Текст книги "Воин"
Автор книги: Николь Джордан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 19
Лачуга, построенная из ивовых ветвей, обмазанных глиной, была старой и убогой, соломенная крыша давно нуждалась в починке. Закрытые ставни создавали ощущение заброшенности и атмосферу смерти.
– Что это за место? – спокойно спросил Ранульф.
Ариана не могла говорить. Она чувствовала удушье, дыхание перехватило, а сердце, словно кто-то зажал в тисках или в кулаке, облаченном в латную рукавицу.
Она только беззвучно всхлипывала, но Ранульф с ожесточением не обращал внимания на ее слезы. Он не допустит, чтобы она вынудила его поколебаться своими хитрыми уловками. Больше ей не удастся защитить себя подобными фокусами. Он вытащил меч.
– Эй, там, в хижине! Покажитесь, или вам придется познакомиться с гневом лорда Кларедона!
Наступила тишина. Но через несколько мгновений ветхая дверь заскрипела и отворилась внутрь лачуги.
Ранульф сильнее стиснул эфес меча, но тут из хижины на свет выступила темная фигура, облаченная в черное.
Для женщины она была слишком высокой, но держала свою изящную фигуру со знакомой царственной грацией. Лицо прикрывала вуаль, руки замотаны во что-то темное.
– Милорд Ранульф, – произнесла она приятным спокойным голосом, присев в почтительном реверансе. – Чем могу служить?
Ариана подавилась задушенным рыданием и опустила голову.
– Господь милостивый, прости меня, – прошептала она.
– Не вини себя, дочь. Раньше или позже нас бы все равно обнаружили.
Подняв руки, женщина откинула вуаль, открывая лицо. В молодости эти стареющие черты наверняка были прекрасны, но изуродованная кожа не давала ошибиться – это признаки проказы.
Ранульф отшатнулся, чувствуя себя так, словно кто-то сильно ударил его кулаком в живот. Несмотря на закалку в боях, он не мог спокойно относиться к смертельному недугу.
Пять лет назад эта женщина присутствовала на его обручении, сидела на почетном месте на возвышении. Тогда он знал ее как леди Кларедон. Жена лорда Уолтера, мать его предполагаемой невесты.
– Миледи Констанция? – выдохнул Ранульф, вновь обретя дар речи.
Мать Арианы слабо улыбнулась:
– Как видите, милорд. Сожалею, что не могу приветствовать вас при… более счастливых обстоятельствах.
– Но мне сказали… что вы умерли.
– Так и есть – для мира. Я живу скрытно здесь, в лесу, со своей камеристкой.
– Но… почему?
Еще одна сухая улыбка тронула губы леди Констанции.
– Потому, что мне вряд ли где-нибудь будут рады. Я уверена, вы знаете, как здоровые люди относятся к прокаженным.
Да, это он знал. Этого недуга так боялись, что его несчастливых жертв часто выгоняли из дома, прочь от цивилизации, а некоторых до смерти забивали камнями.
Леди Констанция грациозно повела рукой в сторону хижины:
– Я пригласила бы вас в мое непритязательное жилище и угостила бокалом вина, милорд, но столь тесный контакт будет неблагоразумным. Честно говоря, обычно я не позволяю Ариане подходить так близко, как это сделали сейчас вы.
Ранульф молча потряс головой, надеясь, что в ней прояснится. Сейчас он мог думать только об Ариане и о том, что означали эти ее вылазки.
Он посмотрел на ее склоненную голову, но она сидела перед ним боком и он видел только ее профиль.
Взяв ее за подбородок, Ранульф приподнял ее голову, повернув к себе, и внимательно всмотрелся в полные слез глаза:
– Это и есть твоя тайна?
Проглотив рыдание, она кивнула, изо всех сил пытаясь прекратить плакать. Да, это и была ужасная тайна: ее мать не скончалась несколько лет назад, как считали все. Она страдала от недуга, который наводил ужас и трепет на всех – и на невольников, и на знатных людей.
