Текст книги "Манчестерская тусовка"

Автор книги: Николас Блинкоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Сзади и спереди – Джейку оставалось только отталкиваться в такт движению, пока он не превратился в один отзывчивый кусок мяса. А в голове крутилась «Funhouse» Игги, снова и снова повторялась одна и та же строчка: «всю ночь напролет».

Когда Холлидей закричал и выдернул свой член, напоследок еще раз вмазав Джейку по заднице, Дон Форд перешел на его место. Джейк поднял голову и увидел, как Холлидей идет к душевым: сейчас он не улыбался. Лицо раскраснелось, как от гнева, он с трудом переводил дыханье. Когда он прошел мимо, Джейк поймал взгляд одного из мальчиков. Мальчик просто смотрел на Джейка и был скорее против него, чем за. Джейк подумал: правильно. Не думай, что я делаю это ради вас. Он делал это для себя. Даже когда у его задницы толкался жирный Форд, Джейку хотелось, чтобы это продолжалось: бесчувственное повторение, убаюкивающее ощущение отключки, безразличная жестокость всего происходящего.

Когда Холлидей вышел из-под душа, Джейк поймал его взгляд и развернул кверху раскрытый рот. Холлидей кивнул, подошел к Джейку, поднял его голову и протолкнул свой еще не ставший окончательно твердым хрен глубоко в горло.

К тому времени, как Форд кончил и сидел, хватая ртом воздух, на лавке, чуть живой от напряжения и жаркого пара душевых, у Холлидея снова встал, и он опять обрабатывал Джейка сзади.

И теперь Джейк припоминал, что да, возможно, в какой-то момент этой бесконечной ночи – потому что он оказался по-настоящему неутомим – перед ним стоял мальчик Уильям с видеокамерой в руках и снимал Джейка на пленку. Было ли это на самом деле? Или только привиделось?

Он быстро принял душ, оделся и уже направлялся к выходу, когда Холлидей остановил его и сказал:

– Не забудь свой пакет.

– А, да, – ответил Джейк.

И, когда он взял пакет, в нем было не три кассеты, а четыре. Но Джейк этого не заметил. Он просто пошел обратно в Манчестер, пешком все десять миль.

Глава двадцатая

Джейк стоял в телефонной будке в Колденстолле и звонил в справочную. Автоматический голос произнес номер, Джейк повторил его вслух и тут же набрал.

– Мистер Джон Паскаль? Извините за беспокойство. Я хотел бы осмотреть старую часовню, но тут заперто. Номер вашего телефона я взял у священника.

В голосе на другом конце провода, грубом, с йоркширским акцентом, послышалась неуверенность:

– С чего бы это она стала вам его давать?

Джейку и в голову не пришло, что священник – женщина. Он не забыл заглянуть на доску объявлений у входа в часовню, прежде чем позвонить, но на пол священника там ничего не указывало.

– Она куда-то уходила, – сказал он, – и дала мне номера нескольких членов комитета.

На том конце провода – все то же подозрение.

– Она дала вам мой номер?

Джейк не мог себе представить, чтобы у Джона Паскаля были теплые отношения с женщиной-священником. Он ухватился за первую пришедшую в голову мысль.

– Она продиктовала мне сразу несколько номеров, но у меня не было ручки. Ваш номер был последний, поэтому я только его и запомнил. Надеюсь, я не очень помешал? Если я вас отвлекаю, возможно, вы дадите мне какой-нибудь другой номер?

– Где ты находишься, сын мой? – спросил Паскаль.

– В телефонной будке возле… – Джейк запнулся – надо было выглянуть из телефонной будки и посмотреть на вывеску над входом в паб. – Возле «Барана».

Хорошо, что догадался посмотреть, раньше «Бараном» этот паб дразнили только местные жители, название на вывеске тогда значилось другое.

– Хорошо, сын мой, я буду через десять минут. Встретимся у часовни.

Джейк повесил трубку, взял с полки свой плащ и вышел из будки. Людей на улицах было не много, но машин по обе стороны дороги стояло куда больше, чем пятнадцать лет назад. Большинство из них были новенькие, буквы на номерах свидетельствовали о том, что зарегистрировали их совсем недавно. Казалось, тут провели грандиозную уборку, но только какую-то уж чересчур продуманную.

