Текст книги "Снова три мушкетера"

Автор книги: Николай Харин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Услышав, как задрожал голос Камиллы, д'Артаньян понял, что его дальнейшие колебания не только бессмысленны, но и жестоки.

– Разрешите мне поднести фонарь к вашему лицу, – с горячностью воскликнул он. – Я никогда в жизни не встречал девушки, подобной вам!

– И не встретите, поскольку перед вами единственный экземпляр, ответила Камилла, к которой сразу же вернулись ее обычное настроение и самообладание, лишь только она почувствовала, что д'Артаньян не станет более отказываться от бегства. – Слушайте же меня внимательно – наше время и так почти истекло.

– Я повинуюсь вам.

– Вы должны выйти, низко надвинув капюшон, и, ни слова не говоря, сесть в портшез. Слуги дожидаются меня на улице.

– Сколько их?

– Двое. Перед тем как войти сюда, я отдала им приказание доставить меня на площадь, к церкви, что находится неподалеку. Поэтому ваше молчание не вызовет никаких подозрений. Они решат, что беседа с приговоренным к смертной казни произвела на меня тяжелое впечатление – только и всего. И вообще, неважно, что подумают лакеи, – они хорошо вышколены. Гораздо важнее другое – чтобы часовой у дверей ничего не заподозрил.

– Понятно. Что мне делать у церкви?

– Слуги доставят вас ко входу в нее – наискосок от площади, и вы так же молча войдете внутрь. Если ваш слуга или его товарищ, прибывший с вами на фелуке, в точности выполнил мое поручение, то церковный кантор – мой близкий друг и духовный наставник – будет поджидать вас у входа. Этот добрый старик отведет вас в надежное место, следуйте ему во всем. Если же почему-либо его не окажется у церкви, постарайтесь, войдя внутрь, сбросить плащ, чтобы не вызвать подозрений, и расспросить церковного сторожа о том, как добраться до дома кантора, сославшись при этом на меня. После этого выходите через заднюю калитку и быстро идите туда, куда укажет вам сторож. Если добрый старик на месте – все в порядке: он позаботится о том, чтобы отпустить лакеев, объявив им, что я остаюсь в церкви – молить Бога о судьбе защитников города и слушать его игру на органе. Если же его нет, а это может произойти лишь в двух случаях – либо вашему слуге не удалось известить его, либо он тяжело болен, вам надо найти его дом и передать ему то, что должен был передать ваш слуга, вернее – его товарищ.

– Что же?

– Вы скажете, что связаны личной дружбой с Камиллой де Бриссар, что вы убежденный сторонник прекращения страданий мирных жителей города, а следовательно, и противник жестоких мер коменданта. Вследствие этого вам угрожает опасность, вас преследуют. Вы передадите ему мою просьбу помочь вам – укрыть вас от погони. Он обязательно это сделает.

Слушая свою хорошенькую спасительницу, д'Артаньян отметил про себя, как быстро эта девушка сумела разработать план спасения совершенно чужого ей человека и с какой точностью ей удалось пока что следовать этому плану.

– Идите же, сударь, – тихонько сказала она, подтолкнув мушкетера к дверям, одновременно постучав в них.

Д'Артаньян порывисто поцеловал ей руку.

– Что бы ни случилось, я найду вас! Клянусь! – воскликнул гасконец и устремился из камеры навстречу дальнейшим приключениям.

Фонарь он предусмотрительно прихватил с собой, но тут же, входя в роль молодой девушки, поставил его на пороге, едва успев затворить за собой дверь камеры, сделав вид, что ему тяжело его держать в руках.

Часовой заглянул внутрь и увидел там ту же картину, что и раньше, закутанная в серый дорожный плащ фигура в нахлобученной на голову широкополой черной шляпе лежала на грубой деревянной койке, или кровати, отвернувшись к стене.

Стражник подобрал с порога фонарь и обернулся. Все, что он успел увидеть, была удаляющаяся фигура в широком уже знакомом ему бархатном плаще.

– Постойте, мадемуазель! – окликнул часовой, движимый не столько подозрительностью, сколько вежливостью и чувством долга.

