Текст книги "Клятва на мече"

Автор книги: Николай Буянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

«Не Аленка, – с горечью подумал Валера. – Очки, прическа, да сутуловатая вдобавок. Нечто общее есть в лице, в голосе… Мало ли похожих людей на Земле». Но что-то в девочке его привлекало, видимо, память цеплялась за незаметные детали – она так же наклоняла голову набок, когда слушала, делала такой же (очень похожий) жест рукой, когда не могла сразу подобрать нужное слово. Проскальзывало нечто знакомое в походке. («Пройдемся немного?» – «Можно. Ноги совсем затекли». – «А вы здесь ждали кого-то?» – «Кого мне ждать? Просто сидела».)

– А вон там было наше кафе.

– Ваше?

– Ну, в смысле, мы туда часто ходили. Почти каждый день. Аленка возвращалась с тренировки, я ее встречал…

– Она спортсменка?

– Гимнастка. Была гимнасткой.

– Ну зачем так мрачно.

– Да я не о том. Бросила. Увлеклась чем-то восточным. Йога, каратэ, еще какая-то ерунда… Потом поехала в спортивный лагерь – и пропала. Ну что, зайдем?

Голова его по-прежнему будто плыла по волнам, но он отнес это на счет акклиматизации (недавно с гор!). «Непонятно, зачем я привел ее сюда, в нашу „стекляшку»…" Его странно притягивала эта в общем-то невзрачная девчонка – он мысленно сравнивал ее с Аленкой, и их былые ссоры, размолвки казались смешными. «Если найдется – костьми лягу, а от себя ни на шаг не отпущу. Только бы нашлась…»

Он угостил новую знакомую традиционно – хрустящей жареной картошкой в цветном пакетике и громадной чашкой кофе. Себе взял пива в жестяной банке с полярным медведем на картинке.

– Где ты живешь? – хмуро поинтересовался он.

– Хочешь зайти в гости?

Валерка пожал плечами:

– Сам не знаю. У меня в голове такой бедлам… Понимаешь, они меня даже близко не подпускают.

– Кто?

– Ее отец и этот его друг, следователь. Они что-то знают. Все время шепчутся, секретничают… Штирлицы хреновы!

– Да? – заинтересованно спросила девочка. – Может, они, наоборот, так ничего и не выяснили? А шепчутся для вида.

– Кабы ничего не выяснили – мотались бы сейчас по Кавказу. Нет, ты смотри: все один к одному. Аленка исчезла там, недалеко от Тырнауза. Спортивный лагерь – это туфта, на том месте какая-то богадельня. Значит? Соображаешь?

– Нет, – честно призналась она.

– Умница. – Валерка чувствовал, что язык заплетается. С чего бы? С полбанки импортной мочи? – Я бы на их месте исколесил окрестности вдоль и поперек, дом престарелых разнес бы к шутам. А они – сидят и ждут… Чего? А я тебе скажу. Они почему-то уверены, что Аленка скоро приедет сюда или уже здесь.

– Тогда о чем волноваться?

Валерка вздохнул:

– Но они-то волнуются… Значит, есть повод. Блин, надрызгаться бы… Водки, что ли, взять? Все равно от меня никакого проку.

– Тогда уж и мне, – грустно сказала девочка.

– Ну да. Сначала здесь, по сто грамм, потом в подворотне, глядишь – и ты уже законченная алкоголичка, – пробормотал он.

– Ничего. Мне только недавно «торпеду» вшили. Шутка.

Она осталась сидеть за столиком у окошка. Это был единственный здесь столик – остался с тех времен, когда тут продавали исключительно молочные коктейли с отвратительным резиновым привкусом. Валерка подошел к стойке, стараясь держаться ровно, и попросил налить «Лимонной».

– А не хватит вам, молодой человек? – заботливо спросила толстая, беспутно красивая хозяйка.

– Что значит «хватит»? – набычился он. – Я еще и не начинал. – И вдруг стремительно обернулся.

(Сцена из прошлого всплыла в памяти так четко, что заслонила собой действительность – Аленка в голубом спортивном костюме, с сумкой через плечо, только с тренировки: восходящая звезда мировой гимнастики, за тем же самым столиком…

– Я тоже хочу пива!

Он хмурит брови и говорит голосом сурового папахена-пуританина:

– Тебе рано еще.

– Да ну, в самый раз.

