Текст книги "Катастрофа"

Автор книги: Николай Вирта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

ПАЛАЧ

Через несколько дней утром к Паулюсу явился комендант города, штандартенфюрер СС, коротконогий толстяк с расплывшимся лицом, в пенсне. Его перехватил Шмидт. Поговорив с ним, комендант постучался к командующему. Генерал-полковник сидел над картой фронта. Он был один.

– Вы вызывали меня, господин генерал-полковник? – Комендант платком вытер пот, катившийся градом: он страдал потливостью.

– Да, я вызывал вас, – сухо сказал генерал-полковник. – Прошу! – Он указал на табуретку, стоявшую по левую сторону стола.

Комендант сел, протер пенсне и водворил его на прежнее место.

– Разве так тепло на улице? – осведомился генерал-полковник, заметив непрекращающиеся попытки коменданта избавиться от пота.

– Нет, это просто так. – Комендант скомкал влажный платок и сунул в карман. – Я весь внимание. – Комендант чуть-чуть заикался – быть может, оттого, что слишком много видел всякого на своем веку.

– Скажите, в городе еще остались русские? Я подразумеваю под русскими всех, кто жил в этом городе до войны.

– Д-да, немного.

– Если вы не запамятовали, в вашем докладе месяц назад значилось, что русских мирных людей здесь нет, что все они бежали.

– Т-так точно.

– Куда и почему они бежали?

– Эт-то обычное явление, господин генерал-полковник. Они бегут от нас, как от чумы.

– Быть может, потому, что мы кажемся им чумой?

– К-коричневой, как у-утверждают большевистские комиссары, – хихикнул комендант.

– И они бегут только потому, что так нас называют комиссары?

– Н-ну, и не совсем так, господин генерал-полковник. Ев-вреи и всякая ч-чернь распускают слухи о нашем якобы н-недружелюбном отношении к м-мирным жителям.

– Замечу, что и до меня дошли эти слухи. Рейхсфюрер СС, Гиммлер то есть, ваш непосредственный верховный руководитель, при моем назначении командующим армией сказал, чтобы я уничтожал всех евреев и коммунистов. Разумеется, он шутил.

Комендант, раскрыв пухлые губы, уставился на командующего. «Или он валяет дурака, или действительно принял за шутку приказ рейхсфюрера СС!»

– Н-не думаю.

– Что не думаете?

– Шутки неуместны с марксистами и евреями, господин генерал-полковник, когда речь идет о том, чтобы полностью освободить от них Европу.

– Я не понимаю. Вы что ж, намереваетесь выселить евреев в Палестину?

«Валяет дурака!» – решил комендант.

– Палестина? Они наплодятся там и снова распространятся по всему миру.

– Значит, если я правильно понял вас, они должны быть уничтожены?

– Это в-высшая политика, господин генерал-полковник, а я лишь исполнитель.

– Исполнитель чего?

– Соответствующих п-приказов.

– Каких?

– Р-разве они не известны вам?

– Раз я спрашиваю, извольте отвечать! – резко возразил генерал-полковник.

Комендант развел руками.

– П-приказов много.

– Я спрашиваю, каких?

– Я не см-могу перечислить их.

– Извольте не паясничать! – прикрикнул на коменданта генерал-полковник. – Я вызвал вас не для того, чтобы терять время попусту. Какие приказы вы получали о евреях и мирных жителях?

– П-позвольте заметить, господин генерал-полковник, я, в сущности, не подчинен командованию ар-рмии и несу ответственность п-перед другими инстанциями.

– То есть?

– Вы уже назвали то лицо.

– Ах, вот как?

– Т-так точно.

– Значит, если я правильно понял вас, армия, оккупирующая этот район, и командование, возглавляемое мной, не в праве вмешиваться в ваши прерогативы?

– Б-более или менее.

Генерал-полковник откинулся на спинку стула и несколько мгновений молча смотрел на человека, снова принявшегося вытирать пот.

– Р-разве вас не информировали об этом? – невинными глазами глядя на командующего, спросил комендант. – Господин генерал-полковник, вы прошли со своей армией до Волги. Я далек от мысли, что вы лично истребляли марксистов и евреев, но ведь их истребляли повсюду, куда бы ни ступал германский солдат. Это его в-высшая миссия. В-ваша армия – не исключение из общего правила, и я, п-простите, никак не могу понять этого п-приступа человеколюбия к элементам, п-подлежащим уничтожению во имя блага рейха.