– Я должна была прийти. Они нуждались в еде… я не была здесь очень давно…
Давление, сжимавшее грудь Ранульфа, исчезло; гнев, боль, горечь – все развеялось. Он испытывал потрясение и жалость оттого, что такую прелестную женщину, как леди Констанция, настигла такая страшная болезнь, но облегчение оказалось намного, намного сильнее. Ариана не предавала его! Она совершала свои тайные вылазки в лес, чтобы помочь матери, а не для того, чтобы встречаться с мятежниками или любовником. Она его не предавала.
– Как же вы заразились? – заставил он себя спросить.
– Ухаживая за сыном, милорд. Джослин вернулся с недугом из Святой земли. Я не могла его покинуть. Боюсь, что материнская любовь не ведает мудрости.
«Материнская любовь»? Ранульф не знал, что это такое.
– Говорят, что проказа – это наказание Господа за смертный грех.
Ариана что-то задушевно произнесла.
– Значит, Господь слеп и жесток! – страстно выкрикнула она, не думая о том, что ее слова звучат как богохульство. – Моя мать виновна только в одном грехе – она слишком сильно любила. А брат? Он отправился в святое паломничество как слуга Божий! Может, это грех?
– Ариана, – нежно упрекнула ее леди Констанция.
– Разве Джослин умер от болезни? – спросил Ранульф. – Я думал, что он погиб в битве.
В серых глазах леди Констанции, так похожих на глаза ее дочери, мелькнуло страдание.
– Да, в битве. Он был солдатом, сыном своего отца, и решил закончить свою юную жизнь с честью, в сражении, а не терпеть телесные муки. Жаль, что у меня нет такого выбора.
– Нет, мама!
Потрескавшиеся губы Констанции сложились в печальную улыбку.
– Да благословит тебя Господь, дочь, – ты придаешь мне сил. Если бы не ты, я бы этого не вынесла. – Она произнесла это мягко, без особой горечи. – Честно говоря, терять дитя тяжелее, чем стоять лицом к лицу перед своей смертью. Я прожила хорошую жизнь и готова вступить в Царство Божие.
Ариана громко всхлипнула.
– Вы живете здесь вдвоем? – негромко спросил Ранульф.
– Моя помощница, Герта, – преданная служанка. Еще одно благословение. Без нее моя жизнь стала бы очень сложной. Герта!
Из хижины, опираясь на палку, вышла седовласая старуха, согбенная от возраста, и присела в глубоком реверансе перед новым лордом Кларедон. Ранульф заметил, что она вроде бы не страдает смертельным недугом.
Констанция объяснила:
– Мой супруг, Уолтер, не хотел обрекать меня на жизнь прокаженной. Он позволил мне укрыться здесь, сказав миру, что во время путешествия меня убили разбойники. А потом распустил слухи о заколдованном лесе, чтобы уберечь меня от невольников. Они бы изгнали отсюда любого человека с проказой, хоть я и была раньше их леди.
Ранульф вспомнил, как Ариана однажды рассказала ему о заколдованном лесе, а он с презрением ответил, что это ложь. Однако суеверные невольники и близко к лесу не подходили.
– Ну вот… – пробормотала леди Констанция, – теперь, когда вам известна моя тайна, милорд, вы прогоните нас прочь из ваших владений?
Ранульф медленно сунул меч в ножны. Ариана обратила к нему умоляющий взгляд:
– Ранульф, пожалуйста… я молю о милосердии! Она погибнет, если ты ее выгонишь! Я сделаю все, что ты скажешь, только пощади ее!
Ранульф мгновенно сжал губы. Как могла Ариана подумать, что он способен обречь несчастную душу на такой жестокий удел?
– Я не вижу причин раскрывать вашу тайну, миледи. Или запрещать вам жить здесь.
Сказав это, он почувствовал, что напряженное тело Арианы облегченно расслабилось. Она уткнулась лицом в ладони.
Стараясь не обращать внимания на такую бурную смену чувств, Ранульф перевел безрадостный взгляд на ее мать:
– Ваша дочь может и дальше приносить вам еду, если ее будут сопровождать до опушки леса. Мне не нравится мысль, что она будет бродить тут одна, поскольку с ней может что-нибудь случиться.
