Текст книги "Рожденные в раю"

Автор книги: Ник Саган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

ХАДЖИ

Я еще ни разу не делал черного змея. Я всегда раскрашивал их в яркие цвета, чтобы придать своим творениям трепетную магию. Но не в этот раз. Этот змей будет черным, как Черный Камень. Черным, как глаза моего отца.

У меня тревожно на сердце, вот я и занялся змеем, чтобы помедитировать и скоротать свободное время, хотя это почти одно и то же. Я прикрепляю голову жаворонка к орнаменту и представляю самого себя лишь точкой на теле змея, остальное его тело – бесконечное пространство вокруг меня, сама вселенная. Я начинаю ощущать беспредельность этой вселенной, но меня отвлекает мягкий гул авточистилки, озабоченно катящейся по полу. Я заставляю себя смотреть вверх на своего змея, чтобы вернуть это состояние, – ну, пожалуйста, еще раз.

Я вызываю Черный Свет, может быть, впустую, но я все равно стараюсь изо всех сил. Много лет назад отец научил меня, что черный – это цвет просвещения, последний шаг на пути суфия. Мы называем его «фана». Здесь, в черноте, растворяется эго, здесь человек освобождается, чтобы впустить в себя Бога. «Фана» – арабское слово, оно означает уничтожение и угасание. Исчезновение всего, что не есть Бог.

Теперь, пережив страх, что отец дал мне жизнь только затем, чтобы уничтожить меня, чтобы вернуть доктора Джеймса Хёгуси, я стремлюсь к саморазрушению, чтобы познать любовь и мудрость Бога. Я понимаю, что это смешно, но я должен сделать это. Я растерян. Я не чувствую божественного. Я должен пережить все это, чтобы найти ответы и обрести мир.

Пусть этот змей будет змеем Бога, когда змей полетит, Он поднимет в небо и мою душу!

Отец научил меня очень многому, но вот делать змеев я учился по книге. Я обнаружил ее в Египте, в одной из библиотек, которую мы пытались отреставрировать, мне тогда было меньше лет, чем Далиле сейчас. Я помню, как у меня разбежались глаза: передо мной был целый калейдоскоп цветов, книги корешок к корешку. Конечно, мне захотелось ту, что лежала на самой верхней полке, и я не мог до нее дотянуться. Гесса встала на цыпочки и достала ее. Сидя за маленьким столиком, мы вместе читали книгу, и сестра была довольна, что книга пробудила мое воображение. Всякий раз, когда я берусь за изготовление змея, я вспоминаю тот момент невинной радости и трепетного восторга от того, что я могу создать.

– Так и думала, что найду тебя здесь, – слышу я голос.

Это Пенни врывается в мое убежище. В левой руке у нее телефон, правая рука забинтована.

Она нашла меня в часовне святой Марии Магдалины, «места для покаяний» Нимфенбурга, идеально подходящего для уединения и молитвы. Мои тети и кузины почти не пользуются этим гротом, поэтому его не перестраивали. Снаружи кажется, что часовня почти развалилась, но внутри все прекрасно отделано и чисто.

– Ты мне не поможешь? – спрашивает Пенни.

– Честно говоря, я занят, но с удовольствием помогу тебе, если ты можешь чуточку подождать, – отвечаю я.

Она не понимает, усаживается на скамью рядом со мной и начинает говорить:

– Ты делаешь змея, потрясающе, но ты мне нужен прямо сейчас.

– Я пришел сюда потому, что мне нужно тихое место, – начинаю объяснять я, но останавливаюсь: у нее такой несчастный вид. Видимо, она действительно нуждается в моей помощи, причем дело очень важное и срочное. Я откладываю своего черного змея.

– Позвони Пандоре, – просит она.

Она хочет, чтобы я позвонил от ее имени и убедил тетю, что именно Пенни следует дать особое поручение, а не возлюбленной моего брата Нгози Оливии. Это вдвойне неправильно. Во-первых, я уже рекомендовал Пенни Пандоре. Во-вторых, я не имею права судить о заслугах Пенни по сравнению с Оливией. Внутренний мир для меня остается загадкой, а если меня спросят, чей домен мне нравится больше, я без колебаний отвечу – домен Томи.

– Мне плевать, что ты уже звонил ей, – говорит она. – Позвони еще раз.

– И что из этого выйдет?