Генерал-полковник открыл рот, чтобы возразить, и снова закрыл его. Что возразить? Он отлично знал, что его армия, как и другие, убивала тех, кого Гиммлер называл марксистами и евреями. Будь генерал-полковник и его армия в другом положении, разговора подобного рода могло бы не случиться. Но армия в котле, в котле и ее командующий. Генерал-полковник не думал о смерти. Толстые стены подвала оберегали его от бомб и снарядов. Но он мог попасть в плен. И хотя Шмидт говорил, будто германские генералы не сдаются в плен, они сдавались и сдаются. Если верить русским, их вовсе не вешают и не пытают. Может быть, так оно и есть. Однако допроса не миновать. И не миновать разговора об уничтожении людей, тысяч и сотен тысяч людей… И ответственности за это тоже…

Нет, он не был трусом, но страх перед неизвестностью владел им постоянно. Как с ним поступят? Перед кем ему придется отвечать? И за что конкретно? Теперь, когда генерал-полковник постепенно приучил себя к мысли, что во всем решительно виноваты только фюрер и те, кто ему что-то там советуют, надо было найти виновника убийств русских мирных людей. Виноваты, разумеется, фюрер и Гиммлер. Но они далеко. Непосредственного виновника надо найти здесь. Почему бы им не быть вот этому типу, от которого гак отвратительно пахнет потом?

Командующий взглянул на сидевшего перед ним штандартенфюрера СС, на толстощекое лицо, на лоб, покрытый капельками пота.

«Есть преступники объективные и есть преступники субъективные, – размышлял генерал-полковник. – Ведь лично я никого не убил, значит, хотя, быть может, я и преступник, но преступник символический, отвечающий за все вообще. А вот этот, плавающий в поту, безусловно, преступник без всяких скидок на "вообще"!»

Не отводя сверлящего взгляда от коменданта, Паулюс сурово сказал:

– Отвечу вашими же словами. Приказов слишком много. Я не успеваю читать их. Но в одном могу заверить вас, господин полковник… Имеются ли подобные ограничения власти командующих армиями в других оккупированных районах или нет, я не знаю, но у себя в армии я не потерплю исполнения приказов об уничтожении мирных людей. С вашего разрешения, я солдат, а не палач.

– П-палачи, господин командующий, к сожалению, п-профессия, необходимая при соответствующих обстоятельствах.

– У меня в армии их нет и не будет! – выкрикнул Паулюс. – Слышите, не будет!

– Все возможно, господин генерал-полковник. – Комендант пожал плечами.

– Хорошо, оставим это. Вернемся к тому, с чего я начал. Вы сказали, что все мирные жители, за исключением немногих, покинули город. Это было до прихода моей армии сюда?

– И п-после.

– Как они могли уходить, если все входы и выходы из города закрыты?

– Их ловили, очевидно.

– Кто?

– Н-не русские же, господин командующий.

– Значит, их ловили…

– Мы. То есть действующие на оккупированных территориях группы СД.

– Но ведь группы СД, как я знаю, наблюдают за безопасностью в зоне военных действий и в тылу, разве не так? Это служба безопасности, если определить точно функции СД.

– С-совершенно верно. Но русские с их ужасно примитивным мышлением называют группы СД карателями. Может быть, потому, что СД действительно карает ослушников и врагов рейха.

– То есть заботятся об охране политической нравственности русского населения, оставшегося на оккупированных нами территориях, так, что ли? – Паулюс нагонял и нагонял на себя раздражение.

– В-в принципе, конечно. Но для этого СД и специальным группам, называемым эйзацкоманден, приходится заниматься делами не совсем приятными.

– То есть?

– Господин генерал-полковник, – взмолился комендант. – Скажите, ради бога, вы шутите или всерьез?

«Ах, вот как? – рассвирепел генерал-полковник. – Вдобавок ко всему ты подозреваешь меня в комедиантстве? Ну, поберегись!»

– Молчать! – выкрикнул он. – Я сейчас так далек от шуток, как никогда… Что вы называете не совсем приятным делом?

– Л-ликвидацию…

– Ликвидацию кого?

