Текст книги "Девять рассказов (СИ)"
Автор книги: Ник Шумрок
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
«Таблеточка»
Утром муж, убегая на работу, напомнил:
– Не забудь принять таблетку!
– Угу – ответила ему сквозь сон.
Повалялась (Валя повалялась) еще в постели, собрала мысли "в кулачок", мобилизовалась (я сильная) и выпрыгнула в утро! По пути в ванную улыбнулась своему отражению в зеркале и получила ответную улыбку.
– Привет, Валюшка! – своему отражению. – Все-таки я стройная и для своих ... (неважно скольких) лет очень даже ничего выгляжу!
Уже из ванной услышала телефонный звонок. Наверное, дочь звонит. Кто еще в такую рань будет будить молодую пенсионерку (вот и проговорилась)!
– Да, Леночка! Слушаю! ... И тебе доброе!
– Ты таблетку приняла?
– Да что вы все пристаете ко мне с этой дурацкой таблеткой! Утром отец напомнил, теперь ты! Что я, инвалид совсем, помру без этой таблетки? Прости, пожалуйста, сорвалась! Видишь, мне совсем другие таблетки нужны, от головы! Все, меняем тему! Мне приятно, что ты заботишься о моем здоровье! Спасибо тебе, родная! Я тебя тоже люблю!
Ну вот, одна маленькая таблеточка, а сколько вокруг нее суеты! Вон, подруга Нинка глотает их ведрами, и ей ни муж, ни сын, ни собака не напоминают: "Ниночка, душечка, не забудь принять таблетки от диабета, от сердца, от печени, от почек..." Короче, от всех потрохов! Потому что, если бы муж начал все перечислять, то его бы уже давно уволили с работы за опоздания!
Ну, все, успокоилась, иду в сад походить по траве, зарядиться энергией на день! Как хорошо во дворе! Солнышко встало, настроение отличное! Еще улыбочка своему отраженью! Все хорошо!
Теперь потанцевать под музыку, и можно включать телек, садиться за компьютер и ждать. Нет, стрелялками я не увлекаюсь, только общение в соцсетях! В последнее время это меня затягивает! Пока не узнала, как это увлекательно, относилась к людям, уткнувшимся в экран, со скепсисом. А теперь, когда не туда ткну своим шаловливым пальчиком, и все на экране замирает, звоню дочери, как в "скорую"! А она мне, как правило, заявляет:
– Чудес на свете не бывает! Чудеса мы делаем сами!
Вот ведь негодяйка! Вместо того, чтоб помочь, учит меня жизни!
Раньше для общения пользовалась телефоном! Вещь простая и привычная. Номер набрал и болтай без умолку! Можно лежа, даже лучше лежа! А с этими гаджетами (слово-то какое ругательное) я не дружу! Заденешь случайно экран, и все, что так долго писала как корова языком слизала! Но понемногу осваиваюсь.
Ну вот, уже и Нинка звонит по скайпу! От Нинки быстро не отделаешься, даже если коротко, два часа точно проболтаешь!
– Нина, я страшно занята, говори коротко, через пять минут убегаю! Потом объясню! Бегу, бегу!
Как тут его выключить? Не нажать бы на нужную кнопку! Кажется, получилось!
Теперь зайти в "одноклассники"! О, так и знала! Опять этот "чудик" наслал кучу стихов! И Шекспир, и Байрон, и Бёрнс! Приятно, конечно, но слишком его много! Любил меня в детстве, но не признавался! Теперь спохватился, все свои чувства изливает! Где ты был 50 лет назад (опять проговорилась), когда "все девчонки по парам"? Но как-то он меня "охмурил". Честно признаться – жду его появления в сети! Могу три-четыре часа провести в переписке. Правда, пишет все больше он, льет "елей" на мою душу! Я, как девчонка, все выслушиваю, всему верю!
– Ну. Все-все! Пора заканчивать!
Нет, его просто так не остановить, только палкой по голове. Да только, как до этой головы дотянуться? Да, и жалко эту голову! Привыкла к тому, что из нее "выливается в строки"! Его слова, как наркотик!
Ну, все, наконец, расстались! Хотя жалко, хотелось бы еще! Но надо его сдерживать, не то весь день может проговорить!
