Текст книги "Домашняя жизнь и нравы великорусского народа в XVI и XVII столетиях (очерк)"

Автор книги: Николай Костомаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

XIX
Праздники

Праздники были временем отклонения от обычного порядка ежедневной жизни и сопровождались разными обычаями, укоренившимися в домашней жизни. Благочестивые, люди вообще почитали приличным ознаменовать праздничное время делами благочестия и христианского благотворения. Ходить в церковь к установленному богослужению было первой потребностью; кроме того, хозяева приглашали к себе духовенство, служили в доме молебны и считали долгом кормить нищих и подавать милостыню. Таким образом, цари учреждали трапезы для нищих в собственных своих хоромах и, покормивши их, из собственных рук раздавали деньги, отправлялись в богадельни, посещали тюрьмы и давали милостыню заключенным. Такие благотворительные путешествия происходили особенно пред большими праздниками: перед Пасхою и Рождеством Христовым, также на масленице; но совершались и в другие господские и богородичные праздники. Обычай этот наблюдался повсеместно знатными господами и вообще зажиточными людьми. Алчных кормить, жадных поить, нагих одевать, больных посещать, в темницы приходить и ноги умывать – по выражению времени, составляло самое богоугодное препровождение праздничных и воскресных дней. Были примеры, что за такие благотворительные поступки цари повышали в чине, как за службу. Дни праздничные считались приличнейшим временем для пиров, как уже было сказано выше. Законодательство русское помогало Церкви, возбранявшей отправлять житейские труды в праздничное время; запрещало судить и сидеть в приказах в большие праздники и воскресные дни, кроме, впрочем, важных нужных государственных дел; торговые люди должны были прекращать свои занятия накануне воскресного и праздничного дня за три часа до вечера; и даже в будни по случаю храмовых праздников и крестных ходов запрещалось работать и торговать до окончания богослужения; но эти правила исполнялись плохо, и, несмотря на строгую подчинённость церковным формам в жизни, к изумлению иностранцев, они торговали и работали и по воскресеньям, и по господским праздникам. Зато простой народ находил, что ничем так нельзя почитать праздника, как пьянством; чем больше был праздник, тем буйнее был разгул, тем более выбиралось в казну дохода в кабаках и кружечных дворах, даже во время богослужения пьяницы уже толпились около питейных домов; «кто празднику рад, тот до свету пьян», – говорил и говорит народ великорусский.

В XVI и XVII веках новый год праздновался 1 сентября. Этот праздник назывался днем летопровождения. В Москве все духовенство собиралось в Кремль, тысячи народа толпились на площади. Патриарх с клиром и духовенством выходил на Красную площадь; выходил царь в сопровождении множества бояр и ближних людей в великолепных нарядах. Патриарх целовался с царем в церкви, осенял его благословением, потом осенял весь народ на все стороны, призывая благословение на предыдущий год. Такое же благословение торжественно давали и епископы. День этот проводился весело русским народом.

В неделю перед Рождеством Христовым толпы привлекались на зрелище пещного действия, которое отправлялось во многих местах и долее сохранялось в Новгороде. Что оно некогда было и в Москве, указывает существование «халдеев», которые, по известию Олеария, дурачились по улицам во время святок. Зрелище происходило в церкви6666
  Пещное действие – церковный обряд, представление, содержание которого заключается в чудесном избавлении от смерти в раскаленной халдейской печи трех, отроков, не пожелавших по приказу вавилонского царя Навуходоносора поклониться языческому божеству – золотому истукану.


[Закрыть]. Особенностью празднества Рождества Христова было славить Христа. Священники ходили из дома в дом. В сам день Рождества было в обычае печь крупитчатые калачи или перепечи и посылать приятелям в дома. Вечера святок, как и теперь, были временем гаданий и девичьих забав. В простонародье сохранились в эти дни заветные обряды язычества. В навечерие Рождества Христова бегали по городу или по селу и кликали коледу и усень, или таусень; в навечерие Богоявления кликали плуги6767
  Коледа, или коляда, усёнь, или таусень; плуги – старинные обрядовые песни.