– Тех, кто угрожает безопасности армии, рейха и подрывает политическую н-нравственность русского населения, вверенного нашему попечению.

– Кто они?

– Н-ну, в первую очередь комиссары, потом евреи и вообще так называемые советские служащие.

– Советские служащие? То есть чиновники?

– Так точно.

– Чиновники угрожают нашей армии и рейху? Да вы что, издеваетесь надо мной? – Генерал-полковник повысил голос. – Мой отец был чиновником, и я знаю, чиновники – самые мирные и спокойные люди… Много их было а городе, когда мы вошли сюда?

– П-порядочно.

– И некоторые из них хотели покинуть город?

– Так точно.

– Слава богу, наконец мы добрались до желтка. Значит, СД и эйзацкоманден ловили мирных людей, когда они по неизвестным причинам собирались покинуть город, а их… Как вы сказали?

– Л-ликвидировали.

– Ликвидировали только за то, что они не желали оставаться в зоне военных действий и хотели спасти свои жизни?

Комендант молчал.

– Командование армией знало об этом… об этом мероприятии?

– Б-безусловно, господин командующий. Как же иначе!

– Кто мог знать об этом из моих подчиненных?

– Если этого не з-знали вы, господин генерал-полковник, то об этом н-непременно должен знать генерал-лейтенант Шмидт. То есть оп-перативная часть штаба.

«Великолепно! – со злорадством подумал Паулюс. – Значит, есть еще один виновник, и он – Шмидт! Пусть отвечает вместе с этим сукиным сыном. Уж кого-кого, а Шмидта я не пожалею!» И вслух сказал:

– Почему вы думаете, что об этом знала оперативная часть армии?

– Потому что через оперативное управление группы армий фельдмаршала Вейхса она п-подчиняется главному оперативному управлению Генерального штаба сухопутных войск, господин генерал-полковник.

– То есть генерал-лейтенанту Адольфу Хойзингеру?

– Так т-точно!

– Я знаю генерала Хойзингера, долго работал вместе с ним. Он принимал деятельное участие в составлении плана «Барбаросса»…

– Плана нападения на Советы, хотите вы сказать? – с намеком произнес комендант. Ему было известно, что Паулюс приложил руку к этому плану.

– Я сказал, что сказал, – раздраженно заметил генерал-полковник. – Но при чем генерал Хойзингер в данном случае?

Комендант снова оторопело посмотрел на сгорбившегося командующего армией.

– Да ведь именно генерал Хойзингер п-подписал директиву о том, что п-политические руководители Красной армии не считаются военнопленными и должны уничтожаться, самое п-позднее, в т-транзитных лагерях. Генерал Хойзингер прямо указывает, что самое лучшее – устранять их посредством повешения.

– Но ведь это касается только комиссаров, насколько я понимаю.

Комендант пожал плечами.

– Н-ну, не совсем так. Имеются в виду и те, кто мог бы быть обременительным свидетелем…

– Свидетелем чего?

– Наших, э-э, акций по ликвидации всех врагов рейха. А русские, см-мею заметить, почти сплошь враги рейха.

– Так и сказано в директиве Хойзингера?

– Б-безусловно, господин генерал-полковник. Он же связан с гестапо и п-полицией безопасности, а они занимаются этим же. И фюрер, н-насколько я з-знаю, очень доволен его решительностью в уничтожении врагов германской нации.

– Хорошо. Последний вопрос: чем занимаетесь вы?

– Я?

– Да, вы!

– Н-навожу порядок в городе.

– «Порядок в городе»… Разве еще остались люди, которые могли бы нарушить его?

– Они были.

– Но теперь их нет. И вы, значит, не страдаете от обилия работы?

– П-пожалуй.

– Так вот вы возьмете автомат и с этого часа будете просто солдатом. Комендантом я назначу человека, который далек от политики и очень хорошо знает, что такое мирный человек и как с ним надо обращаться. Итак…

Комендант, вспотев с ног до головы, выкрикнул:

– Я подчиняюсь не вам, а рейхсфюреру СС!

– С этой минуты вы подчиняетесь мне. Если попытаетесь уклониться от несения солдатской службы, я вас ликвидирую. Вы свободны.

Комендант, пошатываясь, вышел.

Паулюс некоторое время сидел молча. Он был потрясен. Никогда ему не думалось, что дело может зайти так далеко.

