Текст книги "Сказки с крыш (СИ)"

Автор книги: Ника Батхен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Десятая сказка

Жил-был принц. Принц как принц – красивый, умный и обаятельный. Он прекрасно танцевал, сидел в седле как влитой, замечательно фехтовал и дрался на кулачках, мог сочинить стишок к случаю и недурно сыграть на арфе. Назвать его отчаянным храбрецом было, пожалуй, сложно, но когда на королевство напал дракон, нагло требуя мяса, золота и невинную девушку на закуску, принц решил эту проблему, не прибегая к мечу. Он просто-напросто обыграл негодяя в драконий покер, да так, что гнусный ящер тихонько улетел посреди ночи – лишь бы не платить проигрыш. Спасенная девица поцеловала спасителя в щечку. И поцелуй этот так понравился принцу, что он решил – все, пора жениться. Собрал чемоданчик, попрощался с папой-мамой, сел на белого коня и отправился искать невесту.

Чемоданчик у него украли в первом же кабаке. Белый конь оказался заколдованным принцем, и его пришлось везти домой, в тридесятое королевство. Меч погрызли коварные ржавые мыши. Деньги подходили к концу. Но наш принц не сдавался. На крышу он попал по ошибке – какой-то шутник посоветовал ему поискать лучшую в мире девушку в Лавке Ненужных вещей. У хозяйки лавки была одна слабость – она полагала себя неотразимой прелестницей. Поэтому они с принцем не нашли друг у друга ни малейшего понимания. Вылетев за дверь лавочки, незадачливый жених собрался было спускаться вниз по чердачной лестнице, но вдруг услышал чей-то жалобный крик.

Какая-то маленькая очаровательная феечка ухитрилась провалиться в водосточную трубу – только крылышки торчали. Она тоненьким голоском звала на помощь. Принц, разумеется, бросился к трубе и вытащил оттуда несчастную феечку – даже платье почти не порвал. Поглядел на неё, поглядел ещё раз – и прямо на крыше встал на одно колено, предлагая руку и сердце. Феечка в ответ обидно рассмеялась, а потом объяснила наивному принцу, что за всякой порядочной феечкой надо ухаживать много-много лет – дарить букеты, петь серенады, носить на руках, терпеть капризы и утешать в минуты тоски. Обычно принцы безнадежно стареют раньше, чем удостаиваются права поцеловать избранницу в щечку. Но без награды спасителя оставлять нехорошо.

– Вот орешек, – сказала феечка. – Если вдруг в твоей жизни настанет самый-самый черный день – расколи и съешь ядрышко. И увидишь, что будет.

Сказала, махнула крылышками и улетела, как не бывало. Что делать – спустился наш принц с крыши, и отправился искать дальше. Вы не поверите – не успел он пройти и десяти шагов, как навстречу ему пробежала по своим золушковым делам настоящая Золушка. С милыми глазками, пухлыми губками, усталыми ручками и добротой во взгляде.

– Ах, – сказала Золушка, разглядев, что на неё смотрит принц. И зарделась.

– Позвольте, – сказал принц, отобрал у Золушки тяжелые сумки с покупками и проводил её до самого дома. Нежное и доверчивое создание покорило его до глубины души. Он стал навещать Золушку каждый день и уже почти собрался делать ей предложение. Одно его смущало – уж больно тихой и кроткой была избранница, ни словечка поперек не скажет.

И вот однажды, выбирая цветы Золушке, он случайно толкнул другого принца, который покупал розы. Тот рассердился, перебранка переросла в потасовку, и наш принц хорошенько отколотил чужого прямо на глазах у его дамы – настоящей Принцессы. Красавица рассмеялась, а потом попросила проводить её до дворца – мало ли какие хулиганы привяжутся по дороге, а с таким героем бояться нечего. Принцесса была жгучей брюнеткой с чудесными волосами и здоровым цветом лица, она носила алые облегающие наряды и со второго свидания намекнула, что совсем не прочь надеть колечко на пальчик. Принц был тоже не прочь, но уж больно самостоятельной оказалась Принцесса, к тому же ей нравилось читать принцу морали, даже при слугах. Одна горничная Принцессы все время рассказывала, какие ужасные вещи её госпожа говорит про своего жениха. И она была такой ласковой, такой внимательной, ей так нравились новые наряды принца, цвет его шляпы, блеск глаз, острота мыслей…

В общем, не прошло и полугода, как принц решил жениться на горничной. Она была миленькой и хорошенькой, корона наверняка бы пошла к её кудрявой головке, она умела не докучать разговорами, поддакнуть и утешить. Принцу было с ней хорошо… только вот деньги, присланные из дома родителями, наконец-то закончились до последней монетки. А когда горничная поняла, что ни новых платьев ни красивых сережек ей больше не светит, она преспокойно сбежала к другому принцу.

