Текст книги "Дорогой, ты меня слушаешь?.."
Автор книги: Николь де Бюрон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава IV. ЭМИЛИ И ПОТИРОН
Едва только появившись на свет,
девушка уже думает о любви.
Маргарита Наваррская
Бип-Бип... Бип-Бип...
15 часов 31 минута 16 секунд.
Уже минуту и шестнадцать секунд вы лежите на диване в гостиной и мечтаете погрузиться в 1135 страниц джойсовского «Улисса» (Что ж, и вам случается читать серьезные книги).
– Черт возьми! Никогда ни минуты покоя! – вскрикиваете вы. – Задолбал меня проклятый телефон!..
Мельхиор шокирован.
– Я, конечно, простой беспородный кот, и, кроме меня, в доме никого нет, но из этого еще не следует, что при мне можно употреблять такие выражения.
Бип-бип... Бип-бип...
Где теперь затаился поганый аппаратик?
На дне сумки, как всегда? Нет.
Оказывается, вы на нем лежите.
Ваша Старшая кричит срывающимся голосом:
– Мама! Спасай! Эмили и ее подругу Саломе забрали в полицию, не знаю уж, что они там натворили. Они в комиссариате 6-го округа. А у меня самая распродажа... В магазине тьма народу!.. Продавщица моя, разумеется, ушла! На похороны бабушки. Не можешь ли ты поехать туда вместо меня?
– На похороны ее бабушки?..
– Да нет, в полицию... Вытащить девчонок...
– Хорошо. Правда, мне казалось, что твоя продавщица уже похоронила бабушку два месяца назад.
– Совершенно верно. Причем в четвертый раз. И обрати внимание, мои продавщицы всегда хоронят бабушек и никогда – дедушек. Как мне это все надоело! Надоело! Надоело!..
Хлоп! Повесила трубку.
Что ж, вперед! Ваша внучка арестована! В 13 лет! Что она выкинула?
Вам известны только два ее увлечения.
Ее обожаемая подружка Саломе, с которой она не расстается с детского сада. Они целыми днями шушукаются в школе (сколько бы их за это ни наказывали), а, расставшись, усаживаются дома за телефон. Они друг у друга ночуют. Делают вместе уроки. Ходят в кино. Словом, сиамские близнецы.
Второе пристрастие – это ваша коллекция шелковых косынок «Гермес», которую вы собираете уже тридцать лет. В воскресенье после семейного обеда, где Саломе, разумеется, тоже присутствует, они прокрадываются к вам в спальню и устраивают маскарад. Наряжаются в корсаров... В русских крестьянок... Цыганок... Жительниц Антильских островов... и т.д. Заслышав шаги, они комом запихивают ваши драгоценные косынки в шкаф, бегут в ванную и с невинным видом моют руки. Ваши гневные окрики не помогают. Не помогает и замок, специально врезанный в дверцу шкафа (вы забываете спрятать ключ). Тронутый вашими жалобами Любимый Муж установил однажды сигнализацию, включавшуюся автоматически, как только кто-нибудь прикасался к заветному шкафу (читайте сказку о Синей Бороде). Проказницы тогда едва не умерли от страха. К несчастью, вы тоже, поскольку на другой день не сообразили эту сигнализацию отключить.
Но эта партизанская война – дело семейное, и непонятно, при чем тут полиция.
Вам предоставляется случай узнать, что в каждом округе Парижа несколько комиссариатов. Заглянув в один, в другой, в третьем находите наконец двух девочек сидящих на низенькой скамейке; они испуганно жмутся друг к другу и теребят кончики волос. Увидев вас, обе подскакивают, как на пружинах, и бросаются вам на шею с криком:
– Бабуля!.. Мадам!.. Мы ничего не сделали!
– То есть как «ничего не сделали»? – рявкает присутствующий тут же гориллобразный детина. – А это?
И потрясает у вас перед носом толстенной повязкой на большом пальце.
– Если бы вы не попытались нас изнасиловать, я бы вас не укусила! – кричит Эмили.
– Я!?.. Пытался вас изнасиловать? – икает от возмущения орангутанг. – Это вы пытались изнасиловать Дани-Рокера.
– Ты спятил? – вопит Саломе. – Изнасиловать сорокалетнего старика! Да меня б стошнило!
– Вы же его фанатки!
– Мы? Мы просто автографы коллекционируем. Мы фанатки Джони.