– Она послушает тебя, Хаджи. Возможно, я ей не нравлюсь, зато к тебе она очень хорошо относится. На это я и рассчитываю.

– Но что еще я могу ей сказать, кроме того, что уже говорил?

– Скажи ей, что Оливия еще не доросла до такого уровня ответственности.

– Откуда мне это знать?

– Потому что она тебя оскорбляла. Она насмехалась над твоей верой. Даже не знаю, она порвала твоего змея – как тебе?

– Ты хочешь, чтобы я что-нибудь наврал?

– Да, наври что-нибудь. Что-нибудь правдоподобное.

Я вздыхаю и смотрю в потолок. На меня с потолка смотрит фреска, изображающая Марию Магдалину.

– Что? Ты не хочешь мне помочь?

– Нет, если при этом требуется врать.

– Но я же не прошу, чтобы ты делал это все время. Просто один разок слегка искази правду, чтобы оказать мне услугу. Просто сделай мне любезность, мне это очень нужно.

– Пенни, ты бьешь в барабан.

Она не знает, что я имею в виду, приходится объяснить.

«Жил да был один юноша, который обожал бить в барабан. Он с радостью лупил в него целый день, не важно, что все окружающие при этом страдали. И что только ни делали его родители, он не желал остановиться. И тогда они обратились к ученому человеку – из тех, кого мы называем суфиями.

Первый суфий пытался урезонить юношу, он говорил, что тот может потерять слух от постоянного барабанного боя. Второй утверждал, что барабан – священный инструмент, на нем следует играть только в особые дни. А третий раздал всем затычки для ушей. Четвертый пытался отвлечь мальчика книгами. Пятый предлагал обучить родителей и соседей жить в этом шуме. Шестой научил юношу медитировать и внушал ему, что барабан лишь плод его воображения. Но ни один из этих людей не был суфием на самом деле, ни одно из предложенных средств не помогло.

И наконец, появился настоящий суфий. Он обдумал сложившуюся ситуацию, сел рядом с мальчиком и вручил ему молоток и долото.

– Как ты думаешь, что находится внутри барабана? – спросил он».

Пенни пристально смотрит на меня и молчит. Покашливает. Хмурится.

– Ты хочешь сказать, что мою проблему легко разрешить?

– Конечно.

– Тогда скажи, – шепчет она.

– Перестань беспокоиться об этом, – говорю я. Она дергает головой, словно я предлагаю нечто чрезмерно трудное.

– Перестань беспокоиться, – повторяю я. – Пусть все идет своим чередом. Не все в нашей жизни сбывается. Лучше постарайся найти другую мечту, раз уж старая подвела.

– Это твой совет? – спрашивает она.

– Возможно, Бог уготовил для тебя нечто иное. Ты станешь ему сопротивляться или примешь с радостью?

– Ты ненавидишь меня? – снова спрашивает она. – Может, в этом все дело?

– Я ни к кому не испытываю ненависти.

– Когда ты смотришь на меня, кого ты видишь перед собой?

Я не знаю, что ответить, и тогда она выплескивает на меня все свои достижения в этой жизни, огромный список своих достоинств, как истинных, так и выдуманных. Несмотря на все это, она самая несчастная девочка на свете. Из всего услышанного я понимаю, что она может совершать добрые поступки, только если кто-то это видит. Мне становится жаль ее, и я пытаюсь взять ее за руку, но она слишком возбуждена и вырывает руку.

– Может деньги? – кричит она. – У меня совсем ничего не осталось, но клянусь, для тебя я что-нибудь добуду.

– Мне не нужны твои деньги.

– Ах так, тогда я знаю, что тебе нужно!

Она скидывает свой блейзер и отбрасывает в сторону. Сняв галстук, она хватается за блузку. Я пытаюсь остановить ее, но она не слушает меня, тогда я закрываю глаза. Она снова и снова повторяет, что знает, чего я хочу. Она говорит все громче и громче, она неистово предлагает мне секс, не испытывая ни малейшего желания.

– Я не желаю участвовать в твоем унижении, – заявляю я и ухожу.

Я слышу, как она в ярости опрокидывает скамейки. Слышу, как откалываются от них щепки. Она плачет. Это не рыдания, а прерывистое, придушенное всхлипывание. Мы ничем не можем помочь друг другу. Я жду, когда у нее пройдет вспышка ярости, и она успокоится. Когда она выходит из часовни, к моему счастью, она снова одета.