– Мы будем благодарны, милорд. Наши запасы почти иссякли после… вашего появления, – тактично закончила леди Констанция.
Она хотела сказать «после того, как вы захватили Кларедон», понял Ранульф.
– Сожалею, что так мало могу для вас сделать, – искренне произнес он, думая, что с удовольствием помог бы этой грациозной леди в ее отважной борьбе с недугом. Она оказалась храброй женщиной, столкнувшейся с ужасной болезнью, одна в целом мире – за исключением верной служанки и преданной дочери.
– Достаточно и того, что вы позволите моей дочери время от времени навещать нас.
Ариана выразила свою благодарность гораздо более пылко.
– Ранульф… – прохрипела она. – Милорд, я благодарю тебя. – Ее осипший голос дрожал от облегчения, но поразил рыцаря не он, а жест Арианы: она схватила его руку в перчатке и поднесла к губам.
Ранульф неловко вырвал руку. Такое подобострастие смутило его, и он испытал благодарность, когда вновь заговорила леди Констанция.
– Ариана говорит, что вы взяли Кларедон под свою власть, – спокойно произнесла она. – Не могли бы вы сказать, милорд… есть ли какие-нибудь вести от моего мужа? – Голос ее дрогнул.
Ранульфу не хотелось сообщать ей жестокую правду, но уж лучше это, чем пробуждать ложные надежды.
– Сожалею, миледи, но лорд Уолтер обвинен в измене и в сговоре с Хью Мортимером, а в настоящее, время находится в замке Бриджнорт, осажденном королем Генрихом.
Она закусила губу.
– Боюсь, я плохо разбираюсь в политике, но я не верю, что мой муж – изменник.
То же самое сказала и Ариана, подумал Ранульф, чувствуя непривычный укол зависти. Две столь преданные женщины – это что-то новое в его жизни.
– Генрих – справедливый правитель. Он ничего не будет делать без обоснованных доказательств вины.
Леди Констанция кивнула, соглашаясь, и вновь удивила Ранульфа следующими словами:
– Сожалею, что обстоятельства заставили вас разорвать помолвку с моей дочерью. Для меня было бы честью назвать вас своим сыном.
– Нам пора ехать, – сказал он резче, чем хотел.
Леди Констанция едва заметно улыбнулась:
– Как пожелаете, милорд. Но прошу вас, примите мою самую сердечную благодарность. Будь осторожна, дочь моя.
Ранульф дернул за поводья и повернул в сторону замка Кларедон.
Глава 20
День угасал, но их покой все длился. Ариана и Ранульф лежали, отдыхая, на лугу, прижавшись друг к другу, не желая прерывать очарования.
– Я бы хотела остаться здесь навсегда, – вздохнув, пробормотала она, высказав вслух странные мысли Ранульфа, смущавшие его.
Ей так не хотелось портить блаженное бессилие, окутавшее ее, словно кокон одурманивающего тепла. Уютно устроившись в объятиях Ранульфа, чувствуя, как его жар согревает ей спину, а мускулистые руки обнимают ее, Ариана могла притвориться, что они больше не враги, он не ее мстительный господин, а она не его бессильная пленница.
Его рука, рассеянно ласкавшая ее грудь, не возбуждала, а успокаивала. Было странно думать, что когда-то она боялась этих сильных рук воина. Они не сделали ей ничего плохого, но доставили столько наслаждения.
И все же Ариана не постигала нежности Ранульфа, не могла понять его теперешнего настроения. Он обнимал ее как самую любимую, словно она была безгранично хороша, безгранично дорога ему. Словно он хотел только одного – утешить ее.
Ариана с благодарностью принимала это утешение. Она представить себе не могла, как это чудесно – положиться на силу другого человека. Ее благодарность Ранульфу за его снисходительность была безгранична, а на сердце больше не было тяжести, потому что ее мать теперь не пострадает.
– Вы пытались отыскать способ исцеления? – через какое-то время негромко спросил Ранульф.
Ариана снова вздохнула, поняв, что он думает о недуге ее матери.
– Мы перепробовали бесчисленное множество трав и снадобий. Моя мать очень искусна во врачевании, она и научила меня кое-чему, но этот недуг нам не поддается. Боюсь, это безнадежно.