Джейк прошел между домами обратно к часовне. Последний раз он был здесь после того, как умерла его мать. Тянул до последнего, пока окончательно не опоздал, и свалил вину на плохую работу поездов. Он намеренно пропустил службу, похороны – все, кроме последнего обветренного бутерброда на тарелке в доме матери.

Родственники ему поверили, они кудахтали вокруг него с сочувственными лицами, приговаривая:

– Ну надо же, именно сегодня!

– Ты подай, что ли, в суд на этих бездельников из Бритиш Рейл![80]80
  Британские железные дороги.


[Закрыть]

Джейк кивал. Он подаст, ага.

Он бы не смог войти в часовню. Не смог бы – после той ночи, когда был убит Джонни и он сидел здесь, свернувшись клубочком в шкафу, под транспарантами в дальнем конце раздевалки. На следующий день он вышел из часовни и увидел, что солнце пробило брешь в крыше из серых туч и зашвыривает туда солнечных зайчиков, а они разбегаются по снегу, который лежит повсюду. И получается тот особый свет, который он не видел больше нигде, кроме Пеннин. Небесный свет, световой меч[81]81
  Традиционное древнее оружие джедаев – героев киноэпопеи Джорджа Лукаса «Звездные войны».


[Закрыть] надежды. Нет, шутки про мечи – не сегодня.

А на этот раз никакого снега здесь не было, только солнце светило на прежнем месте, готовое в любой момент показать свой фокус с тучами. Южнее от часовни лучи-посыльные падали на землю и, отскакивая рикошетом от земли, возносились столбами обратно в небо. Джейк поморщился и вздрогнул. Еще раз взглянул на доску объявлений у входа в часовню. Доска выглядела старой, дождь и снег не пощадили ее древесины, но сама часовня была куда более древней. Сверху поперек доски значилось: «Часовня Иерихона, Колденстолл». В центре висел старый плакат с отклеившимся уголком, который гласил: «Иисус – наш Господь» и ниже: «Не принимай это как должное, не то останешься в дураках». Слова были напечатаны черной краской на шершавой флуоресцентной бумаге фиолетового цвета. В самой нижней части доски висела написанная от руки записка с фамилией и инициалами священника. Под фамилией был указан телефонный номер, и только сейчас Джейк заметил, что он начинается с кода Галифакса. Выходит, она даже не местная.

Он повернулся и зашагал к дальней стене часовни – туда, где здание нависало над склоном холма. Холм обрывался прямо у Джейка под ногами, до равнины внизу было футов двести, если не больше. Трава на склоне холма казалась сочнее и зеленее и была вся расчерчена стенами из сухого камня. Холмы на противоположной стороне равнины выглядели точно так же. А внизу, растянувшись по обоим берегам мелкой реки, теснился конкурирующий город. Вообще-то никакой это был и не город. Просто покрупнее и магазинов побольше. И жизнь кипит.

Джейк оглянулся посмотреть на парковку. В проходе между домами появился Джон Паскаль. Джейк скользнул по нему глазами, будто никогда раньше не видел, и устремил взгляд вверх, к вершинам холмов.

Паскаль направился к нему и остановился в нескольких ярдах от старых деревянных дверей.

– Это вы хотели осмотреть часовню?

Джейк кивнул и подошел к нему. На вид лет шестьдесят, крепкий, ничуть не ссутуленный, вот только лицо какое-то багровое. Дело тут уж никак не в выпивке, а скорее, в домашней пище и прохладных ветрах с холмов. Джейк протянул руку:

– Джеймс Остерберг.

Паскаль не подал руки. Он просто бросил Джейку ключ, и рука Джейка, приготовленная для приветствия, быстро переквалифицировалась в бейсбольную перчатку. Ключ был тяжелый и казался слишком новым, чтобы открыть такую дверь, но размер подошел и ключ легко повернулся в замке. Джейк толкнул двери и, когда они открылись, отошел в сторону. Паскаль кивнул, пропуская Джейка вперед.