– Ты слишком верующий, – говорит она.

Повязка у нее на руке ослабла, и ей приходится затягивать ее зубами.

– Как хорошо быть верующим и воспитанным, когда я теряю все, что у меня было.

Она уходит, а я снова возвращаюсь в часовню, мой змей превратился в лохмотья, она затоптала его так, что теперь не починить.

– Господь снова и снова разбивает нам сердце, пока оно не откроется Ему, – бормочу я.

Я боюсь, что Пенни права. Возможно, я слишком сильно верую. Будь я чуть другим, она бы меня послушала. Если бы я говорил и думал, как она. Возможно, единственный путь достичь просветления – это полностью от него отказаться.

Авточистилка убирает мусор, а я стараюсь успокоиться и собираюсь с мыслями, пытаясь думать только о хорошем. Моя работа уничтожена, но у Шампань найдутся нужные материалы, чтобы сделать нового змея. Только не сейчас. У меня встреча с Томи во Внутреннем мире меньше чем через час. Я не хочу опаздывать.

– Хаджи?

Кто-то соединяется со мной по системе связи, я узнаю голос Маласи.

– Я слышал, ты теперь все знаешь, – говорит он. – Я хочу сказать, знаешь, кто ты, откуда произошел.

– Откуда произошла моя ДНК, – поправляю я.

– Да, так правильнее, – соглашается он. Некоторое время мы говорим о докторе Хёгуси, которому Маласи обязан своей жизнью. Для него источник моей ДНК – не столько программист, сколько патриарх.

– Я похож на него?

– В некотором роде. Мне было любопытно, восхитят ли тебя те же места и события, которые когда-то нравились ему. Но, как я уже сказал, ты лишь отчасти на него похож.

– Ты разочарован?

– Отчасти.

– Ты хотел бы, чтобы я согласился на операцию? Так ты мог бы вернуть своего отца.

– Я был бы счастлив снова увидеть его, – признается он. – Я по нему скучаю. Но никогда в здравом рассудке я не попросил бы тебя соглашаться на это. В конце концов, я найду другой способ вернуть его. Тебе следует посмотреть, над чем мы сейчас работаем с Пандорой. Это потрясающе.

Я хочу расспросить его об этой работе и в этот момент понимаю, что ключ мне мог прислать Маласи. Но зачем?

Он уже опять говорит о Хёгуси. Я жду, когда он закончит мысль, чтобы задать волнующий меня вопрос, но на линии появляются помехи, связь становится хуже и, наконец, прерывается вовсе. Маласи исчезает, не закончив предложения.

Я зову его, но никакого ответа не получаю.

ПЕННИ

Файл 311: Принцесса и печальная история – открыть.

Я составила список. Я не буду называть этот список списком врагов. Это список людей, которые должны пожалеть о том, что они сделали.

Самое трудное в составлении списков – решить, кто будет его возглавлять. Но это и самая захватывающая часть. Пока я не хочу этим заниматься, я просто вписываю имена по алфавиту: Бриджит, Иззи, Лулу, Оливия, Пандора, Слаун, Хаджи. Итого семеро. Я бы сделала девять, вписала бы сюда и мам, но все-таки мне их жаль, ведь они подарили мне жизнь.

Я думала создать таблицу, где каждому я определила бы один из так называемых смертных грехов, но все они грешат несколькими сразу. Пожалуй, будет нечестно обвинить только Оливию в зависти, поскольку мне завидуют все. Безмерная зависть, безмерная гордыня, всем им трудно поднять задницу, чтобы помочь человеку в беде. А ну их к черту! Если они не считают нужным сражаться за меня, пусть посмотрят, каково это – сражаться против меня.

Новое имя в списке – Хаджи. Получить помощь от Хаджи – все равно, что заставить бурундука считать. Или упросить слепого видеть. Или еще лучше: заставить хромого не хромать – он не сможет. Хаджи отнял у меня время и силы дурацким рассказом о том, как я играю на барабане, хотя все знают, что мои оперы выдержаны в традициях барокко, где почти не используются ударные инструменты. Однако хуже всего то, что этот снисходительный идиот вообразил, что этим он мне поможет.