– А я говорю, рано. Сначала пиво, потом коктейль, потом водка, оглянуться не успеешь, а ты уже законченная алкоголичка.

– Водка? Ну нет, мне только месяц как «торпеду» вшили в одно место… – Милый треп – импровизация на ходу.)

Небольшая сутулость… Очки, прическа… Все убрать!

– Молодой человек, вам плохо? – Голос барменши, далекий и тонкий, как комариный писк. – Молодежь, елки зеленые. Пить не умеют, а блевать – хлебом не корми…

– Аленка, – прошептал он, падая на колени. Шум в голове. Какие-то тени колышутся, будто в пламена свечи.

Она посмотрела на него с мимолетным сожалением (что-то шевельнулось глубоко в душе).

– Извини, – спокойно и тихо произнесла она. – Мне сейчас некогда.

Валерка очнулся спустя несколько минут. На уши давила гулкая тишина – словно он находился в каком-то пустом обширном помещении. Валерка подумал немного и опасливо открыл глаза. Место и впрямь выглядело пугающе. Громадное – насколько хватало глаз – поле из идеально ровного темного стекла расстилалось вокруг. Он видел звезды у себя под ногами и над головой, стараясь различить знакомые созвездия, что было делом совершенно безнадежным – в десятом классе на астрономии с соседом по парте они только и делали, что резались в «морской бой». Но больше всего пугало то, что он был совершенно один. Эта мысль прочно сидела в сознании – он знал: сколько ни шагай в любом направлении, все равно перед глазами будет та же картина: ровное поле, звезды вокруг, сплетающиеся в незнакомые созвездия. Учить астрономию, дураку, надо было, а не топить неприятельские дредноуты. Пустота. Одиночество… А вдруг все это – вполне реально? И он умрет тут от голода и жажды… И от безнадежности.

– Валерка…

От неожиданности он чуть не подпрыгнул. Голос был очень знакомым… Да если б и незнакомым, все равно счастье: он не один! Валерка припустил вскачь. «Стекло» под ногами не скользило и чуть пружинило, тишина звенела в ушах, будто тонкий комариный писк.

– Валерка!

– Аленка! – заорал он, чуть не испугавшись собственного голоса. – Муха, черт тебя подери!!! Ты где?

И – наткнулся с разбегу на Шар.

Большой, не меньше двух метров в диаметре, смутно-прозрачный, он лежал (или стоял?) на ровной стеклянной поверхности, а внутри, среди сгустков странного светящегося тумана, было видно Аленкино лицо.

– Ни хрена себе, – пробормотал Валера, обходя Шар кругом. – Ты как сюда забралась? Тут ни дверцы, ни… – Он почувствовал вдруг слезы у себя на щеке. Глаза отчаянно щипало. – Слушай, давай отсюда выбираться, а? Место уж больно жуткое.

Аленка молчала. Валерка попытался толкнуть Шар, чтобы вызвать хоть какое-то движение… Шар будто врос в опору. Нет, даже не врос… Впечатление было, словно он был сделан из чего-то такого, что в принципе не может двигаться. Валерка сжал зубы. «Я тебя столкну, – с яростью подумал он. – Плевать мне, из чего ты там сделан…»

– Не надо, – грустно сказала Аленка. Он еле услышал – стенки Шара поглотили звук. – Ничего не выйдет. Тебе не справиться одному.

– А что же делать? Ты можешь помочь?

– Я пыталась. Но на меня что-то давит… Что-то очень большое и страшное. А папка не с тобой?

– Игорь Иванович?

– Да, да!

– Нет, – растерялся Валерка. – Я понятия не имею, как сам-то сюда попал. Мы с тобой сидели в «стекляшке», а потом вдруг…

– Найди моего отца.

– Он… Он знает, что делать?

– По-моему, знает. Или чувствует. Вы должны быть вместе, обязательно!

Аленка прижалась к стеклянной поверхности – нос чуть-чуть приплюснулся, глаза увеличились в размерах, и Валерка прочитал в них мольбу.

– Ты ему передай… Он должен это остановить. А на меня в случае чего пусть не обращает внимания.

– То есть как? Ты что говоришь?

– Пожалуйста, передай.

– Ну нет, – решительно сказал он. – Я тебя никому не отдам. И не надейся…

– Этот, что ли?

