Текст книги "Рожденные в раю"

Автор книги: Ник Саган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

ХЭЛЛОУИН

Я просто помешан на мифологии. У меня всегда было полно иллюстрированных книг с мифами и легендами всего мира. В одной из них я нашел потрясающую картинку с изображением суккуба – демона в образе женщины. Суккуб приходит к мужчине во сне и, совокупляясь с ним, крадет у него бессмертную душу. Чудненькое, невинное объяснение, почему во сне изливается семя. На картинке демонесса была изображена как высокая, загорелая, сексуальная женщина с зелеными глазами и с иссиня-черными, длинными вьющимися волосами. Именно так выглядела Пандора, когда я увидел ее под дождем, ей не хватало только рожек, хвоста и крыльев, как у летучей мыши. Правда, она была одета.

Мы вошли в дом, я помог ей снять пальто и еще раз внимательно рассмотрел. В школе она была девчонкой-сорванцом. Когда мы, наконец, попали на свободу, она уже перестала быть подростком, однако никогда не выглядела так привлекательно, как сейчас. Конечно, это мнение нельзя считать непредвзятым, это мнение мужчины, который не видел живой женщины уже два десятка лет. Отсутствие общения может размягчить сердце, но не может заставить меня полюбить человека, которому я не доверяю.

– Ну и разуделал же ты свое жилище, – сказала она, приподнимая брови.

– Нет смысла утруждаться, – ответил я.

Я повел ее через запущенное помещение, которое было бы прибрано, если бы я сам пригласил ее. Вестибюль выглядит так, словно в здание попала бомба. И он мне нравится в таком виде. Обломки напоминают мне о том, что здесь произошло, о том, как я убил своего друга Меркуцио и как он чуть не убил меня. Такие вещи не забываются, их не отгонишь, как назойливую муху.

В лифте мы не смотрели друг на друга. Когда дверь открылась, я жестом предложил ей выйти первой, она так и сделала, избегая смотреть на меня.

Увидев тигра, она замерла.

Я держал его в одном из конференц-залов. В этом помещении армированные стекла, к тому же оно достаточно большое и тигру хватало места. Он поднял голову и посмотрел на нас хищным взглядом, потом отвернулся и снова стал зализывать раненую лапу. Его не останавливает даже горький яблочный сок, которым я смочил повязку.

Пандора посмотрела на меня с тревогой.

– Мне удалось поймать тигра за коготок, – объяснил я ей. – Но теперь он начал рычать, я решил его выпустить. Завтра сниму швы и отправлю его снова в леса.

– Ты подстрелил его?

– Он принял меня за свой обед. Но он слишком красив, чтобы его убивать.

– И сейчас это твой питомец? У тебя домашний тигр?

– Ну и что? А у тебя ручная обезьянка, насколько мне известно.

– И откуда тебе все известно? – спросила она, и в ее голосе я услышал гнев. – Ты за мной шпионишь?

– Сейчас уже нет.

– Тебе рассказывал Маласи?

– Да, много лет, – признался я. – Ты за этим приехала? Хотела узнать, чем я занимаюсь, и не смогла придумать другого способа?

Тут она по-настоящему разозлилась. Она обвиняла меня в том, что я заставил ее маленького друга давать ей ложную информацию, обозвала меня «эмоциональным шантажистом», чем очень меня удивила. Я так и не понял, кого я шантажировал, ее или Маласи.

– Он уже расплатился с тобой за все, – продолжила она. – Игра закончена.

– Мне от тебя ничего не было нужно, только невмешательство в мою жизнь, – отрезал я, – но ты не можешь оставить меня в покое.

– Ах да, твоя драгоценная личная жизнь! Да меня здесь не было целых восемнадцать лет!

– Да, тебя здесь не было, но с первого же года ты делала снимки со спутников. Ты думала, что я не узнаю об этом?

Она покраснела – от стыда, но не от раскаяния. Она была готова ударить меня.

– Я думала, что ты хотел умереть, Хэл.

– И какое тебе до этого дело?

Она с возмущением посмотрела на меня, я отвернулся.