Теперь есть возможность заняться своим здоровьем! Велосипед, ходьба с палками, спортзал!
В коридоре снова улыбнулась себе! Я – стройная! Здоровье в порядке, всегда следила за своим здоровьем. Нинка как-то спросила:
– Валь, ты когда-нибудь чем-то болела?
– Неа! Хотя нет, болела в детстве свинкой, но это мне мама рассказывала, сама я не помню!
В школе завидовала тем, кто болел и пропускал занятия. В начале урока учитель делает перекличку:
– Шульц?
– Болен.
– Севастьянов?
– Здесь!
– Полукаев где?
– Болен.
– Как "болен"? Я вчера вечером мимо стадиона проходил, он, как мустанг, за мячом гонялся!
– К утру заболел! У него мама – фельдшер, ей виднее!
– Ну, хорошо, разберемся! Скляр?
– Здесь!
– Вижу, что здесь! Молодец, Валя, одна за весь класс отдуваешься!
Вот такие примерно диалоги происходили в школе по утрам, и только в эпидемию гриппа удавалось "сачкануть" от школы по здоровью.
Бедной фельдшерице, матери Юрки Полукаева, глаза на "больную" некогда поднять, только вопросы задает да строчит анамнез:
– Температура есть?
– Есть!
– Какая?
– Тридцать семь и две!
– Кашель есть?
– Есть!
– Насморк?
– Сопельки не остановить!
– В горле першит?
– Ой! Еще как першит! Глотать больно!
И все это жалобным таким голоском, ангельским, почти шепотом, чтобы не поняла, что притворство!
– Значит так! Вот справка об освобождении на неделю, пирамидон по одной таблетке три раза в день, горчишники на грудь и на спину, нос – прогревать, горло – полоскать, дышать над картошкой! И обильное питье! Следующий!
– Ну, что? Прокатило? Молодец!
– А, вот Ваську Ангольта завернула! Да он сам виноват: сказал, что насморка почти нет, и температура тридцать шесть и восемь, так она ему:
– Мол, лечись, как всем говорю, а в школу можно ходить!
Да, школьные годы чудесные! Но, воспоминания, конечно хорошо, а надо собираться в спортзал, пока эта "командирша" не позвонила и не спросила:
– Мама, ты где? Скидки пропадут!
" Да пропади они пропадом!"
Мысленно, конечно, и в шутку, а вслух:
– – Да-да, доча, уже выезжаю!
Люблю ездить на велике! Особенно в солнечную погоду, как сегодня. Седло поскрипывает, лужи раскрываются перед передним колесом и быстро смыкаются! Небольшие брызги разлетаются в стороны, искрятся на солнышке! Люблю солнышко! Да и меня все называют солнечной, потому, что я никогда не унываю, всегда улыбаюсь! А когда ты улыбаешься, то и тебе улыбаются!
В спортзале всем мужчинам улыбаюсь! Нет, не кокетничаю, просто рада всех видеть! Не знаю, что у них на уме, но они мне тоже улыбаются, и мне это приятно!
Ну вот, дочь провела меня через "огонь, воду и медные трубы!" Устала, конечно, но довольна! Без этой "командирши" точно бы сегодня "сачканула"! Теперь на велосипеде домой и в душ!
Вода хорошо снимает усталость! Вышла из под душа – как заново родилась! Не зря во всех религиях крестят в воде! Теперь полчаса отдохнуть и, встречать "суженого"! Кажется, пришел! Сейчас "примет" пяток чебуреков для снижения уровня холестерина и весь вечер будет расслабляться пивом. И никаких таблеток!
Пусть он ест свои чебуреки, а я приготовлю салатик, кусочек ветчинки с черным хлебушком и чай с мелиссой! Славный ужин!
Теперь включить "ящик" и ждать условленного времени! Буду следить, не вышел ли в сеть этот "чудик"! Как девчонка, ей Богу! Ведь у меня муж, взрослые сын с дочерью! Зачем он мне? А вот хочу! Имею право! Я – свободная женщина, не рабыня своего мужа и детей! И, потом, мне хорошо с ним! Говорит ласковые слова! А кто мне в последние годы говорил ласковые слова? Муж давно уже по имени не называет!
Ну вот, кажется, появился! Окошечко засветилось!
– Ну, привет! Как день прошел?