Он открыл дверь клетушки. Адам спал, но, почувствовав прикосновение руки, тотчас вскочил.

– Да, эччеленца? Простите, я заснул.

– Мне нужно поговорить с вами.

– Я слушаю вас.

– Садитесь, что вы в самом деле! – нахмурился генерал-полковник. – У меня только что был комендант города. Он наговорил черт знает что. Будто есть указания о самой зверской расправе с мирным населением. Вы знали о чем-либо подобном?

Адам посмотрел с изумлением на шефа. Нет, не притворяется.

– Разумеется, эччеленца. Разве вы не читали кое-каких документов, подписанных Кейтелем, Гиммлером и другими официальными лицами?

– До того ли мне было! Но как раз об этих документах и шел разговор с комендантом. Они есть у нас?

– Сию минуту, эччеленца. – Адам ушел и вернулся с папкой бумаг. Специальная наклейка свидетельствовала о ее сверхсекретном содержании. – Вы хотите прочитать сами или разрешите мне?

– Читайте.

– Я предложу вашему вниманию лишь выдержки.

Генерал-полковник кивнул.

– Так вот, за четыре недели до нашего выхода на территорию России Гиммлер создал части специального назначения, называемые эйзацкоманден. Им было приказано следовать за германскими армиями для пресечения любого сопротивления. В развитие этого приказа двадцать третьего июля, то есть через месяц после начала кампании, Кейтель издает следующую директиву: «Учитывая громадные пространства оккупированных территорий на Востоке, наличие вооруженных сил для поддержания безопасности будет достаточно лишь при том случае, если всякое сопротивление будет караться не путем судебного преследования, а путем создания такой системы террора и применения таких драконовских мер, которые навсегда бы искоренили у населения мысль о сопротивлении рейху».

– Так! – вырвалось у генерал-полковника.

– Теперь, эччеленца, предложу вашему вниманию высказывание рейхсфюрера Гиммлера. Он говорит буквально следующее: «Меня ни в малейшей степени не интересует судьба чеха или русского. Если явится в том необходимость, мы будем отбирать у них детей и воспитывать их в нашей среде. Вопрос о том, выживет ли данная нация или умрет с голоду, беспокоит меня лишь постольку, поскольку данная нация нужна нам в качестве рабов. В остальном судьба их не представляет для меня никакого интереса…» Читать дальше?

С угрюмым видом генерал-полковник снова мотнул головой.

– «Проблема эвакуации русских из центральных областей, из Украины и Крыма, и заселение их немцами. В будущем русским крестьянам предстоят тяжелые годы. Многие десятки миллионов людей в этих областях окажутся лишними и должны помереть от голода. Попытки спасти их от голодной смерти подорвут шансы Германии выиграть битву за господство над миром. В этом вопросе должна быть абсолютная ясность…»

– Довольно! – резко сказал генерал-полковник. Глаз его мучительно дергался. «Да, дело зашло далеко… Уничтожение голодом целых наций! О, господи!» – Хорошо, – хрипло заговорил он. – Все это бредовые теории. Но неужели они приводятся в исполнение?

– Не знаю, как на других фронтах, эччеленца, но у нас… Впрочем, недавно мы захватили несколько документов. Они, предупреждаю вас, эччеленца, тягостны для чтения …

– Тягостны для чтения! – с усмешкой повторил генерал-полковник. – Еще более тягостным будет мой ответ, если я не узнаю всего, чтобы объяснить, как это случилось. Откуда документы?

– Они русские.

– Надеюсь, не пропаганда?

– Они засвидетельствованы подписями, достоверность которых, эччеленца, не вызывает сомнений.

– Я слушаю.

– «Акт. Мы, нижеподписавшиеся, лейтенант Михаил Борисов, санитар Редкина, санитарный инструктор Сизухин и солдат Кириллов, составили настоящий акт в том, что в поселке Безымянный, который занимали немцы, нами обнаружены: труп женщины 55 лет, у которой отрублена половина головы; труп женщины 30—35 лет, изнасилованной и казненной, – вырезаны обе груди, отрезаны верхняя губа и подбородок; мальчик 12—13 лет, видимо, сын казненной женщины, проткнут в нескольких местах штыками». Не хватит ли?

– Нет, – хрипло сказал генерал-полковник. – Я хочу знать все.

