Текст книги "Девять рассказов (СИ)"

Автор книги: Ник Шумрок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Слушай, Петрович, – разоткровенничался Виктор, – Эрвин хочет познакомиться с русской девушкой! Найди ты ему подругу, может она его и русскому языку научит?

– Что значит, найди? Я что, сваха, что ли? Хотя есть у меня на примете хорошая девушка, молодая, симпатичная. Янка, соседка по коммуналке! Я могу, конечно, их познакомить, но за успех не ручаюсь!

Я в то время жил в большущей коммунальной квартире, часто сталкивался с Янкой на кухне. Вот и теперь, подловив ее, предложил познакомить с австрияком. Она сначала заупиралась, особенно, когда я сказал, что он большой и тяжелый.

Саш! Че ты меня под каждого мужика хочешь уложить?

– Да не хочу я тебя ни под кого укладывать! Просто я устраиваю со своим хорошим знакомым вечеринку и приглашаю тебя составить нам компанию. Посидим, пообщаемся: не обязательно же все должно закончиться постелью! Он, кстати, симпатичный мужик, не старик, да и личность творческая. В Грац с ним съездишь! И, вообще, не хочешь, – я не настаиваю. Напиться и подраться мы и сами сможем!

– А Ленка твоя будет?

– Конечно! Посидим вчетвером, все будет "кулюторно!"

И, действительно, все получилось культурно, красиво и приятно!

Эрвин ли покорил Янку, или, наоборот, но он пропал в недрах нашей квартиры на несколько дней!

Виктор забеспокоился, куда пропал иностранец? Тогда еще мобильные телефоны были не у каждого, звонил на стационарный. Я его успокоил, сказал, что Эрвина не видел, но есть признаки его присутствия в квартире. Спустя неделю он сам появился у нас в приюте. Не знаю, как со всем остальным, но в русском он не продвинулся!

Когда Эрвин уезжал в свой Грац, он устроил "отвальную" на квартире у Виктора, и попросил меня обеспечить Янкино присутствие. Она сидела рядом с Эрвином и на пальцах объясняла ему премудрости русского языка. Наши "дамы" увидели ее впервые!

– Петрович, – с любопытством спросила у меня Лариса Викторовна, – Она что, учительница?

– Да нет, – ответил я, – Она просто неравнодушна к пожарникам!

Иванов дузьем

(рассказ из серии "Неслучайные встречи")

Я познакомился с Сашей Ивановым в университетском общежитии ╧8, или, как называли его студенты, – «восьмерке» У меня в то время была любовь с Людкой Федоровой, и мы жили с ней поочередно то у меня в общаге, то у нее. Мы с ней учились на «рабфаке», а летом работали в стройотряде с югославскими студентами из Загреба.

Вот, после очередной нашей с Людкой "рокировки", мне и представили Сашу как соседа по койке, потому что койки были двухярусными, как в армии! Как я узнал позже, он был большим мастером по женской части и, видимо, счел меня тоже опытным "сердцеедом". А Людка, между прочим, была у меня первой в жизни женщиной! Помню, мы целовались с ней на автобусной остановке у химфака. Это было в средине семидесятых, и тогда дружинники уже не следили за нравственностью, но и общественного одобрения такое откровенное поведение не имело. О, ужас! Сумерки, город на Неве, культурная столица, а эти двое откровенно целуются! Какое-то змеиное шипение мы слышали вокруг, но не обращали на это внимания.

Да, забыл сказать, что факультет, где мы учились, назывался длинно – прикладной математики процессов управления (ПМПУ). На студенческом сленге мы обзывались "приматами", биологи – "биолухами", ну, а филологи с психологи, сами догадываетесь, как! Кстати, "приматом" был и знаменитый наш рок-музыкант Борис Борисович! Правда, я знал его, когда он был еще просто Борей! Он учился на три курса старше нас, но мы были ровесниками: просто и я и Саща к тому времени успели отслужить в армии.