Однако д'Артаньян, которому вовсе не улыбалась перспектива объяснений со стражником, ускорил шаги, одновременно прилагая титанические усилия, чтобы подражать грациозной девичьей походке. Низко пригнув голову, он нырнул в портшез, подхваченный рослыми лакеями. Спрятавшись за занавесками, мушкетер благословил предусмотрительность Камиллы, указавшей лакеям путь назначения.

Полагаем, что лакеи почувствовали возросшую тяжесть своей ноши. Однако обоим слугам оставалось только теряться в догадках и нести портшез туда, куда приказала им госпожа; ничего другого им и в голову не приходило. Лакеи действительно были хорошо вышколены.

Таким образом, задуманный мадемуазель де Бриссар до не правдоподобия дерзкий и до смешного простой план удался, а сама она в точном соответствии с этим планом, закутавшись в плащ д'Артаньяна, осталась лежать на тюремной койке, поздравляя себя с удачей в той части дела, которая касалась д'Артаньяна, и начиная испытывать смутную тревогу в отношении своей дальнейшей участи.

Глава девятая
Почему «Морская звезда» вышла в море раньше назначенного срока

Между тем близился условленный час отплытия. Наступила ночь. Г-н комендант отправился в спальню Камиллы, где нашел всего лишь перепуганную камеристку, сообщившую, что мадемуазель отправилась в портшезе навестить мадам Дюберже и до сих пор не возвратилась.

Установив, что Камилла не взяла с собой никого, за исключением двух носильщиков, комендант встревожился в свою очередь и послал к мадам Дюберже за мадемуазель де Бриссар несколько гонцов одного за другим.

Спустя полчаса ему доложили, что у мадам Дюберже Камилла не появлялась.

В этот момент прибыл начальник полиции с сообщением о том, что на улицах собираются кучки горожан, вооруженных самодельными пиками и ножами, крича, что Бэкингем убит, и требуя сдачи города. Начальник полиции считал, что, если не пойти на крайние меры, последствия этого стихийного возмущения могут быть непредсказуемы.

Комендант отдал приказ начать розыски мадемуазель де Бриссар. Сам же он, засунув за пояс пару заряженных пистолетов и вытащив шпагу из ножен, в сопровождении нескольких верных ему человек, также вооруженных до зубов, углубился в лабиринт неосвещенных ларошельских улиц. Он и его люди шли пешком, так как в городе не осталось ни одной лошади. Их просто съели.

В это время на фелуке, стоящей в гавани, продолжались восстановительные работы. Достойный помощник капитана превосходно справлялся со своей задачей. Течь, образовавшаяся в трюме, после того как судно получило удар, была устранена, такелаж приведен в порядок.

Г-н Эвелин принимал самое деятельное участие в работе. Его можно было встретить почти одновременно то на юте, то на баке, то в трюме.

– Живее, ребята! – поторапливал он матросов, по-видимому, давно привыкших к манере почтенного помощника. – Живее, а не то ларошельцы съедят нас вместе с костями: что ни говори, а мы выглядим поупитаннее их.

– Тише, Александр, – сказал подошедший капитан Ван Вейде, пряча улыбку. – Солдаты услышат.

– Они не понимают по-фламандски, – безмятежно отвечал г-н Эвелин. – А если и поймут, то что с того. В конце концов, в обычае приготовлять рагу из своих ближних нет ничего необыкновенного. Дикари, которых я поневоле долгое время имел возможность изучать на острове Эспаньола, – те вообще считают это в порядке вещей. Я даже знавал белых христиан, которые прибегали к такому способу пропитания.

– Пора бы уже появиться коменданту с девушкой, – задумчиво проговорил капитан. – В городе неспокойно.

– Всякое может случиться, – в тон ему добавил помощник.

При этом оба моряка переглянулись.

Они помолчали еще немного, а затем капитан подошел к Джейкобсону, который также казался встревоженным отсутствием коменданта.

– Что происходит в Ла-Рошели, мистер Джейкобсон? – спросил он.

– Вы прекрасно понимаете, что происходит, goddamn! – проворчал англичанин. – Чернь взбунтовалась. И все из-за вашей чертовой фелуки. Надо было сразу вас всех связать и позатыкать вам рты.

