Текст книги "Дракон"

Автор книги: Николай Хайтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. КОГДА РАССВЕЛО...

Когда рассвело и над селением разнёсся звон колокольцев, из дома деда Панакуди вышел Сабота с торбой на спине и направился к крепости – туда, где находились желоба для молока. Вскоре туда же подъехали и возчики, сгрузили бурдюки и только было принялись выливать молоко в желоба, как их ослы вдруг задрали хвосты и начали отчаянно брыкаться, а потом кинулись бежать кто куда... Дело в том, что Сабота ухитрился незаметно подсадить беднягам под хвост слепней – и не одного, не двух, а целую пригоршню. Возчики бросились ловить ослов, а Сабота тем временем быстро открыл один из бурдюков и высыпал в него чудодейственные коренья. Он даже успел вылить в жёлоб молоко из этого бурдюка. Возчики вернулись потные, запыхавшиеся, поблагодарили Саботу за помощь, погрузили пустые бурдюки и двинулись назад в горы, а юноша подошёл к Главным воротам крепости. У ворот стоял в карауле Бранко. – Это ты, что ль, взялся дракона убить, дурья башка? – насмешливо спросил он. – Я, – ответил Сабота. – Кабы я вчера словил тебя, я б тебе показал дракона! Твоё счастье, что быстроногий, удрать успел. Но я могу тебя и сейчас схватить за грудки и препроводить в замок. – Пожалуйста! Я тебе ещё спасибо скажу. Мне обязательно нужно в замок! ответил Сабота. – Это ещё зачем? – Взгляд у стражника стал жёстким, подозрительным. – А затем! – Сабота вытянул руку, и на ладони у него сверкнули золотые монеты деда Панакуди. – Вот нашёл монеты, хочу показать Главному Прорицателю. Он всё знает, так пусть скажет, кто их потерял. Бранко не сводил жадного взгляда с ладони Саботы. Заметив это, юноша протянул стражнику одну из монет. – На, возьми, если хочешь. Не всё ли равно мне – две монеты я покажу Прорицателю или три? Бранко оглянулся, поспешно схватил монету, спрятал, потом ударил концом копья о булыжник, и в воротах появился караульщик. – Отведи к Главному Прорицателю, – распорядился Бранко. – Проверено! добавил он, подмигнув Саботе, чтобы показать, какая милость ему оказана. Собственно, милости никакой не было, потому что караульщик, хотя и спросонок, всё же обыскал Саботу, не спрятано ли у него под одеждой оружие. Не обнаружив ничего, кроме дудочки и торбы с едой, он повёл раннего гостя в покои Главного Прорицателя. Загляни караульщик в торбу, он бы, наверное, удивился, потому что хлеба там было всего краюшка, а вот толчёного перца – несколько пригоршней. К счастью, он не стал развязывать торбу, потому что она была небольшая, в ней и кинжал не спрятать, а уж меч или копьё смертоносное и подавно. Вступив во двор крепости, Сабота увидел множество слуг с вёдрами и кувшинами в руках – они направлялись за молоком для своих господ: боярских военачальников, вельмож и старейшин. Если бы караульщик не спал на ходу, а шёл рядом с Саботой, он бы заметил, как просиял юноша при виде людей с кувшинами и как мгновенно спрятал улыбку, когда навстречу показалось отделение закованных в латы стрелков. Саботе почудилось, что капитан стрелков пристально вглядывается в него. Но, на его счастье, стрелки спешили сменить ночную стражу, и капитану некогда было спрашивать, кто этот бедно одетый паренёк и что ему тут нужно в такой ранний час. Пройдя мощённый булыжником двор, они вступили в узкий, облицованный мрамором коридор, много раз поднимались и спускались по бесчисленным лестницам, миновали три двери и четыре преддверия и наконец оказались перед дверью, окованной серебряными гвоздями. Там стоял на часах человек в плаще из лисьего меха и башлыке. – Один из соглядатаев Главного Прорицателя желает предстать перед ним! объявил караульщик, который и вообразить не мог, чтобы крестьянский сын явился к Главному Прорицателю по какой-либо другой надобности. Часовой в ответ кивнул, промычал что-то и исчез за дверьми, но вскоре появился снова и рукой показал – входи! Перешагнув через порог, Сабота очутился в зале с каменными стенами и бойницами вместо окон. Пол был застлан медвежьими шкурами. Завидев юношу, Главный Прорицатель злобно сощурился. – Что надо? – грубо спросил он и, шагнув вперёд, впился в Саботу своими круглыми, птичьими глазками. – Ты не состоишь у меня на службе. Как ты очутился здесь? – Я здесь затем, чтобы показать твоей милости вот это, – ответил Сабота и, низко поклонившись, разжал кулак. На ладони блеснули две золотые монеты. Я нашёл их и хочу узнать у