Молодой веснушчатый сержант в лихо заломленной на затылок милицейской фуражке брезгливо рассматривал парнишку, пытавшегося приподняться с заплеванного пола. Рядом топтался второй милиционер, высокий и жилистый, поигрывая резиновым «демократизатором».

– Молодняк, пить ни хрена не умеет. Забираем, что ли?

– Да не пил я, – с трудом ворочая языком, пробормотал Валерка. – Ребята, отпустите, а? Я уж сам как-нибудь. Я тут близко живу.

– Щас отпущу… Все вы близко живете. А ты, дура, зачем наливала? – набросился сержант на барменшу.

– Так он вроде нормальный был. А потом я гляжу – он лыка не вяжет…

– Ладно, пошли. – И милиционер взял Валерку под руку. Нехорошо так взял, крепко, чуть прихватив куртку сбоку.

– Ребята, ну пожалуйста!" Мне сейчас никак нельзя! У меня дело, срочное! Не шучу, ей-богу! Эй! – Он отчаянно уперся ногами в пол и попытался раскинуть руки, чтобы застрять в дверях.

– Тебя огреть, что ли? – рявкнул сержант, недобро оскалившись. – На пятнадцать суток пойдешь у меня!

Валерка почувствовал холодную струйку пота, пробиравшуюся по спине вниз. Нет, им не объяснишь… Но сейчас… «Сейчас меня заберут, а Аленка останется там, внутри стеклянного Шара, и никогда не выберется наружу…»

– Я только кепку заберу, – умоляюще сказал он, глядя на сержанта. – Вон, у стойки валяется. Ну что вы, в самом деле? Куда я убегу? Разве от вас убежишь…

– Это точно, – ухмыльнулся второй, с дубинкой. – Ты бы у меня, салажонок, в армии побегал. Я б тебе устроил тараканьи бега. Не служил небось?

– Не, – ответил он, заискивающе глядя в льдистые глаза. – Отсрочка до будущего года.

(Красивая барменша с деланно-безразличным видом протирала высокие стаканы. «Даже и не глядит на меня, дрянь! Ну, это и к лучшему».)

Он наклонился, бормоча: «Да куда же она запропастилась, падла такая?», и вдруг отчаянно рванул барменшу за толстые лодыжки вверх и вбок.

Впечатление было такое, будто свалился шифоньер. Женщина пронзительно завизжала, стаканы полетели на пол (попутно Валерка смахнул еще пару бутылок с красивыми заморскими этикетками), сержанты на мгновение застыли с растерянными лицами, как китайские болванчики… Ходу, ходу!

Он рванул дверь подсобки. Может, она и была заперта, но он не заметил, отчаяние придало сил, и выскочил наружу, с садистским наслаждением слыша позади трехголосый мат. Милиционеры пытались поднять барменшу на ноги или, по крайней мере, убрать ее с дороги, но и то и другое было делом трудным и нескорым.

– Вот гадина, а? – ревела она, лежа на полу и размазывая по щекам черную тушь. – Вот гадина… Я с ним по-человечески!

Высокий наконец перепрыгнул через стойку и вылетел, как метеор, в заднюю дверь.

– Ушел, – сплюнул он. – Ну, поймаю… Сержант с веснушками на лице наклонился над всхлипывавшей барменшей и вдруг с силой тряхнул ее за плечи. Она взглянула ему в глаза и неожиданно ощутила, как мерзкий холодок пробирается по телу. Глаза были абсолютно холодные, словно два булыжника, что никак не вязалось с помятым деревенским лицом. Глаза профессионального убийцы…

– Кто с ним был?

– Что? – прошептала барменша.

– Я тебя, сука, спрашиваю: кто был с тем парнем?

– Девчонка какая-то… Маленькая, невзрачная. В очках.

– Куда делась?

– Да не знаю я.

– Где у тебя телефон?

– Вон, на тумбочке. А вы хотите…

Он коротко ткнул женщину пальцем в точку под левым ухом, и она обмякла, словно размокшая бумажная кукла. Выглянув в дверь и увидев, что напарник стоит, расставив длинные ноги, посреди мостовой и извергает в пространство витиеватые фразы, он подошел к телефону и набрал номер. В трубке раздавались бесконечные длинные гудки – и на другом конце города в пустой квартире Георгия Начкебия настойчиво и мелодично пиликал аппарат на тумбочке в коридоре, под светильником, изображающим пухленького амурчика…

Игорь Иванович застал Аллу дома. Она едва взглянула на него. На красивом холеном лице застыло выражение крайней брезгливости – будто увидела здоровенного паука.