– Послушай, – сказал я, – мы с тобой друзья, и во многом мы таковыми и останемся, но для меня будет лучше, если я не стану о тебе беспокоиться, а тебе будет лучше не беспокоиться обо мне. Вот и все, что я могу сказать по этому поводу.

Она усмехнулась.

– Каждый раз, когда я смотрю на тебя, ты отворачиваешься. Ты знаешь об этом?

– Я свершил свое благое деяние. Две пули в Мерка. Теперь я на пенсии, все остальное я предоставляю вам, – сказал я, глядя ей в глаза и натянуто улыбаясь.

– Да, ты всегда так говоришь. Но ты вмешиваешься в нашу жизнь, и нас это не устраивает.

– Когда это я вмешивался в вашу жизнь? Назови хоть один случай.

– Вчера. Ты взломал систему.

Она была уверена, что я отключил Маласи и разрушил систему безопасности ГВР. И я все понял. Все встало на свои места. Она могла приехать только по двум причинам, и если дело не в романтических переживаниях, значит, дело в другом. Я всегда этого опасался и надеялся на это одновременно.

– Ладно, угомонись, – велел я ей и, убрав с дивана какие-то вещи, предложил присесть. – Расскажи, что я сделал, по-твоему.

– Ты хочешь сказать, что это не ты?

– Просто расскажи, что произошло. История про то, как из Маласи пытались сделать жареный бекон, меня не разволновала: мастерство, с которым это было сделано, производит впечатление, но Мал – слишком ценная программа, чтобы кто-то мог захотеть его смерти, а мне он дорог не меньше моего мичиганского тигра. Зато та часть рассказа, в которой Вашти и Шампань, наконец, открылись в истинном свете как две негодяйки, мне очень понравилась.

– Как приятно это слышать, – ухмыльнулся я, но она отмахнулась от меня обеими руками.

– Это не игрушки!

– Скажи честно, разве эта парочка не заслужила того, что получила?

– Может быть, это верно, но как же их дети? Ты даже не представляешь, что там сейчас происходит. Девочки испуганы, раздражены и растеряны. Они неуправляемы сейчас.

– И у них есть на то причины, – заметил я.

– Может, и так, но ты настроил их против матерей, и в том не было бы ничего страшного, будь они взрослыми, но они еще дети, им нужны родители. Нравится нам или нет, но Ваш и Шам – их единственные родители.

«Да, она права», – подумал я.

– Ну, скажи, что тебе наплевать на них, – выговаривает она. – Тебе безразлично, что с ними будет, что и я тебе безразлична, а будущее тебя и вовсе не интересует. Ты видишь не дальше своего носа. Ты занят лишь собой, своим диким королевством и своими переживаниями.

– Похоже на правду, – согласился я.

– Зачем ты это сделал, Хэл? Что ты хотел этим доказать?

– Последи за Большим Виспером, – подмигнул я ей.

– Большим Виспером?

Я показал на тигра, встал и направился к выходу.

– Куда ты?

– Поискать ответ, – ответил я.

ДЕУС

Ты вырезаешь из дерева нечто, что лишь отдаленно напоминает лебедя, когда он стучится в дверь – ему нужно с тобой поговорить. Ты открываешь, и он что-то такое говорит о честности. Ты делал это или нет? Да или нет? Ты поднимаешь руки: «Это не повторится, господин полицейский», – но ему не смешно.

Ты с радостью сообщаешь ему, кто, что, где и почему, но не говоришь, как, потому что четыре из пяти – это уже перебор. Пусть сам догадается, как. Его больше всего интересует «почему», и это прекрасно, потому что здесь правда на твоей стороне.

Он выслушивает тебя с сочувствием, но с тобой он не согласен.

– Не надо было этого делать, – говорит он. – Посылать подарки – это одно, но перевернуть вверх тормашками всю их жизнь – совсем другое.

– Им это было нужно.

– И?

– И нужно было не только им, – признаешь ты.

– Верно.

– Ты разочарован?

