355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Полунин » Коридор огней меж двух зеркал » Текст книги (страница 1)
Коридор огней меж двух зеркал
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:10

Текст книги "Коридор огней меж двух зеркал"


Автор книги: Николай Полунин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Полунин Николай
Коридор огней меж двух зеркал

Николай Полунин

Коридор огней меж двух зеркал

Длиннохвостая птица, сидевшая на полусгнившем пеньке, насторожилась и завертела головкой, посверкивая черными бусинами глаз. Снизу, из-за густой поросли орешника, куда убегала, спускаясь, тропинка, слышались голоса поднимающихся в гору людей. Мужскому голосу вторил детский, звонкий, как ручеек в овраге за орешником. Птица перепорхнула на ветку повыше, качаясь на ней, увидела обоих – высокого мужчину в поношенной куртке и рабочих брюках и идущего рядом мальчика в яркой каскетке и комбинезончике. Сверху тоже послышались шаги, и на поляну они вышли одновременно – мужчина с мальчиком и дородный господин, весь облик которого говорил, что это богатый постоялец какого-либо из пансионатов по ту сторону перевала, забредший далеко в поисках местечка поживописнее. На груда у него болталась расчехленная туристская видеокамера. Он обрадовался встречным, спросил, не доведет ли его тропинка до деревни в долине, и как деревня называется, и можно ли там поесть. Мужчина в куртке охотно отвечал ему и все объяснил; мальчик не выпускал руки своего спутника. Господин раскланялся, приподнял шляпу с перышком, мужчина также улыбнулся, кивнул.

Лишь только турист, повернувшись к тропинке, сделал первые шаги, мужчина посмотрел, будто спрашивая, в глаза мальчику.

– Да, – ответил тот.

– Беги, – коротко приказал мужчина, и мальчик рванулся вверх, туда, где тропинка уходила в скалы. Мужчина распахнул свою куртку, сдернул с ременной петли короткорылый черный автомат – и дородный турист рухнул, крутанувшись на каблуках, и брызнули осколки камеры.

"– Конечно, я не пессимист, хотя основания для пессимизма есть. В повседневной жизни андроид Балтерманца абсолютно неотличим от любого "настоящего", если так можно выразиться, человека. Они обладают памятью – и оперативной, и фундаментальной – и могут рассказать вам о своих якобы существовавших родителях и друзьях детства, способны решить сложную этическую задачу. Более того, зачастую им в индивидуальном порядке подбирались биографии с реальными деталями, а то и целые судьбы...

– Именно этим, должно быть, и объясним пресловутый "бум разведок"?

– Действительно, все, так сказать, тайные полиции мира были спешно переключены на проверки и перепроверки досье своих граждан и заведение новых. А также – на граждан чужих стран, как правило – стран-соперниц.

– То есть теперь можно с уверенностью утверждать, что практически каждый из пяти с половиной миллиардов землян где-нибудь да учтен как "подозреваемый на андроида"?

– Все не так просто. Есть большое число стран и регионов, где подобный учет населения попросту невозможен. Как правило, это слаборазвитые и развивающиеся страны, но не только. Балтерманц это, конечно, учел, хотя по некоторым данным можно полагать, что большинство андроидов осело в странах с европеоидным населением. Хотя проблема, безусловно, носит общечеловеческий характер.."

Из интервью д-ра Альберто Валентин, председателя Специальной комиссии ООН.

1

Питер Вандемир пил по утрам стакан теплого молока, и ни одна новость в этом сволочном мире не могла помешать его привычке. Элла приносила ему молоко в любимом синем стакане, на салфеточке, и он всякий раз радовался этому привычному действию. Покосился на вазочку со сдобными рогаликами. Вот же, ей-богу...

– Ты продолжаешь меня искушать, моя прелесть.

– Пити, они были такие свежие, я подумала...

– Когда-нибудь я помру от одышки, только и всего. Ладно. Что там происходит в нашей богоизлюбленной стране и вообще в мире? – он откинулся на спинку кресла.

– Вчера в вечернем выпуске сказали, что проект "Меркурий" откладывается еще на год. Сказали, что снова из-за андроидов – никто ведь не поручится, что они не проникнут в космос.