Нашего невезучего жениха, оголодавшего и обиженного, подобрала уличная циркачка. Притащила к себе в фургон, накормила горячим супом, научила жонглировать тремя мячиками и ходить по канату. Принц понял – вот она, его единственная любовь. Шаловливая, огненная, совершенно свободная – и никакой заботы ни о крыше над головой ни о придворном этикете ни о всяких скучных вещах. После удачного представления он встал перед циркачкой на одно колено и предложил руку, сердце, корону и все остальное. А она сказала «В цирке не женятся. Бросай свое королевство, у нас выйдет чудесный номер».

Оскорбленный до глубины души принц собрался удалиться в монастырь. И в городской церкви встретил истинную мадонну. Покрытая белым платком, строговзорая, с безупречной спиной, она читала молитвы по четкам – три круга по девять раз. Безупречное благочестие её мыслей и поступков соперничало с безупречной чистотой её одежд. Наученный горьким опытом принц сперва поинтересовался, как дама относится к семье и браку, и только потом начал за ней ухаживать. Через три месяца он был впервые приглашен на чашку чая и обсуждение сомнительных мест из Блаженного Августина. Через полгода ему позволили поцеловать даме ручку. Через год принц сбежал.

Следующую красавицу попытались сосватать принцу его родители – это была принцесса с далеко идущими политическими планами. Не успел принц провести с ней и трех вечеров, как уже знал за кого будут просватаны их будущие дочери, какие войны за территории придется вести в течение ближайших двадцати лет и почему первым делом после свадьбы придется менять мажордома, увольнять половину прислуги и снимать с должности премьер-министра. Четвертого вечера не случилось.

От тоски принц решил поухаживать за одной из фрейлин невесты, прелестной рыжей кокеткой. Она с удовольствием отплясывала с принцем на балах, качалась с ним на качелях, кушала мороженое из одной креманки – вот только с другими принцами она развлекалась так же весело и охотно. Что делать – принц дрался за любовь, пока не сломал мизинец. Когда он выписался из госпиталя, то узнал – неверная вышла замуж за Людоеда и теперь глубоко страдает, потому что никто больше не рискует за ней приударить.

Очередную кандидатку в королевы интересовали только её цветы и её драгоценные котики. Она вычесывала кисонькам шерстку, повязывала бантики, варила кашки и полировала коготки. Цветы в её милом садике цвели с первых весенних дней до первого снега – и это было восхитительным зрелищем, в особенности когда садовница в пышном белом наряде прогуливалась вдоль клумб. Принц был покорен и счастлив. Предложение брака пришлось ко двору – вот только выздоровеет котеночек, отцветут астры, высохнут луковки белых тюльпанов…

Возможно, дело бы кончилось свадьбой, но нашествие малиновых цветожорок уничтожило все посадки фиалок, а когда дама сердца вернулась, принца уже любили. Застенчивая соседка садовницы нашла время, чтобы рассказать принцу, как долго она изнывала от взглядов его изумительных глаз. И принц зажил по-королевски. Его обожали, подавали завтрак в постель, гладили рубашки, говорили ласковые слова, смотрели покорным взором и застенчиво опускали ресницы. И по тридцать раз в день спрашивали «Ты меня любишь, милый?». Однажды принц сказал «Нет!!!» – и отправился к новой жизни, счищая с волос заботливо приготовленную яичницу.

Перебирая невест, принц почти что уверился, что идеальной женщины на свете не существует. Но однажды встретил её на морском берегу. Высокая, стройная, легкая, с сияющими глазами и светлой улыбкой, она играла с волнами, и серебристые рыбки толкались за право прикоснуться к её руке. Принц заговорил с ней – она оказалась умна, добра и прекрасно воспитана, разбиралась и в музыке и в политике и в сортах гладиолусов – но в меру, в меру. Недолго думая принц упал на колени – и девушка с раскрытыми объятьями бросилась к нему навстречу:

– Встаньте сейчас же, дедушка! Песок нынче холодный!