Она устало закрыла глаза. Для проказы не существовало способа исцеления. Иногда болезнь отступала сама по себе, милостью Божьей, но гораздо чаще плоть жертвы гнила заживо, и обычно все заканчивалось смертью.
– Мы надеялись… молились… что там, в лесу, укрытая от мирских забот, она поправится, но пока улучшений нет. Единственное утешение – ее состояние не ухудшилось. Однако отец…
– А что отец?
– Он утратил веру давным-давно. Он исполнился такой… горечи, потеряв и сына, и жену. А с годами, кажется, ему вообще стало все равно. – Ариана помолчала, покусывая губу. – Как бы я хотела родиться сыном, а не разочаровавшей его дочерью!
– Разочаровавшей?
Ариана молча кивнула и потерлась щекой о руку Ранульфа, на которой лежала, как на подушке. Она всегда не слишком много значила для своего отца, не значила и десятой доли того, чем был для него единственный сын.
– Я не оправдала надежд отца, – тихо произнесла она. – Поскольку я не сын, то не могла даже думать о наследовании его владений без мужа, который бы правил в них. – Ариана безрадостно рассмеялась. – Я не смогла удержать в его отсутствие замок, как он мне приказал. Я не смогла сохранить даже помолвку, которую он устроил.
Услышав эту тихую жалобу, Ранульф ощутил укол вины, но не хотел связывать ее жалобы со своим захватом Кларедона.
– Мне кажется, ты послужила ему хорошо – в рамках своего пола.
– Да, наверное. Я старалась изо всех сил. И все-таки это мужской мир и правят в нем мужчины. Хотела бы я быть одним из них!
Он услышал в ее голосе боль и сожаление, и эта боль эхом откликнулась в чувствах, запрятанных глубоко в его сердце. Ранульф услышал все то, чего Ариана не сказала: как она стремилась стать образцовой дочерью в надежде привлечь к себе внимание отца.
Ранульф приподнялся на локте, взял Ариану за подбородок и повернул к себе ее голову.
– Я рад, что ты не мужчина, дорогая.
Его добрая, берущая за душу, улыбка не подбодрила Ариану. Увидев ее печальный взгляд, Ранульф погладил ее по изящной скуле, от всей души желая развеять ее отчаяние. Он ощущал какое-то первобытное, буквально дикое желание защищать Ариану – и такого чувства он не испытывал по отношению ни к одной женщине.
Тут заходящее солнце опустилось за раскидистые дубы, высоко вздымающиеся на краю луга. Все удлиняющиеся тени коснулись накидки, на которой они лежали, и Ариана вздрогнула. Ранульф тут же заботливо укутал ее краем накидки и поплотнее прижал к себе.
Умостив подбородок у нее на голове, он невидящим взором смотрел вдаль. Ариана призналась ему в своих страхах за мать, рассказала о натянутых отношениях с отцом и разбудила тем самым все болезненные воспоминания о его собственном прошлом. Как и она, Ранульф знал, что такое бесплодная тоска о недостижимом. Еще мальчиком он безнадежно мечтал о том, чтобы человек, считавшийся его отцом, хоть раз – всего лишь раз! – взглянул на него без ненависти, не обругав его «дьявольским отродьем». Он хотел даже не любви – он хотел простого признания того, что он существует.
– Когда-то я мечтал, – невыразительно пробормотал Ранульф, – чтобы я был кем угодно, только не тем, кто я есть… незаконным щенком от вероломной распутницы…
Он говорил тихим, далеким, лишенным эмоций голосом, но Ариана сразу ощутила всю его боль и поняла все то, о чем он не сказал. Она чувствовала, что он еще более одинок, чем она, что в его душе поселилось отчаяние. Она лежала, ожидая, что еще он ей расскажет.
Над ними повисла тишина. Ранульф молчал, и Ариана тихонько попросила:
– Расскажи мне…
Высвободившись из ее объятий, Ранульф отодвинулся и перекатился на спину. Ариана остро почувствовала, как ей стало не хватать его тепла.