– Разумеется. – Он отпил глоток. – Мы будем охранять свой космос. Наш космос на замке. Как Первый Федеральный банк. – Он отпил еще глоток. Питер никогда не читал по утрам газеты и довольствовался пересказом Эллы. А если не бывал дома по утрам, то обходился и вовсе без этого. – Так, это -в мире. А где-нибудь поближе?

– Марта не собирается выходить замуж, так она мне сегодня заявила, представляешь? Мол, вдруг жених у нее окажется "невсамделишним", и как будет стыдно.

– Передумает. Восемь лет – не возраст, посмотрим, что она заявит лет через пяток. Но ребенок растет рассудительным, в уважении к нормам морали и общественному мнению...

– А еще...

Но он так и не узнал, что еще. Загорелся вызов, звонили наверняка из конторы.

– Пити, тебя.

– Сейчас, – он махом допил молоко, подумал, как обычно: ну вот, лишают последнего. Спросил Эллу:

– Папа?

– Лина.

Лина – Папина секретарша. Может, не стоило и спешить, зря скомкал удовольствие.

– Да, девочка. Доброе утро.

– Доброе утро, Питер. Вам – срочно прибыть. – И, пригнувшись, так что нос уплыл в угол экрана: – У Папы тип из полицейского управления, ва-аж-ный... – Отодвинулась. – За вами послан Ладислав.

Ишь ты, Папа не пожадничал собственным аппаратом, значит, и впрямь дело срочное. Поглядим. Не слишком-то я люблю срочные да спешные дела. Чертов Папа...

– Прелесть моя, я надолго, Питеру-младшему надери уши за его успехи в колледже. Если достанешь, конечно...

Ладислав всю дорогу молчал, но Питера это ничуть не занимало. Ладислав есть Ладислав, что с него взять. Они шли над шоссе, и Питер примостился считать машины в сторону города и обратно. Он никогда заранее не думал о предстоящей работе, это была привычка еще более давняя, чем стакан молока по утрам.

Ладислав посадил на крест в круге с точностью, кажется, миллиметровой. Направляясь к лестнице, ведущей с крыши внутрь офиса, Питер увидел на лужайке под грабами длиннющий лимузин с дурацкими буфами на задних крыльях – возрождались фордовские моды середины прошлого века.

"– Меня часто спрашивают, какой это был Балтерманц, на что я неизменно отвечаю: а которого вы имеете в виду? История знала трех Балтерманцев, двое из них приходились друг другу отдаленными родственниками, но ни к одному из тех родов нынешний Балтерманц не принадлежал...

Для нас, знавших его несколько ближе, чем другие, он всегда был просто выдающимся ученым, достаточно богатым, чтобы воплощать любые свои идеи. Никто и не подозревал об истинном масштабе его работ. Как никто из нас понятия не имел, что он является обладателем одного из самых значительных состояний Земли. Африканские копи и урановые рудники его отца и деда плюс сокровищница матери-брахманки, оставшейся последней в роду... Х-м, я сейчас подумал, у него и в самом деле было занятное смешение кровей... Во всяком случае, теперь совершенно ясно, что это был исполинский проект, единолично задуманный и осуществленный. Вернее, остановившийся на полдороге -по-моему, все телеэкраны мира обошла запись этого единственного репортажа, который успели отснять в каком-то из "родильных домов" до того, как все они взлетели на воздух.

– Обошла и была изъята.

– Вот как? Мне об этом ничего неизвестно.

– Какова, по вашему мнению, примерная численность андроидов Балтерманца, которые сейчас находятся среди людей?

– Я могу назвать только порядок. Десять тысяч. Но, по-видимому, их гораздо больше. Тридцать тысяч, может быть – пятьдесят... Не спрашивайте меня о предполагаемых целях, которые преследовал Балтерманц. Это был гений, не завершивший свою работу, а гений, если вы помните Шопенгауэра, попадает в цели, которых обычный человек не видит. Боюсь, что эту ... цель мы не увидим уже никогда. Там могло быть что угодно, вплоть до облагодетельствования всех людей, сколько их есть. Правда, пока особых перемен к лучшему что-то не видно... Но, повторяю, работа не завершена, и очень может быть, что в силу этого, а то и – кто знает? – вопреки человечество, похоже, доигралось..."