Кое-как попрощавшись с несостоявшейся принцессой, принц ушел во дворец, предаваться сожалениям о бездарно упущенной жизни. Ему захотелось пить, он купил у разносчика стакан лимонада со льдом и, доставая деньги, нащупал орешек феечки, который носил с собой – на счастье.

– Худшего дня в моей жизни не будет! – вслух произнес принц, расколол орешек большой королевской печатью, съел и запил лимонадом. …И оказался на крыше, молодой и беззаботный. Вдалеке таял звонкий смех феечки. Принц спустился с крыши, через десять шагов встретил спешащую по своим золушковым делам Золушку, сделал ей предложение прямо на улице, через три дня сыграл свадьбу и прожил долго и счастливо много-много прекрасных лет рядом с любимой женой.

…Лучший выбор на свете – тот, который ты выбираешь…

Одиннадцатая сказка

Феечка корабельного флюгера умела ловить ветра. И высвобождать их, если Эвру, Борею или бесчисленным младшим ветрам случалось запутаться в трубах и проводах. Впечатлительные феечки только ахали, когда феечка флюгера взлетала в грозу, срезать клок бороды у северного разбойника и не слишком добрым словцом отправить его восвояси. Бывало, молнии опаливали ей длинные косы или буря ломала крылышки, но всякий раз удача подхватывала отважную у самой земли… в крайнем случае подстилала сугроб или свежую клумбу. Отряхнувшись, залечив синяки и заштопав платьице, наша феечка снова возвращалась на пост.

Она была высокой и сильной (для феечки, конечно), на крыше шептались, что все у нее «чересчур» – пышные кудри, яркий румянец, крупный рот, громкий и низкий голос. И фигура лишенная фарфоровой хрупкости – феечке флюгера страшно нравилось столкнуться с принцем на шпагах или кулачках, вызвать на поединок в танце – и победить, конечно. Она каталась на лодочке по пруду в парке, тосковала по далекому морю, просила чаек приносить ей витые ракушки и шершавую гальку, терпеть не могла розовый цвет, блестки, бантики и без всякого уважения относилась к обычным феечковым забавам. Балы, правда, любила – за возможность поплясать вволю. Но томно стоять, обмахиваясь веером и заглядывая в бальную книжечку – нет, это было не про нее. На чаепитие с музицированием и сплетнями её было не затащить, варенья и зелья она не варила, волшебную палочку забросила за кровать сразу после окончания волшебной школы и ни разу с тех пор не доставала. Принцы поглядывали на феечку с уважением, обращались за помощью и советом, но ни серенад, ни боев на турнирах ей не посвящали – боялись, что не поймет. Правильно, в общем боялись.

Феечке было тесно на крыше. Она расстраивалась, что родилась феечкой, а не феей, что крылышки у неё немногим прочней крыльев бабочки, а волшебства хватает только на кружевную ерунду (финты с ветрами она считала частью работы флюгера). Ей мечталось о подвигах и боях, дальних плаваниях, бурях и ураганах. И так хотелось настоящего дела! Но приходилось сидеть на крыше, ловить залетные ветра и тихонько оплакивать свою долю, боясь состариться в пустых хлопотах (хотя, как вы давно знаете, феечки не стареют).

…Когда на крышу явился волшебник и, ухватив феечку за то место, из которого крылья растут, уволок её в неизвестном направлении, был самый обычный, теплый, спокойный июльский вечер. Принцы с феечками играли в жмурки между труб и весело смеялись, черные кошки нежились в лунных лучах, поглядывая одним глазком на занятых тем же пушистых сов. Наша феечка сидела верхом на флюгере, болтала ножкой и думала, как скучно жить – но неласковая хватка жестких пальцев помешала её размышлениям. Бедняжка трепыхалась, брыкалась, пробовала кусаться – тщетно, её куда-то несли, точнее с ней куда-то летели. А позвать на помощь было ниже её достоинства. Поэтому феечка тихо повисла, притворившись, что потеряла сознание, и приготовилась быстро-быстро спасаться.

Похититель спустился на землю перед дымящимися развалинами старого дома, похожими на скорлупу яйца, из которого вылупился дракон. Вокруг бегали, кричали и рыдали люди, толпились машины, где-то гудел вертолет. Тяжело пахло дымом и смертью. Феечку поставили на ноги и развернули, крепко придерживая. На неё смотрел седоголовый волшебник с осунувшимся лицом.