тебя, чьи они, чтобы вернуть потерявшему. – Это... это хорошо! – Прорицатель смерил юношу взглядом и пристально посмотрел на раскрытую ладонь. – Очень хорошо! – повторил он громче, глазом опытного сребролюбца определив, что монеты чужеземные. Пока Главный Прорицатель рассматривал монеты, Сабота успел оглядеть залу. Он заметил, что на серебряном столике стоит кувшин – по всей вероятности, с молоком. – Ой, горе мне! Что я наделал! – в притворном отчаянии воскликнул юноша и стал бить себя по голове. – Я переступил через твой порог, господин, прежде, чем ты позавтракал! Отец никогда не простит мне, что я помешал тебе выпить молоко! – А ты не говори ему. Пусть это останется между нами, – милостиво произнёс Прорицатель, не сводя глаз с ладони Саботы. – Впрочем, я его сейчас действительно выпью. – И он с жадностью осушил весь кувшин, до самого дна. – Слава громам небесным! – с неподдельным облегчением воскликнул Сабота и подал Прорицателю монеты. – Отдаю мою находку в твои руки, – с поклоном добавил он. – А теперь скажи мне честно, – проговорил Главный Прорицатель, опуская монеты в глубоченный карман, – зачем ты всё-таки принёс сюда эти славные монетки? – Я же сказал, – ответил Сабота, – чтобы ты узнал, чьи они. – Будто бы! – недоверчиво бросил Прорицатель. Сабота заметил, что зрачки у него расширились, взгляд стал словно бы прямей. – А пришёл я к тебе, а не к кому-нибудь другому, потому что ты всех умнее, – продолжал юноша. – Пожалуй... – согласился Прорицатель. – Правда, если не считать старого Панакуди... Сколько раз пытался я отравить этого старого хрыча, но он питается, можно сказать, одними травами да кореньями, так что ничего у меня не вышло. Сабота вгляделся и понял, что чудодейственные коренья начали действовать: шея Прорицателя покрылась красными пятнами, глаза блестели так, будто их смазали медвежьим жиром, а язык невольно выбалтывал правду. – Отравить не удалось, но зато теперь я нашёл отличного душителя! Пальцы у него такие длинные, мягкие, что старик мигом испустит дух. – Но за что же? – сдавленным голосом спросил Сабота. У него от волнения перехватило горло. – За то, что больно много знает. И не верит ни в громы небесные, ни в священное небо, хотя подчас клянётся и тем и другим. – А о потайной преграде он тоже знает? – внезапно спросил Сабота. – Вполне возможно, – не задумываясь, ответил Прорицатель, словно не с посторонним говорил, а сам с собой. – Но это нам не страшно, потому что одно дело знать о потайной преграде, а другое – отпереть её.

– Как же она, интересно, открывается? – опасливо спросил Сабота, но тут же с превеликой радостью убедился, что Прорицатель спешит выложить всё, что знает, и совершенно не думает о том, кто перед ним. – Очень интересно. – Прорицатель достал из-за пазухи кожаный мешочек-ладанку, который висел у него на шее. – Вот этим! – и вынул оттуда три птичьих когтя и показал Саботе. – Белый коготь – орлиный, он длиннее всех. Каждый подумает, что именно им и открывается потайная преграда. Как бы не так! Не орлиным открывается она и не соколиным, а самым маленьким и тупым – коготком обыкновенной галки... В преграде есть отверстие. Стоит вставить в него этот коготок – только этот, никакой, другой, – ив крепость хлынет вода! – Да ну?! – восхищённо воскликнул Сабота. – Это ещё не всё! – горячо продолжал Прорицатель. – Если повернуть коготок влево, крепость затопит только до половины и защитники её могут спастись, взобравшись на зубцы стен. А если вправо, её затопит всю, с зубцами и башнями, и все, кто в ней есть, погибнут. Так что враг, ворвавшись в крепость, окажется в западне. Хитро придумано, а? – Замечательно! – снова восхитился Сабота. – Чудесно! – Это мой прапрадед придумал во времена прапрадеда теперешнего боярина. У Калоты тоже есть такие три когтя, только он не знает, каким из трёх открывается преграда. Захочу – всех утоплю, как крыс! Все у меня в руках, все до единого! Я всех сильнее, всех могучей! – Он потряс в воздухе кулаками, а дальше стал плести совсем уж несуразное: – Я огро-омный! Я высокий! А ты кро-охотный! Только дуну разок – и тебя сдует, как ветром! Ха-ха-ха! Я всех могу сдуть! Всё селение! Всю вотчину боярскую! Всю округу! Я всё могу-у-у! Гу-гу-гу! – Прорицатель неожиданно запел, и Сабота понял, что тот наглотался чудодейственного корня даже больше, чем нужно.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. КТО ЧТО МОЖЕТ, ИЛИ КАК ПОЛЕЗНО УТРЕННЕЕ МОЛОКО.