– Я не могу винить тебя за то, что ты хотел помочь, – говорит он, поворачивая твою кепку так, чтобы номер был впереди, – и, по правде говоря, я даже горжусь тобой, ты поставил на место этих мошенниц. Но ты не подумал о последствиях.

– Это не так.

– Ты уделил много внимания нападению и мало обороне.

– Это что, урок игры в шахматы?

– Ты тщательно продумал атаку, но не позаботился о том, как замести следы, – говорит он. – Теперь ты не сможешь скрываться и дальше.

– Этого я и хотел, – произносишь ты.

– Это правда?

Ты энергично киваешь.

– Значит, ты этого хотел. И ты готов?

И снова ты киваешь, ты улыбаешься, и он улыбается тебе в ответ. Он тебя обнимает. Он так давно ждал этого дня, впрочем, столько же, как и ты.

Ты говоришь, что был вынужден нанести удар. Ты должен был показать детям, что ты на их стороне, а теперь, когда все позади, им больше нечего бояться. Ты им понравишься, и тебя примут как друга. Ведь ты избавил их от чудовища! Ты Зевс, царь богов! А Зевс ничего не боится.

– Хочешь познакомиться с Пандорой?

– Почему нет? – Ты пожимаешь плечами. Ты готов взять на себя ответственность, и он гордится тобой.

ПАНДОРА

Хэллоуин долго отсутствует, оставив меня наедине с плотоядным животным, в котором не меньше четырех фунтов веса, между мной и тигром лишь стеклянная перегородка. Наконец он возвращается, и я рада поскорее перейти в деловую часть здания, где вновь оказываюсь лицом к лицу с неприрученным существом, рядом с которым тигр уже не кажется страшным.

– Oi, Pandora. Muito prazer em conhece-la[6]6
  А-а, Пандора. Приятно познакомиться (порт.).


[Закрыть], – здоровается он, не глядя мне в глаза. По-португальски он говорит неплохо, слова не кажутся мне неискренними, но видно, что он репетировал.

– Рада с тобой познакомиться, – отвечаю я.

Передо мной нервный подросток, у него оранжевые волосы и угольно-черные глаза. Физическое сходство просто потрясает. Словно я перенеслась назад во времени и встретила четырнадцатилетнего Хэла. В некотором смысле так оно и есть.

– Это мой сын Деус, – представляет мальчика Хэл.

Я понимаю, что сыном он называет клона.

– Деус, – повторяю я, не зная, что сказать. Волосы у мальчика намного длиннее, чем у отца, почти до самых плеч, лыжная шапочка цвета морской волны натянута на уши, на ней красуется цифра два. Видимо, у Хэла есть такая же, но с цифрой один.

– Я не привык к гостям, – извиняется мальчик, – поэтому могу сделать что-нибудь не так, что может оскорбить вас, или, наоборот, чего-то не сделать. Не хотите ли чего-нибудь выпить?

Он отступает на шаг и показывает на небольшой холодильник.

– Может быть, позже, – отвечаю я.

Я внимательно рассматриваю обстановку в комнате, особенно мне интересны резные деревянные фигурки.

– Он это сделал своими руками, – отмечает Хэл. – У него талант.

Они показывают работы Деуса: шахматы из сосны, черные и фиолетовые фигурки. Черный король – Хэллоуин, его защищает целая армия мороков. Фиолетовая королева – пропавшая подруга Фантазия, она возглавляет армию смайликов. Великолепная работа, в ней чувствуется атмосфера тех игр в войну, которые так любили Хэл, Фан, Мерк и Тай. Но меня больше интересует модель моего транспортного коптера.

– Ах, это. Хотите, я вам ее подарю? – спрашивает Деус.

– И давно ты за мной наблюдаешь?

Он быстро сознается, что следит за мной уже много лет. По всей видимости, это Хэл научил его проникать повсюду: скачивать информацию со спутников, подслушивать переговоры, выходить в ГВР. И это вполне может объяснить все те странности, с которыми я сталкивалась в течение нескольких лет. Отец и сын побеждали в войне разумов, я не могу сдержать свой праведный гнев, правда, направлен он был больше на меня саму: я позволила дурачить себя так долго.