Отчаявшись что-либо понять, вы просите проводить вас к комиссару.
Комиссар не снисходит до общения с вами. Надо было пустить в ход проверенный прием: представиться тещей министра. Тещ министров боятся все, включая самих министров. Срабатывает безотказно.
После долгих объяснений с какими-то полицейскими, в том числе одной дамочкой в форме, после угрозы вызвать вашего адвоката – помощника председателя коллегии (подразумевается Жиль) – вам удается выяснить, что, собственно, произошло.
Разузнав неизвестным вам способом адрес поющего идола по прозванью Дани-Рокер, Эмили с Саломе сели в засаду возле его дома и бросились на своего кумира, лишь только он появился в дверях, опасливо пряча лицо за огромными черными очками. (Звезды маниакально нацепляют себе на нос громадные солнечные очки даже ночью, полагая, что укроются за ними от глаз любопытной черни. В действительности же очки эти привлекают внимание сильней, чем, если бы они вешали себе на шею табличку со своим именем.) Эмили и Саломе мечтали получить автограф и поцелуй.
К несчастью, в этот день Дани-Рокер пребывал в дурном расположении духа (может, например, запор приключился). Он знаком приказал гориллообразному телохранителю отразить напор юных обожательниц. Эмили в ярости прокусила горилле большой палец до крови. Тот взвыл (чудище оказалось неженкой). Народ сбежался. Папарацци. Ну, полиция всех и замела. Кроме, разумеется, кумира: тот небрежно раздав несколько автографов, шмыгнул домой.
Горилла собрался подать на Эмили в суд за нападение и насильственные действия.
– Мой друг, вы станете посмешищем! – любезно объясняете вы ему. – Здоровый, сильный парень жалуется, что на него напала тринадцатилетняя девочка. Да где ж это видано! Вы после этого работы никогда не найдете. И Рокер ваш вряд ли обрадуется, узнав, что его телохранитель обвинен в изнасиловании.
– Чего? Я и не думал насиловать ваших девочек! – бормочет примат.
– Да, но он меня за грудь ухватил, – визжит Эмили. – Поэтому я его и укусила. Скажи, я правильно сделала, бабуль?
– Правильно, деточка. Это называется «сексуальным домогательством», за него полагается несколько лет тюрьмы...
Орангутанг смотрит на вас обезумевшими глазами.
– Вранье! Клевета!
– Не связывайся лучше, – советует ему полицейский и смеется.
– Ага, – поддакивает другой, – тем более что комиссару надоело закрывать глаза на ваши с Дани безобразия.
– И вообще, мы что-то давненько не получали бесплатных билетов на концерты, – встревает третий.
Горилла спасается бегством.
Вы уходите из комиссариата победительницей, девчонки следуют за вами. Завернув за угол, взрываетесь:
– В следующий раз, когда вам вздумается бегать за кретином вроде этого Дани-Рокера, который на вас даже не взглянул, я оставлю вас в участке. Понятно?
Фанатки пристыжено кивают. Дома Эмили сорвала со стен все афиши и плакаты своего кумира и в скором времени заменила их фотографиями предмета новой страсти:
Коня по кличке Потирон.
Любая бабушка с тайной радостью наблюдает, как дочь, в свое время хорошенько потрепавшая ей нервы, лезет теперь на стенку от проделок собственной дочери, вступившей в переходный возраст.
Самое приятное – это когда Старшая стонет у вас на плече, жалуясь на выходки своей наследницы.
– Она меня с ума сведет!
– Ба! В ее возрасте ты меня тоже с ума сводила.
– Я?!.. Да я была просто ангелом, святой Терезой из Лизье.
– Ага, как же! Дьяволом в юбке – вот, кем ты была.
Она вам не верит. Забыла уже.
В одно прекрасное утро Эмили заявила, что хочет обучаться верховой езде, а «когда вырастет» – руководить с Саломе конно-спортивным клубом. Потому что прекраснее лошадей ничего не существует.
Она настояла, чтобы уроки фортепьяно ей заменили занятиями в манеже, где две болтушки ездили по кругу верхом на старых клячах под окрики отставного солдафона.
Вскоре юные наездницы стали проводить уикенды и часть каникул за городом в шикарном пони-клубе. Вашу Старшую это мало радовало, поскольку ей приходилось возить туда обеих девиц: мать Саломеи категорически отказалась «работать у барышень шофером».