Мы учились с Сашей в разных группах, но встречались на занятиях по французскому. Я, хоть и не был мелкопоместным дворянином, но всегда мечтал "выучиться по-французски", и вот такая возможность представилась! На курсе организовывалась группа французского, и обучение начиналось с нуля. Нас записалось туда человек пятнадцать, причем трое оказались Ивановыми. Наша "училка", очаровательная молодая девушка, только закончившая филфак, чтобы не путаться, пронумеровала их на француский манер – Иванофф-прамьер, дузьем и труазьем. Саша был Иванов-дузьем, т.е. второй! С тех пор он так для меня и остался дузьемом!

Факультет располагался рядом со Смольным, и мы, чтобы не тратить время на дорогу, устроились на работу дворниками в ближайший ЖЭК, получив служебную комнату в полуподвале. Её окно находились на уровне мостовой, и все, кто приходил к нам в гости, заходили прямо в окно, минуя недовольных жильцов коммуналки.

Жили мы весело до первой сессии. На лекции и семинары практически не ходили, посещали только занятия по французскому, да и то только из-за нашей преподавательницы. Правда, и туда мы вскоре перестали ходить. Наша "любовь" быстренько ушла в декрет, и в последний перед сессией месяц вместо нее появилась какая-то "мымра", но интерес к францускому не угас.

Саша раскритиковал всех лекторов и преподавателей и выработал свой план обучения, ну, а я, как случайно попавший на факультет и не дороживший им, к нему присоединился. Начали мы с того, что скупили в "Букинисте" все старые учебники математики.

– Ньютон (Саша произносил его имя с ударение на "ю") украл идею бесконечно малых у Лейбница! Надо начинать изучать пределы с Лейбница!

Книг Лейбница мы в "букинисте" не нашли, но "откапали" книгу Пуссена. Полностью она называлась "Курс анализа бесконечно малых", издание 1933 года. Саше очень нравилось произносить вслух полное имя автора – Шарль Жан Этьен Густав Николя де ля Валле-Пуссен. Еще ему нравилось имя русского математика Чебышева.

– Как утверждал Пафнутий Львович Чебышов... – напевно, с придыханием произносил он, ставя ударение на букву "о" .

Куплен был и трехтомник Фихтенгольца, но все эти книги не помогли нам сдать первую же сессию. Наш однокурсник, грек Юра Марантиди, который в отличие от нас, посещал все лекции и семинары, вывел, глядя на Сашу, закон, что уровень знания математики обратно пропорционален количеству учебных пособий! Я назвал это "первым законом Марантиди" .и вывел из него следствие, что и знание иностранного языка обратно пропорционально количеству учебников и пластинок.

Мы с Сашей во время занятий математикой ставили учебные пластинки французского языка польской фирмы "Полиглот". Называлось это "пассивным прослушиванием", что, тот же Марантиди, побывавший у нас в гостях, прозвал "пассивным неслушаньем".

Саша одолел-таки теорию пределов, дошел самостоятельно до производных, но на интегралах застрял. Я ушел с факультета сам, не дожидаясь, пока меня отчислят за "академку", занялся йогой и летом поступил уже туда, куда душа просилась, а Саша дождался-таки, что его отчислили. Ни Чебышов, ни Пуссен ему не помогли сдать сессию. Осенью, правда, он поступил в Политехнический, но и там проучился до первой сессии. Потом был физфак университета, но уже-вечернее отделение. Затем он снизил планку и поступил в архетиктурный техникум. Я уже закончил университет, а Саша все еще не мог дотянуть до второго курса. По-видимому, наша "француженка" неспроста присвоила ему второй номер, чтобы у него была перспектива перейти когда-нибудь на второй курс.

