Текст книги "Дыхание Зоны (СИ)"

Автор книги: Николай Грошев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

– Поднимай жопу, сука!

Затем с размаху двинул в челюсть. Не могу сказать, что у меня сильный удар, но и тот возымел своё действие. Фёдор подскочил на ноги, буквально испепеляя меня ненавидящим взглядом. Кулаки были сжаты.

– Ах ты…

Но тут его лицо расплылось в ухмылке.

– Ах ты чёртов сукин сын!

И расхохотался, подняв голову к зловещему небу. Небеса ответили ему тяжёлым раскатом грома и паутиной ярких вспышек где-то над западным лесом. Теперь он выглядел родившимся заново.

– Ладно, паря, рвём когти. Глядишь, ещё выберемся живыми.

Шлёпнувшись с лестницы в мокрую вонючую грязь у восточной стены здания, засеменил за Фёдором, превозмогая боль во всём теле. Потрескавшаяся асфальтированная дорога, окаймлённая битым бордюром, полоска земли, заросшей непонятной травой, и мы у сетчатого забора, по верху которого извивались лохмотья колючей проволоки. Сначала хотел свернуть и поискать лазейку в металлической сетке, или подкоп. Но, видя, как проворно преодолевает этот отрезок пути мой спутник, я полез за ним. Несмотря на изодранную в клочья одежду, несмотря на глубокие царапины на руках и ногах, на рваные раны на лице, защищая глаза, я упорно прорывался сквозь проволоку. Я хотел жить.

Дорогу нам преградил тёмный занавес леса. Жутко не хотелось снова туда соваться. Но, мнимая опасность куда приятней реальной, сидящей сейчас на хвосте. Эх, была – не была… Мы вступили под мрачный полог. Раннее утро ещё было в своих правах, шёл дождь, над лесом стояли туманные сумерки. А под его естественным занавесом вообще было ни черта не видно. Фёдор преднамеренно не стал включать фонарь. Мои раны кровоточили, синяки и ссадины занудно свербили. Адреналин постепенно растворялся в крови. Несмотря на полноценный сон, я чувствовал себя абсолютно выжатым. Мы брели долго, может, час или два – я совсем потерял счёт времени. Ноги переставали слушаться, а мы всё шли и шли. Наконец силы окончательно оставили моё истерзанное тело и я рухнул на ковёр мокрых листьев. Фёдор присел рядом.

– Ничего, братишка, такое бывает. Ты уже немало повидал, но должен признать, держишься молодцом. Отдохни. Сейчас мы ушли достаточно далеко, чтобы они нас нашли. Да они в лес-то хрен когда сунутся, ссыклявые все, как один. Только и могут, гниды, что на вертушках кататься и беспределить, суки позорные… – последние слова были исполнены шипящей неистовой злобы.

Мой взгляд, попривыкший к темени, выхватил руки Фёдора, закрывшие лицо. Мой спутник замолчал. Временами я воздух сотрясали тяжёлые мужские всхлипывания. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мой проводник подал голос. Голос был твёрд. От недавних страданий не осталось и следа.

– Сейчас около семи утра. Через час-полтора совсем рассветёт. По моим подсчётам, к тому времени мы выйдем к "железке". Относительно спокойный участок. По "железке" километров пять на юг – там будет станция и при ней деревенька. За деревней поворачиваем опять на восток, проходим лесок небольшой, а за ним… Лафа, короче. Солнышко светит, птички поют, собачки по полям да по лугам носятся, гадят от радости, новички в песочницах играются, а вокруг ходят гопнички и люлей всем по очереди прописывают. Красота… Если последних вниманием обделить, то вполне мирный район – хоть разденься и загорай. А там у любого встречного спросишь где кордон, он тебе с радостью укажет, откуда полчаса назад сам вышел. Аномальная активность отсюда и до самой границы – минимальна. И в этом часть нашего везения, которого не так много. Ты мотай на ус, пока я рассказываю. Постигай географию. Случиться может всякое, но одно я тебе могу обещать – вытащу я тебя отсюда живым и здоровым. И гореть мне на АЭС, если не вытащу! Четверых я уже потерял. Один из них на моей совести. Молодой меня теперь до конца дней моих терзать будет. Но тебя я Зоне не отдам. Любой ценой, хоть ценой своей жизни, но вытащу!

