Текст книги "Манчестерская тусовка"

Автор книги: Николас Блинкоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Ты в порядке?

– Да. – Она все еще тихонько смеялась.

– Точно? Все хорошо?

Ребекка кивнула, а он смотрел на нее и тоже продолжал кивать, придвигаясь все ближе к ее лицу, пока наконец их губы не встретились. Сначала Ребекка подошла к поцелую как-то чересчур страстно. Острый кончик ее языка исследовал его рот как звериная мордочка, но губы Джейка оставались мягкими, и Ребекка начала ему отвечать. Скоро они уже вместе скользили по губам друг друга, влажным, но не мокрым: неглубоко заныривали внутрь и кружили вокруг, едва касаясь. Он на мгновенье обнажил свои зубы и почувствовал, как она провела нижней губой по их неровному краю, а потом легонько укусила его за губы.

Они действовали сообща: Джейк почувствовал, как она расслабляется, и скользнул немного глубже. При каждом соприкосновении их языков все больше разбавлялся вкус мяты в ее дыхании… и, видимо, вкус аниса и сигарет – в его.

Первой отстранилась Ребекка. Он не мог понять, в чем дело, пока не услышал где-то вверху голос Феи:

– Джейк. Джейк.

Он тряхнул головой.

– А?

– Ты не подойдешь? – Фея был чем-то расстроен.

– Что такое?

Фея поджал губы.

– Подойди, пожалуйста.

Джейк поднялся, погладил Ребекку по плечу – это было проще, чем напрягаться с извинением, и, следуя за Феей, вышел из комнаты. Фея открыл входную дверь, и они вышли на улицу. Джонни стоял, прислонившись к мощеной бетонной ограде, ярдах в десяти от открытой двери – похоже, он не хотел, чтобы их услышали.

Когда Джейк спросил, что происходит, он пожал плечами.

– Да этот парень, Шлепанец.

Шлепанцем Кевина Доннелли назвал Фея – в ту ночь, когда они впервые обратили на него внимание. Мальчик тогда вертелся у обочины на автобусной станции и некоторое время терзался сомнениями, но потом все-таки забрался в потрепанный фургон «форд-транзит». Когда фургон отъезжал, они увидели лицо водителя: небритое и серое как наждачная бумага. Мужик оглядел улицу в поисках живых свидетелей и, убедившись, что никого нет, махнул головой в сторону салона. Кевин протиснулся между передними сиденьями и исчез в глубине фургона. Все они это видели, но Джейк заговорил первым.

– Ну и затрахают же его. – Он хотел пошутить, но самому было не очень-то смешно.

– Да, шлепанец, – сказал Фея. – Еще полгода, и будет слышно, как у него при ходьбе сфинктер шлепает по ногам.

Образ был настолько отвратительным, что Фея надеялся скрасить его игривой голубой интонацией. Джейка тогда прямо затошнило, но, взглянув на Фею, он увидел, что тот и сам не рад.

– Доннелли? – спросил Джейк. – А что с ним такое?

– У него там забастовка в моей комнате. – Джонни уже просто трясло от усталости. Он не спал бесконечное количество времени, и даже амфетаминовый будильник не мог совладать с его усталостью.

– Ну так вышвырни его. Чувак, тебе срочно надо поспать.

– Да он лежит на моей кровати! Это ведь ты его какого-то хрена сюда притащил – ты с ним и разговаривай.

Джейк мог бы сказать: не я придумал приводить его сюда, это ты его пригласил. Но, пожалуй, лучше придумать выход, чем друг друга обвинять – видно, затем его и позвали.

– Что с ним такое?

– Не может принять отказ, – ответил Фея.

– Тогда пойди туда сам и расскажи ему все, что об этом знаешь.

Фея не засмеялся.

– Я там уже был. Он реально расстроен. – Фея сделал ударение на слове «реально». – Джонни тут ни при чем.

Джейк посмотрел в продуваемый ветром коридор, который закруглялся влево, следуя за гранитным изгибом «кресчента». Дождь задувало ветром под навес, и дорожка, ведущая к их дому, почти вся намокла – сухой осталась только неровная линия у самой стены. Там, где стоял, прислонившись к парапету, Джонни, гулял ветер и раздувал ему волосы.

Джейк повернул в сторону открытой двери квартиры.

– Ну ладно, пошли, чего стоять под дождем. Я поговорю с ним.

Он вошел в квартиру первым, Фея и Джонни – за ним. В дверях гостиной Джейк показал Ребекке палец: я только на одну минуту – и стал подниматься по лестнице. У закрытой двери в комнату Джонни он остановился и подождал остальных.

– Так вы говорите, он огорчен? Может, сделать ему чаю?

У Джонни тяжело опустились плечи.

– Я сделаю, – сказал он. – А себе, может, даже кофе. Бредит. Откуда в этой квартире молоко?

К тому же Джейк еще никогда в жизни не видел, чтобы Джонни заваривал чай. Он еще немного постоял перед дверью, прислушиваясь к шагам Джонни на лестнице. Спустившись, тот сказал:

– Никто чайник не поставит?

Фея беспокойно переводил взгляд с Джейка на дверь и обратно.

– Ну ладно… – Джейк вздохнул и толкнул дверь.

Кевин Доннелли лежал на кровати, с головой укрывшись стеганым одеялом – казалось, поперек матраса Джонни свалили небольшую груду непонятно чего. Бутылка подкрашенного «Перно» стояла у кровати, Джейк отодвинул ее в сторону и сел на край матраса. Он кивнул Фее, что означало: давай с другой стороны.

Фея согнулся над грудой-Кевином, деликатно отогнул край одеяла и спросил:

– Ты в порядке?

Лицо Кевина Доннелли вынырнуло на поверхность: такое же побитое и затравленное, как обычно. Тушь под одним глазом размазалась, но последние минут пятнадцать он вроде не плакал. Взял себя в руки или просто решил не подавать виду. Глаза мальчика смотрели одновременно страдальчески и ожесточенно.

– В порядке.

Джейк уж было подумал, что и слава богу, никакой проблемы нет. Если мальчику хочется, чтобы его пожалели, почему бы ему не подыграть?

– Он был в Колчестер-Холле, – сказал Фея.

Джейк знал, что это: исправительное учреждение в Стокпорте, неподалеку от Чидл-Хьюма.

– А, да? Давно?

Кевин привстал, одеяло сползло с плеч.

– Вышел год назад, – ответил он.

Фея стал рассказывать, что с тех пор Кевин находится под следствием, но Джейк его не слушал. Он смотрел на накарябанные булавкой татуировки на руках и плечах Кевина: паучьи паутины, неровные квадратные буквы «MUFC»,[27]27
  Аббревиатура английского ругательства.


[Закрыть] фрагменты вроде фразы «отрезать здесь», сопровождаемой пунктирной линией, «скины навсегда», «Мэднесс» и «кев кев кев».[28]28
  Кев – уменьшительное от имени Кевин, а кроме того словом «kev» в Англии называют хулиганов.


[Закрыть] Все это – синими чернилами, почти того же оттенка, что и вены, опутывающие руки и грудь Кевина под слишком уж белой кожей.

Доннелли поймал его взгляд, вздрогнул и натянул одеяло обратно на плечи.

– Колчестер-Холл, – сказал Джейк. Он не знал, что еще сказать. Им встречались и другие мальчики, прошедшие через это место – проститутки, которые околачиваются вокруг автобусной станции, и те, кто пытается раскрутить мужчин в «Добром дне» на выпивку. А кроме этих их знакомых сколько еще таких ходит по Манчестеру – тех, кто избрал себе карьеру траханой-перетраханой подстилки?

– Он там пробыл три года, – продолжал Фея. – Его должны были выпустить раньше, но заведующий пансионом убедил социальных работников, что для перевоспитания Кевина требуется еще время, что он только-только начал находить к нему подход.

Фразы вроде этой – сухой, брошенный мимоходом намек на тот ужас, который там творится, – мелькали во всех рассказах про Колчестер-Холл. Эти истории всегда излагались до того похожими словами, что Джейк начал подозревать, что и места-то такого не существует. Ведь будь оно настоящим, почему его до сих пор не закрыли? А потом ему встречался еще кто-нибудь, побывавший в этом заведении, и новый рассказ опять сбивал Джейка с ног, не оставляя сомнений в том, что все это – правда. Перед ним вновь вставала неразрешимая загадка: если такой дом действительно существует, как же может быть такое, что о происходящих в нем ужасах знает только он да еще несколько человек? Нет, все-таки этого не может быть, тем более что сам он никогда не видел этого места и даже точно не знает, где именно оно находится.

– Вам нравятся мужчины? – спросил Кевин Доннелли, по самый подбородок укрывшись одеялом.

Фея кивнул: еще бы. Джейк уклончиво пожал плечами.

– Этот заведующий, наш наставник, сказал, что по мне сразу видно – внешность такая, – начал рассказывать Доннелли. – Что я хочу именно этого, а значит, ничем не отличаюсь от него самого. Он сказал, что я могу жить в его комнате – все время, кроме тех случаев, когда она понадобится ему для какого-нибудь другого мальчика.

– Он держал тебя в своей комнате? – Джейк перешел на крик. – Что – на цепи?!

– Да нет, не на цепи, – ответил Доннелли спокойно, как будто бы разъяснял элементарные вещи.

Фея попытался убедить его в том, что насилие – оно насилие и есть.

– А когда учитель заваливает свою ученицу, он тоже может сказать, что ей нравятся мальчики, да? Это ж дерьмо собачье!

– Вообще-то обычно мне было даже лучше в его комнате, – не сдавался Доннелли. – После того, как он всем рассказал, что я голубой, они мне проходу не давали. Одни избивали до полусмерти, другие трахали…

В комнату вошел Джонни с двумя чашками, отхлебывая из одной из них.

– Чаю хочешь? – Он протянул чашку Доннелли, и тот ее взял.

– Что там внизу? – спросил Джейк.

Джонни пожал плечами.

– Чувак, я уже не врубаюсь. Думаю, весь народ еще там. – Он повернулся к Доннелли. – Слушай, ты мне тут не мешаешь, иначе я бы не стал тебя приглашать. Но мне обязательно надо поспать. Можешь устроиться на диване, где хочешь, как тебе нравится. Но я должен куда-нибудь лечь.

Джейк энергично закивал.

– Найди себе какое-нибудь другое лежбище. Никто тебе слова не скажет. – Он встал и собрался уходить. – Мне нужно вниз, такое дело…

Он снова пожал плечами и вышел с бутылкой «Перно» в руке.

Джейк выбрал окольный путь через ванную. Посмотревшись в зеркало туалетного шкафчика, он увидел, что его зализанные назад волосы взъерошились и торчат над лбом черной копной. Хм, пожалуй, так ничуть не хуже. Уронив взгляд на умывальник, Джейк увидел, что кто-то оставил там бутылочку «попперс». Он сделал два быстрых глотка «Перно», открутил пробку от бутылочки и как следует затянулся. Амил[29]29
  Амилнитрит – одна из разновидностей алкилнитритов, на основе которых производятся всевозможные «попперс».


[Закрыть] снова привел в действие утихающий было амфетамин. На этот раз Джейк уже не смеялся, но почувствовал сильное возбуждение. Он подумал, что, пожалуй, пойти вниз и елозить с Ребеккой по дивану, пытаясь понять, чего она от него хочет, или, что еще хуже, чувствовать себя виноватым за то, что он ничего ей не говорит или не слушает, – нет, только не это. Слишком медленная игра для славного Билли Уизза.

Дверь ванной комнаты распахнулась, и на пороге появился Домино – только что оправившийся от своего предполагаемого диабетического ступора, но по-прежнему немного ошалевший. Джейк стоял, держа по бутылке в каждой руке, с налитым кровью лицом.

– Давай, все свои, – сказал он.

Домино повернулся к унитазу, расстегнул ширинку и начал мочиться. Через секунду Джейк сказал:

– Подвинься.

Они встали с обеих сторон унитаза и их золотые струи переплелись в воздухе. Джейк почувствовал, как член в его руках увеличивается, и смотрел на прибор Домино, который подергивался от прибывающей крови. Джейк погладил свой и натянул крайнюю плоть обратно на головку. Домино сделал то же самое. Они вместе стряхнули и Джейк прошептал:

– Прямо по коридору, черная дверь.

Домино вышел первым, а Джейк осторожно выглядывал из ванной и кивал ему, в какую сторону идти. Потом он пулей пролетел мимо комнаты Джонни и увидел в открытую дверь, что все по-прежнему там, пьют чай. Кажется, его не заметили.

Они с Домино стояли друг перед другом с расстегнутыми ширинками и спущенными на лодыжки штанами. Джейк расстегнул Домино рубашку и обеими руками сжимал его ягодицы. А потом слегка наклонил его вперед, чтобы дотянуться губами до сосков.

В дверях появился Фея.

– Джейк, ну ты и дерьмо.

– Вали отсюда.

– А как же Шон? А та девчонка внизу?

Джейк отпустил Домино, переступил через штаны и сделал шаг в сторону Феи.

– Мне насрать. Убирайся. – Он сжал кулак и держал его у пояса, но был готов поднять и выше.

Фея в изумлении отпрянул. Джейк захлопнул за ним дверь. Когда он обернулся, Домино сидел на кровати и расшнуровывал свои «мартинсы».

Глава седьмая

Инспектор Грин был уже на платформе и курил сигарету, о которой мечтал с самого Стаффорда. Джейк взял свои сумку и пальто и помог мыльной актрисе стащить чемодан со ступенек вагона и взвалить на тележку. Грин и пальцем не пошевелил. Он стоял и смотрел на актрису так, как будто бы до сих пор не был уверен – а вдруг она все-таки возьмет, да и окажется знакомой его бывшей жены.

Когда к нему подошел Джейк, Грин подтянулся, приосанился и отодвинулся от таблички, к которой прислонялся – так что Джейк смог в конце концов прочитать: МАНЧЕСТЕР-ПИКАДИЛЛИ. Вот оно – это мгновенье, когда город решил наконец проснуться и вмазать ему промеж глаз.

– Ну, – сказал Джейк. – Вот я здесь, и что теперь делать?

Инспектор Грин еще разок затянулся, позволяя актрисе отойти на безопасное расстояние, прежде чем последовать за ней к турникету.

– Делать? Не знаю. Просто расспрашивать всех подряд, собирать информацию и передавать ее куда следует.

– Кого расспрашивать? Я никого здесь не знаю.

– Ты только что узнал о том, что Доннелли мертв. Ты ошарашен, напуган – ну вот и начинаешь откапывать старых знакомых. – Похоже, у Грина не было ни четкого плана, ни терпения, чтобы его придумать. – Используй свою бурную фантазию. Ну, типа ты ведь всю жизнь что-то там такое изображал, уж, наверное, сможешь состряпать какую-нибудь историю.

Джейк хотел было сказать, что он изображал что-нибудь не всю жизнь, а только когда был подростком. Но не сказал. Вместо этого он спросил:

– И как я буду откапывать всех этих старых знакомых? Прошло пятнадцать или шестнадцать лет.

– Ну да, и что с того? Шестнадцать лет – ерунда.

– Для вас, может, и ерунда, но для людей, которых я тогда знал…

Это было так очевидно, что даже Грин мог бы до этого додуматься. Точнее, уже додумался и даже решил, что это очень смешно.

– В этом-то и разница, – сказал Джейк. – между теми, у кого есть СПИД, и у кого его нет. Даже если мне удастся отыскать каких-нибудь бывших знакомых, вы представляете себе, сколько из них уже умерло?

Например, Фея.

Пять лет назад Джейк получил вежливое письмо, переадресованное ему из дома дальней тетушки, про которую он едва ли говорил вообще кому-нибудь, а уж тем более – Фее. В письме спрашивали, нет ли у него желания заехать навестить Фею, хотя вообще-то письмо написано не Феей – дело в том, что сам он уже ничего не видит. Тон письма был вежливый, сдержанный, изо всех сил стремящийся быть официальным, несмотря на врожденный простоватый стиль и подпись, после которой в скобках стояли слова «друг Саймона». Настоящее имя Феи, Саймон Хартли, употреблялось в письме три или четыре раза – достаточно часто для того, чтобы это стало резать глаз и в конце концов заставило Джейка прослезиться. Нет, Фею Джейк не забыл – только его настоящее имя. Когда он получил это письмо, Фея уже умер, так что Джейк отправился не навестить его, а на похороны. Ехать было недалеко: крематорий в Голдерс-Грин. Оказывается, несколько лет назад Фея переехал в Лондон, чтобы устроиться на работу стилистом в парикмахерской при крупном универмаге. На поминках, слоняясь по дому, Джейк рассматривал фотографии, которые расставил повсюду возлюбленный Феи. Джейк хорошо помнил жидкие рыжеватые завитушки, от которых так страдал Фея в свои семнадцать лет, и с удивлением отметил, как хорошо выглядят волосы на фотографиях Феи тридцатилетнего. Романтическая история во многих отношениях: человек преодолевает свои комплексы, чтобы достичь совершенства во всем.

Стоило Джейку подумать о «комплексах», как его тут же охватило чувство вины. Потому что похожая мысль уже приходила ему в голову, пока он стоял в прихожей этой странной, чересчур «супружеской» квартиры в Голдерс-Грин. Мысль о «комплексах» так и лезла ему в голову, но он пытался оправдать чрезмерно уютную домашнюю обстановку любовью Феи к вычурной голубой театральности – наверное, если как следует пораскинуть мозгами, можно было даже начать восхищаться его смелостью. Потом Джейк почувствовал себя еще хуже, потому что совсем ничего не знал про Фею и про то, каким он стал. Но и это чувство прошло. Друзья Феи (друзья друга Саймона) представляли собой сборище подвыпивших голубых в женском платье – толстоватых и не особенно женственных, а квартира была украшена с таким провинциальным рвением, которое можно было, конечно, списать на попытку театрализованной иронии, но на самом-то деле задача тут определенно стояла только одна – устроить себе домашний уют. Вообще-то квартира была хорошая.

Джейк все еще стоял в прихожей, когда на глаза ему попался Шон – тот выходил из ванной и, удивленно приподняв одну бровь, косился на хоровод ароматических свечей, расставленных вокруг умывальника. Момент довольно неловкий: непонятно, обниматься им, пожать друг другу руки или – что? Джейк протянул Шону руку. Шон ее пожал.

– Хорошо выглядишь, – сказал он.

Джейку не было нужды произносить ответную любезность. В отличном костюме, по-настоящему классно выбритый и со своими от природы иссиня-черными волосами Шон выглядел одновременно и умным, и красивым – самое выигрышное сочетание. В то время он был телепродюсером. Джейк пару раз видел, как его имя проносится в титрах разных телепрограмм, но Шон уже подумывал о том, чтобы бросить продюсерскую деятельность и открыть собственную компанию. Когда он сообщил об этом Джейку, тот сказал:

– Молодец. Стань миллионером.

Шон ответил, что станет.

Джейку не предоставлялось случая это проверить, но он подозревал, что у Шона уже есть миллион. На фоне провинциальных педиков, собравшихся в доме Феи, он был голубым совсем другого полета, фигурой необыкновенной, но в то же время узнаваемой: люди вроде Шона превращают свою природную дотошность в стиль жизни, и многолетняя выдержка только укрепляет эту дотошность и делает ее окончательно непробиваемой. Джейк знал, что нет ни одной стороны жизни, в которой Шон забыл бы про свою дотошность; он придирался всегда и ко всему – безжалостно и бессердечно, как настоящий бизнесмен. Это английский тип или даже англо-саксонский – такие люди чаще всего попадаются там, где на чрезмерную дотошность взирают одновременно с подозрением и благоговейным трепетом. Джейк замечал эту черту и в других людях, добившихся успеха – с некоторыми он был лично знаком, а большинство видел на фотографиях в газетных новостях или по телевизору. Гипертрофированной требовательностью были наделены некоторые политики, а еще – кинорежиссеры. Возможно, и в Джейке тоже было немного такой дотошности. А может, и нет. У него внутри тоже что-то окрепло и затвердело, но только это было нечто куда более низменное, чем чрезмерная забота о чем-либо. И все-таки в тот день они с Шоном держались парой. Шатались по квартире Феи и отказывались от сладкого шерри, который тут всем наливали.

До Шона новость о болезни Феи дошла таким же окольным путем – через друга товарища по работе его бывшего любовника. Новость проделала долгий путь, но все же Шону повезло, если в данном случае уместно это слово: он застал Фею на смертном одре. Шон рассказал, что от Феи остался один мышиный скелет без мочевого пузыря, едва различимый в складках больничного постельного белья.

– Он был хорошим другом, – вздохнул Джейк. – Не могу себе простить, что совсем с ним не виделся.

Шон кивнул.

– Я тоже.

– Помнишь ту ночь, когда я был с Домино? Я до сих пор чувствую себя виноватым – и не потому, что он был твоим парнем… Ну, то есть, не то чтобы я был в восторге от этого факта, но по молодости такое иногда случается. – Джейк запнулся, почувствовал, что начал не очень удачно, но Шон кивнул, ожидая продолжения, он понимал. – Что мне на самом деле не дает покоя – даже сейчас – так это взгляд Феи, которым он смотрел на меня, когда застал нас вдвоем и когда я замахнулся на него кулаком. Он просто не мог поверить, что я способен так поступить. Что могу поднять на него руку.

– Ну, что тут скажешь? Ты был засранцем. – Шон улыбнулся, как будто бы Джейк должен был повеселиться с ним вместе по этому поводу. – Но… сколько нам тогда было – шестнадцать, семнадцать?

– Мне – восемнадцать.

– Ну вот, всякий, у кого есть эго, в восемнадцать лет бывает засранцем.

– Засранцем в этом возрасте бывает всякий, кто от природы полное дерьмо, – поправил Джейк. – Вот ты, например, засранцем не был.

Шон отмахнулся: ну ты скажешь.

– Джонни и Фея, во всяком случае, точно не были.

Да, они не были. И вот теперь Фея тоже мертв. Как и Джонни – правда, тот умер уже больше десяти лет назад. В голове мерно застучало. Разговор приостановился, из его баллона со свистом выходил воздух. Шон первым попытался его поддуть.

– Того, кто убил Джонни, так и не поймали?

Джейк покачал головой.

– Что это вообще было? Кто-то из тех, с кем он знакомился на автобусной станции?

Джейк пожал плечами. Откуда ему знать.

– Какой-нибудь псих?

– Наверняка, – ответил Джейк. – Судя по тому, в каком состоянии было тело Джонни, когда его обнаружила полиция.

Инспектор Грин докурил сигарету и, крякнув, сплюнул целую унцию слизи, после чего пандой поковылял по платформе.

Джейк шел с ним рядом и, оглянувшись, услышал, как инспектор что-то без умолку вещает в оправдание своей идеи.

– Ну да, это было давным-давно. Многие умерли. Так зачем же мне твоя помощь, как ты думаешь? Полиция теперь изменилась, да. Мы больше не бегаем за педиками с хворостиной и библией, как во времена Джона Паскаля. У нас появилось подразделение гомосексуальных связей – я даже сам иногда провожу там собрания, представляешь? Я – член комитета, координирующего вечеринку «Да здравствует Голубая Любовь», которую они устраивают в барах по всей Деревне. И я мотался по Лондону не потому, что у меня проблемы с гомиками или со спидоносами. Просто я никак не могу разрешить одно конкретное дело. Вот это убийство и еще то, первое. А ты водил дружбу с обеими жертвами, потому я и решил тебя разыскать.

Джонни. Он-то не дотянул до того момента, когда слухи о голубой чуме[30]30
  В 80-е годы, когда только появился вирус СПИД, эпидемиологи считали, что этой болезни подвержены только гомосексуальные мужчины. Его называли тогда «голубой болезнью» и «раком гомосексуалов», и аббревиатура AIDS (СПИД) появилась позже – только когда обнаружилось, что среди заболевших есть и гетеросексуалы. До этого заболевание носило название GRID (Gay Related Immune Deficiency) – Иммунодефицит Гомосексуалов.


[Закрыть] подтвердились. Его тело нашли разрубленным на куски и брошенным в Колденстолл-мур. А теперь и Кевин Доннелли погиб точно так же, и полиция, похоже, хочет провести повторное расследование. Точнее, не просто хочет, а, что куда хуже, взялась за это всерьез. Старый помятый коп готов отвлечься на несколько дней от основной работы, чтобы снова воспользоваться услугами своего бывшего доносчика. Вот, собственно, и все.

– Вы считаете, смерти Джонни и Кевина Доннели связаны между собой? – спросил Джейк.

– Не знаю, – пожал плечами Грин.

– Вы-то свою жирную хренову шею высовывать не собираетесь.

– Думаю, нет, – вежливо ответил инспектор. – По крайней мере, пока.

Джейк остановил Грина у вокзального ограждения и зашипел на него так, чтобы не услышали прохожие, хотя на самом деле ему хотелось орать во всю глотку.

– Долбаная сука, да ты и тогда-то не смог раскрыть убийство Джонни, с чего ты решил, что теперь тебе это удастся?

Инспектора Грина слова Джейка ничуть не смутили. Он освободился от его объятий и пошел дальше, на ходу продолжая говорить все в той же вежливой манере образцового полицейского.

– Все меняется. Эта тепленькая компания старых хре-нов-извращенцев уже у нас на крючке: мы располагаем достаточным количеством улик, чтобы запрятать за решетку их всех. Просто мне не дают покоя болтающиеся хвосты.

– Болтающиеся хвосты? – Джейк буквально наступал Грину на пятки. – Два убийства – это вы называете болтающимися хвостами?

Грин безмятежно топал в направлении стоянки такси, где уже выстроилась очередь, и примирительно поднял руку, как будто бы на этот раз, так уж и быть, готов был признать, что перегнул палку.

– Ну это просто такое выражение, сынок. К тому же, как их ни называй, они все равно будут болтаться до тех пор, пока кто-нибудь не свяжет их вместе – а я как раз этим и занимаюсь. Размышляю, как это сделать и вообще стоит ли их связывать. А если стоит, то каким боком приладить их к этой истории с Колчестер-Холлом.

Ну вот они и подобрались к этому месту, одного воспоминания о котором довольно, чтобы Джейку стало не по себе – какими бы далекими ни были события тех дней. Он всего на один шаг отставал от Грина, когда они вышли со станции Пикадилли в бледно-серый солнечный свет Манчестера. Поворот дорожки, ведущей к входу в здание вокзала, был поразительно знакомым и одновременно бесконечно далеким – прошлое, вспоминать о котором не хотелось. Уж сколько раз в своей жизни Джейк возвращался на эту станцию, а к такому оказался совершенно не готов. Чего ему больше всего хотелось – он только сейчас это понял, – так это чтобы Грин взял и рассказал все, как есть. Ведь Джейк все это время ждал, внутренне себя готовил к чему-то, чего так и не произошло.

– Может, все-таки скажете? – решился он наконец. – Вы ведь привезли меня сюда, потому что хотите, чтобы я разыскал Гэри Холлидея?

– Старого наставника Кевина Доннелли? С чего мне могло понадобиться, чтобы ты его искал? Я и сам прекрасно знаю, где он.

У Джейка потемнело в глазах, он так сильно вцепился в ручку сумки, что костяшки пальцев побелели.

– И вы хотите, чтобы я поехал к нему – туда?

– Туда – это в смысле куда? – Грин выглядел озадаченным. – В Колчестер-Холл?

Ну да, куда же еще. Джейк кивнул.

– Так ведь он не там. Мы эту лавочку уже месяц или два как прикрыли. Он в предварительном заключении, дожидается суда. – И тут Грина как будто бы осенила отличная мысль. – Но раз уж ты об этом заговорил, может, и правда его навестишь? Я тебя уже записал на завтрашнее утро. Идет?