Текст книги "Унесенные бездной"

Автор книги: Николай Черкашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Это неправда, что мертвые не говорят. Вот "заговорил" извлеченный из девятого отсека командир турбинной группы дивизиона движения капитан-лейтенант Дмитрий Колесников. Его мать просила не поднимать тела подводников. Но именно Дмитрий был поднят самым первым. Видимо, у него было особое предназначение, дарованное ему Словом. Там, в полутьме затопленного отсека, сначала при скудном свете аварийного фонаря, а потом и в кромешной тьме он выводил строки своего донесения о положении в кормовой части подводного крейсера... Дмитрий сполна выполнил и свой офицерский, и свой человеческий, мужской долг. Записка, извлеченная из кармана его робы, во многом помогла выстроить правильную тактику водолазных работ, пролить некий свет на обстановку после взрыва: "13.15. Весь личный состав из 6,7 и 8 отсеков перешел в 9. Нас здесь 23 человека. Мы приняли это решение в результате аварии. Никто из нас не может подняться наверх... Я пишу на ощупь".

Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов прокомментировал эту записку так:

– Точное время гибели подводников, собравшихся в девятом отсеке, будет определено судебно-медицинской экспертизой. Я, как подводник, могу только предполагать, подчеркиваю – предполагать, что личный состав погиб не позже 13-го числа... Чуть более часа после взрыва подводники вели борьбу за живучесть кормовых отсеков. Сделав все возможное, оставшиеся в живых моряки перешли в девятый отсек-убежище. Последняя пометка капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова сделана через 3 часа 15 минут после взрыва...

Записка капитан-лейтенанта Колесникова позволяет надеяться, что ядерный реактор заглушен не только автоматически, но и вручную. У командира дивизиона движения капитан-лейтенанта Аряпова и старшего лейтенанта Митяева было время, чтобы посадить компенсирующую решетку на концевики вручную.

Вице-адмирал Михаил Моцак сказал:

– Кроме того, из этой записки следует, что два или три человека пытались покинуть лодку через аварийно-спасательный люк девятого отсека... Эта попытка не удалась из-за того, что шлюзовая камера люка была заполнена водой.

Почему-то не слышно слов восхищения в адрес наших водолазов, которые впервые в отечественной и мировой практике работали в отсеках затонувшей атомной подводной лодке да ещё на такой глубине. Работали с невероятным риском, мужеством и успехом. Другое дело, что они спускались с норвежской платформы "Регалия", идеально приспособленной для подобных операций. Но где наши подобные суда? Кто и как разбазарил российский спасательный флот? Правоохранительные органы уже взялись ответить на этот вопрос. Доведут ли они следствие до логического конца, то есть до внятного судебного решения?

Изумляет и удручает информационная политика военного ведомства. Подняли первые восемь тел, но сообщили, что "несколько". К чему такая неопределенность в официальных сообщениях? Ведь и без того хватало недомолвок и противоречий в эти скорбные дни. Зачем давать лишний повод швырнуть в себя камень?

Посмертные судьбы погибших всегда в руках живых. Никто не спрашивал согласия капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова на покидание корабля, на расставание со своим экипажем. Но Главковерх приказал оставить отсек, и капитан-лейтенант Колесников приказ выполнил, как будто для того чтобы доставить донесение с борта затонувшей атомарины. Нечто подобное совершил когда-то погибший командир К-8 капитан 2-го ранга Всеволод Бессонов, который успел передать список вахты, зажатый в закостеневшей от холода руке, и навсегда уйти в пучину.

...Ольга выкладывает на стол свадебные альбомы.

Вглядываюсь в фотографии... Дмитрий Романович Колесников. Родом из Питера. Парень с Богатырского проспекта. За два дня до гибели ему исполнилось 27 лет.

Видяево... Их последний дом на Заречной улице. Была такая песня "Весна на Заречной улице". 12 августа на Заречную улицу в Видяеве пришла жестокая седая зима.

И полетели по России, Белоруссии, Азербайджану и Украине самолеты из Мурмашей – с черным "грузом 200".