Мне было его жалко. В плотных сумерках леса лица было не разобрать, но по голосу всё было понятно. Тяжёлые страдания кипели внутри него. Разрывая его своими чёрными лапами, пытались вырваться наружу. Хоть и незаслуженно, но в смерти своих товарищей он винил себя.

– Ты мне как брат теперь. Последний, кто у меня остался на этой чёртовой земле, будь она трижды проклята!

Сталкер совладал со своими эмоциями и не дал им снова вырваться наружу. Он лишил себя этого права. С этого момента, кроме ответственности за мою шкуру, он водрузил на свои плечи ответственность за своих падших товарищей. И если выйдет отсюда со мной, тогда и они успокоятся – наверное, так он считал. Хотя, быть может я и ошибался. Но Фёдор был полон решимости.

Над лесом полыхало электрическое зарево. Ручейки небесной влаги быстро сбегали с листа на лист, и опадали к нашим ногам. Шли минуты. Мы продвигались на восток. Вокруг стояла тишина, если не считать неистовой бури где-то там, над кронами. Казалось, Фёдор ориентируется на нюх, вовремя перепрыгивая коряги, скрытые в плотном сумраке тёмной синевой бурных трав и кустарника, и своевременно предупреждая меня о кочках и ямах. Чувствую, если б не мой опытный проводник, я давно переломал бы здесь ноги. Вдруг я налетел на выставленную передо мной в упреждающем жесте руку. Мой спутник стоял, вглядываясь сквозь листву. Не знаю, что он там разглядел, я видел только тёмные стволы деревьев в радиусе нескольких метров. Подождав какое-то время, мы двинулись дальше. Несколько минут – и только тогда я стал замечать лёгкие просветы между деревьями. Спустя ещё какое-то время мы оказались на краю поляны.

Я прислонился к стволу дерева и сел, переводя дух, пока мой соратник прочёсывал взглядом местность. Его рука прорвалась сквозь клубящиеся тёмно-синим дымом стенки лёгкой дрёмы и ухватила меня за плечо.

– Время идти, сталкер.

Мы двинулись к центру поляны, где над землёй чуть приподнималась какая-то чёрная масса. Пара сотен осторожных, медленных шагов, и я смог разглядеть вросшую в почву примерно в середине поляны землянку. До мрачного сооружения оставались считанные метры, когда из-под земли показалась седая голова. Это был сутулый, худощавый старик. Поверх голого торса была накинута телогрейка, почему-то без одного рукава. Голову, за исключением обширной лысины на макушке, обрамляли жидкие свалявшиеся волосы, ниспадавшие почти до плеч. Сморщенное лицо было сплошь покрыто щетиной. Опираясь на грабли, старый улыбался во весь беззубый рот.

– Ёкарный бабай, да неужель-то на меня счастье такое-то свалилося! Это ж надо же, внучки мои приехали в деревню, дедушку своего навестить! Ий-эх…, – дед попытался что-то сплясать, чуть не рухнул, вовремя опёршись на грабли. – Это ж сколько лет, сколько зим, да. Я думал, забыли совсем внучки мои дедушку своего! Я ждал, ждал долго, и тут – раз тебе! Приехали, радость-то какая! Ну, подите ко мне, родненькие, идите, дедушка вас обнимет, поцалует…

Я был в шоке. Фёдор, так тот вообще чуть не рухнул где стоял. А старик, несомненно, был искренне рад, по сморщенному лицу бежали слёзы радости. Старый, прихрамывая, приближался к нам.

– Ах вы мои сорванцы маленькие, что ж вы про дедушку своего совсем позабыли-то, эх! Совсем не та молодёжь пошла, что раньше! Раньше-то дети, да внуки, не забывали своих стариков вот так вот! Раньше всегда часто в гости приезжали навестить, да повидать, да разузнать что да как, не то, что сейчас, да. Ну, идите к дедушке, обнимите, а то у дедушки ноги совсем больные стали, не ходють совсем.