Главный Прорицатель начал подпрыгивать. Ладанка на шее взлетала, и Сабота в страхе следил – вдруг она слетит, оторвётся или когти рассыплются и пропадут? А Прорицатель прыгал всё быстрее и быстрее и распевал во всё горло: Я всё могу, я всё могу! Поскольку я могучий! Могу я сдунуть Петухи, Как будто горстку шелухи, А с неба сдунуть тучи. Я всё могу, я всё могу! Могу так сильно дунуть, Что вмиг боярин улетит, Забыв достоинство и стыд, И это мне – раз плюнуть! Я всё могу, я всё могу! В костёр я без обмана, Как сучьев, молний навалю И звёздной каши наварю, Ничуть не хуже манной. Я всё могу, я всё могу! Раз плюнуть, если взяться, Разбить старейшин в пух и прах Трам-тарарам, трам-тарарам! Пока живёт на свете страх, Мне нечего бояться! – Да, да, я понял! Понял! Ты всё можешь! Остановись, прошу тебя! старался Сабота перекричать его. – Отдохни. А то вспотеешь, простудишься. Кто тогда затопит крепость? Если вдруг ты умрёшь – да простит меня небо за такие мысли! – кто спасёт крепость от неприятеля? – И то правда... – сказал Прорицатель весь в поту и перестал прыгать. – Скажи скорее, как попасть в потайной ход? – спросил Сабота напрямик. Он с тревогой заметил, что Прорицатель всё больше бледнел и задыхался. – Надо пройти девять зал, но не с открытым лицом, а в маске. Вот она... Он кивнул в угол комнаты, где на особом месте висела священная маска с кабаньими клыками. – Потом, – отдуваясь, продолжал он, – как наденешь маску, перед тобой откроется одна дверь за другой. Потом спустишься вниз, пройдёшь столько ступеней, сколько у тебя пальцев на одной руке, потом поднимешься вверх, пройдёшь столько ступеней, сколько у тебя пальцев на обеих руках и одной ноге, и очутишься в сводчатом коридоре, который ведёт к потайной преграде. На самой середине её – отверстие крохотное, с блоху. Вставишь в неё коготок галки, и... Он не договорил. Двери распахнулись, на пороге выросли два стражника. – Посланцы боярина! – с поклоном возвестил один. – Главный. Прорицатель, тебя зовёт Калота! – с поклоном сказал второй. Вид у стражников был встревоженный. Снаружи долетали дерзкие крики, хохот. Сабота даже вздрогнул, заметив, что мешочек с когтями на виду, а Прорицатель и не догадывается спрятать его. Хотел подскочить, снять мешочек, но было поздно... – Увяз Калота с головой, у меня хочет ума набраться! – С этими словами Прорицатель двинулся за стражниками, а Сабота – следом за ним, сообразив, что в одиночку отсюда не выберется. "Подожду, погляжу, что дальше будет", – решил он. Караульщика в башлыке на посту уже не было. По коридорам, громко переговариваясь, сновали боярские слуги. Через множество дверей прошли Главный Прорицатель и его спутники, пока наконец не остановились у двери, окованной золотом. Стражники отворили её, впустили Прорицателя, а Саботе преградили путь скрещёнными копьями. Саботе волей-неволей пришлось ждать. – А ты кто такой? – спросил один из стражников. Он, видно, не пил молока и поэтому был не в духе. – Я с Главным Прорицателем, – соврал Сабота, напустив на себя беззаботный вид, и почесал верхнюю губу – что-то зачесалась. Стражник хотел опять о чём-то спросить его, но голоса за дверью стали резче, и Сабота отчётливо услыхал слова Калоты: – Как ты смеешь такое говорить мне! Рассудка лишился на старости лет? – А у тебя его и смолоду не было! – не остался в долгу Прорицатель. Давно бы пора скинуть тебя с престола! Тогда бы в Петухах спокойно стало! И старейшины тоже так считают, только вот трус этот, начальник стражи, не решается... Что ты на меня уставился? Глаза выскочат! И так дурак дураком, а он еще таращится. – Ах вот ты как?! – Калота уже не кричал, а хрипел. – Змею пригрел на груди! К сердцу подпустил! – Нет у тебя сердца! – торопливо продолжал Прорицатель, словно предчувствуя, что не успеет сказать всё, что думает. – Будь у тебя сердце, ты бы не стал душить родного брата, чтобы завладеть его замком! Жену его не спихнул бы с берега в глубокий омут! – Замолчи! Убью! – задыхался от гнева боярин. – Вот благодарность! Я осыпал тебя серебром и золотом, а тебе всё