– Вы, конечно, знаете обо мне куда больше, чем я о вас, – говорю я, скрестив руки на груди, словно защищаясь. – Я-то думала, что не представляю для вас интереса.

– Это не то, что вы думаете, – бормочет Деус, разглядывая свои спортивные ботинки. – Это связано со страхом, а не с сексом. Я не любопытная Варвара.

– Что ты имеешь в виду? Какой страх?

Он беспокойно смотрит на Хэла – может, ты за меня объяснишь?

– Он стесняется, – вмешивается Хэл, обнимая мальчика за плечи. – Нервничает. Он хочет встречаться с людьми, но это непросто. Он наблюдал за ними со стороны, чтобы набраться уверенности.

До сих пор меня не очень впечатляет Хэл в роли отца, но я решаю пока молчать об этом, во всяком случае, в присутствии Деуса. Надо же, сын, он создал себе сына. Невероятно.

– Мы не кусаемся, – говорю я.

– Мне кое-что не нравится из того, что вы делаете, – возражает Деус.

– Лично я?

– Вот видите, так и знал, что обижу вас, – говорит он, поворачиваясь к отцу за поддержкой, затем оборачивается в мою сторону, но смотрит при этом не на меня.

– Нет, я говорю в общем. Например, мне не нравится то, что происходит в Германии. Девочек обманывают, дают слишком много лекарств. Разве вам это нравится? – спрашивает он, поднимая взгляд и почти глядя мне в глаза.

– Не совсем.

– Ладно. Чем дольше я наблюдал, тем больше мне хотелось вмешаться. Я не мог отсиживаться в стороне, как он, – Деус кивает в сторону отца, – или как вы. Эти дети – мои ровесники.

– Ты их даже не знаешь.

– На самом деле знаю. Это они меня не знают. – Он улыбается. – Но сейчас я готов с ними встретиться. Теперь, когда я их освободил.

– Не уверен, что «освободил» – подходящее слово, – вздыхает Хэл.

– «Травмировал», наверное, подойдет больше, – замечаю я.

Даже используя приспособления для наблюдения, ни отец, ни сын не смогли составить верное представление ни о Нимфенбурге, ни о том, что там сейчас происходит. У них неполное видение ситуации. Хэл восполняет пробелы своими детскими переживаниями, а Деус, видимо, надуманными фантазиями. По мере того как я рассказываю им, какой хаос он внес в их жизнь своим «освобождением», лицо мальчика становится все взволнованнее.

– Но я же не хотел никому вреда, – говорит он обеспокоенно. – Правда может оказаться болезненной. Мои товарищи… мои сверстники… их доверчивостью злоупотребляли! Нельзя было скрывать от них правду. Вам бы лучше кричать на Вашти, а не на меня.

– А кто здесь кричит?

Никто не кричал, он засовывает руки в карманы и мрачнеет.

– Послушай, – обращается ко мне Хэл, – мы все переживаем за девочек, но, в конце концов, все, что произошло, – это несерьезный взлом сети. Не такое уж это большое дело. Хочешь, я заставлю его все починить в ГВР и помогу тебе укрепить защитную систему? Потом мы вместе займемся Маласи, чтобы ничего подобного с ним не могло повториться.

Подозреваю, что лучшего предложения от него я не дождусь, но на всякий случай молчу. Вдруг он еще что-нибудь предложит.

– Как считаешь, это справедливо? – спрашивает он Деуса.

– Конечно, справедливо, – соглашается мальчик.

– Нам нужно об этом поговорить, – говорю я Хэлу, когда он смотрит на меня, надеясь на мое согласие. Я хочу поговорить с ним с глазу на глаз.

Он понимает меня и что-то говорит Деусу. Повернувшись ко мне, Деус прощается по-португальски, произнося отрепетированные фразы.

– Foi urn prazer conhece-la[7]7
  Было приятно познакомиться (порт.).


[Закрыть].

– Мне тоже, – отвечаю я. – Ate logo[8]8
  До скорого (порт.).


[Закрыть].

Глядя на сына, Хэл гордо улыбается. Он в шутку натягивает шапочку Деусу на глаза, на что тот только смеется. Дверь за нами закрывается.