Фёдор выглядел несколько растерянным, но я примерно понимал, о чём он сейчас думает. Мы изрядно потрёпаны, не помешало бы отдохнуть и поесть. А здесь – тихое, укромное место, возможно, единственное на десятки километров вокруг. Если риск и есть, то он минимален. Надо же… Я, кажется, начинал мыслить по-зоновски. Это несколько приподняло настроение. Удивительно, насколько быстро чернобыльская чума проникает в человека, растворяется в крови, проникает в мозг… А Фёдор, Фёдорыч, похоже, серьёзно вознамерился разыграть из себя любимого внучка.

– Ай-ай-ай, дедуля, сколько лет, сколько зим! Не забыли мы тебя дедушка, дела у нас были важные, вот и не приезжали как долго. Иди, хоть обнимемся! – Сталкер двинулся навстречу новоиспечённому деду.

– Неужель соскучились?

– Конечно, соскучились, дед, что за вопрос!

– Неужель дела были, засранцы вы маленькие?

– Конечно дедуль, ей-богу дела! Хабар-то нонче искать не то, что раньше… – Я включился в тёплый семейный разговор.

– И много так дел у вас было? Неужель не могли хоть на денёк к дедушке приехать?

– Не, дед, никак не могли! До хрена дел было, выше крыши! Вот! – Весёлым тоном отвечал "внучок" Федя.

Старик, вставший перед нами, резко изменился в лице. Холодный взгляд ударил в глаза Фёдору.

– Врёшь ты всё, щенок.

Фёдор тяжело рухнул на спину в паре метров от места, где стоял. Грабли – опора, третья нога деда – в мгновение ока стали оружием. Я действовал автоматически, забыв про ствол, кинулся врукопашную. Я занёс руку. И только тогда осознал, что из себя представляет этот хрупкий на вид старикан. Казалось, на секунду замерли все процессы в организме. Это крепчайшая рука двинула меня в солнечное сплетение. Проделав в воздухе кульбит, я грохнулся на травяной покров, не спасший меня от удара. Перед глазами и в голове поплыло, причём, кажется, в разные стороны. Боли я пока не чувствовал. В глазах кровь. На лице кровь. Во рту, кажется, тоже. Опёршись на дрожащие руки, попытался оторвать лицо от забрызганной чёрным травы. Грозная тень нависала надо мной.

– Ах вы, сукины дети, совсем забыли деда своего, щенки поганые! Я вам покажу, как старших не уважать, вы у меня узнаете, как обижать деда своего!

Я хотел что-нибудь ответить, возразить. Но язык – оружие, которым я владел профессионально – совершенно не слушался. Глаза залило водой. На фоне полыхающего предрассветного неба возвышалась размытая чёрная фигура. Схватив за рубашку, одна рука приподняла меня от земли. Через секунду вторая обрушила обратно, впечатавшись в щёку. Мир вокруг рассыпался на куски, глаз потерял фокус. Удар был не в полную силу. Он не хотел добивать меня быстро. Он хотел, чтобы я чувствовал боль.

Где-то за границами моего поля зрения полыхнуло пламя. Перед глазами немного прояснилось. Старик ковылял в сторону Фёдора. Сквозь звон в ушах пробивался отборный мат. Второй выстрел, почти в упор, доделал начатое. Сталкер целился в голову.

– Пидор старый… – Фёдор склонился над телом старика, переводя дух.

Опасность миновала. Мышцы задрожали и расслабились. Моё сознание уносилось летать по самым дальним и тёмным закоулкам мозга. Я весь окунулся в свой внутренний мир – мир неярких картин, нечётких образов и размытых лиц. Всё это носилось вокруг меня кругами-хороводами, причём, одни плясали в одну, а другие – в другую сторону. В тот самый момент, когда казалось, что вот-вот стошнит, оцепление разбежалось во все стороны, незримый пол под ногами исчез, а я опять рухнул на мокрую траву под ледяной ливень.

– Не спать, боец! У нас тут гость посерьёзней, – мой спутник усиленно тряс меня за плечо.

– А? Что?… – Такое ощущение, будто дрых без задних ног.

– Т-с-с-с! Гляди, там, откуда мы пришли, на самом краю поляны. – Фёдор понизил голос до минимума, я с трудом разбирал слова. Сталкер опустился рядом со мной на траву, перезаряжая двустволку. Я стал всматриваться туда, куда было указано.