мало?! – Золотом?! – вскричал Прорицатель. – Это золото ты награбил у... Тут послышалось: "хрря-ясс", и Прорицатель рухнул наземь. В тот же миг кто-то толкнул окованную золотом дверь, она распахнулась, и Сабота увидел боярина. Вне себя от ярости, с окровавленным мечом стоял он над скрюченным телом Главного Прорицателя. Воины и слуги, проходившие по коридору, остановились, раздались голоса: – Наш боярин скор на расправу! – Придёт день – всех нас перебьёт! – Псов кормить надо, а они больше всего человечье мясо любят! Но тут один из слуг, который утром не пил молоко с кореньями, прикрикнул: – Да вы что, взбесились? За такие слова знаете, что бывает? – и поспешил отойти подальше от недовольных. Калота, по-видимому, уже опомнился. Он спрятал меч в ножны и приказал: – Старейшин – ко мне! Всех! Сюда! Немедленно! Один из стражников кинулся выполнять приказ. Заметив столпившихся в дверях воинов и слуг, Калота шагнул к ним: – А вам что тут надо, клопы вонючие? Убирайтесь вон! Живо! – А ты полегче, не ори! – огрызнулся воин со шрамом на лбу. – Видали, теперь мы для него "клопы вонючие". А ведь кабы не мы, быть бы тебе в плену. Бой у Кривого утёса помнишь? – Что? Что ты сказал? – подскочил к нему взбешённый Калота. Но тот и бровью не повёл. – Истинную правду сказал, как подобает истинному воину! – А кто вёл войско в бой у Кривого утёса? Не я? Не я впереди шёл? – Шёл-то шёл... пока неприятель улепётывал! А вот когда мы на засаду напоролись, ты первый дал тягу и со страху зарылся в стог сена. Забыл, как я тебя откапывал? – Ха-ха-ха! – Все так и покатились со смеху. – Молчи! Вонючее семя! Вы что, ополоумели все? Громкий шум заглушил его слова. В ближнем коридоре раздался звон мечей и яростные вопли. – Это кто вор? Я?! – угрожающе кричал кто-то. – Ты! Ты! Обобрал его жену. Самого убил, а потом разрыл могилу и снял с него пояс с медной пряжкой! – Эй, дурачьё! – заорал Калота. – Вас что, собаки бешеные искусали? С чего вы все сегодня взбесились? – А тебя кто покусал? Чего лезешь, куда не просят? – огрызнулся кто-то. И перебранка возобновилась: – Все вы, стрелки, прохвосты и негодяи! Отсиживаетесь в кустах, пока мы бьёмся врукопашную и крови своей не жалеем! – А вы, меченосцы, грабители и подлецы! – гремело в ответ. – Мы вас прикрываем своими луками, а вы убиваете женщин, грабите жилища и могилы раскапываете! – Вы... – Нет, вы... – Да уймут их наконец?! – гаркнул Калота и замолотил ножнами о каменные плиты пола. Но это не возымело ни малейшего действия. Звон мечей доказывал, что спорщики пустили в ход оружие. – Где капитаны? – продолжал стучать ножнами боярин. – Где мои капитаны? – Тоже дерутся между собой во дворе, – ответил слуга, проходивший мимо с бутылью вина на плече. Пока Калота препирался со слугами и с воинами, Сабота подступил к окованной золотом двери – он хотел проскользнуть и снять с мёртвого Прорицателя кожаный мешочек-ладанку. Но караульный у двери был начеку. Юноша прикидывал, как поступить, но тут ему помог сам боярин. Сообразив, что в крепости творится неладное, он послал караульного за начальником стражи и, сам того не ведая, открыл Саботе дорогу в свои покои. Сабота сразу кинулся к Прорицателю, но только было протянул руку к заветной ладанке, как дверь из соседних покоев отворилась, и влетела боярыня с кувшином в руке. Сабота юркнул под каменный стол, накрытый толстой парчовой скатертью. Сердце у него колотилось. Он стал ждать, что будет. Не видя мужа, боярыня стала искать его и наткнулась на тело Главного Прорицателя. – Ой, что это? – вскричала она в ужасе. – О громы небесные! Вдруг послышались шаги, и появился Калота в сопровождении старейшин. Саботе из-под стола были видны только сапоги, но он сразу узнал, чьи они. – Что это значит? – подбежала к мужу боярыня. – Опять ты делами занялся и молока не выпил? – Успеется! Поставь кувшин и ступай! – попробовал боярин отослать жену, но не тут-то было. – Нет, нет, сначала молоко, а уж потом дела! Не уйду, пока не выпьешь! – Ох уж эта жена! – заохал боярин. Сабота услыхал громкое бульканье: значит, Калота уступил жене. "Что