Всего было предано земле двенадцать моряков с "Курска".

Глава третья

А ГОРЯ – БОЛЬШЕ МОРЯ...

Листаю "Штерн"... Почему-то наша трагедия, увиденная глазами иностранца, выглядит более пристойно, чем в воплях иных российских журналистов.

"Видяево выглядит так, словно его отгородили от всего остального мира. Тот, кто хочет сюда попасть, должен преодолеть два шлагбаума, колючую проволоку и контрольно-пропускные посты. Местность вокруг пустынная, климат суровый. На холмах растет лишь мелкий кустарник, даже деревьям здесь слишком холодно. Зимой при сорокаградусном морозе ветер иголками впивается в лицо. Последний снег сходит в июне. "Весной моя подружка письмо напишет мне о цветущих сиренях, – говорит Галина Исаенко, – а я в слезах".

Жена специалиста по реакторам Василия Исаенко постигает в Видяеве науку замерзать. Еще при вселении строители предупреждали, что дома вообще-то спроектированы для юга. Почти каждую зиму стена на кухне покрывается льдом. Батареи едва теплятся, часто термометр в комнате показывает лишь два градуса. Против холода её муж приносит домой электрическую печку со старой подводной лодки. Какое-то время она греет, а затем начинает выбивать пробки. "Такое впечатление, что нас тут проверяют постоянно на живучесть: выживем или не выживем", – говорит Галина.

Середина августа обещает выдаться мягкой, предсказывают метеорологи; лишь во второй половине месяца, говорят они, над Баренцевым морем начнутся осенние штормы. В полной уверенности смотрит командование Северного флота на предстоящие учения – крупнейшие за последние десять лет. Авианосец "Адмирал Кузнецов", крейсеры, противолодочные и сторожевые корабли, ракетные катера, три атомные подводные лодки – в общей сложности более 30 кораблей и 7800 военных примут в них участие. "Мы все точно подготовили, говорит координатор учений Владимир Гелетин. – Учения – это тщательно запланированное мероприятие, все досконально контролируется". Прежде чем стать офицером штаба флота, капитан 1-го ранга многие годы провел в море. Этим летом, 2000 года, ему приходится много работать, несмотря на то что очень устал и у него случилось большое горе: от опухоли мозга умер его четырехлетний внук.

Поэтому теперь Владимира Гелетина тревожит его сын Борис, который, как и отец, служит на флоте. Смерть мальчика стала для Бориса ударом. После похорон он получил отпуск. Родители изо всех сил пытаются ободрить своего 25-летнего сына. "Отвлекись, – советует ему отец. – Сходи на учения".

Его лодка "Курск" пока ещё в море, затем на борт ожидается делегация из города-шефа Курска. У Бориса есть ещё время, чтобы подумать.

Шефы из Курска приезжают в конце июля и чувствуют себя в Видяеве счастливыми, как великовозрастные дети. Ночами – летом на Севере совсем светлыми – они до утра проводят время на природе. День флота им разрешено отметить на подводной лодке. Она раскрывается перед ними во всей своей мощи, как стальная крепость, гордо вздымающаяся над водой. На борту их угощают красным вином, и командир приглашает их в сауну.

Надежда Тылик после Дня флота видела своего сына только два раза. И вот он опять приходит прощаться. К расставаниям она привыкла. Ее муж тоже был офицером-подводником. За 14 лет службы, сосчитала она, дома он провел только два года. Все остальное время он был в море точно так же, как сейчас и Сергей, старший лейтенант на "Курске".

24-летний подводник рассказывает о предстоящих учениях. Говорит, что на борту "Курска" должны испытывать оружие. Надежда пугается. Но Сергей успокаивает ее: "Не волнуйся". Не позднее 15 августа он намерен вернуться на день рождения своей жены Натальи. Прощается с ней утром 10 августа. Сергей уже в военной форме. У Натальи на руках годовалая дочь Лиза. "Мы прощались только на четыре дня, – говорит Наталья, – не на всю жизнь".

Еще нет и семи часов, а уже светло, как днем, когда и остальные члены экипажа "Курска" отправляются в путь. Капитан 2-го ранга Василий Исаенко идет на "Курске" впервые, потому что на борту нужен специалист по реакторам. У мичмана Виктора Кузнецова на уме совсем другие заботы, чем учения. Его мать смертельно больна. Виктор не знает, сможет ли он ещё раз повидаться с ней.

На борту "Курска" должен был быть и сын Ирины Лячиной Глеб, курсант военного училища, чтобы пройти практику у отца. Однако не сложилось, и Глеб до сих пор жалеет об этом. Из окна Ирина в последний раз машет рукой своему мужу".

В разгар горестной страды по "Курску" – 15 августа – родители матроса Николая Павлова получили письмо от сына. Последнее. Больше не будет. Как не разорвались у них сердца, когда они читали эти строки:

"Здравствуйте, родненькие мои папулька, мамулька и сестричка Танюшка. Со здоровьем у меня, мам, все в порядке. Не волнуйтесь за меня. Главное, берегите себя и не болейте..."

Его отец ещё не отошел от похорон своей сестры, как вдруг новая убийственная новость – "ваш сын на "Курске". А ведь он служил на "Воронеже". Рулетка судьбы остановилась на черном секторе. Матрос-ракетчик Николай Павлов погиб в третьем отсеке после второго взрыва.

Одна беда не приходит. Какой-то дьявольский наворот человеческого горя. Чем провинился перед судьбой мичман Андрей Полянский? Мало того что его перевели с "Воронежа" на "Курск", где он и погиб, так через несколько дней – 18 августа – какие-то отморозки убили и восемнадцатилетнюю сестру мичмана. Кто и что сможет объяснить в этой жизни их матери – Галине Ивановне Полянской? Как ей одной теперь выживать?

А каково капитану 1-го ранга Гелетину, похоронившему внука и сына почти в один месяц?

Кто мог придумать такие судьбы?

Снова "Штерн":

"Политики вовсю стараются использовать выгодный момент. Владимиp Жириновский поражает всех заявлением, будто по "Курску" произвела залп норвежская субмарина. (Только Жириновскому могла прийти в голову такая чушь! – Н.Ч.) Губернатор Руцкой подчеркивает: "Если бы я был президентом, я бы прилетел на истребителе". Путин посылает в Видяево вице-премьера своего правительства – Клебанова.

Там Надежда Тылик почти потеряла сон. Все её мысли – о сыне Сергее. Надежда с подозрением отмечает, что Северный флот внезапно начинает выплачивать свои долги перед моряками. Выплачиваются даже пайковые. При этом флот не платит их уже многие годы. С каждым днем гнев Надежды растет. Она так много принесла в жертву флоту. И вот теперь он забирает у неё сына.

В пятницу вечером Надежда идет вместе с мужем Николаем в Дом офицеров. Зал полон, все ожидают появления вице-премьера. "Мы надеялись на честный разговор, – вспоминает Надежда. – Мы хотели, чтобы нас, наконец, перестали кормить небылицами". Однако Клебанов вновь озвучивает официальную версию. Через несколько минут в зале начинается истерика.

Женщины падают в обморок, по залу спешат врачи, людей выносят наружу. Тогда Надежда вскакивает со своего места. "Сволочи! – кричит она. Ее лицо искажено болью. – Для чего я растила своего сына? Вы там сидите, зажравшиеся! A у нас ничего нет! Мой муж 25 лет служил на флоте! За что? А теперь мой сын похоронен там внизу! Я вам этого не прощу! Сорвите ваши погоны! Лучше сейчас застреливайтесь!" После этого женская рука вонзает ей сзади шприц. Надежда падает.

Это её муж попросил медсестру дать ей успокоительное. Он опасался за её сердце. Однако весь мир сочтет, что людям в России вновь затыкают рты".

Глава четвертая

ОСКОЛКИ СУДЕБ

Сколько имен в скорбном списке, столько и разбитых судеб. Да, пожалуй, побольше будет...

Главный корабельный старшина Вячеслав Майнагашев незадолго до рокового похода женился на 18-летней красавице Иринке. Приехал на побывку в родное село, да и засватал девчонку, с которой давно переписывался и которую давно любил. Правда, свадьбу не успели сыграть, решили отложить торжество до следующего отпуска. Оба уехали из далекого хакасского села на Крайний Север – в Видяево. Слава ушел в море на "Курске" – навсегда, а Иринка стала едва ли не самой молодой вдовой в гарнизоне.

Мать Славы, Галина Петровна, простая крестьянка из села Нижний Курулгаш, что в Таштыпском районе Хакасии, каждый день перечитывает его письма:

– Он у меня парень волевой, немногословный. Я его встречаю – плачу, провожаю – тоже плачу. А он отвернется: ну что ты, мама, не надо. Быстро в машину сядет, махнет рукой из окошка, но я ведь тоже чувствую, что он слезы едва сдерживает...

Весной 2000 года главный корабельный старшина Майнагашев продлил свой служебный контракт ещё на три года. Хотел накопить денег, чтобы купить квартиру в Абакане. Не успел... Судя по всему, он остался живым в своем шестом отсеке, где обслуживал системы ядерного реактора. Перешел вместе с Колесниковым и другими подводниками в корму. Тело его извлекли водолазы. Главный корабельный старшина вернулся в свое село не в дембельском бушлате...

Матрос Максим Боржов принял смерть в первые же секунды беды. Он был торпедистом и находился в первом отсеке. Мама его, Елена Юрьевна, не надеется обрести тело сына – знает, после такого взрыва ничего не осталось. Остались следы его жизни в родном Муроме. Остались девчата, которые хранят его фотографии, – Максим был хорош собой и не одно девичье сердце сохло по чернобровому красавцу. А он хотел быть моряком и наверняка бы подписал контракт после срочной службы. Он и в военкомате просился на флот, и письма с "Курска" писал восторженные. Последнее пришло в августе. На конверте штемпель "Россия. Муром" и почти детский рисунок, сделанный рукой Максима, – подводная лодка "Курск" под Андреевским флагом и надпись: "ВМФ. У моряка нет ни тяжелого, ни легкого пути. Есть один путь – славный!" В конверте радостно-мальчишечье письмо: "В середине августа идем на третьи стрельбы. За первое и второе задания я получил "пятерки". Если и за третье получу "пять", то мне присвоят специальность "торпедист".

Дорогие мама и папа, я горжусь тем, что стал настоящим моряком. Я счастлив, что попал на такой корабль – это самый лучший корабль на флоте, и у нас самый лучший командир в мире. Мне здесь очень нравится. Порадуйтесь и вы за меня".

У Елены Юрьевны осталась ещё дочь – Наташа.

Любимую девушку Максима звали Марина, что значит Морская.

Главный старшина Роберт Гесслер... Командир отделения турбинистов. Боевой пост в восьмом отсеке. Видимо, он уцелел после взрыва и доживал мучительнейшие часы жизни в корме подводного крейсера. На каком языке возносились молитвы за его спасение? На немецком – отцовском? На башкирском – материнском? Как и многие из его сотоварищей, он тоже гордился службой на новейшем, современнейшем корабле. Последний раз Александр Александрович и Разилья Закировна видели его только в мае, когда сын приезжал домой – в село Западное Благоварского района – в недолгий отпуск. Напрасно мать уговаривала его жениться. "Поплаваю еще, потом и под венец", – улыбался Роберт. Он был средним – после брата и перед сестрой. Теперь он навсегда останется двадцатидвухлетним...

"Все как в Сибири, только солнца мало!" – отшучивался Саша Неустроев, когда друзья спрашивали его о новом житье-бытье на Севере. Старшина 1-й статьи контрактной службы Неустроев давно покинул пригородный томский поселок Лоскутово, решив связать свою жизнь с подводной службой. Даже квартиру – однокомнатную – получил в Видяеве.

Экипаж "Курска" стал для него второй семьей, и это не красивые слова. После того как родной отец Саши трагически погиб в 1998 году, он невольно заменил его для себя командиром – Геннадием Лячиным. Его многие называли "батей", но Саша Неустроев вкладывал в это слово особый смысл. Именно Геннадий Лячин прислал матери Александра – Надежде Александровне благодарственное письмо: "Во время игры в футбол матросы Неустроев и Галанов у причальной стенки услышали крики о помощи. Подбежав к краю причала, они бросились на спасение тонущего 11-летнего мальчика... Спасибо вам за такого сына!"

Но Надежда Александровна спасти своего сына не смогла. Все, что она смогла сделать для него, узнав о бедствии "Курска", – это приехать в Томск и заказать в одной из церквей молебен о здравии воина Александра и всех, кто был рядом с ним.

– Он так верил в надежность своего корабля, – вздыхает сестра Таня. Они остались с мамой вдвоем.

Капитан-лейтенант Сергей Логинов так и не увидел своего ребенка, который родился спустя два месяца после его гибели. Он ждал сына, заранее назвал Ярославом (а если девочка – Ярославой). Даже письма писал ему, не родившемуся, будто предчувствовал, что потом написать не сможет.

– Сережа очень не хотел идти в тот поход, – рассказывает его вдова и несостоявшаяся жена Наташа Касьянникова. – Хоть и уходил на три дня, но почему-то выгреб из альбомов толстую пачку наших с ним фотографий и унес с собой на лодку...

Они жили вместе полтора года. Сергей очень хотел зарегистрировать их фактический брак, но местный загс требовал свидетельство о разводе с прежней женой. Такой документ капитан-лейтенант Логинов мог получить только во Владивостоке. Причем лично. Но откуда у российского офицера деньги на такой перелет – Мурманск – Москва – Владивосток? Все попытки уговорить владивостокских чиновниц выслать такой документ по почте наткнулись на железобетонную стену "хранительниц государственных интересов". Сергею пыталась помочь даже бывшая жена. Командир корабля Геннадий Лячин писал официальные письма во Владивосток с просьбой выслать Логинову необходимый документ, без которого невозможно оформить новый брак, новую жизнь. Все тщетно.

В таком же отчаянном положении оказались и ещё три "неформальные" жены подводников с "Курска". Все они требуют у чиновников поселкового загса зарегистрировать брак с их мертвыми мужьями. Но такого мировая казуистика ещё не знала. Как не знала она и формулировки "признать умершим" в свидетельстве о смерти. Именно такие записи получили вдовы подводников другого ракетного крейсера – К-129, сгинувшего в далеком 1968 году. Их мужья "погибли при исполнении служебных обязанностей". Но, чтобы удостоверить это в документе, вдовам "сто двадцать девятой" пришлось ждать не один год.

Сколько придется ждать невенчаной жене капитан-лейтенанта Логинова?

Она хранит его письма, в них – правда жизни, которой жил экипаж "Курска" на берегу.

"Здавствуй, дорогая моя, любимая, единственная! Вот мы и разъехались по разным городам нашей необъятной и непонятной России.

Поселок Видяево просто "ах!", как взглянешь, так и вздрогнешь. Больше всего меня поразили пустующие дома с заколоченными окнами. Так что, Наташенька, свободных квартир уйма! Шучу".

"...Со сном туговато – 3 часа в сутки. Отдых по субботам и воскресеньям, и то если командир группы не заступит на вахту, потому как всю ночь стою дублером вместе с ним.

Спать ложимся в 5.00 утра, спим до 7.00 (подъем флага). И опять весь день на ногах.

Недавно видел северное сияние – жуткая красота. Жаль, что ты не можешь видеть этого..."

"Здравствуй, дорогая моя Наташенька!

Пишу тебе, находясь в море, на своем горячо любимом АПРК1 "Курск". Роднее этого крейсера у меня в Видяеве никого, к огромному сожалению, нет. Есть ещё моя однокомнатная конура, которая предоставляет мне ночлег, а если очень повезет, ещё и накормит.

Второй раз экипаж выходит в море, а на берегу остаются семьи без единой копейки. Все обещают, но, как только лодка уходит, с облегчением вздыхают. Нет экипажа – нет проблем. Мы материмся, сжимаем зубы и кулаки и уходим в море.

Интересно, насколько способна душа вытерпеть все это и остаться не зверем с единственным инстинктом выжить и прокормиться, а человеком с совестью, способным думать, переживать, любить и ненавидеть? Как же мне надоела вся эта борьба благородства с животноводством..."

"...Я постигаю кулинарные секреты. Когда нет хлеба, пеку лепешки вода, мука, по чайной ложке соли и соды. Овсянка, гречка, рис, лапша – в данное время для меня это роскошь.

Я тут вспомнил песню с такими словами:

А над городом живет Бог Сорок тысяч лет, и все сам,

И, конечно, если б он мог,

Он бы нас с тобой отдал нам.

Когда приедешь, я спою её тебе полностью..."

Спел ли? Успел?

Командир боевой части 7 (управления) капитан-лейтенант Александр Садков погиб в возрасте Христа – в 33 года. Жестокость судьбы – он погиб в день 65-летия своей матери.

А мама, Надежда Алексеевна, почуяла это сердцем ещё до всяких официальных сообщений о бедствии "Курска". За тысячи верст, отделяющих Баренцево море от Приамурья, почуяла. И сразу же слегла. Он у неё был младшенький. Его да двух дочерей растила без мужа, на жалованье проводницы вагона дальнего следования. А когда Саша, выбрав после школы море, поступил в Военно-морское училище имени Макарова, что во Владивостоке, она перевелась во владивостокский поезд, чтобы почаще навещать сына. Боялась за него с самого начала, а он успокаивал: "Я тренированный, мам. Я через раз дышать умею. Из любой передряги выплыву!" И она верила ему и гордилась. И старшие сестры, Тамара и Валентина, им гордились: ещё бы – брат флотский офицер, моряк-подводник, умелец на все руки. В отпуска приезжал – и картошку матери сажал, и квартиры сестрам ремонтировал... В этом последнем своем мае тоже успел всем помочь, хотя и сам вот уже больше года как своей семьей обзавелся. Теперь все четыре его женщины – и мать, и сестры, и жена Инна не верят, что никогда больше не увидят Сашу, Александра... Просто он ушел в длинную "автономку" – длиною в жизнь.

Старший мичман Владимир Свечкарев, техник группы ЗАС (засекреченной автоматической связи), принял смерть в третьем отсеке.

В Нижнем Новгороде у него оставались мама Валентина Ивановна и сестра Лена (обе – инвалиды), а в Видяеве его ждала красавица жена Юлия вместе с четырехлетним Ванечкой. Поначалу все они не очень встревожились, поскольку Владимир служил вовсе не на "Курске". Но дурные предчувствия оправдались в этот роковой поход взяли и его. Вышел, чтобы подменить коллегу.

В Нижнем узнали об этом только 15 августа. Мама бросилась в церковь заказывать молебны во здравие и спасение. А надо было уже – отпевать...

Есть на вологодской земле тихий городок – Вожегод. Но общая беда и туда нашла дорогу. Там живут родители матроса Димы Коткова – Анатолий и Тамара Котковы. Их же сын навсегда остался в третьем отсеке "Курска". Он был едва ли не самый юный член экипажа – ему только-только исполнилось 19 лет...

Во время молебна в импровизированном видяевском храме у Анатолия Сафонова, отца штурмана с "Курска" – капитан-лейтенанта Максима Сафонова, случилась клиническая смерть. Его едва откачали. Но целых 80 секунд душа отца общалась с душой сына. Хоть так повидались...

"Не везет мне в смерти, повезет в любви..." Когда же старшему лейтенанту Арнольду Борисову повезло, наконец, в любви, её оборвал взрыв...

В Обнинске, в гостях у друга, он встретил девушку, которая с первого же взгляда покорила его сердце. Вскоре ему пришлось вернуться к месту службы – в Каспийск на завод "Дагдизель". Он звонил ей каждую свободную минуту. Но девушка не дождалась его следующего приезда и выскочила замуж за того, кто был ближе.

– Арнольд сильно переживал, – рассказывает его начальник капитан 2-го ранга Вячеслав Лохматов. – Но он не из тех, кто начинает пить или опускает руки. Наоборот, взялся за учебу. Собирался поступать в адъюнктуру при училище подводного плавания. А потом в командировке в Питере познакомился с женщиной, которая на девять лет старше его. Приехал и говорит: "Женюсь! И сына её семилетнего усыновлю". Я отговаривал. Но он все же осенью собирался жениться. Однако судьба распорядился по-своему...

Арнольд Борисов – из многодетной семьи: у него три сестры и два брата. Родители живут в Кронштадте. Он окончил училище подводного плавания. Но служить на подлодках не привелось. Распределили в военную приемку каспийского завода, выпускающего торпеды. Он так радовался возможности сходить в море на современнейшем подводном крейсере. Ведь вместо него в командировку должен был ехать его начальник – военпред капитан 2-го ранга Лохматов. Но в последний момент командировку переиграли. Черная карта выпала Борисову...

Когда адмирал флота Куроедов навестил в Каспийске мать Мамеда Гаджиева, она попросила его только об одном: "Скажите всем, что мой сын ни в чем не виноват". Присутствие на борту "Курска" "лица кавказской национальности" и к тому же специалиста в области торпедостроения вызвало разные толки, точнее, кривотолки. Они черной тенью легли на память начальника КБ "Дагдизеля". Ни у одной матери из погибших на "Курске" сыновей нет ещё и такой нелепой заботы – доказывать, что сын во взрыве не виноват. А он и в самом деле не виноват. Он вообще не должен был выходить в море. Там для него работы не было. Все, что ему полагалось сделать, он выполнил на берегу: выяснил, что аккумуляторы для торпед, с которыми они работали, оказались велики, не вписывались в нужные габариты.

– Мы ждали, что он вернется домой, – говорили коллеги. – Но он почему-то ушел в море. Зачем? За компанию с Борисовым? Не хотел упустить шанс – побывать под водой на борту наисовременнейшей субмарины?

А кто бы отказался от такой возможности? До гибели "Курска", разумеется. Тем паче что Мамед родственник, хоть и дальний, героя-подводника Магомеда Гаджиева, в честь которого назван на Севере целый город? Он и не отказался. Пошел, чтобы потом рассказать своим дочерям Индиане и Роксане о подводном путешествии. Теперь девочки вместе с мамой, надевшей черный платок, уехали из Каспийска в горное село переживать свое горе с родственниками.

Сестра жены мичмана Сергея Грязных ходила в те сумбурные августовские дни к гадалке. Та обнадежила: "Спасутся – карты показали дорогу домой..." Ошиблась гадалка. Техника вычислительной группы мичмана Грязных уже давно не было в живых. Он погиб в первые же секунды мощного взрыва во втором отсеке, погиб 12 августа – гримаса судьбы – в день рождения Лены, жены.

Они познакомились в Северодвинске, где Сергей учился в школе техников, а Лена жила с родителями. Ее отец строил тогда "Курск".

Сергей не исчез из этой жизни бесследно, он остался в своем сыне, полугодовалом Вадике, Вадиме Сергеевиче Грязных.

Среди стаи посмертных писем, которые прилетели в дома родителей после гибели их сыновей, было и письмо главстаршины Ришата Зубайдуллина. Оно пришло в поселок Межозерный, что в Челябинской области, 17 августа. В нем он повторял то, что всегда говорил матери с сестрой: "Хочу служить на лодке до пенсии". Он так хотел помочь им своими "северными деньгами"...

Мать матроса Руслана Тряничева, Валентина Николаевна, узнав, что единственный сын находится в отсеках "Курска", слегла, и её отвезли в череповецкую больницу. Она взяла с собой календарь за 1999 год, на котором рукой Руслана было написано: "Мама, я вернусь домой!" Это было её единственное утешение до роковой вести – на "Курске" все погибли. Трюмный машинист матрос Тряничев находился во время взрыва в третьем отсеке. В ноябре он должен был вернуться домой в Череповец, где, кроме родителей, его ждала и студентка лесотехнического техникума Марина Хрулева. От двадцатилетнего парня остались только письма и фотографии.

Командир группы радиоразведки старший лейтенант Александр Гудков сам добился перевода на "Курск" с подводной лодки "Даниил Московский".

– Вы не представляете, какая эта подлодка! – говорил он своей бывшей учительнице. – Я хочу служить только на ней!

– Сашенька, – улыбалась Тамара Андреевна, – не забудь привезти мне какую-нибудь ледышку оттуда.

Александр Гудков – из Калининграда, города моряков. Потому и сам пошел на флот, хотя родители, отдавая его в лицей, на изучение сразу двух языков – английского и немецкого, – прочили ему совсем другое будущее. Но парня вела по жизни мечта...

– Мы от мамы, сколько могли, скрывали, что с "Курском" произошла авария, – говорит младший брат капитан-лейтенанта Андрея Васильева. – Я даже телевизор хотел сломать.

Увы, телевизор все-таки принес в крымское село Передовое, что под Севастополем, черную весть – командир группы автоматики дивизиона движения капитан-лейтенант Васильев погиб в пятом отсеке "Курска".

Родители собирались отметить новое звание сына (он только что получил четвертую звездочку) и рождение нового внука. В начале года в семье Андрея родился второй мальчик. Первому – четыре года. Он уже знает – папа навсегда остался в море.

О том, что с "Курском" случилась беда, родители старшего лейтенанта Алексея Иванова-Павлова узнали позже всех. Дело в том, что газетные новости из России – и добрые и печальные – приходит в дунайский поселок Килия на третьи сутки. Телеканалы здесь забиты румынским вещанием, можно поймать украинские передачи, но только не российские. Едва узнали, тут же собрались в Видяево.

Алексей закончил Высшее военно-морское училище с красным дипломом и потому мог сам выбирать место службы. Южанин, он выбрал Северный флот.

– Он был на седьмом небе от счастья, когда узнал, что его назначили на "Курск", – рассказывают его бывшие одноклассники. – Лешка никогда не хвастался, но, когда речь заходила о подводном ракетоносце, говорил, что такой лодки мир ещё не знал. Мы не сомневались, что он станет адмиралом. Для своего небольшого звания он уже занимал должность капитана 2-го ранга.

Командир минно-торпедной боевой части старший лейтенант Иванов-Павлов погиб во втором отсеке.

После свадьбы старший мичман Сергей Калинин хотел увезти свою Любовь на родину – в Ростов-на-Дону. Впрочем, не против был остаться и в доме жены – в селе Леляки, что на Киевщине. Смерть решила эту проблему. Калинин навсегда остался в третьем отсеке "Курска". Ему оставался лишь год до флотской пенсии.

На снимке жена-красавица обнимает Сергея в парадной мичманской форме за плечи – будто пытается удержать его, не отдать неизбежному. Не удержала...

В роду капитан-лейтенанта Олега Насиковского, командира группы засекречивающей аппаратуры связи, не было ни одного военного. Он же в своем сухопутном Каменец-Подольском просто бредил морем, подводными лодками. "Я буду служить. Я дослужу!" – повторял он всегда, когда речь заходила о выборе жизненного пути.

После Балтийского военно-морского института получил направление в Североморск. Говорят, если бы задержался с выездом на пару дней, получил бы назначение на другую лодку. Но он хотел служить на самом лучшем корабле Северного флота. Там он и остался – в третьем отсеке...

Его годовалая дочь Виолетта никогда не сможет вспомнить отца живым. Она вместе с мамой Региной живет в калининградском городе Светлый. Они никогда не поедут в Видяево. Последний раз Олег приезжал к ним своей последней весной. Тогда-то и был для них город по-настоящему Светлым...