Нет, он не идиот, он робот. Он просто суфий-бот: дернешь за рычажок – и он начинает болтать, нести полнейшую околесицу с самым напыщенным видом, все эти священные поговорки-предсказания. Да уж, знаем мы таких святош. Все – он в списке!

Возможно, следует пойти дальше и наказать дядю Исаака за то, что выпустил в мир эти атавизмы.

Наверное, это хуже, чем религиозная белиберда, которой он их начинил. Ну зачем создавать тепличную версию Homo sapiens, если можно создавать преемников? Замучила тоска по приматам? Чем плох австралопитек? Они хоть могут забавно рычать, добывать огонь, еще что-нибудь. Давайте посмотрим правде в глаза – мои кузены просто воруют кислород. Они отсталый народ, лишь коптят небо. Если бы вдруг объявился маньяк-убийца, никто бы по ним не скучал.

Вот уж по Гессе я точно не скучаю. Забавно – весь год я носила в себе чувство вины, а сейчас мне кажется, что я оказала миру большую услугу. Еще одно достижение, которого никто не оценит.

Я ведь не просто наслала на нее порчу. Я над ней подшутила. Это была всего лишь шалость. Я вовсе и не думала убивать ее, не замышляла убийство, я потирала руки и хихикала от радости. Она достала меня, поэтому я навела на нее порчу, потом еще и подшутила над ней. А она взяла и умерла. От несчастного случая. Точно, от несчастного случая, который несчастным был только для нее, а не для меня.

Она тоже была маленьким суфием-ботом, ничего не воспринимала всерьез, ей все казалось игрой, будто ничего другого и нет. К тому же она была не разлей вода со Слаун. Я точно знаю, со временем она превратилась бы в Бриджит, если бы я ее не остановила. Однажды она шла на завтрак, а моя младшая сестренка Катрина, у которой дурацкая привычка носиться по дому как сумасшедшая, налетела на нее и случайно выбила у Гессы из рук коробку с лекарствами. Таблетки разлетелись, Катрина, правда, извинилась, а Гесса рассмеялась, словно ее это не задело. Нам всем пришлось ползать по черно-белым плиткам на четвереньках и собирать капсулы. Я одну припрятала, просто так. В конце концов, у нее их было много.

Мысль подшутить над Гессой пришла мне только на следующий день. Я крутила в руках дурацкую белую таблетку, как во Внутреннем мире фокусники крутят в пальцах монетки. Я подумала, что пилюля на вид самая обыкновенная. Ничего особенного. Даже не интересно. Тогда я решила заглянуть в медицинский шкафчик. Я рассмотрела все бутылочки и обнаружила слабительное, которое выглядело точно так же, как ее таблетка. Ну как не воспользоваться таким случаем? Когда все ушли кататься на коньках, я стащила ее коробку с лекарствами и подменила. И еще наслала на нее порчу. Я тогда подумала, интересно, так ли ты будешь радоваться жизни, испробовав слабительного.

Однако я не знала, что ее организм настолько хрупок. С точки зрения иммунологии она была не крепче фарфоровой куклы, которую я разбила. За три дня без лекарства у нее появилась не только диарея, но и рвота, жар и все прочее, и Черная напасть воспользовалась этой крошечной брешью. Мне никогда раньше не доводилось видеть больных людей.

Если честно, это страшно. Этого я не хотела.

Правда, я так же не хотела, чтобы меня поймали, поэтому поменяла таблетки местами до того, как Вашти их проверила. Гесса снова начала принимать правильные лекарства, пытались даже давать ей что-то новое, но исправить что-либо уже было невозможно. У нее появилась невосприимчивость к лекарствам, как бывает при тяжелых формах туберкулеза или ВИЧ. Как только Черная напасть ступает на порог, от нее не избавишься.

Прилетел Исаак, он был полон подозрений, и не без основания, но ничего нельзя было доказать. Гессе становилось все хуже, а когда все кончилось, я носила траурную повязку на рукаве, как и все, чтобы никто ничего не заподозрил. Так все и получилось.

Я так давно ношу это в себе, что сейчас, когда написала эти строки, чувствую облегчение. Ведь я ни с кем не могу обсудить этот случай. Они могут не понять, решат, что я виновата, хотя ведь меня никто не предупреждал, что она так уязвима. Можете называть это как хотите: шутка, несчастный случай, трагедия, – я не возражаю, но это не убийство.