теперь будет?" – навострил уши Сабота, а боярин вдруг воскликнул: – Господи, какая же ты страхолюдина! На миг стало тихо, потом раздался громовый хохот – это смеялись старейшины. – Ты шутишь, боярин, но это скверная шутка, – ледяным тоном сказала боярыня. – Советую тебе исправить ошибку, пока не поздно! – Верно говоришь, надо исправить. Ошибку я сделал в молодости, когда женился на тебе... Вот отошлю тебя назад, к твоему отцу, боярину из Верхнего Брода. – Как это я вернусь к отцу через столько лет? Что ты мелешь? Мне там делать нечего! – Боярыня кипела гневом, но старалась сдерживаться. – Как это – нечего? – помолодевшим голосом воскликнул Калота. – Когда неприятель подойдёт к вашей крепости, поднимись на сторожевую башню. Твоя физиономия такого страха нагонит, что вмиг кинутся наутёк. И воины кровь не прольют, и стрелы уцелеют! Ха-ха-ха! – смеялся Калота, страшно довольный своим остроумием. – Ха-ха-ха! – гоготали старейшины, а Гузка так и корчился со смеху. – Ты мне заплатишь за это, дурак толстобрюхий! – прошипела боярыня в припадке ярости. – Что ещё скажешь? – весело спросил Калота. – А ну скажи, пока я не бросил тебя на съедение псам. – Это будет означать войну с Верхним Бродом, твоя милость, а дракон – у наших ворот! – вмешался Гузка. – Ты молчи, изменник! – цыкнул на него Калота. – Молчи, потому что... – Ну, договаривай! Почему? Да не юли, как эта старая лиса Главный Прорицатель! Эти дерзкие слова произнёс сам Гузка! И каким твёрдым голосом! Сабота просто не верил своим ушам! – Он ещё смеет спрашивать! Да потому что все вы изменники! Главный Прорицатель сказал мне, как вы собирались меня скинуть и посадить на моё место другого. Было это или не было? – Было! – хором подтвердили старейшины. – Первые правдивые слова, сказанные Главным Прорицателем! – добавил Кутура. – Первые и последние! – облегчённо вздохнул Варадин, перешагнул через труп Прорицателя и подошёл к боярину. – Может, объяснить, за что мы хотели тебя "скинуть", как ты справедливо выразился? – продолжал он с насмешкой и так близко подошёл к столу, что чуть не наткнулся на Саботу. – За то, что ты нам поперёк горла стал! Требуешь, чтобы мы на любую твою глупость только дакали. И мы, трусы, говорим "да", хотя нам душу воротит. Говорим, потому что всяк знает: стоит только сказать два раза "нет", сразу угодишь в темницу, а после третьего "нет" распростишься с жизнью. Вот за что! И ещё за то, что ты не о нас, а только о себе думаешь! – Что же в этом плохого? – удивился Калота. – А то, что вотчина твоя обнищала и мы вместе с нею! – Ах вы, пиявки! А то мало вы крови попили? – ехидно перебил его Калота. Будто я не знаю! – Пускай мы пиявки, спорить не будем! А ты зато знаешь кто? Свиное рыло! злобно выкрикнул Гузка. – Чирей волосатый!.. Чирей волосатый в доспехах! – наперебой орали старейшины, и три пары ног подскочили к боярским сапогам с серебряными подковками. – Ай-ай-ай! Стража! Сюда! Мой муж! – запищала боярыня. Опасность, грозившая боярскому роду, заставила её забыть о недавней грубости мужа. Неизвестно откуда взявшийся глиняный горшок пролетел через комнату и брякнулся у ног боярина, разлетевшись на тысячу черепков. Зазвенели мечи. Судя по всему, старейшины переходили от угроз к делу. Перебранка тоже не затихала: – Пиявки! – Свиная харя! – Тупая скотина! – Чирей волосатый! С воплем: "Стража! Стража!" – Калота стал бегать вокруг стола. Три пары ног кинулись за ним вдогонку. Сабота смекнул, что теперь самое время вылезать – может, удастся в суматохе завладеть ладанкой с когтями. Однако боярин и его преследователи бегали с такой быстротой, что ему никак не удавалось выбраться из-под стола. Вдруг в коридоре послышался страшный топот, и в покой ворвались вооружённые воины во главе с начальником стражи. – Обезглавить! Отрубить им головы! – радостно крикнул Калота. – Ой, нет, погодите! Сразу не убивайте, пусть подольше помучаются! Сапоги старейшин и воинов сбились в кучу. Раздался голос Гузки: – Старейшины! Впе... Он, должно быть, хотел крикнуть "вперёд", но страшный рёв заглушил всё: ревел