И три часа, как в тумане. И опять Шекспир, Бодлер! Даже "Святое писание" привлек, чтобы "задурить" мне голову! Книгу Еклизиаста, да "Песни Песней"! Еле уговорила отпустить меня спать! Уже две недели из-за него не высыпаюсь! Да и фиг с ним, со сном! Какая я счастливая!
Еле доползла до постели. Включила ночник. Ой! А что это тут, на тумбочке? Таблеточка! Как же это я забыла ее утром принять? Ну, теперь уже завтра! Совсем задурил голову мне, простушке, этот "чудик"! А, может, не "чудик", а, может, "чудо моё, ласковое"?
Моя жизнь на театре
(рассказ из серии "мои коммуналки")
Когда меня выгнала очередная жена, я долгое время жил в большущей коммунальной квартире. В отличие от описанной Высоцким квартиры, где «на сорок восемь комнаток всего одна уборная», в этой были всего двадцать две комнаты и целых два сортира. А еще имелась большущая кухня с тремя газовыми плитами и «нелегальная» ванная.
Дом располагался на набережной Мойки, буквально в ста метрах от Невского. При батюшке царе здесь была гостиница, в которой, между прочим, в 1811 году останавливался дядя с племянником. Дядя был известным в Москве поэтом, а племянник только начинал "марать бумагу". И по фамилии дядя с племянником были Пушкины.
А в той части дома, что располагалась во дворе, до революции были меблированные квартиры, в которых жили богатые аристократы. После революции аристократов "ликвидировали как класс", а квартиры, занимавшие по полэтажа, объединили и устроили общежитие коридорного типа для пролетарских студентов. После войны "ликвидировали" и общежитие, а студентов не ликвидировали (времена после смерти товарища Сталина были уже "вегетарианские"), а переселили в другое, более приспособленное здание, и восстановили прежние квартиры, только вселили в них не аристократов, а "разной твари по паре".
Я жил в квартире на третьем этаже, занимая маленькую комнатку – шкаф, как у Раскольникова, только с окном во двор. Вернее, окно выходило на крышу, потому что двор занимал Театр эстрады, "Театр Райкина", как – говорила Ульяна Зиновьевна, старушка-соседка. Она прожила в этой квартире 50 лет, родила и вырастила сына-алкоголика, который и по сей день жил при ней. "Так и помру в этой квартире. Всю жизнь ждала, что получу отдельную. Одно время Райкин хотел забрать под театр, да не успел. Помер! Царствие ему небесное. Хоть и иудей, а какая Богу разница!"
Короче, из окна моей комнатенки открывался вид на железную крышу, под сводами которой располагался зрительный зал театра. Крыша была ржавая (проживи Райкин еще десяток лет, обязательно починил бы), закидана бутылками и мусором, выбрасываемым несознательными жильцами из окон. Звуки от разбивающихся о крышу бутылок напоминали разрывы гранат. Канонаду разбавляли осколочные разрывы штукатурки, осыпающейся с обветшалых стен дома. По вечерам и утром выходного дня пол и стены моего жилища начинали дрожать, как при землетрясении, но я уже знал, что в театре начался очередной спектакль, и это "грянули" акустические установки.
Комнатка моя располагалась почти посредине квартиры, где был небольшой холл и стоял телефон, который день и ночь звонил. На время звонка все соседи становились глухими, и к телефону подходил я.
– Алле! Можно Таню к телефону?
– Да, пожалуйста!
Таня, жила в квартире вместе с родителями и дочкой. Она родилась и выросла здесь и другой жизни не знала. Звонили ей часто, по-видимому, потенциальные мужья. Таня в синеньком халатике усаживалась в кресло и заводила длинные разговоры. Мы с сыном так и прозвали ее – "синий халатик"!
Очередной звонок.
– Можно Макарова?
– Да, сейчас позову.
Леша Макаров – бывший сантехник, но не пьяница. Уж лучше бы он пил. Хмурый и неуживчивый, еще не старый мужик, с увечной ногой, переваливаясь, как утка, шаркает к телефону. Я знаю, что ему звонит сестра. Она опекает своего младшенького, готовит, стирает и убирает за ним, получая в "благодарность" только его ворчание и недовольство. Ну, что с него возьмешь? Богом обиженный человек.
Долгие звонки.