– Вы имеете в виду того бездельника, который сбежал с корабля в город? – спросил капитан Ван Вейде, сохраняя на лице все ту же невозмутимую мину. – Во всяком случае, прошу заметить, что это случилось в мое отсутствие.

– Это мне известно и без вас, – отвечал Джейкобсон, присматриваясь к огонькам, замелькавшим в одной из улиц, ведущих к гавани.

– Пожалуй, вам стоит поторопить коменданта, – спокойно сказал капитан, – иначе они доберутся до нас и от «Морской звезды» останутся только щепки. Они разнесут корабль в поисках рыбы, которую уже давно забрали и съели ваши солдаты.

– Мне не очень-то по душе ваш тон, – отвечал Джейкобсон, – но что касается вашего совета, то я и сам собирался поступить подобным образом. Я отправлюсь туда и потороплю их.

– Возьмите нескольких солдат – так будет безопасней.

– Черта с два! Солдаты будут стеречь вас. Мы скоро вернемся с комендантом и девушкой, – ответил англичанин, спускаясь по трапу.

Из описанного разговора со всей очевидностью следовало, что мистер Джейкобсон являлся доверенным лицом коменданта Ла-Рошели и был полностью посвящен в его планы. Как уже ясно читателю, планы эти были расстроены экстравагантным поступком Камиллы, которая в это время, завернувшись в плащ д'Артаньяна, безмятежно спала на тюремной койке. Иногда она улыбалась во сне.

Лакеи доставили портшез к церкви, указанной им их хозяйкой, и опустили его у церковной ограды. Навстречу из густой тени шагнула маленькая фигурка. Достойный кантор проявил весьма уместную в сложившейся ситуации прыть, опередив одного из лакеев и не позволив ему открыть дверцу портшеза. Он открыл ее сам.

– Почтительно приветствую вас, мадемуазель. Для такого старика, как я, ваши посещения большая радость и честь, – сказал кантор.

Д'Артаньян низко наклонил голову, пытаясь изобразить благосклонный кивок, и, приняв предложенную стариком руку, быстро последовал за ним.

Они миновали ограду, поднялись по широким каменным ступеням и, войдя в церковь, остановились.

– Я рад, что план мадемуазель де Бриссар удался. У нее доброе сердце, да благословит ее Господь, – проговорил старик.

– Да, да благословит ее Бог! – горячо воскликнул д'Артаньян, вкладывая в эту фразу много искреннего чувства, носящего, однако, значительно более мирской характер, чем подобало бы, учитывая ее содержание.

– Мы не задержимся здесь, – продолжал старый кантор. – Я сейчас выйду к лакеям и отпущу их под тем предлогом, что вы, то есть их хозяйка, останетесь здесь читать молитвы и слушать мою игру на органе. Она не раз посещала эту церковь во время осады, и мои слова не вызовут подозрений. Я скажу им, чтобы они вернулись через час или два.

– Каким образом мы выйдем незамеченными?

– В церкви несколько выходов – мы воспользуемся самым удобным для вас.

– Я так поражен всем происшедшим, что даже забыл спросить, кому я обязан своим чудесным спасением! – воскликнул молодой человек.

– Мадемуазель де Бриссар, конечно, и вашему слуге. Тому неразговорчивому малому, что прибежал ко мне несколько часов назад и передал мне ее слова.

– Но как ваше имя?!

– Меня зовут Франсуа Буало, я здешний кантор. Но моей заслуги, право же, нет в этом деле, сударь. А теперь я выйду к этим людям.

С этими словами старик исчез, а д'Артаньян остался в одиночестве и воспользовался тем, чтобы привести в порядок свои мысли.

Мушкетер немало пережил за последние сутки. Многих подобные испытания выбили бы из колеи надолго, но д'Артаньян был человеком другого сорта. Он успел подумать и о вещем сердце Атоса, и о его предусмотрительности, с которой он отправил Гримо в Ла-Рошель.

Однако все эти мысли очень скоро уступили место образу прекрасной и отважной Камиллы. Мы далеки от того, чтобы утверждать, что девушка уже завладела всеми помыслами д'Артаньяна, но нам кажется вполне естественным, что подобное романтическое приключение, которое только что пережил гасконец, привлекло его внимание к красивой девушке, а именно это и произошло в действительности.