дракон. Калота завопил: – Скорей отведите дракону девушку! Он голодный! Один из воинов мигом выбежал из залы передать приказ боярина. Сабота понимал, что медлить нельзя. Как на грех, нестерпимо чесалась губа. Притронувшись к ней, он вдруг нащупал усы! Вот радость-то! Усы, свои собственные, густые, мохнатые! Только теперь не время радоваться, надо действовать, и быстрей! Он выглянул из-под стола и подтащил к себе плащ, оброненный кем-то из стрелков. В плаще, да ещё усатого его никто не распознает. Можно без опаски делать дело. Не обращая внимания на свалку, на крики и брань, которые сыпались вокруг, на вопли Калоты, науськивавшего воинов на старейшин, Сабота добрался до Прорицателя и стал искать кожаный мешочек-ладанку. Кто-то ударил его сломанным копьём по спине, кто-то пнул в бок, он и не почувствовал. Но наконец мешочек найден! Только было он стал снимать его, как кто-то рявкнул над самым ухом; – Ты что делаешь? Это был начальник стражи, потный, красный, с палицей в руке. – Расчищаю поле сражения! – коротко, по-военному ответил Сабота, показав на мёртвое тело. – Тащи! – одобрительно сказал начальник стражи и замахнулся мечом на Кутуру, а Сабота поволок труп Прорицателя за дверь. В коридоре он наконец завладел ладанкой, но в тот же миг на пороге вырос начальник стражи. – Э-э, да ты, видать, успел обыскать его! – сказал он. – А ну давай сюда, что ты там нашёл! – Сию минуту! – Сабота сунул руку в торбу. Это было последнее, что видел начальник стражи. В следующий миг жаркое пламя ослепило его, всё лицо обожгло красным перцем. – О-ой! – завопил начальник стражи и выронил палицу, а Сабота быстро зашагал к девяти страшным залам. Ему казалось, что он ползёт, как черепаха, потому что по каменным коридорам неслись вдогонку вопли ослеплённого стражника: – Держите его! Держите! "Да беги ты, беги!" – закричал бы, наверное, Панакуди, если бы мог сейчас увидеть его, но юноша рассудил, что бежать нельзя: тем самым он выдаст себя. О многом успел подумать он, пока шёл с драгоценной ладанкой в руке. Сначала он хотел вернуться в святилище Прорицателя, взять там священную маску и в ней пройти через девять зал. Но весть о смерти Прорицателя, вероятно, уже разнеслась по дворцовым подземельям и появление человека в священной маске вызовет подозрение у стражи. Поэтому Сабота решил положиться на перец и в крайнем случае – на спрятанное в рукаве шило, смазанное соком крапивы. А вдруг преследователей окажется не один и не два, а несколько?.. Как их всех ослепить разом? Эх, были бы здесь Двухбородый, Козёл, дедушка Панакуди!.. Сообща они бы с любыми преследователями справились. А в одиночку... Вот о чём размышлял юноша и, вместо того чтобы прибавить шагу, шёл всё медленнее. Пыхтение и топот гнавшихся за ним воинов слышались совсем отчётливо. Ещё минута – и они настигнут его! Но Сабота шмыгнул за угол, в узкий коридор, и преследователи, не заметив его, пробежали мимо. Тогда он помчался следом за ними. – Разбойник! Вор! Догоним – шкуру спустим! Соломой набьём! – кричал наш хитрец. – Догоним – шкуру спустим! – вторили ему преследователи, ни о чём не подозревая, потому что никто не знал, сколько человек бросилось в погоню. Сабота успел приметить, какая суматоха царит в крепости: с треском хлопали двери, слуги колошматили друг друга, стрелки дрались с копьеносцами. Когда преследователи приблизились к длинному входу, Сабота забежал вперёд и крикнул: – Вон он куда проскользнул! Держите его! Стражи сидели у входа, скрестив копья, но преследователи двумя взмахами меча повалили их и ворвались внутрь. В ту минуту могучий рёв сотряс стены. Воины переглянулись в испуге: ревел дракон, и ревел на этот раз так сильно, что зазвенели висевшие на стенах алебарды. Сабота сорвал одну из алебард, поднял её над головой и с криком: "Вперёд! Нас призывает месть!" – побежал по коридору. За ним ринулись и остальные. Коридор привёл их к первой зале длинного входа, самой страшной, самой зловещей из всех, – "Зале расправ", или "Псовой зале".

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. ДЖОНДЕ ГРОЗИТ СМЕРТЬ.