Забыв о собственных горестях, она повернулась к Ранульфу и всмотрелась в его жесткое красивое лицо. Он закрыл глаза, положив мускулистую руку себе на лоб.
– Я ничей сын, – произнес он после долгого молчания. Услышав тоску в его голосе, Ариана отчаянно захотела запустить пальцы в его волосы и прижать его голову к своей груди, защищая и оберегая. Но она очень сомневалась, что он согласится принять от нее такое утешение. Все же Ариана осторожно протянула руку и погладила кончиками пальцев его лицо. Он напрягся, но руку не оттолкнул.
– Ты родился в Вернее? – ласково подтолкнула она Ранульфа.
– Да. Но я никогда не видел своей матери-леди. Она умерла уже двадцать лет назад. Меня у нее забрали сразу после рождения и отдали няньке.
– Это тогда твой отец заключил ее в темницу? Уголки его рта дернулись.
– Кто тебе об этом сказал?
– Сэр Пейн. Он говорил… твой отец сильно обижал тебя, когда ты был ребенком, заставляя расплачиваться за грехи матери. И… я видела шрамы… трогала их.
– А да, шрамы. Символы моего очищения. – Грудь его затряслась от негромкого смеха, безрадостного и горького. – Так отец наказывал мать за ее супружескую измену и изгонял дьявола из меня, ее сына.
Ранульф уставился сухими горящими глазами в небо, где угасал дневной свет; его грудь и горло стиснула знакомая боль.
– Когда мне исполнилось шесть, меня отправили на воспитание к другому лорду. Кровь Господня, как я радовался, что избавился от отца! Я его ненавидел. Не могу сосчитать, сколько раз я желал ему смерти.
– Но… ты не убил его, когда предоставилась такая возможность.
– Нет, хотя и очень хотел. Он отказался дать мне то, что мне причиталось, отрекся от меня, как от парии. И тогда я поклялся в верности Генриху и получил от него разрешение вернуть то, что у меня отняли. Я сражался за то, что должно было стать моим по праву, и победил собственного отца в поединке.
Ранульф снова негромко, безрадостно рассмеялся.
– Я делал вид, что не испытываю вины за то, что отомстил, но не сумел ее избежать. Я не сумел его убить. Я сдержал собственную руку. После всего, что он мне сделал, я так и не смог заставить себя нанести решающий удар.
Ариана с печалью и беспомощным отчаянием смотрела на Ранульфа, понимая, что каждым своим словом он сильнее привязывает себя к ее сердцу. Она и представить себе не могла, каким безнадежным одиночеством была полна его жизнь – жизнь всеми презираемого изгоя.
Внезапно Ариану переполнила такая нежность к Ранульфу, что ей сделалось больно. Она уткнулась лицом в его шею и крепко обняла его, чувствуя, что сейчас расплачется. Он так страдал! И Ариана хотела только одного – помочь ему исцелиться.
– Ты не должен страдать из-за грехов матери, – хрипло прошептала она, – и из-за безумия отца.
Высвободившись из ее объятий, Ранульф резко сел, повернувшись к ней спиной. Его грудь одновременно и сжимало, и распирало от эмоций.
Зачем он признался ей в своих самых потаенных страданиях?
«Потому что ты хотел, чтобы она поняла, – прошептал в его сознании насмешливый голос. – Ты хотел, чтобы она узнала о демонах, создавших тебя, превративших тебя в того человека, которым ты стал, – безжалостного, лишенного мягкости».
Он почувствовал, как тонкие руки Арианы снова обняли его, ощутил, как ее щека нежно прижалась к шрамам на спине. Ранульф не терпел, когда его там трогали. Он уже хотел оттолкнуть ее, но не смог заставить себя отказаться от ее тепла, ее нежности, утешения, которое она ему предлагала. Ранульф замер и затаил дыхание, словно мог все разрушить, стоит ему только шевельнуться.
Ранульф чувствовал нежное прикосновение её губ к своей обнаженной спине, чувствовал что-то влажное, щекотавшее кожу… Слезы. Грудь невыносимо стиснуло. Она плакала… плакала из-за него.
Ранульф повернулся к ней.
