и быстро поплыли к тростникам, где их мать-подводница покачивалась на волне, как чёрный поплавок.

Синий луч

В пронизанной светом воде всё как в тумане: неясно, расплывчато, зыбко, и когда вплываешь со света в береговую тень, то кажется, что лезешь в пещеру. Всё вдруг потемнеет и насторожится. Но, странное дело, всё станет чётким и хорошо различимым. Отдельные водоросли, коряги, камни как-то обособятся и выступят вперёд. Так бывает в подсвеченном сбоку аквариуме: тени непроглядные, блики – ослепительны, а зелёные стебли и листья – как светящиеся кораллы.

И ещё тут удивительные синие лучики. Острые, как ножи: кажется, щёлкни пальцем – зазвенят!

Подставишь ладонь – и на ладони золотой пятачок. Яркий, раскалённый: вот-вот зашипит и обожжёт.

Осторожно пробираюсь меж синих лучей, как сквозь заросли длинных сосулек. И то я полосатый от них, как тигр, то пятнистый, как леопард.

Впереди ещё один луч, но совсем особый. Яркие вспышки вокруг как ночная пальба, как мельканье летучих светляков. Это стремительные плотвицы, вылетая из темноты, пронзают солнечный луч и взрываются в нём праздничными ракетами! Словно бенгальский огонь: искросыпительно и ослепительно.

А я плыву и смотрю, смотрю и плыву.

Пастухи

Густые стаи мальков подошли к песчаному пляжу. У берега светло, тепло, и лёгкая волна взмучивает песок. Мальки копошатся в мути, как поросятки. "Поросят" пасут хищные окуни и щучки. Тут и там мелькают их тёмные тела; тут и там мальки в ужасе выскакивают из воды. Некуда малькам податься; впереди берег, позади и с боков – "пастухи". От страха стали на песок выпрыгивать. А на песке две трясогузки – тоненькие, грациозные, ловкие! Подкатывают к малькам, как на колёсиках, хватают тонким клювиком и... глотают!

Пришлось разогнать пастухов на берегу и в воде.

Когда лучше ловить сазана?

Пароход белого цвета. На нём одна каюта, две трубы и три мачты. Спрашивается: сколько лет капитану?

Знаете эту задачу?

Вот вам вторая. Сазан за лето прибавил в весе один килограмм. В мае и сентябре он прибавлял по сто граммов, в июне – двести, а в июле и августе – по триста. Спрашивается: когда лучше ловить сазана?

Задача про капитана – шутка, задача про сазана – всерьёз. Когда лучше ловить? Тогда, когда сазан лучше всего клюёт. А когда он лучше клюёт? Да тогда, когда у него аппетит, когда он больше ест и больше прибавляет в весе.

Вот и выходит, что ловить сазанов лучше всего в июле и августе!

Зелёный туман

Дно в озере серое, илистое, пустынное. Глазу не за что зацепиться: ровно, рыхло, пусто...

Где мелко, там дробится солнечная рябь, пляшут солнечные подводные зайчики. Где глубоко, – тянутся жёлтые ленты, колышутся нехотя, как на ленивом ветру.

Я плыву над затонувшими плахами, полосатыми, словно зебры.

Но вдруг ровная серо-зелёная дымка впереди начинает будто бы шевелиться. Зелёный туман надвигается, как гряда облаков: обступает, заволакивает всё вокруг. Неясные расплывчатые пятна: чуть зеленоватые, чуть желтоватые, красно-серые. Неуловимые, без формы, без конца и начала, неощутимые, заволокли дно вязкой мглой. Уже не видно рыхлого, как вата, ила, исчезли солнечные зайчики и полосатые коряги – всё растворилось в этом мутном киселе.

Я протягиваю руки вперед, шевелю пальцами, но ничего не чувствую. А по лицу вдруг протянулось что-то тягучее и липкое, как паутина... И вот уже по всему телу тянутся липкие ленты; я путаюсь в них, растягиваю, рву, отталкиваю, отбрасываю, а паутина всё больше и больше укутывает в свою мокрую, слизкую, зелёную марлю. Теперь я вижу её уже не в воде, а на своём теле; она тянется, щекочет, рвётся, медленно тонет, медленно всплывает, обволакивает маску, опутывает руки и ноги. Она со всех сторон – вязкая, густая, как дым, как туман, как облака, как тонкие и длинные инти шёлка...