– Сеню Каган можно?
– Сеня еще не пришел с работы, может Надю позвать?
– Нет, Надю не надо. Я позже позвоню!
Это – Ростовцев, бывший актер, давнишний друг Каганов. Сеня, бывший настройщик роялей, в перестройку ушедший в снабженцы, ибо кому тогда нужны были рояли и их настройщики? Надя – любительница "пивасика". Початая полуторалитровая бутылка пива все время стояла у нее в кухонном шкафу.
– Я прихожу с работы, – жаловался мне часто Сеня, – а она уже в ж... пьяная! Ну, ты уж поработай с ней!
"Поработать" стоило и с самим Сеней, ибо в выходные он "отрывался" по полной! Встретив меня в коридоре, он, уже хорошенький, зазывал к себе в комнату, за журнальный столик, уставленный закусками и бутылками, плюхался в свое кресло и включал видик. Пока он был относительно трезвым, мы говорили только о футболе и битлах. Приняв на грудь "полкило", он начинал ругаться, оскорблять и засыпал в своем кресле. Я пользовался моментом, чтобы потихоньку ретироваться. В следующие выходные все проходило по тому же сценарию.
Через окно моей комнаты можно было легко попасть на крышу театра. Я использовал ее как место для сушки белья и для загорания. Другие жильцы третьего этажа тоже загорали, сушили белье и протрезвлялись под проливным дождем.
Правда, из окон администрации театра периодически высовывалась голова и вещала:
– Молодой человек! Немедленно уйдите с крыши, вы ее испортите, а она и так протекает! Сейчас милицию вызову!
– А ваша музыка мешает спать ребенку! Продолжайте ходить, молодой человек, – раздается женский голос с пятого этажа.
–А у вас кто-то телевизéр ночью включает на всю катушку, – предъявляет претензии мужчина с четвертого этажа.
– Это Лешка из 93-й комнаты. Он как напьется, так включает полный звук и спит, – дает справку бабля из соседней квартиры.
– Да заткнитесь вы все, надоели. Дурдом какой-то! – доносится крик с пятого этажа – Кипяток вылью, быстро разбежитесь!
Это уже серьезное предупреждение, и я, не дожидаясь исполнения угрозы, хватаю свой "загоральный" коврик и делаю спасительный шаг через подоконник. А за окном продолжается "мирный" диалог!
«Как я слушал Пласидо Доминго!»
Сейчас уже не припомню, в каком это было году, точно помню, что в последние годы «перестройки»! Кто-то мне сказал, что в Ленинград на гастроли приезжает Пласидо Доминго и будет петь в Мариинке. Хотя официально это был театр имени С.М. Кирова, ленинградская интеллигенция меж собой величала его «Мариинкой»!
Естественно, я решил пойти и послушать знаменитого тенора! До этого вечера я слышал его только в записи, и на слух вряд ли отличил бы его голос от голоса Паваротти или Карузо. Но очень уж хотелось услышать его"вживую": когда еще появится такая возможность!
У меня – характер авантюриста! Естественно, я даже не позаботился узнать, есть ли в продаже билеты, а стал действовать по своей старой, обкатанной еще в студенческие годы схеме. Купить билет на оперу или балет в Мариинку в советские времена было большой проблемой! Проще было попасть в Гонолулу, чем туда!
Заядлые театралы, о которых я расскажу позднее, часами простаивали в определенные дни у касс, чтобы приобрести "заветный билетик", а я, бедный студент, обычно билеты "стрелял"! Приходил за полчаса до представления и первым делом узнавал, нет ли билетов на "галерку", то есть на самый верхний ярус, куда едва доносились голоса оперных див. Попав на галерку, я во время первого акта присматривался, нет ли свободных мест на нижних ярусах, в ложах или партере и в антракте перебирался туда.
Но, если не удавалось попасть на галерку, приходилось билет "стрелять". Я обычно располагался на пути от остановки транспорта к театру и у всех подряд спрашивал: "Лишнего нет? Нет лишнего?" Слово "билет" произносить было незачем. Язык устанет, да и так понятно для того, кто приехал на представление в театр. Иногда удавалось купить билет и таким образом, причем порой на хорошие места! Дороговато, конечно, для студента, но, как говорится, "хочешь...! " Ну, вы поняли.