Мы уже говорили о том, что дракон взревел во второй раз в ту самую минуту, когда Сабота и его преследователи ворвались в коридор, который вёл к "Зале расправ". Почему же ревел дракон? Потому что он был голоден, а голоден он был потому, что Волопас, который накануне погнал ему телят, отдал дракону только одного телёнка, а двух других увёл в лес, зарезал и зажарил для себя самого. – Хоть раз в жизни вдосталь поесть телятинки! Как вы помните, боярин, чуть заслышав драконов рёв, распорядился отвести чудищу предназначенную ему жертву – красавицу Джонду. Воля боярина была бы тотчас исполнена, если бы капитан стрелков, который побежал передать этот приказ страже, не выпил утром молока. И теперь он затеял драку с капитаном копьеносцев – они давно таили вражду друг к Другу из-за того, что каждому хотелось быть Главным Капитаном боярского войска. Напрасно посланный боярином стражник метался по двору крепости и звал: – Капитан стрелко-о-ов! Капитан стрелко-о-ов! К боярину! Джонда в это время стояла на площади перед крепостью и ждала. Она походила на боярышню: стройный стан облегала одежда из белого льна, расшитая жёлтыми и красными шнурами, золотые волосы были расчёсаны на пробор. Глаза были скрыты длинными ресницами, и неизвестно было, волнуется ли она. Но грудь её дышала ровно. Нет, девушка спокойно ожидала своей участи! – Страшно тебе? Жалко небось с жизнью расставаться! – от души жалели женщины бедняжку. Но Джонда отвечала: – Нет! Когда мужчины трусы, жить не хочется! Стерегли Джонду Бранко и Стелуд. Жители селения сидели на расстоянии двух копий от них, понурив головы. И дед Панакуди тоже сидел тут. Только смотрел он не в землю, а на боярский замок, смотрел и покусывал кончики усов – верный признак, что старика терзает тревога. А причина для тревоги была, да ещё какая! От Саботы никаких вестей! Правда, окно в боярских покоях было закрыто, и Калота, вопреки своему обыкновению, ещё не показывался; стражники на крепостных стенах как-то уж слишком суетливо сновали туда и сюда, а Главные ворота всё ещё не открывались, хотя солнце давно встало. Все это говорило о том, что в крепости творится неладное. Однако она стояла целая, невредимая, высокая, неприступная, уставившись зубцами стен в самое небо. Как поверить, что эту твердыню можно каким-то чудом разрушить или затопить? Даже если Сабота проберётся к потайной преграде, как он откроет её? Куда вероятней, что юноша погибнет и та же печальная участь постигнет и Джонду... Панакуди горестно вздохнул и пощупал у себя за поясом, проверяя, на месте ли баночка с жиром. Да, на месте. Дело в том, что дед Панакуди долго думал над тем, как спасти Джонду в случае, если Саботу постигнет неудача. И вот что он придумал: он попросит разрешения проститься с девушкой и, гладя её по голове, незаметно смажет ей волосы хорьковым жиром. А у хорькового жира, как известно, запах до того невыносимый, что даже голодные волки нос воротят, а уж дракон и подавно! Размышления старика были прерваны рёвом, на этот раз ещё более оглушительным, чем прежде. Значит, дракон вылез из пещеры и направляется к селению. Крестьяне в ужасе кинулись прятаться – кто за ближние скалы, кто в лес. А перепуганные стражники поглядывали на Главные ворота, ожидая боярского приказа. Но ворота не открывались.

Панакуди сжимал в руке баночку с мазью и беззвучно шептал: "О небо! О громы небесные! Помогите доброму, умному юноше! Если есть в вас хоть капля милосердия, спасите его! Ради всех нас спасите! Сделайте шею его твёрже дерева, чтобы палачи не могли отсечь ему голову! Защитите панцирем его грудь, чтобы копья не могли пронзить её! Сделайте его резвее серны и напористей вепря, чтобы смог он избежать всех опасностей! Сделайте это, силы небесные, и я принесу вам в жертву трёх самых жирных своих баранов!" Так молился дедушка Панакуди, пока дракон, не переставая реветь, полз к селению, пока стражники нетерпеливо поглядывали на Главные ворота в ожидании условного знака, а Сабота мчался к "Псовой зале" в развевающемся плаще боярского воина и с алебардой в руке.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ВПЕРЁД, ВПЕРЁД, С АЛЕБАРДОЙ В РУКЕ!