– Поздравляю, дорогой, – процедила она, наклонившись к зеркалу (крупным планом отразилось вульгарное движение – узкий язычок прошелся по губам в яркой вишневой помаде). – Поздравляю. Ты стал путаться со шлюхами.

– Да? – безучастно отозвался он.

– Да, да! Спасибо, нашлись добрые люди. Раскрыли глаза. Надо же, какой позор! Впрочем, я давно уже не питаю никаких иллюзий.

Игорь Иванович не удержался и фыркнул. Фраза из переводного романа прозвучала в устах Аллы весьма забавно.

В гостиной и спальне царил беспорядок. Прямо посреди круглого обеденного стола, за которым уже сто лет никто не обедал, лежал большой открытый чемодан и ворох одежды – все сезоны вперемешку. Услужливая память тут же подсунула картинку из прошлого: такой же чемодан в номере Кларовых, в санатории. Решительный подбородок Нины Васильевны, «роковой женщины», и угрюмая сосредоточенность Даши. (Та, впрочем, под занавес не выдержала: слишком рано, всего в тринадцать лет, столкнуться с натуральным, не киношным кошмаром… Подружка-убийца. Не всякому взрослому под силу не свихнуться.)

– Знаешь, я решила… Вообще-то я собиралась сказать тебе раньше, да как-то… – Алла сделала паузу и театрально заломила руки. – Словом, я ухожу. К Георгию.

– Поздравляю, – откликнулся Колесников, обводя взглядом «великое переселение». – Он в курсе, надеюсь? А то ведь конфуз выйдет.

– Неумно, – отрезала она. – Георгий – прекрасный человек с массой достоинств. Не так талантлив, как ты, конечно… Но это и к лучшему. Я твоей гениальности нажралась досыта. Да и толку-то. – Алла обвела комнату рукой: – Ужас! Нищета, запустение. А при твоих способностях…

– Где сейчас Гоги? – перебил Игорь Иванович.

– Ах, тебя Гоги интересует! Скоро будет здесь. Если из больницы домой не заскочит.

– Из больницы? С ним что-то случилось?

Алла вдруг сникла.

– Не с ним, с его отцом. У Бади Серговича инфаркт. Только, ради бога, не езди туда сейчас, не выясняй отношений. Не будь мужланом.

Игорь Иванович прошел в тесную, как шкаф, прихожую (не чета той, что была в квартире Гранина), надел ботинки.

– Мужланом, – хмыкнул он. – Это что-то новенькое. Раньше ты всегда обвиняла меня в излишней интеллигентности.

И хлопнул дверью. Про Аленку он ей так и не сказал.

«И правильно, что не сказал, – думал он, шагая по золотистой березовой аллее к девятиэтажному больничному корпусу. – Я ввязался (невольно, но что поделаешь!) в эту историю. Я стал причиной того, что моя дочь попала в страшную беду… Я должен довести дело до конца».

– А сумеете? – спросил Чонг (барс, точно большая собака, обнюхивал деревья и, развлекаясь, прыгал через скамейки).

– Должен суметь.

В просторном и гулком вестибюле, странно напоминавшем вокзал, его бдительно тормознула грозная усатая вахтерша.

– К кому?

– К Начкебия. Бади Серговичу. Инфаркт миокарда. Нач-ке…

– Да знаю, знаю. Вчера привезли, я как раз на дежурство заступала. Третий этаж, налево. Интенсивная терапия.

– У него кто-нибудь есть?

Вахтерша повлажнела глазами.

– Сын. Приятный такой мужчина. Все время в палате, врач разрешила. Говорит, все равно уж… Надежды никакой. А вы-то кто, родственник?

– Родственник.

Он поднялся на третий этаж и очутился в особой атмосфере напряженной тишины. Даже шагов не было слышно – пол застилала толстая ковровая дорожка. Возле палаты интенсивной терапии в жестком кресле сидел Георгий.

– Мне только что сказали, – тихо проговорил Игорь Иванович. – Алла.

Гоги безучастно кивнул, глядя в пространство.

(«Он сейчас нуждается во мне, – непререкаемо сказала Алла. – Он сломлен горем, и я просто обязана быть рядом». – «Ну, естественно». – «Ах вот как! Ты вроде бы рад?» – «За тебя. Ты наконец нашла свое призвание – помощь страждущим». – «Свинья ты».)