Еще одна стратегия заключалась в том, что я опрашивал всех, кто стоял у входа и ожидал партнера, нет ли "лишнего", и просил, что, если партнер или партнерша не придет, продать билет мне! Тоже иногда судьба улыбалась мне! Помню однажды молодая красивая девушка, нервно вглядывалась в темноту, в подходящих от остановки людей! Вряд ли она ждала подругу или родственницу! Тогда еще люди не знали, что такое "мобильная связь", поэтому она ждала и надеялась. А его все не было! Уже за пять минут до начала она подошла ко мне, протянула билет, а увидев мою попытку полезть в карман за деньгами, махнула рукой и с горькой улыбкой сказала:
– Я Вас умоляю! Оставьте!
Кажется, в тот вечер давали "Севильского цирюльника"! Всё представление мы сидели рядом, и я изредка поглядывал на ее печальный профиль! Она была увлечена музыкой и пением, и не обращала на меня внимания. В антракте я "сгонял" в буфет и купил ей шоколадку! Она ее приняла и впервые за вечер улыбнулась! Ближе познакомиться с ней я не решился.
О постоянных зрителях Мариинки, как, впрочем, и филармонии, стоит поговорить особо! Мне нравилось наблюдать, как пожилые люди, элегантно одетые, с красивыми прическами, в бархатных платьях, с маленькими дамскими сумочками, совершают неспешное движение, круг за кругом, в просторном фойе театра. Ковер под ногами шуршит, дамы, повернув голову к партнеру, мило болтают, с улыбкой раскланиваются со знакомыми! Какой там буфет, какие бутерброды с икрой! О чем вы говорите!.буфет будет позже, после представления! А сейчас – праздник, бал!
Но, я сильно отвлекся. Тогда еще с Васильевского острова на Театральную площадь ходил тридцать шестой трамвай. Уже на повороте я про себя отметил, что театр облеплен людьми, как муравейник, а при выходе из трамвая нас засыпали вопросами о "лишнем билетике"!
"Да, – подумал я, – ситуация сложная, но где наша не пропадала!" Как заводной обежал всю площадь, опросил всех ожидающих, пытался даже попасть в кассу, но там была уйма народа, не протолкнуться! А до начала оперы пятнадцать минут,.. десять, пять! Вокруг ожидающих – двойное кольцо жаждущих! Если в последнюю минуту подходит партнер или партнерша, на них смотрят, как на заклятых врагов. Все – финиш! Осталось надеяться только на опоздавших, но их обычно единицы, а страждущих – немерено. Я побежал к служебному входу в надежде на то, что, может, как-нибудь удастся мимо вахтера "просочиться". Открываю дверь, смотрю, там народу полно: вахтеры грудью встали, никого не пускают; рядом – менты, правда, без автоматов. Да, через служебный не прокатит. Бегу к Крюкову каналу! Вода черная, в ней свет фонарей отражается, как на картинах Ван-Гога, и никакой "заветной двери".
Я ╛ не один такой неуемный, мы уже сбились в стаю! Прошел слух, что есть ворота, через которые декорации подвозят. Небольшой толпой рванули туда, обежали театр вокруг, стоим у заветных ворот. Они, естественно, закрыты. А на что мы надеялись? Думали, что подойдем к воротам, скажем заветные слова типа "Сим-Сим, откройся!", и ворота сами распахнутся? Дудки, так сейчас никто не работает, только за бабки!
Однако, между воротами и аркой – большой проем, верблюд пролезет. Я и еще несколько смельчаков ринулись на штурм ворот, как большевики в фильме Эйзенштейна на штурм Зимнего! Я перелез первым, за мной – еще несколько "большевиков"! Двор просторный, вдалеке помещение сторожа, окно светится. Осторожно заглянул. Вижу – вахтер с милиционером сидят за столом, водку пьют, закусывают. Услышали шум, вскочили, мент к двери. Я отскочил в сторону и укрылся в нишу так, что меня прикрыло распахнутой дверью. Мент погнался за убегающими "большевиками", те полезли обратно через ворота. Одного он успел схватить за ногу, но только башмак в руке остался. Со злости швырнул обратно хозяину, выругался, прогрозил и пошел назад, в сторожку. Ну, думаю, сейчас меня увидит! Нет, заходит в халупу, дверь за собой закрывает. Я только в фильмах такое видел! Не произошло бы это со мной, ни за что бы не поверил что так может быть! Видно, водка уже налита, а мы помешали. Физиолог Ухтомский прозвал это "доминантой"!