– Никого не вижу.

– Смотри внимательней. Пару метров влево во-о-он от того куста…

Я продолжил наблюдение. Лёгкое преломление воздуха могло и померещиться в потоке дождя. Однако нет, оно двигалось. Медленно-медленно, крадущимися движениями. У меня внутри похолодело.

– Да, та самая тварь, которая утащила Молодого. Видимо, шёл по следу. Нюхастая, падла. Беги, сталкер.

– Не понял…

– Беги, говорю. А мы пока поговорим… – в голосе сталкера проскользнули зловещие нотки.

– Фёдор, я тебя не оставлю!

– Сматывайся, пока возможность есть! Это крайне сильная тварь! Вдвоём мы её не одолеем в любом случае! Оно четверых положит, если надо. Беги, я её задержу!

– Фёдор…

– Делай, что говорят!!! Либо ты выберешься, либо оба здесь откопытимся!!!

Да. Здесь, как нигде, хочется жить. Именно здесь понимаешь, осознаёшь всей душой, полный смысл жизни. Не важно, кто ты есть, чем занимаешься. Кем бы ты ни был, бизнесменом, банковским служащим, продавцом, учителем, бездельником по жизни, или простым журналюгой, как я – здесь ты осознаёшь, что на самом деле значит та жизнь, которую ты так не любишь. Вся та скука, всё то однообразие, с которым ты так привык сталкиваться ежедневно – всё это кажется таким спокойным и сладостным! Ты понимаешь – это и есть жизнь! Пусть, ты бежал от неё, сломя голову. Всё познаётся в сравнении. Несколько часов пребывания здесь дали мне больше сотни причин оставаться в том мире, откуда я пришёл. Жить там, не знать всего этого сумрака, жить, не зная всего этого ужаса, жить, любить в полной мере, отдавать окружающим всё то хорошее, что во мне ещё осталось. Встречать новый день, каждое утро открывать глаза, и окунаться, всем своим существом с головой погружаться, кидаться в новую жизнь! Жить, как никто другой, дышать всей этой рутиной! Моя прежняя будничная, счастливая – как я понял только теперь – жизнь, как я хочу снова ощутить тебя! Как я хочу вновь почувствовать дыхание свежего, пусть и изрядно разбавленного запахами промзоны, ветерка на своём лице ранним весенним утром! Как я хочу, выйдя из переполненного суетливыми людьми автобуса, пройдя эти пять свежих минут до редакции, вновь окунуться в душное пекло критических статей и замечаний, банальных обзоров светской жизни, криминальных новостей, россказней о личной жизни эстрадных кумиров, последних сводок о погоде, гороскопов, и подборки анекдотов на последней странице! Как я хочу сейчас не знать всего того, что творилось со мной последние несколько часов! Будь проклята эта сенсационная статья! Я хочу жить! Жить полноценно, не зная всего этого ужаса…

– Хорошо, Федь, я пошёл.

– Отползай медленно, но проворно. Эта тварь ориентируется на движение. Точней, она видит твою кровь. Ползи до границы леса и беги, насколько сил хватит. Помни, что я тебе рассказывал о местности. Прощай, сталкер. Чтоб ты знал, ты, парень, самый стойкий из всех в Зоне, с кем мне приходилось иметь дело. Беги, брат, и помни – твой потенциал есть твоя сила. Ты отличный сталкер, но твоё место не здесь. Стой! Держи эстафету. Так, на всякий, – Фёдор сунул мне два жетона. Чумазого и свой…

И я пополз. Сначала медленно, неуверенно. Потом, всё набирая темп, как заправский ползун. Тварь, кажется, не торопилась, обследуя местность. До восточного края поляны оставались считанные метры, когда раздался выстрел. Этот звук двустволки Фёдора врезался мне в память на всю жизнь. У человека были свои счёты с этим порождением чернобыльского проклятья, и не мне судить, насколько он был прав. Под выстрелы и мат сталкера, потерявшего друзей, под визг и рёв дикого зверя, я покинул злосчастную поляну навсегда. Не оглядываясь. Передо мной расстилался всё тот же мрачный лес. Разве что с тем отличием, что теперь было не так темно. То ли мои глаза привыкли к сумраку, то ли утро действительно вступало в свои права.

И вот я остался один. Несколько часов назад я бы ужаснулся при одной мысли о том, что мне предстоит проделывать весь этот путь в компании себя любимого. Но теперь… Поначалу было страшно. Хотя нет, нагло вру, страшно было всё время с тех пор, как я лишился опёки на этой проклятой земле.

Я видел, как входили в Зону новички. Я видел, сколько было навешано на них оборудования. Кто был я по сравнению со всеми этими ребятами? Кто был я, без бронекостюма, без детектора аномалий, без карманного компьютера с установленным GPS-навигатором? Я – обыкновенный индивидуум, запутавшийся в своих мечах и грёзах. Беззащитный, в обычной рубашке и простых джинсах. Пистолет Макарова за поясом и дешёвый компас в кармане – вот всё моё обмундирование в этой смертельной схватке, приз в которой – моя жизнь. Пусть, скучная, беспросветная, однообразная, но всё же жизнь – такая, какой я страстно жаждал увидеть её снова.

За спиной постепенно стихали отзвуки выстрелов и рёва жуткого монстра из моих кошмарных снов. Сегодня Фёдор взял на себя ответственность встретиться лицом к лицу с мои кошмаром. А завтра? И вот, я оказался в своём самом мрачном сне. Только наяву. И я бежал. Со всех ног бежал от своего кошмара. Бежал навстречу рассвету, который, казалось, избавит меня от всего этого. Бежал, пока, споткнувшись, не рухнул, пропахав носом слой полусгнивших листьев, не так давно покрывших мрачный полог леса этой гиблой, холодной осенью.

Во все стороны поднимались стволы вековых деревьев. А лесу не было конца и края. Место недавних боевых событий осталось далеко позади. Внутренне оставалось ощущение, что кто-то страшный крадётся по пятам, вынюхивая каждый мой след на промокшей земле. Вот оно наклонилось и стало лакать мутную воду из самого глубокого следа. Не пей, Страшилище, человеком станешь… Тьфу ты! Воображение разыгралось. Я остался совсем один. Один-одинёшенек в этом мрачном лесу, посреди кишащего чертями ада. Как мог, пытался отбросить эту мысль, но та с неутомимым проворством вгрызалась в моё истерзанное сознание. Я совсем один. Надеяться остаётся только на себя. Никто не подскажет, никто не спасёт – громогласно раздавалось в одеревеневших стенах моего мозга. Маниакальное желание бежать, когда бежать некуда – первый синдром безысходности. Вот он, тот самый момент, когда начинают рушиться, в прах осыпаться наивные стереотипы общемира. Мира, в котором я жил до сих пор. Мира, законы которого ни хрена, ни чёрта ломаного не стоят на этой помирающей земле…

Где-то впереди между деревьев я увидел нечто. Когда подошёл поближе, сумел разглядеть странные преломления воздуха. С десяток мощных хвойных дерев, расположившись кругом, были закручены в некое подобие одной огромной спирали. Земля между ними была обуглена. Пространство между стволов окутывали фиолетовые электроразряды, возникавшие, казалось, из ниоткуда. Аномалия. Обыкновенная зоновская аномалия, я определил её сразу, и у меня хватило ума не соваться между деревьями во власть не поддающегося обыкновенной научной логике поля. Иллюминация цветов завораживала, заставляла подойти поближе, но из разных источников я знал – это смертельно опасно. На границе переливающегося всеми цветами радуги поля подпрыгивал, извергая во все стороны красные молнии странный предмет, отдалённо напоминавший шар. Описать его быстро не представляется возможным, настолько разным был этот предмет. Сначала я подумал, что передо мной по лесу скачет окровавленное сердце. Буквально через секунду он стал прозрачным и плавно почернел. Ни дать, ни взять, живая тень! Так на протяжении нескольких минут этот самородок играл у меня на глазах, перемещаясь между двумя сущностями, а иногда и объединяя их. Так я впервые в жизни познакомился с артефактом – аномальным образованием зоны, за который местные торговцы были готовы отвалить неплохую сумму. Его сияние было нестерпимо, но я протянул руку. И здесь я впервые, полноценно, почувствовал себя сталкером – "контактирующим с неизведанным", зоновским искателем приключений, бродягой без легенды и имени, отдавшим часть себя этой истории без конца и начала. Кончики пальцев слегка покалывало электричество, и когда моя рука обхватила странный предмет, сияние изрядно поутухло, как бы почуяв хозяина. Субстанция стала гораздо более стабильной, предмет перестал подпрыгивать и вообще прекратил любые физические действия. Недолго думая, я сунул непонятное образование в карман джинсов, где предмет совсем успокоился и, казалось, нашёл своё место.

На какие-то мгновения во мне опять проснулся азарт. Я представил, как несу это нечто в редакцию, и какой переполох оно производит в печатной (и не только) индустрии! Фотографии артефакта в журналах и газетах, видеосъемки, и везде он – на фоне своего хозяина, то есть меня. Эх!

Наваждение испарилось так же быстро, как и появилось. В любой другой момент я бы погрезил ещё немного, но сейчас я был просто физически не способен на это. Только теперь, когда прямая опасность миновала, я, наконец, обратил внимание на себя. Вернее, на то, во что я превратился за последние несколько часов. Одежда была изодрана и насквозь пропитана грязью вперемешку с кровью. Руки были изрезаны и покрыты запёкшейся коркой. Лицо я увидеть не мог, но, судя по ощущениям, я больше сейчас смахивал на обитателя местной фауны, чем на цивилизованного человека, тем более культурной профессии. Тут ныло, там болело – всё тело стонало от последствий внешних воздействий. Я был голоден как собака. Хотелось рухнуть на траву и уснуть, забыть всё это. Только сейчас, оглядываясь назад во времени, начал осознавать, через что мне пришлось пройти.

Все мы чего-то боимся. Но, когда мы идём прямо на свой страх, делая усилие над собой, когда идём по нему, втаптывая в грязь, мы как бы перерождаемся. И именно в такие моменты мы особенно ярко ощущаем, что живём. Не проживаем, не доживаем, а живём, являя собой, пусть и на мгновение, пульсирующий сгусток энергии. В этот мрачный, пожалуй, самый мрачный момент моей жизни, я, наконец, ощутил, что живу. Я даже готов был увидеть синеватые и золотистые электроразряды, пронизывающие меня со всех сторон. Я хотел убраться отсюда. Несмотря на жуткую усталость, я хотел действовать. И пусть, если это ни к чему уже не приведёт…

Час. Ещё час. в обычной жизни я был в больших ладах со временем. Я никогда никуда не опаздывал, я даже мог угадывать время с точностью до нескольких минут. Но сейчас и здесь всё это не работало. Такое ощущение, что даже время здесь искажается и течёт не так, как в большом мире. Я не знал, сколько я шёл. Я не имел ни малейшего понятия, сколько продолжалось моё путешествие по лесу. Дождь прекратился. И уже, кажется, совсем рассвело, когда я стал различать просветы между деревьями. Спустя несколько минут я оказался на восточной окраине леса. Вдохнув с некоторым облегчением, я оглядел низменность, представшую передо мной в лучах утреннего солнца, показавшегося в просвете между тяжёлых туч. Несколько сотен метров болотистой местности, железнодорожная насыпь, а сразу за ней – шпиль церкви над железнодорожной станцией. Компас я потерял по дороге, поэтому возможности ориентироваться по сторонам света не было. Но, видимо, в своём бегстве я сильно забрал к югу, вследствие чего вышел прямо к деревне, о которой упоминал Фёдор. Если отталкиваться от его рассказа, сразу за населённым некогда пунктом начиналась безопасная предграничная территория. Тогда я на верном пути. Надо идти прямо через посёлок. Смысла обходить населённый пункт нет. В деревне можно было найти помощь, а от неё я бы сейчас не отказался.

В болотистой местности нашёл какие-то коренья и ягоды. На вкус погань, но голод немного утолил. Недалеко от границы Зоны растительность и земля, вроде, не слишком радиоактивны. Рельсы железной дороги проржавели насквозь. Ни на станции, ни в посёлке при ней никакой жизни не угадывалось. Я выпустил рубашку наружу, скрыв за ней пистолет, заткнутый за пояс. Пора идти.

Через несколько минут взобрался на железнодорожную насыпь. ЖД-станция, церковь, несколько двухэтажек барачного типа и пара десятков коттеджей – вот весь посёлок, уютно расположившийся у моих ног. С минуту вглядывался в пустые провалы выбитых окон – кажется, никого…

Войдя в полуразрушенный зал ожидания, предварительно осмотрелся. Казалось, на секунду мир вокруг ожил, зашевелился, наполнился десятками суетливых, спешащих по своим делам образов. Через огромные окна, выходящие на открытый перрон, пробивалось весеннее солнце, подсвечивая своими радостными лучами миллиарды частиц пыли, плавающей в прохладном утреннем воздухе, ещё изрядно отдающем ночной свежестью. Почудился даже голос диктора в динамиках, объявляющий о приходе пригородной электрички, идущей в сторону города Припять – такое ощущение, что я на несколько мгновений с головой окунулся в эпоху беззаботного 86-го, где не было ни коммерции, ни капитализма, ни частной собственности. Из динамиков доносились пропагандистские речи, вселяющие надежду в солнечное, безмятежное будущее. Будущее, которое мы, верилось, построим, несмотря на разлагающее воздействие Запада, давно катящегося в пропасть. Зазвучали песни про войну, про общее равенство, и в каждой из них ощущалась неподдельная искренность, вера в то, что эта эпоха настанет, через десять, двадцать, сто лет, – но настанет, заставит затхлый Запад биться в конвульсиях, ежесекундно убеждаться в собственной несостоятельности. На несколько секунд пахнуло образами детства – песочница, солнечные блики на столе, и последовавшая вслед за этим перестройка – нечто непонятное неокрепшему детскому рассудку, нечто необъяснимое, но, тем не менее, важное, перебросившее наивное сознание сразу в эру компьютеров, дорогих иномарок и расцвета всемирной глобальной сети. В эти короткие минуты я совершенно искренне грезил о тех солнечных днях своего детства, какими бы сумрачными они ни показались сейчас. На несколько секунд я был абсолютно счастлив.

И тут меня как бы перенесло во времени – Я оказался в абсолютно чистом, убранном зале ожидания, который наводнили толпы разных, и в то же время абсолютно одинаковых людей – все в серых пальто, некоторые с авоськами. Люди спешат по своим делам, часть торопится успеть на поезд. Среди них был один, серьёзно выбивавшийся из общей массы своим внешним видом и нагловатой походкой. Он был спортивного телосложения, одет в кожаную куртку, поверх которой болтался капюшон мастерки. Недолго думая, субъект, совсем не соответствующий моим коммунистическим идеалам, двинулся в мою сторону. Хотелось крикнуть: "Позор, товарищи!". Вместо этого я получил хороший удар в челюсть, после чего сразу рухнул на пол, мгновенно переместившись во времени на двадцать пять лет вперёд.

– Оба-на, ребя, вы гляньте, кого я тут раздобыл!

Солнце моментально перестало светить в окна, внешний мир потускнел и наполнился тысячами мелких деталей – грязью на полу, осколками плитки, битыми стёклами. В общем полноценный "welcome to the real world". Из прохода в юго-восточном углу зала ожидания вышли ещё двое.

– Васян, ну ты даёшь, в натуре! Это ж наш журналюга недоделанный! Вот мы с тобой, козлина, и встретились! Где теперь твой фраернутый защитник, а? – главный коротко хохотнул. – Не, ну ни фига тебя местные уделали!

Я без труда по одному голосу узнал этих ребят из цеха при воинской части. Тогда меня спас сталкер по имени Бес, а теперь? Кажется, я совсем один… "Вы чё, шакалы, совсем охренели? В прошлый раз мало огребли?"… Несколько ударов сердца поверх гулкой тишины… "Буду ждать с нетерпением. Вздумаешь сейчас стрельнуть в спину, готовь задницу. Вояки в части реагируют быстро"… И поверх всего остального слова учёного Анатолия: "Там вообще нет людей. Одни животные. Пусть и внешне людей напоминают…".

Меня довольно грубо подняли на ноги и повели по извилистым коридорам. В одной из небольших комнат усадили к стене на пол. Через маленькое окошко под потолком пробивался мутный свет. Судя по трём импровизированным лежанкам, дотлевающему костру, нескольким початым бутылкам и пустым банкам тушёнки, здесь находилась их блатхата.

– Ладно, чё с этим делать будем?

– А чо с ним делать? Мочить, да и всё, на, – Васян нацелил на меня ствол и резко поднял вытянутую руку, изобразив ну просто охренительную отдачу от выстрела, – Херракс! – обсмотревшийся наших криминальных сериалов молодой годовалый бычок сейчас ощущал себя как минимум терминатором. И тут мне подумалось, что полный дурак гораздо опасней умного противника…

– Поживёт пока. Попозже решим что с ним делать, – мозг главного находился в стадии активного почечного развития, в то время как у двоих других в головах ещё только происходило оплодотворение. Впрочем, активное оплодотворение – это, пожалуй, единственное, о чём все трое могли полноценно думать.

– Ну, падла, нам бы щас твоего кореша усатого сюда. Хотя, на первое время и ты сойдёшь. Ха!

В голове у меня созрел план. Недолго думая, я сунул руку в карман. Через секунду помещение засияло переливами красного.

– Ух, да ты погляди на это! – Главный принял у меня из рук артефакт. – Ни разу такого не видел! Дорогущий, наверное! Живём, братухи! Первый лох, открывай счёт! Так, что там ещё у тебя? Всё выкладывай, а то з-завалю, н-на!

Ну что ж, может это и сыграет мне на руку. Артефакт я сам отдал, а эти кретины от радости, видимо, забыли меня тщательно обыскать. Да и мой внешний вид с лёгкостью подкупал любую осторожность. Игра пошла…

– Ничего у меня нет, только вот это, – Я протянул главному два жетона из кармана рубашки.

– Это у тебя откуда?

– Трофеи с трупов! Завалил парочку с особым садизмом…

Главный посмотрел на меня с удивлением.

– Да ты, я погляжу, фраер, в натуре… Что ещё есть?

– Ничего больше нету! Оружие, броню, аппаратуру и деньги ваши подельники на границе леса отобрали!

– Это где это?

– Да вон, за насыпью сразу! – я кивнул головой куда-то через левое плечо, – Буквально двадцать минут назад.

– Оба-на! А что за люди?

– Не знаю я. Главного, кажется, Палёным звали.

– Не, ну ни хрена себе! Ребя, Палёный в наших краях объявился!, – либо это было совпадение, либо я начинал читать мысли, – Так, Чёрный, быстро на крышу, высматривай, есть ли кто на окраине. Если что, кричи, пусть сюда чешут.

Чёрный оперативно скрылся из виду. Я был несколько удивлён поворотом событий. Хотя, в любом случае, надо использовать это себе в пользу.

– Васян, ты посторожи этого придурка, а я пока пойду, присяду за углом, – главный удалился в один из коридоров.

Вот мы и остались одни. Полноценный расклад в мою пользу. И самое жуткое было то, что пора было действовать… Васян неспешно прохаживался по помещению, совершенно уверенный в моей абсолютной безобидности и не ожидающий с моей стороны ни малейших проявлений агрессии. Стереотипы работали на меня… или это я сам потихоньку становился монстром? Улучив момент, пока тот отвернётся, трясущимися руками я достал из-за пояса пистолет и нацелил ублюдку в затылок.

Бандюга рухнул, где стоял. Выстрел был точным.

– Васян, какого хрена, чё за пальба, мля?!, – главный появился в проходе спустя несколько секунд. В это время я уже стоял на ногах. Думать о мире и всеобщем братстве было поздно. Ошарашенный взгляд, упёртый в дуло пистолета, я запомнил надолго. Выстрел. Ещё выстрел. Ещё и ещё, пока обойма не закончилась. Может быть, следовало оставить патронов на третьего, но в тот момент я действовал в полушоковом состоянии. Руки тряслись. Я убивал впервые в жизни. Он опускался, медленно размазывая спиной кровь по стене. Где-то в соседних помещениях послышались крики Чёрного. Пока ублюдок не понял, что происходит, я кинулся в бегство. Коридоры, комнаты, коридоры, комнаты, казалось, им не было конца и края. Где-то там раздавались возгласы – уголовник нашёл своих товарищей мёртвыми.