– Врач был?

– Женщина, – механическим голосом сказал Георгий. – Только что ушла. Там медсестра.

– Туда можно?

Гоги сделал движение головой:

– Зайди.

Палата была рассчитана на одного. Кровать стояла в углу, незаметная и одинокая, словно утлая шлюпка среди океана. Колесников приблизился и увидел посиневшее лицо с сухой пергаментной кожей, покрытой пятнами. В уголках проваленного беззубого рта торчали две тонкие пластиковые трубочки. Из-под простыни свешивалась худая до прозрачности рука с синими исколотыми венами. Игорь Иванович видел этого человека второй раз в жизни.

Когда-то, когда Сергей Павлович Туровский был просто Серым (сиречь Серегой), а Дарья по прозвищу Богомолка – просто Дашей, девочкой в окне третьего этажа, он с другими ребятами из маленького спортзала на Маршала Тухачевского переименовал своего тренера на русский лад. Борис Сергеевич.

Бади Сергович Начкебия. Специалист по вьетнамским боевым искусствам. Ученик и убийца старика Тхыйонга, человек, укравший Шар.

ЖРЕЦ.

Глава 17
ОТЕЛЬ

Воронов расстарался: банкетный зал гостиницы «Ольви» был обставлен с поистине европейским великолепием. Размах должен был поразить – богатый человек принимает дорогих гостей. Но – никакой помпезности, никакой чрезмерной роскоши. Хороший камерный оркестр, тяжелые люстры, отливающие позолотой, по первому классу накрытые столы, официантки – тщательно подобранные девочки с приятными, умеренно накрашенными мордашками и стройными ногами.

В огромном вестибюле, из-за обилия пальм и вьющихся растений вызывающем ассоциацию с бразильской фазендой, двое мужчин ненавязчиво выпроваживали женщину в розовом кокошнике, хозяйку ящика с импортным мороженым.

– Да почему нельзя-то? – визгливо возмущалась она. – А если гости захотят…

– А то они там у себя «сникерсов» не видели, – хмыкнул один из мужчин. – Надо тебе торговать – волоки сюда отечественную тележку с нашим эскимо. Вырядилась, понимаешь, в кокошник, а реклама на ящике…

– Саша! – закричала продавщица кому-то невидимому на улице.

– Ну, блин?

– Глянь, у тебя где-то должна быть тележка со снеговиком.

– На хрена, блин?

– Господа русского колориту желают. Сбегай, привези.

Саша пропитым голосом отозвался лаконичной фразой, смысл которой сводился к тому, что он занят более важным делом, а именно – выкуриванием сигареты «Прима» в положении сидя на бордюре, а если кому-то нужна тележка со снеговиком, то пусть идет и забирает ее сам, блин, она стоит возле «Спорттоваров».

– Вот жопа, – сказала продавщица. – Все самой приходится делать. А этот траханый ящик кто стеречь будет? Уволокут ведь.

– Здравствуйте, – вдруг приветливо сказала какая-то девчушка.

– Привет, подруга, – слегка удивленно отозвалась женщина. – Что-то я тебя не припомню.

– Ну как же! Я племянница вашей соседки сверху.

– С третьего этажа? Лика, что ли?

– Ага. Вспомнили?

– Да тебя и не узнать. Вон как вымахала. Слушай, не постережешь мой ящик? Я мигом.

– Ой, да конечно!

– Молодец.

Продавщица потрепала девочку по голове и вприпрыжку выскочила на улицу. Мужчина с гранитной нижней челюстью проводил ее долгим взглядом и сказал напарнику:

– Что-то она мне не нравится. Ты ее раньше видел?

– Бабу в кокошнике? – отозвался тот. – Да они, когда накрасятся, все на одну рожу. Думаешь, подставка? Я по ней провел детектором.

– По ней… А по ящику?

– Так он же металлический.

– То-то и оно… Девочка! Эй, девочка!

– Да? – посмотрела она честными глазами.

– Ты эту женщину знаешь?

– Как зовут – не знаю, но она тетина соседка.

– Гм… И давно?

– Что давно?

– Соседка она ваша давно?

– Нет, у нас раньше была другая.

Мужчина сделал знак своему напарнику.

– Давай за ней. Магазин «Спорттовары» – это недалеко, за углом…

– Да знаю.