Но неудачи (хотя это трудно назвать неудачами) Саши в учебе с лихвой компенсировались его победами на "женском фронте". Он буквально "лип" к каждой красивой женщине, причем везде – на улице, в транспорте, в магазине. Его по большей части сразу "отшивали, но он брал, не умением, как учил Суворов, а числом, точнее, как у спортсменов, количеством подходов или подкатов. "Подкатив" к красавице боком, он семенил рядом глядя на нее снизу вверх и болтал всякий вздор! Если ему говорили:

– Что за глупые вопросы?– он парировал:

– На глупые вопросы ждут умные ответы!

Или спрашивал девушек:

– А вы любите анемоны?

Он и сам не имел представления, как выглядит этот цветок, но собеседницы тоже не знали, и он производил на них впечатление знатока цветов.

Правда, иногда его метода не срабатывала.

– Вы знаете, как называется этот цветок? – спросила его очередная пассия.

– Анемоны! – на автомате ответил Саша!

– Нет! У анемона лепестки другие и сердцевинка!

– Значит это гортензия – выложил он последний козырь.

– Ну что вы! Гортензия цветет шапочкой, и стебелек у нее короткий.

Не знаю уж, как он в тот раз выкрутился, но знания свои о цветах он не приумножил.

Едешь, бывало с ним в трамвае, он "прилипнет" к женщине, сойдет с ней на ее остановке, и "пиши пропало": все совместные планы летят к чертям. Только к вечеру прибежит запыхавшийся, как кобель, спущенный с привязи.

– Ах, какая женщина, какая женщина! Чудо! Чудо!

Он часто влюблялся, и устраивал для меня смотрины избранницы: я должен был их оценить. Очередную свою любовь называл по имени, прибавляя суффикс "чк" – Танечка, Людочка, Ларочка! И еще с придыханием: "Ох, какая Верочка умница! А Людочка – талант! Такие картины маслом пишет!"

Но после того, как "любовь угасала" он начинал называть их по имени и отчеству, держать их за последних дур.

– Саша, – спрашивал я его, – тебя твоя Верочка не ревнует к другим женщинам?

– Нет, она мне доверяет! Вот Татьяна Васильевна, та да ...

– Ну, так у Татьяны Васильевны были основания, – говорю ему я, – Она же видела, что ты ни одной юбки мимо не пропустишь!

Правда, были и исключения. Людочку он, впоследствии, стал называть "соседкой".

– Был у "Соседки", кран чинил. Ужас! Краски по всей квартире, разбросаны, мазня по углам пылится!

Перед окончательным разрывом он часто изводил своих жен. Видно, переносил на них свой армейский опыт. Помню, он рассказывал, как изводил своего сержанта. Сержанты в армии, тип особенный. Попадаются, конечно, нормальные ребята, но редко. Мне, например, со своим сержантом повезло. Культурный, образованный парень, он не требовал от меня подойти строевым шагом к выключателю и спросить у него:

– Товарищ выключатель! Разрешите вас выключить!

А есть такие, которые закатывают глаза и кричат на молоденького солдатика так, что тому впору и обмочиться. Такой, по-видимому, был и у Саши, только он его не боялся.

– Иванов! Ты где был? – покраснев от гнева и брызгая слюной, орет сержант.

– Пописать ходил, товарищ сержант! – с наигранным страхом отвечает Саша!

Ну, что после этого скажет "грозный" сержант! Только плюнет в сторону!

Как-то Татьяна Васильевна сдала его в "психушку"! Саша ее изводил, шутил, хохотал, издевался. Она и вызови "скорую". Приехала специальная бригада, он и над ними стал подшучивать. Те вежливо: мол, давай, парень, поехали с нами! Сашу, как Жириновского, понесло. Поехал сдуру, а, как говорится, "коготок увяз, птичке пропасть!" Месяц потом просидел в "Скворечнике", еле-еле его оттуда выковыряли.

Как и женщинами, он всегда был "обвешан" работами. И бегал с одной на другую, везде появляясь на часок и исчезая. Кто видел фильм Отара Иоселиани "Жил певчий дрозд", тот может представить, как бегал Саша. Трудовых книжек у него было не сосчитать, и по всем он умудрялся куда-нибудь устроиться. Он одновременно работал дворником, электриком, сантехником, черт его знает кем ещё! И везде у него были конфликты, разборки, увольнения! В пятьдесят он все-таки закончил какой-то институт, стал инженером по телекоммуникационным системам, но работать по специальности так и не смог.