Да, думаю, на этот раз пронесло! Но что дальше делать? Осмотрелся маленько, осмелел. Двор слегка освещен окнами второго этажа. Смотрю, в углу – пожарная лестница, но заканчивается высоковато от земли. Но нам, скалолазам, забраться не проблема, справился, поднялся до второго этажа. Вдоль всего этажа – галерея. Некоторые окна светятся, другие темны. Догадался сразу, что это – театральные гримерки. Там, где горит свет, – артисты, гримеры. Кто грим накладывает, кто причесывается, кто просто трындит и курит! Гляжу, в одной комнате без света форточка открыта! Дай, думаю, залезу и выйду через гримерную в коридор. Никому дела нет, кто тут ходит, мало ли, какой-нибудь осветитель или рабочий сцены. Тем более я не во фраке и не в костюме – за осветителя сойду!
Форточка большая, расположена удобно. Влез вовнутрь, осмотрелся, глаза привыкли к темноте. Вижу, в щелку из под двери свет пробивается. Тихонечко подхожу, пытаюсь слегка приоткрыть. Закрыто! Ну, какого чорта гримерку на ключ закрывать? Кому нужны ваши старые парики?
А по коридору музыка льется, прямо как елей на мою душу! Увертюра ко второму акту! А счастье услышать было "так возможно, так близко" – , за какой-то сучковатой дверной филенкой!
Пришлось возвращаться. Вдоль остальных этажей галерей не оказалось. Осталось два варианта – либо на крышу, либо за "большевиками"! Да какие они большевики? Ренегаты несчастные! Каутский им в помощь! Настоящие большевики не отступают! И я полез на крышу, c крыши попал на чердак. Темень! Фонарика, естественно, нет. Тогда еще мобильников не было, все на ощупь. Нащупал дверь. Открываю и отчетливо слышу звуки оркестра и голоса певцов! Старая венткамера, мотор сняли, а шахта идет прямо на сцену! Воздуховод широкий, можно по нему съехать на сцену, прямо в объятия Кармен! Нет, думаю, либо разобьюсь насмерть, либо Хозе приревнует и саблей зарубит! В любом случае – исход летальный! Хотя их-то на сцене еще нет, пошла увертюра к третьему акту! О! Как я обожаю "Кармен!" Нет, не цыганку, а музыку Бизе! Больше, конечно, люблю не оперу а, сюиту Щедрина. Как-то "запал" я на нее! В студенческие годы была у меня пластинка с записью, дирижёр – Федосеев. Я заслушал ее чуть не до " дыр"! Когда детишки мои подрастали, сломали, варвары! Я купил другую. Та же сюита, но в исполнении оркестра Спивакова! Ничего против Спивакова не имею, – хороший музыкант, талантливый, наверное, в чем-то, но не понравилась мне сюита в исполнении его оркестра! Не легла на душу! Я привык к той трактовке, федосеевской!
Правда, как-то в филармонии слушал "Кармен сюиту" вживую. Дирижировала Вероника Дударова! Потрясающий дирижер! Ей тогда уже было, наверное, за пятьдесят. Она вышла под аплодисменты зала, представила первую скрипку, оркестр. Все привычно, мило! Я умудрился попасть в первые ряды и хорошо ее разглядел.
Вот она повернулась к нам спиной, открыла партитуру, взмахнула палочкой, и волшебная музыка полилась. Как она дидрижировала! Божественно! Оркестр внимал ее движениям, словно она держала в руке "волшебную палочку" ! Сколько энергии, сколько экспрессии и импульсивности! Про зал она забыла, казалось, она ничего не видит вокруг, только партитуру и свой оркестр! И вдруг она роняет палочку! Но волшебство продолжалось: оркестр играл, она дирижировала! Один из скрипачей, не занятый в это время, поднял палочку, подсунул поближе к ней! Продолжая дирижировать, она незаметно опустила руку вниз, быстро взяла протянутую ей палочку и через мгновение уже подавала ею знаки оркестру! Это получилось грациозно и просто. Я наблюдал за этой сценой, открыв рот!