Мэтр Буало вернулся и повел д'Артаньяна за собой, ощупью пробираясь в нужном направлении.

– Я отпустил их, – тихо проговорил он, не оборачиваясь и продолжая семенить мелким старческим шагом. – Мне показалось, что они что-то подозревают, но комендант держит свою челядь в строгости, поэтому лакеи повиновались. Однако, как только они вернутся, – разразится большой скандал.

– Кажется, где-то неподалеку уже скандалят вовсю, – заметил д'Артаньян, до того в молчании шагавший за своим почтенным проводником.

Они только что миновали перекресток и шли по маленькой, темной улочке, мощенной неровной брусчаткой. Им оставалось сделать тридцать или сорок шагов, чтобы достичь перекрестка, откуда послышались громкие, возбужденные голоса.

Подойдя ближе, д'Артаньян и почтенный мэтр Буало смогли разобрать слова.

– Скорее, скорее! – кричал кто-то хриплым голосом. – А не то они улизнут от нас. Свернем шеи лакеям, а девица останется у нас, тогда ее папаша будет посговорчивее.

– Правильно! Заставим коменданта открыть ворота, а не то скоро все протянем ноги, – поддержали первого крикуна не меньше дюжины глоток.

– Эти негодяи хотят захватить Камиллу! – вскричал д'Артаньян, судорожно нащупывая эфес несуществующей шпаги.

– Конечно, но они вовсе не негодяи.

– Однако же они хотят совершить насилие!

– А разве вы не принадлежите к их числу?

– Черт возьми! Конечно, нет… то есть – да, но…

– Слуга, которого прислала мадемуазель де Бриссар, передал мне ее просьбу укрыть одного из преследуемых по приказу коменданта людей. Если бы я считал таких людей негодяями всех до одного, мне надо было бы отказаться.

– Это правда, – ответил мушкетер, понимая всю неуместность более откровенных объяснений в настоящий момент.

– Вот видите.

– Но сделать заложницей мадемуазель де Бриссар!

– Эти несчастные доведены до крайности, не судите их слишком строго.

– Однако…

– Ах, молодой человек, вы ведь прекрасно знаете, что мадемуазель де Бриссар ничто не угрожает – она спокойно спит в своем доме, который надежно охраняют.

Д'Артаньян вынужден был про себя признать, что, с точки зрения почтенного кантора, это логическое построение выглядит безукоризненным ведь никто, кроме мушкетера и хорошенькой крестницы коменданта, не знал о том, что же произошло этой ночью в ларошельской тюрьме.

Крики между тем становились все приглушеннее, возбужденная толпа удалялась от того места, где сейчас находились беглец и его проводник.

– Они, по-видимому, напали на лакеев, несущих портшез, – спокойно продолжал кантор. – Они увидят, что портшез пуст, и дело кончится ничем.

– Но они могут выместить свою досаду на лакеях!

– Лакеи вооружены, а кроме того, комендант их хорошо кормит, – с тяжелым вздохом отвечал старик. – Каждому из них не страшна и дюжина этих обессилевших людей. Поверьте мне, нам с вами лучше всего продолжать наш путь – это будет самое разумное, что мы можем предпринять.

Однако д'Артаньяна было не так-то просто склонить к тому, чтобы делать что-то такое, чего он делать не хотел.

– А мы ведь находимся где-то неподалеку от городской тюрьмы, не так ли, мэтр Буало? – спросил он.

– Да, – неохотно отвечал старик. – Как раз поэтому я и стараюсь увести вас подальше отсюда.

– Я пришел к выводу, что именно этого мне делать не следует.

– Как так? Не понимаю вас, сударь!

– Дело в том, что в этой тюрьме, в камере приговоренных к смертной казни, сейчас находится одна девушка, которую я, кажется, полюбил.

– О Боже праведный, что вы такое говорите?!

– Только то, что вы слышали, мэтр Буало. И я намереваюсь вытащить ее оттуда.