– Ариана… – шепнул он, на какой-то миг приоткрывая ей самое сильное желание своей души. – Ты так нужна мне.
Трогательно откликаясь, Ариана прильнула к его губам, предлагая утешение – такую же нежность, какую он излил на нее совсем недавно.
Ранульф чувствовал себя слишком уязвимым и слишком незащищенным, и поэтому не мог произнести ни слова. Каким-то непостижимым образом он открыл свою душу женщине, бывшей его врагом, и проявленная слабость тревожила Ранульфа.
Он хотел всего лишь утешить ее и не собирался, откровенничать о своей судьбе. Он не хотел вспоминать прошлое и ту тьму, что залила его душу. Он не собирался давать Аркане в руки такое преимущество.
И вот она поглаживает его по волосам, нежно ласкает затылок, словно он маленький ребенок. Словно знает, какое опустошение в его душе, словно понимает, что им движет.
Эта слабость и потеря самообладания привели его в смятение.
– Нам пора возвращаться, – скупо бросил Ранульф, глядя куда угодно, только не ей в глаза.
Ариана покорно вздохнула. Ранульф снова превратился в холодного далекого незнакомца, непреклонного воина, в сердце которого нет места мягкости. Она понимала – он уже жалеет о своей нежности, сожалеет о том, что открылся ей. Он ошибается, думала она. У него есть сердце, только оно скрыто где-то глубоко под ужасным бременем гнева и ненависти.
Может быть, Черный Дракон Верней и могучий воин, но при этом он еще и одинокий и уязвимый человек… мужчина, которому нужна она, Ариана, хотя сам он этого еще не знает.
Глава 21
Разговор на лугу повлиял на Ранульфа сильнее, чем ему хотелось. Именно тогда его начали мучить сомнения. Уверенность в том, что Ариана ничуть не лучше известных ему вероломных дамочек благородного происхождения, сильно поколебалась.
Ранульф пристально наблюдал за ней, подмечая всякие мелочи, от которых решительно отмахивался раньше. Ариана была требовательной, однако слуги любили ее. И эту преданность Ариана честно заслужила: ее живость, ум, красота, добрый характер – все вместе и завоевало их верность. Даже собственный оруженосец Ранульфа, Берк, и тот осыпал Ариану похвалами за ее заботливость и успешное излечение его раны. Она сумела завоевать уважение и восхищение даже некоторых из его вассалов, в особенности Пейна Фицосберна, как с неудовольствием отмечал Ранульф.
Безусловно, Ариана отважна. Она переносила выпавшие на ее долю лишения и унижения с королевским достоинством и не просила пощады. Однажды Ранульф увидел, как она смотрела в окно, выходившее на восток, и взгляд ее был полон тоски и страдания, словно она мечтала о лучших временах, но на его вопрос Ариана лишь пожала плечами, улыбнувшись, и покачала прелестной головкой, не желая говорить о своей грусти или искать его сочувствия.
Правду говоря, Ранульф не мог найти особых недостатков в ее поведении. Ее практическая, проницательная натура была в то же время очень женственной и приятной, хотя острый язык и безрассудное неповиновение время от времени приводили его в бешенство.
Ее физический отклик тоже был приятным, да. Невероятно приятным. Никогда еще Ранульфу не встречалась женщина, которая столь полно могла удовлетворить его плотские потребности. В постели царственная дева превращалась в чувственную женщину, выполнявшую любые его желания, и он уже не хотел никакой другой любовницы.
И все же Ранульф не мог объяснить свою тягу к ней одной лишь чувственностью. Правда, что он испытывал к Ариане невероятное чувство собственности, но за этим крылось что-то большее.
Она заполняла все его чувства, каждую его мысль. «Я и в самом деле околдован», – с отвращением заключал Ранульф. Он думал о ней в самые неподходящие моменты, вспоминал, какая она сладкая на вкус, какое у нее шелковистое тело, во время скучных разговоров о доходах и арендной плате, улаживая ссоры между слугами, даже в самый разгар тренировочных поединков с вооруженным противником – весьма опасное время для того, чтобы отвлекаться мыслями. Ранульф не мог объяснить себе, что за непонятное чувство охватывает его время от времени, причем так неожиданно, что он не успевал от него защититься… новое, странное чувство, в котором он почему-то не хотел разбираться. Угрожающее чувство, и Ранульф знал, что должен противиться ему изо всех сил. Он не мог впустить Ариану за те барьеры, которые выставил, чтобы защитить себя.