Тогда я не собиралась этого делать, но сейчас я понимаю, что еще ни разу в жизни мне так не хотелось кого-нибудь убить. Можете выбирать наугад любого из списка, и я назову дюжину способов, как с ним покончить. И каждая новая смерть будет все увлекательнее. Но знаете, есть одна грустная вещь.

Вряд ли я смогу это сделать.

Во мне для этого чего-то не хватает. Можете мне поверить, я хочу, этим я бы сделала куда приятнее свое окружение. Но каждый раз, когда я пытаюсь настроить себя на соответствующий лад, у меня в голове начинают крутиться какие-то воспоминания и все мешается. Уж как я ненавижу Бриджит и Слаун, просто терпеть не могу, но я вспоминаю, как мы вместе читали, скакали через веревочку, играли в чепуху. Однажды, когда они пытались меня подставить, вмешалась Оливия, она защитила меня, и я не получила штраф. Даже Хаджи однажды рассмешил меня – тогда я победила Томи в Лувре.

Почему я не могу выкинуть эти мысли из головы?

А, хайку-бот?

 
Как мне тяжело.
Но прошлые радости
Поддержат в беде.
 

Ладно, хайку-бот, ты просто их записал.

Сейчас я отправлюсь во Внутренний мир и подумаю, что плохого я могу сделать для Оливии. Даже если мне недостанет смелости убить ее, я смогу превратить ее жизнь в ад. А может, я найду еще один подарок от загадочного друга. Пока что я получила половинку символа инь-янь, половинку медальона в форме сердечка, половинку розы на длинном стебле и половинку игральной карты. Все, что мне теперь нужно, – это вторая половинка плана, как вернуть свою прежнюю жизнь, и я в доле. Пожелайте мне удачи.

Закрыть.

Файл 311: Принцесса и печальная история – заблокировано.

ХАДЖИ

Ожидая встречи с Томи, я получаю сияющий золотом и серебром спрайт от Рашида, это одновременно и вызов, и визитная карточка. Ответив на него, я оказываюсь в домене, который Рашид сделал своим домом. Он лежит на скамье в Сказочной Стране Анкол, в парке отдыха с научно-технической тематикой, для Джакарты он то же, что Эпкот для Флориды. Меня окружают призраки – генерированные компьютером отдыхающие, которые кидаются от одной достопримечательности к другой, гул их голосов иногда перекрывает шорох колес «баджай», трехколесной повозки с моторчиком. Рашид предлагает мне присесть, угощает меня кокосовыми лепешками, чапати из тунца и гаджа. Я выбираю гаджа, потому что ее делают из шоколада, а формой она напоминает ухо слона.

– Она бывала здесь, – говорит он, щурясь от солнца.

Я прикрываю глаза ладонью и осматриваюсь. Я вижу лагуну, сувенирные ларьки, танцевальные клубы. Вдали волны с белыми гребешками рушатся на медового цвета песок. Перед смертью Гесса рассказывала мне, что кто-то из девочек обучал ее серфингу. Возможно, это было как раз здесь.

Рашид кашляет и роняет на дорожку кусочек лепешки. Он хмурится и вытирает рот тыльной стороной ладони.

– С тобой все в порядке?

– Я превосходно себя чувствую, лучше некуда, брат, – говорит он.

Однако его улыбка больше похожа на гримасу. Он протягивает мне пачку пронумерованных открыток. На них – все места, где бывала Гесса. Я быстро просматриваю картинки – красивые, экзотические места, задерживаюсь на тех из них, которые должны были ей особенно понравиться.

– Ты что-нибудь выяснил? – спрашивает он.

– Ничего.

– Ты выглядишь как-то странно, тебя что-то беспокоит?

Я смотрю ему в глаза. Мне так хочется рассказать ему, откуда взялась его ДНК, но сделать это – проявить неуважение к отцу. Я не люблю секретов, но не хочу оскорблять отца.

– Почему ты так странно на меня смотришь? – спрашивает Рашид.

Я пытаюсь дотронуться до его лба. Он отбрасывает мою руку.

– Да, я болен, – признается он.

– Как болен?

– Просто болен. Не говори никому. Иначе они выгонят меня из Внутреннего мира, а я собираюсь провести здесь весь день.

– Почему ты не хочешь отложить это до того времени, когда поправишься?