[Закрыть]. Эти обычаи наблюдались не только по разным глухим местам Руси, но и в столице, у подножия Кремля. Вообще время от дня Рождества Христова до Богоявления проводилось разгульно; пьянство доходило до бесчинства, тут-то чаще происходили кулачные бои; по улицам ходили толпы песельников, а халдеи, отправлявшие перед праздником действо чуда над отроками, бегали в своих нарядах по городу и обжигали встречным бороды. На праздник Богоявления некоторые купались в реке после окончания водоосвящения; в особенности подвергали себя такой пытке те, которые во время святок позволяли себе разные увеселения и переряживанья.

На масленице бесчинства было еще более; тогда ночью по Москве опасно было пройти через улицу; пьяницы приходили в неистовство, и каждое утро подбираемы были трупы опившихся и убитых.

В воскресенье, перед постом, родные и знакомые посещали один другого и прощались6868
  Прощались – здесь в смысле просили друг у друга прощения.


[Закрыть]. Равным образом и встретясь на улицах, говорили друг другу: «Прости меня, пожалуй!» Ответ был: «Бог простит тебя». Тогда после обедни, вспоминая родителей, ездили по церквам и монастырям и прощались с гробами усопших. С наступлением великого поста начинались дни воздержания; те самые, которые в мясоед и на масленице позволяли себе неумеренность в пище и питье, теперь питались одним кусочком хлеба с водою в день; мужья избегали жен; встречаясь друг с другом, знакомые напоминали один другому о христианском житье и посте в ожидании светлого праздника. В старину как принадлежность поста существовал обычай посылать друг другу так называемые укрухи с разными фруктовыми лакомствами и вином. Это делалось, как видно, по праздникам и субботам, когда Церковь ослабляет строгость великого поста. День вербного воскресенья привлекал зрителей на оригинальную церемонию ведения осла, принадлежащую к сфере церковных обрядов. Пасха праздновалась, как и теперь, всю неделю, и крашеные яйца, как и теперь, составляли особенность праздника. Всю страстную неделю повсюду толпились продавцы красных яиц; другие расписывали их золотом; некоторые яйца были гусиные или куриные вареные, а иные деревянные; при христосовании считали необходимым дать яйцо, а если христосовались люди неравного достоинства, то яйцо давал высший низшему. В этот праздник существовал обычай, по которому бояре, а за ними и другие сословия являлись к царю и подносили подарки; точно так же подносили дары крестьяне господам. Эти подарки назывались великоденскими припасами; со своей стороны и господа их дарили, когда целовали. На святой неделе на улицах городов и посадов господствовала крайняя пестрота одежд и всеобщее удовольствие; всю неделю звонили в колокола, веруя, что этот звон утешает на том свете усопших. Русские, встречаясь между собою, целовались: никто не мог отказаться от пасхального поцелуя; однако высшие не всегда дозволяли это низшим себя; так, царь не христосовался ни с кем, исключая патриарха, а давал целовать свою руку. В старину существовал обычай христосоваться с мертвыми, теперь почти уже вышедший из употребления. В день Пасхи после заутрени ходили на могилы родителей и родственников и восклицали: «Христос воскресе!» и бросали яйцо на могилу. Так точно и царь христосовался с усопшими предками в Архангельском соборе и Вознесенском монастыре. Благочестивые люди старались святые дни воскресного праздника провести в делах милосердия и в эти дни особенно кормили нищих, раздавали милостыню, посылали пособие заключенным. Но в массе простого народа духовное торжество воскресения Христова уступало место материальной радости: толпы наполняли кабаки, на улицах шатались пьяные и так же, как на масленице, по ночам случались убийства.

Из церковных праздников в простом народе суббота перед Троицыным днем и рождеством Иоанна Предтечи сопровождалась полуязыческими обрядами. Троицкая суббота, день всеобщего поминовения усопших, была вместе с тем днем забав и веселищей. Народ собирался на кладбищах по жальникам6969
  Жальник – могила, погост.


[Закрыть]: сначала плакали, голосили, причитывали по родным, потом появлялись скоморохи и гудцы и причудницы: плач и сетование изменялись на веселие; пели песни и плясали. В праздник Купала во многих местах народ бессознательно праздновал языческую ночь, проводя ее в забавах. Мы имеем любопытное описание такого народного праздника в Пскове в 1505 году. Когда наступал вечер 23 июня, весь город поднимался; мужчины, женщины, молодые и старые, наряжались и собирались на игрище. Тут являлись неизбежные скоморохи и гудцы с бубнами, сопелями, дудками и струнными гудками: начиналось, по выражению современника, ногам скакание, хребтам вихляние. Женщины и девицы плясали, прихлопывая в ладоши, и пели песни, принадлежащие этому празднику. По известию монаха, который считал эти забавы угождением бесам, в эту ночь происходило много соблазнительного по поводу сближения молодых людей обоих полов.