– А ты, – он взял девочку за худенькое плечо и одновременно ловко провел портативным металлоискателем вдоль ее фигуры, – отойди-ка в сторону на всякий случай… У тебя есть что-нибудь железное?

– Расческа… Отдать?

– Не надо, оставь себе.

Ее глаза округлились, она с нескрываемым любопытством посмотрела на ящик с мороженым.

– Ой, вы думаете, там бомба? Как в кино показывают? А вы спецназ, да?

– Спецназ, спецназ… Чеши давай к мамке.

– Ладно. Я только в туалет на минуточку, можно?

– Еще новости. Ну, давай, только пулей!

Олег Германович Воронов поднял бокал и голливудской белозубой улыбкой поприветствовал стоящего напротив англичанина – исполнительного директора банка-инвестора.

Он порядком устал от всей этой кутерьмы – торжественная часть сменялась выпивкой, выпивка – поздним обедом (оркестр англичанам понравился больше всего: исполнялись импровизации на народные темы, как ни странно, очень органично вплетавшиеся в европейскую обстановку), обед – снова выпивкой, та – коктейлем…

Замы директора дружно напились, и их бережно, словно антикварную ценность, переместили в «люксы» этажом выше. Лично господин Алекс Кертон, равно как и его эффектная супруга, пьянеть, кажется, не умел. Кертон больше всего походил на модного режиссера – лет пятидесяти, в безукоризненном черном смокинге и галстуке-бабочке, совершенно седой, с обаятельной улыбкой и добрыми глазами голодной акулы. Он практически не расставался с женой, которая, вопреки распространенному клише о юных наложницах для пожилых миллиардеров, была приблизительно одного с ним возраста, хотя выглядела лет на двадцать моложе. Одета она была соответствующе: никаких роскошных мехов до пола, простое облегающее платье от парижского модельера, выгодно подчеркивающее стройное тело, крошечные сережки в ушах, нитка жемчуга стоимостью, как прикинул Воронов, с небольшой пассажирский самолет. Они улыбались друг другу, точно юные влюбленные, и Олег Германович неожиданно ощутил укол зависти и раздражения чужим счастьем: вспомнилась Тамара…

Девочки из обслуги в накрахмаленных передничках сновали меж гостей, предлагая напитки. Что-то щебетала переводчица, говорящая по-русски правильно и без акцента. Он подмигнул ей, но наткнулся на спокойный серьезный взгляд светло-карих глаз и неожиданно смутился. Интересно, какова она в койке? Их ведь наверняка обучают в ихней школе переводчиков. Чтобы скрыть смущение, он стал разглядывать банкетный зал сквозь бокал с шампанским, но увидел лишь искаженное, точно в кривом зеркале, лицо парня из службы охраны.

– Что?

– Ничего особенного, Олег Германович. Небольшой вопрос, но мы его быстро решим.

– Что? – прошипел Воронов.

– Да ящик с мороженым в вестибюле. Хозяйка куда-то исчезла, не можем найти.

Англичанин улыбнулся и что-то произнес. Девочка перевела:

– Мистер Кертон спрашивает, что произошло. Какие-то неожиданности?

– Нет-нет, все замечательно. Скажите, пусть отдыхает, развлекается…

– Но мистер Кертон понял слово «мороженое».

– Yes, yes, – закивал англичанин. – Ice-cream. Ice-cream boxes, you see?

– Юси, юси, – подтвердил Воронов. – Одна из наших… гм… официанток куда-то отошла и оставила в вестибюле… О, мать твою!

Недалеко от дверей в зал среди группы оживленных гостей (он узнал двух-трех репортеров из областной печати, а одного – даже из центральной) стоял Сергей Павлович Туровский. Встретившись взглядом с Вороновым, он приветственно поднял бокал – нежно-розовое вино вспыхнуло и заискрилось в свете позолоченных люстр – и улыбнулся, как старинному знакомому.

Госпожа Кертон удивленно и очень мило приподняла бровь:

– Что он сказал?

Переводчица выглядела несколько смущенно.

– Возможно, я неправильно поняла, но дословно это означает, что официантка вышла и забыла в вестибюле кого-то из ваших родителей…

– Не может быть. – Госпожа Кертон с ходу отвергла эту идею. – Моя матушка скончалась десять лет назад, а мой отец…

Олег Германович дернул головой, и охранник тут же подскочил к нему.

– Что этот мент здесь делает?

– Который?

– У дверей, разговаривает с корреспондентом. Черные волосы с сединой, бордовый галстук.

– Но у него приглашение…

– Мне насрать, что у него. Выпроводите – тихо и аккуратно, чтобы не пикнул.

Но он опоздал – Туровский, продолжая улыбаться, уже шел к нему. Мордоворот из службы охраны лишь пожал плечами: с ментами, мол, сами разбирайтесь.

– Дорогой Олег Германович, ваше здоровье! Здравствуйте, господа. Гуд ивнинг.

– Какой приятный мужчина, – проворковала госпожа Кертон. – Душечка, спросите, кто он такой. Друг нашего компаньона?

"Ее могли загримировать, – думал Туровский, непринужденно разглядывая девочку-переводчицу. – Я видел Алену только на фотографии и читал ориентировку… "

В голове лихорадочно прокручивалось: рост… вес… телосложение… Близко, но они все подобраны по единому стандарту – вон та девочка в переднике, что разносит коктейли, тоже вполне подходит…

– Он представитель службы безопасности, – нашелся Воронов, дружелюбно глядя на собеседника.

– В самом деле? – восхитилась женщина. – Как романтично. Нам что, угрожает опасность? Алекс, ты слышал?

– Дорогая, это Россия, не забывай. И потом, секьюрити существует в любой стране, даже самой отсталой.

– Алекс, – встрял Воронов. – Прошу прощения, но мы ненадолго оставим вас с моим… э-э… приятелем. Буквально через минуту я к вам присоединюсь.

– Конечно, конечно. Надеюсь, и господин офицер почтит нас своим обществом? Он наверняка очень интересно рассказывает всякие истории…

– О, несомненно, – откликнулся Сергей Павлович. – Историй я знаю уйму.

И демонстративно повернулся спиной к переводчице. «Сейчас, – мелькнуло в голове. – Она обязана все время находиться при англичанах. Я отведу Воронова в сторону – если она это она, то ринется за нами. Мне нужно увидеть этот момент. Только бы увидеть момент…»

– Либо ты сам выкатишься, либо тебя вынесут на носилках, – прошипел Воронов.

– Заткнись, – оборвал его Туровский.

– Что?

– Зачем к тебе подходил тот дебил из охраны?

Воронов осклабился:

– Сейчас узнаешь. – Он повертел головой. – Вот я его позову, скажу, что ты террорист, и узнаешь… Ик!

Он только страшным усилием воли не согнулся пополам и даже сохранил на лице улыбку: коротко и незаметно со стороны Туровский ударил его под ребра.

– Что тебе сказал охранник? Быстро, сука! Я твою шкуру спасаю тут за бесплатно. Ну? Провода перегорели? Вода где-то перекрыта? Да не молчи!

Из глаз собеседника потекли слезы. Он никак не мог вдохнуть полной грудью, мучил кашель. Внезапно ему стало страшно.

– Ящик…

– Не понял!

– С-с…

– От суки слышу. Говори!

– Да нет… С мороженым. Ящик с мороженым в вестибюле. Продавщицу никак не найдут.

– Возраст продавщицы?

– Да откуда я, на хрен, знаю? – заорал Воронов. Разноголосый шум смолк на мгновение, все повернулись к нему.

Сграбастав Туровского за грудки, он прошептал:

– Ты что, думаешь, она уже здесь? И никто ее не остановил, да? А ты не врешь? Здесь же охраны, как в Букингемском дворце.

– У Каюма Сахова тоже была охрана, – холодно напомнил Сергей Павлович, оглядываясь через плечо.

Лицо Воронова вмиг побелело.

– Каюма… она? О господи! И она здесь, по мою душу?

По наши души, мысленно возразил Туровский. Если только друг детства не шизанулся на старости лет. Охранник подошел бесшумно и мягко, несмотря на девяносто килограммов живого веса. Бывший спецназ, из элиты, определил Сергей Павлович. Пожалуй, дай Воронов команду – и меня в самом деле выставили бы отсюда чисто и относительно бесшумно… Ну, несколько тарелок бы расколошматили… Нет, он не посмеет. Он напуган до смерти. Страшно умирать вот так, на вершине, когда кажется, весь мир у твоих ног…

– Босс, – почтительно сказал охранник. – Мы нашли мороженщицу.

– Мертвую? – с суеверной обреченностью прошептал тот.

– Почему? Живую, никто ее пальцем не тронул.

Гоги Начкебия напряженно и неподвижно смотрел в одну точку. Сорок минут назад их с Колесниковым выгнали (очень вежливо попросили, но это как раз было страшнее всего). Бади Серговичу стало хуже. Врач в накрахмаленном белом халате скрылась за дверью, на ходу отдавая непонятные и жуткие распоряжения. Все кончилось – все было решено. Игорь Иванович видел серое от ожидания лицо Георгия и ощущал, как последний камешек в мозаике встает на свое место.

– Он мне все рассказал, – тихо проговорил Гоги. – Вчера.

– Может, не стоит сейчас? – спросил Игорь Иванович.

Но Гоги не слышал. Он говорил будто во сне, под гипнозом.

– Он лежал дома, на полу… Правая кисть была в крови. Он был в сознании, только не мог двигаться. Я перенес его на кровать. Потом хотел вымыть ему руку, мне почему-то казалось, что это очень важно… А рука целая, без царапины. Это была не его кровь. Гранина. Отец все время что-то шептал – сначала я решил, что просит доктора. Потом до меня дошла. Он все рассказал – как чуть не замерз на Тибете, на перевале… И как старик учитель спас его и взял к себе. И про Шар…

Он сильнее сжал локоть Колесникова.

– Послушай. Я знаю, что не имею права просить… Тебе причинили столько горя! Но все равно. Отцу осталось жить… Собственно, он уже и не живет. Прошу тебя, пусть он уйдет с миром. Ты и так все знаешь.

А как же Алла, захотелось спросить Колесникову. А Аленка? Он ожидал, что появится злость, собранность… И не ощущал их. Монаха рядом не было – как-то незаметно отстал там, в вестибюле. Барс рыкнул и растворился в темноте под лестницей.

– Твой отец, – медленно проговорил он, – все время был слишком на виду… И это было ошибкой. Вернее, одной из ошибок. Мне буквально подсовывали его под нос, даже показали во всех подробностях его бегство из квартиры Гранина. Пожилой седовласый человек… Фраза проректора на твоем юбилее: «Самый великий подвиг – это подвиг в науке. Ты, Гоги, как потомственный археолог меня поддержишь…» Потомственный, понимаешь? Никто, оказывается, и не знал, что у вас династия… Что Бади Сергович тоже когда-то был археологом и участвовал в международных экспедициях. Звонок в вашу квартиру, который по ошибке услышал Гранин. Имя тренера вьетнамской борьбы – я долго пробирался по этой цепочке, а вернее, бегал по кругу: Туровский – Дарья-Богомолка – снова Туровский… И в конце – загадочный Борис Сергеевич (пацаны переиначили). Только одна деталь в общую картину не вписывалась. Аленка. Януш видел, как проректор взял телефонную трубку, слышал разговор (кстати, никто и не подумал придать ему значения: мало ли кто ошибся номером!). Никто бы не обратил на него внимания – если бы не убийство. Теперь вам ясно? Гранин абсолютно ни в чем не был замешан, преступник преследовал единственную цель: напомнить о звонке, соединить его и Бади Серговича в единую цепочку… Сделать так, чтобы я увидел с балкона седого сутуловатого старика… История воистину повторяется. Манускрипт, который ты, Гоги, привез с Тибета, дал мне подсказку.

Гоги продолжал оставаться безучастным.

– Древний убийца воспользовался тем же приемом: позволил себя рассмотреть, а потом, изменив приметы на противоположные, спокойно скрылся. Только девочка, тысячу лет назад стиравшая в ручье свою рубашку, помогла раскрыть обман. Не было никакого седого старика – был лишь человек в седом парике. Шаркающая походка, сутулая спина… Человек показался мне и Янушу, а из проходного двора вышел уже совсем другим.

Георгий поднял глаза и с несмелой надеждой спросил:

– Ты считаешь, отец сам себя оговорил?

– Частично. Бади Сергович сказал правду – он действительно в молодости побывал на Тибете и учился у старика Тхыйонга боевым искусствам и Черной магии. Через несколько лет, когда понял, что взять от учителя больше ничего не удастся (Тхыйонг не был магом – все его могущество заключалось в обладании Шаром), он убил старика и украл Шар. Он научился превращать людей в зомби…