Когда пятеро воинов ворвались в залу, боярские псари – здоровенные, вооружённые железными крюками и палицами – сидели и распивали вино. Увидев незнакомых людей, они вскочили, чтобы остановить их. – Прочь! Мы преследуем преступника! – вскричали воины. – Прочь с дороги! "Дорога" представляла собой узкие мостки, проложенные через залу из одного конца в другой. Мостки были высокими, так что псы, даже подпрыгнув, не могли достать проходящих. В бессильной ярости они подгрызли деревянные опоры под мостками, и, когда там проходило больше двух человек, мостки раскачивались. – Скажите тайное слово! – требовали псари. – Смеют ли псари преграждать дорогу благородным боярским воинам, которые преследуют преступника? – крикнул Сабота и обрушил свою алебарду на голову одного из псарей. Псари не остались в долгу: пырнули одного из воинов крючьями. Воины отступили, но ненадолго. Выставив копья, они снова ринулись вперёд и достигли середины мостков. Мостки прогибались, качались из стороны в сторону, но воины продолжали напирать. Затрещали деревянные опоры. Сабота понял, что если мостки рухнут, то даже перец не спасёт его. "О небо, кажется, пришёл мой конец!" – подумал юноша, поднял кверху глаза и увидал, что над самой головой у него свисает с потолка толстый канат с крюком на конце. То был канат "Ста смертей": боярские палачи подвешивали на том крюке осуждённых. Несчастные раскачивались, в одной пяди от них скалила клыки пёсья свора, и они прощались с жизнью не один раз, а сто, если не больше. Этого Сабота, конечно, не знал, но он мгновенно смекнул, что канат может спасти его. Подпрыгнув, ухватился за него, и в ту же минуту мостки под тяжестью дерущихся переломились и рухнули. По душераздирающим воплям и громкому лаю Сабота понял, что внизу творится нечто страшное. Но и сам он раскачивался в опасной близости от разинутых собачьих пастей. Свирепые псы, приученные гоняться за жертвами, подвешенными на канате, прыгали, пытаясь укусить Саботу. Один огромный пёс вцепился в его царвул и повис. Кто знает, что стало бы с юношей, если бы завязки царвула не лопнули. Это спасло Саботу. Но теперь канат раскачивался так сильно, что ещё немного – и юноша разбился бы о стену. В этот страшный миг смекалка вновь выручила его. Сабота сообразил, что, если раскачаться посильнее, можно спрыгнуть на той стороне пропасти. Так он и сделал. Раскачался, полетел, выпустил канат и смело спрыгнул у ступеней следующей залы – она называлась "Змеиной". Не оборачиваясь, взбежал он по ступеням и подошёл к двери. – Посланец боярина! Откройте! – закричал он, стараясь придать голосу внушительность, и заколотил кулаком в дверь. Одна из створок медленно приоткрылась, в щели показалась голова и необыкновенно толстая шея. Это был укротитель змей. – Знак! – произнёс укротитель. – Вот он! – Сабота снова сунул руку в свою торбу, и не успел тот понять, что происходит, как в лицо ему полетела пригоршня горького перца. Укротитель взвыл, но Сабота ударил его обухом алебарды, и он упал навзничь у раскрытой двери. Юноша проворно перешагнул через него и вбежал в залу, не забыв, по совету деда Панакуди, накинуть плащ убитого на алебарду и выставить это чучело перед собой. Уже через несколько секунд ему стало ясно, отчего эта зала называется "Змеиной": со всех сторон слышалось тихое злобное шипение. Сабота застыл, не смея шевельнуться. Вдруг две змеи выросли, словно из-под земли, и с тихим шипением вонзили в плащ своё ядовитое жало. Он сунул руку за спасительным перцем, но змеи исчезли так же внезапно, как и появились. Дожидаться, пока они покажутся снова? Время было дорого. Значит, надо подманить их чучелом. Но попадёт ли перец в цель с такого большого расстояния? Есть у змей веки или нет? И ослепит ли их перец? "Лучше всего, – решил Сабота, – пустить в ход алебарду, у неё рукоять длинная". И, стянув с алебарды плащ, он собрался шагнуть вперёд. В этот миг дверь с шумом распахнулась. Показалась испуганная физиономия боярского слуги. – Пожар! Горим! – крикнул он. – Все за мной, гасить! – А змеи? Как я пройду? – спросил Сабота. – А колокольчик у тебя за пазухой на что? – Слуга думал, что говорит с укротителем. В два прыжка Сабота очутился возле укротителя, который всё ещё не пришёл в себя, и мигом достал у него из-за пазухи колокольчик. Теперь Сабота шагал по "Змеиной зале" быстро и уверенно. Шипение смолкло, ни одна змея не подняла головы, и он беспрепятственно дошёл до противоположной двери. Однако тут его взяло сомнение: а есть ли смысл идти дальше, если в крепости пожар? Наводнение может даже оказаться для неё спасительным. Да, раньше чем открывать потайную преграду, надо узнать, что происходит на самом деле, решил Сабота и бросился вслед за слугой, который звал гасить пожар. И понял, что правильно сделал, последовав за человеком, хорошо знакомым со всеми ходами и переходами: коридоры в подземельях крепости были такие извилистые, запутанные, что сам он ни за что бы не нашёл дороги. Из боковых коридоров к ним присоединялось всё больше и больше людей. Некоторые были мертвенно бледны, они растерянно моргали, оттого что отвыкли от света. Одни были совсем обнажённые, другие – закутаны в множество звериных шкур. Многие бы ли вооружены мечами, а кое-кто нёс трезубцы, арканы, пращи, ножи. Все эти подземные стражи – мучители, отравители, надзиратели – всполошились, шумели. По их испуганным лицам Сабота догадался, что они не пожар гасить бегут, а просто спасаются из подземелий, боясь остаться погребёнными под развалинами крепости. "Кто поджёг крепость? Или тут кроется какой-то обман?" – мучительно пытался понять Сабота, мчась вслед за боярскими стражами по тёмным переходам, освещённым лишь мерцающими факелами. Тьма внезапно поредела: Сабота и все, кто бежал впереди него, оказались в просторном внутреннем дворе крепости.