XX
Домашние обряды

Родины и крестины, брак, новоселье, смерть, погребение

Пиры и увеселения сопровождали семейные события. Рождение младенца ознаменовывалось всегда домашним торжеством. Зажиточные люди учреждали родинные столы, а крестьяне приготовляли особое пивцо и брали для того разрешение от начальства. Родильницы получали от гостей подарки, обыкновенно деньгами: это соблюдалось и у знатных, но только для исполнения обычаев, ибо родильнице в доме боярском давали по золотому, хотя такая сумма не могла чего-нибудь составить для тех, кому дарили. Русские спешили крестить; и чаще всего крещение совершалось в восьмой день по рождении, но иногда в сороковой, так как эти числа напоминали в младенческой жизни Иисуса Христа события обрезания и сретения; имя нарекали чаще всего случайно, по названию святого, которого память случалась в день крещения. Крещение происходило у всех сословий в церквах и допускалось в домах только в крайнем случае, по болезни новорожденного, да и тогда соблюдалось, чтобы обряд происходил непременно не в той комнате, где дитя родилось. Исстари, как показывают это вопросы и ответы Кирика7070
  Кирик – дьякон новгородского Антониева монастыря в XII веке. Оставил сочинение «Учение, имже ведати человеку числа всех лет».


[Закрыть], комната, где родился младенец, несколько дней считалась оскверненною. Выбор восприемников падал чаще всего на духовного отца или родственника. При крещении на младенца надевали крест: медный, серебряный или золотой, который оставался на нем во всю жизнь как символ его принадлежности к христианскому обществу. Восприемнику священник возлагал на шею белый платок и связывал его обоими концами; а по окончании обряда платок этот снимался и оставался в церкви. После обряда, в тот же день, учреждался крестинный стол, и при этом, кроме гостей, кормили и нищих. Царь в день крещения своего дитяти делал торжественный стол для патриарха, духовных властей и светских сановников; по окончании обеда духовные благословляли новорожденного, а прочие гости подносили ему дары. В царском быту это был единственный раз, когда царское дитя показывали до совершеннолетия; с тех пор оно оставалось на долгое время погребенным в глубине постельных хором. Крещение царского младенца не ограничивалось одним обычным крестинным столом. По городам и монастырям ездили жильцы с грамотами, возвещающими о рождении царского детища, и все монастыри спешили везти новорожденному подарки; тем, которые мало давали, замечалось, что они мало желают добра царским детям. В свою очередь, однако, по случаю рождения дитяти царь прощал виновных и оказывал различные милости.

Духовное рождение считалось значительнее телесного, и оттого день рождения оставался незаметным, а день ангела, или именины, во всю жизнь праздновался каждым, кому состояние позволяло. С утра именинник или именинница рассылали гостям именинные пироги; знатность лица, которому посылались пироги, измерялась величиною посылаемого пирога. Гости по приглашению сходились на именинный стол и приносили именинникам подарки; духовные благословляли именинников образами, а светские подносили материи, кубки или деньги. В царском быту царь в день своих именин по выходе из храма от обедни раздавал из своих рук именинные пироги; то же делала царица у себя на свои именины. Совершеннолетние царевичи сами за себя раздавали пироги, а в день именин царевны или малолетнего царевича раздавал их за именинников царь; но все-таки почиталось необходимым, чтоб от именинника были розданы пироги. Если боярин или окольничий был именинник, то являлся с пирогами к царю; царь принимал пирог и спрашивал именинника о здоровье, потом именинник представлялся царице и также подносил ей пироги. С другой стороны царю, как и частным лицам, на именины подносили подарки, и эти подарки, как и подносимые царю и в других случаях, уже обратились в закон. Все торговые люди необходимо должны были поднести царю подарки, которые отсылались на казенный двор и с казенного двора продавались; нередко случалось, что купец покупал на казенном дворе ту самую вещь, которую когда-то подарил царю, и теперь подносил ее государю второй раз. За именинными столами приглашенные гости пели многолетие, а после стола именинник со своей стороны иногда отдаривал гостей; по крайней мере так водилось у царей.

Несмотря на предпочтение духовного рождения плотскому, у русских долго было в обычае, кроме христианского имени, иметь еще прозвище или некрестное имя; обычай этот водился в удельные времена между князьями, которые, кроме крещеного имени, всегда имели еще княжье старославянское и более были известны под последним. В XVI и XVII веках мы встречаем множество имен или прозвищ, которые существовали вместе с крещеным именем и употреблялись чаще последнего, так что и в деловых бумагах назывался человек не христианским своим именем, а прозвищем; например, Первый, Смирный, Девятый, Злодей, Козел, Паук, Русин, Злоба, Шестак, Неупокой, Нехорошко, Беляница, Дунай, Май, Поспелко, Роспута, Мясоед, Кобяк. Даже священники носили такие имена. Иногда было три имени: прозвище и два крещеных имени – одно явное, другое тайное, известное только тому, кто его носил, духовнику да самым близким. Это делалось по верованию, что лихие люди, зная имя человека, могут делать ему вред чародейственными способами и вообще иногда легко сглазить человека7171
  Это сведение, как кажется, нигде не напечатанное, открыто Н. В. Калачовым, сообщившим его мне. (Прим. автора.)


[Закрыть]. Поэтому в глазах людей прикрывались чуждым именем, скрывая настоящее. Случалось, что человека, которого все знакомые знали под именем Дмитрия, после кончины, на погребении, духовные поминали Федотом; и только тогда открывалось, что он был Федот, а не Дмитрий. Случалось, что крещеное имя переменялось на другое по воле царя; например, девицу Марию Хлопову, взятую в царский двор в 1623 году с намерением быть ей невестою государя, переименовали в Анастасию; но когда государь раздумал и не захотел взять ее себе женою, тогда она опять стала Марией. Другие – особенно беглые – самопроизвольно переменяли свои имена, прозвища и оставались навсегда с новыми и так были записываемы. Нередко цари давали почетные прозвища людям, и эти прозвища оставались навсегда и потом переходили в фамильные прозвания; например, в 1564 году одного мордвина царь нарек Дружиною. Прозвища классические, столь обыкновенные впоследствии в семинариях, были в употреблении еще в XVII веке, ибо в 1635 году встречается фамилия Нероновых.

Брак сопровождался самыми затейливыми обрядами, и никогда семейная жизнь не облекалась таким блеском, как в эти торжественные минуты жизни.

Русские женились вообще очень рано. Бывало, что жених имел от 12 до 13 лет. Русские как будто спешили уйти от соблазнов холостой жизни. Редко случалось, чтоб русский долго оставался неженатым, если только не болезнь была этому причиною, или какое-нибудь горе не мыкало им в разные стороны, или он не расположен был вступить в монастырь. При ранней женитьбе совершенно было естественно, что жених и невеста не знали друг друга до брака: и тот, и другая, будучи еще детьми, играли страдательную роль под влиянием родителей и удалены были от людского взора. Вообще нравственные понятия того времени не позволяли молодым людям обоих полов видеться и уговариваться между собою. Жених не смел даже сказать, что желает жениться; родителю предоставлялось распоряжаться его судьбою. Только тогда, когда жених вступал во второй брак или был уже в зрелых летах, или не имел родителей, приступ к бракосочетанию делался им самим лично. Иногда же первый шаг начинался и со стороны родителей невесты. Желая сбыть дочку, родители засылали к жениху близкого им человека сватом: он обыкновенно начинал речь похвалою честному имени жениха и невесты, говорил о взаимной любви двух родов и представлял выгоды, какие могут произойти от соединения их родством. Если родители жениха соглашались, то приступали к сватовству обычным порядком. Сами цари действовали таким образом: Михаил Федорович предлагал дочь свою за датского принца. Иногда браки начинались по воле высших лиц, так, цари и великие князья женили своих бояр и ближних людей и сами выбирали им невест, а господа совершали браки между своими слугами, также не испрашивая их согласия. При царе Алексее Михайловиче правительство, желая умножить народонаселение в Сибири, хотело непременно, чтобы пашенные крестьяне, там поселенные, отдавали дочерей своих за ссыльных; но как честные поселяне не хотели брать себе в зятья мошенников и воров, то их принуждали к тому силою и брали за ослушание большую пеню.

Родители, вознамерясь женить сына, советовались с близкими родственниками и часто не говорили об этом самому жениху ничего. Избравши дом, с которым нестыдно было породниться, они посылали к родителям невесты свата или сваху для предварительного объяснения. Если родители невесты не желали вовсе отдать дочери за предлагаемого жениха, то отговаривались обыкновенно тем, что она еще молода или подобным предлогом. Если же были согласны, то не заявляли об этом тотчас, но говорили, что посоветуются с роднёю, и назначали день решительного ответа. Когда наконец давали согласие, сват или посредник просил дозволения видеть невесту. Случалось, что такое дозволение не получалось, иногда от гордости, иногда оттого, что невеста была дурна собою. Но чаще случалось, что родители дозволяли видеть девицу, и тогда посылалась какая-нибудь родственница жениха или же ехала сама его мать: во всяком случае эта женщина называлась смотрительницею. Показ невесты происходил различным образом: иногда смотрительницу вводили в убранную комнату, где невеста стояла в лучшем своем наряде с лицом, закрытым покрывалом; иногда же невеста сидела за занавесом, и занавес отдергивался, когда приближалась смотрительница. Смотрительница прохаживалась с нею по комнате, заговаривала с нею, стараясь выпытать, умна ли она, хороша ли, «не безъязычна ли и речью во всем исполнена». Бывало, если у родителей дочь-невеста урод, то вместо нее приводили меньшую и выдавали смотрительнице за невесту, а если не было другой дочери, то подставляли служанку. Жених не имел права сам видеть невесты до брака и, следовательно, должен был довольствоваться теми известиями о ней, какие передавала ему смотрительница. Он узнавал обман не прежде, как после венчанья. Обманутый жених мог жаловаться духовным властям; производился розыск; спрашивали соседей, знакомых и дворовых людей, и если обман открывался, то виновного наказывали кнутом и брак расторгали; но это случалось очень редко; гораздо обыкновенное подводили дело так, что жених поневоле должен был жить со своею суженой, и ему тогда говорили позднее нравоучение: «Не проведав подлинно, не женись!» Зато муж в таком случае в утешение себе колотил жену, принуждал ее постричься, а иногда тайно умерщвлял: поэтому некоторые женихи, чувствуя в себе довольно силы и значения перед семьею невесты, настаивали, чтобы им самим дозволено было видеть невесту, и родители дозволяли, если дорожили женихом; но тогда уже отделаться жениху было трудно. Правда, если невеста ему не нравилась, он не женился; зато должен был убегать всякого разговора о своих прошедших отношениях, а иначе родители невесты, злясь на него, могли подать жалобу духовным властям о том, что он их бесчестит: дурно говорит о невесте и отбивает женихов; такая жалоба могла последовать даже и в таком случае, когда жених вовсе ничего не говорил; жениха принуждали жениться или заплатить бесчестье, если он уже успел жениться на другой. Впрочем, если жених и видел невесту, и тогда он не мог уберечься от обмана, ибо он ее после того уже не видал более до самой свадьбы, и родители невесты, если были бесчестные люди, могли все-таки подменить невесту, как и в том случае, когда видела ее смотрительница. Один молодой человек, вероятно, не имевший родителей, задумал жениться и поручил свату найти ему невесту. Приятель условился с одним посадским обмануть его; у этого посадского была кривая на один глаз дочка. Родитель этой красавицы обещал приятелю награду, если он сбудет ее за охотника. Сват отправляется к жениху и говорит, что он может увидеть невесту из окна, когда она пройдет по улице. Девицу провели во всем убранстве, и жених смотрел на нее из окна; девица, идя, держалась так, чтобы жениху виден был один ее здоровый глаз. Жених не заметил другого и согласился жениться. Плохое житье было и мужу, и жене: выиграл зато один сват.

Великокняжеские, а впоследствии царские свадьбы начинались смотром девиц. Собирали из разных сторон девиц дворянских фамилий, и царь смотрел на них и выбирал себе по вкусу. Когда великий князь Василий Иванович собирался жениться, то на смотр к нему собрали тысячу пятьсот девиц. Иван Васильевич Грозный приказывал князьям, дворянам и детям боярским отовсюду свозить дочерей своих – девок. В Новгородской области из всех пятин должны были помещики свозить их в Новгород к наместнику, а наместник обязан был доставлять их к царю, по требованию. Это была обязанность всех отцов, и кто оказывался виновным в непослушании и медленности, тот подвергался опале и казни. Эта честь вообще не слишком соблазняла отцов, ибо тогда многие вяземские и дорогобужские дворяне получили выговор за промедление. При втором бракосочетании царя Алексея Михайловича девицы были собраны в доме Артамона Сергеевича Матвеева, и царь, в противность принятому издавна обычаю не посещать домов подданных своих, смотрел на них в окошко из потаенной комнаты. Он выбрал трех и приказал доверенным женщинам освидетельствовать их душевные и телесные достоинства, а потом уже, по рекомендации этих смотрительниц, избрал Наталью Кирилловну. Избранную царскую невесту брали во дворец, облекали в драгоценные одежды, нарекали царевною, и она жила в совершенном отчуждении от царя до самого брака; ибо и цари, подвергаясь общим народным нравственным обычаям, дозволяли себе только однажды видеть невесту.

После смотра происходил сговор – первая часть брачного праздника или вступление к торжеству. Сговорный день назначался родителями невесты. Родители жениха, сам жених и его близкие родственники приезжали к ним. Это случалось иногда до обеда, иногда после обеда, вечером, смотря по тому, как угодно было назначить хозяевам. Тут родители невесты принимали гостей с почестями, выходили к ним навстречу, кланялись друг другу до земли, сажали гостей на почетных местах в переднем углу, а сами садились подле них. Несколько времени они молчали, глядя друг на друга: так следовало по приличию. Потом женихов отец или его старый родственник говорил церемониальную речь и в ней выражал, что они приехали для доброго дела, а родители невесты отвечали, что рады такому приезду. Тогда составлялся уговор, писалась рядная запись, где означалось, что обе стороны постановляли: в такое-то время жених обязывался взять себе в жену такую-то, а родственники ее должны были ее выдать и дать за ней такое-то приданое. Сроки были различные, смотря по обстоятельствам: иногда свадьбы совершались и через неделю после сговора, а иногда между сговором и венчанием проходило несколько месяцев. Приданое всегда было важным условием русской свадьбы и состояло в постели, платьях, домашней утвари и украшениях, в рабах, в деньгах и недвижимых имениях, если девица была дворянского происхождения. От жениха ничего не требовалось; старинный обычай давать за невесту вено7272
  Вено – плата от жениха за невесту.


[Закрыть] в XVI и XVII веках совершенно исчез. Обыкновенно приданое доставлялось в дом новобрачным после свадьбы; но недоверчивые родители жениха нередко требовали, чтобы оно было доставлено до свадьбы, держась пословицы: «Денежки на стол, девушку за стол». Все писалось в рядные записи подробным образом, и в обеспечение верности условий назначалась неустойка, или попятное. Та сторона, которая отступала, обязывалась платить известную сумму: такие суммы были велики, смотря по состоянию, и всегда таковы, что могли быть тягостны для несоблюдающего обязательство. Рядную запись писал подьячий, которого нарочно при этом приглашали, иногда в той же рядной записи прибавлялось условие, чтоб мужу не бить жены своей, и в случае нарушения условия ее родители могли искать судом на зяте, который без того не обязывался к такой кротости по одному своему званию супруга. Невесты не было при сговоре. Но по окончании условий одна из женщин, из семейства или из родни невесты, приносила жениху и его родственникам подарки от имени невесты. Сговор имел юридическую силу. Отказаться после него от брака значило оскорбить семью.

Долго ли, коротко ли было время от сговора до свадьбы, только жених не видал своей невесты, как выше сказано. Когда день, назначенный для бракосочетания, приближался, у жениха и у невесты делались приготовления; собирали поезжан, снаряжали разные свадебные чины, по духу времени составлявшие необходимость брачного торжества; они должны были исполнять разные символические должности как со стороны жениха, так и со стороны невесты. Свадебные обряды изображали вступление жениха и невесты в иную жизнь и представляли как бы торжественное возведение их в новое достоинство. Они имели подобие с возведением старинных князей в достоинство их власти, а потому-то жених носил название князя, а невеста – княгини. Главный чин со стороны жениха был тысяцкий, точно так же, как некогда существовала должность с подобным названием во времена удельно-вечевые. Он сопровождал повсюду жениха, так что без него жених не ступал шагу. Затем следовали посаженые отцы и матери, если не было родных; в противном случае их должность исполняли настоящие родители. Отец и мать жениха благословляли его на брак; отец и мать невесты выдавали невесту. С обеих сторон выбирались старшие и меньшие дружки и две свахи из замужних женщин: одна сваха женихова, другая невестина. С обеих сторон выбирались сидячие бояре и боярыни, которые должны были образовывать почетный совет; также с обеих сторон назначались свадебные дети боярские или поезжане, сопровождавшие шествие жениха и невесты и во время церемоний представлявшие второй класс гостей после бояр. Наконец, к свадебному чину принадлежали лица, выбранные из прислуги: свечники, каравайники и фонарщики. Сверх всех свадебных чинов был один, очень важный, которого должность была отпускать свадьбу от всякого лиха и предохранять ее от колдовства и порчи, ибо свадебное время считалось особенно удобным для порч и колдовских лиходейств. Он назывался ясельничий или конюший.

Накануне свадьбы собирались к жениху его гости, а к невесте гости, составлявшие ее поезд; и те и другие пировали. В царских свадьбах царь сидел с невестою за одним столом, и все приносили поздравление. У простых же в эти дни выбранные свадебные чины с обеих сторон находились отдельно. У посадских и у крестьян велось в обычае, что жених в то время посылал невесте в подарок шапку, пару сапог, ларец, в котором находились румяна, перстни, гребешок, мыло и зеркальце; а некоторые (в XVI веке, а может быть, также и в XVII) посылали еще принадлежности женских работ: ножницы, нитки, иглы, а вместе с ними лакомства, состоявшие в изюме и фигах, и розгу. Это было символическим знаком того, что если молодая жена будет прилежно работать, то ее станут за это кормить сладостями и баловать, а иначе будут сечь розгами.

Венчание происходило большею частью вечером. Утром в день торжества (иногда же накануне) сваха невесты отправлялась в дом жениха приготовлять брачное ложе. Существовало верование, что лихие колдуны и колдуньи могут внести порчу и нагнать злых духов в тот дом, где рядят, свадьбу. Против этого наблюдали разные средства. Между прочим, сваха обходила кругом хоромину, где устраивалось брачное торжество, и кровать, где постилалось брачное ложе, с рябиною в руках, на которой вырезались символические знаки. Ее шествие совершалось церемонно. За свахою человек пятьдесят, а иногда и до ста прислужников несли на головах разные принадлежности брачного ложа и брачной комнаты. Брачною комнатою избирался сенник, часто нетопленый. Необходимо было, чтобы на потолке не было земли, чтоб, таким образом, брачная спальня не имела никакого подобия с могилой. Сенник обивался по стенам и устилался по помосту коврами; под стенами всегда были лавки с полавочниками; по четырем углам комнаты втыкалось по стреле, а на стрелы вешали соболей, в княжеских и царских свадьбах по сороку, а в других – по одному соболю; да сверх того на оконечность стрелы натыкался калач. На лавках по углам ставили по оловянику питейного меда; над дверьми и над окнами, как внутри, так и снаружи, на стенах прибивали по кресту. Когда в этот покой вносили постель, то впереди несли образа Спаса и Богородицы и большой крест. Постель приготовлялась на кровати или на широкой скамье таким образом: сперва настилали снопы (в царских свадьбах число их было тридевять, то есть двадцать семь, а в обыкновенных свадьбах – по сороку: и то и другое число имело символическое значение и, вероятно, употреблялось по произволу) на снопы клали ковер, а на него перины: на свадьбе Михаила Федоровича положено было семь перин, одна на другую; у простых клали иногда по две перины и более, по желанию. На перины клали изголовье и две подушки; на подушки натягивались шелковые наволоки; постель была застлана шелковою простыней, на нее сверху постилали холодное одеяло; в довершение всего клали на подушку шапку, а в ногах теплое одеяло, соболье или кунье, с оторочкою из более богатой материи, чем самое одеяло, шубу и ковер и закрывали простынею. Вокруг постели устраивались тафтяные занавесы. Над постелью ставились образа и крест, те самые, которые предшествовали при вносе постели. Образа были задернуты убрусами или застенками, смотря по их величине. Возле самой постели ставили кади или открытые бочки с пшеницею, рожью, овсом и ячменем. Это означало обилие, которого желали новобрачным в их новом домоводстве. На царских свадьбах сенник устраивался во дворце. Между тем и у жениха, и у невесты пекли свадебные хлебы или караваи и готовили стол.