– В подвале дома работала студия. Там – мои дети… не совсем мои, но все равно мои. Они остались одни, им страшно, безумно страшно. Я не могу ничем помочь им – я буду с людьми разбирать дом, здесь ещё есть живые. А ты сумеешь пробраться сквозь щели. Видишь трещину?

– Вижу, – кивнула феечка.

– Марш! – приказал волшебник, и, не дожидаясь ответа, синей молнией взлетел ввысь.

Феечка встряхнула крылышками и тоже поднялась в воздух. Руины выглядели так жутко, воздух так пропитался ужасом и страданиями, что любая нормальная феечка улепетывала бы отсюда впереди собственного писка. Любая – но не наша.

…Если б при мне была волшебная палочка, – думала феечка, обдирая бока об узкую щель, я смогла бы стать мышкой или мушкой и пролезть в подвал без проблем. А так придется оставаться самой собой. Уффф!

Вместе с кучкой щебня и мусора она свалилась на пол и оказалась в темной-претемной комнате. В углу плакали и что-то бормотали дети. Феечка видела, как испуганными огоньками свечей мечутся их подбитые души – ещё немного и опоздает любая помощь.

– Эй, детеныши! – закричала она так весело, как умела. – Хватит хныкать, посмотрите, какие у меня бабочки!

Щёлк – и стайка розовых мотыльков сорвалась с пальцев феечки и разлетелась по студии, освещая мольберты и покрытые пылью от штукатурки картины. Щелк – и в другую сторону понеслись золотые хвостатые звезды. Феечка лихорадочно вспоминала, можно ли наколдовать новое платьице без волшебной палочки и – о, чудо! – у неё получилось.

– Вас обязательно спасут, чумазая малышня! А пока давайте творить чудеса! Вы умеете? – улыбнулась нарядная, словно с открытки, феечка и расправила крылышки. – Вот ты, лохматый, умеешь?

Зареванный кудрявый мальчуган покачал головой. Феечка сделала строгое лицо:

–Ай-яй-яй, нехорошо обманывать старших! Я знаешь какая старая? Уууу… А если ты не умеешь творить чудеса, откуда у тебя мороженое в кармане? Оп!

Мальчишка неуверенно улыбнулся, ухватив эскимо за палочку. А феечка уже перелетела к следующему ребенку:

– Как тебя зовут, милая? Ну-ка, погромче! Агаа… и ведь ты у нас тоже волшебница! Тебе всегда хотелось иметь котенка, ведь правда? Держи! Когда мы выберемся наружу, папа с мамой подарят тебе живого, честное слово! А теперь давайте все вместе придумывать сказку – жила-была феечка… давайте, это была феечка корабельного флюгера. И этой феечке очень-очень хотелось полететь к морю! И вот, однажды…

Ах, как аплодировали бы такой сказке на большом Осеннем балу! Но и детям она понравилась. Пришлось придумывать дальше. Феечка чувствовала, как вечер сменился ночью, вышла и снова спряталась большая луна. Как хрипят и стонут, грозя обрушиться в любую минуту, измученные камни свода, как кипит наверху работа, как могучая воля волшебника сплетается с исступленным трудом людей. Почувствовав, что дети устали, феечка спела им колыбельную и закружилась над спящими, разгоняя кошмары из их беспокойных снов. Она позволила себе упасть лишь когда свежий воздух ворвался в подвал вместе с утренним солнцем и заботливые руки одного за другим вынесли детей из подвала. Все были живы.

До домика феечку пришлось транспортировать на носилках. Она спала двое суток и ещё неделю не показывалась из домика, впрочем, вкусные приношения принимала охотно – аппетит у бедняжки был зверский. На восьмой день феечка встала как ни в чем не бывало, и, нарядившись – о, казус! – в розовое платьице вместо привычного синего, полетела к себе на флюгер. Она осталась такой же веселой, задорной и чересчур живой (для феечки конечно), ловко ловила ветра и бесстрашно летала в бурю, но никогда больше не смеялась над глупыми и бесполезными феечковыми волшебностями. И повсюду, даже в ванную брала с собой новенькую волшебную палочку – такую миленькую, с перышками и звездами.

…Каждому чуду свой черед…

Двенадцатая сказка

Хозяйку Лавки ненужных вещей на крыше капельку опасались. Все знали – давным-давно она была человеком, да и сейчас выглядела как человек – румяная, пухленькая старушка в пестрой кофте с карманами и вязаной юбке. Только глаза сияют и руки движутся быстро-быстро. Но зато в лавочке у Хозяйки всегда можно было оставить что-то ненужное и получить взамен что-то, что тебе пригодится. Надоели тебе, скажем, чашки, платьице, или плохое настроение – приносишь, глядь, а кому-то не хватало посуды, нарядов или давно хотелось капельку погрустить. Вещи могли ожидать владельцев многие годы и никто (даже сама Хозяйка) не мог в точности рассказать обо всем, что хранится в пыльных шкафах, сундуках и кладовках. Иногда гость сам не знал, отчего он пришел, и долго мялся у порога, оглядывая витрину, перебирал немудрящий товар. Кошки-привратницы звали тогда Хозяйку, и она, снисходительно улыбаясь, выносила из закромов нужную вещь – волшебную флейту, половинку сердечка или ключ от родного дома.

Говорили, что Лавка намного старше Хозяйки. Даже взрослая Фея помнила мутные стекла, отполированный прикосновениями прилавок, запах пряностей и ветхой бумаги, марионетку-пьеро на второй полке у входа и шлем с крылышками, в котором росла герань. Но когда появляется Лавка, почему закрывается, и кому подобает вести торговлю, оставалось для жителей крыши тайной. Или есть или нет.

Нынешняя Хозяйка отжила до последней капли долгую и не самую скверную жизнь. Родилась перед войной, выжила в эвакуации, окончила институт, вышла замуж за надежного человека, родила двух дочурок, слыла прекрасной хозяйкой. Все удавалось маленьким хлопотливым рукам, все ладилось – пироги ли с золотистой масленой корочкой, заплаты на коленках – стежок к стежку, самошитые куклы для дочерей и пушистые свитера для мужа. Её дом вечно был полон гостей, дальних родственников, сослуживцев, детишек. А потом время вышло. Умер муж – очень быстро, без боли, как хорошие люди. Разлетелись в дальние края дочки, увезли ненаглядных внуков. Растерялись куда-то друзья. В довершение бед, дом снесли, и на старости лет пришлось перебираться на новое место в необжитую квартиру.

Она осталась одна-одинешенька. С пустыми, праздными руками – много ли старой женщине надо? Доживала себе, проедала запасы, караулила телефон – вдруг позвонят родные да ненаглядные. Когда ухнули деньги в нехорошем году, покрутилась-покрутилась – и потащила на ближайшую барахолку последние вещи от мужа. Продала, кое-как продержалась, там и дочки любимые подоспели помочь маме. Но барахолка притянула её к себе – так большое бревно, колыхаясь по речке, собирает вокруг себя мелкий сор. Там царили люди обочины, ветхие, брошенные, латаные-перелатаные. Зато они знали цену стоящим вещам и умели дорожить ими. И талант подарить новую жизнь рваной шали, сломанной кукле или треснувшему кувшину, пришелся как нельзя кстати.

Она всегда любила подбирать одинокие, старые вещи, но при муже и дочках стеснялась – засмеют, застыдят. Муж-покойник был, правда, мастеровит, но и он ворчал – зачем портить глаза над штопкой, перешивать старьё? Чай, не голодаем – поди, купи. А её приучили не выбрасывать то, что чинится. И теперь она потихоньку заполняла квартиру спасенным от гибели барахлом. Отмывала, отстирывала, перелицовывала, пришивала хвосты и глаза плюшевому зверью, переряжала грудастых барби в приличные платья, перенизывала старые бусы по-новому. Что-то оставалось в доме, что-то потом продавалось или дарилось. Жаль, мамаши на детской площадке не позволяли ребятне брать «старьё» у незнакомой старухи. Приходилось хитрить – ранним утром оставлять ящик с игрушками прямо в песочнице. К вечеру все исчезало.

Шли годы, она слабела, хуже видела, слышала, удерживала иголку. На барахолке появлялась редко, только чтобы пристроить в хорошие руки любимцев. Остальное за гроши из дома разбирали товарки. Иногда, в солнечные дни хватало сил выползти на промысел по окрестным подъездам, чердакам и, будем честны, помойкам. Всех вещей не спасти, но сколько выйдет – столько и пригодится. Порой ей казалось, что краем глаза она различает на крышах странных существ с крылышками, но рассказывать о них не стоило – не поймут.

…Пожилой чемодан с уголками, обитыми жестью – точь-в-точь как в молодости у отца – кто-то выставил прямо в подъезд. Она приметила вещь, когда спускалась покормить кошечек, и на обратном пути, одышливо кашляя, затащила в квартиру, не столько из добычливости, сколько из любопытства. Старинные фотографии, довоенные открытки и марки – что может быть притягательней? Но открыток там не было. Пара старых мужских костюмов, лакированные штиблеты, обгорелое по переплету собрание сочинений забытого классика и какая-то жестяная шкатулка со стершимся тусклым узором. Открывать её следовало ключом, но ключа не прилагалось. Пришлось ковырять в замке кстати найденной шпилькой.

В шкатулке на блюдечке с голубой каемкой лежало желтое яблоко. Обыкновенное яблоко, вроде веснушчатых «голденов» продающихся в любом супермаркете. Оно пахло одуряющей сладостью ранней осени и казалось таким сочным, что удержаться не было сил. От находки остался лишь сиротливый маленький хвостик – и тут в дверь позвонили.

Хмурый ангел в черном костюме только глянул на неё и вздохнул:

– Опоздал…

– Почему? – она удивилась не столько ангелу, сколько его непунктуальности.

– Потому что яблочко уже съедено.

– Извините, я не знала, что оно ваше, – ей стало стыдно. – А хотите, я вам новое куплю, могу даже целый килограмм!

Ангел недовольно распустил крылья и снова сложил их, перышко к перышку, как большой толстый голубь.

– Я вообще-то ангел смерти. И сегодня пришел по твою душу. А ты яблочко съела. Шесть тысяч лет с лишком лежало спокойно, умные люди его по блюдечку катали, смотрели, что где творится, добро от зла отличали. Шесть тысяч лет никому в голову не приходило!!!

Она потупилась, ей и вправду было до невозможности неудобно – съела чужое яблоко, сломала хорошую вещь.

Ангел грустно поскреб в затылке:

– Что же делать… Ты умереть хочешь?

– Нет, – не задумываясь, ответила она.

– Захочешь – скажешь. А пока – собирайся, с живыми тебе не место.

– А что детям сказать? – испугалась она.

– Ничего, – отрезал ангел. – Или хочешь, чтобы я лично отнес им письмецо?

Она замотала головой, тряхнула седыми, рассыпавшимися кудряшками. Ангел вежливо подал даме пальто, взял под руку, повел вверх по лестнице, протащил сквозь закрытую дверь на чердак и поднялся на крышу. Между труб стоял пыльный, запущенный домик с ржавой вывеской «альте-захн». Ангел пинком распахнул дверь:

– Живи. Надоест – позовешь. Эх ты, женщина…

Сокрушенно покачав головой, ангел в последний раз вздохнул и тяжело взлетел.

Слизнув присохшую, горьковатую капельку сока с губы, она вошла в домик – и вылетела оттуда пулей. Решив, что минутка времени ещё есть, она сбегала вниз в бывшее жилище, приволокла веник, тряпки, совок с деревянной ручкой. Началась Большая Уборка.

Поутру вся крыша уже судачила – в Лавке Ненужных Вещей снова появилась Хозяйка. Первой приняли её кошки, памятуя дружбу в прежней судьбе. Старичок-домовой посчитал, загибая пальцы, и нашел-таки родича из московских, что топил печку в доме у её бабушки. Крысам пришлись по вкусу залежи затхлых круп, выставленные на разграбление. А у феечек не оставалось выбора.

В новой жизни Хозяйка освоилась на удивление быстро. Столько соседей, столько чудных знакомств, столько ненужных вещей, к которым надо приложить руки! Она чистила, штопала, пришивала, перелицовывала… а барахло не кончалось. Потому что от любой сказки остаются вещи, которые никому не нужны. Можно выбросить их на помойку, утопить, сжечь – или найти, для кого они снова окажутся сказочными. Хозяйка умела это лучше всего на свете. А в свободное время она вязала черные шапки, шарфы и варежки. Ангел стал навещать её иногда, пить из треснутой кружки чай, осторожно ворочать крыльями в тесной кухоньке и говорить, говорить.

…О несчастных и счастливых, о добре и зле…*

(с) «Воскресенье»