Видя, что старик пошатнулся, мушкетер бережно подхватил его и поддерживал до тех пор, пока достойный кантор не пришел в чувство.

– Как же это возможно?! Уже и женщин стали вешать в этом несчастном городе – какое ужасное известие! Вас же повесят вместе с нею! – лепетал бедняга, тщетно стараясь прийти в себя.

– Мэтр Буало, вы оказали мне неоценимую услугу. Но сейчас я должен покинуть вас. Если хотите, я отведу вас обратно в церковь.

Однако мэтр Буало не чувствовал себя в силах продолжать путь по ночным улицам. Поэтому д'Артаньян отвел старика к указанному им дому, который оказался не слишком далеко, постучал в двери и препоручил кантора заботам отворившей им сморщенной старухи. Затем он выяснил, как добраться до городской тюрьмы, и спросил, не найдется ли в доме шляпы с широкими полями, чтобы прикрыть лицо. Шляпы у старухи не оказалось, и мушкетер отправился в указанном направлении налегке.

Несмотря на то что он оказался совершенно один, без оружия во враждебном городе, и у него вот уже больше суток не было во рту ни крошки, мушкетер чувствовал себя прекрасно. У него созрел простой и дерзкий план освобождения Камиллы де Бриссар. Романтическое приключение продолжалось.

Как известно, у пьяных и у влюбленных есть свой ангел-хранитель. Поэтому д'Артаньяну посчастливилось не встретить на пути ни ночного дозора, ни группы озлобленных и голодных городских отщепенцев – публики отчаянной и в своем отчаянии способной на все. А в том, что наш герой уже чувствовал себя влюбленным, сомневаться не приходилось. С нашей точки зрения, именно этим можно объяснить поведение мушкетера, намеревавшегося, едва выйдя из тюрьмы, вернуться обратно.

Шум и крики, доносившиеся из глубины городских улиц, только усилили желание капитана Ван Вейде и всего немногочисленного экипажа «Морской звезды» ускорить отплытие.

– Не пора ли поднимать паруса, Якоб? – тихо спросил г-н Эвелин, в очередной раз подходя к капитану, стоявшему у борта.

– Вот уже битый час я думаю о том же, – отвечал морской волк в тон своему помощнику.

– А… тем лучше. «Они соединили свои помыслы и устремления воедино», – как говорится в пасторали господина де Ровере, не помню уж точно, в которой, – повеселев, откликнулся тот. – Тогда я пойду поговорю кое с кем о том, как нам получше примирить свои «помыслы и устремления» с чувствами солдат Ла-Рошели в том случае, если они противоречат друг другу, – сказал г-н Эвелин и ушел с палубы.

Видимо, упомянутые «помыслы и устремления» ларошельских воинов не слишком расходились с намерениями моряков. Часть солдат, измотанных осадой и недоеданием, попросту спала крепким сном, хотя бы оттого, что ночью человеку свойственно спать, а было уже далеко за полночь. Часовые же оказали вялое сопротивление, но были быстро обезоружены и связаны дюжими матросами.

Всякий непредвзятый наблюдатель заметил бы, что часовые боролись не столько с экипажем «Морской звезды», сколько с чувством долга. Последнее было вынуждено отступить перед естественным стремлением оказаться там, где едят досыта.

Таким образом, «Морская звезда» покинула негостеприимную гавань Ла-Рошели и устремилась в темные воды Бискайского залива. На мачте и на корме были вывешены опознавательные знаки, освещенные скудным светом фонарей. Они послужили бы пропуском при встрече с военными кораблями, охранявшими гавань.

А бравый капитан Ван Вейде обратился к стоявшему рядом г-ну Эвелину со следующими словами:

– Наконец-то мы, кажется, разом отделались от всех этих кардиналов, ларошельцев, католиков и гугенотов. Мы снова свободные люди, Александр, друг мой!

Глава десятая
Д'Артаньян возвращает долги

«Морская звезда» уходила все дальше от берегов, а в лабиринте ночных ларошельских улиц разыгрывались драматические события, участниками которых были люди, хорошо знакомые нашему благосклонному читателю, равно как и появившиеся на страницах нашего повествования лишь недавно.