Из интервью д-ра Эмиля Навотны, профессора Сорбоннского университета.

– А-а! – показно обрадовался Папа, – вот и он. Позвольте вам представить, один из наших лучших...

– И худших, – буркнул Питер, валясь в кресло напротив приезжего типа. Тип был что надо – плешивый череп яйцом, сам маленький, цепкие лапки и цепкие глазки, как у тролля, костюмчик серый в полоску, башмаки на толстой подошве, галстук – "привет с Уолл-стрита". Папа обескураженно заткнулся, тип смачно обсасывал Питера взглядом.

– Ну что же, – тип странным образом оказался на ногах и стоял почти у самой двери, держа свой огромный бювар под мышкой, – эта кандидатура меня устраивает. Думаю, Валоски, вы ему объясните сами. Мне позвольте откланяться. Я свяжусь с вами послезавтра, – и исчез за двойными ореховыми дверьми, гордостью Папиного кабинета.

– И это – из полицейского управления? – изумился Питер. На что Папа ответил своим коронным:

– А хоть с Луны. Шутки в сторону, Пит, это – Интерпол. Совершено убийство...

– Как это я сразу не догадался!

– ...и они хотят, чтобы мы занялись им.

– А сами стесняются?

– Они платят, – веско сказал Папа.

– Лео, не делайте из меня идиота. Здрассте, говорит тип, я из Интерпола, мы решили поручить частной конторе расследование убийства, очень непростого убийства, ведь всем известно, что мы занимаемся непростыми делами, да еще отвалим круглую сумму, потому как денег у нас девать некуда, а по части всяких там расследований мы слабы в коленках...

– Ну, если не утрировать..,

– Вы на самом деле считаете меня сумасшедшим?

– Питер, – Папа выразительно вздохнул, – но вы же не знаете суммы.

– Ха! Тридцать тысяч еврасов! пятьдесят!

– Двести пятьдесят. И это его цена, я и рта не раскрывал. Собственно, он объяснил, что выступает как частное лицо. Инкогнито.

– Инкогнито, – проворчал Питер. – Не нравится мне это. А зачем ему было объявлять, что он из Интерпола?

– Понятия не имею. Он начал с этого разговор. Быть может, дал понять, что в случае чего у нас будет какое-то прикрытие...

– Вот именно, какое-то.., а в случае чего, собственно?

– Видите ли, Пит, тут тонкость. Убитый – тоже интерполовец, и они ведут там свое расследование, параллельно. Точнее, это вы должны будете пройти параллельно с ними, но, разумеется, скрытно. Он особенно подчеркивал эту позицию. Возможно, у них какие-то кулуарные дела, одни не доверяют другим, есть желание иметь независимые данные... И еще, он, мне кажется, имел в виду именно вас. Ну, то есть он сам назвал мне ваше имя. Вы не встречались ранее?

– Лео, вы и впрямь сошли с ума. Ни за какие деньги я не полезу в это дело. Ведь это все равно что сунуть руку в змеиный клубок, только хуже... Вы что, не понимаете?

– Убитого звали М. Перси Круэр, сотрудник отдела по выявлению андроидов.

– Как?!

"– Сколько за последний год выявлено андроидов?

– За последний – ни одного. В прошлом году их число измерялось сотнями, в два предыдущих – тысячами. Такая статистика объясняется просто: андроиды растерялись после смерти Балтерманца, некоторые вообще не делали попыток скрыться. Кроме того, повторяю, больший процент выявлений приходится на страны, где сумели организовать более или менее поголовное медицинское освидетельствование.

– Значит, андроида все-таки можно определить?

– Безусловно и безошибочно. Например, взять у подозреваемого каплю крови на анализ. Вернее – попытаться это сделать, гак как с андроидом вы потерпели бы неудачу. У них отсутствует метаболизм, – но не станешь же на сей счет следить за каждым. Пока не выработаны и не приняты окончательно действенные международные правовые акты, мы постоянно наталкиваемся на нежелание сотрудничать у федеральных властей, озабоченных более спокойствием и политической обстановкой в своих странах, нежели решением проблемы в целом.