Мы идем по коридору «Гедехтниса», Хэл предлагает поговорить в конференц-зале, в котором живет его тигр.

– Может, здесь?

– Ты – гнусный лицемер, – возмущаюсь я. Но его так легко не прошибешь, поэтому я добавляю:

– Все эти годы ты был его величеством королем Горы Дерьма. Что случилось с тем человеком, который когда-то говорил мне, что не желает заселять землю заново, потому что ей лучше без нас? Что случилось с последним великим нигилистом?

Его глаза темнеют, в нем просыпается гнев.

– Почему ты не говорил, что у тебя есть сын? – продолжаю я.

– С какой стати я что-то должен тебе говорить? – бросает он, захлопывая дверь.

– Да потому что мы вроде бы друзья! Что такого я сделала, что лишилась твоего доверия?

– Ты запачкалась. Ты спала с собаками, теперь у тебя блохи.

– Это ты про моих «презренных друзей»?

– Нет, – усмехается он, – это я о том, что твои «презренные друзья» сильно тебя изменили. Как я и предполагал. Правда, ты говорила, что этого не случится.

– Ты хочешь, чтобы я просила у тебя прощения за то, что пыталась удержать тебя от самоубийства? Я не стану. Тебе не нравится, что делают Вашти, Исаак и Шампань? Ты считаешь, что я ничего не сделала, чтобы их остановить? А не пошел бы ты… Это грандиозное дело, и мы стараемся изо всех сил. Когда ты решил спрятаться в норе и не помогать нам, ты лишил себя права осуждать!

– И это говорит главная движущая сила.

– Ты совершенно неправ, Хэл, – настаиваю я. – Ты ошибаешься на мой счет.

Он трясет головой, глядя на меня высокомерным, самоуверенным взглядом:

– Я отрезанный ломоть. Если бы у тебя осталось хоть чуть-чуть наблюдательности, ты и сама бы это поняла.

– А если бы у тебя было хоть чуть-чуть… Постой, что это за бред о главной движущей силе?

– Это ты. Вашти – лишь малозначительный инструмент для установки компьютерного червя с подсознательной информацией. Надо бы уточнить, но я думаю, что в аду есть отдельный круг для тех, кто промывает мозги детям.

– Поделись, откуда у тебя такая информация.

– Один из журналов Вашти. Деус нашел.

– И тебе этого достаточно?

– Конечно. Деус теперь – мои глаза. Он следит за вами, за тем, что вы творите, шутники, а у меня есть дела поважнее. Например, забыть все это.

– Все это… – дрожа от негодования, говорю я. – Ты создал себе клона-сына только для этого? Ты хочешь уничтожить свое детство? Сделать вид, что ничего и не было?

– Я не обязан перед тобой отчитываться, – бросает он.

Я резко кидаюсь к нему, он не двигается с места, и теперь нас разделяют лишь несколько дюймов.

– Vai peidar para ver se saem bolinhas[9]9
  Попукайте в воде, чтобы увидеть, выйдут ли пузырьки (порт.).


[Закрыть], – говорю я. – Я никогда не закладывала команды для подсознания. В ГВР распоряжается не Вашти – там распоряжаюсь я.

– А как же ее журнал?

– А что журнал? Ты думаешь, я исполняю все ее желания? – Мне уже хочется ударить его. – Я ей сказала, что сделаю, как она хочет, только чтобы она отвязалась. Это одна видимость. Вот тебе и запись в журнале. Иногда проще соврать, чем спорить с ней. Ведь ты знаешь, как она может достать, если ей что-то приспичит.

Он заявляет, что не верит мне. Не сомневаясь ни минуты, я предлагаю ему проверить мои слова. Он сверлит меня глазами, ищет на моем лице отражение моей отвратительной натуры, а он почему-то считает, что я именно такая. Естественно, никакого подтверждения своим подозрениям он не находит. Через минуту, показавшуюся мне вечностью, я вижу тревогу у него на лице, затем праведное возмущение и, наконец, просто сожаление.

– Если это правда, – говорит он, – я неверно судил о тебе.