Перевалив шестидесятилетний рубеж он, заметно успокоился, остепенился,. погрузнел, движения стали медленными. По количеству браков мы с ним уже сравнялись.

– Саша, ты как, по женщинам еще похаживаешь? – Подначиваю я его при встречах.

– Да нет, мне моей Ларочки хватает!

– Да что-то верится с трудом! Я помню, какой ты был ходок!

– Ну, что делать, "укатали Сивку крутые горки", – Со вздохом отвечает он.

И мне, глядя на него, не верится, что это – все тот же Иванофф – дузьем!

Отрывок из повести «Бабушкины сказки»

Придя домой, я сразу же разделся и лег в постель. Мама звала пить чай, но я сказал, что напился у Светы, и улыбнулся. Мурашки пробежали по моему телу. Смакуя мельчайшие подробности наших «занятий», я стал восстанавливать в памяти её образ: он то четко вырисовывался, то рассыпался. За этим занятием меня и сморил Морфей.

Не слишком рано утром меня разбудила мама, у которой сегодня был отгул за прогул, и сообщила:

– Звонила Света! Сказала, что у них заболела какая-то сотрудница и пропадает билет в филармонию на сегодняшний вечер. Там выступает какой-то знаменитый тенор "с разворотом". Если тебе интересно, приходи к Большому залу филармонии к половине восьмого. Она будет тебя там ждать! Света обещала перезвонить. Что ей сказать? Пойдешь?

Я даже подскочил на постели от такой новости. Хотел завопить во всю глотку – ДАААА!!!, но вовремя опомнился, выдержал паузу и, как можно равнодушнее, сказал:

– Ну, наверное, не "с разворотом", а Паваротти (я где-то слышал, что он приехал на гастроли и выступает в филармонии, но не знал, что сегодня). Скажи Свете, что я приду, и погладь мне, пожалуйста, мои черные брюки и белую рубашку. Все-таки не на рынок собираюсь, а в "храм искуств!"

– Может, и Развароти: такая фамилия, и не выговоришь сразу..., не русская, – пробурчала мамаша, удаляясь вглубь квартиры.

Да, Светик, словно мысли мои всю ночь читала! Телепатия какая-то! Ай да молодец! Все-таки мы с ней родственные души! Неспроста мы тонко улавливаем состояние друг друга.

Я еще повалялся в постели, пытаясь угадать, в каком платье придет в филармонию Света? Если я угадаю, это будет еще одним подтверждением общности наших душ! Я стал мысленно перебирать весь Светин гардероб. Нужно было решить (за Свету), оденет ли она платье или брючный костюм? Конечно же, костюм! Её черное бархатное платье подошло бы больше для старинной оперы, а это – концерт. С другой стороны, кто знает, что там намечено по программе у этого "нерусского"? Но, все равно, она придет в костюме, в том самом, темно-голубом. Пиджак великолепно подчеркивает ее талию и грудь, а брюки обтягивают ее попу, но не выпячивают ее. Все гармонично. И, конечно, она обует туфли на каблуках. Ну, не таких высоких, в каких ходят блондинки с ногами "от ушей" , но достаточных, чтобы подтянулся животик. А какие цветы она купит "Разваротту"? Белые розы? Лилии? Каллы? Конечно, Каллы. А мне нужно купить цветы для Светы? Конечно, розы, конечно, белые! Три? Нет, пять! Дорого, но моя заначка позволяет. Интересно, когда ей в последний раз дарили цветы? Наверное, 19 мая, в день рождения Светы и пионерской организации.