– Надо признать, они имеют основания для своей озабоченности: достаточно вспомнить волны погромов и насилия, прокатившиеся по многим странам, когда тайны "родильных домов" выплыли наружу.

Избиение ученых, разгромы больниц и клиник, взрывной рост преступности среди самых, казалось бы, стабильных социальных слоев, – я уже не говорю о продолжающихся почти открытых бандитских выступлениях безработной части молодежи...

– А вот это уже дело полиций тех стран, где подобные факты имели и имеют место. Беспорядки – это всегда беспорядки, какова бы ни была причина, их вызвавшая.

– Какую же – реально – угрозу андроиды несут человечеству?

– Человечеству – не знаю, и, по-моему, на этот счет до сих пор не существует единого мнения, но одну конкретную угрозу я могу назвать. Ученые запустили красивый термин – "вероятная нестабильность". На деле это означает, что психика любого андроида находится в крайне неустойчивом состоянии, на грани кататонического обморока, и малейшего сбоя довольно, чтобы повергнуть его в состояние шизофрении. Тогда андроид может, например, убить человека и не будет помнить, что совершил. Вот вам самое реальное зло, с которым мы боремся, а всякие там способности завораживать взглядом, летать и тому подобное – ерунда... кстати, газетчиками же и выдуманная. Помимо того, наши усилия сейчас направлены на контроль всех мест, где кто-либо еще или сами андроиды могли бы устроить новые "родильные дома"". К счастью для нас, это должно быть хотя и не очень крупное, но чрезвычайно специализированное и дорогое производство, которое практически невозможно утаить. Попытка самого Балтерманца, надеюсь, останется единственной...

– Комиссар, и последнее. Почему все материалы по выявленным андроидам засекречены? Кроме самых первых месяцев, мы больше не видели андроида, подлинность которого была бы официально подтверждена, а кассеты и дискетки с черного рынка более чем сомнительны...

– На этот вопрос я не уполномочен отвечать".

Из интервью комиссара Д. П. Торнтона, начальника отдела по выявлению андроидов, Интерпол.

2

Питер сбросил скорость, стал перестраиваться в правый ряд. Сейчас должен показаться поворот... вот он. Еще два раза повернуть, перебраться на ту сторону хребта, и дорога приведет его к этому самому "Зеленому петуху". Тоже названьице. Кой черт понес Перси отдыхать туда. Старина Перси. Он не встретил или не захотел встретить такой добродушной тирольской коровы, как моя Элла, и ему всегда было некуда возвращаться. Страшно подумать, но жизнь, кажется, начинает кончаться. Не помню, откуда его родители, но жили они в Рио. До тех самых пор жили, пока не померли, а Перси, расплатившись с унаследованными долгами, едва наскреб на билет до Европы и встретился там с другим шалопаем, который тоже хотел заработать на хлеб и джин, не гоняя траки с мороженой бараниной или просиживая штаны в чужой конторе. Не знаю, как я, а Перси выглядел на редкость неподходящим для той развеселой работы, которой мы решили заняться, хотя к тому времени тоже уже многое повидал. У меня – Африка, у него – сельва, да еще технический колледж. А был ты, Перси, такой поросеночек с недобрыми глазками... м-да, глазки его всегда выдавали. Вот дьявол, старина Перси-то, а! Сколько мы не виделись – восемь лет, девять? Девять. Но я помнил о тебе.

Трудно забыть человека, дважды спасавшего тебе жизнь. Один раз – в Лиссабоне же, в идиотской пьяной стычке, в общем-то по-глупому, но благодаря этому мы и познакомились; а другой – уже всерьез, посреди Атлантики на фешенебельном "Галифаксе", в игорных салонах которого умели стрелять, оказывается, не хуже, чем в Чикаго. Потом был Мадрид, и мы распрощались, и я на четыре с лишним года загремел за океан, а вернувшись, потопал прямиком к Папе – все-таки захотелось хоть немного подкопить, да и поспокойнее, а ты, значит, вон куда... Да, плешивый гриб с бюваром был прав, никакая другая "кандидатура", будучи в здравом уме, не взялась бы за это дело.