Те из них, кто повстречался на пути мэтру Франсуа Буало и д'Артаньяну, принадлежали к числу наиболее отчаянных городских бродяг. Доведенные до последнего предела лишениями и жестокой политикой коменданта, поддерживавшего силы стражников и гвардейцев за счет всех остальных, включая стариков, женщин и детей, они готовы были на вооруженное восстание.

Столкнувшись нос к носу в темном переулке с двумя лакеями, несущими портшез, который можно было узнать с первого взгляда по гербам на дверцах, их главарь пришел в восторг. Бывший вором и грабителем до осады Ла-Рошели, он сделался нищим, так как его ремесло уже не могло его прокормить. Несколько его друзей уже были повешены по приказу коменданта в числе тех, кто был заподозрен в призывах к мятежу. Оставшиеся, вернее те из них, кто еще не совсем ослабел от голода и мог самостоятельно передвигаться, окружали своего предводителя и в ту ночь. Главарь шайки пришел в восторг, когда его единственный глаз узрел украшенный гербом портшез. Он решил, что перед ним ценная добыча, с помощью которой можно шантажировать ненавистного коменданта.

Справедливости ради стоит сказать, что большинство горожан, вышедших на улицы Ла-Рошели в ту ночь, не принадлежали к воровской шайке, возглавляемой одноглазым грабителем. Это были мирные обыватели, доведенные до крайности множеством несчастий, как из рога изобилия сыпавшихся на их головы уже более года. Поэтому они и вызывали такое сочувствие мэтра Франсуа Буало, в простоте душевной посчитавшего д'Артаньяна одним из их вожаков. Эти люди не пошли бы на совершение насилия, к которому призывал их одноглазый, поэтому они вскоре разбрелись кто куда, а многие, пройдя квартал-другой, просто опустились на мостовую, не в силах больше двигаться. Большинство же, пошумев, истратило на это весь запас своих сил и возвратилось восвояси.

Однако набралась и группа бродяг, последовавших за одноглазым. Группа вполне достаточная для схватки с ночным патрулем, если бы таковой встретился на их пути. Они бросились вслед за лакеями.

Те сначала ускорили шаги, а потом, видя, что расстояние между ними и их преследователями неумолимо сокращается, сочли за лучшее бросить пустой, как они знали, портшез посреди улицы и унести ноги.

Одноглазый и его сообщники подбежали к портшезу с возгласами ликования, но в это время из-за угла появились стражники ночного дозора, предводительствуемые мистером Джейкобсоном, а в противоположном конце улицы заблестели пистолеты и шпаги небольшого, но, по-видимому, решительно настроенного отряда. Это был сам комендант Ла-Рошели со своими людьми.

– Ну, чего стали, разинув рты! – крикнул одноглазый предводитель. Открывайте дверцы, вытаскивайте ее скорее!

– Назад, негодяи! – гремел голос коменданта, приближавшегося к месту событий.

Наиболее энергично действовал в этой обстановке англичанин. Видя, что он со своими солдатами не успевает к портшезу первым, Джейкобсон вынул из-за пояса пистолет и разрядил его в толпу оборванцев.

– Fire![9]9
  Огонь! (англ.)


[Закрыть] – зычно прокричал он, прислоняясь к стене, чтобы не мешать стрелять своим солдатам.

Прогремело несколько выстрелов, воздух огласился стонами и проклятиями раненых, а кучка бродяг бросилась врассыпную.

– Она здесь! Камилла! – звал комендант, подбегая к портшезу.

– It's all right![10]10
  Все в порядке! (англ.)


[Закрыть] – удовлетворенно заметил Джейкобсон, засовывая пистолет за пояс.

Комендант рванул дверцы портшеза и издал глухой стон. Портшез был пуст. Впрочем, если принять во внимание все предшествующие события, этого и следовало ожидать.

Но ни Гарри Джейкобсон, ни комендант Ла-Рошели не имели ни малейшего представления о событиях этой ночи, поэтому нам остается признать их полное право на разочарование, если не отчаяние, и посочувствовать им.