– Пусть ездят поездом.
Логично.
К сожалению, вы-то прекрасно знаете (и Старшая тоже – по собственному опыту), что выданные на поезд деньги будут потрачены на кино и шоколадки, а перемещаться легкомысленные создания будут автостопом.
В 17 лет вы со своей подругой Жаниной, голосуя поднятым вверх большим пальцем, избороздили всю Скандинавию.
В 16 лет Жюстина со своей любимой Ванессой съездили таким же образом в Италию, а на деньги, которые вы им дали на дорогу, обошли все ночные заведения в Риме.
Вас никто не изнасиловал в пути. Их тоже. Тем не менее вы, равно как и Жюстина, запрещаете подрастающему поколению использовать данный способ передвижения, тем более что знаете из газет, чем это иной раз кончается.
А потому вы нередко сами отвозите девчонок, одетых заправскими жокеями (брюки галифе, черная бархатная шапочка, рубашка «Лакост», черные кожаные сапоги, стек – во все это папаши вложили целое состояние), на конные соревнования и там погружаетесь в воспоминания. Было время и вы скакали во весь опор по дикой пустыне на юге Марокко в сопровождении всадников каида, подкидывая и с воплем ловя на лету воображаемое ружье, как настоящий джигит. Или трусили рысцой по благоухающим эвкалиптовым рощам под стенами Рабата и возле дворца султана. По безлюдным в это время океанским пляжам.
Воспоминания об этих прогулках до сих пор кружат вам голову.
Не то что об уроках верховой езды, которые вам во время каникул давал ваш дорогой Папочка, в ту пору комендант Алжира. Выпускник знаменитой кавалерийской школы в Сомюре, он хотел сделать из вас настоящего мушкетера, а не «ковбоя вонючего».
Он выбирал для вас огромную кобылу с недобрым взглядом, а между вашим правым коленом и лошадиным боком коварно засовывал монетку. Ее полагалось вернуть в конце занятия в доказательство того, что вы не отрывали ляжек от поганой скотины. Как бы потом у вас ни ломило от этого все тело. Затем, к вашему ужасу, Родитель, получивший прекрасное воспитание у испанских иезуитов, блистающий светским лоском на колониальных приемах, начинал ругаться, как конюх, и грубо на вас кричать:
– Сожми ляжки, чтоб тебя!.. Зад вперед подай, мать твою!.. Спина прямая! Прямая спина!!! Болтаешься в седле, как куль с мукой... В следующий раз я тебя на теленка посажу...
Вы багровели от стыда. Нервничали, теряли стремена. И отцовскую монетку, само собой. К великой радости окружавших отца лейтенантиков: слышать, как площадная брань обрушивается на голову командирской дочки, было их самым изысканным развлечением.
Помнится, однажды вы упали, к вящему удовольствию откровенно презиравшей вас кобылы.
– В седло! В седло! – завопил Родитель.
– Я щиколотку подвернула, – солгали вы и притворно захромали.
Дорогой Папочка, удрученный такой бездарностью, махнул рукой на ваше обучение. И позволил вам спокойно предаваться вашей подлинной страсти: стрелять из рогатки по лягушкам, квакавшим в тамошних вади, и всякий раз приносить несколько штук к обеду (Да-да, мадам Бардо! Лягушачьи лапки, натертые чесночком, политые оливковым маслом, посыпанные петрушкой и поджаренные на вертеле – это жуть как вкусно).
Не отличаясь особенной (да и вообще никакой) наблюдательностью, вы все-таки примерно через год замечаете, что Эмили несколько охладела к верховой езде. По воскресеньям она теперь остается в Париже, предпочитая «погулять с Саломе».
– И где же вы гуляете?
– Да так, по улицам.
– По каким улицам?
– Да так... наугад.
Вы, разумеется, не верите ни единому слову. Вам еще никогда не приходилось слышать, чтобы девочки в ее возрасте гуляли «наугад» по улицам Парижа. Тогда она заявляет, что ходит в Трокадеро кататься на роликах, которые вы ей подарили на Рождество. Но вот что странно: для занятия таким весьма подвижным спортом она увешивает себя невероятным количеством побрякушек (серьги, кольца, браслеты на запястьях, браслеты на щиколотках).
А потом – на тебе! В один прекрасный день вы встречаете вашу подругу Иду.