Часовня Иерихона была необычной часовней. Какой-нибудь турист и в самом деле мог захотеть на нее взглянуть. Она имела форму шестиугольника, а кафедра проповедника и алтарь располагались вдоль двух из шести внутренних стен. Скамьи, как куски торта, расходились веером от двух центральных проходов, их острые концы указывали на кафедру и медные трубы органа, которые огромной короной тянулись вверх от нависающей над алтарем галереи. Сиденья на хорах и дополнительные места располагались от органных труб по кругу, и этот круг замыкался у Джейка над головой. Слева от входа, под галереей отгороженное помещение образовывало ризницу, а дальше, в глубине, была комната для заседаний комитета. Джейк шел по центральному проходу в сторону кафедры, но на полпути остановился и посмотрел вверх на потолок и окна вокруг галереи.

– Что именно вас интересует в этой часовне? – спросил Паскаль.

– Архитектура, – ответил Джейк.

– И когда же было построено это здание?

Джейк улыбнулся.

– Я думал, это вы мне скажете. Восемнадцатый век, Георг какой-то.

– Второй. Построена во время протестантского возрождения, хотя задолго до того здесь находилась община конгрегационалистов… как минимум, с тысячи шестисот девяностых. – Паскаль говорил все это на автомате, то ли от многократного повторения, то ли просто потому что был хорошо знаком с этой темой. – Вы принадлежите к какой-нибудь Церкви?

Джейк покачал головой.

– Если только моя бабушка. И та, кажется, методистка.

– Уизли[82]82
  Уизли Джон (1703–1791) – английский священник и богослов, основоположник методистской Церкви.


[Закрыть] читал у нас проповедь в одна тысяча семьсот восьмидесятом году. Мы всегда дружелюбно относились к другим раскольникам: у нас хоть и независимая Церковь, но весьма либеральная.

Джейк обошел вокруг алтаря.

– Да? И сколько же у вас сейчас прихожан?

– Около шести, – без особых эмоций ответил Паскаль.

Он дошел за Джейком до середины часовни и теперь наблюдал за тем, как тот входит в тень галереи.

– Шесть?

– Священник проводит службы раз в месяц. Все остальное время нам приходится самим ездить к ней – в Галифакс. Вы ведь с ней разговаривали?

– Угу, – ответил Джейк. Не хотелось бы на чем-нибудь проколоться.

– Она, кажется, родом из ваших краев, да?

Тут Джейку удалось вывернуться.

– Из Манчестера? Не сказал бы.

– А мне показалось, вы откуда-то с юга.

Джейк протиснулся за колонны, поддерживающие галерею, и шел вдоль галереи лицом к стене, читая таблички, одна из которых была посвящена Уизли.

– Я живу в Лондоне. Возможно, растерял северный акцент.

– Значит, манчестерский паренек? А знаете, ваше лицо и в самом деле показалось мне знакомым.

– А мне – ваше, – ответил Джейк.

– Возможно. Но я был полицейским. Если мы с вами встречались, значит, вы что-то натворили.

– Может, я вас видел в газетах?

– Я не гонялся за славой.

Ага, он не гонялся. Джейк промолчал и продолжил свой обход. Паскаль вслед за ним повернул к выходу. Джейк уже совсем подходил к двери, его нога вот-вот должна была ступить на клин солнечного света, разлитый на пороге. Еще один шаг – и он превратился бы в черный силуэт в дверном проеме, в тень на полу, протянувшуюся до того самого места, где стоял Паскаль.

– Божий полицейский, – сказал Джейк.

Паскаль выдернул руку из внутреннего кармана пальто. В ней он держал что-то вроде пистолета.

Джейк замер между спасительной открытой дверью и колонной. Паскаль щурился от света, но руку держал твердо. Стоит Джейку сдвинуться с места, и он попытается выстрелить.

– Я знал, что ты – один из них, – сказал Паскаль.

– Из кого «из них»?

– Еще один голубой мальчик, пришел меня искать.

– Я – турист из Лондона. Вы не посмеете стрелять в меня в здании церкви.

– Давать отпор врагам Господа Бога следует повсюду.

– Кто вы такой – деревенский сумасшедший? – спросил Джейк, приглядываясь к луже света у дверного порога – интересно, за сколько шагов можно ее перескочить? Паскаль продолжал твердо держать вытянутую правую руку, до того неподвижно, что вообще-то ей давно пора было задрожать. Может, это он на почве безумия развил такую сверхчеловеческую несгибаемость?

– Я тебя знаю, голубой мальчик. Костюмом меня не проведешь. У тебя взгляд такой же, как у тех двоих.

Джейк перескочил через проход, ведущий к двери, взмахнув за спиной плащом так, что казалось, он не бежит, а летит по воздуху в лучах света. Когда Паскаль выстрелил, плащ вырвался из руки: пуля попала только в него.

Укрывшись в дверном проеме ризницы, Джейк дождался, пока под куполообразной крышей умолкнет эхо выстрела, а потом сказал:

– Поздравляю вас, по-моему, там на парковке свидетель.

На каменном полу послышались шаги Паскаля. По правде сказать, на парковке вряд ли кто-нибудь был. В три часа дня жизнь в деревне замирала. Да тут вообще, считай, никто не работал. Если кто и услышит выстрел – и его эхо – то посчитает, что стреляли из дробовика где-нибудь в полях или в пустоши.

Джейк нырнул в ризницу и снова забежал в ее дальний угол. Единственное оружие, которое тут было, это шесты для транспарантов, прислоненные к дверям гардероба – казалось, с тех пор, как он видел их в последний раз, никто к ним не прикасался. Джейк на бегу схватил самый короткий шест и ринулся в следующую дверь, которая вела в зал заседаний комитета. Паскаль бежал за ним, отставая всего на каких-то несколько шагов.

Стол для заседаний был накрыт чехлом, защищающим поверхность от той же пыли, которая покрывала выбранный Джейком шест и, смешиваясь с потом, липла к рукам. Укрыться можно было только под столом или за накрытыми чехлами стульями, выстроенными в пирамиду у дальней стены. Ни то, ни другое не показалось Джейку надежным убежищем. Он толкнул следующую дверь и выбежал обратно в главное помещение часовни. За его спиной рука Паскаля толкнула дверь, отделяющую ризницу от зала заседаний.

Слева от Джейка, втиснутая между стеной часовни и кафедрой, поднималась витая лестница на верхнюю галерею. Джейк бросился к ней, и в часовне раздался громкий топот его ног, поднимающихся по деревянным ступенькам – топот стих, только когда Джейк добрался до самого верха. Остановившись у органа, он понял, что совершил ошибку. Это тупик – другого спуска с галереи нет. Паскаль может гонять и гонять Джейка по кругу, пока не устанет от этой игры и просто-напросто его не пристрелит. Божий полицейский уже несся, тяжело ступая, по часовне к подножию лестницы. Джейк повернулся, забрался на перила деревянной балюстрады и, стараясь не потерять равновесие, занес шест над головой как копье – он надеялся, что этой высоты хватит, чтобы воткнуть шест в Паскаля, когда тот заберется на лестницу. Он лишь сейчас заметил медную эмблему геральдической лилии, украшающую верхушку шеста. Из трех лепестков только средний напоминал острие копья, да и то – довольно тупое. Паскаль был уже почти на самом верху.

Джейк посмотрел вниз: прямо под ним стояла кафедра. Правда, чтобы на нее попасть, пришлось бы прыгнуть не просто вниз, а еще и немного вбок, но крышка аналоя была хорошей мишенью, местом для посадки. Джейк перехватил в руке свое оружие, стараясь ухватиться покрепче. Когда над лестницей поднялись голова и плечи Паскаля, Джейк метнул в него копьем.

В воздухе шест выгнулся и вильнул: видно, древесина отсырела и деформировалась, а может, он всегда был такой кривоватый. Медный наконечник всего лишь слегка задел Паскаля и, ударившись о него, поскакал вниз по ступенькам. Паскаль, невредимый, но потерявший равновесие, выстрелил в пустоту.

Джейк прыгнул вниз. Его толчковая нога – левая – приземлилась прямо на крышку аналоя. Подошва ботинка придавила край крышки, аналой пошатнулся и наконец с хрустом отломился от перил кафедры, на которых только и держался. Движущая сила прыжка продолжала нести Джейка вперед, и он, раскинув руки над головой, что есть мочи оттолкнулся от рушащегося под ним аналоя. Ухватился за край прохода верхней галереи, продержался так не больше секунды и всем телом повалился вперед. Больно ударившись коленом о ступеньки, Джейк без сил свалился на пол.

Паскаль был наверху. Но он укрылся за балюстрадой галереи, ни Джейк его не видел, ни он – Джейка. Послышалось ругательство, звук шагов. И тут Паскаль закричал:

– И с тобой будет так же, как с теми двумя! Хренов педик!

Джейк доковылял до подножия лестницы, где лежал шест. Он снова поднял его – может, хотя бы на костыль сгодится.

– Мне отмщение, говорит Господь, Я воздам! О да, и за очи, что согрешили, и за это последнее слово. Не быть тебе там, где место праведникам, а только там, где Агнец Божий пожрет тебя!

Джейк ухватил шест двумя руками будто синаи.[83]83
  Японский тренировочный бамбуковый меч для занятий некоторыми видами боевых искусств.


[Закрыть] Паскаль, спотыкаясь, помчался вниз по ступенькам и напоролся на удар шеста. Хороший, кстати, удар. Шест треснул, и голова Паскаля с хрустом запрокинулась назад. Джейк отдал честь, поднеся сломанный шест к носу, а затем повертел им в воздухе и воткнул острие в грудь полицейского. На этот раз Джейк навалился на копье всем весом, и оно сделало свое дело. Убедившись, что не может вонзить шест ни на миллиметр глубже, Джейк с хрустом выдернул его из Паскаля.

Он запер за собой дверь часовни и выбросил ключ из окна взятой напрокат машины где-то на отрезке скоростного шоссе между Сэлфордом и Престуичем. Тело Паскаля лежало в гардеробе, заваленное старыми церковными транспарантами. Его могут найти через несколько часов, а могут и через месяц – зависит от того, сказал ли Паскаль жене, что идет в часовню.

Проехав набережную Сэлфорд-Кис, Джейк двинулся дальше вдоль канала по Динсгейт, свернул за выставочным центром «Джи-Мекс» и всю дорогу размышлял, правильно ли он сделал, что не навестил миссис Паскаль. Возможно, кассеты по-прежнему находятся в ее доме – если даже и не те, которые Джонни оставил у них под елкой, то, может быть, те, которые принес с собой Кевин Доннелли, ведь с тех пор еще и месяца не прошло. К тому моменту, как Джейк собрал сумку и уселся на поезд, который отходил в 19.30 со станции Пикадилли, он уже точно знал, что принял правильное решение. Пускай кто-нибудь другой находит кассеты, а ему уже с головой хватило бороться за свою безопасность. Джейк ехал первым классом, и в отупляющем ритме электрички ему вспомнилось, что сожаление – это такая странная штука, что лучше сожалеть о том, что ты сделал, чем о том, чего не сделал.

И это действительно так, он уже чувствовал себя лучше. Даже смог улыбнуться – правда, пока только потому, что вспомнил, при каких обстоятельствах слышал в прошлый раз этот совет про сожаление: с него начинается альбом «Locust Abortion Technician»[84]84
  «Прожорливый лаборант абортария» (англ.), альбом 1987 года американской рок-группы «Butthole Surfers».


[Закрыть] группы «Баттхол Сёрферз». На пластинке мальчик спрашивает, что такое сожаление. Отец впаривает ему эту вещь про «лучше сожалеть о том…», а заканчивает свой совет криком: «САТАНА! САТАНА! САТАНА!»

Может, надо было подбежать к дому миссис Паскаль и покричать «Сатана! Сатана! Сатана!» в щель почтового ящика? Тогда, если бы его потом кто-нибудь спросил, какое его самое большое сожаление в жизни, всегда можно было бы рассказать про этот случай. Ну а о чем еще ему сожалеть? Он жив, его любит жена. Пора бы перестать жить вполсилы, пробираясь сквозь туман старых сожалений. Время создавать новые.

Глава двадцать первая

Дэйви Грин выбрал «рэндж-ровер», там сзади попросторнее, а он хотел почитать отчет о вскрытии тела Джона Паскаля. Когда они въехали в Стокпорт, раскрытый отчет лежал у Грина на коленях. К первой странице была прикреплена записка с просьбой отправить отчет с тем же посыльным, но отчет лежал у Грина уже два дня. Он взял его с собой только потому, что хотелось почитать в дороге что-нибудь легкое. Нет, ну честное слово, а то еще пришлось бы разговаривать с кем-нибудь из этих двоих недоумков, которые сидят на передних сиденьях и пререкаются на тему того, где лучше игровой движок – на «плейстейшн» или на «Пи-Си».

Когда Дэйви поднял голову, констебль Дрейпер умолк на середине фразы. Видно, наблюдал за ним в зеркало.

– Эй, вы, задницы, – сказал Дэйви. – Когда будем проезжать этот их Мак-авто, кто-нибудь один пускай сбегает мне за кофе. С шоколадным пончиком.

Дрейпер энергично закивал.

– С тремя кусками сахара, шеф?

Он что, думает, заказ мог измениться с тех пор, как Дэйви в последний раз брал себе кофе полчаса назад на Бутл-стрит?

– Да, – ответил Грин. – Три куска, и возьми по пирожку себе и Коллихерсту.

– Ага, шеф.

Он заставлял свою команду съедать по пирожку каждый раз, когда они приезжали в «Макдоналдс». Ужасно смешно – эти придурки обязательно обжигали себе нёбо начинкой. Всем эта шутка давно надоела, кроме Дэйви.

Констебль Дрейпер втащил «рэндж-ровер» на макдоналдскую парковку и побежал за кофе. Дэйви никогда не пользовался услугой «покупай не выходя из машины», ему казалось, что получать еду через окно автомобиля – это как-то несолидно. Пока Дрейпера не было, Дэйви велел второму парню – констеблю Питеру Коллихерсту – достать блокнот и кое-что записать.

– Инспектору такому-то, имя и адрес – вот тут, на наклейке…

Дэйви помахал в воздухе первой страницей отчета о вскрытии. Коллихерст оторвался от блокнота, взглянул на наклейку и кивнул. Дэйви продолжал:

– …В полицейский отдел Западного Йоркшира и тэ-дэ, и тэ-пэ, данным письмом уведомляем, что смерть Джона Паскаля, главной задницы в отставке, не представляет для нас никакого интереса. Мы полагаем, что его смерть – событие местного масштаба, просто старик решил подработать охранником в местной церкви. Что ж, мы рады, что чокнутому старикашке было чем занять себя на склоне дней. Ну, и там дальше еще что-нибудь придумаешь… Сотри все ненужное, напечатай как следует и отправь по электронной почте. Все ясно?

Дэйви был спокоен. Он знал, что Коллихерст непременно сварганит что-нибудь приличное. Грин потому и держал его в команде, что, каким бы недотепой этот парень ни был, а грамоте все-таки обучен.

Дэйви перечитал записку, прикрепленную к первой странице. Да, как ни крути, невозможно представить себе, чтобы полиция Западного Йоркшира на полном серьезе решила обратиться к ним за помощью. Определенно, это не более, чем простая формальность. Дэйви отцепил записку и передал ее Коллихерсту.

– Если не сможешь придумать, что написать, переработай что-нибудь вот из этого.

– Хорошо, шеф. – Коллихерст пробежал записку глазами, запоминая особо удачные места. А через секунду спросил: – Шеф, а вы тут на обороте приписку видели? Инспектор Западного Йоркшира спрашивает, увидит ли он вас на похоронах Паскаля. Вы поедете?

– Нет. Я навестил Дорис Паскаль, чтобы принести свои соболезнования, как только узнал о смерти ее мужа.

Коллихерст этого не знал. Да вообще-то никто не знал.

– Как она, шеф?

– Ох, сам понимаешь. Что тут скажешь? Сходил к ней, погоревали вместе. Думаю, она почувствовала себя лучше после моего визита, я как бы забрал себе часть ответственности за произошедшее.

Часть ответственности, а еще – видеокассеты, которые миссис Паскаль обнаружила в письменном столе погибшего мужа. Старая ведьма знала, что на этих кассетах. Она наверняка была в курсе того, как умер Джон Конуэй, про Кевина Доннелли могла и не знать. Возможно, она даже поверила в воображаемые оправдания Паскаля – что какой-то голубой бродяга забрался к нему в дом с намерением развратить и осквернить его жилище, его святое убежище и добродетель. А может, и нет – она хоть и выглядела чокнутой, но все-таки не настолько сумасшедшей, как Паскаль.

Дрейпер вернулся с тремя чашками кофе, пончиком и двумя яблочными пирожками. Дэйви сказал ему:

– Эй, аккуратней, не хватало еще тут все вокруг залить кофе. Если почувствуешь, что проливаешь, уж лучше лей себе на штаны, чем на сиденье. Чтобы никакого кофе там, где он может что-нибудь испортить.

Он дождался, пока констебли начнут жевать свои пирожки, и только тогда спросил, как там дела с отпечатками.

Коллихерст заговорил первым, разбрызгивая вокруг целый фонтан фруктовой дряни:

– Офефяфками?

– На машине Кевина Доннелли, ты, чучело!

Это была чистая импровизация: рассказав команде о том, что он называл предчувствием, Грин потребовал, чтобы те обзвонили местные участки и нашли машину Доннелли. Она обнаружилась, как Грин и предполагал, в Литтлборо.

Коллихерст с трудом проглотил кусок. Дэйви дал ему передохнуть.

– Ну так как, сынок?

Пирожок комом выпятился у Коллихерста в горле и исчез.

– Не думаю, что у криминалистов уже готов ответ по машине, шеф.

Что ж, когда он будет наконец готов, там обнаружатся отпечатки пальцев Гэри Холлидея. Если нет, Дэйви отправит их обратно к машине. Холлидей рассказал Джейку Пауэлу, что взломал ее, должны же там были остаться хоть какие-то следы. Дэйви даже не беспокоился на этот счет. Он мог связать имена Гэри Холлидэя и Кевина Доннелли и каким-нибудь другим способом. Ему уже удалось разыскать парочку свидетелей, которые помнили драку Доннелли и Холлидея на вокзале Пикадилли.

Когда они снова выехали на дорогу, Дрейпер спросил:

– Дело почти закрыто, да?

Дэйви кивнул. Почти.

– Как думаете, шеф, удастся вам отыскать кассеты?

Дэйви оторвался от кофе. Сыграл под дурачка.

– Какие еще кассеты?

– Ну, те, из-за которых Холлидей и Доннелли сцепились на вокзале.

Дэйви пожал плечами.

– Почем я знаю? Пара свидетелей думают, что вроде бы что-то видели – но что с того? Я поверю, что там были какие-то кассеты, только когда увижу их своими глазами.

Или когда ему вздумается сообщить об их местонахождении. В настоящий момент они лежали в вещмешке на полу «рэндж-ровера». Дэйви все дорогу держал на них ногу.

– Тогда зачем мы возвращаемся в Колчестер-Холл? – спросил Коллихерст.

Дэйви уставился на него, не мигая и медленно пережевывая шоколадный пончик. Коллихерст наконец отвел глаза, но парню следовало отдать должное: он был не так уж туп.

В Колчестер-Холле уже проводили обыск, и не раз. Последние два дня Грин раскочегаривался, а потом устроил редкостное представление с криками и бранью, обвиняя своих подчиненных в том, что объект не был должным образом обыскан. А раз так, придется ему туда поехать и сделать все самому… Только на этот раз – как следует.

Они припарковались у центрального входа, пришлось обходить здание кругом, чтобы попасть к теннисным кортам на заднем дворе. Дэйви окинул взглядом корты – казалось, там собрался весь уголовный отдел Скотленд-Ярда: стоят, подпирают сетчатый забор.

– Это кто наприглашал сюда столько пидоров? – прошипел Дэйви через плечо Коллихерсту.

– Вы просили провести новый обыск. Это все добровольцы.

– Сами вызвались? Охренеть!

По другую руку от Грина шел Дрейпер.

– Им хотелось взглянуть на то, как работает легендарный полицейский, движимый одним из своих знаменитых предчувствий.

Дэйви недовольно хрюкнул, стараясь не смотреть в сторону добровольцев. Он просто прошел прямиком к зданию душевых, размахивая рукой, в которой нес вещмешок. Дрейпер и Коллихерст не отставали от него ни на шаг. Полицейские выстроились вдоль теннисных кортов, напряженно вытянувшись в струнку, и с трепетом ожидали великого события.

Дэйви вскинул руки над головой.

– К черту этот цирк! – сказал он.

Он швырнул вещмешок Коллихерсту.

– Иди и обыщи тут все, – сказал он. И, оглянувшись на толпу полицейских, бросил Дрейперу: – А мы, давай-ка, покараулим двери, чтобы эти парни своими дерьмовыми ножищами не нарушили неприкосновенность места происшествия.

– Где искать? – спросил Коллихерст.

– Да просто переверни всю эту додбаную каморку вверх дном! Только смотри, не возись слишком долго.

Коллихерсту понадобилось меньше десяти минут. Увидев, что он уже выходит, Дэйви начал делать ему знаки, намекая, чтобы убирался, мать его за ногу, обратно, прошло слишком мало времени!

Но Коллихерст проплыл мимо него с широкой улыбкой на лице, которая означала что-то вроде: «шеф, отвали»; кассеты он держал над головой. Остальные сотрудники уголовного отдела стали отклеиваться от сетки теннисных кортов, с топотом и улюлюканьем окружая Коллихерста.

– Спасибо, спасибо… – Коллихерст, похоже, думал, что получает «Оскара», и он так потрясен, что просто… просто слов не хватает.

Дэйви понимал, что они перегибают палку.

– А НУ ЗАТКНИТЕСЬ, НА ХРЕН, ВСЕ!

Хорошо, что хоть голос у него такой громкий. Все стихли, и Дэйви смог перейти на тон пониже.

– Коллихерст, отличная работа. Я всегда говорил: чтобы изловить этих козлов, нужно мыслить, как один из них. – И, повернувшись к толпе: – Конечно, Коллихерсту не пришлось особенно напрягать воображение, но давайте все-таки и его тоже поблагодарим.

Вернувшись в Манчестер, Дэйви смог наконец вздохнуть свободно. Он сообщил Дрейперу и Коллихерсту, что считает дело закрытым, и спросил, кто из них хочет заняться сбором информации и подготовкой отчета для Королевской прокуратуры.

Это вызвался сделать Коллихерст. Он был не очень-то уверен, что приводить в порядок и классифицировать улики для отчета в прокуратуру – достойное занятие для настоящего детектива, но, с другой стороны, до большего он пока не дослужился. К тому же, если он сам будет составлять отчет, можно расписать получше финальный обыск в душевом блоке Колчестер-Холла. Кстати, еще один девиз Дэйви Грина: половина успеха работы детектива – в том, как ты ее представишь.

Кассеты будут проходить как улика сразу по двум делам, которые в настоящий момент ведет Дэйви. Запись на пленке утяжеляла обвинение в растлении малолетних. А пятна крови на новых кассетах могут выявить причастность Холлидея к одному из убийств… чья бы кровь там ни оказалась. Может, это даже кровь самого Холлидея. Ведь Кевин Доннелли вроде как вмазал парню в нос видеокассетой, когда они дрались на станции Пикадилли – по крайней мере, так сказал Холлидей Джейку Пауэлу, когда тот навещал его в тюрьме. А свидетелей, которые подтвердили бы эту сцену в суде, найти не проблема.

– Очень убедительные доказательства, – сказал Дэйви.

– И никаких хвостов?

Он помотал головой.

– А если какие и есть, ничего не желаю о них знать. – Дэйви произнес эти слова как можно более выразительно, но знал, что Коллихерст ни за что не уловит намека.

Завтра где-то в районе обеда он наверняка заявится к Дэйви и скажет:

«По поводу этого дела с растлением, мне кажется, мы еще не со всеми участниками разобрались».

Дэйви вскинет брови: «Да?»

«Там на кассете есть еще один парень постарше, которого Форд и Холлидей уделывают с обеих сторон».

На это Дэйви скажет так: «И что? Кому какое на хрен дело? Как ни крути, парню наверняка меньше двадцати одного. Теперь законы другие, но в те времена он, выходит, был несовершеннолетним. С другой стороны, малолеткой его тоже не назовешь, так что непонятно, чего он вообще там делал. Короче, какая-то фигня получается, черт ногу сломит. Так что давай-ка мы лучше про это забудем».

Сработает.