– Возможно, – соглашаюсь я, отвешивая ему пощечину.

Он прикладывает ладонь к щеке и непонимающе смотрит на меня. На губах у него светится улыбка, а в следующий миг он уже хохочет. Если бы сейчас я не была так зла и обижена, я бы хохотала вместе с ним. Но я не могу остановиться, я снова пытаюсь ударить его, он хватает меня за запястье, мы боремся, и у меня мелькает мысль, что любовь и ненависть – очень родственные чувства и что в процессе борьбы очень легко перейти к поцелую. Вместо этого он отталкивает меня и принимает защитную стойку.

– Я неверно судил о тебе, – говорит он. – Без всякого, возможно, на то основания.

Приятно слышать такие слова, но я чувствую себя полной идиоткой, я теряю контроль над собой, в любой момент я могу расплакаться. Я опускаю руки и смотрю в пол. Может, если я как следует сконцентрируюсь, я смогу сквозь него провалиться. Что-то в выражении моего лица беспокоит Хэла, он пытается поймать мой взгляд, но я настолько огорчена, что не поднимаю глаз, тогда он говорит:

– Прости меня, Пан. Я очень сожалею. Со мной невозможно общаться, а ты столько лет пыталась. Ты во многом права. Да, я пытался убить прошлое. Когда я вижу тебя, оно возвращается, и я не знаю, что с ним делать.

Когда я слышу это, начинаю плакать, он подходит ко мне, кладет руки на плечи и обнимает, пока я не успокаиваюсь.

– И ты прости меня, – говорю я, когда мы садимся на диванчик. – Как твое лицо?

– Держится на одной ниточке, – невозмутимо отвечает он.

Тогда я рассказываю ему, что он не единственный, кто меня огорчает. На детей Исаака напала злокачественная болезнь. Если ее не остановить, они все погибнут.

– Черная напасть, – вздыхает он, но это не она. В течение многих лет эта угроза нависала над нами, словно грозовая туча: мутировавшая Черная напасть возвращается, чтобы закончить свое черное дело. Мы об этом говорили, строили планы, и мы ее боялись. Впервые это случилось с Гессой, к счастью, в тот раз нам удалось защитить остальных. Но теперь это настоящий штамм-мутант. Но не Черной напасти, АРЧН (Аналептический Ретровирус Черной напасти). Нас подвела лучшая защита от чумы, она развилась в смертельную для человека форму.

– Опиши подробно, – просит он, я выполняю его просьбу, он встревожился куда больше, чем я ожидала, когда я упомянула, что она переносится по воздуху и течет по моим венам.

– Можешь успокоиться, – говорю я.

О чем он беспокоится? Обо мне, о себе или о своем сыне? Если обо всех троих, то в какой степени?

– Я всего лишь носитель. Этот штамм не может повредить ни мне, ни тебе, ни твоему сыну, ни преемникам. Он охотится за слабостями организма. Человеческими слабостями, – добавляю я, но, уже сказав, понимаю, что смысл сказанного выходит далеко за пределы иммунологии, которую я и имела в виду.

– Ты уверена, что он не угрожает нам?

– Ты и сам знаешь. Я не приехала бы сюда, если бы сомневалась. А если бы приехала, то в биокостюме. Во всяком случае, Вашти считает, что симптомы появляются только у людей, а уж в чем она прекрасно разбирается, так это в патологии.

Хэл неохотно кивает, отдавая должное ненавистной Вашти.

– Не повезло Исааку, – замечает он с каким-то неприятным надрывом. – И тебе тоже, – добавляет он, учитывая мое настроение, – ты ведь очень привязана к этим детям.

– Да, привязана, – соглашаюсь я.

– Да, дети, – говорит он. – Дети меняют человека.

Некоторое время он молча смотрит в пространство, размышляет, потом гладит меня по коленке.

– Я хочу ответить на твой вопрос, – говорит он, – только давай сначала выпьем чего-нибудь.

– Какой вопрос?

Он поднимает меня с диванчика и ухмыляется.

– Ты очень хочешь это знать. Почему у меня сын.