– Знаешь, – весело сообщает она, – я видела твою внучку в метро. Она собирала милостыню на линии Нейи-Венсен на пару с молодым цыганом, бренчащим на гитаре.
Вы чуть не упали.
Что делать?
Рассказать Старшей? Последствия: трагедия в греческом стиле и немедленная отсылка Эмили во французский лицей в Виллар-сюр-Оллон (Швейцария). Результат: внучка будет ненавидеть вас десять лет.
Промолчать? Риск: идиллия расцветает пышным цветом. Эмили уезжает в кибитке с табором своего возлюбленного. Такое уже случилось у одной из ваших подруг: дочь вернулась к ней только через три года, успев за это время объездить всю Центральную Европу и Египет и родить двух цыганят.
Поговорить по душам с Эмили? Опасность: она разозлится и пошлет вас куда подальше: «Я знаю, что делаю, не маленькая!» или «Бабуля, я его люблю. Он гениальный музыкант. Он станет знаменитым, и ты будешь им гордиться»...
Советуетесь с Мельхиором.
– Это проще простого, – отвечает он, умываясь лапкой (к дождю). – Делаешь сумасбродной девчонке подарок: два месяца в спортивном лагере в США. Там она встречает высоченного американского баскетболиста и забывает цыгана. А потом подумаем, как избавиться от баскетболиста...
... Можно будет отправить ее кататься на яхте в Гленан, там она влюбится в голубоглазого матроса-бретонца и решит открыть с ним пиццерию на пляже в Плу-ле-Маре...
... Тогда послать ее в Межев кататься на лыжах под руководством красивого загорелого тренера...
И т.д.
Девичьи влюбленности дорого обходятся.
Глава V. СТРАСТЬ АТТИЛЫ
Когда любовь не считается
с возрастом.
Воскресный семейный обед.
– Золотце, не принесешь ли ты хлеб из кухни? – любезно обращаетесь вы к Аттиле.
О чудо: внук с готовностью соскакивает со стула.
– Сию минуту, голубушка!
И весело добавляет:
– Сколько ты мне дашь?
– Как это «сколько дашь»?
– Мама говорит, что всякий труд заслуживает вознаграждения. Она мне платит 10 франков, если я перед уходом в школу застилаю постель и убираюсь в комнате.
Старшая смущенно улыбается.
– Я ходила за хлебом в булочную, – замечаете вы. – Сколько ты мне дашь за кусочек, который съешь?
– Нисколько! – не задумываясь, отвечает Аттила. – Я не стану есть хлеба. Предлагаю 7 франков за то, что я принесу его из кухни.
– Семь слишком много. Давай пять?
– ОК.
В восторге от этой финансовой дискуссии, более уместной на базаре в Марракеше, внук мчится на кухню, на ходу изображая самолетик.
– Воспитываешь образцового капиталиста? – спрашиваете вы у Жюстины.
– Да нет. Я не понимаю, что с ним случилось. Последнее время он требует денег за все, что его ни попросишь сделать: накрыть на стол – 5 франков, убрать со стола – 5 франков, вынести помойку – 7, пропылесосить – 10 и т.д. Полагаю, домработница обошлась бы мне дешевле.
Возвращается Аттила, на африканский манер неся хлебницу на голове.
– Зачем тебе так нужны деньги? – любопытствуете вы. – Надеюсь, ты не играешь на бегах?
– Не, бабуль!.. Это секрет.
– Даже от меня?
– От тебя – нет, бабуль! – отвечает он в порыве нежности.
Вы таете.
– Тогда скажи мне на ушко. – Остальным: – А вы не подслушивайте!
Остальные члены семьи со смехом закрывают руками уши.
Аттила шепчет вам:
– Я собираюсь жениться.
Сердце ваше бьется, как у девушки. На ком еще может хотеть жениться семилетний мальчик, как не на собственной бабушке? Вы коситесь на Старшую. Она, злодейка, все слышала и блаженно улыбается: вероятно, тоже думает, что избранница – она.
Аттила провозглашает на весь стол:
– Я собираюсь жениться на Флер.
– Это девочка из твоего класса? – спрашиваете вы разочарованно.
– Нет. Учительница. Я от нее без ума.
– Так вот почему у тебя теперь такие хорошие отметки и почему ты, придя домой, сразу бросаешься делать уроки, – ядовито замечает мать.
Аттила лукаво улыбается в ответ.