Мои раздумья прервал выстрел на Петропавловке. Двенадцать? До встречи еще семь часов тридцать минут. Ну, час на дорогу и покупку цветов, полчаса на сборы. Все равно, остается еще шесть часов! Целых шесть часов, два раза по три, три раза по два. За это время из организма может улетучиться 0.9 промилле алкоголя. Это – 200 граммов водки, выпитой на полный желудок, или 150 граммов, выпитых на пустой. Это полезли знания, которые я почерпнул из лекции какого-то гаишного начальника в школе. Непонятно, зачем он сообщал эти цифры детям, особенно первоклашкам? Вид у него был такой, как будто он сам перед этим выпил водки, и не двести грамм, а три раза по двести и на пустой желудок. Ну вот, пока вспоминал гаишника, пять минут пролетели. Остались пять часов и пятьдесят пять минут. На три уже не делится. Сколько же за это время нужно выпить водки, и сколько это выйдет в промиллях?. Дался мне этот гаишник, вернее, гибэдэдэшник! Ну и аббревиатура! Не аббревиатура, а абракадабра какая-то! Это каким умом нужно было обладать Министру внутренних дел, чтобы придумать такую абракадабру? Чтобы ее произнести, точно надо выпить три раза по 150 на пустой желудок. Ну все, надо встать и сунуть голову под струю с холодной водой не для того, чтобы протрезветь, а чтобы мысли о гибббэээ... покинули мою трезвую голову.

Так и сделал! Ну вот, десять минут как корова языком слизала. Пять сорок пять! Гляди, как в рифму получилось! И ровненько по краям по пять, а в серединке сорок. Прямо "Али -Баба и сорок разбойников", или сорок сороков? Нет, это из другой оперы. Сорок сороков, это – сорок в квадрате, или одна тысяча шестьсот. Это меня бабушка в детстве выдрессировала умножать в уме! Придумал! Надо пойти в районную библиотеку, взять подшивку "Вечерки" и узнать программу концерта, как его бишь – Гиббабаротти! А потом в музыкальной энциклопедии прочитать все, что там есть о композиторах и о самом Паваротти.

– Мам, я в библиотеку пошел, у меня там книги заказаны.

– Хорошо! К трем жду на обед. Опоздаешь – пойдешь на концерт голодный.

На библиотеку ушло два часа с дорогой туда. Обратно я возвращался по набережной Невы, останавливаясь возле каждого рыбака. Редко у кого в ведерке плескалась рыбка величиной с кильку.

– Так, ради интереса ловлю, чтобы навык не угас, – сказал мне один старичок с допотопной удочкой, – коту на корм!

Обедал не спеша, а времени прошло всего ничего – двадцать минут.

– Мам, ты брюки погладила?

– Погладила!

– А рубашку?

– И рубашку! Шнурки только забыла погладить. Щас поглажу!

– Спасибо!

– Спасибо не булькает! Сбегал бы, принес матери пиво. Деньги я дам!

В другой раз нашел бы тысячу причин, чтобы не бежать, а сегодня согласился, лишь бы сократить время ожидания.

Принес маме пиво и стал собираться. Мама осталась довольна и поцеловала меня в щечку. Не буду скрывать, мне это понравилось, и я по-новому посмотрел на нее. Нет, не как на женщину, а как на близкого мне человека. Ведь она меня родила – это раз! Заботится обо мне – это два, готовит, стирает, гладит, убирает – это три!. В общем, если продолжить счет, то пальцев на одной руке точно не хватит! А что я для нее сделал за первые 16 лет своей жизни? Да, практически ничего! Поздравлял с днем рождения и дарил свои сраные рисунки? Давно уже не рисовал, лет эдак пять. Помогал в работе по дому? Давно уже не помогал. Только в детстве убирал игрушки по углам, да и то после сильного скандала. Над третьим пунктом я надолго задумался.

Да, с мамой тоже надо работать, устанавливать дружеские отношения, помогать во всем! И получать при этом удовольствие! Ведь, как мы со Светой установили, что ты другому даешь, то и в ответ получишь, и даже с "довеском"!