Папа тоже хорош со своими театральными замашками – а то он понятия не имел, знаком ли мне Перси Круэр, что означает он для меня. А что означает? Молодость и все такое, только и всего. Только и всего. Занятно, Перси всегда любил порассуждать о вещах отдаленных – дальние планеты, дальние звезды. Черта с два он тут отдыхал, мне ли не знать, где отдыхал Перси, ему подавай суровые северные виды, свинцовое море, сосны на скалах. А цена-то тебе, Перси, четверть миллиона – если, конечно, я не попадусь твоим сослуживцам, которые интересуются не меньше моего, по какой-такой причине тебя могли убрать. А может, вовсе и не интересуются, может, совсем даже знают и сейчас тихо прибирают тебя в одну из этих хрустальных заводей, откуда все путеводители советуют попробовать воду – де, мол, впервые за полвека это не повредит вашему здоровью, драгоценные туристы. В последнем случае попадаться твоим друзьям тем более не рекомендуется. Ай-яй-яй, Перси, куда же ты вляпался, если даже ты не смог выскочить?..

Питер остановился на одной из площадок на повороте горной дороги, вышел из машины. День был солнечный, небо голубое, обступившие горы будто подпирают своими телами прозрачно-белые вершины. С высоты просматривался довольно обширный участок дороги, и пока ни одна машина не проследовала в том же направлении, что и он. Но это еще ничего не означало.

У портье, он же, по-видимому, швейцар, был вид, словно его долго и отчетливо били дней так с десять назад, и вот теперь, не вылежав как следует, он мужественно встал за свою конторку.

– Малярия, дружище? – участливо поинтересовался Питер, не глядя на него.

– Простите, сэр?

– Не надо переходить на английский, я, увы, ваш соотечественник, это просто акцент. – Принял грушу с ключом. – Ну разумеется, какая малярия. В этом прекрасном климате...

– Это несчастный случай. Знаете, развелось столько хулиганья... Ваш номер девятый, самая лучшая комната. Позвольте ваши вещи...

– Я привык располагаться сам.

– О, конечно, как вам будет угодно. Второй этаж, налево.

Пансионат ему нравился, выдержанный в стиле, но ничуть не чопорный, черное дерево и медь, тихо, уединенно, глухо. До перевала рукой подать, так что хватятся в случае чего не сразу. А хватятся – не найдут, если только не пустят собаку. А портье славный, надо с ним выпить, и вообще, что тут за публика... Стоп, подумал Питер, вставляя ключ в замок, какая собака? Кто "пустят"? Эге, старина, да ты боишься. Странно. Но примем к сведению. Вспомни, тебе как-то раз на работе стало страшно, а ты не обратил внимания, и Перси пришлось прыгать через зеленое сукно, на котором лежало в общей сложности тринадцать миллионов. Что же могло меня прямо вот сейчас напугать? Вроде бы ничего особенного. Так.

Шагая через порог, Питер коротко глянул в конец коридора, где в штофной стене темнела дверь номера десятого. Нет смысла туда ходить, сказал он себе По крайней мере пока. А может, и совсем.

Через четверть часа, посвежевший после душа и в новой рубашке, Питер спустился в буфетную, где позади крохотной стойки размещался живописный бар Живых никого видно не было, но как только Питер взгромоздился на табурет, полки бара разъехались и в образовавшемся проеме появился аккуратный как куколка, человечек в жилетке, в белой ослепи тельной сорочке, в шапочке седеющих волос над явно омоложенным личиком.

– Эффектно, – причмокнул Питер.

– Приветствую вас, гость, – провозгласил человечек. Стенки съезжались за ним. Продолжая фокусы, он единым движением воздвиг перед Питером серебряную кружку, пододвинул серебряный же поднос с крекерами в перце. -Пиво "Зеленый петух".

– Пиво, – повторил Питер, поднимая крышку и заглядывая внутрь. Понюхал и, найдя удовлетвори тельным, отпил.– А вы знаете, – сообщил он, – я на диете.