Но, я опять отвлекся! Оркестр я слышу, но нахожусь на грязном и пыльном чердаке. Прикинул, где может располагаться чердачная лестница, стал пробираться в темноте в нужном направлении! Хотя и закрывался руками, но несколько раз стукнулся головой о стропила. Опять увидел впереди полоску света! Наверное, чердачная дверь? Точно – она! Толкаю – открыта! Лестница пустая, людей нет. Потихоньку спускаюсь вниз! Музыка все громче! Цель близка! Надо успеть, пока Кармен еще жива! Я уже у сцены, но как попасть в зал? Дверь на втором этаже, тоже не заперта! Открываю и едва не попадаю на сцену! Музыка гремит! Пласидо поет! Это – какая-то ниша, одной стены нет, видна сцена.Вид как из ложи! Но не успел я обрадоваться, что цель достигнута, как Пласидо берет свое знаменитое верхнее "до" (а может "ля"), и зал взрывается овациями! Спектакль окончен, ожившая Кармен за руку с Доминго и другие артисты выходят на сцену, раскланиваются, благодарные зрители засыпают сцену цветами! Как жаль! Потратить столько сил и нервов, чтобы услышать это "до"! Но не совру, если буду говорить знакомым: "вчера был в опере, слушал Пласидо Доминго" в Мариинке, видел его совсем близко, как тебя! Да, голос у него приятный, но сам лысоват уже! "
Да, "увидел" и "послушал", – но как теперь "птичке попасть на волю"? Снова выхожу на лестницу, слышу – внизу движение. Рабочие несут со сцены какую-то хрень. Я быстро пристраиваюсь к ним, берусь за какой-то уголок и иду рядом. Вроде как с ними, помогаю, поддерживаю! Гляжу, влево проход в общий коридор, и очаровательные нарядные дамы не спеша выходят из лож, обмениваясь на ходу впечатлениями. Я спокойно направляюсь туда, смешиваюсь с взволнованной публикой и выхожу на ярко освещенную Театральную площадь!
Какая прекрасная опера, какие талантливые исполнители! Какая чудесная музыка Бизе! Браво! Брависсимо!
«Пожарник»
(рассказ из цикла "Неслучайные встречи")
Я познакомился с Эрвином в начале двухтысячных, когда работал в приюте для безнадзорных детей! Его свел с нами партнер по бизнесу, Виктор Снесарь. Тогда еще можно было заниматься благотворительностью, не опасаясь того, что тебя запишут в иностранные агенты и Эрвин Пассарник привез из Австрии и подарил приюту несколько компьютеров. Постепенно он стал другом нашего подразделения, обособленного от основного приюта.
У меня только что закончился "счастливый" брак, и хотя свои дети были уже большие, и я часто и подолгу общался с ними, все равно ощущался какой-то вакуум. И тут моя бывшая однокурсница предложила мне поработать вместо нее в этом приюте. Вакуум сразу заполнился детьми самых разных возрастов.
Мы занимались профилактикой безнадзорности и работали с окрестными школами. Дети приходили к нам после занятий, обедали, делали домашнее задание под надзором педагога, ужинали и вечером расходились по домам. Естественно, занимались с ними лепкой, пением, спортом, устраивали различные конкурсы! Пока Эрвин не одарил нас компьютерами, дети рвали друг у друга из рук мой старенький ноутбук.
Мужчина высокого роста, с длинными волосами и бородой, он сразу занимал все пространство наших небольших помещений. Как выяснилось позже, у него были русские корни, а фамилия Пассарник, это – передаланое на немецкий лад русское слово "пожарник". Не знаю, кто из его русских предков был пожарником, но водку Эрвин пил не как пожарник, а "как сапожник"! Правда, при такой массе тела, как у него, он почти не пьянел после выпитого.
"Хозяйкой" нашего помещения была Лариса Викторовна – педагог-организатор, сухая как снаружи, так и внутри. Она была шоколадно ласкова с детьми, но те интуитивно чувствовали, что она может "укусить", и безропотно подчинялись ее требованиям! Что касается организации мероприятий и отчетности, то ей в этом не было равных. Конечно же, и стенгазету регулярно выпускали под названием: "А скучать нам некогда!"
Еще одним педагогом была Анна Юрьевна, или "Анурьевна", как ловко сократил ее имя один из наших подопечных, Коля Касимов. Хороший был мальчуган, старательный, послушный, но не слишком развитой. Он слегка заикался, и это придавало дополнительный колорит его речи, а он часто "выдавал на гора" такие перлы, что мы от хохота лежали вповалку. Помню, Анурьевна пыталась ему объяснить, что такое "местоимение".
– Коля, вот как ты скажешь, что утром делал зарядку?
– А-а, я , Ан-нурьевна, н-не делаю п-па утрам за-зарядку. У н-нас комната м-маленькая, одна к-кровать, да стол. Мне и р-раразвернуться н-негде!
– Ну, хорошо, не зарядку, ну уроки делаешь!
– Т-так я, Ан-нурьевна, уроки зд-десь д-делаю, с В-вами!
Анурьевна от его тугоумия начинает немного уставать, но пытается все-таки сохранять спокойствие.
– Ну, Коля, как ты мне скажешь, что ты сделал задание?
Коля пытается сказать, что он еще их не сделал, но Анурьевна вовремя его останавливает :
– Ну, Коля, когда ты их выполнишь, ты скажешь, что не Коля сделал задание, а я сделал задание. Вот здесь "я" употребляется вместо имени "Коля", значит, это местоимение! Понял?
– П-понял Ан-нурьевна!
– Так вот, "я" – это первое лицо единственного числа. Первое, значит, главное! Значит, кто здесь самый главный?
– Л-лариса В-викторовна!
И я, и Анурьевна, и Лариса Викторовна от души расхохотались. Глядя на нас, и Коля начал смеяться, не поняв, правда, почему этот его ответ вызвал такую реакцию.
Вместе с эрвиновскими компьютерами, в приложение к ним, появился у нас и программист – Сережа Югов. Он назначил Колю "системным администратором"! Коля, с бейджиком на шее, гордо обходил помещение, подходил к каждому столу и, наклонив голову, как сова, следил за работающими.
– П-па к-клавиатуре т-так не н-надо, н-наверное, с-стучать!
– Да пошел ты, – огрызается Вика Архарова, еще та девочка, – Щас как дам в ухо!
Да, Вика могла и дать! Она полностью оправдывала свою фамилию!
Коля, "семимильными шагами" бежит к Сереже и жалуется:
– В-вика, с-совсем да-дастала! К-клавиатуру л-ломает, д-да еще и п-пасылает!
Когда Эрвин приходил к нам в гости, дети повисали на нем, как гроздья винограда, а он раскручивал свое массивное тело, и они сыпались на мягкий ковер, но быстро забирались обратно.
– Аллес, аллес, – начинал умолять их Эрвин, но те не унимались, пока не вмешивалась Лариса Викторовна!
– Ну, что вы себе позволяете! Вы что, в деревне живете? Быстро прекратите!
Спустя несколько дней после открытия компьютерного класса Виктор устроил всем нам фуршет! Дети разошлись по домам, мы уселись за столы, и он раскрыл свой бездонный портфель.
Эрвин хорошо говорил по– английски, но ему сподручнее было общаться на немецком.
– Ну, давай, Петрович, переводи, – сразу же стала руководить Лариса Викторовна.
– А что тут переводить – вмешался Виктор, – "дринк" он и в Африке "дринк", –и вытащил из портфеля бутылку "Шампанского", две бутылки "Охты", одноразовую посуду и разные вкусности!
– А не много ли будет, две бутылки? – испугалась Лариса Викторовна?
– Да вы на него посмотрите, шкаф такой! Как бы за пятой не пришлось бежать!
– Ну, – вставил я свои "пять копеек", – тут, действительно, перевод простой: тринкен вир и зай гезунд!
– А это еще что за ругательства? – еще больше всполошилась Лариса Викторовна.
– Выпьем и будь здоров по– русски, – ответил я, – Все культурно и гигиенично!
Да, посидели мы в тот вечер хорошо! За пятой не бегали, а за третьей Виктор сгонял. Конечно, после второй мы все расслабились, деловой разговор перешел в дружеский, наконец, заговорили о женщинах! Поскольку мы все говорили по-русски, Эрвин только мотал головой, переводя взляд на говорящего и улыбался.