Не мог Ранульф и полностью отказаться от своих подозрений. Но, говоря по правде, он заметил, что Ариана стала по отношению к нему более отзывчивой, более мягкой после того дня на лугу, хотя это можно было объяснить благодарностью. Ранульф понимал, что своей доброжелательностью к матери Арианы он пробудил в ней чувство долга, хотя и не завоевал ее полного доверия.
Ранульф сдержал свое слово и на следующий же день проводил Ариану к хижине и снабдил несчастную больную достаточным количеством провизии. Он сожалел, что не может сделать чего-то большего для леди Констанции. В порыве сострадания Ранульф отправил одного из самых доверенных рыцарей с отрядом вооруженных воинов в Нормандию, в Верней, чтобы срочно привезти оттуда свою наложницу, сарацинку Лейлу, которая неплохо разбиралась в искусстве восточного врачевания. Однако ничего не сказал об этом Ариане, опасаясь пробудить в ней напрасные надежды.
Кроме того, Ранульф изгнал из Кларедона Дину, отправив ее работать в один из отдаленно расположенных замков. Ему не нравились злоба и лживость Дины, и он не хотел терпеть служанку, которая была так мало предана своей госпоже.
Сводного брата Арианы, Гилберта, Ранульф освободил из заключения, посоветовав забыть о непокорности и безрассудстве. Впрочем, то, что сестру выпустили из подземелья, подействовало на юношу гораздо сильнее, чем любые угрозы, и теперь он сдерживал свои вспышки.
Через два дня после истории с леди Констанцией Ранульф получил послание с печатью короля Генриха.
– Нас призывают? – спросил Пейн, когда Ранульф развернул пергамент и прочитал письмо.
– Нет, это поручение, – ответил тот довольно угрюмо, протягивая пергамент вассалу. – Леди Алиенора просит сопровождать ее, чтобы добраться до лагеря короля у Бриджнорта.
– И сопровождать ее, должен ее самый любимый рыцарь, – весело предположил Пейн.
Ранульф поморщился:
– Ты преувеличиваешь. Королева не только не благосклонна ко мне, а наоборот – делает все, лишь бы мне досадить. Она не простила меня за то, что две зимы назад я отверг одну из ее придворных дам, и знает, что я лучше пойду сражаться, чем окажусь в ее свите. Но оспаривать приказ короля не приходится. Скажи людям, что через три дня мы отправляемся в Лондон.
Этой ночью Ранульф долго лежал без сна, сожалея о задании, напоминавшем ему о том, что он больше всего презирал в благородных дамах. Королева Алиенора искусно управляла мужчинами и их желаниями, заставляя их выполнять свои требования, но была предана только самой себе. Она умудрилась, родив двух детей, расторгнуть свой брак с Людовиком Французским и обвенчалась с юным Генрихом Нормандским, потому что искала власти. Половина цивилизованного мира лежала у ног Алиеноры. Она привлекала к себе поэтов и льстецов, летевших к ней, как мухи на мед, потому что ее красота и остроумие были действительно выдающимися. При ее дворе постоянно интриговали и строили козни, а прелестная королева не только поощряла это, но и показывала пример.
«Можно придумать сотню поручений, которые я предпочел бы этому», – размышлял Ранульф. И – к своему удивлению – злился, что придется уехать из Кларедона. Ему придется в первый раз так надолго уехать отсюда за эти пять недель – в первый раз уехать от Арианы.
«Я не хочу покидать ее», – подумал он, и эта мысль испугала его.
Утром он встал рано, до того как проснулась Ариана, и поспешил на учебное поле, где довел себя почти до физического изнеможения, пытаясь избавиться от дьявольской одержимости этой женщиной. К сожалению, ничего не получилось.