– А вы бросьте, – немедленно сказал бармен, он же, по-видимому, хозяин. Церемонии на этом были закончены, он вышел из-за стойки и взобрался на табурет рядом. – Чему быть, того не миновать.

– Вы полагаете? – Питер отхлебнул еще. Пиве было самодельным, очень вкусным. – А кстати, почему "Зеленый"?

– Ни малейшего представления, – миниатюрный хозяин достал кружку и для себя и сразу сделало очень домашним. – Когда я его купил, он уже был "Зеленым", да и "петухом" тоже. Иные были времена. Брюккский заповедник! Восстановленная природа! Они ехали сюда, чтобы провести отпуск с семьей или наоборот – безразлично. А теперь они едут отсюда. Им, видите ли, сделалось чересчур тесно. Но я вас спрашиваю, что делать нам? Знаете, сколько пансионатов в Брюккской долине? Семь – они росли как грибы... Я знаком со всеми владельцами, мы всю жизнь были добрыми друзьями, а теперь, я спрашиваю, что? Теперь я говорю вам, что прекрасно отношусь к Барнсу или Оттомайстеру, но не советовал бы ехать в "Затерянный" или "Свет", нет, не советовал. Вы увидите, какие у них ванные и какая кухня. Вот что я теперь говорю.

– Ага, – сказал Питер. Он с удовольствием пил пиво, ему было уютно и хорошо, а хозяин, по всей видимости, мог в разговоре обходиться и без него.

– Мог ли кто подумать... Или, например. Я отпускаю Вилли на полдня и ночь в Брюкк, и что же? На него совершает нападение банда молодчиков, а потом его же забирают в участок, предъявляя обвинение страшно сказать в чем, – а я же знаю его двенадцать лет... Вы говорите Марс, вы говорите – Луна, но когда же наконец полиция перестанет хватать честных граждан и сумеет оградить нас от бандитов?

– Так, – с удовлетворением сказал Питер, допив пиво. Шумно отставил кружку. – Я вижу, дорогой хозяин, вы – один из немногих, кто понимает, что мир катится к черту...

– ...Жаль, нет моего приятеля, – говорил Питер через два часа, – но он нелюдим... да это и понятно. Вот мужчина, который... куда вы меня кладете, Вилли? Ах да, моя комната, вид на горы... а на что же еще здесь может быть вид, не на море же... Жаль, мы не успели выпить с вами, вы славный. Не огорчайтесь, Вилли, шрамы украшают мужчину, а дураков всюду навалом... да, да, спокойной ночи...

Следующие два дня Пигер провел в пансионате безвылазно, лишь во время своей единственной прогулки обойдя дом. Да и погода не располагала к гуляниям: оба дня небо было серым, и горы в тумане. Дом был окружен лужайками и каменными садиками, глядя на него со стороны модернового фасада, нипочем было не догадаться, как старинно и хорошо внутри. Наиболее удручающим обстоятельством являлось то, что пять комнат на первом этаже, не считая гостиной с камином и столовой с буфетом, а также четыре комнаты на втором, – все они пустовали. Питер, в девятом, был единственным постояльцем. Это, конечно, никуда не годилось, но входило в исходные данные плешивого гриба, и оставалось только принять все как есть.

Правда, сам он старался изо всех сил. С утра брал бутылку вермута и уносил к себе, где выпивал пол стакана, а остальное выливал в раковину, то же проделывал и в обед, что позволяло ему весь день спокойно и бессмысленно бродить повсюду, дыша на хозяина и мрачного Вилли винными парами. Не верьте, если вам станут говорить, что самый стойкий запах дает джин. Только вермут. Добрый старый Вила Роса. За ужином хозяин продолжал жаловаться на отсутствие клиентов и расспрашивать Питера о вещах самых разнообразных, на что тот обстоятельно отвечал. И оба вечера Вилли провожал его наверх. Готовила в "Петухе" приходящая женщина по имени Эдна, и от нее-то Питер, в улученный момент ввалившись за новой бутылкой, узнал, что пансионат, как, впрочем, и все остальные, существует чуть ли не себе в убыток и что, если уж ему так хочется знать, то зря он сюда приехал, потому что ей-то все равно, кому готовить, а на позапрошлой неделе постоялец, тоже вроде вас, и неизвестно, зачем его сюда занесло, она-то его и не видела, была в отпуске, – так вот он пропал. Исчез, как в воду канул, приезжала полиция, забрала его вещи, всех расспрашивала. Понятно, сказал Питер, свалился в пропасть. Или укокошили беднягу местные хулиганы. Стыдно. Бандитов – вот кого расплодили без счета. Стыдно. Сейчас он пойдет и прямо заявит, что не желает больше жить в месте, где не могут справиться со шпаной из долины... хозяин! Где хозяин!?

