Текст книги "Летопись моей музыкальной жизни"

Автор книги: Николай Римский-Корсаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Летом 1897 года в Смычкове я сочинял много и безостановочно. Первым сочинением была кантата «Свитезянка» для сопрано, тенора, хора и оркестра с музыкой, заимствованной из моего старого романса. Новый прием вокального сочинения, однако, приложен к ней не был. Затем следовал ряд многочисленных романсов, после которых я принялся за пушкинского «Моцарта и Сальери» в виде двух оперных сцен речитативно-ариозного стиля. Сочинение это было действительно чисто голосовым; мелодическая ткань, следящая за изгибами текста, сочинялась впереди всего; сопровождение, довольно сложное, образовалось после, и первоначальный набросок его весьма отличался от окончательной формы оркестрового сопровождения. Я был доволен; выходило нечто для меня новое и ближе всего подходящее к манере Доргомыжского в «Каменном госте», причем, однако, форма и модуляционный план в «Моцарте» не были столь случайными, как в опере Даргомыжского. Для сопровождения я взял уменьшенный состав оркестра. Обе картины были соединены фугообразным интермеццо, впоследствии мной уничтоженным[458]458
  16. Упоминаемое Римским-Корсаковым интермеццо сохранилось в его бумагах в виде партитуры и четырехручного переложения. В конце автографа партитуры имеется дата: «5 авг. 1897 г. Смычково».
  «Интермеццо-фугетта», как оно названо автором, было издано фирмой М.П.Беляева после смерти Н.А.Римского-Корсакова в виде приложения к опере «Моцарт и Сальери». В настоящее время оно, также в виде приложений, вошло в 7-й том Полного собрания сочинений Н.А.Римского-Корсакова (партитура) и в 35-й том того же издания (переложение для пения с фортепиано).


[Закрыть]. Сверх того, я сочинил смычковый квартет G-dur и трио для скрипки, виолончели и фортепиано c-moll. Последнее сочинение осталось неотделанным, а оба эти камерных произведения доказали мне, что камерная музыка —не моя область, и я решил их не издавать[459]459
  17. Струнный квартет соль-мажор имеет на автографе следующие даты: на чистовой рукописи: часть —«22 сент. 1897 г.», часть —«16–26 сент. 1897 г.», часть —«23 сент. 1897 г.», V часть —«сентябрь 1897 г.»; на черновой рукописи: часть —«22 сент. 97», часть —«8 сент. 1897 г.», часть —«16 сент. 97», V часть —«18 сент. 1897 г.» Партитура квартета вошла в 27-й том Полного собрания сочинений Н.А.Римского-Корсакова.
  На черновом наброске всего трио имеются следующие даты: в конце части —«9 августа 1897 г.», части —«31 августа 1897 г.», части —«2 сентября 1897 г.», V части —«22 августа 1897 г.»; на чистовой рукописи двух средних частей: в конце части —«31 августа 1897 г.», части —«2 сентября 1897 г.»
  Трио для фортепиано, скрипки и виолончели закончено М.О.Штейнбергом в 1939 г. Автограф М.О.Штейнберга находится в архиве В.Н.Римского-Корсакова.


[Закрыть].

Под конец лета мною были написаны два дуэта для голосов —«Пан» и «Песня песней» и голосовое трио «Стрекозы» с женским хором и сопровождением оркестра на слова А. Толстого[460]460
  18. Дуэты «Пан» и «Песня песней» сочинены: первый —«9 мая СПб. – 5 июля Смычково», второй —23 июня в том же Смычкове. Трио «Стрекозы» в автографе не датировано ни в черновике, ни в чистовой рукописи.


[Закрыть].

30 июня мы праздновали 25-летие нашей свадьбы, и я посвятил жене романс на слова Пушкина «Ненастный день потух»[461]461
  19. Из письма Н.А.Римского-Корсакова к С.Н.Кругликову от 28/X 1897 г.: «Известие о том, что я сочинил 39 романсов и оперу „Моцарт и Сальери“, действительно, ложно, ибо я написал 40 романсов, 2 дуэта, „Моцарта и Сальери“, кантату для сопрано, тенора и хора с оркестром „Свитезянка“, да сверх того, трио для ф.-п., скрипки и виолончели, но только в наброске, который теперь буду отделывать (наипаче ф.-п. партию); все же прочее, т. е. „Моцарт“ и „Свитезянка“, вполне оркестрованы. Переехав в Петербург в сентябре, еще написал коечто, – скажу после. Вы, вероятно, удивляетесь? Но удивительного ничего нет, так и быть должно. Уже тридцать лет прошло с тех пор, когда писалось Стасовым, что в 186… таком-то году русская школа выказала оживленную деятельность: Лодыженский написал 1 романс, Бородин кое-что задумал, Балакирев собирается что-то переделать и т. д. Пора это бросить и пойти нормальной художественной дорогой…» (Архив Н.А.Римского-Корсакова в РНБ).
  Сохранившаяся в архиве Н.А.Римского-Корсакова тетрадь показывает, что в течение июля и августа 1897 г. композитор, помимо всех этих сочинений, систематически упражнялся в писании фуг и прелюдий и производил анализы фуг и прелюдий Моцарта и Баха.


[Закрыть].

Глава XXV
1897–1899[462]462
  1. Здесь на полях рукописи помечено: «1897-98 г.»


[Закрыть]

«Садко» на частной сцене С.И.Мамонтова. «Вера Шелога». «Царская невеста». Русские симфонические концерты. «Снегурочка» на Мариинском театре. Московские молодые композиторы. «Царь Салтан». «Песнь о вещем Олеге». С.И. Танеев.

В первую половину сезона 1897/98 года я был занят приготовлением к изданию накопившихся новых романсов. Романсы издавались Беляевым в двух тональностях —для высокого и низкого голоса. Надо было транспонировать, держать корректуры и т. д.

Исполненный дома под фортепиано «Моцарт и Сальери» понравился всем. В.В.Стасов много шумел Сочиненная мною моцартовская импровизация оказалась удачной и выдержанной по стилю. Пели Г.А.Морской и М.В.Луначарский. Аккомпанировал Ф.Блуменфельд[463]463
  2. Первый показ «Моцарта и Сальери» в исполнении братьев С.М. и Ф.М.Блуменфельдов и в присутствии В.В.Стасова, А.К.Глазунова и В.В.Ястребцева состоялся 5/Х1 1897 г. Исполнение же Г.А.Морским, М.В.Луначарским и Ф.М.Блуменфельдом, о котором говорит Н.А.Римский-Корсаков, было на вечере 20/X1897 г. в присутствии многочисленных гостей (до пятидесяти человек), в том числе В.В.Стасова, М.П.Беляева, А.К.Глазунова, АК.Лядова, Н.АСоколова, И.И.Витоля, А.В.Оссовского, И.ИЛапшина, В.И.Вельского, В.В.Ястребцева и др. Кроме «Моцарта и Сальери», исполнялись ряд отрывков из оперы «Садко» и многие романсы Римского-Корсакова (см. «Воспоминания» В.В.Ястребцева. Рукопись. Архив Н.А. и А.Н.Римских-Корсаковых в НИТИМ).


[Закрыть].

В эту же осень я представил в театральную дирекцию моего «Садко». Ввиду ознакомления с вещью было назначено слушанье. В присутствии директора Всеволожского, Направника, Кондратьева, Палечека и других, а также некоторых артистов и артисток опера исполнялась под фортепиано. Играл Ф.Блуменфельд; я подпевал и объяснял, что мог. Надо сознаться, что Феликс был как-то не в ударе, играл неохотно и несколько неряшливо; я волновался и скоро охрип. По-видимому, слушатели ничего не поняли, и опера никому не понравилась. Направник был хмур и кисел. Произведение было сыграно не все «за поздним временем». Опера моя, очевидно, провалилась в глазах Всеволожского, и, познакомившись с нею, он взял совершенно другой тон в объяснениях со мною. Он говорил, что утверждение репертуара на будущий год зависит не от него, а, как всегда, от государя, который лично его просматривает, что постановка «Садко» дорога и затруднительна, что есть другие произведения, которые дирекция обязана поставить по желанию членов царской фамилии; при всем том он не отказывался окончательно от постановки «Садко», но мне было ясно, что это неправда, и я решил оставить дирекцию в покое и никогда более ее не тревожить предложением своих опер[464]464
  3. Обстоятельства отказа дирекции Мариинского театра поставить оперу «Садко» следующие.
  После описанного в «Летописи» прослушивания оперы, происходившего еще осенью 1896 (а не 1897) г., директор императорских театров И.А.Всеволожский, на основании заключения начальника постановочной части Домерщикова, решил отказаться от исполнения «Садко» ввиду чрезвычайной сложности постановки этой оперы. Однако главный капельмейстер Э.Ф.Направник, главный режиссер Г.П.Кондратьев и учитель сцены О.О.Палечек, находя это решение слишком поспешным и опрометчивым, настояли на пересмотре заключения Домерщикова. На специальном совещании, происходившем в присутствии композитора, было признано, что постановка «Садко» вполне возможна. При последующем свидании с Н.А.Римским-Корсаковым И.АВсеволожский объявил ему, что дирекция интересуется его оперой и намерена поставить ее, но окончательное решение вопроса зависит от государя. Затем, 24 января 1897 г., при утверждении представленного директором императорских театров оперного репертуара на сезон 1897/98 г. Николай, выслушав доклад Всеволожского о сюжете «Садко», задал вопрос, какова музыка оперы. Когда же Всеволожский объяснил, что музыка «Садко» несколько напоминает «Младу» и «Ночь перед рождеством», Николай вычеркнул «Садко» из репертуара, заметив: «В таком случае нечего ставить „Садко“. Пусть вместо этой оперы дирекция подыщет что-нибудь повеселее». См. письмо Н.А.Римского-Корсакова к В.И.Вельскому от 31/X1896 г. (Архив Н.А.Римского-Корсакова в РНБ); Ястребцев В.В. Воспоминания. Запись от 27/1 1897 г.; А.Н.Римский-Корсаков. Н.А.Римский-Корсаков. Жизнь и творчество. Вып. V. Музгиз, 1937. С. 73–74.


[Закрыть].

В декабре ко мне приехал из Москвы Савва Иванович Мамонтов, ставший с этого года во главе частной оперной труппы в Солодовниковском театре, и сообщил о своем намерении в непродолжительном времени поставить у себя «Садко», что им и было выполнено на рождественских праздниках. Я с Надеждой Николаевной поехал в Москву ко второму представлению[465]465
  4. Римский-Корсаков ошибся; он вместе с женой был на третьем (30/X1897 г.) и четвертом (3/1 1898 г.) представлениях «Садко» в Московской частной опере С.И.Мамонтова. Второе представление «Садко» в Москве состоялось 28/X1897 г., a 15/X1897 г. Н.А.Римский-Корсаков писал С.Н.Кругликову: «Приехать на репетиции и спектакль не могу, так как 27 декабря дирижирую 2-м Русским симфоническим концертом, который перенести на другой день нельзя» (Архив Н.А.Римского-Корсакова в РНБ).


[Закрыть]. Декорации оказались недурны, хотя между V и Vкартинами делался перерыв музыки для перемены; некоторые артисты были хороши, но в общем опера была разучена позорно. Дирижировал итальянец Эспозито. В оркестре, помимо фальшивых нот, не хватало некоторых инструментов; хористы в картине пели по нотам, держа их в руках вместо обеденного меню; в Vкартине хор вовсе не пел, а играл один оркестр. Все объяснялось спешностью постановки. Но у публики опера имела громадный успех, что и требовалось С.И.Мамонтову. Я был возмущен, но меня вызывали, подносили венки, артисты и Савва Иванович всячески чествовали меня, и я попался как «кур во щи». Из артистов выделялись Секар-Рожанский —Садко и Забела (жена художника Врубеля) – Морская царевна. Оба мне были знакомы как бывшие ученики Петербургской консерватории[466]466
  5. В описываемый приезд в Москву Н.А.Римский-Корсаков в первых числах января 1898 г. лично познакомился с одним из любимейших своих писателей —Л.Н.Толстым. Встретившись, они вступили в горячий спор о красоте и задачах искусства. (Толстой в то время работал над книгой «Что такое искусство?») Взгляды двух великих художников были в корне непримиримыми, и спор принял весьма острые формы.


[Закрыть].

К Великому посту мамонтовская опера в целом своем составе появилась в Петербурге и поместилась в театральной зале консерватории. Для открытия спектаклей должен был идти «Садко». Оперу стали усердно репетировать под моим руководством. Я тщательно разучивал оркестр вместе с Эспозито, который оказался весьма недурным музыкантом. Ошибки были выправлены, неряшливо исполненные трудные пассажи были тщательно разучены, оттенки строго требовались. Хор доучил невыученное раньше, солистам тоже были сделаны некоторые указания, и «Садко» был дан в весьма приличном виде[467]467
  6. Первое представление «Садко» в Петербурге состоялось 22/1898 г.


[Закрыть]. Солисты, за исключением разве Бедлевича (Морской царь), которого я не выносил, были хороши. Забела пела превосходно и создавала поэтический образ царевны; Секар-Рожанский был тоже на своем месте. Опера весьма понравилась и была дана несколько раз. Кроме «Садко», давали «Хованщину», «Орфея» Глюка, «Орлеанскую деву» Чайковского, а также «Майскую ночь» и «Снегурочку». Первыми представлениями этих двух опер я дирижировал сам вполне исправно. Но состав исполнителей в «Майской ночи» был неудовлетворителен, в особенности Левко —Иноземцев. А для «Снегурочки» Мамонтов выбрал покровительствуемую им молодую певицу Пасхалову. При небольшом в то время, но красивом голосе она была совершенно неопытна и из партии своей сделать ничего не могла. К сожалению, только на последнем представлении роль Снегурочки поручили Забеле[468]468
  7. Н.И.Забела выступила в роли Снегурочки в первый раз 13/V 1898 г., a 19/V был «прощальный» спектакль Московской частной оперы в Петербурге, для которого был выбран «Садко».


[Закрыть].

Мамонтовская опера прогостила в Петербурге до фоминой недели, если не долее, пользуясь значительным успехом у публики, но не делая полных сборов, а иногда, как, например, в «Орфее» Глюка, подвизаясь при почти пустом театре. В течение ее пребывания в Петербурге мы хорошо познакомились с Н.И.Забелой и мужем ее, художником М.А.Врубелем.

Весною 1898 года я написал еще несколько романсов и принялся за пролог к меевской «Псковитянке» —«Боярыня Вера Шелога», рассматривая его двояко: как бы отдельную одноактную оперу и как пролог к моей опере. Большую часть рассказа Веры с ничтожными изменениями я возобновил, заимствовав его содержание из второй, несостоявшейся редакции «Псковитянки» 70-х годов, конец действия —тоже, а все начало до колыбельной песни и после нее до рассказа Веры написал вновь, прилагая усвоенные мною новые приемы вокальной музыки. Колыбельную я сохранил прежнюю, но дал ей новую обработку. Сочинение «Веры Шелоги» шло быстро и было окончено вскоре вместе с оркестровкой[469]469
  8. В конце автографа партитуры «Боярыни Веры Шелоги» стоит пометка: «Н.Р.-К. 7 апр. 98».


[Закрыть]. Тогда я приступил к осуществлению давнишнего своего намерения —написать оперу на «Царскую невесту» Мея. Стиль оперы должен был быть певучий по преимуществу, арии и монологи предполагались развитые, насколько позволяли драматические положения; голосовые ансамбли имелись в виду настоящие, законченные, а не в виде случайных и скоропреходящих зацепок одних голосов за другие, как то подсказывалось современными требованиями якобы драматической правды, по которой двум или более лицам говорить вместе не полагается. Ввиду этого в тексте Мея должны были быть сделаны известные добавления и изменения, дабы образовать более или менее долгие лирические моменты для арий и ансамблей. Эти добавления и изменения взялся сделать по моей просьбе И.Ф.Тюменев, знаток литературы и старины, бывший мой ученик, с которым я сблизился вновь за последнее время. Еще до переезда в Вечашу, нанятую нами опять на лето, я уже принялся за действие.

Ле-то 1898 года[470]470
  9. Здесь на полях рукописи проставлена дата: «Ле-то 1898 г.»


[Закрыть] в милой Beчаше протекло быстро за сочинением «Царской невесты», а вместе с ним и сочинение текло быстро и легко[471]471
  10. Первоначальные наброски для «Царской невесты» в записной книжке Н.А.Римского-Корсакова датированы «февраль 1898 г.» Целиком в наброске опера сочинена в промежутке от 15 апреля до 24 июля 1898 г.


[Закрыть]. В течение лета вся опера была сочинена и полтора действия было инструментовано. Между делом был написан также романс «Сон в летнюю ночь» на слова Майкова. Этот последний и написанный весною романс «Нимфа» впоследствии были посвящены чете Врубелей[472]472
  11. На автографе романса «Сон в летнюю ночь», посвященного М.А.Врубелю, имеется дата «7 сентября 1898 г. Вечаша». Автограф романса «Нимфа», посвященного Н.И.Забеле датирован «25 мая 1898, С.-П-бург».


[Закрыть].

Сочинение ансамблей: квартета действия и секстета вызывало во мне особый интерес новых для меня приемов, и я полагаю, что по певучести и Изяществу самостоятельного голосоведения со времен Глинки подобных оперных ансамблей еще не было. В общем действие «Царской невесты» представляет несколько, быть может, суховатых моментов но после народной сцены действия, написанной уже весьма опытной рукой, интерес начинает расти, и трогательная лирическая драма достигает сильного напряжения в течение всего V действия. «Царская невеста» оказалась написанною для строго определенных голосов и выгодно для пения. Оркестровка и разработка аккомпанемента, несмотря на то, что голоса выставлялись мной всегда на первый план, а состав оркестра взят был обыкновенный, оказались везде эффектными и интересными. Достаточно указать на оркестровое интермеццо, сцену Любаши с Бомелием, въезд царя Ивана, секстет и проч. Песню Любаши в действии я решил оставить совсем без сопровождения, за исключением промежуточных аккордов между куплетами, что немало устрашало певиц, боявшихся удалиться от тональности. Но боязнь их оказалась напрасной; тесситура мелодии эолийского лада g-moll была выбрана настолько удобно, что все певицы оставались, к удивлению своему, всегда в тоне, а я говорил им, что песня эта у меня заговоренная.

При сочинении «Царской невесты» я не воспользовался, против обыкновения, ни одной народной темой, за исключением мелодии песни «Слава», которая требовалась самим сюжетом. В сцене, когда Малюта Скуратов объявляет волю царя Ивана, избравшего себе в жены Марфу, я ввел тему Грозного из «Псковитянки», соединив ее контрапунктически с темою песни «Слава».

В начале лета сын мой Андрей, окончив гимназию[473]473
  12. В 1898 г. А.Н.Римский-Корсаков учился уже в университете и весной этого года сдавал экзамены за первый курс.


[Закрыть]. поехал отдохнуть в имение Добровольских Латовку (Херсонской губ.), где находился в это время мой старший сын, Миша, бывший в командировке от университета для зоологических занятий. Вскоре Надежда Николаевна также поехала на юг России и, по условию, встретившись с Андреем, совершила вместе с ним поездку в Крым с целью посмотреть могилу Маши в Ялте. Таким образом, семья наша первую часть лета обреталась в Вечаше в уменьшенном составе. Неизменный В.В.Ястребцев прогостил у нас несколько дней; наведывался к нам В.И.Бельский, с которым у меня велись бесконечные обсуждения различных пригодных для меня оперных сюжетов. По возвращении Надежды Николаевны и Андрея мы зажили по обыкновению, все вместе. В вечернее время почти каждый день у нас игрались различные камерные трио, так как сыновья мои сделали к тому времени значительные успехи —.Андрей на виолончели а Володя —на скрипке, и с участием Надежды Николаевны камерная музыка начинала у нас процветать.

Осенью 1898 года я был занят исключительно оркестровкою «Царской невесты»[474]474
  13. На автографе партитуры «Царской невесты» помечена дата ее окончания: «25 ноября 1898 г.»


[Закрыть]. Работа эта прервалась лишь не надолго вследствие моей поездки в Москву на постановку «Боярыни Веры Шелоги» и «Псковитянки» у Мамонтова[475]475
  14. Кроме упоминаемой поездки в связи с постановкой «Боярыни Веры Шелоги», Н.А.Римский-Корсаков приезжал в Москву дирижировать Русским симфоническим концертом 17/Х 1898 г. В программу концерта входили: третья симфония Н.Римского-Корсакова, Вступление и Антракт из оперы «Вильям Ратклиф» Ц.Кюи, Антракт из трилогии «Орестея» С.Танеева, Анданте и финал для ф.-п. с оркестром П.Чайковского (исполнял С.Танеев) и сюита из балета АГлазунова «Раймонда».


[Закрыть]. Пролог прошел мало замеченным, несмотря на прекрасное исполнение г-жею Цветковой; «Псковитянка» же имела успех благодаря высокодаровитому Шаляпину, несравненно создавшему царя Ивана. «Садко» давали тоже. Обеды, небольшие кутежи, организованные С.И.Мамонтовым, посещение Врубелей, Кругликова и других наподняли «свободное» время[476]476
  15. Вторая поездка в Москву, о которой говорит Н.А.Римский-Корсаков, состоялась в конце декабря 1898 г. На представлении «Боярыни Веры Шелоги» и «Псковитянки» в Московской частной опере он присутствовал 31 /X1898 г. В ту же поездку Римский-Корсаков впервые слышал своего «Моцарта и Сальери», незадолго перед тем поставленного Московской частной оперой (первое представление 6/X1898 г.).


[Закрыть].

Я пригласил Н.И.Забелу спеть мой пролог концертным способом в одном из Русских симфонических концертов этого сезона, на что она охотно согласилась[477]477
  16. Русские симфонические концерты в сезоне 1898/99 г. состоялись 5/X, 19/X1898 г., 13/и 20/1899 г. Здесь речь идет о втором концерте 19/X1898 г.


[Закрыть]. О денежном вознаграждении мы не разговаривали. Однако предстояло неприятное положение из которого надо было найти выход. Беляев, в общем не любивший солистов и в особенности певцов, установил раз навсегда плату —50 рублей за концерт солисту. Некоторым артистам, нуждавшимся в деньгах как, например, Васильеву 3-му, М.Д.Каменской, бывшей тогда в бедственном положении, возможно еще было предложить такую плату, так как она все-таки была им подспорьем; но артистам, не теснимым нуждою, предлагать такое нищенское вознаграждение было немыслимо, и я приглашал в свое время г-жу Мравину и других участвовать без всякого вознаграждения, исключительно из интереса к искусству. Однако не могла же московская артистка ехать в Петербург и тратить на дорогу и проч. свои деньги ради Русского симфонического концерта, а предложить 50 рублей вознаграждения —смешно. Как я ни говорил неоднократно Беляеву, что вознаграждение солистам в некоторых случаях должно быть увеличиваемо, он и слушать не хотел. Я предложил Забеле 150 рублей и, не говоря ей ничего, добавил к беляевским 50 свои 100. Как Забеле, так и Беляеву это осталось неизвестным; но для того, чтобы не потерпеть убытка, я выразил Беляеву желание вновь получать установленную им плату за дирижирование концертами, от получения которой несколько лет тому назад я отказался, на что М.П. тотчас же изъявил согласие.

Для исполнения рассказа Веры Шелоги в Русском симфоническом концерте необходимо было участие еще одной певицы на партию Надежды. Таковую я достал из числа консерваторских учениц Ирецкой, на этот раз с платою 50 рублей согласно беляевскому положению. Рассказ исполнен был прекрасно, хотя лирическое сопрано Забелы не вполне подходило к партии Веры, требующей голоса более драматического. Публика отнеслась к пьесе довольно равнодушно. Причиною тому был самый характер произведения, требующего сцены, а не концертной эстрады. Спетая Забелою ария Марфы из «Царской невесты» понравилась, но прошла мало замеченной, а спетая на bs, под аккомпанемент рояля, ария V действия —вовсе незамеченной. Певице поаплодировали, но о том, какую вещь она пела, никто и не справлялся, а критика высказала предположение, что это был один из моих новых романсов.

По-видимому, дирекции императорских театров стало немножко стыдно, что «Садко», имевший успех в Москве и Петербурге на частных сценах, миновал казенные театры, которые его проглядели. С другой стороны, после неудачи с «Ночью перед рождеством» в 1895 году ни одна моя опера не шла на Мариинской сцене. Так или иначе, но Всеволожский вдруг возымел намерение поставить мою «Снегурочку» с подобающим императорским театрам великолепием. Заказаны были новые декорации и костюмы, и опера была дана 15 декабря. Декорации и костюмы были действительно дорогие, изысканные, но совершенно не идущие к русской сказке. Мороз оказался чем-то вроде Нептуна. Лель походил на какого-то Париса. Снегурочка, Купава, Берендей и другие были разодеты подобным же образом. Архитектура берендеевского дворца и домик слободки Берендеевки, лубочное солнце в конце оперы до смешного не вязались с содержанием весенней сказки. Во всем сказывалось непонимание задачи и французско-мнфологические вкусы Всеволожского. Опера прошла с успехом. Мравина —Снегурочка —была хороша Но купюры весстановлены не были, и опера тянулась долго, благодаря невозможно продолжительным антрактам.

К Великому посту мамонтовская опера вторично появилась в Петербурге, на этот раз с капельмейстером Труффи. Давали «Псковитянку» с «Шелогой» «Садко», «Бориса Годунова» с Шаляпиным. Дан был также «Моцарт и Сальери». Шаляпин имел громадный успех, и с этого времени начинается его слава и растет популярность. Но в общем мамонтовская опера посещалась недостаточно усердно и только благодаря меценатству С.И.Мамонтова сводила концы с концами.

С некоторыми артистами оперы у нас образовалось знакомство. В одно из моих посещений М.А.Вру. беля он мне показывал свою картину «Морская царевна». На картине, между прочим, был изображен рассвет и месяц в виде серпа, причем последний был обращен к заре своей вогнутой стороной… Я заметил художнику его ошибку, объяснив, что на утренней заре может быть виден лишь месяц на ущербе, а никак не новый месяц, и притом к солнцу бывает обращена всегда выпуклая сторона. М.А. убедился в своей ошибке, но переделывать картину не согласился. Не знаю, осталась ли эта картина с такою астрономической несообразностью или впоследствии он все-таки ее переделал[478]478
  17. Картина М.А.Врубеля, оставшаяся без изменения, находится в Государственном Русском музее в С.-Петербурге.


[Закрыть].

* * *

Кружок Беляева заметно возрастал. Его увеличили окончившие консерваторию мои ученики —Золотарев, Акименко, Амани, Крыжановский и Черепнин, а также взошедшая в Москве звезда первой величины —несколько изломанный, рисующийся и самомнящий А.Н.Скрябин[479]479
  18. Начало сближения А.Н.Скрябина с М.П.Беляевым относится к 1894 г. См.: «Переписка А.Н.Скрябина и М.П.Беляева». 1922.


[Закрыть]. Другая московская звезда, С.В.Рахманинов, хотя сочинения его и исполнялись в Русских симфонических концертах, остался в стороне, издаваясь у Гутхейля. Вообще Москва за последнее время стала обильна молодыми композиторскими силами, как Гречанинов, Корещенко, Василенко и другие; впрочем, Гречанинов был отчасти петербуржцем в качестве моего бывшего ученика. Вместе с ними стали проявляться и признаки декаданса, веявшего с запада… О Скрябине поговорю когда-нибудь потом.

В течение зимы я часто виделся с В.И.Бельским, и мы вдвоем с ним разрабатывали как оперный сюжет пушкинскую «Сказку о царе Салтане»[480]480
  19. «Сказка о царе Салтане» Пушкина была предложена Н.А.Римскому-Корсакову в качестве оперного сюжета В.В.Стасовым. В письме к своему брату Д.В.Стасову от 25/V 1901 г. Владимир Васильевич писал: «[Надежда Николаевна] надписала на подаренном мне экземпляре [сделанного ею фортепианного переложения сюиты из „Салтана“]: „Милейшему
  В.В.Стасову на память“, а сам Римлянин на экземпляре всей оперы: „Дорогому Владимиру Васильевичу, накликавшему сию оперу“ (ты помнишь, этот сюжет предложил Римлянину я)». См.: Влад. Каренин. Владимир Стасов. Очерк его жизни и деятельности. Л.: Мысль, 1927. С. 32, 430, 677. Это же обстоятельство подтверждает В.В.Стасов и в письме к В.Д.Комаровой от 16/1 1901 г.: «Мне хотелось послушать „Салтана Салтановича“, которого сочинять научил Р.-Корсакова я же, а теперь его в Петербурге бог знает до коих пор не дождешься!» (ПД. Архив Стасовых). Еще до начала работы над «Салтаном» Н.А.Римский-Корсаков оркестровал ариозо для баса «Пророк», исполнение которого предполагалось на Пушкинском юбилейном вечере в Москве. На автографе партитуры имеется дата: «20 апр. 1899 г.»


[Закрыть]. Занимала нас тоже и легенда о «Невидимом граде Китеже» в связи со сказанием о св. Февронии муромской, занимали байроновская «Небо и земля», «Одиссей у царя Алкиноя» и кое-что другое, но все это было отложено на последующие времена, а внимание сосредоточивалось на «Салтане», сценариум которого мы совместно обсуждали. С весны Владимир Иванович начал писать свое превосходное либретто, пользуясь, по мере возможности, Пушкиным и художественно и умело подделываясь под него. По мере изготовления он передавал мне сцену за сценой, и я принялся за оперу. К началу лета, которое мы вознамерились провести по-прежнему в Вечаше, пролог (введение) был готов в наброске.

Подобно тому, как в прошлое лето[481]481
  20. Здесь на полях рукописи стоит дата: «Ле-то 1899 г.»


[Закрыть] «Царская невеста», так в ле-то 1899 года весь «Салтан» был сочинен, а пролог, действие и часть оркестрованы. Все время я получал либретто по частям от Бельевого. «Салтан» сочинялся в смешанной манере, которую я назову инструментально-вокальной. Вся фантастическая часть скорее походила под первую, реальная же —под вторую. В смысле применения чисто Вокального творчества я был особенно доволен прологом. Вся беседа двух старших сестер с Бабарихой, после двухголосной песенки, фраза младшей сестры, вход Салтана и заключительный разговор текут свободно при строго музыкальной последовательности, причем действительная мелодическая часть всегда лежит в голосах, и последние не цепляются за обрывки мелодических фраз оркестра. Подобного рода построение встречается в комическом трио в начале действия «Майской ночи», но там музыкальное построение гораздо более симметрично, подразделено на явные отделы и менее сплочено, чем здесь. Намерение и там было прекрасное, но выполнению приходится отдать преимущество в «Салтане». Симметрия же в похвальбах старшей и средней сестер придает вещи нарочито сказочный характер. действие в своей первой половине вполне бытовое, во второй —становится драматическим. Фантастическое пение Лебедь-птицы во действии несколько инструментально; гармонии же значительно новы. Рассвет и появление города приемом напоминают «Младу» и «Ночь перед Рождеством», но торжественный хор, приветствующий Гвидона, написанный частью на церковную тему 3-го гласа («хор церковный бога хвалит», сказано у Пушкина), стоит особняком. Чудеса в рассказах корабельщиков осуществлены в последней картине оперы соответственным развитием той же музыки. Превращение Лебедь-птицы в царевну-Лебедь основано на подобной же разработке прежних руководящих мотивов и гармоний. Вообще система лейтмотивов мной широко применена в этой опере, а речитативам придан особый характер сказочной наивности. В память скончавшейся год тому назад няни Авдотьи Ларионовны я взял петую ею моим детям мелодию колыбельной песни для нянек, укачивающих маленького Гвидона.

В качестве отдохновенья и развлеченья в это же ле-то я написал «Песнь о вещем Олеге» для соло и хора, задуманную мною, впрочем, еще предыдущей зимою[482]482
  21. На автографе партитуры «Песни о вещем Олеге» для двух голосов соло, мужского хора и оркестра, соч. 58 (изд.
  B. Бесселя) проставлены даты: в начале —«26/V11899 г.» и в конце —«окончена 6/1Х 1899 г.» Набросок же окончен был 25/Vтого же года. Кантата посвящена памяти Пушкина. Автограф партитуры был подарен В.И.Вельскому, о чем свидетельствует надпись на титульном листе.


[Закрыть]. Ястребцев и Вельский по обыкновению посещали нас в Вечаше и в это лето, и я показывал им вновь сочиненное. Ястребцев, как всегда, при первом слушаньи бывал в некотором недоумении, а позже приходил в дикий восторг (его собственное любимое выражение). Вельский же обыкновенно схватывал сразу и усваивал самомалейшие подробности, чем меня немало изумлял.

Первая половина сезона 1899/1900 года[483]483
  22. Здесь на полях рукописи сделана пометка: «1899–1900 г.»


[Закрыть] у меня пошла на оркестровку «Сказки о царе Салтане»[484]484
  23. Последняя картина «Сказки о царе Салтане» датирована в автографе партитуры «19 января 1900 г.»


[Закрыть]. Увертюры или начального вступления к моей опере на этот раз не полагалось, вступлением являлось сало Введение, т. е. сценический пролог. Напротив, каждому действию предпосылалось большое оркестровое вступление с программой определенного содержания. Зато как пролог, так каждое действие или картина начинались с одной и той же короткой трубной фанфары, имевшей значение призыва или зазыва к слушанью и смотренью начинавшегося за ней действия. Прием своеобразный и для сказки подходящий. Из довольно длинных оркестровых вступлений и V действий я порешил составить оркестровую сюиту под названием: «Картинки к сказке о царе Салтане».

Еще весною, принявшись за сочинение «Салтана», я говорил о нем Беляеву и спрашивал, возьмется ли он его издавать. Беляев ответил несколько сухо и отрицательно, выразив, что слишком большое число моих опер начинает отягчать его издательство. Поэтому я предложил «Салтана» Бесселю, который охотно согласился на его издание, но с вознаграждением в 2000 рублей, следовательно, значительно меньшим установленного Беляевым вознаграждения за оперы[485]485
  24. По уставу издательства «М.П.Беляев. Лейпциг», авторский гонорар за оперы был определен в сумме не свыше 3000 рублей.


[Закрыть]. Мы сошлись с Бесселем, и он ожидал лишь окончания мной партитуры. В настоящую минуту Беляев, заинтересовавшись «картинками», предложил мне их издать., Я ответил, что уже сошелся с Бесселем. По-видимому, мой отказ и соглашение с последним несколько обидели Беляева. Но что же делать? Не я был виновен, а он. Тем не менее, это не повлияло на наши отношения, они остались по-прежнему хорошие, но Митрофан Петрович с этих пор решил вообще не издавать оперной музыки ввиду якобы накопления оркестровой и камерной, нуждающихся более в издателях, чем оперная, для которой издатели всегда найдутся. Однако он сам отступил от своего решения, взяв для издания танеевскую «Орестею».

Кстати будет рассказать, что в последние годы на петербургском горизонте стал появляться чудный музыкант, высокообразованный педагог Сергей Иванович Танеев. Бывший ученик Чайковского и Н.Г.Рубинштейна по Московской консерватории, прекрасный пианист, Танеев уже много лет был в ней профессором контрапункта. Долгие годы погруженный в исследования в области так называемых двойных контрапунктов и канонов и готовя материалы для обширного учебника, он редко отдавался сочинению, да и сочинения его носили значительно сухой и деланный характер. Припоминаю, как, будучи еще весьма молодым человеком, только что окончившим консерваторию, он приезжал в Петербург, чтобы показать свой фортепианный концерт[486]486
  25. В октябре 1876 г. С.И.Танеев перед отъездом за границу заезжал в Петербург, где показывал А.Г.Рубинштейну, Н.А.Римскому-Корсакову и другим две части своего неоконченного Концерта для фортепиано с оркестром (Allegro и Andante; финал написан не был).


[Закрыть]. Помню его более поздний приезд с кантатой «Иоанн Дамаскин»[487]487
  26. Партитура кантаты «Иоанн Дамаскин» закончена C. И.Танеевым 14 января 1884 г.


[Закрыть]. Помню его торжественную увертюру C-dur с необыкновенными контрапунктическими ухищрениями, исполнявшуюся в концерте Русского музыкального общества в 80-х годах.

Танеев 80-х годов был человек резко консервативных убеждений в музыкальном искусстве. К Глазунову при его первых выступлениях он относился с большим недоверием, Бородина считал не более как способным дилетантом, а над Мусоргским смеялся. Вероятно, невысокого мнения он был и о Кюи, а также обо мне. Но мои занятия контрапунктом, о которых ему было известно через Чайковского, несколько примирили его со мною. Перед Чайковским он благоговел, а Чайковский выделял меня из прочей петербургской среды. Мнения его о Балакиреве мне неизвестны, но известно о его столкновении с последним во время торжеств по случаю открытия памятника Глинке в Смоленске[488]488
  27. На торжестве в связи с открытиям памятника М.И.Глинке в Смоленске М.АБалакирев был приглашен для дирижирования первым концертом из произведений Глинки 20 мая 1885 г., но ввиду внезапной болезни И.К.Альтани вынужден был взять на себя вместо него проведение также и второго концерта 21 мая из сочинений Даргомыжского, Бородина, Чайковского, Серова, Кюи, Мусоргского, Балакирева Римского-Корсакова и Направника. Солистом во втором концерте выступил С.И.Танеев.


[Закрыть] (где Милий Алексеевич дирижировал концертом из произведений русских композиторов). На репетиции концерта он публично заявил Балакиреву: «Милий Алексеевич, мы вами недовольны!» Представляю себе Балакирева, который принужден был скушать такое замечание. Честный, прямой и прямолинейный, Танеев всегда говорил прямо, резко и откровенно; Балакирев, конечно, никогда не мог простить Танееву этого случая и отзывался о нем не иначе, как «этот дурачок Танеев».

В 90-х годах мнения Танеева о петербургских композиторах значительно изменились: талант и деятельность Глазунова он оценил, к сочинениям Бородина относился с уважением, по-прежнему враждебно и насмешливо относился лишь к Мусоргскому. Перемена эта как-то совпала с началом нового периода его композиторской деятельности когда, сохранив свою поразительную контрапунктическую технику, он отдался творчеству более свободно и руководствовался идеалами современной музыки. Явившись в Петербург с только что оконченной оперой «Орестея» и проиграв ее у нас в доме, он поразил всех нас страницами необыкновенной красоты и вы разительности[489]489
  28. Опера «Орестея» закончена С.И.Танеевым в марте 1893 г. В том же году он показывал ее в доме Н.А.РимскогоКорсакова. С этого времени начинается сближение С.И.Танеева с М.П.Беляевым и беляевским кружком. В 1894 г. возникает переписка С.И.Танеева с Н.А.Римским-Корсаковым (см.: «С.И.Танеев. Материалы и документы», Т. М., 1952.), в 1896 г. – с М.П.Беляевым. С 1896 г. Беляев становится постоянным издателем Танеева, и его сочинения исполняются в Русских симфонических концертах, Русских квартетных вечерах и на беляевских «пятницах».


[Закрыть]. Оперу свою писал он долго, чуть что не десять лет. Раньше чем приняться за действительное изложение какого-либо сочинения, Танеев предпосылал ему множество эскизов и этюдов; писал фуги, каноны и различные контрапунктические сплетения на отдельные темы, фразы и мотивы будущего сочинения и, только вполне набив руку на его основных частях, приступал к общему плану сочинения и к выполнению этого плана, твердо зная, какого рода материал он имел в своем распоряжении и что возможно выстроить из этого материала. Такой же способ применялся им при сочинении «Орестеи». Казалось бы, что способ этот в результате должен дать сухое и академическое произведение, лишенное и тени вдохновения, но на деле с «Орестеей» оказывалось наоборот —при строгой обдуманности опера поражала обилием красоты и выражения.

Опера была представлена в дирекцию и дана на Мариинской сцене. Направник устранился от ведения «Орестеи» и предоставил это Крушевскому. Публике опера значительно понравилась. Но после двух-трех первых представлений дирекция (думаю, что с участием Направника) понаделала купюр. Автор был возмущен, не подписал условия с дирекцией, и оперу сняли с репертуара[490]490
  29. См.: «Материалы к сценической истории „Орестеи“ С.И.Танеева» (сб. «С.И.Танеев. Материалы и документы». Т. М.: Изд. Академии наук СССР, 1952).
  Партитура и переложение для пения с фортепиано «Орестеи», посвященной автором памяти А.Г.Рубинштейна, изданы М.Беляевым в 1900 г.


[Закрыть]. Беляев, которому «Орестея» нравилась, сочувствуя Танееву и возмущаясь действиями дирекции, тотчас же предложил ему издать его оперу. К изданию немедленно было приступлено. Танеев же пересмотрел и значительно выправил оркестровку, которая ранее не везде была удовлетворительна. Замечательно, что Танеев с этого времени начинает пользоваться советами Глазунова в оркестровке и, конечно, делает быстрые успехи в этой области.

Итак, дело издания моих опер, начиная с «Салтана», отошло к Бесселю, который также взял и моего «Олега». Тем не менее, «Картинки к сказке о царе Салтане» были назначены к исполнению в Русских симфонических концертах[491]491
  30. Русские симфонические концерты в сезоне 1899/1900 г. состоялись 20/X, 4/X1899 г., 18/и 18/111 1900 г. Картинки к «Сказке о царе Салтане» были исполнены впервые во втором Русском симфоническом концерте 4/X1 1899 г. и повторены в третьем концерте 18/11 1900 г. под управлением автора.


[Закрыть], но «Песнь о вещем Олеге», по просьбе дирекции Русского музыкального общества, была мною дана в концерты последнего[492]492
  31. Кантата «Песнь о вещем Олеге» исполнялась впервые в симфоническом концерте Русского музыкального общества 18/X1899 г. под управлением автора. Участвовали: Г.А.Морской (Кудесник), В.С.Шаронов (Олег) и мужской хор Русского музыкального общества.


[Закрыть].

Осенью мамонтовская опера в Москве разучила «Царскую невесту»[493]493
  32. Первое представление «Царской невесты» состоялось 22/Х 1899 г. Партии исполняли: Собакин —Мутин, Марфа —Забела, Грязной —Шевелев, Малюта —Тарасов, Лыков —Секар-Рожанский, Любаша —Ростовцева, Бомелий —Шкафер, Сабурова —Гладкая, Дуняша —Страхова, Петровна —Харитонова. Дирижировал М.М.Ипполитов-Иванов. Декорации были исполнены по эскизам М.А.Врубеля.


[Закрыть], и я поехал туда на репетиции и первый спектакль. Опера прошла с успехом. Опять вызовы, венки, ужины и т. д. Забела —Марфа г пела прекрасно, высокие ноты в ее ариях звучали чудесно, но партия эта в общем менее ей подходила, чем партия Морской царевны, а костюм, сделанный, как всегда, по рисунку ее мужа, на этот раз нельзя было назвать удачным. Секар, певший Лыкова, просил меня написать для него арию, указывая для этого момент в действии. Я ни для кого никогда не писал арий, но на этот раз не мог с ним не согласиться, так как его замечание о слишком неуместной краткости и незаконченности партии Лыкова было вполне верно. Вернувшись в Петербург, я попросил Тюменева сочинить подходящий текст и на рождество написал арию действия, которую выслал Секару и порешил навсегда вставить в свою оперу[494]494
  33. Вставная ария Лыкова в первый раз была исполнена АВ.Секар-Рожанским на спектакле 3/1 1900 г. в присутствии автора.


[Закрыть].

«Олегом» в концерте Русского музыкального общества я дирижировал сам; солистами были Шаронов и Морской, хор был весьма посредственный. Успеха было мало. Вещь прошла малозамеченной; то же было и в предыдущем сезоне со «Свитезянкой»[495]495
  34. «Свитезянка» —кантата для сопрано, тенора, хора и оркестра, – написаная летом 1897 г., была исполнена в первый раз в концерте Русского музыкального общества 14/X1898 г. под управлением В.И.Сафонова, при участии М.Я.Будкевич и ГЛ.Морского.


[Закрыть]. Думаю, что это у нас судьба всех кантат, баллад и т. п. для солистов и хора; публика наша их не любит и слушать не умеет. Концертанты тоже не любят этой формы сочинения: надо устраивать спевки, разучивать хор. Солисты любят простое соло, хоры любят просто отдельные хоры. Издатели тоже не любят этих произведений, так как их никто не покупает. Очень печально…

Русские симфонические концерты этого сезона были против обыкновения в Большом консерваторском зале, по случаю ремонта зала Дворянского собрания. «Картинки к сказке о царе Салтане» вышли в оркестре блестяще и очень понравились.