Проведя ненужный многочасовой рейд по всем своим владениям, Ранульф вернулся поздно вечером и увидел, что Ариана ждет его в покоях, коротая время за шитьем. В очаге жарко пылал огонь, на столе стояла еда и вино, чтобы он смог утолить голод. Едва Ранульф вошел, Ариана отложила свое рукоделие в сторону и мягко приветливо улыбнулась.
Ранульф застыл на пороге. Ее светлые волосы блестели, как расплавленная медь, а гладкая, как слоновая кость, кожа мерцала неземной красотой. Ариана показалась ему похожей на фреску, которую он когда-то видел, – Дева Мария до рождения сына.
В сознании Ранульфа возник вдруг образ Арианы, беременной его ребенком, и это наполнило рыцаря таким страстным желанием осуществить это, что его затрясло. Пришлось отвернуться, чтобы скрыть свою слабость. Сколько он ни клялся себе оберегать сердце, он чувствовал, что в казавшейся неодолимой броне уже пробита серьезная брешь.
– Как прошел день, милорд? – негромко спросила Ариана, нарушив течение его мыслей, и встала, чтобы помочь Ранульфу снять доспехи.
Напоминая себе, что нужно сопротивляться теплоте этих серых глаз, Ранульф ответил сухо:
– Нормально.
Заметив испытующий взгляд, брошенный на него Арианой, рыцарь повторил свою клятву закрыть свое сердце и сознание от этого мягкого вторжения.
Но Ариана уже простила ему его плохое настроение. После того как он избавил ее от страха за судьбу матери, ее переполняла такая благодарность, что она не обижалась на резкости Ранульфа и на его привычную отчужденность. А когда ушел страх, появилась надежда. Надежда на то, что со временем Ранульф перестанет считать ее врагом и поймет, что Ариана много значит для него и, чтобы стать счастливым, она ему даже необходима.
В тот день на лугу она сумела заглянуть за тот непреодолимый барьер, который Ранульф воздвиг между собой и всеми остальными. Ариана тогда прикоснулась к самой уязвимой сердцевине рыцаря, к тому нежному месту в его душе, которое он всегда так тщательно оберегал. Он проявил перед ней нежную сторону своей натуры, на какой-то миг обнажил свое закованное в доспехи сердце, и теперь Ариана не сможет успокоиться, пока не разрушит этот щит целиком. Она страстно хотела избавить Ранульфа от его несокрушимой обороны, от его защитной брони. Она хотела, чтобы Ранульф снова потянулся к ней, нежно и доверчиво. Хотела облегчить эту мучительную боль в собственном сердце.
Но на следующее же утро Ариана поняла, как далека она от того, чтобы завоевать доверие Ранульфа.
День начался плохо, потому что от Пейна Ариана узнала, что Ранульф уезжает по делам короля и что Кларедон может посетить ни много, ни мало как сама королева Англии, Алиенора Аквитанская.
В раздражении от нечуткости Ранульфа Ариана поспешила осмотреть замок – и башню, и дворы, мысленно составить список бесконечных дел, требующих ее внимания. Хотя Ранульф и запретил ей самостоятельно управлять замком, но Ариана только под страхом тюремного заключения согласилась бы показать королеве Англии Кларедон не во всем его блеске.
Когда Ранульф пришел на обед, замок буквально гудел от приготовлений к его отъезду и возможному появлению леди Алиеноры. Взбегая вверх по лестнице, ведущей в его покои, Ранульф хмурился, видя вокруг суету, и сожалел о досадной необходимости готовиться к королевскому визиту, а также о неизбежных в этом случае огромных издержках. Иногда королевские визиты доводили неудачливых хозяев до нищеты.
Однако, войдя в холл, Ранульф резко остановился с ощущением, что ему нанесли удар копьем в живот. У дверей, ведущих в покои, стояли голова к голове Ариана и Пейн и смеялись.
Вид Арианы, так мило смотревшей на его вассала, вызвал у Ранульфа прилив тошнотворной ревности. Ее серые глаза светились весельем и – более того – восхищением этим высоким привлекательным рыцарем.
– Что такого смешного? – резко бросил Ранульф, и они вздрогнули.
Сразу посерьезнев, Пейн и Ариана переглянулись.