Бешено бью ногами и загребаю руками; вокруг клокочут рои пузырей.

Вырвался! Опять вижу дно и полосатые брёвна – теперь они мне уже не кажутся скучными.

Зелёное облако далеко позади. Это тонкая шелковистая тина. Клочья её, как вымпелы, колышутся на стеблях тростника. Изогнутыми мутными лентами тянутся по дну. Там зелёный столб – как закрученный смерч, а тут вот арка – как серая радуга.

Окуньки и плотички обходят тину стороной: в ней запутываются даже пузыри болотного газа! Запутываются, скапливаются и приподнимают тину от дна жёлто-зелёными холмами. И в вершине каждого холма светится воздушный шар – как белая вершина снежной горы.

Я протыкаю вершины гарпуном: зелёные холмы взрываются как вулканы, в "небо" летят белые воздушные бомбы, а сам холм, поёживаясь и покачиваясь, распрямляется и ложится на дно...

Ночной невидимка

Загадочные дела творились на озере. Что ни ночь – вся рыба в озере поднималась вверх. Круги, всплески, бороздки. Будто страшно было рыбе оставаться ночью на дне.

Особенно кипела вода под утро. Рыбы в ужасе выскакивали тут и там. Кто-то настойчиво и беспощадно преследовал их в воде. К утру вдоль всего берега белели брюшки дохлых рыб.

Лето нынче сухое, жаркое, мы несколько ночей провели на берегу. И каждую ночь кто-то упорно гонял в озере рыбу. А кто – мы не увидели.

А зверь, наверное, не малый, даже большая рыба от страха дохла!

Валя Н. и Костя Ж.

От редакции. Имя этому свирепому ночному невидимке – летний замор. В жаркие тихие летние дни вода не перемешивается ветром и в неё мало проникает кислорода. Но особенно мало становится его по ночам, когда не только рыбы, но и все растения в воде дышат кислородом. Вот тогда-то рыба и начинает задыхаться, всплывает вверх, выскакивает из воды и даже дохнет. Счастливы те, кто доживёт до утра. Все водяные растения, как только поднимется солнце, начинают поглощать углекислый газ из воды и выделять в воду живительный кислород. Рыбам сразу становится легче, и они уходят в глубину.

Летние заморы случаются редко, но всё же случаются.

Голубое пятно

Голубые пятна на карте – это озёра. А белые пятна – это неисследованные места, где ещё не ступала нога человека. И как часто голубые озёра – это и белые пятна: лишь в немногих из них человек опускался на дно.

Что вокруг озера – видно, а что внутри – нет. Смотришь в воду, а видишь облака, деревья, пролетающих птиц. Видишь то, чего там нет, а что есть – не видишь. Пока не опустишься в глубину. А там, в глубине, всё совсем не так, как на берегу. Наверху, по берегам, растут привычные кусты, а внизу, под водой, вон какие кусты – подводные.

В подводных кустах живут не птицы, а рыбы. Окуни присаживаются на коряги: животом вдоль сучка, как птицы-козодои.

Наверху, по берегу, бродят звери, а внизу, по дну, никто не ходит. Разве что рак проползёт.

Наверху листья кувшинок широкие, как ладошки, а под водой они свёрнуты в зелёные кульки. Растут на дне губки-бодяги – таких никогда не увидишь на земле.

А вот голубую стрекозу-лютку, ту, что всегда кружится у воды, можно встретить и под водой. Там она несёт яйца.

Сверху в воде отражаются облака и деревья, а снизу, в подводном небе, отражаются рыбы, – если поднимутся к самой поверхности. Как в зеркале отражаются, – если, конечно, зеркало это гладкое и не изломано ветром.

Опускаясь под воду, всё оставь на берегу: одежду, оружие, даже свои земные привычки. Но захвати свою любознательность и терпение. Они нужны везде. Без них – как без рук и глаз. Без них весь мир был бы до сих пор сплошным белым пятном.

Цветы под водой

Запрудили луговой ручеёк. За одну ночь вода в ручье поднялась и затопила лощинку. Утром увидели, как в прозрачной воде, словно под стеклом, росли и покачивались цветы! Белые ромашки, синие колокольчики, красные гвоздички. Они чуть колыхались на течении, как на ветру. А над ними, как бабочки, порхали рыбки.