– Почему бы тебе не заняться своими делами? – огрызается он, снова заходится кашлем и исчезает во вспышке света – он переносится в другой домен.

Я ищу Пандору, но ее нет в сети. Я отправляю для нее сообщение, где пишу, что ей, возможно, следует взглянуть на Рашида. Я не упоминаю про его болезнь.

Перемещаться при помощи открыток очень просто. Я беру верхнюю, прикасаюсь к коду вызова, активирую его кончиками моих виртуальных пальцев. Появляется изумрудно-зеленое окно меню. Легкий толчок, и я оказываюсь в домене. Раздается щелчок кассового аппарата, с моего банковского счета переведены деньги.

Я посетил дюжину доменов в поисках какой-нибудь закономерности, ключа к тому, как умерла моя сестра. Но ничего не обнаруживаю.

Не исключено, что я никогда не узнаю правды. Не на каждый вопрос есть ответ. Могу ли я жить с этим? Могу ли просто смириться?

Когда сердце плачет по утерянному, душа радуется тому, что найдено. И тогда я принимаю решение, что буду чтить память Гессы всей своей жизнью. Начну с подарка для Томи, решаю я. Нужно подарить ей что-нибудь необычное, чтобы она улыбнулась. Мягкая игрушка? Медвежонок панда или кролик в костюме самурая. Когда я открываю свой банковский счет, чтобы посмотреть, сколько я могу потратить, по всему дисплею идет длинный ряд девяток.

Это от Пандоры. Слева от ее имени под заголовком «услуги» написано «свобода». Почему она предоставляет мне полную свободу, я не знаю. Моих денег теперь хватит, чтобы завалить игрушками весь домен. Возможно, это ошибка, но если это доставит радость Томи, я воспользуюсь этой ошибкой с удовольствием.

К сожалению, широта моих возможностей несколько охлаждает мой покупательский пыл. При тех деньгах, которыми я располагаю, выбор слишком велик. Похоже, я могу отправиться, куда захочу, делать все, что угодно, но категорически не знаю, с чего начать.

Томи спасает меня от мыслительной перегрузки. Выясняется, что у нее тоже есть для меня подарок.

– Посмотри, – говорит она и указывает на башенное окно.

Она существенно изменила свой домен. Я вижу замки и армии, храмы и церкви, магазины и жилые дома, все вокруг сияет жизнью и цветами, роскошью и великолепием, достойными императора. На улицах и на полях множество людей, а в небе кружатся воздушные змеи.

– Тебе нравится? – спрашивает она.

– Как ты это сделала?

– Я теперь богата, могу строить, что хочу.

Я изумленно свищу. Она превзошла саму себя.

– Хочешь, запустим змея вместе?

Я потерял дар речи. Она спрашивает меня снова, но я захвачен зрелищем. В небе я улавливаю рисунок, есть что-то знакомое в том, как движутся змеи. Они постепенно принимают образ, который уже есть у меня в голове. Во мне зреет непоколебимая уверенность, дежа-вю, переполняющее меня истинным блаженством. Я вижу рисунок, который я набросал на полу ванной комнаты в Саккаре, я вижу именно его. Словно я одновременно нахожусь и в прошлом, и в настоящем. В тот момент я прекратил свое существование, мое физическое тело растворилось в воздухе, а душа понеслась вверх, к змеям, к точке в узоре, а этот узор – сам Бог.

Мимо меня проносятся миры, время и пространство, изумление и любовь.

Мне уже приходилось переживать моменты высшего осознания, ощущения единства со всей вселенной, но никогда так остро, как в этот раз. Сейчас все вокруг становится мелким. Я начинаю громко смеяться, все мои печали улетучиваются.

Когда миг счастья проходит и я снова поворачиваюсь к Томи, по выражению ее прекрасного, идеально симметричного лица я вижу, что, несмотря на ее замечательную скорость реакции, она не заметила, что со мной что-то происходило. Она не видела, что я летал вместе со змеями. Но это совсем не важно. У меня было религиозное прозрение или я просто сошел с ума, возможно, то и другое вместе. Что бы это ни было, я еще никогда не чувствовал столько жизни внутри себя. Я понимаю: что бы со мной ни случилось в дальнейшем, ничто не сможет отобрать у меня этот чистейший экстаз, который расцвел у меня в душе.