– Во дворе нашей комендатуры на Советской улице стоит виселица, эччеленца. Я сам видел труп повешенного старика. Он повешен якобы за связь с партизанами. Это, конечно, ложь: ему было восемьдесят лет. В городском саду около театра я видел трупы двух замученных девушек. На рыночной площади еще несколько дней назад висели три повешенных юноши – их обвинили в том, что до нашего вступления в город они работали на тракторном заводе и делали танки. Мне рассказывали люди, в честности которых я не могу сомневаться, что вся дорога к Ново-Алексеевке, куда гнали мирных советских людей, устлана их трупами. Их расстреливали только за то, что они хотели отдохнуть…

– Это ужасно, Адам!

– Да, эччеленца, и мы будем отвечать за Гиммлера, за Кейтеля, за все зверства комендантов и групп СД.

Долгое угрюмое молчание. Слышны были лишь шаги часового во дворе. Снег похрустывал под его сапогами. Генерал-полковник встал. Голова его раскалывалась. Слишком много узнал он за этот день. «Узнал, но не увидел, – мелькнула мысль. – Я должен видеть это, – сказал он себе. – Своими глазами… Я обязан перед своей совестью видеть то, что видели Адам и тысячи других людей». Он обернулся к Адаму.

– Сделайте одолжение, найдите кого-нибудь из русских, не из военнопленных, а простого русского человека, который бы сам видел то, что видели вы. И приведите его сюда.

– Слушаюсь, эччеленца! – Адам понятия не имел, зачем командующему понадобился русский человек, но от вопросов предпочел воздержаться.

– Идите. И попросите ко мне Шмидта.

– Да, эччеленца.

Шмидт пришел злой – он еще не успел позавтракать.

– Садитесь, – прозвучал властный голос. – И прошу отвечать без всяких там психологических этюдов.

Шмидт с ужасом подумал, что его роль в штабе армии раскрыта. Командующий вызывал коменданта. Тому, разумеется, известна вся агентура СС и гестапо в армии. Он пытался выудить у коменданта, зачем его вызвал командующий. Тот разводил руками. Как на иголках сидел Шмидт у себя, пока командующий разговаривал с штандартенфюрером СС.

– Я всегда готов отвечать на любые ваши вопросы, – напыщенно проговорил Шмидт. – При чем тут психологические этюды?

– Вам известно, что на территории, занятой армией, или на той, что была занята до окружения, действует оперативная группа полиции безопасности?

– Так точно, господин генерал-полковник. Вернее, не оперативная группа, потому что она огромна и сфера ее действий – армейская группа фельдмаршала Вейхса, а оперативная команда.

– Вы знакомы с ее задачами? – спросил генерал-полковник.

– Разумеется. Ликвидация всех лиц, угрожающих безопасности рейха и чистоте германской расы. Группы были направлены в армейские соединения, а команды – во все армии, как только мы покинули границы рейха, господин генерал-полковник. Делалось это в порядке соглашения между начальником Верховного главнокомандования фельдмаршалом Кейтелем, рейхсфюрером СС Гиммлером и начальником оперативного управления Генерального штаба генералом Хойзингером.

– Кейтель и Хойзингер подписали соглашение об уничтожении целых наций?

– Бог мой, но вы сами подписали приказ о назначении связного между командованием армии и эйзацкоманден.

– Я?

– Могу принести приказ.

Генерал-полковник помолчал. «Ах, вот как! Значит, есть документы?»

– Когда я подписал приказ?

– При вступлении в эту область.

– Этого не могло быть!

– Тем не менее, – усмехнулся Шмидт, – вы его подписали. Быть может, вы не вникли в суть дела и подписали механически. Возможно, ваши мысли в тот момент действовали в ином направлении. Но факт остается фактом. Что делать, господин генерал-полковник. Все мы связаны одной веревочкой и все понесем ответственность…

– …понесем ответственность, – повторил генерал-полковник…

– …поэтому-то я вчера и сказал вам: германские генералы не имеют права сдаваться в плен большевикам.

– Да, да, конечно.

– Кроме того, господин генерал-полковник, русской разведке отлично известно, кто именно в германском Генеральном штабе разрабатывал план нападения на Россию. Равным образом они знают, что автор плана и тот, кто привел свою армию, куда еще никогда не ступала нога германского солдата, – одно лицо. И это лицо – вы!

