Текст книги "Бктриана (Затерянные миры. Т. XXII)"
Автор книги: Николай Равич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Глава XIV
У ВЕЛИКИХ ВРАТ
На двадцатый день после выезда из Балха мы ехали среди сплошных виноградных кустарников. Они перемежались с оливковыми деревьями. Мы находились в ущелье, расположенном на уступах гор и открывавшем вход в долину.
Ущелье все суживалось и замыкалось естественной аркой. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что в арку вделаны громадные чугунные ворота. На их полированной поверхности играли солнечные блики. К воротам был прибит круглый блестящий диск из белого металла и молоток на цепочке.
Старший из моих спутников подъехал и три раза ударил молотком о диск. Раздался звук, похожий на удар гонга, и в то же мгновение середина диска отъехала в сторону. Это был глазок. Правая половина ворот медленно стала открываться, обнажая абсолютно темное пространство входа. Меня подтолкнули вперед и я въехал в темный туннель. За мной цокали копыта лошадей. Оглянувшись, я увидел, что спутники мои остались за воротами. Когда последняя принадлежащая мне лошадь, звеня цепями яхтанов, въехала внутрь, ворота закрылись.
Кто-то вел под узду моего коня, но в темноте не было ничего видно. Неожиданно раздвинулись вторые ворота, открывая вход в новый невиданный мир. Перед моими глазами стелилось, как дорожка на скатерти, ровное прекрасное шоссе, обсаженное с боков стройными остроголовыми кипарисами. По обоим сторонам дороги золотились квадраты полей. Как море, колыхались тяжелые колосья пшеницы. Как кровь переливается в артериях по телу, так вода по каналам прорезала эти поля, журча и отражаясь на солнце. Васильки, незабудки, колокольчики разноцветными пятнами покрывали все пространство. По ним ползали жуки, над ними порхали большие яркие бабочки.
Я стянул поводья коня, вдыхая запах полей, охваченный таким полным чувством ощущения природы, какого никогда не испытывал.
Чья-то тяжелая рука легла на мое плечо. Рядом со мной я увидел всадника. Это был гигант даже по сравнению с чернокафтанниками, а те были не менее шести с половиной футов ростом. У него было бритое лицо с крупными, правильными чертами. Светлые глаза смотрели приветливо. Он улыбался немного иронически. На голове блестел шлем с хоботом, выдававшимся вперед. Он был одет в тунику, накинутую на плечи в виде плаща, а на бедрах имел нечто вроде шелкового пояса. Он носил на ногах сандалии из кожи красного цвета. Туника и пояс были тоже красные. Его голое, бронзовое от загара тело переливалось мускулами под золотистой кожей.
Два всадника, стоявшие за ним, были одеты так же, но во все серое, и имели при себе короткие карабины.
Красный всадник, не снимая руки с моего плеча, заговорил по-персидски, но очень неправильно и употребляя большое количество чистейших санскритских слов.
– Я вас прошу следовать за иной. Нам придется проехать еще около двадцати верст до ближайшей станции.
– Я хотел бы сначала узнать, кто вы такой?
– Я состою при втором управлении.
– Что это значит?
– Вся страна управляется Советом Тринадцати. Каждый из членов Совета ведает какой-нибудь одной областью управления: военной, пограничных и внешних сношений, налоговой и так далее. Я состою во втором управлении внешних и пограничных сношений и занимаюсь делами северной границы и примыкающих к ней стран.
– Но разве вы имели сведения о моем прибытии?
– Мы получили письмо Мухаммуль Мулька.
– Какое отношение может иметь Бужнурский хан к Кафиристану, отделенному от него целой страной?
– Мухаммуль Мульк связан с отделом военного снабжения, так же как и с отделом внешних сношений.
Разговаривая таким образом, мы скакали по гладкому шоссе между двумя радами кипарисов.
Через час мы подъехали к одноэтажному четырехугольному домику, на крыше которого был разбит сад. Из него вышел бритый человек в серой тунике и заговорил с красным всадником. Я не мог понять ни одного слова из их речи. Это были странные мяукающие звуки, совершенно неуловимые для европейца.
После короткого разговора красный всадник предложил мне войти в дом и, пройдя через первую комнату-залу, выложенную белым камнем, с бассейном в середине, мы поднялись наверх – в сад на крыше.
Среди цветов расхаживали павлины, подметая своими чудесными хвостами усыпанные мелким красным гравием дорожки. Низкий каменный стол, такой знакомый по рисункам триклиний[45]45
Триклиний – у древних римлян так назывался квадратный обеденный стол с тремя низкими диванами для возлежания на каждом трех лиц. Этим словом часто древние римляне называли и столовую комнату.
[Закрыть], был заставлен блюдами. Посуда из металла, похожего на серебро, по-видимому, ручной работы, была украшена изображениями охоты и спортивных игр. Казалось, что ее только что взяли из какого-нибудь европейского музея, где она лежала в отделе Древней Греции. Кувшины, наполненные вином, поражали строгой античностью[46]46
Античный – старинный, древний (относится преимущественно к художественным предметам древней Греции и древнего Рима).
[Закрыть]форм. Фрукты – гранаты, дыни, бананы – своими необычайными размерами говорили об изобилии страны.
Не успели мы сесть за стол, как человек в серой тунике принес красному всаднику пергаментный[47]47
Пергаментный свиток – письмо, написанное на пергаменте. Пергамент – обработанная кожа молодых телят (до 6 недель), баранов и др. Готовую кожу отделывают для ровности пемзой, предварительно натерев ее мелом. Пергамент отличается плотностью, гладкостью, белизной. До изобретения тряпичной бумаги пергамент служил вместо бумаги. Ныне употребляется для важных документов, для барабанов и т. д.
[Закрыть] свиток, запечатанный шнуром с восковой печатью.
Я ясно различил, что вошедший, обращаясь к всаднику, часто повторял слово: «Джаст».
Развернув свиток и прочитав его, он повернулся ко мне:
– Мы поедем дальше, не останавливаясь.
– Куда?
– В Дир – столицу страны.
Я спросил, что такое «Джаст», и узнал, что это не имя, а звание, связанное с должностью.
Дорога, по которой мы ехали, была та же, что и раньше. Она была безлюдна и, по-видимому, предназначалась только для служебных целей и чиновников.
Глава XV
ДИЗАНА
Было уже совершенно темно, когда издали на фоне ночного неба стал вырисовываться силуэт громадной стены.
Перед самой стеной нас остановил широкий ров, наполненный водой. На другой стороне высились башни и ворота, такие же, какие я впервые увидел перед спуском в долину. Прозвучала труба и факелы замелькали на башне. Свет огня отражался на блестящих касках воинов. Они всматривались в нас с высоты башен. Потом послышался скрип и звон цепей: опускали мост.
Мы въехали через ворота в ши… ными <Так в оригинале. Прим. авт. fb2.> плитами. Дома тянулись, примыкая один к другому – четырехугольные белые здания с садами на крышах. Стены их, выходящие на улицу, были глухими, с одной только выходной дверью. Сады поднимались в несколько террас, покрывая весь город сплошной зеленой шапкой.
У одного из домов мы остановились и сошли с коней. Джаст два раза ударил висевшим на двери молотком во вделанный в нее диск. Тотчас же двери отворились, и человек, по-видимому, раб, плосконосый, уродливый и небольшого роста, вышел со светильником в руке. Светильник был необычайной формы: он имел вид рыбы с ручкой; в брюхе ее зияла дыра, из нее вылезал горящий фитиль.
Мы вошли в первую комнату дома через узкий проход. Этот проход напомнил мне римский вестибулум[48]48
Вестибулум – вестибюль, т. е. обширная прихожая, крытые сени. У римлян – открытое к улице пространство перед входом в дом.
[Закрыть], и это сходство усилилось, когда мы попали в первую комнату – типичный атриум[49]49
Атриум – сборный пункт древнеримского дома, где стоял очаг и куда примыкали все покои.
[Закрыть] с бассейном в середине, в конце которого был таблинум, т. е. ниша, выложенная прекрасной мозаикой. В атриуме не было никакой мебели. От бассейна веяло прохладой и из середины его бил фонтан. Стены были покрыты фресками[50]50
Фреска – стенная живопись водяными красками. Фрески – стенная живопись вообще.
[Закрыть], а пол составлен из мозаичных плиток довольно сложного орнамента[51]51
Орнамент – живописные украшения зданий, мебели, пола и других предметов.
[Закрыть].
Я успел обратить внимание на странный рисунок фресок: там был изображен голый человек-колосс, сидящий за сбиванием масла в маслобойке из золотой козьей шкуры. Из шкуры стремятся выйти три женщины. Четвертая, появившаяся раньше, как будто плывет в воздухе, удаляясь. Над ней санскритскими начертаниями написано: Бак-три-ана.
Движение наполнило комнаты. Люди вносили тяжелые тюки, снятые с моих лошадей. Я с большим беспокойством следил за ними – шесть яхтанов были наполнены частями радиостанции. Достаточно было одного неосторожного жеста, чтобы уронить груз и повредить некоторые аппараты.
Из атриума мы вышли в ряд комнат, расположенных по обеим сторонам узкого коридора. Эта были столовая, кабинет, спальня и другие комнаты, назначение которых я определить не мог.
Когда все вещи были внесены, Джаст распрощался со мной, пообещав навестить меня на другой день.
Я с нетерпением вошел в спальню, надеясь в первый раз заснуть под крышей после двухмесячного пути. Вся ее мебель состояла из мраморного ложа в глубине ниши, стоявшего перед ним круглого большого зеркала, которое держал на голове серебряный Аполлон[52]52
Аполлон – греческий бог красоты.
[Закрыть], и высокого светильника-канделябра, сделанного в виде змеи, вытянувшейся в высь и извергающей из пасти пламя.
В комнате был небольшой бассейн-ванна, наполненный водой.
Я только что начал расстегивать пряжки своих походных ботинок, когда в комнату вошла женщина среднего роста, в белой тунике, подпоясанной белым шелковым шнуром. У нее было бледно-матовое лицо, гораздо светлее тех, которые я видел до сих пор; пробор, разделявший гладко причесанные волосы, горящие черные глаза и правильный овал лица. Туника нисколько не скрывала ее упругого и стройного тела.
Я был так удивлен ее появлением, что замер, держа в обеих руках по длинному шнурку от ботинка. Она смотрела на меня и я на нее. Молчание становилось глупым. Я не знал не только, что сказать, но и на каком языке говорить.
Наконец, она заговорила на чистейшем санскрите, но с странными вводными частями – он, ос – и с переходом звуков рс и тт в рр и сс. Это было явное вмешательство аттического диалекта с его округленностью и законченностью форм и гибкостью синтаксических соединений. Это были осколки языка, на котором писали Ксенофонт, Платон, Демосфен, Софокл и Аристофан[53]53
Великие философы, поэты и ученые Греции.
[Закрыть] и который сделался при дворе Александра Македонского разговорным языком.
– Мое имя Дизана, а моя обязанность – вас развлекать и ухаживать за гостем.
«И, по-видимому, следить за мной», – подумал я.
– Хорошо. Приходи завтра, я хочу с тобой поговорить.
Она помедлила немного, потом улыбнулась я вышла.
Я разделся, влез в ванну и заметил, что вода в ней втекала и вытекала беспрерывно, в то же время держалась на одном уровне. Вода меня разморила, я почувствовал, как меня охватывает сон и, добравшись до своего довольно твердого ложа, сразу заснул.
Я начал просыпаться от странного ощущения. Неясное сознание чьего-то пристального взгляда и каких-то прикосновений заставило меня открыть глаза.
Я увидел перед собой очень близко наклонившееся лицо Дизаны. Она смотрела на меня прямо в упор своими большими черными глазами, держа мою голову в своих ладонях. Ее дыхание меня обжигало. Я испытывал одновременно желание крикнуть на нее, рассердиться и не отпускать, сжать в объятиях. Действительно, от этой женщины исходила могучая сила женского тела, аромат молодости и обаяние необычайной красоты.
Осторожность пересилила желание.
Я привстал. Она отодвинулась медленно на край постели.
– Зачем ты это делаешь? Кто тебе позволил сюда войти?
– Ведь ты же сам мне сказал, чтобы я пришла завтра. Сейчас уже день.
А потом она замялась:
– Я должна тебе понравиться, иначе зачем я буду нужна?
Я начал ее расспрашивать, и то, что она рассказала, было очень интересно.
Она была рабыня из племени Вай. Оказывается, все рабы делились на три категории: первая категория была просто рабочей силой. Во второй категории были так называемые рабы удовольствий – сюда относились женщины очень красивые и обученные музыке и танцам. И, наконец, к третьей, высшей категории, принадлежали выдающиеся люди, захваченные во время войны: крупные военачальники, главы целых племен, техники-строители.
Только первые две категории продавались и покупались. Рабы третьей категории находились в распоряжении государства и ничем не отличались в смысле прав и своего внешнего вида от остальных жителей.
Дом, в котором я жил, принадлежал государству, но обычно был пуст. Только накануне моего приезда были присланы сюда дворцовый чиновник, несколько слуг и Дизана.
Обычно она среди нескольких сот других женщин состояла в гареме «Тринадцатого». О Тринадцатом Дизана говорила со страхом. Он один управлял всем государством, двенадцать остальных старшин были подчинены целиком ему. В его лице совмещалась и исполнительная и законодательная власть. Но, очевидно, и сам Тринадцатый подчинялся какому-то высшему лицу. Что это за лицо – нельзя было понять. Каждый раз, когда о нем заходил разговор, Дизана начинала бледнеть и просила меня прекратить разговор, говоря, что нельзя раздражать «Имру».
Имра считается богом-создателем, и это лицо, раз оно с ним связано, должно обладать тоже божественными свойствами.
На религии кафиров, так же, как и на всем укладе жизни, ясно отпечатано влияние греков, пришедших сюда из Балха и создавших здесь новое государство. Зевс[54]54
Зевс – главный бог древнегреческой религии. Первоначально был богом света, ясного неба, затем царь всего мира, отец богов и людей, хранитель правды и порядка, государственной и семейной жизни.
[Закрыть] – превращен в Имру, Марс[55]55
Марс – бог войны.
[Закрыть] – в Гиша, Венера[56]56
Венера – богиня весны, садов, произрастания и расцвета, богиня красоты и любви.
[Закрыть] – в Дизану.
Я попробовал ее расспросить о других странах, о Бухаре, об Афганистане, об Индии. Она не имела о них никакого представления. Ее мир замыкался узкими стенами города, за которыми были долины и дальше цепь гор, а за нею неизвестный мир.
И все же это была женщина, обаяние которой могло соперничать с прелестью наших леди, всю жизнь разъезжавших по свету в салон-вагонах и с бедекером[57]57
Бедекер – так называются путеводители по всем главным странам мира.
[Закрыть] в руках.
Глава XVI
СОВЕТ ТРИНАДЦАТИ
Испытывали ли вы когда-нибудь восхищение человеческим гением, сознание того, что мысль человека побеждает все – стихии, пространства, время?
Когда последняя часть радиостанции, установленной на крыше, была собрана и я, одев наушники, начал вызывать в бесконечном земном эфире Пешавер, я испытывал радость от мысли, что здесь, в горах, в пределах таинственного государства, неизвестного миру, я один могу, как сказочный бог, сноситься со всей вселенной.
– Пешавер, Пешавер, Пешавер, – уносились слова в пространство. – 305В, 305В, вызывает 305В.
Минуты казались годами. Кровь застывала в жилах. В виски ударяла кровь.
– Пешавер – 305В вызывает Пешавер, 305В.
Мотор дрожал, сотрясая дом эпохи эллинов, издавая неведомый здесь и тревожный гул. Искры на мачте зажигались и тухли в темноте.
Внизу была земля, по которой не ступала нога европейца. Человек завоевал, прежде всего, землю, потом море, потом воздух. Но по этой земле никогда не ходила нога человека иного племени.
А в воздухе, – воздух был наполнен звуками. Они блуждали, как тени, сталкивались, перебивали друг друга.
– …Кушка… говорит Кушка… вызывает Кабул полпреда… Дели, Дели, Дели вызывает Лондон.
– Слушайте башню Эйфеля… Говорит башня Эйфеля. Вчера…
Но Пешавер молчал. Пешавера не было.
Может быть, моя станция испортилась, передача невозможна. Я буду слышать весь мир, но не смогу передать ни одного слова. Тогда…
– Пешавер слушает 305Y, слушает 305Y…
Длинные ряды цифр уходят в пространство. Наконец, все. Последняя фраза – «Ответа жду завтра в 12 часов» – передана и я снимаю шлем.
Какой-то звук заставляет меня обернуться. Среди деревьев сада-крыши у самой лестницы, идущей вниз, стоит Джаст. Сзади него, испуганная, жмется Дизана.
– Что это такое? – спрашивает он.
На его лице нет ни тени страха. Оно полно напряженной мысли и сосредоточенного любопытства.
– Это машина смерти, – говорю я серьезно.
– Мне это не кажется. Впрочем, я полагаю, что мы сумеем определить ее назначение. Я пришел не за этим. Я должен доставить вас в Совет Старейшин. Поторопитесь.
Я спускаюсь, указав ему на необходимость отдать распоряжение, чтобы никто не прикасался к аппаратам.
Внизу нас ждут несколько всадников с конями. На них флажки голубого цвета. Двое людей держат под узды большого белого коня в отделанной золотом сбруе. Джаст указывает мне на него рукой. Я сажусь. Конь вскакивает на дыбы, потом прижимает зад и дергает мордой. Но я натягиваю поводья, почти разрезая ему губы.
Мы мчимся за копьеносцами.
Мелькают люди. Какая-то женщина роняет кувшин с вином – туника спала с ее плеча – она смотрит вслед удивленными глазами на меня.
Мы пролетаем через базар, усеянный человеческим муравейником, и огибаем стадион. Я невольно сдерживаю коня. Круглый стадион, расходящийся радиусами от середины, занятой трибуной, со всех сторон окружен народом. Несколько сот обнаженных девушек, опоясанных лишь узкой повязкой, под лучами горячего солнца занимаются гимнастическими упражнениями.
Как будто ветер склоняет стройные деревья, так ритмически раскачиваются молодые тела.
За стадионом видна стена и в ней ворота, охраняемые стражей.
Воины-гиганты в блестящих шлемах, в набедренниках и латах, сжимают винтовки, такие смешные на фоне их одеяния.
Прямо от ворот начинается лестница, ведущая к дворцу – громадному зданию, выложенному снаружи блестящими плитками цвета лазури.
Один из солдат берет коня. Я поднимаюсь, сопровождаемый Джастом, по лестнице и вхожу в первую залу. Пустая и круглая комната выложена плитами черного мрамора. В середине ее стоит нефритовая ваза.
Здесь царствуют холод и тишина.
В глубине видна арка, затянутая занавесом из черного бархата.
К нам выходит молодой человек. Его лысый череп, бритое тонкое лицо, мягкость жестов и голубая туника – все вместе создают впечатление коварства, смешанного с умом. Он не идет, а скользит по мраморному полу, и туника его развевается, как крылья птицы.
Он делает жест, потом другой и на чистейшем фарси говорит:
– Прошу вас.
Черная портьера отодвигается, и я вижу громадную комнату, похожую на внутренность колокола, потому что ее суживающийся кверху купол теряется в вышине. Стены ее отделаны блестящей голубой эмалью, и от этого воздух кажется похожим на синеватый дым папиросы. Вдоль одной из стен полукругом расположены двенадцать сидений, разделенных посередине тринадцатым – высоким деревянным троном. На каждом сиденье по старцу в голубой тунике. В середине на троне совсем сухонький старичок в оранжевом одеянии с черной чалмой. У них всех длинные ярко– красные бороды, гладко выбритые головы и только на макушке нечто вроде косички.
Я стою, но, впрочем, не на чем и сесть. Центральный старичок поднимает руку, и молодой человек в голубой тунике быстро подходит и становится около него. Я оборачиваюсь – Джаст стоит у дверей в позе почтительного смирения.
Старичок говорит быстро и так, что нельзя уловить ни одного звука, но молодой человек почтительно кивает головой.
Старик кончил и зажевал губами, пристально вглядываясь в меня.
Молодой человек оборачивается ко мне и переводит:
– Тринадцатый просит вас подробно изложить, ради чего вы через Мухаммуль Мулька просили разрешения прибыть сюда. Кто вы такой, из какого вы государства?
Я начинаю говорить. Я описываю могущество Великобритании, рассказываю о войне, которая происходит в Бухаре, и об Энвер-паше, и обещаю за каждую тысячу людей, посланных к нему Кафиристаном, деньги, оружие и благодарность его величества английского короля. В середине речи я останавливаюсь, и слуги вносят мой единственный подарок – это блестящий новенький пулемет Кольта, и вложенная в него лента стелется по мраморному полу залы.
– С этой машиной, – говорю я, – я берусь уничтожить сотню людей в несколько минут. Пятьдесят таких пулеметов удвоят могущество Кафиристана.
Старейшины начинают шептаться между собой. Наконец, Тринадцатый встает и начинает говорить. Чувствуя волнение, я поворачиваюсь к переводчику.
– Кафиры никогда не будут помогать мусульманам. Их не интересует ни Бухара, ни какое-либо другое государство. Но Совет Старейшин может выделить несколько племен, давно перешедших в мусульманство и живущих за линией гор между Кафиристаном и Балхом. Эти племена могут помочь Энверу, однако после того, как будет определена стоимость их участия в войне. За это Совету Старейшин должна быть выплачена вперед известная сумма в золоте и доставлено оружие, в том числе пулеметы и артиллерия. Их легко доставить через Читрал. Это ответ предварительный и требует санкции высшего лица в стране.
Переводчик кончил, но старик улыбнулся и прибавил еще несколько слов.
– Тринадцатый добавил, что для того, чтобы наш гость не заблуждался, ему нужно показать дворцовую пулеметную команду и артиллерийские казармы.
При последних словах переводчика старики встали, а Джаст попятился к выходу. Я молча поклонился и вышел за ним.
Глава XVII
РАДИОГРАММА ИЗ ПЕШАВЕРА
Сегодня из Пешавера получен ответ. От волнения во время приема у меня дрожали руки, я пропускал звуки и потом целый день просидел, расшифровывая депешу.
Вот ее текст:
– «А. 151. От уполномоченного Интеллидженс-Сервис при вице-короле Индии.
Мухаммуль Мулык, отношение которого нам последнее время и… но с невыясненной целью направил вас Кафиристан вместо восточного Афганистана, где ряд племен вашим руководством могли бы помочь Энверу точка Кафиры всегда воевали мусульманами и очень маловероятно их вмешательство бухарскую войну точка Кроме этого мы лишены всякой возможности оказать вам помощь случае осложнений точка Никто никогда кроме случайно заблудившегося Робертсона не был Кафиристане важнейшем подступе к Индии точка Поэтому вы не должны уезжать оттуда пока не составите подробнейшее представление этой стране точка Важнейшими вопросами являются военное состояние зпт пути сообщения и личность главы государства точка Разным источникам известно, что Совет Старейшин подчиняется высшему единоличному правителю точка Все важнейшее передавайте ежедневно шифровками точка Остальное записывайте подробно известным вам способом личного доклада точка Энверу и пограничным агентам послано сообщение вашего местонахождения, точка.
130 31 КЛЕЙТОН».
Когда я разобрал последнюю букву подписи, меня охватила усталость, пришедшая на смену возбуждению. С большим трудом мне удалось собрать и сжечь листки, заполненные цифрами. Что касается самого шифра, то он помещается у меня в жилетном кармане. Это были часы с кругами на циферблате. По краю одного были расположены все буквы алфавита, а на другом против каждой буквы различные цифры. Если депеша начиналась словами «А 151», то я, нажимая готовку часов, заставлял вращаться второй круг и останавливал цифру 151 против буквы А. В соответствии с этим против каждой цифры стояла какая-нибудь буква алфавита. Оставалось в депеше числа заменить буквами и текст расшифровывался автоматически. Этот циферблат сверху был закрыт секретной крышкой в виде маленького зеркальца.
Запах горящей бумаги еще стоял с воздухе, когда в комнату вошла Дизана.
Не знаю, под влиянием каких причин она сделалась грустной и держалась робко. Может быть, ею был недоволен Джаст: он, наверное, ожидал, что она будет давать обо мне более богатую информацию, – или ей было просто тоскливо в одном доме с чужим и странным человеком, совершенно непохожим на виденных ею до сих пор людей. Вначале ее удивляло все: газово-калильная лампа с ее ярким светом, часы, разные приборы, книги, картинки в них, странный и шумный бог в виде радиостанции. Потом она перестала удивляться, и ее большие черные глаза стали светиться покорной грустью.
Я невольно подошел и погладил ее черные, гладко причесанные волосы. Она прижалась ко мне так, как прижимаются забитые и испуганные дети, когда их приласкают.
Ее мягкие и горячие губы прижались к моим и у меня не хватило решимости ее оттолкнуть. Ее ласки становились настойчивее, я почувствовал легкое головокружение…
А через полчаса она лежала, свернувшись в клубок, как кошка, у моих ног и повторяла одну и ту же фразу:
– Я никогда не видела таких людей, как ты. Разве все люди не похожи друг на друга? А какие бывают еще, не похожие на тебя?
Я заснул, отвечая на ее вопросы.
Утром в спальню вошел Джаст. Я не понимаю этой манеры кафиров входить друг к другу, не спрашиваясь, когда им вздумается.
Сознаюсь, что из-под одеяла рядом со мной выглядывал нос Дизаны. Впрочем, Джаст сделал вид, что не обращает на это никакого внимания.
– Что вам нужно? – спросил я довольно раздраженно.
– Я пришел передать приглашение на прием к «высшему лицу». Я заеду за вами в 12 часов.
До 12 часов могла быть передача из Пешавера и я попросил перенести свидание на более поздний час.
– Нет, – ответил Джаст, – это невозможно, и желательно, чтобы вы были не в дорожном костюме.
Вот как, подумал я, начинается придворный этикет. Впрочем, может быть, я еще успею принять депешу до беседы с этой загадочной личностью. Судя по старейшинам, наверное, это еще более ветхий старикашка с выкрашенной бородой.
Так и есть. Мне удалось принять довольно краткую депешу:
– «Положение Энвера почти критическое точка Требуются срочные меры точка Если обследование Кафиристана хотя бы общих чертах закончено и вопрос реальной помощи Бухаре под сомнением – выезжайте вост Афганистан.
КЛЕЙТОН».