Ой, нет, сразу принялась упрашивать Эдна, это же она Питеру по секрету сказала, а хозяин ее за это не похвалит, его положение тоже понимать нужно, но, опять-таки по секрету, если он хочет знать, то никакие бандиты здесь ни при чем и пропасти ни при чем. Пропасти все в округе спасатели облазили, и шпану полицейские допросили, ей ли не знать, у нее зять в полиции, – и ничего. Так-то вот. А она вообще считает, что это был один из тех, господи, прости, отвратительных нелюдей, он растворился в воздухе, чтобы объявиться где-то за тридевять земель, они это умеют, и потому-то ни одного из них еще не поймали и не поймают, а только врут. И это – кара Господня, потому что люди погрязли в грехах, вот так она думает, и так говорил отец Симеон, а значит, так оно и есть.

Еще Питер, разок улучив момент, быстро спустился по винтовой лесенке в гараж взглянуть на свою машину, но подходить не стал: ясно все было издалека и видно было, что работа топорная. Впрочем, в машине-то Питер ничего не держал и теперь надеялся, что все, кому хотелось, в этом убедились лично. После разговора с Эдной он не стал выливать вермут в раковину, а выцедил всю бутылку сам, сидя на своей кровати и думая. Был уже вечер, и он пошел вниз ужинать, чтобы вновь обстоятельно отвечать на неуклюжие попытки хозяина заставить его проговориться. Самое занятное, думал Питер, что бедняга и сам не знает, в чем же таком я должен проговориться, но старается. И совсем не может пить, даже жалко накачивать его каждый вечер. Но должен же я иметь хотя бы моральную компенсацию. И пусть-ка Вилли сегодня опять стянет с меня башмаки, это будет полезно во всех отношениях.

– А-а, милый мой хозяин, – икая, начал Питер с самого верха лестницы, – вы уже тут. И уже меня под...жидаете. Хочу вам признаться, у вас тут райский... уголок! Рай...ский уголок, но... но жуткая дыра, вот что я вам скажу. – Плюхнулся с размаху на диван. – А поэтому что?

– Что? – испуганно чирикнул хозяин.

– Поэтому – баста. Никакой выпивки сегодня вечером. С утра я должен быть свеж. Я совершу оздоровительную прогулку, диетически пообедаю, а затем отправлюсь в Брюкк, где намерен испытать развлечения, полагающиеся мужчине, проводящему отпуск не с семьей, а наоборот... А где Вилли? Уехал? Неймется ему... ах, вышел на минуту, прогуляться... – Питер поискал на столике с напитками, налил себе и хозяину, протянул.

– У вас, наверное, нелегкая работа, – осмелился вставить хозяин из-под своего проборчика.

– Опять вы задаете вопросы. Вы негостеприимны, то есть... нетактичны. У вас нет такта. И чувства меры. Вот... молчите... вот я за трое суток ни о чем таком вас даже не спросил. Ни о чем. Молчите! Всевышний осчастливил вас гостем, извольте приноравливаться к его прихотям.

Они выпили еще, и Питер вновь сказал, что – баста, он утром должен быть свеж. Баста, баста. Баста – это значит хватит, а паста – это макароны с сыром. Спагетти. Эдна, несите сюда спагетти. И кьянти. А мы потом споем, и пусть все пропадет пропадом. Вилли нам споет "Джовинеццу". Ему подходит.

3

В Брюкк Питер ехал двадцать восемь минут, девятнадцать – по спидометру – километров. На самом деле километров было двадцать, потому что спидометр у него врал. Зато голова соображала ясно.