Последние слова Шмидта прозвучали подобно выстрелу из пистолета.

– Я понимаю это, Шмидт, – устало сказал генерал-полковник. – Простите, еще одну минуту. Приказываю распустить эйзацкоманден, а людей ее послать рыть траншеи.

– Это уже сделано. Поскольку у них иссякли возможности деятельности…

– то есть они ликвидировали всех, хотите вы сказать?

– …мы нашли целесообразным занять людей команды другими работами.

– Хорошо. Прошу немедленно найти тот приказ и прислать мне. Сейчас же. Без промедления. Идите.

Шмидт вышел с непроницаемым лицом.

«"Одной веревочкой…" – вспомнились генерал-полковнику слова начальника штаба. – Одной веревочкой с людьми вроде Гиммлера! Бог мой! Отныне я сообщник этого мерзавца – штандартенфюрера СС и Шмидта, которого знать не знал восемь месяцев назад… Кстати! Почему так внезапно был снят мой предыдущий начальник штаба и заменен Шмидтом? Почему на все мои возражения не последовало ответа? Почему Йодль, когда я через фельдмаршала Вейхса выразил свое удивление и протест, передал мне, чтобы я не вмешивался в функции оперативного управления главного командования? И почему всякий раз, когда мы в разговоре с Адамом упоминаем имя Шмидта, Адам подозрительно усмехается? Что он знает? Что скрывают от меня? Быть может, кто-то стоит тенью за спиной Шмидта?…»

Генерал-полковник встал и, тяжело ступая, прошелся по комнате. Серый, унылый день… «Вот уже начался новый год! С новым счастьем, ха-ха! С новыми радостями, ха-ха! С новыми успехами, ха-ха!»

Толстяк Эберт принес приказ, козырнул, повернулся, словно на пружине, и вышел. Генерал-полковник перечитал приказ, чиркнул спичкой, сжег бумагу, сдунул пепел на пол и растоптал его.

Вошел Адам, повел носом.

– Чем-то пахнет, эччеленца?

– Пахло чем-то весьма нехорошим. Но теперь все в порядке. Кстати, Адам, я все хотел спросить вас… Почему вы так недружелюбны к Шмидту?

– Эччеленца?!

– Вы усмехаетесь всякий раз, когда мы заговариваем о нем в его отсутствие.

– Мне… Хм! Мне не слишком нравятся некоторые черты его характера.

– И только? – Взгляд генерал-полковника неотступно следил за выражением глаз адъютанта.

– Так точно, – последовал не совсем уверенный ответ.

– Мне лжет Хайн, Адам, – сухо заговорил генерал-полковник. – Он лжет на каждом шагу, но его ложь – мальчишеская, глупая и безвредная. Зачем лжете мне вы?

– Эччеленца!

– Адам, вы косите глаза…

– Но…

– Вы покраснели к тому же.

– Да, я сказал неправду. – Адам стоял, повесив голову, как Хайн в минуты раскаяния.

«Мальчишки оба!» – подумал генерал-полковник.

– Итак?

– Я бы не хотел передавать вам сплетни, эччеленца.

– Сплетни?

– Да. Но ведь это только сплетня…

– Именно?

– Этого никто не знает наверняка.

– Адам! Вы выводите меня из терпения.

– Эччеленца, в штабе говорят, будто генерал-лейтенант Шмидт – приставленный к вам шпион гестапо.

Генерал-полковник вздрогнул, словно его обожгло ударом бича.

«Ну, в таком случае, Шмидт, вы не отвертитесь. Даю слово, приложу к тому все старания!» Генерал-полковник жестко усмехнулся.

– Но, эччеленца, повторяю, кто может это знать?

– Да, конечно, – рассеянно проговорил генерал-полковник. – Знает только он… Если это правда, разумеется.

– Да, эччеленца.

– Вы помните приказ фельдмаршала Вейхса о снятии бывшего нашего начальника штаба, Адам?

– Это было в апреле.

– Почему его сняли и заменили Шмидтом?

Адам пожал плечами.

– Хорошо. Забудем этот разговор до тех пор, пока я не возобновлю его сам. Вы нашли русского?

– Так точно. Он в приемной, эччеленца.

– Пригласите его. У нас есть какая-нибудь еда и выпивка? Принесите, что найдете.