– Если эти мерзавцы хоть пальцем тронут ее, я перевешаю их всех, как собак! Собственными руками! – вскричал комендант в бессильном гневе. Goddamn, они бежали к портшезу так же, как и мы. Ни один из этих каналий, как и мы, не подозревал, что девушки в портшезе нет, – произнес рассудительный Джейкобсон спустя минуту.

– Надо отыскать этих трусов, которые несли портшез, – им должно быть известно, где находится Камилла. Как это сразу не пришло мне в голову? произнес комендант.

– Эй, молодцы! – крикнул Джейкобсон, обращаясь к окружавшим их солдатам. – Обыщите все кварталы окрест. Вы должны найти двух лакеев, что несли портшез.

* * *

Этой ночью в Ла-Рошели было неспокойно. Крики и выстрелы доносились до слуха двух стражников, пребывающих в уверенности, что они стерегут д'Артаньяна, тогда как на самом деле они охраняли мадемуазель де Бриссар. Оба с тревогой всматривались в темноту, пытаясь отгадать причину смятения.

Неожиданно темнота сгустилась и приняла очертания мужской фигуры, которая заговорила голосом д'Артаньяна:

– В нескольких кварталах отсюда взбунтовавшаяся чернь напала на портшез мадемуазель де Бриссар. Мне даны полномочия собирать всех солдат, находящихся в ведении комендатуры, потому что мятежники многочисленны.

Один из стражников – тот, который сторожил окно камеры, повиновался и двинулся было по улице туда, куда указывал гасконец. Однако второй, охранявший двери, заколебался.

– Назовите свое имя, шевалье, чтобы в случае необходимости я мог сослаться на приказ офицера.

– Мое имя Гарри Джейкобсон, goddamn, – проворчал д'Артаньян, так как англичанин был единственным человеком в Ла-Рошели, за исключением Камиллы, которого он знал по имени.

– Ну-ка, поближе к огню! – скомандовал солдат, поднося к лицу мушкетера свой фонарь.

Очевидно, гасконский акцент д'Артаньяна мог сойти за произношение англичанина только у глухого.

– Ладно, к огню так к огню, – спокойно проговорил д'Артаньян, бросив мимолетный взгляд, убедивший его в том, что второй часовой исчез в темноте.

– А, дьявол! – охнул солдат, узнавший в мушкетере того, кто должен был находиться за дверью охраняемой им камеры.

– Я вижу, ты узнал меня, любезный, – сказал д'Артаньян, крепко ухватив солдата за горло одной рукой, а другой удерживая его мушкет. – Тем лучше. Как видишь, я по другую сторону дверей. Так вот, любезный: в твоих интересах прислушаться к моему совету. Если ты немедленно не последуешь за своим товарищем спасать мадемуазель де Бриссар, тебе не поздоровится. Тебя будут судить по законам военного времени за то, что ты, находясь на посту, упустил арестанта. Я же предлагаю тебе воспользоваться случаем оправдать мое бегство тем, что ты помогал дочери коменданта избавиться от лап мошенников, которые горланят там, в темноте. Я открою двери камеры и верну ключи тебе – таким образом, твое начальство решит, что тот, кто приказал тебе оставить пост из-за чрезвычайного происшествия, имел дубликат. Что ты скажешь на это, любезный?

– Что я верну тебя на прежнее место, приятель, – прохрипел солдат, пытаясь освободиться от железной хватки мушкетера.

– В таком случае я придушу тебя раньше, чем ты успеешь помолиться, спокойно сказал д'Артаньян, сильнее сжимая пальцы.

Солдат понял, что гасконец не шутит. Он также почувствовал, что мушкетер сильнее его.

– Отпустите, довольно, – задыхаясь, прошептал он. – Человек вы или дьявол, но будь я проклят, если я знаю, как вам удалось вырваться оттуда и зачем вам понадобилось возвращаться, – продолжал стражник, снимая с пояса ключи и передавая их д'Артаньяну.

– Из человеколюбия, – лукаво улыбнувшись, ответил гасконец. – Мне стало жалко твоей головы.

Не мешкая более, мушкетер отпер дверь и вернул ключи солдату. Тот снова прицепил их к своему поясу и, взяв предусмотрительно разряженный д'Артаньяном мушкет за дуло, как палку, пошатываясь пошел прочь. Временами он встряхивал головой и ощупывал горло, проверяя, не сжимают ли его еще железные пальцы мушкетера.

– Да передай, что тебя снял с поста Гарри Джейкобсон собственной персоной. Можешь также сообщить, что он обещал покараулить сам, – со смехом крикнул д'Артаньян ему вдогонку.

Однако нельзя было терять времени. В любой момент мог появиться патруль или кто-либо из вооруженных ларошельцев, а д'Артаньян по-прежнему не имел даже шпаги.

Впрочем, сокрушаться из-за того, что он не отобрал у стражника хотя бы его шпагу, гасконец не стал. Он вошел внутрь и тихо позвал девушку.

Не дождавшись ответа, мушкетер вернулся к выходу и вооружился оставленным у входа фонарем, который, к счастью, не погас во время их непродолжительной схватки с солдатом.

Взору д'Артаньяна представилась картина, способная вдохновить влюбленного на разного рода безумства. На жесткой тюремной койке, освещаемая скупым светом колеблющегося язычка пламени, мирно спала, разметавшись во сне, девушка, несколько часов назад добровольно явившаяся в тюрьму, чтобы заменить его собой в камере смертников. И пусть ее жизни ничто здесь не угрожало, все же д'Артаньян не мог не оценить жертвы, принесенный Камиллой ради него. Она рискнула своей репутацией, а в ту эпоху это подчас было немногим меньше, чем жизнь.

– Камилла, я вернулся возвратить долги, – сказал д'Артаньян.

Девушка открыла глаза и улыбнулась.

– Какой милый сон, – со вздохом произнесла она.

– Камилла, вы видите меня наяву, а не во сне.

Девушка тряхнула головой, разгоняя остатки сновидений.

– Д'Артаньян, это вас я вижу?!

К радости, вспыхнувшей сначала в глазах мадемуазель де Бриссар, примешалась тревога.

– Вы опять здесь, в этой камере? Что случилось? Вас опять схватили?!

– Успокойтесь, Камилла. Я свободен, как ветер, во всяком случае пока. Просто я люблю возвращать свои долги и не люблю откладывать это на потом.

– Так вы…

Д'Артаньян не дал ей закончить.

– Зачем вам встреча с караульными именно в этом малопривлекательном помещении? Зачем вам огорчать милейшего господина коменданта? К чему нам все эти неприятности! Я говорю «нам», потому что с сегодняшней ночи стал принимать ваши дела очень близко к сердцу.

– Вот как, сударь! Значит, вы явились за мной из чисто эгоистических побуждений? – спросила Камилла, сопровождая вопрос лукавым взглядом.

– Еще бы, мадемуазель.

– А я-то подумала, что вам стало жаль бедную девушку, томящуюся в тюрьме.

– Камилла, я слышу шум на улице, – перебил ее д'Артаньян. – Тысяча чертей, я позабыл отобрать у этого недотепы его шпагу.

– Так вы безоружны?! – воскликнула девушка, всплеснув руками. – Что же мы стоим – бежим скорее!

Очутившись на улице, беглецы увидели, что они чуть было не опоздали последовать этому здравому совету. Слева показались огни. Было ясно, что оттуда движется целый вооруженный отряд.

Д'Артаньян и Камилла бросились вправо. Они успели свернуть в один из переулков прежде, чем их могли заметить.

Несколько минут они пробирались почти в полной темноте, но затем были вынуждены остановиться, так как девушка выбилась из сил.

– Послушайте меня, Камилла, – заговорил д'Артаньян, бережно поддерживая девушку под руку, – я думаю, нужно поступить так: мы должны приблизиться к какому-нибудь патрулю, оставаясь незамеченными, а затем, когда я удостоверюсь, что вам не грозит попасть в руки этих бродяг, я укроюсь в тени, а вы выйдете к ним; это вас они ищут по всему городу. Коменданту сообщат радостную весть, ему будет не до меня. Таким образом, лучшее, что мы сейчас можем сделать, – это расстаться.

Взрыв проклятий, донесшийся со стороны тюрьмы, которую незадолго до этого покинули беглецы, показал им, что исчезновение арестанта обнаружено.