Каждый день видели мы и этот ручей, и лощину, и эти цветы. И вот поди ж ты: стоим и пялим глаза, как в первый раз!

Ещё бы: ведь цветы никогда не цветут под водой. А где вы видели, чтоб над цветами порхали не бабочки, а шустрые рыбки?!

Всё-таки человек не рыба!

Когда долго плаваешь под водой и потом выберешься на берег, – до того ж хорошо вокруг пахнет, до того ж хорошо вокруг всё шумит! Это, наверное, потому, что под водой нос и уши бездействуют, работают там одни глаза. Смотришь во все глаза, и до того они устают, что долго ещё, как выберешься на землю, всё видится сквозь какую-то зелёную глубинную дымку.

А может, всё проще, может, так обрадуешься своему родному привычному миру, что всё тебе кажется таким милым, ароматным и звучным?

Опасная вода

Опасная вода – это силосная вода. Та, что вытекает из силосных ям. Я сам видел, что может она натворить. Раз попала силосная вода в пруд: сразу вода в пруду стала тухлой. Ни пить её, ни умыться ею, ни купаться в ней – близко не подойти!

Сдохли в воде все жуки и личинки, а потом и рыбы всплыли вверх брюхом. Тут стали воду отводить в сторону, вывозить на поля. Спохватились, да поздно!

Окунь-урод

Я охотился под водой озера Городно.

Удалось подстрелить несколько окуней и плотвиц. Когда вышел на берег, то увидел, что один из окуней необычный: спинной колючий плавник у него вдвое короче, а перед ним, из горба, торчит какой-то подвижный шип, похожий на острый птичий коготь.

Володя П.

От редакции. Уродства у взрослых рыб встречаются не часто. Чаще всего встречаются рыбы с головой, похожей на голову тупоносого мопса. Их так и называют: мопсовидные. Попадались даже мопсовидные щуки. Причины рыбьих уродств мало известны. Наблюдения подводников за рыбамн-уродами очень нужны.

Волк-рыболов

В сказке волк ловил рыбу, опустив в прорубь хвост. Мне довелось встретить волка похитрей: он ловил рыбу сеткой! И не в сказке, не во сне, а наяву.

Рано утром плыл я по реке, высматривая под водой рыбу. Речка была извилистой, и я часто поднимал над водой голову, чтобы осмотреться. Подплыв к повороту, я высунулся из воды и увидал на берегу волка! Волк стоял в тихой воде и, окуная морду, что-то хватал зубами. Что это волк, я догадался сразу: было в нём что-то такое дикое, звериное, чего не бывает ни у одной собаки. Почуяв меня, зверь быстро поднял голову и мгновенно скрылся в кустах. Выждав, я подплыл к месту, где волк окунал морду. Тут какой-то браконьер поставил сеть-путанку, а волк выдирал из неё рыбу! Часть сети выволок на берег, – в ней остались одни рыбьи головы. Получилось, что вор вора обокрал!

ОЗОРНИКИ

Рыбаки направили меня к тростникам.

– У тростников окунёвый жор, – говорили они. – Окуни там – кипят!

По-нашему, по-земному, это значит – озорничают. Плещутся, высовывают из воды спины, бьют хвостом. Охотятся на мальков.

Я все тростники исплавал – нет окуней! Сколько ни вглядывался – только серое дно, махровые тростники, зелёная дымка...

Стал я замерзать.

А когда в воде замёрзнешь, то дышать начинаешь так, будто подсмеиваешься над кем-то. Рыбаки на берегу только руками разводят: посинел весь, а ещё хихикает!

Но мне не до смеха.

Распластался я на воде, как лягуха, свесил ноги и руки вниз. От холода хихикаю. И вдруг вижу: выплывают из-под самых моих ластов окуни – целая стая! Полосатые, зелёные, головастые. На белых грудках плавнички, как красные бабочки.

Выплыли и остановились, уставились наглыми золотыми глазами. На горбах колючки веером: то сложат колючий веер, то развернут.

Я их в тростниках ищу, замерзаю, а они позади тайком плавают! Разглядывают: что за чудо-юдо хихикает?

Заругаешься тут! Вполголоса, конечно, а то ведь захлебнуться недолго!

Любопытные эти окуни!

Знал я одну полянку на дне. На полянке лежала утонувшая газета. Когда ни заплыву – на полянке окуни. Толстые головы вниз, носами в газету уткнулись, губами белыми шевелят – будто газету по складам читают.

Я фыркнул в трубку – грамотеи в кусты!

Нырнул я на дно – посмотреть, что в газете написано, – да ластом дно задел; газета колыхнулась и... рассыпалась на буквочки!..

Любят окуни озорничать. Один так плотвичку пугнул, что та как прыгнет – и угодила прямо в чёлн к рыбаку! Я его ластом поддал – он отскочил и встал у меня под самым животом. Да ещё и ощетинился – того и гляди, голый живот колючками проткнёт!

Зато уж разглядывай окуней сколько хочешь.

Разглядел я одного безгубого. Видно, червяка с крючка стаскивал и губу свою на крючке оставил. Знал одного одноглазого. При встрече даже здоровался с ним. Промычу, бывало, в трубку: "Здорово, кривой!" Окунь сразу ко мне целым глазом повернётся, белыми губами зашевелит. Наверное, рыбаков ругает, что они ему глаз вырвали.

Я к нему – он от меня. И всё ругается. Вот вырвиглаз! Схватить бы ругателя за жабры, да руки-то под водой коротки!

Много разной рыбы кипит у тростников. Но самые красивые, самые смелые – окуни.

А уж озорники – беда!

Домики на ножках

Заплыл я в дремучий подводный лес. И вижу: стоит на полянке домик на ножках. Рядом – ещё домики. Каждый построен по-особому, но все на ножках.

Один слеплен из разноцветных камешков – красных, белых, зелёных. Другой – из ярких надкрылий жуков. Третий – из маленьких перламутровых раковин. Есть из еловых хвоинок, из палочек и травинок.

Целый подводный городок!

Над городком зелёный рассвет. Чёрный клоп-гладыш набрал под надкрылья воздух и пролетел над городком, как блестящий самолёт. Как ракета, толчками качая воду, промчалась личинка стрекозы.

Проснулся городок. Нет, не высыпали на его улицы весёлой гурьбой обитатели домиков. Проснулись, сдвинулись с места и зашагали... сами дома!

Зашагал домик из разноцветных камешков. Пополз перламутровый дом. Домик из хвоинок засеменил, как рассерженный колючий ёж. Быстро бежит на шести-то ногах!

Но живёт в домике не баба-яга, а шитик – личинка ручейника. Куда шитик ни пойдёт – домик на себе несёт. Где еды много – остановится, поживёт немного. Другие домики подойдут – опять целый городок.

Подрастёт шитик, тесен домик станет, – пристройку сделает. Скрепляет песчинки или хвоинки паутиной и внутри паутиной же выстилает.

И происходит в домике чудо: подводный червяк превращается в надводную бабочку. У червяка вырастают крылья! Прямо как в сказке. Да другого и быть не может: домик-то не простой, а на ножках. Сказочный домик!

Задом наперёд

Я охотился на рыб в пруду, добыл несколько окуней, плотвиц и одного карася. Сперва я не обратил на него внимания: карась как карась. Но когда дома стал чистить, то даже ахнул. Я держал карася за хвост и скрёб ножом, как и положено, к голове, против чешуи. Но нож скользил словно бы по стеклу! Оказалось, что у этого карася чешуя на боках была направлена не от головы к хвосту, а, наоборот, от хвоста к голове!

Переселенцы

У нас после разлива Волги остаётся много мелких луж, озерков и прудиков. В них живут раки. Но летом многие озерки сильно мелеют. И мне посчастливилось увидеть, как спасаются раки из обмелевшего озерка. Было это ночью. Я заночевал на перемычке между двумя озёрами: мелким и глубоким. Было тепло, но так одолевали комары, что уснуть я не мог. И слышу сквозь дремоту какой-то шорох. Встал, зажёг фонарик: по перемычке из мелкого озера в глубокое медленно ползла колонна мокрых раков! Голова колонны уже достигла глубокого озера, а из мелкого всё лезли и лезли новые раки.

Они были похожи на гигантских муравьев, ползущих по своей муравьиной дорожке.

Раки ползли почти всю ночь. Утром я увидел, что они протоптали в траве хорошо заметную тропинку. Вот уж действительно "там, на неведомых дорожках, следы невиданных зверей"!

Белые раки

Есть у нас раки, которые всю жизнь голубые или красные. Они так и называются: "голубые раки", "красные раки". И если их сварить, они такими же и остаются.

Есть ещё белые раки. Есть раки сухопалые и широкопалые. Раков у нас разных много, а знаем мы их плохо. Даже думаем, что они всегда пятятся задом. А они, как и все, ползают головой вперёд, а задом пятятся по дну редко.

Утонувшие кувшинки

Утонули вдруг в озере все кувшинки, стрелолисты и плавучие листья водяной гречишки.

Уж на что были плавучие: окунёшь, а они, как пробка, наверх! На листья гречишки я лягушат сажал – сидели, как на плотах. На листья кувшинок банку с червяками ставил – держали!

А тут вдруг сами все утонули. И все заросшие травой заливы, где и на челне было не протолкнуться, стали чистыми и гладкими, как стёклышко.

И всё потому, что вода в озере разом от дождей прибыла.

Прибыла быстрей, чем росла водяная трава.

И вот я плыву по чистому плёсу, и вся трава подо мной, в глубине. Плоские личики кувшинок запрокинуты вверх; узкие листья гречишки– как воздетые вверх руки; и какие-то тонкие зелёные нити – как вставшие дыбом волосы. Вверх, к свету, к солнцу, на свежий воздух, к теплу!

Я плыву над ними, утонувшими, как совсем недавно летали над ними стрекозы и птицы...

Травяное наводнение

Случилось наводнение, вода вышла из берегов!

Но не потому, что прошли дожди. Не потому, что ветры нагнали воду. А потому, что в озерке небывало разрослись водяные травы. Когда в маленькую вазу ставят слишком большой букет, – вода выливается через край.

Так и тут: травы и водоросли так загустели, что вытеснили воду. Вода поднялась и затопила пологий бережок. Наводнение, настоящее наводнение!

Только особое: травяное.

Странные голоса

Большой прудовик, когда набирает воздух в свою воронку под раковиной, делает вот так: "Уп!" Когда слышишь этот звук в пруду, то думаешь, что просто лопнул болотный пузырёк. И других звуков от улитки не ждёшь.

Но однажды на осохшего прудовика напали муравьи. Он втянулся в свою раковину, стал пускать пузыри и... жалобно запищал! И для уха писк этот был таким неожиданным, что кто-то поднял прудовика и скорей бросил в воду.

Подлещики, плавая в ведёрке с водой, высовывают из воды носы и чмокают губами.

Плотички, когда их снимаешь с крючка, иногда чирикают как птенцы: "Чжж! Чжж!" Ещё это похоже – когда коленчатый стебелёк растягиваешь в суставе.

Когда слышишь эти неожиданные звуки, становится как-то не по себе. Будто немой хочет тебе что-то сказать и не может. И ты о чём-то догадываешься, но делаешь вид, что будто бы не понимаешь...

Щучья школа

Долго плавал я не ныряя, и солнце так накалило гидрокостюм на спине, что плечам стало жарко. Тогда я, как тюлень ластом, брызнул рукой на спину. И сейчас же все плотицы, что кружили вокруг, метнулись в разные стороны. Так и стрельнули врассыпную! Плеск, всплеск – и нет ни одной!

"Так, – догадываюсь я. – Мой всплеск взрослые плотицы приняли за "бой" щуки!"

Тогда я заплываю в облачко плотвичных мальков и нарочно начинаю плескаться "под щуку". Но тут никто меня не боится.

"Так, – догадываюсь я. – Мальки ещё не знают, что такое щука! Они ещё не прошли щучьей школы, они ещё дошкольники. Они ещё не умеют бояться. Страх для них – дело наживное".

Отхожие промыслы

После дождей на дорогах и в канавах вода. А в воде прямо кишит всякая живность! Да ещё сверху нападали мотыльки, бабочки. комары и жучишки. Неизвестно уж как, но проведали про богатую добычу жуки-плавунцы. Стали вылетать по ночам из рек и озёр – пустились в отхожие промыслы.

Хоть плавунец и подводный жук, но он и в воздухе молодец. Мчится над тёмной землёй и высматривает, где лужи блестят. С лёту ныряет в них. Правда, бывает, спутает лужу с освещённым окном да так брякнется в стекло, что все вздрогнут. А ему хоть бы что: бока крепкие. Зато уж если доберётся до лужи – попирует на славу. Все синяки и шишки залечит.

Рыбки в клетке

Однажды, нырнув особенно глубоко, я вдруг увидел на дне железную клетку, похожую на птичью!

Я подплыл ближе: в клетке были рыбки!

Я подхватил клетку и вынырнул из воды. На берегу разглядел находку. Клетка оказалась рыболовным садком, дверца садка закрыта на защёлку. В садке пять ершей.

Кто их запер и зачем опустил на дно?

Ершей я выкинул в воду, а садок забрал в деревню. Там и нашёлся его хозяин – дед Степан. Оказалось, что этот садок он потерял ещё в прошлом году! Наловил живцов-ершей, посадил их в садок, привязал садок на бечёвку и опустил с лодки за борт. Но бечёвка перетёрлась, и садок вместе с ершами утонул. Так и просидели ерши в клетке под водой целый год!

Как они жили взаперти и чем питались – неизвестно.

Рыбы и наводнение

Прогремели грозы, и в реке началось наводнение. Вода с рёвом хлынула из русла на плоские берега. Вместе с водой на затопленные берега устремилась и рыба. То и дело слышались громкие всплески. В иных мелких заливах вода бурлила и кипела от взбудораженных рыб. Но не спасения от стремительного и мутного потока искали рыбы на мелководье – рыбы паслись. Они хватали вымытых из земли червей, всплывших личинок и насекомых. Пир во время беды!

А скоро на шум явились и щуки: всплески стали ещё яростней.

Так рыбы пировали на берегу, пока не схлынула вода.

Таинственные знаки

Летом то и дело видишь на водяных листьях и стеблях непонятные, таинственные знаки.

Это нерасшифрованные письмена обитателей воды, неразгаданные иероглифы. С лупой в руках, как настоящий сыщик, вглядывался я в эти "подписи" и "надписи" – и кое-что разузнал.

Вот такие "письмена" оставляет на листьях кувшинки гусеница бабочки-огнёвки.

А это «росписи» ползучей мшанки на листе.

Это «многоточие» на нижней стороне листика элодеи поставил красный водяной клещик.

Это его "гнездо" с яичками.

А это «строчки» стрекозы-дедки, тоже на исподе листа.

Эти «подписи» сделала на нижней стороне листа кувшинки стрекоза-стрелка. Тут она отложила яички.

Это «знаки» стрекозы-коромысла на телорезе.

Ещё «многоточие», но не на листе, а на стебле. Тут «расписался» – отложил яички – клоп-водомерка.

А вот всякими вопросительными и восклицательными знаками, точками и запятыми разукрашены почти все листья кувшинок. А чьих это «рук» дело, я до сих пор не разгадал.

Посылка

Однажды на берегу чудесного озерка заночевали неряхи. После их ухода осталась на берегу груда хлама: пустые жестянки, битые бутылки, грязная бумага, старые носки, окурки, тряпки и другая дрянь. И мятый конверт с их адресом.

Другие туристы, настоящие любители природы, не поленились, собрали весь хлам в кучу, упаковали его в посылочный ящик и отправили посылку по адресу. И вложили записку: "Если чешутся руки, разбросайте этот мусор у себя в комнате".

Заслуженная щука

Называлось озеро – Щучье. Не потому, что было в нём много щук. А потому, что жила в Щучьем озере такая щука, каких больше нигде не было. Особая щука, заслуженная.

И не то чтоб уж очень была велика. Но была она неуловима. Блесны хватала, на тройники засекалась, но вытащить её никому не удалось. То в корягах леску запутывала, то зубами ухитрялась перехватить.

А какие мастера подкидывали ей блесны! И свои и приезжие. А результат один: обрыв.

Скоро свои от неё отступились: блесен жалко. Но приезжие нет-нет да и покушались: у этих блесен много.

А щука жила, и слава её катилась.

И ныряльщики на неё гарпуны точили. Да где им: днём щука стояла в непроглядной глубине.

И вдруг разом всё кончилось.

Суровая и малоснежная выдалась зима. Лёд на озере чуть не до дна замёрз.

Много задохлось под ним рыбы. Весной, когда лёд растаял, нашли на мелководье и заслуженную щуку.

Девять блесен впились в её морду. Бронзовые, медные, жестяные. Девять блесен, как девять боевых орденов за рыбью отвагу.

Очень жалели рыболовы, что не сделали вовремя проруби. Скучно стало на озере. И зовут его теперь уж не Щучьим, а просто Заморным.





    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю