Текст книги "Искатели алмазов"
Автор книги: Николай Золотарёв-Якутский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Николай Золотарев-Якутский
Искатели алмазов
Часть первая
1. «Полярная звезда»
В дверь негромко постучали. Владимир Иванович открыл глаза.
– Да-да, войдите!
Появился коридорный. Он положил на ночной столик письмо и бесшумно удалился.
В номере было темно. Сквозь щели между тяжелыми оконными занавесями пробивались узкие, словно рапиры, лучи солнца. Владимир Иванович достал из-под подушки часы: стрелки показывали около десяти. «Ого, в Париже, оказывается, можно спать не хуже, чем в Петербурге». Быстро встал, оделся, раздвинул занавеси. Солнечный свет потоком хлынул в комнату, затопил ее. Великанов прочел письмо. Это было приглашение от минералогической комиссии выставки. Он вспомнил, что заседание комиссии назначено на три часа. «Любопытно, почему я им понадобился раньше времени?»
Вскоре он уже шагал по шумным улицам. Париж в эти летние дни Всемирной выставки 1900 года был особенно многолюден. Со всего света съехались сюда представители разных племен, рас и национальностей. На улицах можно было встретить негров, японцев, малайцев и даже патагонцев. Весь вчерашний день Великанов посвятил знакомству с Парижем.
Но сейчас мысли его были далеки от великолепия «столицы мира». Вспомнилось напутствие академика Евграфа Степановича Федотова, которое тот давал ему, любимому ученику, перед отъездом: «Твоя задача должна состоять в том, чтобы ознакомиться на выставке с отделом минералогии, узнать, какие на сей предмет имеются достижения у других государств. Наша Россия необъятна, гор у нас много, а богатств, скрытых в их недрах, мы не знаем. В минералогическую комиссию выставки могут просочиться сведения об этом, тем паче, что сия комиссия занимается оценкой и продажей драгоценных камней. Я уверен, что ты сумеешь отстоять и защитить интересы России».
И вот он, Великанов, здесь. Огромная ответственность возложена на него. А ведь он совсем молод, он недавний студент, имя его в науке далеко не громкое. Но недаром говорят в России: молод да умен – два угодья в нем. Будь умен, Великанов, и пусть не оглушают тебя громкие имена европейских ученых!..
Великанова ожидал вице-председатель комиссии, англичанин Льюис Листон. Тучный человек с красным лицом, пропеченным тропическим солнцем, он чем-то напоминал Джона Буля – это символическое изображение Англии, созданное карикатуристами.
– A-а, мистер Великанов! Добрый день, коллега, – поднялся он из-за стола навстречу молодому русскому. – Прошу прощения за ранний вызов. Но у меня для вас есть сюрприз.
Великанов знал, что Листон не только ученый, но и делец, один из хозяев английских алмазных копей в Африке и в Индии. Два дня назад Владимира Ивановича познакомил с ним шведский ученый Берцелиус. Листон не обратил внимания на молодого приват-доцента и отвернулся тотчас же после рукопожатия. Тем непонятнее Великанову нынешний любезный прием и эта подчеркнуто дружелюбная улыбка.
– О каком сюрпризе вы говорите, господин вице-председатель? – на хорошем английском языке спросил Владимир Иванович, усаживаясь в предложенное кресло.
– Минуту терпения, мистер Великанов.
Листон распахнул массивный сейф, долго рылся в нем, кряхтя и шумно отдуваясь, так что можно было подумать, будто он достает глубоко запрятанный тяжелый клад, и наконец выложил на стол небольшой футляр, залепленный почтовыми марками. Великанов подался вперед, прочел на футляре адрес Всемирной Парижской выставки, написанный по-английски и по-французски. Ниже на русском языке адрес отправителя: «Россия, Сибирь, Ленское селение Нюя, Кокорев Василий Васильевич».
Листон весело потирал руки.
– Держу пари, мистер Великанов, вы никогда не отгадаете, что в этом футляре.
– Посылка прибыла из Сибири, – проговорил Великанов, – а Сибирь велика и богата.
– О-о, мистер Великанов, Сибирь – великая страна. Вы когда-нибудь бывали в Сибири?
– Бывал ли? – Великанов улыбнулся. – Я родился в Сибири, мистер Листон.
Листон откинулся на спинку кресла и торопливо вставил в правый глаз монокль. Что такое? Не может быть! Ведь всем цивилизованным людям известно, что Сибирь населена дикими племенами и каторжниками. А тут перед ним сидит молодой человек в европейском костюме и с чистым белым лицом. У него серые задумчивые глаза, большой лоб мыслителя, слегка вьющиеся каштановые волосы. Вполне респектабельная внешность. В Англии он мог бы сойти за оксфордского студента.
Великанова начинало забавлять выражение крайнего изумления, написанное на лице британца. Что его, собственно, так поразило?
– Вы родились в Сибири?
– Да. В городе Ново-Николаевске, на Оби.
– Поразительно!.. И давно уехали оттуда?
– Восемь лет…
Восемь лет минуло с тех пор, как покинул Владимир Иванович родной городок. Восемь лет… Но почему-то вдруг сейчас, здесь, в Париже, за тысячи километров от Сибири, он почувствовал свежий запах трав на широких приобских поймах, влажный упругий ветер богатырской реки опахнул лицо… Ох, как бы хотелось Великанову сию минуту очутиться на памятном по детским играм широком плесе, дохнуть сибирского приволья!..
Он взял футляр, оглядел со всех сторон и даже почему-то понюхал. От футляра исходил терпкий запах туалетного мыла.
Листон взял посылку у него из рук, прикрыл ладонями и сказал без улыбки;
– Мистер Великанов, если содержимое этой коробочки действительно найдено в Сибири, то я вас поздравляю, потому что в таком случае я бы все свое состояние отдал за Сибирь.
«Оригинальный самородок золота? – пытался угадать Великанов. – Впрочем, золото, пожалуй, не стоит этакого длинного вступления».
Листон открыл футляр. Он был заполнен ватой. Не отрывая глаз от лица Владимира Ивановича, британец осторожно снял верхний слой ваты. В футляре лежал прозрачный, голубоватого оттенка кристалл, напоминающий льдинку. Великанов не верил своим глазам: алмаз!
– Сорок пять каратов, мистер Великанов! – наслаждаясь произведенным эффектом, торжественно провозгласил Листон.
Он поднял алмаз к свету, и Владимиру Ивановичу показалось, что, вопреки всем законам физики, в руке Листона оказался сгусток голубых сияющих лучей.
Великанов облизнул внезапно пересохшие губы. Алмаз столь необыкновенной красоты найден в России? Невероятно! До сей поры, да и то крайне редко, находили мелкие алмазы на Урале. Эти находки объясняли тем, что в кембрийский период, когда земля была покрыта морем, мелкие алмазы занесло из тропических широт морское течение. Но такого богатыря не могло поднять течение. Неужели он образовался на реке Лене? Тогда вся теория о тропическом происхождении алмазов летит к черту.
– Позвольте, к посылке приложено письмо? – стараясь подавить волнение и потому нарочито бесстрастным голосом спросил Великанов.
Листон грузно повернулся к сейфу, достал небольшой конверт:
– Вот оно.
Губы его тронула легкая ироническая улыбка, в глазах блеснули веселые искорки.
Великанов посмотрел на конверт: «Иркутская губерния. Город Иркутск. Главный почтамт». Извлек из конверта лист почтовой бумаги. Половину листа занимал русский текст, вторую половину – перевод его по-английски:
«Всемирная Парижская выставка. Минералогический отдел. 1900 год.
Я, торговец Кокорев Василий Васильевич, житель села Нюя, стоящего на реке Лене, посылаю на оценку сей, принадлежащий мне драгоценный камень. Ежели найдется желающий купить его, то разрешаю продать по цене, установленной вами…»
«Где, где же он нашел алмаз?» – нетерпеливо пробегая глазами письмо, думал Владимир Иванович. Но таких сведений не было.
Великанов едва сдержался, чтобы не скомкать и не бросить письмо. «Торгаш, барышник, черт его побери! Хоть бы указал, что камень найден именно там, на месте, в Сибири!..»
Улыбка Листона стала откровенно иронической.
– Я вижу, мистер Великанов, письмо не очень вас обрадовало. Вполне вам сочувствую. Этот мистер, э-э… – он скосил глаза на конверт, – мистер Ко-ко-реу, кажется, не интересуется минералогией Он, по крайней мере, должен бы написать, что алмаз найден в Сибири, не правда ли? Но поверьте мне, старому алмазоискателю, он и не мог этого написать. Ведь доказано: вне тропического пояса алмазных месторождений не бывает.
Владимир Иванович в упор глянул в смеющиеся глаза Листона.
– В свое время, мистер Листон, было доказано, что Солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот, как мы знаем. Я уверен: алмаз найден в Сибири, может быть, около того же села Нюя. Кокорев же просто по недомыслию, по неграмотности…
– Хорошо, хорошо, мистер Великанов, прервал Листон. – Вы патриот, и я понимаю ваши чувства. Сегодня в три часа состоится заседание комиссии, где мы обсудим просьбу мистера… э-э… м-м… Ко-ко-реу… Там вы и выскажете ваши соображения. Итак, в три часа, не забудьте, прошу вас.
* * *
Посредине круглого стола на крышке футляра лежал алмаз. Через широкие окна на него падали лучи солнца, дробясь на гранях, образуя вокруг радужный ореол из зеленых, синих, голубых, фиолетовых, желтых, рубиново-красных огней. Красота этого зрелища была такова, что, рассевшись вокруг стола, члены комиссии долгое время молчали, не в силах оторвать глаз от алмаза.
– Начнем, джентльмены, – сказал наконец Листон. Он коротко рассказал, кто, откуда и зачем прислал драгоценный камень, и под конец добавил, что задача комиссии – установить его стоимость. Вслед за тем взял слово известный кристаллограф швед Берцелиус.
– Господин вице-председатель, господа! Все вы, знаете, что во Всемирном алмазном каталоге имеются такие бриллианты, как «Великий могол» – семьсот девяносто три карата, «Компур» – его восемьдесят шесть каратов, «Герцог Тосканский» – сто тридцать девять каратов, «Регент» – сто тридцать шесть каратов, «Синий Хопе» – сорок четыре карата, «Египетский паша» – сорок каратов Вес лежащего перед нами октаэдра – 45 каратов Я надеюсь, все вы согласитесь с тем, что по своему весу, по чистоте, по правильности форм и видимой красоте он достоин внесения во Всемирный алмазный каталог. А коли так, то прежде всего ему следует присвоить имя.
Берцелиус сел. Великанов поймал его взгляд, благодарно улыбнулся. Каков молодец Берцелиус! Это было бы великолепно: первый русский алмаз во Всемирном каталоге! Это сразу привлечет к богатствам Сибири внимание правительства. И чем черт не шутит: вдруг Горный департамент и раскошелится на большую сибирскую экспедицию.
Великанов по выражению лиц старался угадать, кто возразит Берцелиусу. Представитель Франции благосклонно улыбался, сухощавый янки не сводил с алмаза глаз, явно любуясь им, маленький, толстый, добродушного вида бельгиец, страдавший от жары, вытирал шелковым платком шею и согласно кивал головой в ответ на какое-то замечание голландца относительно красоты камни.
Спрятав платок в карман, бельгиец всем корпусом повергнулся к Листону.
– Господин вице-председатель, господа, разрешите задать вопрос.
– Спрашивайте.
– Господа, прежде чем дать имя этому… хм… новорожденному, – улыбка, легкий жест в сторону алмаза, – мы должны знать, откуда он родом, какова, так сказать, его национальность. Кто из вас, господа, укажет место его рождения? Я кончил.
Он сел, опять достал платок и начал вытирать вспотевшее лицо.
«Странный вопрос, – подумал Великанов, ведь известно же, что алмаз прислан из России».
Глухо покашливая, поднялся Листон.
– Я полагаю, вопрос о национальной принадлежности новорожденного, как только что удачно выразился коллега, – второстепенный вопрос. Если угодно, драгоценные камни – настоящие космополиты, у них нет родины. Я согласен с мистером Берцелиусом: мы должны присвоить кристаллу название. Но установить, где он найден, – дело почти безнадежное.
«Что он говорит? – взволновался Владимир Иванович. – И почему, собственно, я молчу?»
Он встал. На лице выступили красные пятна. Весь он сейчас, с нахмуренными бровями и сбычившейся большелобой головой, был очень похож на рассердившегося, готового к драке мальчишку.
– Господа, я совершенно не согласен с мнением уважаемого вице-председателя мистера Листона. У алмазов есть родина, и это, как вы знаете, нередко отражается в их названиях. Я вообще считаю, что наименование алмаза должно указывать на его происхождение. Лежащий перед нами кристалл прислан торговцем Кокоревым из России, с реки Лены в Сибири. Там он, несомненно, и найден, и лишь невежеству торговца мы обязаны тем, что в сопроводительном письме об этом нет ни строчки. Однако, если кому-нибудь из вас известно, что алмаз обнаружен не в России, то скажите.
Великанов сделал паузу, оглядел присутствующих, как бы приглашая поспорить с ним. Члены комиссии молчали.
– Стало быть, родина данного алмаза – Россия. Я предвижу возражения: это-де только догадка. Да, разумеется, это догадка, но она основана на фактах. Других фактов, опровергающих мою догадку, у нас нет. Следовательно, будет только справедливо, если родиной алмаза комиссия назовет Россию. Теперь о наименовании. Значительная часть нашей территории лежит за Полярным кругом. Мы, русские, привыкли видеть над головой Полярную звезду. Еще в древние времена она служила путеводной звездой для новгородских ушкуйников, ее разыскивали на ночном небе путешественники Хабаров и Дежнев, чтобы определить стороны света. Ее именем я и предлагаю назвать лежащий перед нами алмаз. Полагаю, он достоин такой чести!
Грянули аплодисменты. Великанов видел обращенные к нему улыбки. Долговязый, сухощавый янки аплодировал громче всех, а когда аплодисменты смолкли, весело сказал:
– О-о, мистер Великанов – большой патриот и к тому же прекрасный оратор. Это весьма похвально. Однако, мистер Великанов, Полярную звезду мы, североамериканцы, вам так просто не отдадим. Она столько же американская, сколько русская.
Слова янки были встречены смехом. Владимир Иванович ожидал возражений, споров, поэтому был настроен воинственно. Аплодисменты и дружеские улыбки несколько смутили и обескуражили его. Так просто удалось убедить их, а он-то готовился к драке.
Шум за столом постепенно улегся. Слова попросил толстый бельгиец.
– Мы с удовольствием выслушали речь нашего молодого русского коллеги, – легкий поклон в сторону Великанова. – Мы уважаем его патриотические чувства, но с выводами, которые продиктованы этими чувствами, мы не можем согласиться. История знает немало случаев краж алмазов. Не исключена возможность, что к лежащему перед нами кристаллу чистейшей воды прикасались грязные руки какого-нибудь вора. Возможно, от него алмаз попал в руки жителя реки Лены Кокорева. Кто знает, может статься, что из-за обладания этим красивейшим октаэдром пролито немало человеческой крови.
Позволю, господа, напомнить вам об истории некоторых алмазов, такого, например, как «Регент». Он весит четыреста каратов и был поднят безвестным рабом алмазных приисков Голконды в восточной Индии. Чтобы тайно вынести находку из рудника, раб поранил себе бедро и спрятал алмаз в перевязке, наложенной на рану. Он начал искать человека, который помог бы сбыть алмаз. Такой человек вскоре нашелся – это был матрос с торгового корабля. Тайно от капитана матрос посадил обладателя алмаза на судно. В пути матрос убил раба, выбросил его тело в море, а алмаз продал губернатору Питту за двадцать тысяч фунтов. Внезапное обогащение не принесло матросу счастья. Вскоре он промотал все деньги и покончил с собой, накинув на шею пеньковый галстук. Между тем алмаз был продан французскому королю и получил название «Регент». Чтобы сделать из него бриллиант, его шлифовали два года, причем он потерял две трети своего веса. Крошки и осколки, собранные при его обработке, стоили сто сорок четыре тысячи франков. Из королевского дворца бриллиант похитила шайка воров, и он достался одному берлинскому купцу. Но «Регенту» вновь суждено было вернуться во Францию. Купец продал его императору Наполеону Бонапарту. Наполеон приказал вделать алмаз в эфес своей сабли. Когда после установления республики драгоценности королей пошли с аукциона, цена «Регента» достигла шести миллионов франков.
Такова история одного лишь алмаза. Возможно, лежащий перед нами кристалл совершил не менее сложный путь. Кто может поручиться за то, что он найден именно в Сибири, а не в Южной Африке, не в Конго, не в Индии? Никто. Поэтому я возражаю против наименования «Полярная звезда» и предлагаю название «Голубой факел».
Бельгиец, отдуваясь, сел. Слово опять взял Великанов. Он говорил о том, что «Голубой факел», может быть, и красивое название, но совершенно нейтральное. Между тем алмаз, если даже допустить, что найден он был где-то в другом месте, прислан все же из Сибири. Этого вполне достаточно, чтобы присвоить ему имя «Полярная звезда». А если уважаемому собранию нужны более веские основания, то они будут через год-два. Об этом позаботятся русские исследователи.
– Мы найдем алмазы в Сибири, – закончил свое выступление Владимир Иванович.
– Мне нравится его уверенность, – громко сказал своему соседу представитель Франции.
Большинство комиссии поддержало Великанова, и алмаз весом в сорок пять каратов получил имя «Полярная звезда». Его оценили, в переводе на русские деньги, в двести тысяч рублей.
Все эти сведения пут же вписали в Каталог крупных алмазов. Однако в графе «Место находки» по единодушному решению было указано: «Неизвестно».
Через несколько дней алмаз «Полярная звезда» купил богатый бельгийский предприниматель.
2. «Я их найду!»
Владимир Иванович смотрел на проплывающие за окном вагона чистенькие немецкие городки с готическими башнями кирх и ратуш, беленькие веселые мызы с красными черепичными крышами, а мысли его были далеко. Есть ли там, в родной Сибири, условия для образования алмазов? Нелегко сейчас ответить на этот вопрос. Нужны кропотливые исследования коренных пород Центрально-Сибирской платформы. Таких платформ, существовавших еще в древние времена, известно несколько: Сибирская, Африканская, Индийская, Южноамериканская – на территории нынешней Бразилии. Это самые древние и самые твердые материковые образования на Земле. На глубине в сто – сто пятьдесят километров под ними клокотала расплавленная магма. Она рвалась вверх, стремилась пробить эти бронированные щиты. Магме удавалось вырваться наружу, никакие толщи не могли устоять против огромного, по человеческим масштабам невероятного, давления. Лопалась земная кора, и потоки жидкого огня поднимались наружу по вертикальным трещинам, застывали на поверхности. Кратеры до восьмисот метров в диаметре испещряли каменистую поверхность молодых еще в то время материков…
Великанов как бы перенесся в ту далекую эпоху, когда еще не существовало на земле ничего живого… Дрожала, глухо гудела земля. Густой дым заволакивал тысячекилометровые пространства. Огненные вспышки взрывов прорезали мглу, они следовали одна за другой, обломки застывшей магмы, обломки коренных пород, целые скалы взлетали высоко вверх и падали, дробились, образуя вокруг жерл вулканов кольцеобразные гребни. А из глубин юной планеты извергались все новые и новые потоки жидкой магмы. В ней содержался углерод, много углерода. Подверженный давлению в сотни тысяч, а возможно, в миллионы атмосфер, он при остывании магмы выкристаллизовывался, образуя прозрачные камешки – алмазы…
Мчалась в мировое пространство грохочущая планета. Мчались бесконечной чередой секунды Вселенной – земные годы. Миллионы, десятки миллионов лет. Материки покрылись почвой, расцвела пышная растительность. Поверхность Земли топтали грузные бронтозавры, заливали моря, сжимали холодные тиски ледников, а в глубине древних кратеров, как и миллионы лет назад, лежали безучастные ко всему, застывшие капельки углерода. Но говорливая вода из года в год все глубже вгрызалась в породу, и однажды бурный весенний поток добрался до первого прозрачного камешка, понес, покатил его по дну, и, когда вошел ручей в берега, кристалл остался лежать среди гальки, встретился с солнцем, заиграл, засверкал всеми своими гранями. А на следующий год ноток принес другой камень, потом еще и еще – целую россыпь. Тут и нашел их человек, и уже два с половиной тысячелетия не перестает восхищаться их красотой, ни с чем не сравнимой твердостью, выкованной в горниле древних катаклизмов.
Все эти процессы когда-то происходили в Африке, в Индии, в Южной Америке. Но почему они не могли происходить и на Сибирской платформе? Только потому, что она расположена на севере? Абсурд. Какое значение имеют теперешние климатические пояса для той отдаленной эпохи, когда Земля еще бродила, как молодое вино! В теории о тропическом происхождении алмазов больше эмоционального, чем научного. Видимо, красота алмазов ассоциировалась у людей с пышностью, красочностью тропической природы. Удивительно, почему этого не хотят понять современные ученые, вроде Листона и этого бельгийца? Нет, в Сибири нужно, необходимо искать. Обнаружить россыпи, а потом по течению речек, ручейков добраться до коренных месторождений, до древних кратеров или, как их теперь называют, кимберлитовых трубок…
Поезд мчался со скоростью семьдесят километров в час, а Великанову казалось, что он ползет невыносимо медленно. Скорее, скорее в Петербург! Посоветоваться с Евграфом Степановичем Федотовым, он непременно поддержит. И тогда в путь, в Сибирь, на реку Лену!
Поезд прибыл в Петербург утром. Великанов заехал домой только для того, чтобы оставить багаж, и, переодевшись, отправился к своему учителю.
Федотов был крупнейшим специалистом в области минералогии и кристаллографии. Его труд «Симметрия фигур правильных систем», в котором о» разработал теорию решеток 230 возможных форм кристаллов, получил мировую известность.
Великанов остановил извозчика около двухэтажного каменного особняка, по широкой лестнице взбежал наверх. Дверь открыла горничная.
– Дома Евграф Степанович?
– У себя, у себя, прошу, – улыбнулась горничная, знавшая Великанова еще студентом.
А в прихожую, радушно улыбаясь, уже входила Мария Николаевна, жена Федотова, маленькая седая старушка.
– Володя, здравствуйте! Наконец-то вы! Евграф Степанович только сегодня вспоминал о вас.
– Я прямо из Парижа, Мария Николаевна. Заехал домой – и к вам.
– Вот какой вы молодец! Что в Париже? Насмотрелись, наверно, чудес, и теперь мы вам покажемся ужасными провинциалами. Катались на самоходных каретах… как их… все забываю название…
– Автомобили, Мария Николаевна.
– Да, да, на автомобилях? Здесь еще много говорят о движущихся картинах. Видели?
– Синематограф? Да, видел. Огромное производит впечатление…
– Ну, хорошо, хорошо, после расскажете. Я вижу, вам не терпится увидеть Евграфа Степановича. Он у себя в кабинете…
Из-за широкого письменного стола красного дерева навстречу Великанову поднялся старик с окладистой русой бородой. Внешне он ничем не напоминал ученого: широкое, грубо вырубленное лицо с веселыми, хитроватыми глазами, волосы, остриженные в скобку, большие жилистые руки. Скорее его можно было принять за вятского мужика, этого талантливого минералога, члена Российской и нескольких иностранных академий.
– Ба-а, да это, никак, наш парижанин! Нуте-с, нуте-с, я на вас посмотрю.
Федотов взял молодого ученого под руку, подвел к окну.
– Похудели, похудели, сударь мой, похудели-с. Что так?
– Не знаю, Евграф Степанович. Наверное, потому, что мчался к вам сломя голову. У меня важные новости.
– Садитесь, рассказывайте…
Беседа продолжалась вплоть до обеда. Великанов рассказал о присланном из Сибири алмазе, о разгоревшихся вокруг него спорах и в заключение попросил учителя сравнить строение Центрально-Сибирской и Южно-Африканской платформ.
Федотов откинулся на спинку кресла, побарабанил по столу сильными пальцами.
– К сожалению, Володя, до сих пор Сибирское плато не исследовано в этом направлении. Но, судя по всему, оно должно быть сложено из верхнесилурийских и нижнекембрийских пород. Это как раз те основные и ультраосновные породы, которые могли быть пробиты вулканическими извержениями – траппами – с образованием в них алмазов. По всей вероятности, Центральное Сибирское плато – платформа, аналогичная Южно-Африканской.
– Я очень рад, Евграф Степанович, что наши мнения сходятся, – оказал молодой ученый, – Теперь я не сомневаюсь, что в Сибири действительно есть алмазы.
– Напрасно, Володя, напрасно-с. Сомневаться всегда полезно. Скоропалительные выводы не делают чести ученому. Пока мы достоверно знаем одно: необходимо исследовать Центральное Сибирское плато, необходимо искать.
– Вы правы, Евграф Степанович. Но я не могу не верить. И меня удивляет и… и бесит, когда серьезные ученые вроде Листона вообще отрицают возможность алмазных месторождений в Сибири. Причем ссылаются на так называемую теорию о тропическом происхождении алмазов, более похожую на детскую сказку. Этого я понять не могу.
Федотов слушал, поглаживая бороду, озорно скосив на своего ученика смеющиеся глаза.
– Ну, сударь мой, с такими еретическими мыслями они вас, я думаю, не чаяли из Парижа выдворить. Эк замахнулись! На целую теорию. И что же, убедили вы их?
– Нет. Да я и не пытался.
– И прекрасно сделали. То-то бы вы их распотешили…
– Как?.. Почему?..
– Да потому, что они, полагаю, лучше вас понимают вздорность этой теории.
Великанов растерянно смотрел на учителя – шутит он или говорит всерьез?
– Как же, Володя, вы простых вещей не понимаете? – Федотов укоризненно покачал головой, – Пора, вы ведь не студент-первокурсник. Вы же знаете, что и Листон и все прочие члены минералогической комиссии, за исключением, может быть, Берцелиуса, либо прямые совладельцы алмазных копей, либо как-то связаны с добычей алмазов и получают от сего немалый доход. Предположим, признали бы они, что в Сибири могут найтись алмазы. Что же происходит? В газетах сенсация: алмазы в Сибири! Биржа тут же отвечает понижением курса акций алмазных компаний. Но это еще полбеды. А ну как поиски в Сибири увенчаются успехом? Стало быть, на рынок хлынет поток русских алмазов, и попробуй тогда удержи теперешние высокие цены на сей минерал. Нет, сударь вы мой, Владимир Иванович, для Листона и иже с ним признать возможность алмазных залежей в России – значит подрубить сук, на коем они сидят. Можно было заранее предугадать их поведение в истории с кокоревским кристаллом: «Не может быть, и все тут». Для сего случая как раз и подходящая теория имеется. А вы – «не могу понять»…
Великанов потер пылающие щеки, встал, в волнении начал ходить по кабинету. Значит, дружеские улыбки и даже, – черт возьми, стыдно вспомнить, – аплодисменты, которыми приветствовали его речь, члены минералогической комиссии, были не чем иным, как дипломатической игрой! Он распинался, блистал красноречием, убеждал, а они в душе посмеивались над ним, над его горячей юношеской верой в святую чистоту науки. Удивительно, как он сразу не разгадал истинного значения всех этих приятных улыбок, ободряющих замечаний, вкрадчивых, сдобренных вежливыми поклонами и потому обезоруживающих вопросов, этого упрямого нежелания признать, хотя бы предположительно, родиной кокоревского алмаза Россию! Все или почти все они, члены минералогической комиссии, отлично понимали, что не мог ценнейший октаэдр попасть извне к мелкому, небогатому таежному торговцу, который, наверное, и в захолустном-то Иркутске бывал раз в год, а может, и того реже. Они это понимали, но прав учитель: собственная мошна им дороже истины. Ну, нет, господа, рано торжествуете!
Великанов остановился перед Федотовым.
– Евграф Степанович, я еду в Сибирь искать алмазы. Пусть для этого потребуется вся моя жизнь, я… я найду их!
Федотов поднялся, пожал Великанову руку.
– И прекрасно, Володя. Я сделаю для вас все, что в моих силах.
В кабинет вошла Мария Николаевна.
– Господа, господа, обед стынет. Володя, верно, погибает с голоду. Кстати, вы должны мне еще рассказать о синематографе. Прошу в столовую…
На следующий день Великанов обратился в Горный департамент с просьбой о снаряжении экспедиции для установления места находки алмаза «Полярная звезда». Миновала зима, Нева взломала и унесла в Финский залив сковывавшие ее льды, нежным зеленым пушком окутались деревья в Летнем саду, а Горный департамент все не давал ответа.
Однажды в коридоре института Великанова остановил Евграф Степанович.
– Вот кстати! А я было хотел ехать к вам. Что Горный департамент, молчит?
– Молчит, – вздохнул Великанов.
– Ну, ничего, Володя, у нас есть возможность встряхнуть это сонное царство. На днях нам с Марией Николаевной случилось быть на торжественном обеде у великого князя по случаю юбилея его высочества. Там мне довелось поговорить с князем Горчаковым и его дочерью. Она – фрейлина царицы, фаворитка. Ее весьма заинтересовали ваши алмазы. Так вот, сударь мой, она просила быть у нее завтра к часу дня. Поезжайте непременно. Постарайтесь ослепить ее светлость блеском алмазов. Помните: вашу поездку могут субсидировать лишь в том случае, если в дело вмешается царица Александра Федоровна.
Предложение Евграфа Степановича обескуражило молодого приват-доцента. Ему еще никогда не приходилось разговаривать с великосветскими женщинами. Из литературы он знал, что в обращении с ними требуются особая галантность и находчивость. Он был лишен этих качеств, так как женщины вообще занимали в его жизни очень мало места. Знакомые курсистки в счет не шли, с ними Великанов держался по-товарищески, называл коллегами, разговаривал все больше о последних достижениях науки, о Бокле, об английских суфражистках и спорил по-студенчески, до хрипоты. А тут ведь, чего доброго, ручки придется целовать!..
Через день Владимир Иванович явился к учителю.
– Были?
– Был.
– И что же?
Великанов вздохнул.
– Увы, при дворе я не сделал бы карьеры.
Евграф Степанович улыбнулся.
– Ну, сударь мой, это-то мне давно известно. А что с алмазами?
– Княжна поинтересовалась, почему я, зная места, где лежат «кучи бриллиантов», не поеду и не возьму их. Я ответил, что нужны деньги на экспедицию. Княжна хотела переменить тему разговора. Я же, напротив, заострил вопрос о деньгах, причем, мне сдается, вовремя ввернул словечко о двухстах тысячах, что уплачены на Парижской выставке за девятиграммовый кристалл «Полярная звезда». Я нарочно перевел караты в граммы – так для княжны нагляднее. Они изволили сказать «О!» после чего я понял, что экспедиция не за горами. И я не ошибся. Княжна с некоторым даже пафосом перечислила бриллианты, сверкающие в русской короне, и выразила надежду, что вашему покорному слуге посчастливится украсить ее новыми драгоценностями. В заключение она милостиво разрешила в случае каких-либо затруднений обращаться лично к ней и заверила, что они с отцом готовы мне всячески содействовать.
– Ну, развеселили вы меня, Володя! Н-да-с! – захохотал Федотов.