Значит, никто Перси мертвым не видел. Из местных, по крайней мере. Тогда одно из двух: или плешивый гриб неумно врал – но зачем, ведь я узнал, как обстоит дело, безо всякого усилия, – или уж он-то знает наверняка. Но если знает наверняка, то почему не предупредил? Э, нет, здесь одно из трех: он и сам не знает, но меня купил как милого. Или даже из четырех... из пяти. Ох, из пяти, толстый Питер Вандемир, как ты ни изворачивайся – из пяти. Но ведь это все лежит на поверхности, и ты это про думал уже давно. А что ты не продумал? Вилли "ездил ко врачу", как вам этот факт, Питер? А этот факт мы пока не станем принимать во внимание, поскольку он не может быть понимаем однозначно. Пока не может. Так. Лучше вспомним, что нас в первый день, ну, если не испугало, то как-то смутило. С хозяином? Раньше. Я взял ключ у Вилли, сказал, что отнесу чемодан сам, прошел к лестнице, поднялся... Прошел к лестнице. По левую руку там витраж, и я увидел... ну правильно! Темно-синий "оппель". На том кусочке дороги, где поворот к зданию. И дистанция подходящая, метров двести, на пределе чувствительности "блюдца". Тогда ладно, тогда все так и должно быть. И хорошо. Вот и приехал. Никогда не бывал в этом городишке. Сейчас поглядим, где тут местная Сорок вторая. Впрочем, не сразу.

По-настоящему жизнь шла действительно на одной только улице да в нескольких ответвляющихся от нее переулках, а остальной добропорядочный Брюкк спал. Да, спал, потому что сейчас было еще не "завтра", а продолжалось "сегодня", и кукольный хозяин спал за двадцать километров отсюда, и раздраженный Вилли, а вот Питеру, несмотря на усталость, после ужина пришлось попрыгать из окон и полазить через живые изгороди. Он проехал освещенные кварталы насквозь, свернул в один из переулков на окраине.

Голос Папы в трубке был сонным и недовольным.

– Пьянствуете. Питер, вместо того чтобы выполнять свои обязанности, -сипло сказал он.

– Так точно, разрушаю печень.

– Какого дьявола, я ждал вас вчера ночью... Вы из автомата, что ли, ничего не видно.

– Из автомата, – Папе надо было дать время проснуться, и Питер терпел.

– Надеюсь, не от бензоколонки и не из бара?

– И не из аптеки. Просыпайтесь, Лео, хватит.

– Да. Ну вот, я уже все. Я уже слушаю.

– Это я вас слушаю! – не выдержал Питер, – вы что там, за три дня и почесатся не соизволили?

– Не кричите. Мы соизволили. Слушайте: все чисто, этот тип на самом деле из Интерпола, Дастин Лэгг его фамилия, в свое время провернул несколько удачных операций по борьбе с терроризмом, в основном здесь, в Старом Свете. Сейчас осуществляет обмен информацией между Интерполом и некоторыми подкомиссиями Совета Безопасности.

– Какими?

– По космосу.

Питер присвистнул: – И как же это понимать?

– Как хотите. И еще. Слушайте. Предположительно может быть связан с какой-то из военных разведок...

– Только этого не хватало.

– Совершенно с вами согласен. Далее. Никакого убийства не было, трупа никто не видел...

– Это я уже и без вас знаю.

– Так может, ваш приятель жив-здоров, а?

– Насколько тут осведомлен Лэгг?

– А вот этого сказать не могу. Наверняка он ведет двойную игру, хотя в разговоре со мной был очень искренен – да я же прокручивал вам от начала до конца.

– Искренен... Что еще?

– От столба с числом двести восемнадцать пятый столбик, если считать от Брюкка, в кустах. Набор без "стекляшек".

– Пока и этого хватит,

– Душно вам там? Не унывайте, Пит.

– Когда мне унывать, я все больше разлагаюсь, вы же знаете... Ладно, все. – И закончил: – Как наш клиент?

– Еще теплый, – отозвался Папа. – Удачи, Питер, я жду вашего звонка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю