Текст книги "Манчестерская тусовка"

Автор книги: Николас Блинкоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Констебль Грин четко дал ему понять: лично он ни на кого зуба не держит. Он вообще думает, что это дурацкая затея.

– Вам, детишкам, хочется поиграть в педиков – пожалуйста, играйте на здоровье.

Он не поддерживал Андертоновой борьбы за нравственность и был уверен, что Джон Паскаль – просто-напросто очередной лицемер и подхалим. Грин не верил в то, что кто-нибудь воспримет их крестовый поход всерьез.

Джейк заказал еще «Бакарди». Напрасно Грин сомневается в серьезности происходящего. Дело может принять очень серьезный оборот – по крайней мере, Джейк сделает для этого все возможное.

Глава девятая

Инспектор Грин подпрыгивал, сидя на краю одной из кроватей, как будто бы дело происходило на фабрике «Сламберленд»,[49]49
  Английская фабрика по производству матрасов.


[Закрыть] где он работает главным испытателем прыгучести. Он никак не мог просечь идею номера с двумя односпальными кроватями.

– Если вон ту убрать, сколько места освободится! – кивал он на кровать напротив. – Не понимаю.

В чем-то он был прав. Непонятно только, почему у него такой разочарованный вид. Может, он надеялся побарахтаться на водяной постели или обнаружить в номере джакузи?

В голосе Грина наконец слышалась неуверенность – впервые с тех пор, как он уселся в такси к Джейку и принялся с патриотической гордостью расхваливать Манчестер. Сейчас он как будто бы даже о чем-то призадумался, а вот по дороге в отель это был не человек, а прямо-таки рекламная феерия, шоу одного актера. Взгромоздившись на одно из откидных кресел такси, он сопровождал каждую перемену в центральной части города своим личным непрекращающимся комментарием. Если Джейк выказывал малейший признак удивления, Грин тут же хватался за него, как хватаются в зале суда за допустимые показания. Так было, например, на первом же светофоре, когда на перекресток выехал новенький трамвай и покатил в сторону Пикадилли-Гарденз.

Теперь, из гостиничного окна, Джейк мог заново рассмотреть трамвай. Он наблюдал за тем, как вагоны змейкой проползают по замысловатому повороту в виде буквы «S» и вливаются во всеобщий транспортный поток на Сент-Питерс-сквер, и старался не замечать Грина с его кроватным анализом.

– Так, ну что ж, – заключил тот наконец. – Вроде удобненько. Да ты быстро придешь в себя, голову только пониже опусти.

Джейк промолчал. Во рту до сих пор оставался кисловатый привкус рвоты.

– Что это с тобой было-то? Припозднившийся шок, что ли?

– Все в порядке.

– Это ведь ты не из-за того, что завтра у тебя встреча с Холлидеем?

Джейк помотал головой.

– Нет. Съел что-то не то.

Это произошло в такси, по дороге от станции «Пикадилли». Джейк вдруг почувствовал прилив слюны и крикнул водителю, чтоб тот остановил. Как раз вовремя. Он едва успел согнуться над обочиной, как его вырвало чашкой горького кофе. Больше в желудке ничего не было. Расположившись в отеле, Джейк еще чувствовал некоторую слабость, но в общем было намного лучше. Он продолжал во все глаза смотреть в окно спальни, пытаясь зарядиться энергией Манчестера третьего тысячелетия так, чтобы его при этом не стошнило.

Он повернулся к инспектору Грину.

– А это что?

Грин проследил за взглядом Джейка, устремленным далеко, в сторону Лауэр-Мосли-стрит.

– Вон то? Да это уже лет сто как построили.

Там, где раньше стоял заброшенный центральный вокзал, теперь возвышалось здание из арматуры и стекла со стальной сводчатой крышей. Снаружи развевались флаги, обещавшие целый сезон «Золушки на льду». «Заказывайте билеты заранее! Развлечение для всей семьи!» Никому бы не пришло в голову рекламировать семейные ценности шестнадцать лет назад, когда Джейк, подрабатывая проституткой, укрывался под полуразрушенными сводами вокзала. Он поступал каждый раз одинаково: высматривал себе клиента на Чорлтон-стрит и вел его по улицам до большого зала станции. И там, в суете парковки, клиент покупал себе билет на коротенькое – всего каких-то несколько минут – путешествие на «эротическом экспрессе».

– А вон там, рядом с ним – новый концертный зал «Халле».

Грин подошел к окну и, встав рядом с Джейком, показал куда-то далеко вправо, на еще один высокотехнологичный корабль мечты.

– Открыли всего полгода назад, и уже, говорят, приносит прибыль. Эти хреновы лейбористы в муниципалитете свое дело знают.

Джейк посмотрел в сторону здания, напоминавшего уменьшенную версию оперного театра на площади Бастилии. Симпатичная постройка, яркая картинка на небесном полотне. Возможно, у нее тут роль двойного памятника: Новому Манчестеру и Новым лейбористам. Насколько Джейк успел разглядеть в пути, пока к горлу не подступила тошнота, в городе много чего перестроили. По крайней мере, косметический ремонт провели чуть ли не по всему Манчестеру – вряд ли будущее лейбористское правительство сможет проделать такое по всей стране. И все-таки концертный зал тут как-то не к селу. Это же Манчестер, а не Париж. А этот вид из гостиничного окна – Джейк ведь прекрасно его знает. От Сент-Питерс-сквер вниз по Лауэр-Мосли-стрит должна тянуться полоса урбанистического запустенья. Они с Джонни всегда ходили этой дорогой домой, когда жили вместе.

– А «кресченты» где же? Их отсюда должно быть видно.

– Их теперь на хрен ниоткуда не должно быть видно, потому что все эти крысиные норы посносили.

Джейк во все глаза уставился в окно: ведь должна же на том месте остаться хотя бы какая-то дыра, пунктирная линия на месте того, что было здесь в прошлом.

Он почему-то продолжал сжимать в руке огромный бумажный платок, который дал ему водитель такси, чтобы вытереть рот. Он скомкал платок, прицелился в мусорное ведро под туалетным столиком и попал, с первого броска. И чего это его так вывернуло? Никак не ожидал от себя такого – и до сих пор теряется в догадках, почему это произошло. Едва их машина отъехала от вокзала, как Грин тут же начал составлять план предстоящей полномасштабной экскурсии по городу. Джейк пытался вежливо отказаться: «Спасибо, не надо» – уж он как-нибудь справится сам. Но от инспектора Грина просто так не отделаешься. Тошнота подкатила к горлу, когда первая половина экскурсии была уже позади и они объезжали временные ограждения, которые окружали центральную часть города, сильно пострадавшую от взрыва. Кто бы мог подумать, что спустя полгода после взрыва тут по-прежнему будет такая разруха? Как будто бы кто-то прорубил на пересечении Кросс-стрит и Корпорейшн-стрит дыру размером в два футбольных поля, да еще заодно отхватил кусок торгового центра «Арндейл».

– Охренеть, да? – снова заговорил Грин. – Долбаные ублюдки из ИРА, устроили такое дерьмо в Манчестере! Да тут ведь половина города – ирландцы.

Взрывом задело даже Хлебную биржу. Когда они подъехали к стальному каркасу ремонтных лесов на здании, Джейк попросил водителя притормозить. Он хотел посмотреть, что осталось от «Пипс». Пятнадцать лет назад это был самый большой ночной клуб на севере Англии. Вмонтированный в подземные погреба Хлебной биржи, он тянулся чуть ли не на целый квартал. Теперь над ним возвышалась груда камней. Взрывом у старого здания снесло купол, он перевернулся в воздухе и с грохотом опустился на прежнее место. Остальные части постройки были в таком плачевном состоянии, что казалось, будто она просела под тяжестью собственного купола.

Примерно тогда Джейк попросил водителя остановиться – и его вывернуло. Что-то такое его накрыло – ощущение беспомощности и злости одновременно. А полгода назад он испытал еще более грандиозную смесь ощущений: политические игры, Манчестер и Ирландия с ее безумным восприятием религии. Джейк ненавидел ИРА за то, что она сделала – не просто взорвала Манчестер, но подгадала под «Евро-96»,[50]50
  Чемпионат Европы по футболу 1996 года, проводившийся в Великобритании.


[Закрыть] когда центр города был наводнен не только обычными покупателями, но еще и болельщиками из Чехии и Германии. Джейк тогда смотрел по телевизору экстренные включения новостных программ и видел, как повсюду мечутся люди с окровавленными головами и как их укладывают на носилки. Это было ужасно, даже хуже, чем просто ужасно.

Теперь, полгода спустя, он снова наблюдал результат деятельности ИРА. И все равно не чувствовал в себе сил их осуждать. Так уж его воспитали. ИРА – это католики, а Джейк до сих пор считал, что католики чересчур недалекие, чтобы испытывать хоть какое-то чувство ответственности. Если их и мучила совесть, то только до тех пор, пока какой-нибудь сельский священник не отпускал им все прегрешения. С чего все началось? С ольстерских юнионистов, развязавших войну, в которой обе враждующие стороны выглядят настоящими психопатами и ведут себя соответствующим образом, с потворствующего им консервативного правительства, с преподобного Йена Пейсли[51]51
  Политический и церковный лидер в Северной Ирландии. Основоположник и глава демократической юнионистской партии, образованной в 1970 году.


[Закрыть] и кучи дерьма, которую он, словно шлейф, повсюду таскает за собой; с безумства и злобы людей, предавших свою веру. А замыкал цепь все тот же Паскаль с его религиозной войной. Пошатываясь, с гудящей головой, Джейк выбрался из такси на тротуар и выдавил из себя еще немного кислятины – казалось, на этот раз вывернуло его легкие. Да неужто чувство отчаяния по-прежнему имеет над ним такую власть? И что же, вырываясь на свободу, оно всякий раз будет прикрываться религией? Ну нет, с религией покончено.

Джейк говорил Грину, что не надо провожать его до гостиницы. Он не настолько плох, чтобы не справиться со своим единственным багажным местом. Но Грин заверил Джейка, что его это совсем не затруднит. Все равно он давно хотел посмотреть, какими стали комнаты отеля «Мидленд» после переустройства. Раньше все как-то не доводилось попасть внутрь. Грин поймал взгляд Джейка и сказал:

– И когда это, интересно, я буду селиться в четырехзвездных отелях? Я же, мать твою, здесь живу!

Комната была… да обыкновенная была комната – точно такая же, как во всех отелях «Холлидей-Инн». Даже бесплатный туристический справочник на прикроватном столике – все как везде. На обложке, под словами «Добро пожаловать в Манчестер» красовался футуристический набросок еще одного трамвая – обтекаемого электропланера, пулей вылетающего со станции Пикадилли. Джейк взял справочник и нашел расписание транспорта с дорожной картой и перечнем пересадок. Сверху через всю страницу протянулся знакомый с детства девиз: «Что в Манчестере уже сегодня… в остальном мире только завтра». В справочнике город представал немного более совершенным, чем в описании Грина, но и тут между строк звучала та же огнеметная уверенность. Может, эта штука заразна? Вот только Джейк – не самый подходящий человек, чтобы ее подхватить. Он ведь сам, считай, не из Манчестера: и родился в другом месте, и прижился тоже не здесь. Можно попробовать прокатиться на трамвае, но лучше, наверное, взять машину в «Хертц». Хотя, возможно, пора экономить, хватит бросаться деньгами направо и налево.

Грин сидел на корточках перед телевизором и, листая руководство пользования кабельным телевидением, пытался настроить ящик на порноканал. Джейк пресек его попытки.

– Я за это платить не буду.

– А я думал, ты – великий транжир: ездишь первым классом, останавливаешься в шикарных отелях.

Джейк был готов платить за удобство, но не собирался тратить деньги впустую. Он не стал утруждать себя попытками объяснить это Грину, а просто открыл мини-бар и достал оттуда бутылку минеральной воды – смыть кислый вкус, который остался во рту после рвоты. Полюбовавшись две секунды умоляющим лицом Грина, Джейк позволил ему выбрать миниатюрный «Блэк лейбл» и отошел в сторонку, чтобы дать инспектору поиграть с устройством для приготовления льда. Из-за дверцы мини-бара раздался такой звук, что можно было подумать, будто игральный автомат выплачивает джекпот.

– Ты правда ничего этого еще не видел? – спросил Грин, не вынимая головы из бара.

Да, Джейк ни разу не возвращался в Манчестер.

– Я знаешь, почему спрашиваю? У тебя совсем не осталось акцента.

Правда, не осталось. Теперь по его речи можно было понять только то, что он не из южной Англии – а откуда, даже и не скажешь.

– У меня был манчестерский акцент только те полтора года, что я здесь жил.

– Так ты не из Манчестера? – Грин перестал заниматься льдом и высунул голову из-за дверцы, похожей на дверцу холодильника. Насколько Джейк мог оценить взгляд инспектора, в нем было либо истинное изумление, либо что-то очень близкое к этому.

– У меня тут родственники, – сказал он, пожав плечами. – Но настоящим манчестерцем я никогда не был.

– А, ну да, наверное. – Грин задумчиво вертел в руке пластиковый стаканчик с виски. – И откуда же ты?

– Из Колденстолла.

– Правда? Из этого городка овцеводов-зоофилов в Пеннинах? Я и не знал. – Грин так жадно приложился к виски, что лед забарабанил по зубам. – А надо было догадаться. Ты такой злобный – кем тебе еще быть, как не йоркширцем.

– Колденстолл – это уже почти и не Йоркшир. До границы каких-то четыре мили.

– Знаю, – кивнул Грин. – Я там был в прошлом месяце – ездил на золотую свадьбу Джона Паскаля. Представляешь, я даже никогда не знал, что он женат, но когда увидел его жену, понял, почему он ее скрывал. Если бы мне сказали, что у нее есть близнец, я бы не удивился. Она – вылитый Артур Скаргилл.[52]52
  Артур Скаргилл – политический деятель, лидер британской социалистической рабочей партии.


[Закрыть] А в остальном праздник в общем-то удался. По крайней мере, Паскаль на один вечер забыл о том, что он трезвенник, и слегка нажрался.

Когда виски в стакане кончился, в руке у Грина появилась еще одна мини-бутылочка.

– Я вообще-то так и не понял, чего ему вздумалось после отставки перебираться туда. Ну, в смысле, конечно, Манчестер уже не тот, что при Андертоне, но уж в этом-то Колденстолле, насколько я понял, живут одни хиппи, поэты, телепродюсеры и однополые парочки, строящие из себя счастливые семьи. Никогда бы не подумал, что Паскалю может понравиться в таком месте.

Да, богемно-либеральный процент населения в Колденстолле и в самом деле был довольно высок. Но и исконные черты городка не исчезли полностью. Колденстолл возник как место привала вьючных ослов и теперь достаточно было сковырнуть ногой верхний слой чернозема, чтобы обнаружить под ним нетронутый Север, погрязший в религиозном фанатизме, брошенный в жернова вересковых пустошей Пеннин. Такое ничем не сотрешь – по крайней мере, не корзинками из африканской соломки и не разноцветными майками хиппи.

– Он туда не после отставки перебрался, – сказал Джейк. – У него всегда был дом в Колденстолле. Он там родился.

– А, да? – Грин засунул руку обратно в шкафчик для льда, набрал целую горсть кубиков и бросил их в стакан. – Я знал, что он из Йоркшира. Андертон выписал его из Брэдфорда, когда Паскаль стал там начальником полиции.

Грин пальцем помешал виски, позвякивая льдом и вороша в памяти какую-то старую историю.

– Ты ведь слышал байку об одном старом йоркширце – ну, о том, у которого умирала жена? Она, короче, лежит в постели, он задернул шторы, зажег свечи и теперь сидит и ждет, пока она помрет. Ну, она, понятно, уже еле дышит, но все-таки находит в себе силы прошептать: «Тебе необязательно сидеть тут со мной, ты же знаешь». А он ей: «Нет, дорогая, ты была мне хорошей женой, я тебя не оставлю». Но она ведь видит, что ему не терпится свалить, вот и говорит ему снова: «Я знаю, что у тебя много дел, ступай». Он отвечает: «Ну да, дорогая, там еще полку надо прибить, но ты была мне хорошей женой, я тебя не оставлю». Через десять минут он начинает беспокойно вертеться, и жена говорит: «Ступай, любимый. Тебе необязательно сидеть здесь со мной, ты же знаешь». Йоркширец начинает загибать пальцы: «Ну да, надо еще накопать картошки, и старые ворота совсем развалились, но ты была мне хорошей женой, я тебя не оставлю». Так продолжается долгое время: она все шепчет, чтобы он уходил, а он в нетерпении бродит взад и вперед по комнате, но уходить отказывается. В конце концов он подбирается к двери и начинает топтаться у самого порога – ему уже совсем невмоготу. «Ну ладно, дорогая, – говорит он наконец. – Ты меня убедила. Только пообещай мне одну вещь». «Конечно, – шепчет она в ответ. – Какую?» «Пообещай мне, что, когда почувствуешь, что отходишь, слегка приподнимешься и задуешь свечу. Чего ей гореть впустую».

Грин широко осклабился. Прополоскав рот виски, он спросил.

– Ну, как тебе?

Джейк вежливо улыбнулся. А звали их, видимо, Иаков и Сара. Одно из двух: либо это еврейская история, переродившаяся в образец ланкаширо-йоркширского шовинизма, либо подлинный местный текст, нацеленный на йоркширских протестантов, чья новая библейская добродетель бережливости хорошо подходила к их старозаветным именам.

– Вы ведь никогда не воспринимали Паскаля всерьез? – спросил Джейк.

– Я его всегда воспринимал как йоркширского засранца. – Грин прикончил уже и второй стакан виски. – А во всю эту религиозную мутотень, понятно, не верил.

– Когда я учился в школе, он был у нас директором, – сказал Джейк.

– И что, интересно, он делал как директор школы? Следил за тем, чтобы ученики не сбились с пути истинного и не подхватили где-нибудь всякой там новомодной дарвинистской хрени – так, что ли?

На самом деле у Паскаля была тогда только одна странность: при любом удобном случае он устраивал утренние собрания. По меньшей мере раз в семестр урывал возможность сыграть роль светского проповедника – это не считая разных спортивных праздников, церемоний вручения наград и рождественских служб. Конечно, Рождество не было бы Рождеством без выступления высокопоставленного полицейского, орущего на тему распущенности современной эпохи. Джейк мог бы про это рассказать. Но он бросил только:

– Прямо в точку.

– И видишь, все не зря. Религиозность – твоя вторая натура.

Грин посмотрел все, что хотел, и собрался уходить. Накорябав номер в блокноте на прикроватном столике, он сказал Джейку, что увидится с ним завтра…

– Непременно поспи. Ты должен быть в форме, если хочешь вытянуть из Холлидея что-нибудь новенькое.

И уже в дверях Грин вдруг обернулся, как будто бы эта мысль только сейчас пришла ему в голову:

– Кстати, знаешь, от тюрьмы рукой подать до Колденстолла. Может, заедем, остановимся где-нибудь выпить или вроде того? Я там видел парочку пабов, с виду очень даже ничего – типа им уже триста лет и все такое. Ездил на золотую свадьбу к Паскалю и задумался: что-то я давненько не бывал в этих краях. – Говоря все это, Грин кивал, а тут вдруг отрицательно помотал головой. – Что ж, ничего удивительного. В последний раз мне там весело пришлось – приделывал бирки к кусочкам твоего друга Джонни. Мы его в таком виде нашли – до сих пор мороз по коже, как вспомню. Ну, в общем, давай, отдыхай…

Джейк пожалел, что уже не держит в руке сумку. Один точный удар Грину в бок – и от бутылочек с виски, которыми инспектор набил себе карман, осталась бы одна стеклянная пыль.

Глава десятая

Вернувшись в свой «кресчент», Джонни остановился в холле и крикнул:

– Есть кто-нибудь?

Фея был в ванной, мыл голову и, по-видимому, не услышал. Но Джейк и Шон сидели каждый в своей комнате и оба откликнулись. Они не разговаривали только друг с другом.

Минуту спустя Джонни уже проталкивался в дверь к Джейку и интересовался геополитической обстановкой в квартире. Джейк рассказал, что инцидент с Домино по-прежнему не исчерпан и он, Джейк, пребывает во внутренней ссылке. Последние несколько часов он провел у себя в комнате – лежал на кровати и читал «Диких мальчиков».[53]53
  «The Wild Boys», роман Уильяма С. Берроуза (1914–1997).


[Закрыть]

Джонни поморщил нос.

– Если планируешь сидеть здесь взаперти, постирал бы одеяло.

– По-твоему, оно воняет? – Может, одеяло и воняло, но Джейк этого не заметил.

– Да как чертова задница!

Джейк приподнял уголок одеяла и принюхался. Хитро прищурив глаз, он сделал вид, будто до него только начинает доходить, в чем дело.

– А, ну конечно! Я понял. – Он понюхал еще раз. – Все дело в том, что это тебе кажется, что воняет мое одеяло. А на самом деле воняешь ты! И как раз – задницей! Как там она, кстати, хорошо поработала, мальчик-потаскушка?

Хорошо ли, плохо ли, но нельзя сказать, чтобы Джонни сиял от joie de la viva.[54]54
  Радость жизни (смесь фр. с um.).


[Закрыть] Зато у него с собой был вещмешок, значит, все-таки удалось заработать достаточно, чтобы оплатить услуги видеозаписи.

– Ты уже готов? – спросил Джейк.

Джонни кивнул.

– Только ополоснусь. Все идут?

В девять часов Джонни подбил всех на то, чтобы вместе с ним поехать продавать кассеты. Он поклялся, что к двенадцати ночи они уже вернутся – и смогут попасть в «Поли диско». Не хватало только Кевина Доннелли.

Фея сидел на лестнице с парой железных щипцов, которые он воткнул в розетку у нижней ступеньки, и мучительно прожигал себе дорогу сквозь толстый слой геля и лака – строил на голове бешеный начес. Половина была уже готова, и казалось, что у Феи вместо волос небольшая рифленая крыша. Прежде чем перейти к челке, он остановился и спросил у Джонни, будут ли они ждать Кевина. Джонни посмотрел на часы и сказал, что вряд ли. С этим парнем что-то не так – никак не может перестать работать.

Если не считать химической вони от паленых волос Феи, дышать в квартире стало намного легче. Шон все еще злился, но, с тех пор как Фея взял на себя роль дипломата, положение Джейка улучшилось. Речь больше не шла о тотальной и беспредельной ненависти. Он мог даже попросить взаймы фен, карандаш для глаз, да что угодно – и не получить за это по морде.

Правда, в такси по дороге в Олдэм Фее пришлось сесть посередине, потому что Шон отказался сидеть рядом с Джейком. Возможно, Джейку вообще нужно было пересесть на переднее сиденье, но Джонни настоял на том, что рядом с водителем сядет он. Джонни сжимал между коленями свою здоровенную сумку, полную порнофильмов, и ему требовалось дополнительное пространство.

Когда машина въехала в город, Джонни обернулся и спросил, знает ли кто-нибудь из них Олдэм, потому что водитель определенно не знает.

– Я знаю, – сказал Фея.

– Да? – Джейк изобразил заинтересованность. – И как там у них со старичками?

Дом стоял в самой середине каменного ряда викторианских вилл, сбегающего по склону холма. Пока Джонни платил по счетчику, мальчики ждали его на обочине, и Джейк почувствовал себя как-то стремно. Дело было не только в том, что Фея опять с ног до головы окатывал его своим froideur.[55]55
  Холодок, отчуждение (фр.).


[Закрыть] Хотя и в этом, конечно, тоже было мало веселого. Последним проскользнув в ворота и продравшись сквозь ограду из кустов бирючины, Джейк уже не сомневался в том, что начинается один из тех мучительных вечеров, в которые он чувствует себя нелепой, неуклюжей размазней. Над темным стеклом входной двери висел венок из остролиста, и, разглядев среди листьев и ягод свое отражение, Джейк подумал, что видит перед собой индюшку, которую вырядили для рождественского пира.

Встретивший их человек показал мальчикам, где повесить пальто. Джейк хорошо запомнил эти лицо и усы и сразу узнал вчерашнего долговязого – одного из тех двух клонов, которые разговаривали с Джонни в пабе «У Бернарда». Сегодня на нем были темно-синяя рубашка с желтым галстуком, полосатые носки и красные кроссовки. Видимо, футболку и джинсы долговязый считал костюмом для выхода в свет, а для сегодняшнего случая предпочел стиль «домашняя вечеринка».

Джейк вытер ноги, повесил свое кроличье пальтишко куда было велено и, ежась от волнения, проследовал за остальными по коридору. Непонятно, зачем Джонни понадобилось тащить их всех с собой, ну да ладно, плевать. Самое главное сейчас – это постараться сохранять спокойствие.

В тесной кухне в дальнем конце дома обнаружилось еще пятеро мужчин. Они сидели за столом и так радостно улыбались своим недоеденным тарелкам, что их можно было принять за группу полковников из комедийного сериала. Под бумажными коронами, найденными в хлопушках, скрывались стрижки ежиком, а улыбки, с которыми они ничего не могли поделать, у всех пятерых были оторочены совершенно одинаковыми усами. Как будто склеенными из конского волоса.

Любовник того парня, что встретил их у двери, пошатнувшись, поднялся из-за стола.

– Дэйви, может, пойдем в комнату? Тут все не уместятся. – И, обернувшись к мальчикам: – Вино, пиво, бренди?

Среди остатков ужина стояло несколько открытых винных бутылок, но возле раковины были и непочатые, еще с фольгой на пробке. Богатством выбора воспользовался один только Фея – он предпочел банке «Карлсберга» вино. После этого все они пошли обратно к входной двери, а оттуда – направо, в гостиную.

Несмотря на свои наряды, дом хозяева оформили с маниакальной заботой о сочетаемости оттенков. Стоящая в эркере рождественская елка была главным элементом интерьера, но нарядили ее по возможности скромно: на ветках висели золотые игрушки и красная мишура – и больше никаких цветов. В целом обстановка в комнате была довольно безвкусной, хотя и уютной. Композиция из ландышей на телевизоре смотрелась там чересчур громоздко, но Джейк догадался, что обычно она стоит на столике в эркере. Пройдет Двенадцатая ночь,[56]56
  Двенадцатая ночь – католический праздник, отмечаемый 6 января.


[Закрыть] и ландыши вернутся на свое место у окна – укрывать комнату от взглядов соседей.

Пока остальные подтягивались с кухни, Джейк уселся в углу. Более мелкий из хозяев подпрыгивал на заднем плане и кричал, чтобы включили музыку. Когда она заиграла, Джейк плотно сжал губы и постарался не смотреть ни на что определенное. Между ним и акустическими системами, где-то высоко над головой повисла плотная пелена из Джуди Гарленд и ее «Someone To Watch Over Me».[57]57
  «Тот, кто меня бережет» (англ.).


[Закрыть]

Некоторое время спустя Фея застал Джейка на лестничной площадке второго этажа: воровато озираясь, тот стоял у дверей спальни. Чтобы открыть дверь, ему пришлось совсем чуть-чуть надавить на нее кончиками пальцев. Внутри обнаружилась отделка от Лоры Эшли и антикварная мебель из сосны. Стены были усеяны мелкими голубыми цветочками, точно такие же сбегали на пол по складкам подобранного в тон покрывала. По обеим сторонам от кровати располагались одинаковые деревянные тумбочки: на одной – книжка, очки для чтения и будильник, на другой – фоторамка в форме сердца. На фотографии хозяева дома стояли на морском берегу спиной к фотографу, бок о бок и рука об руку, в одинаковых плавках, и, обернувшись через плечо, радостно улыбались.

Джейк почувствовал себя неловко.

– Туалет был занят, я ждал, пока освободится.

– Там был я, – ответил Фея.

Фея не видел ничего предосудительного в том, чтобы немного полюбопытствовать. Он уже просунул голову в дверь и присвистнул от восторга.

– Мило тут у них, да? А ванную ты видел? У них там такие, знаешь, бамбуковые жалюзи на окнах и над ванной здоровенный фикус! – Фея показал рукой, какой высоты был фикус – фута в три. – Вот такущий. А кухня! Видел, какая там старинная печка?

– Называется «Ага».[58]58
  Печка «AGA» была изобретена в 1922 году шведским физиком, нобелевским лауреатом Гюставом Даленом. Владельцы частных домов в Великобритании активно пользуются такой печкой с 1929 года. Особая конструкция позволяет печке после растопки оставаться горячей целые сутки – и почти целые сутки на ней можно продолжать готовить пищу.


[Закрыть]

– Точно. Фил говорит, что на ней можно нагреть воды на целый дом. А заметил, как у них в кухне уютно?

На взгляд Джейка, тесновато.

Оказывается, Фея шарил по дому легально: у него было на то личное разрешение хозяев.

– Дэвид и Фил обещали попозже мне все тут показать… Знаешь, сколько у них спален?

– Три, – кивнул Джейк.

– Ты что, уже посмотрел?

Нет, не смотрел. Просто догадался. Все дома вроде этого были одинаковыми. Если бы Джейк заметил тут лестницу, ведущую на чердак, то понял бы, что комнат не три, а четыре. И чего это Фея так восторгается? Как будто бы никогда в жизни не видел ничего подобного. А впрочем, он ведь дитя муниципальных кварталов – наверное, и в самом деле не видел.

Джейк направился к освободившейся уборной.

– Встретимся внизу.

Фея упустил из виду еще две вещи, которые были у этих парней в ванной: фотографию Пэт Феникс[59]59
  Патрисия Феникс, британская актриса (1924–1986).


[Закрыть] с автографом и стопку книг рядом с унитазом. Толстенный сборник быстрых кроссвордов, наполовину разгаданный; сборник комиксов про Снупи; фотоальбом пятидесятых годов с изображениями мускулистых парней – правда, не такие уж эти парни были и мускулистые, и не такие уж голые, но что поделаешь, тоже часть культурного наследия. Посмотрев на себя в зеркало над умывальником, Джейк отметил, что, пожалуй, выглядит уже не таким взволнованным и неуклюжим. Судя по тому, как складывается вечер, это всего-навсего провинциальный рождественский праздник – только чуть-чуть извращенный. Нужно просто немного потерпеть – и все закончится. Внизу шесть баритонов соглашались друг с другом в том, что да, эта девица – шлюха.

Спустившись по лестнице, Джейк свернул налево – обратно в кухню, к пивным запасам. Он думал, что там никого нет, и, когда из-за двери появился Шон, нервно кивнул.

– Я только хотел…

Шон догадался, чего он хотел. Он протянул Джейку банку, черты его лица как-то расплылись и вместе с тем заострились – Шон был пьян.

– Держи, засранец. – Шон замолчал и насмешливо улыбнулся. – Ничего себе местечко, да? Может, сделать обложку для журнала «Идеальный гом»? Стиль «Как у нас в деревне».

– А спальню ты видел? – спросил Джейк.

Шон громко вскрикнул – его уже сильно повело от алкоголя. Он не только видел спальню, но и подробнейшим образом ее запомнил. Если бы Дэвиду и Филу когда-нибудь пришлось предстать перед Нюрнбергским трибуналом за преступление против стиля, у Шона был готов целый список обвинений. Джейк смеялся, но не очень-то разделял его ожесточенность. Лично он просто никак не мог настроиться на уютную волну этого дома и поэтому держался немного настороже. Шон же, похоже, воспринял здешнюю атмосферу уюта как-то чересчур болезненно. Даже вся принятая анестезия не помогала.

– Нет, ну как ты думаешь, какого черта они так выдрючиваются? Гребаные домовитые гомосеки – поют под Джуди Гарланд так, как будто это им гимн регби-клуба, и кувыркаются под этой, на фиг, Лорой Эшли с ее долбаными розочками.

Джейк с щелчком вскрыл банку, приладился губами к отверстию и попытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь Шона таким пьяным. И уж с Шоном-то можно быть уверенным: он не станет надираться только потому, что выпивка бесплатная – это, как и многое другое, просто не в его стиле.

– Прям какое-то телешоу «Посмеемся вместе». Парень-гомосек в своем пре-прекрасном-пригородном домике.

– Шон, чего ты так разошелся?

– Я – пидор! Какого хрена устраивать из этого цирк?

Ну уж нет, в Шоне определенно не было ничего смешного. Он так напился, что даже начал буянить: плеснул вина себе в бокал и заодно залил всю печку. От горячих конфорок повалил винный пар – пролитое вино закипело и растворилось в воздухе.

Шон принюхался и взглянул на этикетку.

– «Ламбруско», мать их.

Он вылил содержимое бутылки в раковину. Мыльная вода, приготовленная для мытья посуды, окрасилась в кроваво-красный цвет.

В кухне была дверь, ведущая в небольшой садик. Джейк попробовал ручку, дверь открылась и с улицы подуло зимой.

– Не хочешь выйти проветриться?

Шон подошел к двери, вгляделся в темноту за дверным проемом.

– Если у них там в саду гномы, то эти парни просто конченые придурки.

Джейк щелкнул зажигалкой. Перед ними предстал аккуратно прополотый коридор узкого сада, дальний край которого был усажен голыми деревцами. Каждое растение было заботливо укутано, чтобы перестоять зиму и дождаться весеннего освобождения.