Вы спрашиваете:
– Ну а деньги? Деньги тебе зачем? Надеюсь, ты не платишь за хорошие оценки?
– Что ты! – возмущается внук. – Я дарю ей букетики цветов или эклеры с шоколадным кремом. Она их обожает.
– Она располнеет, – вставляет Лилибель, знающая толк в диетах.
– Браво! Ты галантный молодой человек, – одобрительно кивает дедушка Жюль. – Дамам всегда надо дарить подарки.
Аттила поворачивается к отцу.
– Папа, в каком возрасте можно жениться?
– По-моему, в 18, а девочкам выходить замуж – после 15, – бормочет Зять № 2. – Но, пожалуйста, закончи сначала школу.
Зять № 2 человек рассудительный.
– Ты уже известил мадемуазель Флер о своих намерениях? – с самым серьезным видом осведомляется Любимый Муж.
– Ну... то есть... – замялся Аттила. – Я зову ее «моя невеста».
– А она что?
– Она смеется и говорит, что у меня много времени впереди и я еще успею передумать. Но я не передумаю. Это женщина моей жизни.
– Откуда ты взял такое замечательное выражение? – удивляетесь вы.
– Мой друг Венсен по телевизору слышал, в фильме про любовь.
– Я в твоем возрасте была без памяти влюблена в учителя музыки, – признается Лилибель. – Он носил потрясающие усы.
– А потом что?
– Подлец сказал моим родителям, что у меня нет никаких способностей к игре на фортепьяно, и исчез. Как я рыдала! Как рыдала!
Все принимаются наперебой рассказывать о своих детских влюбленностях и забывают о юном женихе.
Он, однако, не забывает перед уходом потребовать свои 5 франков (за хлеб), еще 5 за то, что принес кофе, и 5 за то, что убрал со стола, – итого 15. Как назло у вас нет мелочи. Внук удовлетворяется долговой распиской с вашим именем и числом.
Вы заплатите в следующее воскресенье. Плюс 5 франков за то, что он накрыл на стол, да 5 за то, что убрал, да 20 за мытье окна у вас в спальне. Итого: 45. Округляете до 50 и великодушно протягиваете купюру возлюбленному мадемуазель Флер. Он в восторге, целует вас.
Проходит несколько недель.
Проходя мимо магазинчика Старшей, заглядываете поболтать. Она пытается уговорить клиентку, у которой размер не меньше 44-го, не покупать очаровательный костюмчик 38-го; объясняет, что ей нужна «элочка». Но дама уже втиснулась в 38-й размер и уходит в нем, затянутая так, что костюм, того гляди, треснет по швам.
– У тебя есть пять минут? Может, кофе выпьем?
– С удовольствием. Народу как раз не много. – Жюстина поворачивается к продавщице: – Валери, я выйду на минутку. Осторожней с клептоманками. – Вам: – Чем клиентки богаче, тем более склонны к воровству.
Отправляетесь в бистро напротив.
Вы очень цените редкие минуты, которые удается провести наедине со Старшей, обремененной обычно супругом и одним или несколькими детьми.
– У тебя все в порядке?
– Да. Вот только Аттила меня беспокоит.
– Он нездоров?
– В определенном смысле да. Он по-прежнему умирает от любви к мадемуазель Флер. Теперь он взялся зарабатывать деньги по крупному. Ходит за покупками для соседей. Моет тротуар вместо консьержки. В воскресенье разносит газеты и круассаны всем жильцам в доме. Чистит ботинки целому кварталу...
– Потрясающе! Тебе нечего беспокоиться за его будущее. Этот мальчик сумеет заработать себе на жизнь.
– Да, но пока он делает уроки по ночам, а утром спит на ходу. Надоела мне эта мадемуазель Флер.
– Не переживай. На следующий год появится другая учительница, и твой донжуан станет ухаживать за ней.
– Ты хочешь сказать, что эту любовь к образованию в лице его лучших представительниц я буду сносить все годы Аттилиной учебы?
Вы обе смеетесь.
На другой день, 13 часов.
Вы обедаете шоколадным коктейлем для похудения Slimfast. Якобы соблюдаете диету, но на самом деле вы его обожаете, к тому же приготовление занимает ровно две минуты. Потягивая напиток, вы смотрите телевизор.
Бип-бип... Бип-бип...
Позвонить в минуту, когда передают заголовки новостей, может только Деточка. Спорим на баночку тунца? – подначиваете вы Мельхиора.
Бип-бип... Бип-бип...
Вы проиграли баночку тунца.
– Алло! Это говорит мадемуазель Перро, – сообщает вам женский голос.
– Я не знаю никакой мадемуазель Перро, вы ошиблись, – ворчите вы, прислушиваясь к новостям.
– Возможно, вам знакомо имя мадемуазель Флер? Я учительница Аттилы.
– Ах, да, конечно!
Выключаете телевизор.
– Что-нибудь случилось?
– Нет, но я хотела бы к вам зайти... по секрету!
– Когда вам удобно?
– Сейчас, если не очень помешаю. Я возле вашего дома.
Мадемуазель Флёр очаровательна. У Аттилы хороший вкус. Она смущенно присаживается на краешек дивана, достает из кармана скомканный кусочек папиросной бумаги и протягивает его вам.
– Я обратилась к вам потому, что родители, боюсь, слишком строго накажут Аттилу.
Разворачиваете бумагу. Там кольцо с рубином.
– Подозреваю, это кольцо вашей дочери, – продолжает учительница, потупив глаза. – Ваш внук преподнес его мне в знак нашей «официальной помолвки»... Я не знаю, что делать!
О ля-ля! А вы как будто знаете!
И почему все неприятности приходится расхлебывать вам? Может, убежать на Мальдивские острова и оттуда выслать Старшей кольцо по почте «От доброжелателя»? Вы с наслаждением представляете себе, как за много тысяч километров отсюда лежите себе на песчаном пляже в тени кокосовой пальмы, попивая апельсиновый сок, в то время как здесь разгорается скандал. Мадемуазель Флер возвращает вас к реальности.
– Я подумала... м-м... вы могли бы потихоньку положить кольцо на место. Я понимаю, что проявляю трусость, но...
– Да уж! – соглашаетесь вы. – Аттила гнусный мелкий воришка. Если, влюбляясь, он станет всякий раз красть у матери драгоценности, до чего мы докатимся?..
– Я все понимаю. Я очень расстроена. Он так серьезно относится к этой своей фантазии с женитьбой. Я ему сто раз все объясняла. «Разрывала» с ним неоднократно. Но он так страдает, что мне его становится жалко. Я не знаю, как быть. Такое со мной впервые случается. Прошу вас, поверьте мне.
– Я вам верю, – отвечаете вы сочувственно. – Может, нам обратиться за советом к школьному психологу?
Лицо учительницы делается непроницаемым.
– Психолог дура! – говорит она ледяным тоном. – Ей, видите ли, смешно. Она убеждена, что Аттила разыгрывает комедию. И я тоже.
Мадемуазель Флер так взволнована, что вам приходит в голову безумная мысль.
– А вы часом не влюблены в моего внука? – спрашиваете вы с улыбкой.
Она смеется.
– Нет. Но я люблю его, как если бы он был моим собственным сыном. Он такой милый и ласковый.
Пытаетесь представить себе милого и ласкового Аттилу. Любовь и в самом деле творит чудеса, даже в семилетнем возрасте.
Мадемуазель Флер смущенно ерзает на вашем диване.
– И еще одно осложнение... Я живу с молодым человеком, у нас с ним все хорошо, за исключением того, что я запрещаю ему заходить за мной в школу: Аттила ревнив, как тигр. Он уже моему приятелю шины у мотоцикла прокалывал.
Она поспешно встает.
– Мне пора. Я опаздываю на урок.
Вы обещаете, что потихоньку вернете кольцо на место. А также посоветуетесь с вашим «любимым психоаналитиком», ангелом-хранителем всей вашей родни. На прощанье вы целуетесь. Она ведь теперь вроде как член семьи – по сердечной линии.
Звоните «любимому психоаналитику», у того голос сразу делается озабоченным.
– Детская любовь – это гораздо серьезней, чем мы думаем. Нам надо встретиться. Запишитесь на прием у моей секретарши, скажите: «срочно», а пока почитайте «Когда мне было пять лет, я себя убил» Говарда Бютена.
Прелестная перспектива. Кроме того, секретарша «любимого психоаналитика», между прочим, ваша подруга, клянется, что у него нет ни минуты свободной, но «вас, учитывая срочность», он сможет принять через две недели. В полночь.
– В полночь я сплю! – не выдерживаете вы.
– Знаю, – жалобно отвечает Изабель. – Но сейчас эпидемия депрессий, и доктор работает каждый день до часу ночи.
В ожидании встречи с доктором, в среду после обеда вы заманиваете Аттилу к себе: предлагаете ему вымыть окна в кабинете за ошеломляющую сумму в 30 франков. Он прибегает.
Прежде чем он влезает на табуретку с жидкостью для мытья окон в руке, вы садитесь за письменный стол и произносите ледяным голосом, тем самым, который приводил в содрогание ваших дочерей, когда они были маленькими:
– Стало быть, ты теперь воруешь?
Он выкатывает удивленные глаза.
– Я? Что я украл?
Показываете ему кольцо с рубином.
– Кольцо твоей матери.
– Оно мое!
– Как это – твое?
– Конечно. Мама всегда говорила, что оно для меня, что я отдам его своей невесте. Кольцо с бриллиантом – для Матиаса, а с изумрудом – для Эмили.
Вы поставлены в тупик.
– Хорошо. Но почему ты взял его тайно, не спросив разрешения?
Внук складывает руки на груди, в глазах отчаяние.
– А потому что я знаю, какой поднялся бы шум. Мама не желает верить, что я люблю мадемуазель Флер и что я с ней помолвлен.
– Я тебе верю, – говорите вы вкрадчиво. – Но мадемуазель Флер не может любить мальчика, который крадет у мамы вещи.
– Кольцо мое! – упорствует Аттила.
– Нет. Оно станет твоим, когда ты вырастешь. Это не одно и то же. Сделай милость, положи его туда, откуда взял, так, чтобы мама не заметила.
– Нет.
Воцаряется тяжелое молчание.
Вы чувствуете, что ваш упрямый внук готов скорее выпить средство для мытья окон, чем уступить.
Итак, уступаете вы.
– Хорошо. Я сделаю это сама. А теперь отправляйся домой. Я не хочу тебя видеть.
Аттила багровеет, глаза его сверкают гневом, как у быка Миуры [14]14
Порода быков, выведенная испанцем доном Миурой.
[Закрыть], губы сжаты, он уходит с гордо поднятой головой, не глядя на вас.
На другой день после обеда.
Улучив время, когда Жюстина занята у себя в магазине, Зять № 2 – в своем зубоврачебном кабинете, а дети – в школе, вы заявляетесь к ним в дом и просите у консьержки ключ от квартиры, будто бы затем, чтобы измерить окна и подарить дочери новые занавески.
Пробравшись в спальню, открываете потайной ящик письменного стола, некогда принадлежавшего вам.
Кладете туда украденное кольцо.
И тут вас охватывает детское желание примерить лежащие в ящике драгоценности. Бриллиантовое кольцо Матиаса очень хорошо сидит у вас на указательном пальце (Вы всегда мечтали носить кольцо на указательном пальце, но Любимый Муж возражал категорически, называя это «дешевым шиком». Он вообще противник украшений и по случаю рождения дочерей дарил вам тракторы для Микулета: сначала маленький гусеничный, а потом большой, шестидесятисильный. Но ни разу ни одного драгоценного камешка. А когда вы об этом попросили, он воскликнул, закатив глаза: «Какая ты все-таки мещанка!» Вот и остались вы мещанкой-помещицей с двумя тракторами, но без бриллиантов).
Вдруг дверь спальни с шумом распахивается. На пороге появляется ваша Старшая.
В глазах изумление.
– ...Почему ты здесь? Консьержка мне что-то наговорила про занавески? Мне мои очень нравятся! И менять я их не собираюсь!
Как объяснить Жюстине, почему вы:
1) солгали консьержке, когда вы с самого детства вдалбливали дочерям, что «ложь – это чудовищный порок».
2) тайком проникли в квартиру и копаетесь в ящичке с драгоценностями.
Брякаете первое, что приходит в голову:
– Я видела в магазине «Шанель» прелестное кольцо из белого оникса... Оно бы тебе очень подошло. Я заглянула, чтобы узнать твой размер.
Старшая бросается вам на шею.
– Мама, ты чудо!
На поцелуи вы отвечаете без энтузиазма. Вы удручены. Кольцо вы и в самом деле присматривали, но... для себя! И не купили из-за цены!
Слово есть слово. Бежите в магазин «Шанель», проклиная влюбленности Аттилы, опустошающие ваш сберегательный счет.
Жюстина, конечно же, приглашает вас на ужин и готовит ваше любимое блюдо: молочного пиренейского ягненка «Дофине».
– Тебе можно позавидовать, – ворчит Любимый Муж. – Для меня дочь не стала бы готовить «утку с кровью».
– Почему же нет! – возражает Жюстина. – Подари мне такое же роскошное кольцо.
– Дешевле пригласить вас всех на ужин в «Тур д'Аржан».
– Согласна!
Вы замечаете, что Аттилы нет за столом.
– Он уже два дня не встает с постели, – объясняет его мать. – Я ничего не понимаю. Температуры нет. Просто не знаю, что с ним.
Вы-то знаете: депрессия.
– Может, не ладится роман с мадемуазель Флер? – ехидничает Эмили.
– А ты помолчи! – одергиваете вы ее. – Нечего над другими смеяться, когда еще недавно бегала за Дани-Рокером.
Эмили понуро опускает голову.
Вы поднимаетесь из-за стола и вежливо спрашиваете у Старшей разрешения пойти поцеловать Аттилу.
Он лежит, укрытый с головой. Наружу торчат только несколько белокурых прядок. Осторожно откидываете одеяло.
Личико внука залито слезами.
– Не плачь, сокровище мое, – шепчете вы ласково. – С кольцом все улажено.
Аттила сотрясается от рыданий.
– Я не из-за кольца.
– А из-за чего же тогда?
– Мадемуазель Флер живет с другим. Со стариком. И он хочет на ней жениться.
– Какого же возраста этот старик?
– Лет 25, не меньше.
– Действительно, старик. Но, дорогой мой, слезами горю не помочь. За любовь надо бороться. Пойди поговори с этим типом. Скажи ему, что тоже намерен жениться на мадемуазель Флер через... дай посчитать... одиннадцать лет. Может, он не захочет ждать так долго.
Аттила серьезно кивает.
Проходит два дня. Семь часов вечера.
Бип-бип... Бип-бип...
Ваша Старшая в истерике.
– Аттила пропал. Не вернулся из школы. Он случайно не у тебя?
– К сожалению, нет. Ты звонила в школу?
– Там уже все ушли.
– А приятелей его обзвонила?
– Разумеется. Его нигде нет. Он сбежал... Или его похитил какой-нибудь мерзкий педофил!..
– Брось! Аттила для этого слишком хитер. Успокойся. Ты звонила его учительнице, мадемуазель Флер?
– Я ни телефона ее не знаю, ни фамилии, ни где живет...
– Дай-ка я попробую выяснить... Перезвоню.
Сколько ни смеялась над вами Деточка, вы до сих пор так и не научились пользоваться Минителем. Но в добром старом справочнике, напечатанном на бумаге, вы без труда находите телефон мадемуазель Флер Перро.
Она дома. Объясняете ей, в чем дело.
– У меня его нет, – сокрушается она. – Какой кошмар! Лишь бы только он не наделал глупостей!
– А вы смотрели у себя под дверью?
– Сейчас посмотрю.
Она возвращается через пять минут, которые кажутся вам пятью веками.
– Он сидит у меня на лестнице! Не хочет идти ни ко мне, ни домой, пока «как мужчина с мужчиной» не поговорит с моим другом. Тот как раз пришел. Они отправились выпить кока-колы в «Гортензии».
– В «Гортензии»?
– Это ближайшее кафе.
– Отлично! Не могли бы вы отвести его домой по окончании встречи на высшем уровне?
– Конечно!
Перезваниваете Старшей, успокаиваете ее: малыш в «Гортензиях». У него мужской разговор с другом учительницы. После заключения перемирия тот доставит его домой.
– Ну все! С меня довольно! – кричит Жюстина. – Я переведу его в другую школу!
– Думаю, уже не нужно.
Вы не знаете, что сказали друг другу в «Гортензиях» «мужчины»: будущий супруг мадемуазель Перро и ваш маленький внук. Однако они стали друзьями. Аттила теперь не только не прокалывает бывшему сопернику шины мотоцикла, но нередко отправляется на прогулки на этом самом «Кавасаки-500», зажатый между Флер и Ришаром. Однажды они даже целый день провели втроем в Диснейуолде. Страсть Аттилы угасла сама собой. И он сделался прежним жизнерадостным ребенком.
